Яночка и Павлик (№2) - Особые заслуги

— Да просто для того, чтобы мы не смогли обратно вылезти!

— Неужели нельзя было выйти в дверь? — простонала мама, но папа жестом велел ей молчать и ровным голосом задал следующий вопрос, стараясь сохранить хладнокровие.

— Так. Для того, значит, чтобы вы не смогли обратно вылезти. Всё понятно, очень хорошо. А милиция зачем явится?

— Неужели не ясно? Чтобы нас арестовать.

— За что?!

— За нелегальный переход границы.

— За не… переход границы… Ну, тогда понятны действия пограничных войск. Чтобы, значит, больше не переходили, …А зачем вам, скажите на милость, понадобилось переходить границу?! Павлик явно израсходовал весь имеющийся лимит душевных сил и теперь молчал, тупо уставившись на отца. Сестра поняла: пора подключаться ей. Для начала попыталась свалить вину на высшие силы.

— Судьба! — вздохнула девочка. — И к тому же границу мы нарушили совсем немножко, далеко не отходили, и всего-то на каких-то пять минут, не больше. И только два раза…

— Так, всего два раза, на пять минут и далеко не отходили, — ровным голосом повторил папа. Но не выдержал и воскликнул: — Но зачем вам понадобилось вообще её переходить?

Дочка дала исчерпывающий ответ:

— Нам лично это не было нужно, но за границей росли кусты шиповника. Такие, какие мы по всему лесу искали — маленькие, ну единичные, всего с одним побегом, а не разросшиеся. Разросшиеся не выкопаешь и не пересадишь. А на польской территории не нашлось подходящих. То есть нашёлся один маленький кустик, зато за пограничной сеткой — целых два. Вот и пришлось нарушать…

— А зачем вам понадобились эти кустики?

— Для муравейника.

Папа Хабрович на какое-то время лишился голоса и способности продолжать расспросы. Ответы он получал чёткие и ясные, наверняка правдивые, но очень уж неожиданными оказались мотивы действия его детей. Вроде бы продвигался шаг за шагом к пониманию, но каждый новый ответ бил его как обухом, и опять приходилось пережидать и переваривать услышанное. И отказавшись от попыток беспристрастно и самостоятельно осознать случившееся с Павликом и Яночкой, папа жалобно попросил:

— К сожалению, я самостоятельно вряд ли пойму, какая связь между муравейником и шиповником. С одной стороны — зоология, с другой — ботаника… Нет, не доходит. Так что будьте добры, поясните как-то подоходчивее…

Пришлось выполнить просьбу родителя. С большой неохотой, прерывая то и дело речь паузами и тяжкими вздохами, дочка поведала родителям печальную историю разорённого муравейника и операцию по его восстановлению. Особенно тяжело было рассказывать о собственных meophckdm{u действиях, повлекших гибель муравейника. Значительно легче пошло описание второй части — мер, предпринятых по возрождению и безопасности упомянутого муравейника. В глазах отца читалось понимание, он не осуждал детей за то, что они тайно решили исправить содеянное зло. И вообще кое-что он наконец начал понимать.

— Остались ямы, — задумчиво сказал отец, дослушав подробности о сооружении защитной ограды вокруг муравейника. — Я говорю о тех ямах, из которых вы выкапывали кусты шиповника. И полагаю именно этим объясняется тревога на границе и меры по усилению бдительности.

Тут мама уж не выдержала.

— И зачем же для этого отправляться аж за границу, когда полно таких кустов здесь, тысячи, миллионы?

— Где ты видела миллионы? — вскинулись дети.

— Да здесь, рядом, сразу за портом! У залива.

Столько там шиповника — уму непостижимо. Причём самые разные кусты — и единичные, и разветвлённые, и маленькие, и большие. Грандиозный выбор! Наверняка можно найти и годные для пересадки.

— Так откуда нам было знать…

Мама недоумевала:

— Ведь сами же говорите — весь лес обыскали.

Если и в самом деле исходили три километра леса в одну сторону, почему не пойти и в другую? Дочка укоризненно взглянула на маму.

