Огненное прикосновение

Энни видела, как расширялись его зрачки. На какое-то мгновение ей показалось, что Рейф собирается ответить отказом. Опустив руки ей на плечи, он мягко уложил ее на смятые одеяла. Сердце ее колотилось с такой силой, что трудно было дышать. Несмотря на то что она дала ему разрешение, в сущности, попросила его это сделать, Энни обнаружила, что ей нелегко отказаться от контроля над своим телом. Более того, она предвидела, что ее ожидают, по меньшей мере, неприятные ощущения, и не была готова с радостью встретить эту боль.

Рейф увидел се напряженное, бледное лицо, но не мог ничего поделать. С того мгновения, как Энни произнесла эти слова, стремление обладать ею не оставляло его. Он ощущал, как по телу разлилось болезненное напряжение. Привычного самообладания во время любовных игр, которое было для него само собой разумеющимся, будто и не существовало вовсе.

Заставив себя сосредоточиться на том, чтобы не срывать с нее одежду, Рейф больше ни о чем думать не мог. Не все сразу. Он сосредотачивался по очереди на каждой пуговке ее блузки, на поясе юбки, на тесемках нижнего белья.

К тому моменту, как он раздел Энни до панталон и белых хлопчатобумажных чулок, его руки тряслись и он едва удерживался от громкого стона. Рейф снял с нее панталоны, и у него все же вырвался низкий, животный стон. Ее худенькое тело было таким нежным и белым, груди такими красивыми и округлыми, что он едва мог это вынести. Стройные бедра уходили вверх, сходясь у аккуратного холмика светло-коричневых волос. Он встал и сбросил с себя одежду, не отрывая ни на секунду глаз от вершины ее плотно сжатых ног.

Рейф понимал, что хотя Энни его сама попросила об этом, она испытывает страх, поскольку раньше никогда этого не делала, но у него не было ни слов, ни терпения, чтобы успокоить девушку. Он разжал ее колени и лег сверху, широко раздвинув ее ноги своими мускулистыми бедрами. Тонкий, испуганный крик вырвался у нее, когда она почувствовала неотвратимую его близость.

Рейф чувствовал, как Энни дрожит под ним. Ему стоило большого усилия, боли и пота удержаться от того, чтобы не ворваться в нее, но он сдержался. Он прикоснулся к ее подбородку, и полные страха черные глаза встретились с его взглядом.

– Будет больно, – произнес Рейф.

– Я знаю. – Голос ее был не более чем тонкой паутинкой звука.

– Я не смогу остановиться.

Энни понимала это, чувствуя напряженное отчаяние его тела.

– Я... я не хочу, чтобы ты останавливался.

Он погибал, тонул, последняя сдерживающая его ниточка порвалась. Ее чудесная, горячая энергия вливалась в него, струилась по их обнаженным телам, и он не мог думать, не мог говорить. Ему показалось, что он услышал, как она позвала: «Рейф!», но в его ушах стоял рев, нарастающий со страшной силой, заглушающий все остальное, и он не был уверен, что действительно слышал ее. Рейфа охватила примитивная жажда обладания, жажда отметить ее клеймом своей плоти. Он больше не мог ждать ни секунды. Он протянул руку и раздвинул нежные складки между ее ногами, затем начал протискиваться внутрь ее тела. Он чувствовал сопротивление ее тесного девственного прохода, когда начал растягивать его, ощутил, как хрупкая преграда ее девственности поддалась его напору, а затем он оказался глубоко в ней и наслаждение было таким острым и странно чудесным, как он и предполагал.

Рейф подсунул ладони под ее ягодицы и приподнял, начиная двигаться в ней. Это оказалось очень трудным, потому что лоно было таким узеньким, а ее плоть сопротивлялась ему. Он стиснул зубы. О, черт! Это кончится слишком быстро, но был не в силах остановиться. В пояснице у него защекотало, по телу пробежала мощная судорога, и Рейф выгнул спину с гортанным криком, изливая в нее струю семени, а потом распростерся на ней, обессиленный и опустошенный, не в состоянии пошевелиться.

