Клин

      — Ошиблись, мол, номером. Нету тут таких, и точка. Упиралась бы хоть до утра.
      — А потом?
      — Созвонилась бы с ним сразу же, при первой возможности. На рассвете, в пять, четыре утра, когда угодно. Так, мол, и так, будь умницей, не разбивай моего счастья. И только потом, окажись он упрямой скотиной, попыталась бы защищаться как-нибудь иначе.
      — Ну вот видишь. А он, значит, заранее решил, что я упрямая скотина. Чему тут удивляться, если у меня, как выяснилось, полный джентльменский набор всех мыслимых пороков.
      — Небось и на руку нечиста?
      — Не знаю, не успела уточнить. Хотя нет, до полного набора надо бы еще подвизаться в сводничестве, шпионаже, наркомании.., контрабанде. Нет, окончательно меня еще не охаяли. Серьезное упущение.
      — Постой, мне кое-что пришло на ум. Что он такое говорил.., ну, насчет того, что умеет ограждать себя от особ такого пошиба?
      — Да уже, мол, имел дело с подобными...
      — А если он и правда всю свою жизнь вращался в таком кругу? И никогда не сталкивался с обыкновенными людьми? Ох, дорогая моя, я начинаю глубоко ему сочувствовать!..
      — Поди теперь разберись. Может, надо было выразить ему искреннее соболезнование, а не разыгрывать глупые шутки? Может, это просто несчастный человек, которому катастрофически не везет с женщинами?
      — Как бы там ни было, но тут он крупно обознался. А вообще, раз он вот так, не проверив, дал волю гнусным подозрениям, значит, дрянь мужик. И где его чувство юмора?
      — Чувство юмора - оно избирательно. У каждого из нас найдется такой пунктик, где чувство юмора напрочь отказывает. Вспомни, одно время и у меня был такой. Может, у него этот пунктик - собственная его персона?
      — Тогда я ему не завидую...
      После почти часового обсуждения мы не пришли ни к какому выводу. Перебрали множество гипотез, да что толку, когда неизвестно, какая из них соответствует действительности. Наконец мне это гадание на кофейной гуще осточертело. Я попрощалась, приняла ванну и, выключив свет, забралась под одеяло. Приемник еще работал, освещая комнату слабыми бликами. Точно так же, как в тот вечер...
      И внезапно в голове у меня прояснилось. Я смотрела на светящийся ящик и чувствовала, как по спине у меня забегали мурашки. Видела я не приемник, а себя - его глазами.
      Ну да, иного и быть не могло. Что еще он мог про меня подумать, если вела я себя совершенно не так, как пристало любой нормальной женщине? Если вместо того, чтобы смертельно оскорбиться на отсутствие каких-либо объяснений, я добивалась с ним встреч! И как это я сразу не сообразила!
      Немудрено, что моральные мои качества показались ему ниже всякой критики. Что ж, его право, бог с ним. Какие у меня могут быть претензии? Зато теперь хоть в чем-то разобралась. Остальное так навек и пребудет от меня за семью печатями.
      На следующий день я занялась ремонтом квартиры. Начала со штукатурки, и недавние бурные события стали тускнеть в клубах пыли. Три мужика немилосердно долбили стены, а я тем временем предавалась молитвам, испрашивая у святых угодников хоть немного терпения для соседей. Лицезреть мужика, в башмаках восседавшего в моей ванне на грудах штукатурки, было выше моих сил, я ретировалась в комнату и только поэтому расслышала звонок. Я прикрыла дверь и взяла трубку.
      — Могу я поговорить с пани Иоанной Хмелевской? - спросил мужской голос.
      — Я у телефона.
      — Я звоню вам по поручению моего друга, вашего знакомого.
      У меня не возникло никаких сомнений, о ком идет речь, но я вежливо осведомилась:
      — Будьте добры, уточните, какого знакомого вы имеете в виду, а то у меня их много.
      — Того, с кем вы поддерживали знакомство по телефону. Как я понимаю, далее телефонных контактов дело не зашло.
      — А не назвать ли вам попросту фамилию этого человека?
      — Пока не хотелось бы. Меня уполномочили кое-что вам сообщить, но не по телефону, а лично. Не могли бы мы условиться о месте и времени встречи?
      — Я так понимаю, вы знаете, кому звоните. Не мешало бы и вам представиться.
      — С огромным удовольствием, но.., при встрече.