— И ты ещё спрашиваешь? — с горечью произнесла она. — Так ведь в ту сторону вечно ходит Мизя!

Мама не нашлась, что возразить. Вот уж не ожидала, что к таким страшным результатам приведёт обычная любезность по отношению к ближнему своему. И она ещё не пришла в себя после перенесённого удара, как раздался стук в дверь. В ответ на папино «Войдите!» вошёл поручик. При виде его Хабровичи дружно оцепенели, один Хабр дружески приветствовал власть.

— Хорошо, что я вас застал, — сказал поручик. — Боялся, вы уже на пляж ушли, ведь скоро полдень. Прошу извинить за мой неожиданный приход, но ваши дети — очень важные свидетели и мне хотелось бы с ними поговорить. Можно?

Бедная мама грудью встала на защиту своих детей.

— Пан поручик, тут не дети виноваты, а, боюсь, я сама, — отважно заявила она. И заметив удивлённый взгляд поручика, пояснила: — Ну, за нелегальный переход ими границы ответственность целиком и полностью лежит на мне! Разумеется, я все понимаю и согласна понести наказание…

— Как вы сказали? — удивился поручик. — Нелегальный переход границы?

— Ну да, это наши дети оставили следы… в виде ям. Пожалуйста, не вините их за это. Я готова дать показания где угодно, все объясню… И готова понести наказание, — горячо говорила мама.

— Дорогая, возьми себя в руки, — умоляюще произнёс пан Роман.

Поручик уже немного попривык к сюрпризам, которые ему преподносили шустрые детки, но вот чтобы и взрослые Хабровичи их выкидывали — это явилось для него некоторой неожиданностью. Ни он мужественно взял себя в руки и попытался понять, в чём же дело.

— Проше пани, я не совсем в курсе… Сначала ваши дети твердили о каких-то нарушениях, теперь выясняется, что и вы тоже… А вы? — обратился поручик к доселе молчавшему главе семьи.

— Нет, я не нарушал! — решительно отмежевался глава. — Во всяком случае полагаю, что не нарушал, — уже менее уверенно заявил он. — Но показания дать тоже готов!

Поручик принял решение.

— В таком случае начнём с вашего коллективного семейного преступления. Правда, я пришёл к вам по другому делу, но, полагаю, оба они как-то связаны. Итак, слушаю…

Таким вот образом второй раз за утро была рассказана история разорённого муравейника и операции по его спасению, сопровождавшейся нарушением государственной границы. Причём рассказывали в основном родители, а сами нарушители только следили за тем, чтобы они чего не oepeosr»kh. Поручик внимательно слушал, не перебивал, только выражение у него на лице было какое-то… странное.

Но вот рассказ закончен. Замолчали удручённые Хабровичи, молчал и представитель власти. Долго молчал, и Яночка с Павликом потеряли всякую надежду на снисхождение.

Но вот, солидно откашлявшись, поручик заговорил, обращаясь к нарушителям:

— Так это из-за такой… такого недопустимого проступка вы не хотели мне обо всём рассказать?

— Ну да, — созналась Яночка. И грустно добавила: — Мы сначала хотели заработать какую-нибудь стоящую заслугу. И тогда нас бы не наказывали по всей строгости…

— Так у вас ведь уже были заслуги! Могли бы поделиться со мной своими сведениями. Ну хотя бы некоторыми!

— Какие там сведения! — с горечью вымолвил Павлик. — Одни слова, разве бы вы нам поверили? Вот если бы мы у них это отобрали и доставили вам или пограничникам — тогда другое дело, вот тогда можно было бы и рассказать всё, что знаем.

Яночка чистосердечно призналась:

— Мы боялись, что вы их раньше времени переловите, и тогда расскажут они, а не мы. А Лысый видел, как мы границу переходили, и мог на нас наябедничать. И вы бы нас арестовали, а у нас никаких заслуг!

