Современная электронная библиотека ModernLib.Net

ОББ-1 (№3) - Тревожный август

ModernLib.Net / Детективы / Хруцкий Эдуард Анатольевич / Тревожный август - Чтение (стр. 4)
Автор: Хруцкий Эдуард Анатольевич
Жанр: Детективы
Серия: ОББ-1

 

 


— Нам нужна гражданка Попова Валентина Сергеевна, — сказал Муравьев.

— Это я, как вы правильно заметили, гражданка Попова В. С.

— Вы разрешите к вам зайти?

— Пожалуйста. Судя по голосу, это вы звонили мне час назад?

— Совершенно верно.

Муравьев улыбнулся, а глаза уже обшаривали прихожую, фиксируя в ней каждую мелочь, каждый предмет.

— Проходите, — хозяйка рукой указала на полуоткрытую дверь в глубине прихожей. — Я одна.

— Если вы не возражаете, то я своего товарища здесь оставлю. У меня к вам, Валентина Сергеевна, дело деликатное.

— Ах, так. А я действительно подумала, что вы из милиции, товарищ майор.

Игорь никогда не был в таком звании. Он именовался оперуполномоченным МУРа и, как работник центрального аппарата, носил две шпалы в милицейских петлицах, то есть то же самое, что и майор РККА. Но ему нравилось, когда его называли воинским званием.

Они вошли в комнату, и Игорь, продолжая начатую игру, улыбаясь самой обворожительной из всех своих улыбок, спросил:

— А вы когда видели Григория Яковлевича?

— Вот что, дорогой товарищ, покажите-ка документы.

Игры не получилось. Муравьев вздохнул и достал удостоверение. Попова прочитала его внимательно, опустилась на диван, показала рукой на кресло, приглашая гостя сесть.

— Непонятно, — в голосе ее Игорь уловил нотки раздражения, — совсем непонятно, такая серьезная организация и такие… мальчишеские шутки. Как понимать прикажете?

— Действительно, нехорошо получилось, — сознался Игорь, — но, я думаю, Валентина Сергеевна, вы меня поймете. Нам очень нужно знать, где Шантрель.

Говоря столь откровенно, Игорь очень рисковал; если Попова действительно связана с Шантрелем, то она немедленно поняла бы, что в угрозыске ничего не знают, и попыталась еще больше запутать следы. Но почему-то Игорь поверил ей. Поверил этой комнате, обставленной просто, но со вкусом, поверил веселым натюрмортам на стенах, а главное — большой фотографии на стене. С портрета смотрел мужчина в форме лейтенанта, серьезно сдвинув густые брови, словно взглядом этим полностью отрицал, что в его доме может произойти что-то нечестное, противозаконное.

— Я видела Шантреля неделю назад, ну дней пять. Я точно не помню, — хозяйка удобнее устроилась на диване. — Он у меня вызывал странное чувство…

— Какое?

— Брезгливости, что ли, и жалости одновременно. Он был какой-то неестественный. Мне говорили, что у него горе, семья пропала без вести, а я этому не верила. У него глаза масленые, всегда противные очень. Я к нему как-то подошла и спрашиваю: вы, мол, в Минском комбинате не знали мою подругу художницу Стасю Шкляревскую? Он говорит: конечно, знал. Я начала с ним о Минске говорить, я там работала, а он ни одной улицы не знает. Потом все за виски хватался: мол, извините, контузия, помню плохо.

— Это очень интересно, то, что вы о Минске рассказываете, — Игорь весь подался вперед. — Ну, а еще что-нибудь?

— Он действительно оказался сволочью?

— Вроде бы. Кончим следствие, точно скажу.

— Так вы скажите, в чем его подозревают, или это нельзя говорить?

— Вам, я думаю, можно. Подозреваем в грязных махинациях с ценностями и продовольствием.

— Это очень похоже. Очень. Он мне несколько раз продукты предлагал. Говорил, что ему, мол, их родственники привозят. А один раз в компанию звал. В апреле. Пойдемте, говорит, пасху праздновать.

— А куда звал, адрес, может быть, помните?

