Яночка и Павлик (№2) - Особые заслуги

Продумал всю операцию. Прятать сокровища решил по частям. Поднять надгробную плиту с помощью сыновей, сдвинуть её, закопать часть сокровищ и, вернув плиту на место, привести могилу в порядок, чтобы никто не заметил. А потом приниматься за следующую. И так поступать до тех пор, пока весь янтарь не будет спрятан. То есть работать понемногу, недолго, чтобы не привлекать к себе внимания. А это было очень непросто, я уже сказал вам, во время военных действий люди скрывались в лесу, выкопали землянки, понаделали шалаши, здесь и жили. А главное, лес кишел немецкими солдатами.

Свой план янтарщик мог осуществить только частично. Работали они таким образом, что на кладбище действовали отец со старшим сыном, а младший сидел в их землянке и стерёг остальное. Старик со старшим сыном выкопали яму, потом парень прибежал в землянку за следующей порцией, сказал брату, что захваченную с собой они благополучно спрятали, а сейчас сдвинули плиту и подготовили следующий тайник вот для этой сумки янтаря, а потом он прибежит и за третьей сумкой, когда эту закопают и подготовят яму для третьей. Вот младший брат сидел и ждал, и ждал… Долго ждал, наконец приполз старший за следующей торбой с янтарём и сообщил: всё идёт по плану, теперь вот это спрячут, а потом он опять вернётся. И младший ждал. Поручик, как и положено, замолчал на самом интересном месте. Слушатели тоже ждали затаив дыхание.

— Они всё-таки вернулись за следующей порцией, — сказал поручик после продолжительного молчания, — Но не дошли до своей землянки. Оба погибли на глазах мальчика, снаряд разорвался слишком близко. Мальчика спасла землянка, а вернее вырытый солдатами окоп, прикрытый сучьями и землёй. И не успели они сказать ему, где именно спрятали клад, так что в памяти осталась довольно смутная информация о тайнике в могиле, а в какой — неизвестно. Известно только, что в такой, на которой лежала надгробная плита, потому как приходилось её приподнимать и сдвигать. А мальчик как раз был одним из тех немногих, которые уцелели во время военных действий.

— Так он был одним из тех, которые орудовали теперь на кладбище? — спросил пан Хабрович.

— Нет, — ответил поручик. — Я же сказал — он скончался в прошлом году. И никому не выдал своей тайны. Лишь в прошлом году…

И опять поручик замолчал, и опять все затаили дыхание.

— Так вот, только в прошлом году… Впрочем, до сих пор нет у нас полной ясности, дело чрезвычайно запутано. Причём нас этот ваш Лысый специально запутывал. И только когда узнал, что мы-таки нашли янтарь, перестал нести чепуху и сказал то, что похоже на правду. Оказывается, он был знаком с тем младшим сыном, долгие годы они даже дружили и тот не раз упоминал о тайне военных лет. Лысый не воспринимал намёков всерьёз,.потому что все считали этого младшего сына немного чокнутым. А тот упорно возвращался к спрятанному в военные годы кладу и даже намекал о возможности совместных поисков. Тогда Лысый во время отпуска съездил в эти места, пообщался с местными рыбаками, понял, что россказни об янтаре могут оказаться и правдой. И ещё понял — янтарь очень прибыльное дело. Он даже скупил несколько подходящих кусков от рыбаков и по возвращении в ФРГ похвастался своему приятелю, тому самому младшему сыну. Тот был потрясён. Принялся расспрашивать подробности, где друг был, в каких именно местах, что видел. И наконец раскололся, рассказал о запрятанных в могилах кладах. Договорились — приедут сюда вместе, вместе раскопают и извлекут сокровища, а потом поделят по справедливости. Как вам уже известно, из планов ничего не вышло, младший сын скончался…

Тут за всё время рассказа поручика его перебил Павлик.

— Скончался собственной смертью? — подозрительно поинтересовался он.