— А, понятно! Ну что же… Пожалуй, я могу сообщить вам, что дело очень простое и, собственно, закончено, всё ясно. Ямы, оставленные после выкопанного вами шиповника, и в самом деле привлекли внимание пограничников и заставили их усилить пограничные наряды. В результате ваши знакомые… я говорю о преступниках, так вот, они, разумеется, заметили, что в лесу появилось больше патрулей, и решили какое-то время переждать. Благодаря этому мы и смогли их захватить. Так что полагаю, если рассматривать вопрос в совокупности… возможно, одно уравновесит другое.

— И что? — с надеждой спросила Яночка. — Нас не определят в исправительное заведение?

— Думаю, что если больших грехов за вами не числится, вам удастся этого избежать.

— Но ведь я… — неуверенно начала пани Кристина, однако поручик не дал ей закончить:

— Вам тоже, уважаемая пани, исправительное заведение не грозит, за это я ручаюсь.

Пан Роман, не выдержав, фыркнул и, вытащив носовой платок, с преувеличенным усердием принялся сморкаться в него, все ещё фыркая и покашливая как-то странно. Поручик неодобрительно посмотрел на него.

— Могли бы не усложнять мою миссию, — сердито сказал он главе семьи. — И без того приходится нелегко, сами видите.

И обратившись к детям, спросил:

— Ну так что, будем беседовать с глазу на глаз или можно при родителях?

Решившись наконец оторвать подбородок от сплетённых рук и убрав локти со стола, повеселевший Павлик великодушно разрешил:

— Да чего там! Столько уже знают, пусть и об остальном услышат. Ведь все равно потом не оставят нас в покое.

Яночка предложила:

— Можем обо всём рассказать по порядку. Если хотите, конечно, а то мы можем и по-другому…

— Нет, нет, — поспешно заметил поручик, — по-другому уже было. Теперь давайте по порядку. Как вы вообще обо всём узнали? И о Рыжем, и о Лысом?

— От Хабра. Это он привёл нас на кладбище. Сразу, как мы сюда приехали, в первый же день. Прямо с нашей базы отдыха. То есть с кемпинга… Рассказ детей поручик слушал с большим вниманием, родители — с огромным интересом и где-то даже с ужасом. Освободившись от нависшей над ними угрозы исправительного заведения, Яночка и Павлик оживились, взбодрились и рассказывали свободно, ничего не утаивая. Споткнулись лишь jncd» добрались до пана Джонатана.

Павлик сокрушённо признался:

— Мы немножко приукрасили, ну, когда рассказывали о нецензурных выражениях. И выражения были не такие уж страшные, а главное, кроме них пользовался и другими словами.

— Помню, как же, — сказал поручик. — Говорил ещё и «ты». И опять: такой-сякой…

— Не только «ты», и другие нормальные слова тоже. Например, говорил «отдай это!» и ещё «признавайся, такой-сякой, что ты с этим сделал, продал, такой-сякой, признавайся, ведь давно небось нашёл»…

— Ах! — вскрикнула мама и мальчик замолчал. Он же знал, мама не любит нехорошие выражения.

И поспешил успокоить её:

— Не волнуйся, я не буду повторять выражения, а скажу только то, что было между выражениями.

Яночка кинулась на защиту пана Джонатана:

— И вообще пан Джонатан был против! Он не хотел им показать, где оно находится.

— Минутку! — нахмурился поручик. — Уточните, кто говорил о том, чтобы показать?

— Тот, который с ушами. Ну, тот самый, художник.

— И что он сказал? «Покажите, где это находится?» — Нет, только слово «показать». Так сказал: «А показать вы не хотели». А пан Джонатан сразу:

«Я тебе покажу, я тебе сейчас покажу» и опять выражения.

— Ага, понятно. Значит, просто не пожелал показать. А художника на кладбище вы видели?

— Ннет… кажется, не видели. И Хабр сказал, что на кладбище он вообще не был. Он только состоял в одной с ними шайке, Рыжий ему платил.

— А пан Джонатан в шайке не состоял?

— Нет, он только с художником общался. Только не знаю, можно ли это назвать общением, ведь они всё время ругались…

— А я думаю, — хитро начала Яночка, внимательно наблюдая за реакцией поручика, — а я думаю, он, этот художник, хотел, чтобы пан Джонатан показал ему, в какой могиле это спрятано. А те бы ему за это хорошо заплатили. А пан Джонатан не хотел показывать…

Поручик рассердился.

