Пани Иоанна (№1) - Подозреваются все [Мы все под подозрением]

— Какая же ты все-таки идиотка! — закричал дьявол, хватаясь руками за рогатую голову. — А откуда Витек мог знать, что ты что-то об этом знаешь?! Сначала ты только что на голове не стояла, чтобы ни одна живая душа не узнала о твоих контактах с тем человеком, а теперь воображаешь, будто весь мир об этом осведомлён!

Действительно, дьявол был прав. Я знала об иранском конкурсе только благодаря тому, что была в очень близких отношениях с человеком, который официально считался моим шапочным знакомым. Но и я знала обо всем неточно, без каких-либо подробностей.

— Ну хорошо, пусть будет так. Но ты должен принять во внимание, как мало людей имело об этом хоть какое-то понятие. При чем тут Тадеуш?

Дьявол уставился на меня сверкающими глазами, как будто хотел загипнотизировать. Я почувствовала себя как-то неуверенно, и в моей голове начали-мелькать обрывки каких-то картин и событий.

— Ну? — поощрительно сказал он. — Ну? Припоминай, припоминай… Около Нового года… Что говорила тебе Иоанна?..

Дьявол внезапно исчез, и на его месте я увидела обеспокоенную Иоанну.

— Правда, пани Ирен, видимо, его кто-то взял. Минуту назад оно лежало тут. Я ещё спрошу у людей, и вы тоже спросите. Не знаю, может быть, это что-то важное, но отправителя там не было…

Иоанна исчезла, и на меня снова смотрел дьявол своими сверкающими глазами.

— Господи! — потрясённо сказала я. — Ты прав, тогда исчезло какое-то письмо ко мне! Неужели?..

Дьявол слегка вздрогнул.

— Между прочим, ты могла бы воздержаться от этих идиотских обращений. Вот именно, откуда ты знаешь, что это было за письмо и кто его взял? А если это было письмо от того человека и там все было описано?..

— Подожди, дай мне немного подумать, я слишком взволнована. Нет, что ты говоришь! Тадеуш был хладнокровный тип, невозможно, чтобы ему не пришла в голову мысль начать шантажировать меня, если бы он только обо всем узнал!..

— Ну, во-первых, он от тебя получил уже достаточно выгоды после вашей афёры, а во-вторых, письмо было без отправителя… А как он, этот человек, подписывался?

— Неразборчивыми каракулями…

— Так кого можно было этим шантажировать если принять во внимание, что там была описана история с иранским конкурсом?

— Ты прав, только Витека…

— Фу-у!

Дьявол глубоко вздохнул, откинулся на спинку кресла, достал из-за другого уха ещё более длинную сигарету и закурил.

— Ну а теперь суммируй все… — сказал он, пуская дымовые кольца.

— Хорошо. Если письмо ко мне действительно было от этого человека и Тадеуш его забрал, то он, конечно, знал об иранском конкурсе, и у Витека была веская причина отправить его на тот свет. Возможности у него тоже были. Я думаю, нужно проверить, правильны ли наши предположения. Для этого надо написать этому человеку и спросить его о письме, что, как ты сам знаешь, совершенно невозможно, потому что я не имею понятия, где он в настоящее время находится.

— Прекрасно. Но, к счастью для этого следствия, существует ещё милиция, а не только ты. Милиция нашла кое-что интересное в вашем туалете…

— Вот именно! Что?

— Узнаешь в своё время. Милиция проводит экспертизу ключа.

— Подожди, подожди! Почему ты говоришь, что о ключе знаю только я и убийца?

— Потому что так оно и есть. Ты в этом убедишься. То есть так было, потому что теперь ты уже любезно посвятила во все прокурора… Не отрицаю, что этот ключ многое объяснит. Подожди, не прерывай меня. Кстати, о прокуроре…

— Не отвлекайся, у меня уже все перемешалось в голове!

— Ничего, не бойся, вряд ли в твоей голове будет больший беспорядок, чем ты имела до сих пор. Ну что, разве я не был прав относительно прокурора?