— Говорил, что к друзьям, где-то в районе станции метро «Кировская».

— Да, не слишком точный адрес.

— Знала бы — спросила.

— Я понимаю.

— А вы, кстати, товарища вашего позовите, что ему в коридоре-то сидеть. Я чай сейчас поставлю.

— В другой раз, Валентина Сергеевна. Как-нибудь потом, обязательно, — Игорь встал, надел фуражку. — Ну, извините нас за беспокойство: как говорится, служба.

— Жаль, что не могла толком помочь вам.

— Нет, вы нам с Минском оказали услугу.

— Тогда очень рада.

На улице Белов спросил Игоря:

— Ну как?

— Глухо. Правда, кое-что интересно. Вот, например: Шантрель приехал из Минска, жил там, работал, ценности из Ювелирторга привез, а города не знает. Как ты думаешь, что это означает? Вот и я не знаю.

Они шли по Тверскому бульвару, который, кажется, был таким же, как и до войны. Это было удивительно. Так же на лавочках сидели старики с газетами, старушки что-то вязали, дети играли в траве.

— Я из университета домой по этому бульвару каждый день ходил, — внезапно прервал молчание Белов. — Здесь было все так же, как сейчас. Будто войны и в помине нет.

— К сожалению, есть, — Игорь посмотрел по сторонам. — Вон она, видишь?

Между деревьями, словно глубокий шрам, изгибалась траншея-щель, слегка прикрытая дерном. Чуть подальше была вторая. Да, война добралась и сюда, до этих мирных уголков, до этой тишины, запаха липы, яркой майской листвы.

Данилов

Когда-то давно он читал о том, что человеческая жизнь похожа на полосатый матрас: узкие полосы — удачи, широкие — неприятности. Прочтя эти строки, а был тогда Данилов совсем молодым, шестнадцатилетним реалистом, он наглядно представил мир, расчерченный по этому принципу. Потом, естественно, забыл о прочитанном, но, работая в уголовном розыске, все чаще приходил к выводу, что не так уж не прав оказался тот самый литератор, написавший в журнале «Нива» за 1912 год уголовный роман «Золотая паутина».

Вот и теперь подтверждалось это парадоксальное сравнение. Начав дело Ивановского, они ступили на узкую полосу удачи, совсем узкую. А за ней начиналось широкое пространство безуспешных поисков. Если первые два дня принесли его группе относительный успех, то вот уже почти месяц Данилов и его люди не сдвинулись ни на шаг.

Вспоминая всю цепь удачных совпадений, Иван Александрович еще раз приходил к выводу: чем сложнее дело, тем легче идет оно поначалу. Седьмого мая, что уж тут греха таить, он втайне надеялся раскрыть убийство не позже чем через неделю. И предпосылки для этого были. Во-первых, показания Нестеровой о шофере-наводчике — только было собрались искать его, а он сам в милицию пришел. Потом уже Данилов проверил его показания, все совпадало. Червяков оказался человеком честным, трусливым немного, но честным. Во-вторых, показания самого Червякова, с помощью которых его ребята сразу вышли на Шантреля. И здесь, казалось, все идет как нельзя лучше: имитация кражи на комбинате, квартирная хозяйка — бывшая спекулянтка золотом. В-третьих, арестованные Муштаковым спекулянты опознали в одном из убитых человека, который приходил вместе с Володей Гомельским к ним с «обыском». Столько удачных совпадений — и сразу пустота. Дальше начиналась та самая широкая полоса неудач. За месяц дело не продвинулось ни на шаг.

— Что-то вы долго топчетесь на месте, орденоносная бригада, — сказал на очередном совещании начальник. — У меня это дело вот где, — он похлопал себя ладонью по шее. — Вы, между прочим, по городу бегаете, воздухом дышите, а я перед начальством отдуваюсь. Молчишь, Иван Александрович?

А что Данилов мог ответить? Ничего, совсем ничего.

После совещания начальник попросил его остаться, сел на диван, расстегнул воротник гимнастерки.

— Ну давай вместе помозгуем над этим ребусом. Что же у нас есть?