— Слушайте, не путайте мне два разных дела! Ведь Рыжий же художнику и без того платил, забыла? И это ничего общего с кладбищем не имеет! И дайте наконец мне спокойно…

Павлик не дал.

— А чем он собственно занимается, этот ваш художник? — спросил мальчик. — Он с каким делом связан? Ну ладно, скажите хотя бы, в какой области он художник?

— В прикладной. Занимается изготовлением художественных украшений. Обрабатывает драгоценные и полудрагоценные камни…

— Ах! — опять вырвалось у пани Кристины.

Тут пан Роман с тревогой взглянул на жену.

— В чём дело? И у тебя что-то на совести? Что всё время охаешь?

— Ах, ничего у меня на совести нет! Ах, наконец-то я все поняла…

— Что вы поняли? — заинтересовался поручик. — Мне бы тоже хотелось кое-что понять. Более того — я просто по долгу службы обязан понять! Пани Кристина была в замешательстве.

— Ах, я, право, не знаю… Видите ли, мне об этом сообщили по секрету и я не уверена, что будет порядочно… то есть будет непорядочно, если я сообщу об этом милиции. Так неприятно…

— Простите, но здесь недомолвок быть не может! — резко заявил поручик. — И позвольте мне судить, что порядочно, а что нет. Но вначале я должен знать, о чём речь. Итак?

— Обещайте хотя бы не говорить, что узнали это от меня. Видите ли… видите ли, я просто поняла эти выкрики пана Джонатана! Пани Ванда, его жена, пожаловалась мне, что у него был прекрасный трёхцветный янтарь, совершенно уникальной красоты…

— Сто десять граммов, — вмешался пан Роман.

— А ты откуда знаешь? — в изумлении повернулась к мужу пани Кристина. — Он тебе жаловался?

— Да нет, не жаловался, просто упомянул, что у него пропал именно такой редкий янтарь.

— И вовсе он не пропал, — заявила поручику пани Кристина, — то есть пропасть-то он пропал, но дело обстояло совсем другим образом. Из этого янтаря наш хозяин хотел для жены сделать кулон и дал ошлифовать камень какому-то художнику. И пани Ванда жаловалась мне, что отдал какому-то проходимцу, даже его фамилии не знает, а художник его просто-напросто украл, это я повторяю слова пани Ванды, понимаете?

— Понимаем! — хором подтвердили присутствующие. Оказывается, все с глубочайшим вниманием слушали рассказ пани Кристины. Воодушевлённая всеобщим вниманием, она продолжала с жаром:

— И по её словам, муж не относится к делу достаточно серьёзно, он, по её словам, такой доверчивый, вот и поверил проходимцу, а тот ему ни за что не вернёт драгоценный янтарь, он не дурак, понял, с каким растяпой имеет дело. Это я опять её слова повторяю. И вообще у него нелёгкая жизнь, он панически боится жены и тестя…

— А это кто сказал? — уточнил офицер милиции.

— Это я сама поняла, — призналась пани Кристина.

— А что я говорила! — пхнула Яночка брата в бок, очень довольная.

Поручик облегчённо вздохнул.

— Ну, наконец-то! Как хорошо, что вы мне рассказали об янтаре. А то я голову ломал, не мог понять, в чём дело. И подозревал, что Джонатан тоже занимается продажей…

— Это как же понимать? — возмутился Павлик. — Выходит, они говорили о продаже янтаря? А не того, что в могилах искали?

Поручик только рот открыл для ответа, но его опередила Яночка:

— Конечно же, они из-за янтаря ссорились! Погоди, сейчас я тебе все объясню. Ушастый спекулировал янтарём. Для тех, кто не понял, о ком речь, поясняю — художник, — сказала Яночка, повернувшись к поручику, и опять обратилась к брату: — А продавал его рыжему Попрыгуну за хорошие деньги. Ему же собирался продать всю коллекцию янтаря пана Джонатана, а пан Джонатан не хотел её даже показывать спекулянту, и правильно делал. Уже, наверное, понял, тот опять может украсть. А пан Любанский, помнишь, сказал — Джонатан скорее продаст собственного сына, чем свой янтарь, с ним не расстанется, спать на нём будет. Так что это всё связано с янтарём, а кладбище — особая статья.