С чувствами, переполнявшими меня, внезапно нечто произошло, как будто сосуд, в котором они содержались, кто-то перевернул вверх дном. И на самом верху оказались светлые глаза и красивое асимметричное лицо.

— И все-таки со служебными предписаниями даже тебе не удастся ничего сделать, — с удовлетворением заявила я. — Ты прекрасно знаешь, что ни о каком романе между нами не может быть и речи до окончания следствия.

— И ты в это веришь? — презрительно спросил он, потом немного помолчал, с издёвкой глядя на меня. — Итак, возвращаемся к нашей теме, — потребовал он, производя тем самым новый переворот в моих чувствах. — Ты сама знаешь, что у этого дела много разных граней и оно далеко не простое.

— А ты усложняешь его ещё больше, — нетерпеливо сказала я. — Сначала ты прилип к Збышеку, затем прицепился к Монике, потом выявилась-Ядвига, а теперь ты обрушился на Витека. Остановись уж на ком-нибудь!

— Ещё чего! Я тебе подбрасываю разные мысли, а выводы будь любезна делать сама. Будто у меня и забот больше нет, как только работать за тебя! Ну а теперь можешь поразмышлять, где находятся эти недостающие доказательства.

— Либо уплыли по канализации в Вислу, если их забрал убийца, — сказала я, немного подумав, — либо находятся где-то, спрятанные Тадеушем. Знаешь, — добавила я, быстро взглянув на дьявола, — этот второй вариант нравится мне гораздо больше. Трудно ведь допустить, что все материалы, которыми он располагал, были заключены в записной книжке. Это были только подручные заметки, основной материал он должен был держать где-то в другом месте, разумеется, спрятанным.

Дьявол сделал что-то вроде поклона.

— Одобряю, — сказал он. — Я начинаю верить в то, что ты действительно сможешь чего-то добиться. Где?

— А ты знаешь?

— Конечно знаю! Ну, давай думай!

— Дома… — неуверенно предположила я.

— А ещё где бы мог спрятать?..

— В мастерской не мог. Здесь перевернули все вверх ногами. Абонентский ящик на почте? Ерунда! У него должен быть ключ и, наверное, какая-то квитанция. Впрочем, милиция может это выяснить… У каких-то родственников? Сомневаюсь… Нет, пожалуй, только дома.

— А если дома, то где?

— Конечно не под подушкой! Откуда я знаю, мест может быть много. Если ой принимал во внимание возможность обыска… или взлома — на это мог решиться кто-нибудь из его жертв… Он должен был это хорошо спрятать. И от жены, наверное, тоже. И от ребёнка. Где он мог это укрыть?..

— Помогу тебе, — милостиво сказал дьявол, — а то ты так глупа, что жалко на тебя смотреть. Кто был Тадеуш по профессии?

— Инженер-сантехник…

— Ну? Тебе это ни о чем не говорит?..

— В санитарном оборудовании? — с сомнением спросила я. — Кто знает, может быть, ты и прав…

Дьявол немного наклонился и снова уставился на меня гипнотическим взглядом.

— Сосредоточься, — приказал он. — Сосредоточься! И смотри!..

Он затянулся окурком сигареты и выпустил большой клуб дыма. Дым, густой и тёмный, заслонил его, немного поколыхался, а затем приобрёл образ самой обыкновенной на свете мойки, прикреплённой к стене. Я осмотрела мойку довольно подробно, прикинула и отвернула сифон под сливом. Вылилось немного грязной воды…

Я находилась в квартире покойного Тадеуша Столярека. В кухне, кроме мойки, не было ничего интересного, поэтому я перешла в ванную. Открутила сифон под умывальником — ничего, если не считать запонки от манжета. Я положила её на стиральную машину, на всякий случай заглянула внутрь, подробно осмотрела ванну. Ванна была встроена в стену и покрыта глазурью. Ничего, никакого тайника. Я влезла на ванну и заглянула в резервуар. Там тоже ничего не было.