— Немного.

— Это как смотреть. Есть Шантрель, есть приметы всех четверых, правда, двоих уже можем списать. Какие размеры обмундирования похищены?

Данилов сказал.

— Значит, остались двое: один ростом примерно сто семьдесят пять, а второй — сто шестьдесят пять. Так? Теперь, что дал ГУМ?

— Отпечатки принадлежат убитому, некоему Музыке Станиславу Казимировичу, проходившему по делу о вооруженном нападении на инкассатора в Брестской области. Он к нам в картотеку попал после воссоединения западных областей. До этого, как указано в справке, промышлял контрабандой.

— Подарочек. Непонятно только, почему он там не остался. При немцах ему бы хорошая должность нашлась. Ты обрати внимание. Попова из промкомбината тоже говорит о Минске, и груз Шантрель оттуда доставил, а города не знает.

— Да я уж думал об этом.

— Ну и чего надумал?

— Решил: пусть и Королев голову поломает.

— Передал ему данные?

— Официальное письмо послал. Я к тому, что и Широков с Минском был связан.

— То-то и оно. Папиросы есть?

— Нет, кончились.

— Подожди, я у Осетрова возьму, у него в столе всегда лежат.

Начальник вышел и через минуту вернулся с черной пачкой, на которой золотыми буквами было написано: «Герцеговина Флор».

— Смотри, чем разжился, — засмеялся он.

— Где он их берет? — завистливо поинтересовался Данилов. Он взял одну папиросу, понюхал ароматный табак.

— Тайна. Личная тайна Осетрова. Сам пытался узнать — не говорит. Но вернемся к нашим баранам, — начальник глубоко затянулся, с силой выпустил струю дыма.

— Есть еще Гомельский.

— Между прочим, большая сволочь. Гастролер. Что о нем известно?

— Глухо. Как в воду канул. Его группа Муштакова ищет, весь город перевернули — пока ничего.

— Ладно. Теперь Спиридонова, старушка — божий одуванчик. Как с ней, наблюдение за ее квартирой ведется?

— Круглосуточно, но пока ничего интересного.

— Дай-ка мне акт баллистической экспертизы. Так… Понятно… Так, — начальник внимательно прочитал заключение экспертов.

— Я уже распорядился. Если где-нибудь будет применен наган или ТТ, все данные к нам.

— Только по Москве?

— Нет, по области тоже. Кроме того, есть еще Григорий Яковлевич Шантрель.

— Да, да. Его и Гомельского фотографии и приметы отправлены на все контрольные пункты, всем отделениям. Ориентировки разосланы представителям НКВД и работникам особых отделов. Москву им покинуть практически невозможно, — начальник погасил папиросу, встал, прошелся по кабинету. — Ну, вроде ты все сделал.

— Более того, объявлен всесоюзный розыск, пусть и в тылу посмотрят.

— Вот что, Ваня, твое отделение, как работающее на самом тяжелом участке, решено укомплектовать полностью. Сколько у тебя не хватает людей?

— Семь человек с заместителем.

— Сегодня всех получишь.

— Откуда?

— Из тайных фондов. Замом к тебе идет Парамонов из Сокольнического райотдела.

— Николай?

— Он самый. Доволен?

— Очень.

— А оперативников дадим из числа присланных нам раненых сержантов и командиров и рядовых милиционеров.

— Их же учить надо.

— А где я тебе академиков возьму? В ГКО напишу, верните, мол, нам людей, ушедших на фронт? Вот Парамонов их учить и будет. А ты со своими выделяешься в отдельную группу по ликвидации банды «ювелиров». Так операцию закодируем.

— А как же с рынками?

— Этим Парамонов займется. Ты сейчас все силы брось на ликвидацию этих бандюг. Помни, что дело на контроле у замнаркома. Он мне вчера сам звонил. Безусловно, обстановку понимает, поэтому и приказал для твоей группы выделить «эмку» из наркомовского резерва. Так что давай действуй. Я тебя дергать не буду, но сроку дам до первого сентября.