      — Что ж, вольному воля. Я уже привыкаю к той таинственности, которая меня окружает благодаря вашему другу.
      — Сдается мне, таинственность напускаете вы сами...
      — Чего?! - (Господи, еще один белены объелся!) - Позвольте с вами не согласиться...
      — Простите, но я в курсе всей этой истории и знаю, что сумятицу учинили вы. Впрочем, лучше объясниться с глазу на глаз. Где и когда? Сегодня, пожалуй, уже поздно?
      Я невольно взглянула на часы. Было полдесятого.
      — Надеюсь, четверть первого ночи вас не устроит? - съехидничала я.
      — В четверть первого? Почему именно четверть первого? - Его голос выражал явное удивление и даже недовольство.
      Ага, значит, не совсем уж он и в курсе...
      — Это я так... Решила было, что ваш друг заразил вас своими привычками. Может быть, завтра.., погодите...
      Есть такое место, где я по необходимости бываю каждый день в одно и то же время. Просто прохожу мимо, когда возвращаюсь с работы. Не мотаться же по городу ради удобства этих психов.
      — Можно завтра в семнадцать, в кафе на углу Маршалковской и Крулевской. Возле художественного салона.
      — Договорились. Завтра в семнадцать.
      — Минутку! А как я вас узнаю?
      — Это я вас узнаю. Но если угодно.., высокий брюнет в сером костюме...
      Сердце у меня дрогнуло. Сколько же их таких расплодилось, черт побери? Высоких брюнетов в серых костюмах?..
      — ..и в очках.
      — Ах, вы носите очки?
      — Вообще-то нет, но на этот раз...
      — В мою честь?
      — Скорее как опознавательный знак.
      — Очень мило с вашей стороны. До завтра. Жду с упованием.
      — Да, чуть не забыл. Вам привет от... - голос в трубке исполнился медоточивого ехидства и оттого приобрел исключительную сочность, - от пани... - и он назвал фамилию.
      Час от часу не легче. Нет, скучать мне не дадут! Фамилия довольно известная, но при чем туг я?
      — А кто она такая, эта дама? - спросила я с удивлением, которого не имела никакого резона скрывать. - Честное благородное, я ее не знаю.
      — Извините, мне пора. Еще раз простите за беспокойство, до встречи.
      — До свидания, - машинально ответила я, размышляя над новым зигзагом событий. Нет, они определенно доведут меня до ручки. Когда наконец закончится эта дикая галиматья? Мозги мои уже изнемогли.
      Хоть я и подозревала, что, скорей всего, со мной пытаются сыграть дурацкую шутку, но на всякий случай решила заглянуть в кафе. Никакого высокого брюнета я там, конечно, не обнаружила. Так и есть - шутка. Хорошо хоть время не потеряла.
      Со штукатуркой уже было покончено, так что звонок я расслышала сразу. Войдя во вкус, я настроилась услышать что-нибудь в том же роде. И не обманулась в своих ожиданиях.
      — Надеюсь, вы меня простите, - сказал вчерашний голос. - Так получилось, что я не смог прийти. Поверьте, мне очень неловко.
      — Бог простит, не переживайте, - успокоила я его. - Подождите секунду, возьму сигарету... - Я закурила и снова вернулась к телефону. - Но раз уж вы не пришли, тогда по крайней мере растолкуйте, что это за дама с приветом? Я такой не знаю, впервые о ней слышу.
      — К сожалению, я не уполномочен отвечать вам на этот вопрос.
      — А приветы передавать уполномочены? Объясните на милость, что означает весь этот абсурд?
      — Я не уполномочен давать вам объяснения.
      — Тогда скажите хотя бы, почему этот ваш странный друг уполномочил звонить вас, а не позвонит сам?
      — Видите ли, я в некотором смысле состою при нем подчиненным и это поручение входит, так сказать, в круг моих обязанностей.
      Ишь ты, курицын сын! Министр сыскался...
      — Еще раз простите. Мне следовало передать вам одно сообщение, но это уже неактуально. Вы получите его официальным путем.
      — Тогда скажите по крайней мере, когда ждать, а то так недолго и помереть от неизвестности, - язвительно сказала я.
      — Я не уполномочен давать объяснения. "Пластинку у него заело", подумала я со злостью.
      — А сейчас позвольте попрощаться. Прошу меня извинить...