Задумавшись, я стояла посередине ванной комнаты. Жена Тадеуша, несомненно, была идеальной хозяйкой, потому что все вокруг блестело. Вдохновившись этой чистотой, я начала осматривать унитаз и сливной бачок, без колебаний стараясь открутить все, что только поддавалось. Я прекрасно знала, что если это оборудование установлено правильно, то там ничего не должно двигаться. Но ведь у унитаза тоже должен быть сифон… Да, и именно через него проходит вода… Я заглянула назад, повернула крышку, прикреплённую пониже вводного отверстия водопроводной трубы, и — о диво! — крышка двинулась!

Это меня неслыханно удивило. Ведь она должна быть прикреплена намертво. Я стала крутить её дальше до тех пор, пока она не вывернулась вся, пощупала там и почувствовала под пальцами круглую металлическую коробочку. Действительно, в таком месте ничего подобного быть не должно!

Взволнованная до безумия, я с трудом вытащила коробочку, в которой некогда было какао, и убедилась, что за коробочкой находится какой-то свёрток. Да, это был тайник Тадеуша!

В этот момент я замерла, сидя в углу рядом с унитазом, потому что до меня донеслись звуки, от которых моя кровь застыла в жилах! Кто-то ковырялся ключом в замке…

Сама не зная как, я сунула коробочку в тайник, впихнула крышку и выскочила из ванной. Я находилась одна в пустой квартире покойного Тадеуша, время, судя по солнцу, было около полудня, жена — на работе, ребёнок — в школе, Тадеуш — в морге, а дверь пытался открыть убийца, который пришёл за доказательствами своего преступления…

В том, что это убийца, у меня не было никаких сомнений. Но вот что странно, меньше всего меня интересовало то, что моя жизнь в этих драматических обстоятельствах находится под угрозой, самым главным для меня было: я, наконец, узнаю, кто это! Ошалевшая от всех этих впечатлений, с ног до головы переполненная любопытством, я спряталась в прихожей под какую-то скамью, задёрнутую декоративной занавеской, по причине тесноты заняв ужасно неудобную позицию, а именно: спиной к входной двери, а лицом к ванной комнате.

Убийца вошёл и, даже не сделав попытки поискать где-то в другом месте, сразу направился к унитазу. Двери ванной комнаты были открыты, и я чётко видела, что он занял то же самое положение, что и я несколькими минутами раньше, видела, как он вынимал круглую коробочку… Ещё минута, и он выпрямится и повернётся!..

— Ирена!!! — ужасно заорало что-то у меня над ухом.

Я вскочила на ноги. Впечатление было чудовищное! Долгое время я не могла прийти в себя, вглядываясь вытаращенными глазами в стоящую рядом Алицию.

Алиция несколько удивилась.

— Что с тобой? Чего ты так на меня смотришь, я что, так изменилась в последнее время? Ты не идёшь домой?

— Боже милостивый! — сказала я, приходя в себя после первоначального шока. — Как ты могла!..

— А что? — заинтересовалась Алиция. — Ты занималась чем-то важным? Мне казалось, что ты ничего не делаешь.

— Я выслеживала убийцу. Ещё секунда, и я бы уже знала, кто это. Ты закричала именно в ту минуту, когда он должен был повернуться ко мне лицом!

— Я кричала тебе несколько раз, конечно гораздо тише, но никакой реакции с твоей стороны не последовало. Я уже боялась, что ты оглохла. А перед этим он был повёрнут к тебе спиной?

— Даже можно сказать, задом… В таком положении мне было довольно трудно его узнать.

— Он что, выказывал тебе своё презрение? — с интересом спросила Алиция.

— Нет, просто рылся в санузле покойника. Я пережила ужасные минуты. Домой, разумеется, иду. Подожди, сейчас я соберусь.

Алиция была явно заинтересована моими видениями, которые я ей кратко описала, собирая свои вещи.

— Но ты, по крайней мере, видела, кто это: мужчина или женщина? — недовольно спросила она.