— Ага, наверное, ты права, — подумав, ответил брат. И в свою очередь задал вопрос поручику:

— А чего же тогда вы выслеживали Уша… художника? Потому что он такой спекулянт янтарём? Ой, не думаю…

Поручик вздохнул. Ну и шустрые, ничего от них не скроется, от этих проныр. Опять догадались, о чём не следовало. Но поскольку уже хорошо знал, с кем имеет дело, понял, что безопаснее самому удовлетворить их любопытство, неизвестно ведь, что ещё отмочат. А его расследование находится на таком этапе, что разглашение этой тайны не принесёт ущерба. Потому и ответил правду, и только правду:

— Нет, дело не в одной спекуляции. Видите ли, наш янтарь — очень ценный материал. И сам по себе, и ещё потому, что в мире больше почти нигде не встречается. Да и у нас его с каждым годом все меньше попадается. Раньше его было гораздо больше. Может, доводилось слышать о Янтарной комнате? И мы не заинтересованы в том, чтобы наш янтарь уплывал за границу, а так, к сожалению происходит в последние годы.

— Так ведь существует запрет на вывоз янтаря, — вмешался пан Хабрович.

— Существует, конечно, но его всячески обходят. Пытаются вывезти нелегально. Естественно таможня старается этому противостоять, но не в состоянии проверить вещи многочисленных туристов. Легче выявить тех, которые занимаются скупкой янтаря. Таким образом мы вышли на художника. Он постоянно скупает у рыбаков найденный ими янтарь, якобы для того, чтобы ошлифовать, обработать для будущих украшений, а на самом деле oepeopnd»er его иностранцам, вывозящим янтарь из Польши. Поскольку же разбирается в деле, выискивает кусочки янтаря покрасивее, иногда действительно уникальные. Занимается этим грязным делом уже не один год, а особенно распоясался в последнее время. Да и его клиенты тоже хороши. Как какие, вы их прекрасно знаете! Те самые, кого вы называете Рыжим и Лысым. Тоже беспардонно занимаются скупкой янтаря. Не только у художника перекупают, но и прямо у рыбаков. А потом дают художнику для шлифовки, обработанный янтарь продают на вывоз. Должен признаться, я не сразу на них вышел, только недавно поумнел.

— То есть вы знали, что он продаёт, только не знали кому, поэтому и следили за ним? — уточнил Павлик.

— Вот именно.

— А рыжий Попрыгун вечно с рыбаками якшался, — вставила Яночка неодобрительно, удивляясь, как же можно было такого не заметить. — Особенно с одним, с ним он постоянно встречался, Бронек его зовут. Даже мы про него знаем, а вы и не заметили? Не может такого быть!

Поручик тяжело вздохнул.

— Якшался, как же, и скупал, скупал. А знаете, что именно скупал? Вот то-то же, не знаете, а упрекаете. Да, я давно приметил его постоянное общение с этим Бронеком, не мог не заметить. И довольно быстро выяснил, в чём дело. Так знаете, что он у него покупал? Даже не догадываетесь, а такие шустрые ребятки. Рыбу он у него покупал!

— Рыбу? — не поверил Павлик своим ушам. — Какую рыбу?

— Копчёную! Вы и не представляете, какой обжора этот ваш рыжий… как его?

— Попрыгун.

— Вот, вот, Попрыгун. Даже трудно представить, сколько копчёной рыбы он в состоянии сожрать за один присест. Вечно отирался среди рыбаков, приобретал буквально тонны копчёной рыбы и всю её пожирал! Ну я и отцепился от него, в конце концов, пристрастие к копчёной рыбе не карается законом. И столько было разговоров о копчёной рыбе, что в них янтарь как-то совсем затерялся.