      Сущий Версаль, жаль только, что в доме умалишенных.
      Я снова с головой ушла в ремонт и в течение нескольких дней света белого не видела. Не хотелось, чтобы в момент ареста меня застали в доме посреди жуткого бедлама. К счастью, ремонт был закончен, а я все еще наслаждалась свободой.
      Вот тогда-то меня и настиг удар. Позвонил мне один мой знакомый, с которым я после отпуска ни разу еще не виделась.
      — Что ты натворила! - заявил он безо всяких предисловий. - Совсем ума лишилась? Всего можно от тебя ожидать, но такого!..
      Йеху! Боевой конь подо мной встрепенулся, заслышав желанный зов трубы.
      — Золотой мой, драгоценный! - возопила я. - Выкладывай скорее все, что знаешь!
      — Много чего знаю, есть у меня кой-какие полезные знакомства. Ну зачем ты учинила эту адскую заварушку!
      — Сокровище мое, вовсе не я. Настолько не я, что даже не понимаю, что происходит. Может, хоть ты мне растолкуешь?
      — Предпочитаю послушать тебя. Как насчет встретиться? Сможешь прийти завтра к часу в "Бристоль"?
      Да хоть на край света, пусть мне только там объяснят, где собака зарыта. Еще не было часу, а я уже изнывала от нетерпения на первом этаже "Бристоля". Но вот появился мой добрый знакомый, смерил меня жалостливым взглядом и покачал головой.
      — У тебя случайно нет горячки? - с участием спросил он. Галлюцинациями не страдаешь? Как насчет других тревожных симптомов? Откровенно говоря, состояние твоего рассудка серьезно меня беспокоит.
      — Перестань паясничать. Садись и выкладывай.
      — Что именно?
      — Все, что знаешь. Может, ты случайно знаешь и некую даму, от которой мне ехиднейшим тоном передали привет. - И я назвала фамилию.
      Мой добрый знакомый бросил на меня уклончивый взгляд.
      — Случайно знаю, - с расстановкой сказал он и помолчал.
      Я ждала, сгорая от любопытства. Он потянулся за сигаретой, не спеша закурил и наконец изволил подать голос.
      — Надеюсь, ты хоть в курсе, кем был отец той дамы?
      — Ах, она, значит, его дочка? Я так и думала, но это мне ничего не объясняет. Что у нас может быть общего?
      Приятель снова смерил меня странным взглядом.
      — Я тебе расскажу то, что мне известно, а уж остальное сама додумывай. Я знал эту особу еще в девическую ее пору. Очень даже хорошо знал.
      Он снова умолк и отсутствующим взором засмотрелся куда-то вдаль. Не глядя на меня, наконец приступил к своему рассказу. Излагал мне биографию этой дамы, а я безмолвно внимала ему, и мрак неизвестности, клубившийся вокруг злосчастного недоразумения, начинал понемногу рассеиваться. Да, у гениальной моей подруги оказался дар ясновидения: все-таки женщина там сидела... Две разбитых семьи, причем разбитых с громким скандалом... Многолетняя связь.., известный сердцеед, профессионал высокого полета.., ну и даме тоже палец в рот не клади...
      — Какого шута ты встряла в их роман? - закончил он с укоризной. - На кой тебе нужно было? Эта связь медленно, но верно продвигается к законному венцу, а ты влезла в самую середку.
      — Дорогой мой, я ведь ни сном ни духом, - уныло сказала я. - Вот послушай, как все выглядело с противной стороны, то бишь с моей. Вообще-то он сам виноват, нечего было так по-идиотски врать, но, откровенно говоря, я бы охотно извинилась за свои шутки. Слушай же...
      Чем дальше я продвигалась в своем повествовании, тем больше мой приятель спадал с лица. Иногда с уст его срывался стон отчаяния.
      — А знаешь, ты в самом деле опасна для окружения, - сказал он наконец. - Не дай бог нарваться на приступ твоего чувства юмора. Глубоко сочувствую этому несчастному человеку. Но лучше уж не извиняйся перед ним, а то ведь еще больше бед натворишь.
      — Извинюсь, не извинюсь - это дела не меняет, все равно он вел себя по-идиотски, - упорствовала я.
      — Уверяю тебя, на его месте я повел бы себя точно так же. Пойми, он же не знал, какой ты у нас уникум.