Она совершенно ошеломила меня этим вопросом, — потому что я осознала, что даже этого узнать не смогла. На убийце было что-то вроде широкого синего комбинезона. В следственном запале и с уверенностью, что через минуту я увижу его лицо, на все остальное я не обратила достаточного внимания.

Мы покинули бюро, доехали на такси до Мокотува, после чего пришли к выводу, что нам некуда спешить. Ничто не мешало нам пойти в кафе, выпить кофе и продолжить наши расследования, прерванные в прошлый раз Веславом.

Со вчерашнего дня я обогатилась множеством новых сведений, среди которых, вопреки внушениям дьявола, больше всего меня волновало то, что касалось Веслава. Я призналась в этом Алиции, которая выслушала меня без всякого удивления.

— Я знаю тайну Веслава, — безмятежно сказала она.

— Что?!

— Я её знаю совершенно случайно. Ты, разумеется, никому не скажешь?

— Ну, знаешь! За кого ты меня принимаешь?!

— У Веслава есть ребёнок…

В первый момент у меня было впечатление, что кто-то из нас сошёл с ума. У Веслава есть ребёнок?! Что это значит?!

— Он что, сам его родил? — спросила я ошеломлённо.

— С ума сошла! Ханя… ну, знаешь Ханю? Это моя приятельниц которая ничего не делает. Она живёт дверь в дверь с тайной Веслава. Она уже давно рассказала мне, что познакомилась с девушкой, которая живёт напротив, у этой девушки есть ребёнок, отец ребёнка женат и навещает её тайно. Это не совсем типичная история, потому что он ходил с ней ещё до свадьбы…

Алиция остановилась и задумалась.

— Ходил… Разве это можно назвать хождением?

— Господи помилуй! Назови это как тебе угодно, только рассказывай дальше!

— Дальше он с ней порвал и женился на другой, тем временем она родила этого ребёнка, о чем ему раньше не говорила из-за своей гордости, и теперь из-за этого ребёнка он поддерживает с ней отношения. Этот человек — не кто иной как Веслав.

— Откуда ты знаешь? Ханя знает его?

— Нет, я его знаю. Случайно видела его там, а Ханя показала мне на него и сказала, что это именно тот человек.

— Что ты говоришь! Потрясающе!..

Долгое время я сидела, размышляя очень напряжённо и в довольно быстром темпе. Ну да, ничего странного, что Веславу постоянно не хватает денег… Но ведь это не является поводом для убийства, иметь ребёнка никакие законы не запрещают. Правда, у Веслава имелась жена, но я думаю, что в подобном случае он предпочёл бы признаться во всем жене…

Алиция продолжала рассказывать дальше. Хамя, заинтересовавшись девушкой, живущей напротив, собрала о ней все возможные сведения. Отец ребёнка женился на девушке из очень богатой семьи, его жена учится, благодаря помощи родителей он может заниматься диссертацией, не особенно заботясь о зарплате в бюро, потом ему обещано приглашение во Францию или в Соединённые Штаты…

Очень строгая в моральном отношении семья со своими правилами… Известие об имеющемся у молодого зятя ребёнке ситуацию изменило бы диаметрально…

Нет, невозможно, чтобы Веслав из-за каких-то паршивых денег мог свалять такого дурака! Я думаю, что жена простила бы его, если бы он ей во всем признался…

Но он выходил на балкон, а ключ был в вазоне…

— Мне все это осточертело! — решительно заявила я. — Я уже не могу больше слышать об этом преступлении и кончаю им интересоваться. Пусть все идёт как идёт. Алиция, давай сменим тему разговора!

— Вот именно, — с интересом сказала Алиция. — Что у тебя с прокурором? Кто из вас за кем ухлёстывает? Красивый парень, мне очень нравится, только для меня он слишком молод.