Данилов мысленно поблагодарил начальника. При такой ситуации это действительно большой срок. Можно было работать не торопясь, без излишней спешки, которая обязательно влечет за собой значительные ошибки. А их немало было за все время работы его, Данилова, в органах.

В тот же день Иван Александрович принимал пополнение. К нему направили четырех милиционеров из конвойного подразделения и трех военных, по состоянию здоровья негодных к службе в действующей армии. Милиционеры оказались людьми знающими, правда, опыта оперативной работы у них не было. А вот с демобилизованными ему просто повезло. Удружил ему Серебровский. Он позвонил Данилову по телефону и сказал:

— За тобой бутылка.

— Это за что же?

— Благодарить будешь всю жизнь, Ваня. Ребят тебе отобрал лучших. Сержант Никитин — бывший оперативник из Тулы, младший лейтенант Ковалев — начальник паспортного стола из Львова, а Ганыкин, лейтенант, юридическую школу окончил и нотариусом работал в Ленинградской области. Одним словом, юрист.

Новость была приятная. Иван Александрович пошел к начальнику и договорился, что Никитина и Ковалева назначит оперуполномоченными, а остальных пока помощниками. Потом вместе с Парамоновым они быстро получили для всех обмундирование, устроили их в общежитие недалеко от управления.

Утром следующего дня Иван Александрович вызвал Полесова, Муравьева и Белова.

— Вот, — сказал он, — прочтите приказ… Всем ясно? Освобождаю вас от всех дел. Передадите их Парамонову. Новички заканчивать будут. Весь сегодняшний день ваш. Помогите новым сотрудникам. Завтра начинаем работу. У меня все. Вопросы есть?

Вопросов не было.

Зазвонил телефон.

— Иван Александрович, к вам из госбезопасности товарищ поднялся, — предупредил дежурный.

Данилов еще трубку не успел положить, как в кабинет вошел Королев.

— У тебя совещание?

— Уже кончил. Идите, товарищи.

— Нет, ты их попроси задержаться. Как я понимаю, это и есть группа по работе над делом «ювелиров». Мое сообщение будет всем небезынтересно.

Королев взял стул и сел к окну, чтобы видеть находящихся в комнате.

— Вот какое дело, товарищи. Показания Поповой очень заинтересовали нас, мы послали своего сотрудника в оперативную партизанскую группу, действующую в районе Минска. В ее составе находилось несколько работников белорусского Ювелирторга. Наш сотрудник предъявил им для опознания фотокарточку Шантреля, ту самую, из его личного дела. Никто его не узнал. Это не Шантрель. Что нам удалось еще установить. Королев достал из планшета блокнот. Старший инкассатор Григорий Яковлевич Шантрель на грузовой машине с охраной выехал из Минска буквально за несколько часов до того, как в город вошли передовые немецкие части.

— Видимо, выехать выехал, — сказал Муравьев, — а в Москву доехал другой.

— Игорь, — Данилов строго поглядел на него.

— Ничего, ничего, — Королев полистал блокнот. — Дальше нами установлено, что дорога на восток в это время была блокирована, правда не надолго, фашистскими диверсантами. Так что выводы делайте сами.

— А вы что предполагаете? — спросил Полесов.

— Я думаю так, Степан Андреевич. Машину с ценностями немцы перехватили, охрану уничтожили, а потом подставили своих, они и довезли золотишко до Москвы. Комбинация почти беспроигрышная: человеку, спасшему большие ценности, поверят, да и документы у них были в полном порядке, переставить карточки — для специалиста дело плевое.

— Думаю, — сказал Данилов, — что если они пожертвовали ценностями, то неспроста посылали к нам этого человека.

— Насчет золота, — Королев усмехнулся, — они были спокойны. Считали, что захватят Москву с налета, так что ценности никуда не денутся. А вот для чего они человека послали, над этим подумать надо, — он показал глазами на оперативников.

Данилов понял и сказал своим:

— Вы свободны, действуйте. О сохранении в тайне услышанного предупреждать, надеюсь, излишне? Идите.