      Да, это правда. Наверное, ко мне надо привыкнуть, на людей малознакомых я произвожу чересчур сильное впечатление. Кому придет в голову, что на тайну я могу клюнуть скорее и охотней, чем на мужчину?
      Какое-то время мы сидели молча. Я курила сигарету и рассеянно провожала взглядом входящих и выходящих. Вдруг мелькнула высокая темноволосая фигура в сером костюме. Не успела я ахнуть, как увидела лицо. К счастью, совсем незнакомое. Я обернулась к своему приятелю, собираясь что-то ему сказать, и встретилась с его изумленным взглядом.
      — Нервы у тебя железные, - почему-то хмыкнул он с одобрением.
      — О чем ты?
      — Ну как же! Увидела вдруг этого типа - и глазом не моргнула.
      — Какого типа? Того, что вошел? Я его не знаю, зачем мне моргать?
      Мой приятель пристально и даже с какой-то тревогой уставился на меня.
      — Все шутишь? О ком мы сейчас говорили, как не о нем? А еще утверждаешь, что виделась с ним.
      — С кем? С этим? Но это же не он!
      — Как не он? Тот самый, пан... - и он назвал имя и фамилию. - Да я с ним лично знаком.
      Какое-то мгновение мне казалось, что сейчас меня хватит удар. Сомнений нет, кто-то тут сошел с ума, не исключено, что именно я. Оглянувшись на подсевшего за соседний столик типа, я снова беспомощно вылупилась на приятеля. Видать, в глазах у меня застыла такая невыразимая оторопь, адекватная, надо сказать, состоянию моей души, что лицо у него стало приобретать за компанию родственное выражение.
      — Женщина, опомнись! - наконец воззвал он в гневе. - О ком ты мне сейчас все уши прожужжала?
      — Погоди, погоди, - слабым голосом пробормотала я. - Ты уверен, что это тот самый? С такой фамилией? Диктор Польского Радио? Ты уверен?
      — Как и в том, что я не чайник. Неоднократно видел его живьем.
      — Царица небесная, смилуйся!
      Я сидела в полном трансе, а мой приятель наблюдал за мной со все большей тревогой. В голове у меня царили содом и гоморра. Нет, такого быть не может, не верю!
      Ничего не соображая, не заботясь о приличиях, я сорвалась с места, бросилась к сидевшему по соседству высокому симпатичному брюнету и застыла над ним как статуя, безмолвно пожирая глазами. На мне, надо сказать, был лучший мой костюм, прическа и грим вполне ему соответствовали, словом, все было при мне, разве что на лице не хватало выражения умственной полноценности. Тем не менее брюнет, завидев меня, невольно привстал.
      — Извините меня ради бога, - надрывно простонала я, - но скажите мне, это вы - пан... - и я назвала фамилию.
      — Да, к вашим услугам, - ответил он с легким удивлением, но вполне любезно.
      — Вы уверены?
      — Не понял? Простите, кому же, как не мне, знать, я это или не я.
      — Вы правы, - сдалась я, покоряясь судьбе. - Но.., докажите все-таки! Ну что вам стоит!
      Видно, выражение дегенеративности не затмило общего благоприятного впечатления от моей наружности, поскольку мужчина улыбнулся и полез в карман.
      — Вот мой паспорт.
      Я ухватилась за его паспорт как дьявол за невинную душу. Разрази меня гром, та же фамилия, черным по белому! Имя, адрес, фотография - все сходится. И этого человека, совсем постороннего, я столь упорно третировала! Совсем незнакомого!
      — Извините меня! - простонала я в отчаянии. - Честное слово, вы мне вовсе не нужны. Сможете вы меня хоть когда-нибудь в жизни простить?
      Теперь уж и на него нашла оторопь. Вытащив из моих рук паспорт, он изумленно воззрился на меня.
      — Что прикажете вам прощать?
      — Все. Телефонные звонки и всякие прочие идиотизмы. Это я вас преследовала, но клянусь богом, по ошибке, принимая за другого. Вас я вижу впервые в жизни...
      — Взаимно. Но о чем вы говорите? Было дело, досаждали мне дурацкие звонки, но не ваши...
      — Как не мои? Мои!!!
      В этот момент вмешался мой приятель, неусыпно наблюдавший за развитием событий.
      — Извините, - спокойно обратился он к моей жертве, - позвольте, я вам все объясню, а то ваша собеседница слишком взволнована. Присядем?