Возможно, он тотчас же соскользнул в дремоту от усталости, а возможно, сознание его затуманилось, но реальность потеряла четкие очертания. Он остро ощущал Энни, ее женский аромат, кожу, форму ее нежного тела под ним, но все остальное вокруг потеряло ясность и значение. В конце концов Рейф понял, что придавил ее, что слабые конвульсивные движения ее грудной клетки означали попытку вдохнуть воздух, и ему с трудом удалось перенести тяжесть своего тела на локти. Пот заливал глаза, жег их, и, услышав треск горящих поленьев в очаге, он ощутил их жар на обнаженной коже. И еще он увидел отчаяние и боль, отражавшиеся в глазах Энни, которые, не мигая, смотрели в потолок.

Не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять, что он причинил ей боль и что Энни будет сопротивляться повторению этого опыта. Рейф с сожалением осторожно покинул ее тело, прошептав что-то утешительное, но она, по-видимому, его не слышала. Будучи девственницей, Энни понятия не имела об удовольствии, которое могла от этого получить, но он-то, слава Богу, был гораздо опытнее и знал, как переубедить ее и дать ей наслаждение.

Когда он мылся, то увидел кровь Энни на своем теле, и сердце его сжалось от боли. Проклятие, почему он не владел собой лучше?! Он никогда раньше не испытывал такого возбуждения, такого безумия, что не мог остановиться. Это смущало его, и в то же время сердце его бешено билось в груди от волнения. Ему уже не терпелось снова овладеть ею, ощутить блаженство жара, зажигающего все его тело. Он снова смо.чил кусок ткани, вернулся к ней и опустился рядом на одно колено.

Энни вздрогнула, когда Рейф вышел из нее: отчасти она была благодарна, что это закончилось, но в то же время ей хотелось кричать и бить его кулаками. Она чувствовала себя разбитой и слишком слабой, чтобы пошевелиться. Потайное местечко между ног пульсировало от боли, и внутри тоже все болело. Ей не хотелось, чтобы он когда-либо еще прикасался к ней.

Значит, обещание физического наслаждения было всего лишь химерой, предназначенной природой для того, чтобы вовлечь женщину в процесс спаривания? Энни ощущала себя обманутой, ей было стыдно. Наверное, ей уже никогда не забыть испытанного потрясения от наготы как его, так и своей собственной, от того, как все ее тело содрогнулось, когда она почувствовала его, неумолимо входящим в нее. Боль была острой, терзающей глубоко внутри, и ощущение от его вторжение было почти невыносимым. И все же она не пыталась оттолкнуть Рейфа, потому что он предупредил ее, что не сможет остановиться: какое-то глубинное чувство достоинства заставило ее вынести все молча, сжав зубы от боли и судорожно вцепившись пальцами в одеяло.

Энни почувствовала его руки на своих ногах и инстинктивно сомкнула колени, защищаясь от следующего вторжения.

– Я только собираюсь вытереть тебя, детка, – успокоил ее Рейф. – Ну же, дорогая, позволь мне позаботиться о тебе.

Она прикусила губы, странно встревоженная какой-то новой ноткой в его голосе. Его «дорогая» прозвучало с более явным южным акцентом, чем обычно, и в нем слышались интонации собственника, которых раньше не было.

Сильные руки разжали ей ноги, и Энни попыталась вскочить, вспыхнув от стыда, что совершенно открыта его взгляду. Увидев струйки крови и семени на своих бедрах, она подумала, что сейчас умрет от унижения.

– Я сама, – хрипло произнесла Энни, потянувшись за тканью.

Он взял ее за плечи и заставил лечь обратно на одеяла.

– Лежи спокойно. Это единственный случай, док, в котором я разбираюсь лучше тебя.

Она зажмурилась, смирившись с тем, что придется терпеть дальше. Он развел ее ноги и осторожно, но тщательно вымыл между ними.

– У тебя есть скользкая ильмовая мазь?

Г лаза Энни быстро раскрылись, когда она услышала, как Рейф открыл ее медицинскую сумку и стал рыться в ней.

– Что?