— Самой что ни на есть собственной, — заверил его поручик. — Никто не помог ему покинуть сей бренный мир. Доконала собственная печень. Так что этим летом Лысый приехал сюда без него, а зато с американским поляком. И они попытались самостоятельно разыскать спрятанные сокровища. Думали — заявятся на кладбище, внимательно его осмотрят и на глаз определят, какая из могил была бы наиболее подходящим местом для сокрытия кладов. Определили, разрыли, но кладов не нашли. Вот и решили разрывать все подряд, авось наткнутся на сокровища. Всю операцию решили провернуть за одну ночь, а в случае чего вину свалить на художника, потому и придумали хитрую штуку со второй машиной.

— Погодите, — вмешался пан Джонатан. — Ведь уже несколько лет назад на кладбище кто-то шуровал, ещё до этих бандюг…

— Точно, было дело, — подтвердил его тесть.

— Это не они, — пояснил поручик милиции. — Тогда орудовали обычные кладбищенские гиены, разрывали могилы в поисках драгоценностей, мы задержали парочку преступников.

— А эти не подумали, что те гиены уже вытащили сокровища? И им нечего тут делать? — упорствовал пан Джонатан.

— Нет, не подумали. Те вытаскивали гробы, перетряхивали кости покойников в поисках драгоценных металлов. Короче, искали не там, где нужно. Эти знали — старик с сыном прятали мешочки с янтарём неглубоко, сразу под надгробной плитой. И плита тоже служила указателем. Не трогали тех могил, на которых надгробных плит не было. И ещё подумали: раз те копали глубже, значит, на поверхности клада не нашли. Впрочем, они всё равно решили бы рискнуть. В предвидении такого богатства стоило и потрудиться немного.

— Как оказалось, не очень стоило, — критически заметил пан Хабрович.

— Они думали, что стоило, — поправился поручик. — Да и сами подумайте: разве не имело смысла даже всю ночь вкалывать, если была вполне реальная надежда докопаться до таких сказочных сокровищ? Ведь не могли же они даже предположить, что ваши дети выследили их, и именно в эту ночь сидят в засаде на кладбище.

— Вообще-то мы сели в засаду из-за кабанов, — возразила Яночка.

— Ну, допустим, из-за кабанов. И выследили злоумышленников тоже не вы. И о двух машинах не имели понятия…

— А почему они говорили о том, что обязательно следует… как это? Короткими вылазками. Ну, лишь на короткое время встречаться. Тоже мне, на короткое, на целую ночь работы!

Подумав, поручик пояснил, в чём дело.

— А, вот ты о чём! Короткое время не относилось к кладбищенским работам. Просто преступники опасались, как бы люди не обратили внимание на них, и поэтому решили встречаться изредка и лишь на короткое время. Чтобы не бросаться в глаза. А о работах на кладбище в данную ночь и в самом деле собирались известить того… ну, как вы его назвали? Ага, Прилизанного.

Павлик смертельно обиделся на злоумышленников.

— Это же надо так вводить в заблуждение людей! Гиена несчастная…

— Теперь полагаю, что и ваша потеря отыщется, — заговорил поручик. — Пан Джонатан, я о вас говорю!

Ответа не последовало. Пани Ванда дёрнула мужа за рукав.

— Ты что? К тебе милиция обращается! Очнись! Джонатан!

Страдальчески нахмурив брови, пан Джонатан уставился невидящим взглядом куда-то перед собой.

— И меня там не было! — глухо шептал он. — Подумать только, меня там не было! И я не видел этого!

И неожиданно обрушился на пана Любанского:

— А все из-за вас, папочка! Министр, видите ли! Порядок наводить им приспичило! Я, как дурак, вкалывал, наводил идиотский порядок, а смог бы тоже покараулить! И не увидел! А все из-за вас папочка!

Взоры присутствующих недоуменно обратились на старика Любанского, который смущённо принялся закуривать, неловко оправдываясь:

— Ну, чего там! Ещё неизвестно, увидел бы чего или нет, а порядок наведён!