      Мы уселись за столик в атмосфере полного взаимонепонимания, и мой приятель стал вкратце выкладывать суть проблемы - так, как она выглядела с моей стороны. Противная сторона, вместо того чтобы успокоиться, проявляла все большее возбуждение. Наконец наш собеседник заговорил приятным мягким баритоном:
      — Господа, по-моему, недоразумение случилось обоюдное, У меня неплохая зрительная память, и я уверен, сударыня, что это не вы, а другая женщина подсела ко мне тогда в машину. Я как раз ехал в первом часу ночи с работы, шел дождь, и пришлось подвезти ее к центру. Она разузнала, кто я такой, и стала названивать мне на работу, а потом и домой...
      — Нет, - покаянно уточнила я, - домой - это уж мой грех.
      — Но я-то думал на нее, и меня такой интерес к моей скромной персоне решительно не устраивал, мне вовсе не улыбалось поддерживать с нею знакомство. Имени ее я не знал, да и знать не хотел. И лишь гораздо позднее, под занавес, возникло ощущение, что тут какая-то неувязка. Когда она в последний раз позвонила мне на работу, я недвусмысленно ее отшил. Несколько дней все было тихо, а потом начались звонки домой...
      — Потому-то вы сразу так взорвались?
      — Ну да. У вас с нею очень похожи голоса. Если это действительно звонили вы.
      — Я, я! Могу процитировать ваши ответы.
      — Лучше не стоит. Мне очень...
      — Минуточку, - прервала я, отчаянно пытаясь призвать свои мысли к порядку. - Минуточку. А тот ваш друг? Который мне звонил?..
      — Какой друг? Это я вам звонил, в полной уверенности, что звоню той даме...
      — А прежде вы никогда ей не звонили? И не знали ее номера?
      — Нет, связь была исключительно односторонней. И только когда она стала доставать меня дома, то есть когда вы стали меня доставать, я разозлился и вычислил ваш телефон. Значит, это вы записаны у меня на магнитофоне?
      — Получается, что я...
      — Вот так штука, - растерялся он. - Прошу меня простить.
      — Нет, это вы меня простите.
      — Я полагаю, взаимных извинений было достаточно, - решительно вмешался мой приятель. - Вы наверняка кого-то ждете, - обратился он к моей жертве, а нам уже пора. Ты ведь говорила, что у тебя в полтретьего конференция? Позволь тебе напомнить, что уже двадцать минут третьего.
      Я сидела совершенно убитая. Чего он морочит мне голову какой-то конференцией, пропади она пропадом, эта конференция. Зачем я так выкладывалась? Но какое невероятное сходство голосов, какое не правдоподобное стечение обстоятельств... Просто стечение? Может, его направляла чья-то рука? "Предупреждаю, я тебя расшифрую..." - "Пожалуйста, на здоровье..." Эта уверенность в себе, этот снисходительный тон... А как все идеально сходилось...
      Я душераздирающе вздохнула и вернулась к удручающей действительности. Жертва моя как раз говорила:
      — ..но надеюсь, вы позволите пригласить вас на кофе? Такое оригинальное знакомство...
      — Исключено, - всполошился мой подлый приятель. - Меня вы можете приглашать, но ее - упаси боже. Эта женщина способна довести до дурдома всю Варшаву, да что там, вы ведь уже имели удовольствие испытать ее темперамент на собственной шкуре. Да я не то что знакомить - присутствовать при знакомстве не решусь, зачем мне такая ответственность! Казнись потом всю жизнь, зачем не предупредил несчастья.
      — Я все-таки надеюсь, что мы еще встретимся.
      Мы вышли из "Бристоля" в молчании. Приятель перевел меня на другую сторону улицы и развернул в сторону моей конторы.
      — Топай, - сказал он. - У тебя конференция. И Христом-богом прошу, остепенись ты наконец.
      И я потопала, а что мне оставалось? Даже и опоздала-то ненадолго, но по сей день не могу припомнить, о чем там шла речь. И что самое странное, когда возвращалась домой, не попала под машину, не перепутала адрес и даже не очень-то пугала своим видом прохожих...** Ну и что теперь? Что мне делать? Неужто я так и осталась при пустых хлопотах?
      Похоже на то.