– Скользкая ильмовая мазь. Мы ее применяли во время войны, – сказал он.

Энни пришлось сдержаться, чтобы не оттолкнуть его руки от ее драгоценной сумки.

– В темно-синей баночке, на дне сумки, в правом углу.

Он достал маленькую баночку, открыл ее и понюхал.

– Это она.

Окунул в нее палец и набрал хорошую порцию. Прежде чем она поняла, что Рейф собирается сделать, его рука скользнула между ее ног, а палец – в болезненно чувствительный проход. Он легко вошел туда благодаря скользкой мази. Тело ее дернулось, Энни схватила его обеими руками за запястье, пытаясь оттолкнуть. Лицо ее пылало от стыда.

– Полегче, – пробормотал Рейф, не обращая внимания на ее бесполезные усилия. Он обнял ее другой рукой и прижал к себе, а палец тем временем глубоко погрузился в нежное тело. – Перестань сопротивляться, детка, – ты же знаешь, от этого тебе станет легче.

Энни знала, но не желала принимать его внимание и заботу. Она никогда раньше не была мелочной, но теперь чувствовала себя именно такой, и ей очень не хотелось отказываться от своей обиды.

Наконец Рейф вынул руку, опустил Энни на постель и накрыл одеялом. Она со всхлипом вздохнула от облегчения, что ее нагота прикрыта, и закрыла глаза, чтобы не смотреть, как он ходит по хижине. Почему он что-нибудь не наденет? – гневно подумала она, и ей захотелось самой одеться. Только мысль о том, что придется покинуть укрытие под одеялом, заставила ее остаться на месте.

Когда Рейф забрался к ней под одеяло, Энни замерла, но не выразила своего протеста вслух. Единственное, что они могли сделать, – это завернуться по отдельности в одеяла, но тогда им не было бы так тепло. Вспомнив, насколько холодно было снаружи, Энни поняла, что к утру хижина выстудится и им понадобится все тепло, которое только можно сохранить. Однако ей это все равно не нравилось.

Рейф положил руку ей под голову и повернул к себе лицом. Энни сопротивлялась, отталкивая его руками. Он потерся губами о ее волосы:

– Тебе сейчас хочется меня ударить?

Она с трудом сглотнула.

– Да.

– Тебе будет лучше, если ты это сделаешь?

Она подумала и наконец сказала:

– Нет. Мне просто хочется, чтобы ты оставил меня в покое.

Отчаяние в ее голосе заставило слегка сжаться его сердце, хоть он и знал, как поправить дело.

– Больше так больно не будет, дорогая.

Энни не ответила, и Рейф неожиданно интуитивно понял, о чем она думает: больше она не рискнет, для нее первый раз был последним. Очень нежно, потому что именно нежность была ей сейчас необходима, он взял ее за подбородок, приподнял лицо, и его поцелуй на ее губах был таким же легким, как дуновение ветерка.

– Прости, – прошептал Рейф. – Мне следовало действовать намного медленнее, но я потерял над собой контроль.

Ему следовало иметь большее самообладание, но он с самого начала понял, что заниматься любовью с Энни – это совсем не то что с другими женщинами. Она непохожа на других. Рейф никак не смог бы объяснить ей это, не показавшись сумасшедшим, потому что готов был поклясться, что ей ничего не известно о странном горячем наслаждении, которое доставляют ее прикосновения. Когда он вошел в нее, ощущение было настолько сильным, что ему показалось – все его тело сейчас взорвется. При одном только воспоминании об этом он ощутил нарастающее возбуждение.

– И я тоже, – вяло ответила Энни. – Я потеряла контроль над своим здравым смыслом.

– Энни, дорогая, – начал Рейф и остановился, потому что не смог найти слов, которые утешили бы ее. Она испытала и боль, и разочарование; он пока не мог убедить ее, что в следующий раз такой боли не будет, однако пора было позаботиться о том, чтобы развеять разочарование, не пытаясь сначала утешить ее.