— Порядок! Да нас… наплевать мне на ваш порядок! Такого зрелища лишиться! И все из-за вас!

— Не из-за меня, а из-за министра, — упорствовал старик.

— Так ведь министр не приехал, — приняла сторону мужа его дочка. — А говоря по правде, так порядок потребовался тебе, папа, а не министру.

В спор вмешался поручик:

— Минутку, не понял. При чём тут министр?

Поскольку муж и отец упорно молчали, давать пояснения пришлось пани Ванде:

— Ну так ведь говорили, что должен приехать министр. Ещё раньше. Когда тут у вас суета началась, нагнали пограничников и милицию, все и решили — не иначе, как из-за приезда министра. И наши все дела бросили, взялись наводить порядок на пляже, закапывать протухшую рыбу, что тут на пляже гнила. Полдня провозились…

— А, так вот почему нам никто не мешал! — дошло до поручика. — А я ещё голову ломал — куда весь народ подевался? Отдыхающие на пляже, понятно, а вот местных тоже не было видно, ни живой души. В кои-то веки такая польза от министра…

Пан Джонатан мог думать только о своём янтаре.

— А сколько янтаря пропало из-за проклятой войны! — бубнил он в своём углу. — Подумать страшно! Навсегда пропало! Навеки! Как вспомню — плакать хочется…

— Не плачьте, — успокоил его поручик. — Ваш янтарь к вам вернётся. Отобрали мы его у художника. То есть, если быть точным, не у художника, а уже у рыжего… как его?

— Попрыгуна! — подсказала Яночка.

— Вот именно, у Попрыгуна. Сможете его опознать?

— Что? — вскинулся рыбак. — Как вы сказали?

— Нашёлся ваш кусок янтаря. Трёхцветный, прекрасно отшлифованный.

Сразу же позабыв о войне, пан Джонатан сорвался с места.

— Что? Вы не шутите? Ясное дело — опознаю! С закрытыми глазами! Жена, будет у тебя кулон!

— Если бы ещё у меня был нормальный муж! — вздохнула пани Ванда.

А поручик уже обратился к семейству Хабровичей:

— Чтобы не забыть, мне поручено передать вам приглашение посетить музей в Мальборке. Хранитель музея чуть не спятил от счастья, со слезами на глазах знай повторял, что таких экспонатов во всём мире нет. Они собираются организовать специальную выставку.

Ответив ещё не на одну сотню вопросов, поручик наконец принялся прощаться. Все спустились вниз, Хабровичи вышли проводить представителя власти к его мотоциклу. Дети отстали, о чём-то расспрашивая старика Любанского. Пан Роман вздохнул:

— Похоже, придётся нам с женой раскошелиться на фотоаппарат для них. Я ведь понимаю — предмет первой необходимости, вон как доходчиво объяснили.

— О фотоаппарате не беспокойтесь, — вскинулся поручик. — Я не хотел говорить при них, пусть это будет сюрпризом. Аппарат вашим детям собирается преподнести мальборкский музей. Только очень прошу вас, уж вы присмотрите за этими… шустриками, чтобы они, не дай Бог, не принялись с помощью фотоаппарата добывать себе новые заслуги.

— Неужели вы думаете, что это опять нам угрожает? — встревожилась пани Кристина. — Ведь вроде бы здесь уже все преступления раскрыты…

* * *

Павлик и Яночка возвращались домой радостные, оживлённые, не предчувствуя ничего дурного. Они только что проводили в море на рыбную ловлю пана Джонатана и долго смотрели ему вслед.

За последнее время они привязались к рыбаку. Во-первых, рады были, что он оправдал их доверие и оказался порядочным человеком, а во-вторых, не меньше их был увлечён янтарём.

И очень приятно было, пусть и, в сотый раз, слышать, что именно они отыскали сокровища, по своему значению намного превосходящие все тайные документы мира и что их заслуга не имеет себе равных.