Когда все вышли, Королев, навалясь грудью на стол, тихо сказал:

— Опять, видно, Иван Александрович, вторглись вы в нашу сферу. Я с Сергеевым говорил об этом, он не возражает против совместной работы. Давай договоримся: берешь человека, если что интересное — сразу к нам.

— Боишься, Виктор Кузьмич, что я государственную тайну разглашу?

— Нет, совсем не так. Ни за тебя, ни за твоих ребят я не боюсь. Я боюсь другого. Слышал, как Сергеев говорит: меньше знаешь — больше живешь. Ну ладно, хватит об этом. Я тут материалы смотрел. В допросе Спиридоновой сказано, что этот аферист, как его…

— Гомельский.

— Да, так вот, Гомельский и тот, кто выдавал себя за Шантреля, земляки.

— Точно. По нашим предположениям, они оба из Харькова.

— Вот какое дело, друг мой Данилов, — Королев встал, прошелся по кабинету. — Есть одна комбинация, пока я еще не уточнил ничего, но через два часа полная ясность будет. Приезжай в наркомат к шестнадцати, — капитан, поглядел на часы, — нет, лучше к восемнадцати. Лады?

— Хорошо. Буду.

— Ну тогда я не прощаюсь.


Данилов вышел из управления в семнадцать тридцать. Машину вызывать не стал: от Петровки до площади Дзержинского, где помещался наркомат, было двадцать минут хода.

Погода испортилась, начал накрапывать мелкий дождик. Данилов ускорил шаг, через проходной двор вышел на Неглинную и оттуда быстро направился на Кузнецкий мост.

В управление милиции Данилов заходить не стал. Он позвонил Королеву прямо из бюро пропусков.

— Пришел, — обрадовался капитан, — а я тут кое с кем договорился. Ты жди, я сейчас.

Через несколько минут он спустился по лестнице и повел Данилова длинным переходом в другое здание. Иван Александрович здесь был впервые, поэтому разглядывал все с любопытством.

— Что, любуешься нашим метро? — усмехнулся Королев.

— Солидно сработано.

— Фирма. Это тебе не уголовный розыск.

— Уж это точно.

— Мало почтения в голосе слышу, товарищ Данилов, — Королев засмеялся и показал на дверь. — Нам сюда.

Потом лифт поднял их на четвертый этаж, и они шли длинными коридорами мимо одинаковых дверей с круглыми цифровыми табличками.

— Все, пришли, — Королев толкнул дверь и пропустил Данилова вперед.

Из-за стола навстречу им поднялся лейтенант с зелеными пограничными петлицами.

— Товарищи Королев и Данилов?

— Они самые, — капитан достал удостоверение. Лейтенант бегло взглянул на него и показал рукой на дверь:

— Товарищ полковник вас ждет.

В небольшом кабинете, одну стену которого целиком занимала завешенная шторкой карта, за столом сидел полковник погранвойск.

— Товарищ полковник, капитан госбезопасности Королев и начальник отделения Московского уголовного розыска Данилов, — доложил Королев.

— Мне звонили о вас, садитесь. Я дал команду узнать, есть ли в районе действия партизанской группы интересующий вас человек.

Полковник нажал кнопку. В дверях появился адъютант.

— Никитина ко мне.

«А порядок у них железный», — подумал Данилов. Он не успел спросить у Королева, к кому и зачем они идут, и поэтому чувствовал себя не в своей тарелке. А спрашивать у Королева именно сейчас было совсем неудобно: что подумает о нем полковник-пограничник. Видимо, этот отдел имел какое-то отношение к партизанским отрядам.

Данилов решил пока ждать.

— Разрешите.

В кабинет вошел майор с такими же зелеными петлицами.

— Ну, что у вас, Никитин?

— Мы связались по радио и получили ответ. Пономарев, начальник уголовного розыска Харькова, действительно находится в указанном вами соединении.

— Спасибо. Можете идти. Ну вот, товарищи, интересующий вас человек нашелся.

— Товарищ полковник, — Королев мельком взглянул на Данилова, и Иван Александрович увидел сразу повеселевшие глаза капитана. — Товарищ полковник, нам надо послать туда своего человека.