— Для меня нет, — буркнула я неохотно, потому что не была уверена, не хуже ли ещё эта тема предыдущей. — Не знаю, кто за кем ухлёстывает, думаю, что больше всех участие в этом принимает дьявол. Если и сегодня он позвонит мне под служебным предлогом, то значит, он интересуется мной больше, чем я им…

* * *

На следующий день с утра в мастерской царило удивительное спокойствие. Прокурор накануне вечером позвонил мне, и мы провели упоительные минуты, на этот раз в «Бристоле». Сейчас я страшно хотела спать и потому не обращала никакого внимания на атмосферу вокруг меня. Если бы я была в нормальном состоянии, то сразу бы поняла, что это спокойствие ничего хорошего не сулит.

Иоанна вызвала меня в кабинет Витека, которому потребовалась программа обслуживания жилого высотного здания. Одновременно в кабинет заглянул капитан. Отвечая на его приветствие, я прошла через конференц-зал, после чего вернулась с программой снова через приёмную, где сидела Иоанна.

Меня удивило, что моё появление произвело на неё какое-то странное впечатление. Она явно испугалась и смотрела на меня, моргая глазами, как будто была чем-то неожиданно ошеломлена. Мне не хотелось спрашивать, чем я её так удивила, поэтому я отдала Витеку программу и вернулась в отдел.

Удивительное спокойствие продолжалось до полудня. События, которые потом произошли, ликвидировали его совершенно.

Все началось с того, что в нашем отделе неожиданно появились капитан, прокурор и поручик, и все трое ринулись к картине Лешека, по-прежнему стоящей у стены. Мы не могли понять, почему это произведение искусства, уже осмотренное ими несколькими днями раньше, вновь возбудило у них такой интерес. Мы внимательно наблюдали за ними, а они с невероятным вниманием рассматривали лицо изображённой там мегеры, чуть не ползая по нему носами. Наконец они выпрямились и посмотрели друг на друга.

— Действительно, — сказал удивлённо капитан, обращаясь к прокурору. — Я вас поздравляю…

Мы смотрели на них все с большим интересом, предвкушая какую-то сенсацию.

— Можно узнать, чем вы это рисовали? — любезно повернулся прокурор к Лешеку.

— Гуашью, — искренне ответил Лешек. — А что, это запрещено? — обеспокоенно спросил он.

— Вы все рисовали гуашью? Это тоже?..

Лешек посмотрел на картину, затем встал с кресла и пригляделся поближе к тому месту, в которое стукал пальцем представитель власти. Наконец он оторвался от созерцания и с неописуемым удивлением посмотрел сначала в пространство, а затем на нас.

— Что это? — глупо спросил он.

— Именно об этом мы вас и спрашиваем.

— Это не гуашь, — сказал Лешек по-прежнему тоном глубокого удивления.

— А что?

Вопрос прозвучал резко, и Лешек явно испугался.

— Клянусь Богом, не знаю! Я рисовал гуашью!

— Может быту кто-то из присутствующих скажет нам, что это такое и кто это нарисовал?

Нам недоставало только подобного вопроса, чтобы сорваться со своих мест и кинуться к картине, потому что мы и так сидели как на иголках.

С первого взгляда я поняла, о чем идёт речь, и припомнила вещество, которым была дополнена картина Лешека. Губы чудовища были подведены толстым слоем ярко-красной губной помады. Веслав отодвинулся от картины и начал хохотать.

— Но это же губная помада, — сказал Витольд, удивлённый не меньше, чем Лешек.

— Вот именно. А кто это рисовал?

— Я, — признался Веслав, стараясь сохранять серьёзность.

Он немедленно оказался в центре всеобщего внимания. Лешек смотрел на него с заметным неудовольствием.

Действительно, сразу после ухода одержимого хандрой автора Веслав закончил его произведение, дополнив макияж дамы, изображённой на древесностружечной плите, при полном одобрении Януша и моем. Нас удивляло, что Лешек до сих пор этого не заметил, потому что ярко-красный цвет ужасно выбивался из прочей тональности.

Не понимая необычного интереса следственных властей к проблемам колористики, мы с интересом ждали, что будет дальше.