— Неплохой камуфляж, — заметил пан Хабрович.

— Очень неплохой, — подтвердил поручик. — Дымная завеса из копчёной рыбы.

— Но теперь-то, когда вы их разоблачили, доказано, что под видом рыбы он скупал янтарь? — с тревогой поинтересовалась Яночка.

— Теперь-то мы уже все знаем.

— И в прошлом году они орудовали?

— Выяснилось, что и в прошлом тоже, только действовали осторожнее. А в этом совсем распоясались, вытеснили с рынка всех конкурентов, монополизировали его и действовали с размахом, масштабно. Знаете, как бывает? Сейчас, когда всё раскрылось, вдруг стали понятны и нераскрытые в прошлом отдельные детали. Поумнели мы, многое поняли, что осталось нераскрытым с прошлого года. Особенно заморочили нам голову эти две их одинаковые машины.

— А вы про них не знали? — подхватил Павлик.

— Не знали, и только благодаря вам… Я же говорю — огромная заслуга у вас в кармане.

— Потому что машина с иностранными номерами выворачивала на другую сторону таблицу с номерами и вы думали — это машина художника, так? — спросила Яночка. — И запутывала вас, вы думали, это художник разъезжает, а разъезжал Лысый и из-за этого вся путаница и получалась?

— Вот именно. Естественно, я подозревал художника во всевозможных махинациях, усложнял свою задачу, — признался офицер милиции.

— Минутку, ничего не понимаю, — вмешался в разговор пан Роман. — Как такое возможно, что преступники располагали двумя идентичными машинами?

Поручик пояснил:

— Это два польских «фиата» в экспортном исполнении. Оба одинаковой окраски, почему же невозможно? Знали машину художника, приобрели за границей точно такую же, вот только наши местные трудности в… области автомобилизма немного подпортили им дело.

По привычке постоянно думать об интересах следствия поручик опять сделал было попытку умолчать о тайнах этого самого следствия, но вспомнил, кому он обязан сведениями об одинаковых машинах, и не стал темнить.

— Приехал он на английской резине, — признался поручик. — Тут выяснилось — художник ездит на нашей, а это, скажу я вам, две большие разницы. Решил тоже купить польские покрышки, чтобы не отличаться от близнеца, и выяснилось, что это не так просто.

— Разбежался! — с пониманием подтвердил пан Роман, очень хорошо знакомый с этой проблемой.

— Вот-вот, понял, что легче заказать за границей ещё один комплект английских. И в результате художник нежданно-негаданно получил комплект английских покрышек для своего «фиата». Предложили за какую-то смешную сумму, тот, естественно, польстился на дармовщинку и тем самым, сам не желая того, облегчил преступникам их задачу.

— Так он не знал, что у них такая же машина?

— Не имел ни малейшего понятия! И так был возмущён, когда мы ему глаза раскрыли, что сразу раскололся и засыпал всю братию.

— Так вот откуда вы все знаете? — сообразила Яночка.

— Да, многое мы узнали от него, — признался поручик. — Но не все, разумеется.

— Однако это ещё не решает дела, — заметила пани Кристина. — Ведь, насколько я понимаю, сама покупка янтаря ещё не преступление? Ведь и я же могу купить, и любой другой. За это нас не привлекут к ответственности?

— Нет, конечно, — подтвердил поручик.

— В таком случае что вы сможете им инкриминировать? Вот если бы прихватили на нелегальном вывозе за границу — другое дело. А так… Покупать могут сколько душе угодно. А потом передадут каким-нибудь специалистам-контрабандистам и поминай как звали. А эти останутся чистенькими. И снова примутся за старое.

Хитро прищурившись, поручик ответил:

— Уверяю вас, милостивая пани, не очень-то они смогут приняться за старое. Некому будет приниматься! Удалось прихватить голубчиков на таком, что не отвертятся, И все благодаря вашим детям. Пришлось нам потрудиться минувшей ночью… И поручик извлёк из кармана несколько фотографий. Бросив их на стол, он с нескрываемым торжеством произнёс:

— Ну! Что теперь скажете?