— Ну что ж. На этот счет также есть распоряжение замнаркома. Кто полетит? Кто-нибудь из ваших сотрудников?

— Нет, мои, к сожалению, все заняты. Придется послать кого-нибудь из наших коллег, — Королев кивнул в сторону Данилова.

— Прекрасно. Поторопитесь. Он должен быть у меня к двадцати одному часу.

Только теперь Данилов понял все до конца. Пономарев был тем самым человеком, о котором говорил Муштаков. Надо лететь к нему и показать фотографию того, кто выдал себя за Шантреля.

В коридоре Королев сказал:

— Знаешь, где мы были? У начальника штаба ОМСБОН[1] полковника Крылова.

Данилов присвистнул.

— Так-то. Видишь, как я все организовал. Теперь лови знай своих бандитов. Кто полетит?

— Я сам.

— Нет, брат, так не выйдет. Ты операцией руководишь, у тебя в руках все нити. Не выйдет.

— А жаль. Я на самолете ни разу в жизни не летал.

— Ничего, успеешь. Кончится война, возьмешь билет — и в Крым, с комфортом. Так кто полетит?

— Думаю, Муравьев.

— Это тот, молодой, с двумя шпалами?

— Тот самый.

— Вроде боевой парень. Не подведет?

— А чего сложного? На самолете туда и обратно да карточку Пономареву показать. Всего страху-то на сутки, — улыбаясь, сказал Данилов.

— Это точно. Дело пустячное. Рейс Москва — Великие Луки с посадкой в живописных местах, — в тон ему ответил Королев. Но тут же лицо его стало строгим. — Все может случиться, Иван Александрович, ведь в тыл летит.

— Я за него ручаюсь, Виктор Кузьмич, а если моего слова мало, то возьми у нас в парткоме рекомендацию, которую я вчера ему подписал. Для вступления в партию, между прочим.

Муравьев

Минут через сорок машина остановилась. По лобовому стеклу неожиданно скользнул узкий луч света.

— Документы! — скомандовал кто-то невидимый в темноте.

Полковник Крылов, сидевший на переднем сиденье, протянул бумаги. Часовой внимательно просмотрел их, потом передал кому-то. Наконец, раздался голос:

— Пропустить!

Со скрипом распахнулись металлические ворота. «Наверное, приехали на аэродром», — понял Игорь.

Еще минут десять машина шла в кромешной темноте. Муравьев из-за спины Крылова, напрягая зрение, пытался разобрать что-нибудь впереди. Сначала ничего не было видно, но потом привыкшие к темноте глаза начали различать большой предмет, лежащий на земле. Он пытался понять, что это такое, но так и не понял.

Машина остановилась.

— Приехали, — обернувшись, сказал Крылов.

Игорь вышел на летное поле, направился за полковником. Постепенно контуры неизвестного предмета стали более четкими, и Муравьев понял, что это самолет. Вот только какой, он не знал.

К Крылову подошел военный и доложил, что все в порядке.

— Вот тот самый человек, которого приказано доставить в отряд, — сказал Крылов. — Подойдите, товарищ Муравьев.

Военный, поздоровавшись с Игорем, пробормотал фамилию.

— Скорее идите к трапу.

— Спасибо, товарищ полковник, — Игорь шагнул к Крылову.

— Не стоит, мы же одно дело делаем, — он крепко пожал руку Игорю. — Помните, если что случится, действуйте по обстановке, не забывайте о звании чекиста.

— Я все сделаю, — голос Муравьева сорвался от волнения.

— А вот волноваться не надо, это же наша работа. Ну, счастливого полета, — полковник легонько подтолкнул Игоря к машине.

У трапа его кто-то услужливо подсадил.

— Осторожнее, осторожнее, — предупредил чей-то голос.

Игорь, оступившись, шагнул в черный проем двери. В салоне пахло бензином, нагретым металлом и еще чем-то непонятным. Он сделал несколько шагов по покатому полу. Впереди в темноте светились приборы. «Кабина», — понял Игорь. Он вдруг больно ударился коленом о какой-то острый выступ, почти упал на узкое металлическое сиденье у борта.