Рейф снова поцеловал ее по-прежнему нежным, мягким прикосновением. Она не разжала губ, но он пока этого и не ждал: он не собирался силой вызвать ответную ласку. Он целовал Энни еще и еще, ее губы, щеки, виски, глаза, нежную ямку под подбородком. Он шептал ей, как она красива, как он любит распускать ее волосы, какая у нее шелковистая кожа. Она невольно прислушивалась, и он чувствовал, как напряжение покидает ее тело.

Очень нежно Рейф положил руку ей на грудь и стал поглаживать ее медленными, гипнотическими движениями. Энни снова напряглась, но он продолжал отвлекать ее нежными поцелуями и любовным шепотом, пока ее тело в его объятиях опять не расслабилось. Только тогда он начал водить своим огрубевшим большим пальцем вокруг ее восхитительно маленького соска, чувствуя, как он моментально напрягся и выпятился вперед. Энни, задрожав, замерла в кольце его рук. Испугалась, – подумал Рейф, – или почувствовала первую волну возбуждения? Он ласкал шелковистую выпуклость, затем рука его скользнула ко второй груди и ласкала до тех пор, пока та не созрела до такой же упругости. Энни все еще лежала почти неподвижно, но дыхание ее изменилось, превратилось в быстрые, беззвучные всхлипы.

Теперь Рейф прижался губами к ее рту с чувственной решимостью, и после секундного колебания Энни уступила. Ее губы мягко раскрылись и позволили ему войти. Он стал наносить легкие ласкающие удары языком, которые постепенно проникали все глубже, пока он не овладел ее ртом, не слился с ней в глубоких, возбуждающих желание поцелуях, необходимых им обоим. Его собственное дыхание сделалось прерывистым, но Рейф сумел обуздать себя. Чего бы это ему ни стоило, этот раз принадлежал только ей. Внезапно он почувствовал страх, что, если не сумеет открыть Энни этого наслаждения, она, вероятно, навсегда отвернется от него, а этого он бы не вынес.

Перемены в Энни были едва заметными, но восхитительными: ее тело стало податливым, кожа стала теплее и увлажнилась. Сердце громко стучало под его рукой, которая продолжала поглаживать ее груди. Соски перекатывались под его пальцами как спелые ягоды. Вдруг Рейфа охватила жажда ощутить ее вкус, втянуть сосок глубоко в рот. Ему хотелось всех любовных игр, которые только возможны между мужчиной и его женщиной. А она – его женщина, яростно подумал он. Каждый дюйм ее нежного тела принадлежит ему.

Руки Энни обвились вокруг его плеч, пальцы погладили шею, потом скользнули в волосы. Рейфа обдало жаром. Если ее неуверенная ласка так подействовала на него, подумал он, то как ему уцелеть, если Энни действительно придет в возбуждение? О, это самый лучший способ умереть, какой он только мог себе представить!

Рейф приподнял ее спину так, что та выгнулась навстречу ему, и стал целовать ее шею, постепенно спускаясь ниже. Задержался, чтобы лучше почувствовать лихорадочный трепет пульса в ямке у основания шеи, прижав кончик языка к прозрачной коже. Оттуда его рот скользнул по хрупкой дуге ключицы, которая привела его к чувствительному стыку между шеей и плечом. Он услышал низкий вибрирующий стон, вырвавшийся у Энни.

Удержаться от соблазна Рейф больше не мог. Он отбросил одеяло и склонил голову к ее груди, языком обвел вокруг соска, сделав его плотным как почка, а затем втянул его в рот, просто с силой засосал в себя. Его вкус был пьянящим, горячим и сладким, как дикий мед, и Энни начала издавать резкие, задыхающиеся крики удовольствия. Ее стройное тело прижалось к нему, и Рейф скользнул рукой между ее ног.