Когда дети с шумом и топотом взбежали по лестнице, увидели, что дверь их комнаты приоткрыта. Оттуда выглянул отец.

— Ага, вот и вы. Будьте любезны, зайдите, пожалуйста, — сказал пан Роман. И в голосе его чувствовалась такая просто ледяная вежливость, что с детей мигом слетела весёлая беззаботность. Недоуменно переглянувшись, они с опаской перешагнули порог. В комнате сидели Мизя и её мать.

Увидев их, Яночка и Павлик сразу поняли — плохо дело. Не знали ещё, почему именно, но ведь известно — от этих жди только пакостей, другого не видели. К тому же родители были суровы, мама осуждающе смотрела на них, а Мизя с матерью так и пышали огнём от возбуждения.

Отец начал без обиняков:

— Мы с мамой полагали, что вы держите слово и не употребляете грубых выражений. Мы с мамой полагали, что можем полагаться на ваше слово. Оказывается, мы ошибались…

Яночка с Павликом сразу поняли, в чём дело, и буквально оцепенели. Они с чистой совестью могли бы вновь поклясться родителям, что никогда, ни при каких обстоятельствах не пользуются неприличными выражениями, если бы не то одно-единственное…

Внимательно посмотрев на детей, родители поняли — гостьи не соврали, на лицах сына и дочери явственно читались смятение и раскаяние. А это равносильно признанию вины. Неужели и в самом деле их дети употребляют нецензурные выражения?!

— Ну! — сурово произнёс пан Роман. — Говорите же, я слушаю!

А что тут скажешь? Если бы ещё не было здесь, в комнате, этих ужасных Мизи с матерью! Тогда легче было бы объясниться. А так…

— Да нет, — запинаясь начала Яночка. — Мы не… Мы только…

Пани Кристина тихо посоветовала:

— Не торопись, подумай, что скажешь.

Мизина мама, разумеется, не привыкла сидеть молча.

— Ой-ой! — принялась она выкрикивать. — Так нехорошо ругаться! А ваши дети ругаются! Мизя сама слышала! Мизюня, ведь они выражались, правда?

— Ой-ой! — как эхо повторила её дочь тем же самым скандальным голосом, только более тоненьким. — Ругались! Страшно! Страшными словами! И повторяли это ругательство тысячу раз!

— Так ведь для того и ругались, чтобы ты обиделась! Потому что ты не сразу обиделась! Пришлось! — вырвалось у Павлика. — И никогда больше к нам…

Папа и мама Хабровичи переглянулись. Кажется, кое-что они начали понимать. Но это ещё не оправдание…

— И всё-таки я на вас надеялась. И не ожидала такого, — с горечью произнесла пани Кристина. — Нехорошие выражения…

— Да не выражения, всего ведь одно слово! — воскликнула её дочка. — И только в случае крайней необходимости.

— Одно слово, одно слово! — проворчал пан Роман. — Одного слова бывает достаточно для того, чтобы испаскудить язык. Какое слово?

Ответом было мёртвое молчание. Тогда пан Роман обратился лично к сыну:

— Что за слово? Будь так любезен повторить его.

Павлик густо покраснел. Повторить неприличное слово при.всех! А отец назидательно сказал:

— Если ты стесняешься произнести это слово при родителях, значит, тебе должно быть стыдно произносить его даже мысленно. А теперь, пожалуйста, повтори его громко и отчётливо! Чтобы все слышали!

Взвизгнув, Мизя на всякий случай заткнула уши. Павлик, уже не красный, а какой-то багровый, переступил с ноги на ногу и заикаясь произнёс:

— Но я не могу… вот так… ругаться без всякой причины.

— Вот именно, ты должен услышать, как твои выражения звучат без всякой причины. Ну!

— Да не могу я…

— Нет, можешь. Мог тогда обругать девочку, сможешь повторить это слово и сейчас.

— Ладно. Давай я его скажу тебе на ухо.

— Нет, — упорствовал пан Роман. — Громко и отчётливо.