Колено заныло, и Игорь невесело подумал, что в такой ситуации ему только ногу сломать не хватает.

Постепенно он освоился с темнотой и понял, что кроме него здесь есть еще люди.

Загрохотал пол под чьими-то тяжелыми шагами, с лязгом закрылась дверь. Потом взревел мотор, и машина, чуть подпрыгивая, покатилась по полю.

Сразу же вспыхнула маленькая лампочка над дверью кабины пилотов, и Игорь увидел, что у противоположного борта сидят три человека в комбинезонах и летных шлемах. В салон вышел стрелок. Пройдя в хвост самолета, он занял место у турельного пулемета.

— Кто хочет, может курить, — бросил он на ходу.

Игорь достал папиросы, протянул пачку своим спутникам. Они молча взяли и так же молча закурили. Видимо, разговаривать никому не хотелось. Прислонившись к борту, Муравьев весь отдался новому ощущению — ощущению полета.

Несколько часов назад в управление приехал Данилов и, вызвав его в свой кабинет, сказал:

— Собирайся, полетишь к партизанам.

Он сразу не поверил. Начальнику отделения пришлось несколько раз подряд повторить эту фразу, пока смысл ее дошел до Игоря.

На инструктаж и сборы ушло около часа. Муравьев спорол с гимнастерки петлицы, отвинтил орден, вместо милицейского герба прикрепил к фуражке звезду. В одном он слукавил. Свое муровское удостоверение не оставил в сейфе, а взял с собой. На всякий случай. Кроме того, в полевую сумку он сунул пять снаряженных обойм к ТТ. Всего получилось семь. И потом, через день, понял, как был прав, запасаясь лишними патронами.

Муравьев не чувствовал, сколько прошло времени. Дремотное состояние охватывало его. Постепенно гул двигателей начал затихать. Спало возбуждение первых часов, и стали сказываться бессонные ночи.

Он, кажется, уже спал, когда вдруг услышал чей-то резкий голос:

— Заходим на костры! Приготовить оружие!

Игорь открыл глаза и расстегнул кобуру.

— Слышь, друг, помоги снять, — воздушный стрелок возился с пулеметом.

— А зачем? — поинтересовался Игорь.

— На посадку заходим, мало ли что… Вот так, спасибо.

Вдвоем они установили тяжелый ШКАС, развернули его пламегасителем к дверям.

— Ну, — стрелок улыбнулся, — пронеси господь.

Самолет, подпрыгивая, побежал по земле. Моторы заглохли, и сразу же наступила томительная тишина. Игорь достал пистолет, напряг слух. Дверь кабины распахнулась.

— Порядок, ребята, прибыли.

В темноте остро пахло какой-то пряной травой, где-то невдалеке плескалась вода. И это показалось Муравьеву слишком мирным и спокойным, точно таким же, как прошлым летом на даче в Раздорах, когда они с Инной вечерами ходили гулять к Москве-реке.

Вокруг закипела работа. Кто разгружал самолет, кто подтаскивал свежесрубленные деревья и складывал их рядом с машиной, готовясь, видимо, замаскировать ее на день.

Только один он стоял как бы в стороне и был совершенно чужим для этих людей.

— Эй, летуны, — раздался чей-то веселый голос, — кто из ваших пассажиров Муравьев?

— А ты их сам спроси, — ответили недовольно. — Наше дело кучерское — вези, а ваше — документы проверять.

— Муравьев я! — крикнул Игорь.

— А… Коллега. Привет, привет московским сыскорям, — навстречу Игорю шагнул высокий человек в милицейской форме. Он крепко пожал протянутую руку.

— Пойдем. Тебя как зовут?

— Игорь.

— А меня Пономарев, Борис, между прочим. Пошли ко мне, там поговорим, и отдохнуть с дороги я тебя устрою.

Они пересекли поляну и свернули на еле приметную тропинку. Шли минут десять.

— Прибыли. Заходи.