— Чем вы это рисовали? — удивительно мягко спросил капитан у Веслава.

— Помадой и рисовал.

— Но вы, но-видимому, не употребляете губную помаду, — любезно сказал прокурор. — Где вы её взяли?

— У Ирены…

Если бы Веслав внезапно выстрелил из пушки, это не произвело бы большего эффекта. Трое мужчин, как громом поражённые, повернулись ко мне и застыли в молчании, глядя на меня с неописуемым удивлением. Я совершенно не могла этого понять, потому что, в конце концов, факт заимствования у женщины губной помады, даже ярко-красного цвета, не являлся ничем из ряда вон выходящим.

— Это правда? — тихо спросил прокурор.

На мгновение в его глазах появилось что-то похожее на упрёк.

— Разумеется, — ответила я, несколько удивлённая. — Я одолжила её Веславу специально дня этой цели. Это в самом деле хорошая французская помада, но цвет у неё слишком глупый, поэтому мне не было её жаль. Я очень редко ею пользовалась.

— Вы можете нам её показать?

— Пожалуйста, будьте любезны…

Они забрали помаду и ушли, оставив нас в ошеломлённом состоянии. Мы смотрели друг на друга и ничего не понимали.

— В чем дело? — спросил Януш. — Признавайтесь, что вы тут накрутили с этой помадой?

— Глупые идеи всегда за себя мстят, — удовлетворённо заявил Лешек.

Витольд задумчиво покачал головой, возвращаясь на своё рабочее место.

— Ох, что-то мне это не нравится, — проворчал он. — У меня такое впечатление, что они на что-то напали…

Минутой позже меня вызвали в конференц-зал. Трое мужчин сидели вокруг стола и с явным осуждением глядели на меня.

— Может быть, вы нам скажете, что это такое? — спросил кто-то из них, указывая на предмет, лежащий на столе.

Этот предмет был самым обычным большим мужским носовым платком в бело-голубую клетку. Платок преступника!..

— Если глаза меня не обманывают, то это носовой платок, — осторожно сказала я.

— Чей?

— Не знаю. Я его вижу в первый раз, но предполагаю, что это тот самый носовой платок, который вы искали.

После моего жизнерадостного замечания на какой-то момент наступило совершенно нежизнерадостное молчание. Потом последовал ещё вопрос:

— Когда вы в последний раз пользовались своей губной помадой?

— Не помню, но, по-видимому, это было довольно давно. Возможно, ранней весной, так как тогда я носила рыжую блузку, потому что среди моей одежды эта помада подходит только к ней.

— А случайно, не три дня тому назад?

— Нет, это исключено. Ту блузку я ношу, только когда холодно. И я не до такой степени сумасшедшая, чтобы в другое время так глупо краситься.

— Вы останетесь здесь. Прошу вас сесть там…

Ещё более заинтересованная и немного обеспокоенная, я послушно уселась на указанное место. Прокурор явно избегал моего взгляда. В конференц-зал вызвали Алицию, что мне очень понравилось, потому как, наконец-то, я могла быть свидетелем чужих ответов на допросе. Алиция вошла, посмотрела на меня без всякого удивления и уселась в ожидании вопросов. Носовой платок убрали ещё до её прихода.

Прокурор начал беседу на тему о косметических средствах. Он показал Алиции помаду и спросил, кому она принадлежит. Алиция осмотрела помаду, помазала ею по руке и задумалась.

— Откуда я знаю? Идиотский цвет… Анка красится таким образом, но у неё, помада, по-моему, светлей. Моника исключается. Может быть, Ирена? — и неуверенно посмотрела на меня.

— Когда пани Ирена красилась ею в последний раз?

— Предпоследний, — поправила его Алиция. — Последний раз бывает перед самой смертью. Не помню, я не обращаю внимания на такую ерунду.

— Может быть, неделю назад?

— Может… — согласилась Алиция, а у меня холодная дрожь пробежала по спине.

— А может быть, месяц тому назад?

— Возможно, — так же согласно кивнула Алиция.