Энни снова вскрикнула криком беспомощного желания. Слабый голос рассудка отчаянно вопил, но этот внутренний протест был бессилен против водоворота желания, разбуженного Рейфом, втягивающего ее глубже и глубже в черный вихрь. Она вся горела, все ее тело пылало, груди болели от этой нежной пытки. Это и есть пытка, в этом она была уверена, иначе зачем же он гнал ее, яростно подстегивая все возрастающим наслаждением, к той точке безумия, когда она сама попросит его снова взять ее и повторить то, что принесло и только боль и угрызения совести? Хуже всего было то, что У нее не было защиты, не было оружия, которым она могла бы с ним бороться. Рейф убаюкал ее нежными поцелуями, Укротил ее, чтобы она позволила ему прикоснуться к груди, а потом использовал наслаждение ее тела против нее. Энни смутно догадывалась об этом, когда он начал целовать ее страстными, дурманящими поцелуями собственника, но было слишком поздно. Когда его губы сомкнулись на ее груди, она была так потрясена, что не могла сопротивляться, и даже наслаждалась жаркой интимностью происходящего.

Теперь Рейф прикасался к ее тайной плоти так, как раньше не делал: медленно водил кончиком шершавого пальца вокруг маленького бугорка, и Энни готова была закричать, но у нее не хватало дыхания. Пламя, охватившее ее, все ее существо, казалось, сосредоточилось в одной этой точке. Она чувствовала, что ее ноги непристойно широко раздвинулись, чувствовала, как этот крохотный бугорок пульсирует и напрягается, как будто умоляет о каждом следующем прикосновении. Энни билась в конвульсиях, движения пальца сводили ее с ума, одновременно утоляя напряжение и усугубляя его. Затем Рейф нажал вниз большим пальцем почти что грубо и одновременно легкими, как трепетанье бабочки, прикосновениями среднего пальца обвел вокруг нежного воспаленного входа в ее лоно. Она содрогнулась, но почувствовала, как ее бедра начали медленно покачиваться, и она не в состоянии была остановить эти движения и удержать несвязные звуки, вырывающиеся из ее горла. Это было слишком – его губы на ее груди, рука между ног и река горячей чувственности, захлестывающая ее.

Затем рот Рейфа оставил нежную грудь и медленно заскользил вниз по животу, сводя Энни с ума. Рука переместилась на ее бедро и еще сильнее раздвинула ноги, и, прежде чем у нее появились малейшие подозрения насчет его намерений, его рот накрыл ее женскую плоть. Энни оцепенела от невероятного наслаждения, мысли покинули ее. Рейф просунул руку под ягодицы и приподнял ее, чтобы облегчить себе доступ, а его язык кружил, лизал и вонзался, обдавая огнем.

Энни слышала свои рыдания. Она чувствовала, как теплые шелковистые волосы трутся о ее бедра, лаская их. Ощущала грубую ткань одеяла под собой, жар от очага, пляшущий на ее обнаженной коже. Она все еще чувствовала вкус его губ. Она существовала только в ощущениях, была чисто физическим существом, и он ею управлял.

Энни умирала. Она чувствовала, как сознание ее меркнет, пока единственным оставленным ей ощущением не стал его терзающий рот, губы, зубы и язык, убивающие сладкой пыткой. Все ее тело невыносимо сжалось, напряжение свивалось в кольцо все туже и туже, жар захлестывал ее. Она не могла дышать, а сердце билось так часто, что наверняка должно было разорваться. Высокий, тонкий крик пронзил тишину – крик о пощаде, но Рейф был беспощаден. Он медленно ввел в нее указательный палец, и горячий виток напряжения стал еще туже и внезапно разорвался. Энни слышала свои крики, но этот хриплый голос не был похож на ее голос. Гигантские волны ощущений'хлынули сквозь нее, смывая все на своем пути и полностью поглотив ее. Рейф прижимал ее бьющееся тело, его рот оставался плотно прижатым к ее лону, и постепенно волны прилива стихли и превратились в тихо кружащиеся водовороты, которые пронизывали ее всплесками внезапного удовольствия.

Энни была слишком слабой, слишком усталой, чтобы двигаться, не в силах даже поднять ресницы. Сердце немного успокоилось, голова прояснилась, но собраться с мыслями ей не удавалось.