Игорь увидел землянку, прямо на ее накате росли березки. Они спустились вниз по обшитым досками ступенькам.

— Подожди, — предупредил Пономарев, — здесь у нас тесновато, я сейчас свет зажгу.

Над потолком вспыхнула автомобильная фара.

— Для тебя, столичного гостя, иллюминация. Вы-то, наверное, в Москве думаете, что мы, как кроты, в щелях сидим. А у нас, видишь, электричество.

Игорь огляделся. Землянка была довольно просторной: две койки, стол посередине, сейф в углу, на стене портреты Ленина, Сталина и Дзержинского, под ними висели автоматы.

Игорь присел к столу, расстегнул полевую сумку, достал фотокарточки и бланки протокола.

— Та-ак, — протянул Пономарев, — я смотрю, дело серьезное. Значит, по всей форме допрашивать будут.

Он сел напротив. И только теперь Муравьев смог как следует разглядеть его. Скуластое лицо с крепким носом, белобрысая челка, спадающая на брови.

— Я являюсь оперативным уполномоченным одного из отделений Московского уголовного розыска, — сказал Игорь и достал из кармана удостоверение.

Пономарев взял его, внимательно поглядел и протянул обратно.

— Слушаю вас.

Голос его стал строгим, официальным.

— Товарищ Пономарев, Борис Алексеевич, я обязан допросить вас в качестве свидетеля и предъявить вам для опознания следующие фотографии.

Муравьев разложил на столе три фотокарточки, на одной из которых под номером два был изображен тот, кто проходил по делу под фамилией Шантрель.

Пономарев аккуратно, один за другим, брал снимки и очень внимательно рассматривал их, близко поднося к свету.

«Неужели не узнает, — подумал с тревогой Игорь. Ну узнай его, узнай, пожалуйста».

— Пиши. — Пономарев положил карточки на стол. Глаза его смотрели так же спокойно, в лице ничего не дрогнуло.

«Мимо», — похолодел внутренне Муравьев. И пока он заполнял официальные данные, на душе у него было скверно. Пономарев же ровным, бесстрастным голосом диктовал:

— На фотографии под номером два мною опознан…

Он посмотрел на Игоря, чуть заметно усмехнулся краешком рта:

— Ну, что ты на меня уставился? Пиши. Итак, мною опознан особо опасный преступник Генрих Карлович Гоппе, 1899 года рождения, уроженец Харьковской области, из немецких колонистов. Социальное положение — сын крупного землевладельца. В 1925 году вступил в открытую борьбу с Советской властью. Находился в банде Смурого, после ее ликвидации из нескольких ушедших бандитов организовал группу, которая совершала вооруженные налеты на ювелирные мастерские в Харькове, Одессе, Киеве. Дважды судим. Последний раз, в 1940 году, приговорен заочно к смертной казни. Из-под стражи бежал. Так… Что еще?.. Да, фамилию немецкую Гоппе изменил в 1930 году. Стал Гоппа Геннадий Кузьмич. Впрочем, фамилий у него было много. В наркомате его дело есть, там и поглядите. Все, что ли?

Пономарев улыбнулся и стал прежним веселым и радушным хозяином:

— Ну, давай подпишу.

— Прочти, — Муравьев пододвинул бумагу.

— Ладно, верю. Слушай, да на тебе лица нет.

— Месяц твоего Гоппе ловим. Он у тебя сбежал, а мы ловим.

— Так давай меняться. Ты здесь оставайся, а я в Москву Генриха Карловича ловить поеду.

— Нет уж, каждому свое.

— Это точно. Но я тебе, Игорь, не завидую. Нет, не завидую, — повторил Пономарев. — Я эту сволочь Гоппе распрекрасно знаю. Я еще опером совсем молодым был в Киеве, брали его на Подоле, ушел он тогда, а плечо мне продырявил. Ты учти, он стреляет как бог.

— Что-то я в тире богов не встречал.

— Ну ладно, как снайпер. В общем, с ним надо чуть что и…— Пономарев щелкнул пальцами. — Понял? Ну, ложись поспи. У тебя целый день в запасе. Отоспись малость.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12