— А может быть, год? — в голосе прокурора появилась какая-то подозрительная любезность — Тоже возможно. Не знаю, для меня нет никакой разницы. У меня нет чувства времени.

— Алиция, сосредоточься, ради Бога! — простонала я из своего угла, охваченная ещё большим беспокойством.

— Прошу не вмешиваться! — резко крикнул капитан.

— Ах, это нужно тебе?..

— Попробуйте точно вспомнить. Это очень важно, — в то же время сказал прокурор, совершенно игнорируя моё существование.

Алиция уставилась на стену и начала рыться в памяти.

— Уже знаю, — вскрикнула она неожиданно. — У меня это ассоциируется… Она использовала её в большой массе.

Капитан посмотрел на неё ужасным взглядом, но прокурор не потерял терпения.

— А что это значит «в большой массе»? Была вся вымазана этой помадой?

— Нет, вся была одета в такой цвет. Да, это совершенно точно. С любой другой одеждой этот цвет страшно бы выпирал, а я никогда не замечала, чтобы у неё было какое-то несоответствие с цветами.

Я прониклась глубокой благодарностью к Алиции как за подтверждение правдивости моих слов, так и за этот комплимент.

— Ну так попытайтесь ещё раз припомнить, когда это могло быть?

— Думаю, что довольно давно. Наверное, на ней тогда было что-то зимнее.

— Благодарим вас…

Следующей была Анка, которая категорически отказалась от каких-либо связей с моей помадой, в доказательство показав свою, которая и в самом деле была более светлого оттенка. У Моники цвет этой помады вызвал величайшее отвращение. Все женщины нашей мастерской, поочерёдно опрашиваемые, проявили явную недостаточность памяти в вопросах моего макияжа.

Отпустив последнюю сотрудницу бюро, мужчины, проводившие допрос, погрузились в молчание. Потом прокурор резким движением вытащил из ящика носовой платок и развернул его полностью.

— И тем не менее, может быть, вы нам скажете, откуда на этом платке взялось вот это!

С меня мгновенно слетел весь сон, и я перестала глупо и невинно удивляться. На бело-голубой клетке чётко обозначились следы моей собственной ярко-красной помады!

Я сидела как соляной столб, уставившись в проклятый платок, и чувствовала, как мне одновременно становится и холодно и жарко, потому что я внезапно все вспомнила. Я знала, откуда там взялись эти следы, и, что хуже всего, знала также, кто убийца!..

Я, конечно, могла все рассказать. Могла также продолжать утверждать, что ничего не помню, могла сделать множество других вещей! Но я до такой степени поглупела, что мне не пришло в голову ничего другого, как только то, что я скорей удавлюсь, чем скажу правду!

Я молчала так долго, что они почувствовали, что я, предоставленная сама себе, буду молчать до скончания века. Прокурор холодным, официальным тоном повторил свой вопрос:

— Откуда на этом платке следы вашей помады?

— Не скажу, — ответила я неожиданно даже для самой себя.

— Что вы сказали?!

— Не скажу, — упрямо повторила я.

— Что значит — не скажете? Вы уже все вспомнили?

— Вспомнила. И заявляю вам, что больше ничего не скажу.

— Но почему?

— Потому что не скажу. Я отказываюсь давать показания!

На лицах представителей власти появились растерянность и явное удивление. Они смотрели на меня и друг на друга.

— Вы отдаёте себе отчёт в том, что это ставит вас в сложное положение? Это ваша помада, вы являетесь подозреваемой!

— Ну и пусты Мне все равно, я ничего не скажу!

— Нам придётся вас задержать.

— Можете даже заковать меня в кандалы. Ничего не скажу раньше, чем предстану перед судом обвинённая в убийстве!

Капитан и прокурор выглядели так, как будто через минуту их хватит удар. Поручик смотрел на меня вытаращенными глазами. Честно говоря, я не была этим особенно удивлена. Видимо, они меньше всего ожидали, что я, безусловно невиновная, обладающая железным алиби, предлагающая им свою помощь, окажусь так явно замешана в этом убийстве. И это ещё после тех двух вечеров, проведённых с прокурором!..