Энни не знала, что и подумать. То, что Рейф только что с ней сделал, что дал ей, выходило за пределы ее воображения. Ей, конечно, было известно об отношениях мужчины и женщины, о проникновении и выбросе семени, но она не знала, что существовало нечто такое, даже не подозревала, что такое возможно. То, что он сделал, что она чувствовала... Может быть, Рейф чувствовал то же самое, когда двигался внутри нее и неожиданно замер, издав тот глубокий, горловой крик? Потом он просто рухнул на нее, будто до конца истощил все силы, будто у него не осталось энергии, чтобы двигаться.

Рейф лег рядом с Энни, обняв ее, и натянул на них одеяло, Ее голова удобно устроилась у него на плече, их обнаженные тела тесно прижались друг к другу. Его мускулистое бедро втисцулось между ее бедер, и Энни вздохнула, так как это движение заставило расслабиться ее мышцы, дрожащие от напряжения в тщетном усилии отстраниться от него.

Губы Рейфа легонько прикоснулись к ее виску, большая рука погладила спину и ягодицы.

– Спи, дорогая, – прошептал он, и Энни уснула.

Глава 9

Рейф выбрался из-под одеяла, и Энни с трудом подняла отяжелевшие веки, отчаянно желая поспать еще несколько часов: в конце концов, она бодрствовала большую часть ночи.

– Уже утро? – спросила она, надеясь, что это не так. Без его теплого тела рядом холод пробрался под одеяло и заставил ее задрожать.

– Да.

Интересно, подумала Энни, как он смог определить, ведь в хижине темно, как ночью, при закрытой двери и опущенных ставнях на окнах. Она едва различала очертания его фигуры в тусклом свете углей очага. На какую-то долю секунды она удивилась, почему угли не присыпаны, затем воспоминания нахлынули на нее и она не только вспомнила, почему ночью огонь снова разжигали, но вспомнила и то, почему она так мало спала. Крупное тело Рейфа было абсолютно голым, так же как и ее тело. Энни съежилась под одеялом, ощущая напряжение в мышцах бедер и воспаленную плоть между ног. Она вспомнила все, что Рейф с ней делал, ослепительный всплеск своих ощущений, и ей захотелось спрятаться под одеялом на всю оставшуюся жизнь. Как она сможет продолжать нормально существовать, если при каждом взгляде на него будет вспоминать всеобъемлющую близость этой ночи? Он видел ее обнаженной и сам обнажился перед ней; он проникал в нее, ласкал ее грудь и – Боже правый – припадал к ней ртом самым шокирующим образом. Наверное, она никогда теперь не сможет посмотреть ему в лицо.

Рейф подбросил хвороста в огонь, и, когда взметнулись языки пламени, ей стало видно его более отчетливо. Энни поспешно зажмурилась, но слишком поздно: образ его обнаженного мускулистого тела запечатлелся в ее сознании.

– Давай, детка, подымайся.

– Минутку. Сейчас еще слишком холодно.

Она услышала шелест его одежды, потом на мгновение стало тихо. Мурашки пробежали по ее коже от беспокойства, и она быстро открыла глаза.

Неизвестно, что Энни ожидала увидеть, но только не то, как Рейф держит над огнем ее сорочку, согревая ее. Он вертел ее с двух сторон перед разгорающимися языками пламени, изгоняя холод из ткани, потом скомкал в ладонях, чтобы сохранить тепло, и сунул к ней под одеяло. Прикосновение к коже теплой, как подогретый хлеб, ткани было божественно приятным. Она смотрела на него, пораженная, затаив дыхание, а он поднял ее панталоны, чтобы проделать то же и с ними.

Не вылезая из-под одеяла, Энни натянула сорочку, но больше не думала ни о своем смущении, ни даже о своей наготе. Рейф сунул теплые панталоны ей под одеяло и сейчас же занялся блузкой, с сосредоточенным выражением на лице держа ее подальше от пламени. Сердце ее болезненно сжалось, и Энни чуть не расплакалась, надевая на себя белье. В его объятиях она узнала страх, но он также проявил некую неловкую заботу о ее благополучии. Рейф овладел ею, причинил боль, а потом ухаживал за ней и вверг в темный водоворот страсти. Несмотря на все это, она была уже наполовину влюблена в него, теперь же псе изменилось. Лишенная эгоизма забота, которую он проявил, согревая ее одежду, застала ее врасплох и навсегда изменила в ней главное. Энни чувствовала, как в ее душе происходят перемены, как все становится на свои места, она смотрела на него затуманенными, изумленными глазами, полностью осознавая значение этого момента. Она любит его необратимо, и эта огромная перемена в ней за несколько секунд полностью перевернула ее жизнь.