Хабровичи набросились на фотографии как оголодавшие стервятники на падаль. Хищно всматривались в фотографии, вырывая их друг у друга из рук. Какое-то время слышались лишь возгласы недоумения и восторга. Нескоро удалось им успокоиться и уже внимательнее рассмотреть то, что было изображено на фотографиях.

А на всех изображено было кладбище, но на каждой — разная сцена. Действующими лицами были три человека, запечатлённые в разные фазы деятельности. Очерёдность фаз можно было определить без труда. На первых действующие лица засняты были по колени в могильных ямах. И работали там, выбрасывали лопатами песок. Песок и лопаты вышли очень хорошо, оказались фотогеничными. Следующая группа фотографий представляла упомянутых копальщиков, застывших в бездеятельности (ни мелькающих в воздухе лопат, ни летящей земли) и обалдело глядевших прямо в объектив фотоаппарата. И, наконец, на третьей группе фотографий злоумышленники были запечатлены в тот момент, когда, побросав лопаты, в панике выскакивали из разорённых могил и драпали куда-то прочь от фотографа.

Одно обстоятельство обратило на себя внимание Хабровичей. Двое действующих лиц действовали вместе, на фотографиях они так и увековечены, а вот третий появился лишь в последней стадии, когда бросали лопаты, вылезали из могил и драпали. В первых фазах он почему-то не был запечатлён.

Обретя способность говорить нормально, а не только произносить неартикулированные выкрики, брат с сестрой принялись делиться наблюдениями.

— Гляди, Лысый! Откуда он взялся? Ведь его же там не было! — кричал O»bkhj.

— Гляди, Лысый! — вторила брату Яночка. — Вон, выскакивает и смывается! Откуда он взялся?

Ведь на кладбище орудовали только двое!

— Гляди, как орудует Прилизанный! Гляди, как старается!

— Как бульдозер шурует! Куда там Попрыгуну! Он только приступил, а у того уже половина могилы разрыта!

С ужасом слушали родители обмен мнениями своих деток. Со знанием дела обменивались, ничего не скажешь.

— Дети, ради Бога, что это значит? — взмолилась мама. — Откуда вы их знаете?

— Кладбищенские гиены! — констатировал папа. — На могильщиков не похожи. Дети…

А дети не обращали внимания на родителей, всецело поглощённые потрясающими кадрами.

— Слушай, а ведь это не в центре кладбища. Лысый выскакивает из могилы, которая совсем с боку…

— А вот эти две и вовсе ниже… Не было там Лысого, ведь я же с Хабром возвращался этим путём!

— Тогда откуда же он взялся?!.

И взоры присутствующих обратились опять к поручику. Тот с большим удовлетворением наблюдал за восторгом, вызванным его снимками, и теперь очень довольный стал отвечать на вопросы.

— Откровенно признаюсь — я и не рассчитывал на такую удачу — всех троих застукали на месте преступления. А этот, как вы его называете, Лысый, — у них главный. Это он организовывал работы.

Пани Кристина честно призналась:

— Ничего не понимаю!

Тут и её всеведущие дети вдруг сообразили — они тоже не все понимают. Оказывается, всё понимает один поручик.

И Павлик вцепился в него;

— Выходит, Лысый заявился, когда нас не было? Не мог их дождаться?

И обратился к сестре с претензией:

— Я же говорил тебе — надо было в машине проверить!

У девочки вопросы были другого характера.

— А кто же этот Прилизанный? Мы его не знаем. Первый раз увидели. А вы его знаете, пан поручик?

— Минутку, не все сразу. Я перед вами в долгу, так что расскажу обо всём, только давай-те по порядку. Итак, Лысый. Он и в самом деле появился позже и немного озадачил нас. Ведь вы же сообщили только о двоих, что сейчас роются на кладбище, вот мы и настроились на них, третьего никак не ожидали…

— Говорил же — надо проверить в машине! — опять не выдержал Павлик.

— Ничего, наш фотограф своё дело знает, парень быстрый, он и его успел увековечить ещё в могиле.