Яночка отважно бросилась на помощь брату.

— Я тоже говорила! — призналась она. В отличие от брата девочка, напротив, была очень бледная.

— Тем хуже, — огорчился строгий отец; — Но повторит его Павлик. Не станете впредь тайком повторять слова, которые стыдитесь произнести вслух. Ну же!

Павлик обречённо взглянул на отца. Тот был неумолим. Придётся подчиниться. Значит, следует собраться с силами, настроиться. И мальчик взглянул на Мизю. На эту противную девчонку, из-за которой им пришлось вытерпеть столько неприятностей. Глупая, трусливая курица! И оказывается, К тому же и ябеда. Столько им нервов испортила, столько чудесных задумок, сорвалось из-за этой…Ах, так! Ну хорошо же, если уж его заставляют произнести страшное проклятие, пусть и она его услышит! И мстительно, набрав полную грудь воздуха, мальчишка оглушительно заорал:

— Тррреотрррава!!!

Мизя испуганно хрюкнула, её мать подскочила на стуле, пан Роман онемел.

— Как? Как ты сказал?!

— Повторить ещё раз? — разохотился Павлик.

— Давай я! — вызвалась сестра. — Должно же быть по справедливости. Тррреотрррава!!!

Теперь и мать Мизи хрюкнула. У пани Кристины прорезался наконец голос.

— Что это? — слабо произнесла она. — Что это означает?

— Не знаем! — угрюмо ответила её дочь. — Одно знаем — уж хуже этого ничего быть не может. И честно признаемся.

Пан Роман издал вдруг такой звук, словно подавился, сорвался со стула и выскочил в коридор. Все слышали, как он с грохотом скатился с лестницы, хлопнула дверь внизу. У Павлика волосы на голове встали дыбом. Бедный папа, так переживает! Даже из дому ушёл. А все из-за них! И чуть не плача мальчик взмолился:

— Мы можем пообещать… поклясться… никогда больше не будем выражаться! Никогда! Поклясться можем!

К просьбам брата присоединилась Яночка.

— Ведь мы и раньше очень редко выражались. Только совсем в исключительных случаях! И никто никогда не слышал…

Мизина мать возмущённо вскричала:

— Ой-ой! Мизя слышала! И вы должны поклясться…

— Не до Мизи тут! — крикнул Павлик, — Бедный папа! Не хотели мы его огорчать! Он что, насовсем сбежал из дома? Я побегу…

В отличие от детей, пани Кристина прекрасно понимала, что происходит с её мужем, и поспешила удержать тоже сорвавшегося с места сына.

— Сиди! Отец не сбежал. Он… он… просто спустился в кухню поставить на газ чайник. А сейчас давайте поговорим о чем-нибудь другом.

И наступила расплата. Целых полчаса пришлось Павлику и Яночке сидеть и вежливо рассказывать в подробностях о янтарных сокровищах. Худшее наказание вряд ли можно придумать. Рассказывать о прекрасном янтаре столь отвратительным, столь мерзким личностям, как Мизя и её мамаша — это было свыше сил детей. Но мама оказалась неумолимой. Пришлось подчиниться.

Мизина мама заявилась к Хабровичам вовсе не для того, чтобы пожаловаться на невоспитанных детей. И ею, и Мизей двигало любопытство. Впрочем, слабо сказано — не любопытство, а просто раскалённое добела желание узнать все о сказочных сокровищах, к которым Хабровичи оказались причастны. Нецензурное же выражение их детей явилось лишь самым подходящим, по мнению обеих, предлогом для того, чтобы явиться к Хабровичам после некоторого охлаждения в их отношениях, наступившего в последнее время. Непреодолимая страсть услышать историю о сокровищах из первых уст превозмогла нежелание встречаться с невоспитанными детьми, оскорбившими грубыми выражениями нежные ушки Мизюни. Начали с выяснения отношений, добились обещания не прибегать к крепким выражениям, теперь, сразу же позабыв об этих выражениях, обе смогли всецело окунуться в любимую стихию. И Яночка, и Павлик прекрасно поняли стратегию Мизи и её мамы, поняли, что они не так уж шокированы их невоспитанностью и охотно им её прощают, но это не изменило их отношения к гостьям. Отнюдь. И даже, напротив, усугубило неприязнь. Хорошо, выражаться они больше не будут, раз обещали, значит, следует придумать что-то другое. Яночка принялась обдумывать идею ношения с собой живой рыбы, Павлик — о банке с медузами. Хорошо бы какую змею найти, да где её найдёшь? Ни разу не видели в этих местах, а ведь исходили их вдоль и поперёк. Наконец гостьи распрощались и ушли.