– Вот, надевай. – Рейф принес ей согретую блузку и придерживал, пока она, сидя, просовывала руки в рукава.

Потом помассировал ей руки и плечи, откинул со лба спутанные волосы.

– Пока ты одеваешься, пойду принесу ведро свежей воды.

Он надел куртку и подхватил ведро. Леденящий порыв ветра ворвался в хижину, когда он открыл дверь, и Энни поплотнее закуталась в одеяло. Она не могла поверить, что настолько холодно. Если бы Рейф не перехватил ее вчера ночью, она бы уже была мертва. Эта мысль об этом заставила ее задрожать еще сильнее.

Энни надела остальную одежду н с трудом распутывала сбившиеся волосы, когда вошел Рейф, сопровождаемый еще одним порывом морозного воздуха.

– Снег идет? – спросила она. Она не смотрела наружу, когда он открывал дверь, предпочитая прятать лицо от холода.

– Еще нет, но холодно страшно. – Он присел на корточки и начал готовить кофе.

Ее удивляло, как Рейф может так спокойно вести себя после ночи, которую они провели. Потом ее кольнуло при мысли, что он и прежде занимался любовью с другими женщинами и ничего нового для него в этом не было. Энни заставила себя посмотреть правде в глаза: то, что он провел с ней ночь, не обязательно означало, что он испытывает те же чувства, что и она.

Неожиданно Рейф повернулся и привлек ее к себе, распахнув куртку и пряча Энни в теплое укрытие у своего тела.

– Никогда больше не пытайся убежать от меня снова, – горячо произнес он тихим, хриплым голосом.

Она обхватила его руками за талию, стараясь не задеть раны.

– Не буду, – согласилась Энн и уткнулась лицом в его грудь.

Рейф прикоснулся губами к ее волосам. Мысль о том, что Энни могла быть застигнута в лесу этим жутким холодом, вызвала у него желание одновременно и отшлепать ее, и изо всех сил прижать к себе. Боже, он чуть не потерял ее!

Руки Энни нежно бродили по его спине, оставляя за собой горячий след. Тело Рейфа немедленно отозвалось на ласку, и подумал с изумлением, уменьшится ли когда-нибудь ее воздействие на него или ее прикосновение всегда будет вызывать быстрое возбуждение.

Он покрепче обнял ее.

– С тобой все в порядке?

Энни поняла, о чем он спрашивает, и ее щекам стало горячо.

– Все прекрасно, – ворчливо ответила она.

Рейф откинул назад ее голову, его светлые серые глаза вопрошающе и строго всматривались в темную, текучую глубину ее глаз.

. – Тебе не больно?

Она еще больше покраснела.

– Немножко. Не так сильно, как я ожидала. – Конечно, его лечение скользким ильмовым бальзамом очень помогло снять неприятные ощущения. Воспоминание о том, как он его накладывал, заставило ее содрогнуться.

Мысли Рейфа текли в том же направлении.

– Мне следовало осмотреть тебя прежде чем ты оденешься. – Голос его стал гортанным. – Тебе не нужно еще бальзама?

– Нет!

– По-моему, нужно. Дай я посмотрю.

– Рейф! – закричала Энни, ее лицо стало таким красным, что ей казалось – оно сейчас загорится.

Медленная улыбка изогнула его губы и собрала морщинки у глаз, когда он увидел такую реакцию на свои поддразнивания.

– Я часто буду смотреть на тебя, детка. Если бы я не опасался, что тебе будет слишком больно, я бы овладел тобою раньше, чем ты как следует проснулась сегодня утром.