И опять Павлик не вытерпел:

— А я что говорил? Всю дорогу о фотоаппарате мечтал, ведь это же лучшее доказательство, правда?

— Правда, доказательство бесспорное. Они собирались за один раз раскопать все оставшиеся могилы, а потом засыпать и по возможности скрыть следы, справились бы вдвоём, но помешали кабаны, время ушло, вот и пришлось подключаться третьему.

— Так кто же этот Прилизанный? — теребила поручика за рукав Яночка.

— И кто вообще эти двое? — спросил её отец.

Поручик взял в руки фотографии.

— Итак, вот этот, которого ваши дети упорно называют Лысым, хотя не понимаю почему, шевелюра у него вполне приличная…

— Мы же вам говорили — он лысый на самой макушке, — напомнил Павлик.

— Ага, на макушке всё-таки лысый? Так вот, этот Лысый из ФРГ приехал. А Рыжий, тут я не придираюсь, он и в самом деле рыжий, хотя вот не понимаю почему Попрыгун, но не станем придираться, так этот Рыжий — поляк, но давно проживает в США и сейчас аж оттуда заявился.

— А Прилизанный? Узнаю я, наконец, кто такой Прилизанный?!

— Ладно, скажу и о Прилизанном. Это очень важная фигура. Наш, из Гдыни. Это он должен был организовать пересылку янтаря за границу. Преступники очень его оберегали, старались, чтобы, на всякий случай, их не заметили в его обществе, поэтому не поддерживали с ним никаких контактов, в общем, делали вид, что незнакомы. Естественно, встречались, но такую проявляли осторожность, что мы об этих встречах не знали. А изза путаницы с машинами мы решили, что он знаком с одним художником. И если бы не вот эти фотографии, большого труда стоило бы нам доказать его соучастие в преступном бизнесе.

— Уверена — тогда Лысый шёл на встречу именно с ним! — крикнула Яночка брату. — И если бы не эта зануда Мизя…

— Точно! — подхватил Павлик. — К нему торопился, известить… И если бы нам ещё фотоаппарат…

— Ну чего вы расстраиваетесь? — не понимал поручик. — Ведь мы же всех переловили на кладбище, так что дело сделано. Преступники захвачены на месте преступления. Одним махом мы накрыли, можно сказать, международную банду. И опять возникла мама.

— Но зачем же они, Боже милостивый, могилы разрывали? — воскликнула она.

— Какие-то сокровища ищут, — ответил поручик. — Путаются в показаниях, пока темнят, ну да мы добьёмся своего. Зато налицо факт другого преступления — осквернения могил, в кодексе такое преступление классифицируется как «профанация захоронений». Возможно, и в самом деле искали драгоценности на покойниках, такие преступления во всём мире караются очень сурово.

— А как получилось, что вы со своим фотоаппаратом подоспели в нужный момент? Если то, о чём вы нам тут рассказали — правда, у вас не было полных данных…

— Ну, знаете ли… И без данных можно кое-что сопоставить. А мы в милиции тоже иногда думаем…

— И что? — недоверчиво переспросил Павлик. — Вы думали, думали и додумались, что именно этой ночью…

— Потому что вы вовсе не из Крыницы примчались, — подхватила Яночка. — Вы уже в лесу засели и выжидали, хотя ещё ничего толком не знали?

— Согласись, не напрасно же засел, правда? Ну да ладно, уж признаюсь. Тогда, в порту, я многое от вас узнал, так что прояснились непонятные до сих пор некоторые аспекты расследования. А главное — вы без конца повторяли, что мне придётся по вашему зову добраться за двадцать четыре минуты… Подключил к делу пока одних только пограничников, не стал поднимать шум в комендатуре милиции, пришлось бы приводить какие-то доводы, а я ими пока не располагал. А пограничники — парни знакомые, всё равно в наряде, ну они по-дружески и помогли. Правда, из Крыницы я всё-таки захватил фотографа. Как видите, ему работы хватило. Впрочем, для нас всех эта ночка выдалась неспокойной, зато и результаты впечатляют. Стоило потрудиться!