Тут вернулся пан Хабрович. Павлик, увидев отца, встрепенулся, с сердца свалился тяжёлый камень, и мальчик поспешил заверить родителей:

— Ну, ладно, мы вам торжественно обещаем больше никогда в жизни не говорить…

Он споткнулся, как-то слишком просто это прозвучало. Для такого случая надо бы найти более торжественные слова. И, поднапрягшись, мальчик закончил:

— Мы обещаем никогда не прибегать к подобным выражениям. Даже… даже… про себя… даже мысленно!

Яночка чистосердечно призналась:

— Вот только теперь и не знаю, к каким будет прибегать. Ведь человеку иногда просто необходимо… ну, того… выразиться, когда человека что-то… или кто-то… — выведет из себя. И может быть, вы бы нам разрешили… конечно, не так просто, а за какие-то уж совсем выдающиеся заслуги… Папа и мама Хабровичи обменялись всполошённым взглядом, и папа поспешил заявить:

— Нет, нет, не надо нам давать торжественного обещания! Более того, мы с мамой разрешаем в совсем уж исключительных случаях пользоваться упомянутым вами выражением, если это так необходимо человеку.

Тут уж его дети просто ушам своим не поверили.

— Как? Вы разрешаете нам выражаться?

— Выражаться нехорошими словами мы не разрешаем и никогда не разрешим. Но вот это конкретное ругательство произносить разрешаем. Понятно? Только это, и никаких других!

Ошеломлённые дети молчали, переваривая неожиданность. Спустя некоторое время девочка осторожно поинтересовалась:

— А что оно означает? Ты не скажешь?

Тут засомневался пан Роман. Пристально взглянув на своих предприимчивых отпрысков, он всё же решился.

— Хорошо, скажу, но при условии что вы не откажетесь от его применения и наша договорённость останется в силе.

— Не откажемся! — дуэтом пообещали отпрыски.

— Итак, вы имеете право в исключительных случаях, когда уж совсем невмочь, произносить это проклятие, но только его, не прибегая больше ни к каким нехорошим словам. В исключительных случаях, не слишком часто и желательно не публично, потому что — как знать? Подвернётся человек понимающий и ещё обидится. Обещаете?

— Обещаем! — нетерпеливо крикнул Павлик. — А слово наше" — гранит!

— Железобетон! — подтвердила Яночка, — Я тоже обещаю и готова даже клятву дать.

— Так что же означает это слово? — не выдержала любопытная мама.

— Это на иностранном языке.

— Каком? — вскричали уже втроём.

— На датском языке ваше выражение, немного перевранное, означает «тридцать три». Точнее его следует произносить «треотральве».

— Как? — вырвалось у всех троих.

— Ну уж нет, не стану я учить вас плохим словам, — заупрямился папа, с трудом удерживаясь от улыбки. — Произносите так, как привыкли, очень впечатляет. Прекрасно понимаю, что в нервах человеку надо крепко выразиться, и ничего не имею против математического ругательства. Даже немного искаж„нное, даже с не правильным акцентом — так и быть, пусть остаётся.

И тут поспешила подключиться мама.

— Минутку, мне тоже хочется вам сказать — я согласна на датское выражение, но при условии, что вы ни при каких обстоятельствах не станете больше гнаться ни за какими заслугами…