Ее сердце заколотилось, и она смотрела на него снизу вверх широко раскрытыми глазами. Хотелось ли ей, чтобы он снова сделал это? То, что он с ней делал потом, было так чудесно, что она сомневалась, выдержит ли еще одно нападе-ние. но ей не хотелось самого полового акта. Что, если и следующий раз будет таким же болезненным? Рейф нахмурился, видя выражение ее лица.

– Ты же знала, – медленно произнес он, – что вчерашняя ночь не будет единственной. – В тоне его голоса звучало скорее утверждение, чем вопрос. Энни прикусила губы.

– Да, знала. – Трудность заключалась в том, что, если он захочетчет ее снова, она должна будет уступить и довериться его заверениям, что на этот раз будет легче. Назад пути нет – девственность не вернуть, и, как ни странно, Энни этого и не хотела. Она все еще не могла справиться с поразительным открытием, что любит его, но она действительно его любит, а это значит – отдавать себя ему.

Рейф наклонил голову и поцеловал ее, большая рука накрыла ее грудь с не знающей колебаний властностью.

Он снова поцеловал ее и отпустил, поворачиваясь к двери и надевая шляпу.

– Пойду займусь лошадьми и проверю ловушки, пока ты приготовишь завтрак.

– Погоди! – Энни пристально посмотрела на него. Пускай он вчера проработал весь день, а потом занимался с ней любовью, но ведь всего лишь пару дней назад он был очень болен. Ей не хотелось отпускать его одного проверять ловушки.

Рейф остановился, вопросительно глядя на нее. Неожиданно Энни почувствовала себя глупо, сама не зная почему.

– Разве ты не хочешь сначала выпить чашку кофе?

Он бросил взгляд на очаг.

– Он не готов.

– Скоро будет готов. Тебе необходимо что-нибудь горячее, прежде чем ты снова выйдешь наружу. Подожди, после завтрака я пойду с тобой.

– Твое пальто недостаточно теплое, чтобы долго находиться в лесу при такой погоде.

– Все равно подожди завтрака.

– Зачем? Я уже все сделаю, пока ты приготовишь.

Она торопливо сказала:

– Потому что я не хочу, чтобы ты один проверял ловушки.

Рейф изумился.

– А почему?

Вдруг вопреки всякому здравому смыслу Энни охватило раздражение.

– Три дня назад ты горел в лихорадке и едва мог ходить,

вот почему! Не думаю, чтобы ты достаточно поправился, чтобы бродить по горам. А что если ты упадешь или слишком ослабеешь и не сможешь дойти обратно?

Он ухмыльнулся, сгреб ее в охапку и крепко поцеловал.

– Это было три дня назад, – сказал Рейф. – Теперь я прекрасно себя чувствую. Ты меня вылечила.

Он отпустил Энни и вышел из хижины, прежде чем она смогла остановить его. Вероятно, она сама не понимала, насколько он прав. О, ее врачебное искусство помогло, ее примочки и травяные чаи, швы и перевязки, ее заботливое внимание, но вылечила она его жаром своих прикосновений. Рейф почувствовал их силу, распространяющуюся по всему телу, в ту первую ночь. Он не понял тогда, не знал, как спросить ее об этом, но он не сомневался, что Энни могла бы исцелить его даже без своих познаний в медицине.

Рейф напоил и накормил лошадей, затем, настороженно поглядывая на низкие серые тучи, начал осматривать ловушки, которые раньше поставил. В третьей оказался кролик. Славный котелок рагу из кролика пополнит их скудные запасы еды! Ощущалось приближение снегопада – могло выпасть всего несколько дюймов снега, а могло и несколько футов, что удержит их в хижине надолго. При мысли о том, что придется сидеть взаперти вместе с Энни, его лицо расплылось в глупой улыбке. Если бы с едой было получше, он был бы вовсе не против.

Оглушив кролика, Рейф снова насторожил ловушку, затем поспешно проверил остальные, но кролик оказался единственной добычей. Выбрав место подальше от хижины, он освежевал и разделал тушку, затем отнес ее к ручью, чтобы ополоснуть и смыть кровь с рук. Прикинув, что завтрак уже должен быть почти готов, Рейф с радостью вернулся в тепло хижины.