Я сидела сжавшись, расстроенная, злая и пыталась найти какой-нибудь выход. Если бы меня хотя бы на минуту выпустили из этого чёртова конференц-зала! Я знала, кто является убийцей, и мне это ужасно не нравилось, потому что это был именно тот самый персонаж, которого я в самом начале идиотски придумала! Невозможно, чтобы до такой степени все совпало, это какая-то злая шутка, это просто свинство!.. Что они теперь будут делать?

Следственные власти, наконец, пришли в себя. Медленно, осторожно, дипломатично они стали склонять меня к ответам на их вопросы. Они объясняли, просили, предостерегали, прокурор смотрел на меня с упрёком и горечью — ничего не помогло! Я упёрлась. У меня были на это свои причины…

Наконец они махнули на меня рукой и снова начали вызывать женскую часть персонала нашей мастерской. Что касается мужчин, то, во-первых, они были некомпетентны в этих вопросах, а во-вторых, находились не в полном составе, так как Витек, Збышек, Рышард, Стефан, Каспер и Влодек ещё раньше поехали в управление.

* * *

Первой снова была вызвана Алиция, которая все знала. Я сидела в своём углу в страшном напряжении и вглядывалась в неё безумным взглядом, не произнося ни единого слова.

Алиция осмотрела носовой платок с помадой. Она делала это долго, обстоятельно и молча. Я хорошо знаю Алицию, и мне было ясно, что она совершенно точно вспомнила происхождение этих следов. Потом она подняла голову и посмотрела на меня. Не знаю, что она прочитала на моем лице, но думаю, что обмена взглядами нам обеим было достаточно. И меня совершенно не интересовало, что об этом подумают следственные власти.

— Не знаю, — решительно сказала она после долгого молчания. — Не имею понятия.

Не было никаких сомнений в том, что они не поверили ей, и это, несомненно, утвердило их уверенность в моей виновности.

— А вы не думаете, пани, — любезно спросил капитан, — что владелица помады вытиралась этим платком?

— Не знаю. С тем же успехом можно предположить, что она писала помадой на стекле какие-нибудь стихи, а потом их стирала. Не знаю. По-моему, здесь ведётся следствие и важными являются не предположения, а факты.

Анка и Моника были не опасны. Они ничего не знали, их тогда не было. Потом в конференц-зал вошла Веся.

Мне сделалось плохо от её вида, потому что у меня не было никаких сомнений, что Веся расскажет им все, расскажет с огромной радостью и удовлетворением, если только вспомнит. Не дай Бог, чтобы она вспомнила!..

— Ну как же, — сказала Веся ядовито и с достоинством. — Ведь это Ядвига…

Мужчины, ведущие допрос, набросились на неё, как стервятники на падаль. Веся обиженным голосом давала им исчерпывающие объяснения, а я не могла уничтожить её взглядом.

Это было накануне смерти Тадеуша. Ядвига пришла ко мне и попросила одолжить ей все губные помады, которые у меня есть, потому что хотела проверить, какой цвет ей лучше подходит. Кроме одной, эффект которой был ей уже известен, у меня была с собой только та, ярко-красная, французская. Ядвига намазала ею губы и оглядела себя в зеркало. При этом были ещё Алиция и Веся. Веся наблюдала за Ядвигой с ненавистью.

— Сотри её, а то выглядишь как страшилище! — сказала она с отвращением. Действительно, этот цвет Ядвиге не прибавлял красоты. Вынув из сумочки большой бело-голубой платок, она старательно вытерла с губ помаду.

А теперь этот платок лежал на столе и служил доказательством совершённого преступления. Веся обнаружился потрясающую память. Видимо, уже ничего не могло спасти Ядвигу, у которой явно были мотив, полная возможность, твёрдый характер и которая изо всех сил умоляла помочь ей и клялась, что невиновна!..