      Никогда в жизни мне не узнать, что это был за человек, который как-то случайно подключился к моему телефону и исцелил мое разбитое сердце, а ведь он, провалиться мне на этом месте, не плод моего воображения...  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

      Человек, сидевший напротив за столом, присматривался ко мне - на губах улыбка, но в глазах ни тени Веселья. В ответ я тоже пригляделась к нему, взвесила ситуацию и решила выкладывать все как на духу.
      — Хорошо, - сказала я, - опишу вам эту чертовщину всю как есть. Но предупреждаю, депо долгое.
      — Ничего, времени у нас достаточно. Вот сигареты, а сейчас принесут кофе. Я рад, что вы наконец решились... Слушаю вас...
      Я глубоко вздохнула и начала...
      Спустя какой-нибудь час в кабинете плавали клубы дыма, стол был уставлен чашками из-под кофе, а мужчина по другую сторону стола слушал и слушал с неослабевающим интересом. У меня уже пересохло в горле, и я решила взять тайм-аут.
      — Больше ни слова не скажу, пока не получу содовой, - заявила я.
      — Сию минуту, будет вам целый сифон. Продолжайте, по-моему, чем дальше, тем интересней.
      ***
      После целой череды выпавших на мою долю потрясений я впала в беспросветную депрессию. Не так уж часто меня разбирают апатия и уныние, но на сей раз я дошла до ручки, весь свет был не мил. Жизнь казалась безнадежно мерзкой штукой, оставалось лишь удивляться, зачем только мама меня на свет родила.
      Я сидела в своем бюро вместе с Янушем и Весе, все трое трудились не покладая рук. Весе пыхтел над макетом холмистой площадки, на которой должен был гордо вознестись жилой комплекс. Януш корпел над сечениями, а я прорабатывала в деталях стальные ворота для ограды.
      Перевернув чертеж на другую сторону, я обвела рассеянным взглядом своих коллег, и внезапно мне представилось, как смехотворно выглядим мы со стороны. Сидят в комнате три взрослых индивидуума с высшим образованием. Один самозабвенно лепит из пластилина параллелепипеды кубатурой в пол кубического сантиметра. Другой сосредоточенно клюет пером в кальку, густо засиженную пунктирами, а третий, то бишь я, старательно замарывает карандашным штрихом бесформенные геометрические контуры. Стоило ли кончать институт, столько лет грызть гранит наук, чтобы сейчас заниматься такой ерундой?
      — Янушек, как ты думаешь, - поинтересовалась я, - если бы ты учился на год меньше, небось слабо было бы с этим справиться?
      Януш поднял на меня потусторонний взгляд.
      — С чем - с этим?
      — Ну, с пунктирами.
      — С какими пунктирами?
      — Да ты хоть осознаешь, чем ты сейчас занимаешься? Загляни в свой лист.
      Януш тупо уставился на меня, потом на стол, потом снова на меня удивленно и обеспокоенно.
      — О чем речь? Я что-то не так сделал? Я со вздохом покачала головой.
      — Люди добрые, поглядите на него. Он уже от трудов своих праведных так деградировал, что и не замечает, над чем горбатится. Прикиньте, друзья мои, стоило ли забивать себе голову институтскими науками, чтобы в результате долбить пером кальку или мять кубики из пластилина? Может, хватило бы и школьной скамьи?
      И тот и другой напряженно таращились на меня, пытаясь понять сложный ход моих мыслей. Потом уставились друг на друга, и наконец до них дошло.
      — И правда, сегодня у нас работа из ряда вон дурацкая, - сказал Весе и почему-то весьма от констатации этого факта развеселился.
      — - Нету Витольда, - раздумчиво отозвался Януш, прицениваясь к результатам своего творчества. - Он спасает нашу честь и достоинство В самом деле, четвертый, ныне отсутствующий наш коллега выполнял работу, требующую нешуточных умственных усилий, - ему было доверено чертить циркулем на плане благоустройства зеленые насаждения. И то сказать, круг это вам не пунктир...
      Мы вернулись к нашим замысловатым трудам. Только я вознамерилась снова погрузиться в мрачные думы о тщете высшего образования, как зазвонил телефон.
      — Тебя, - сказал Януш. Я взяла трубку.
      — Здравствуй, подруга, - послышался голос моей доброй знакомой из редакции. - Ты что себе думаешь?
      Я удивилась.
      — Думаю? То есть? Я вообще ничего не думаю...
      — Вот-вот, именно так я и предполагала. Откровенно говоря, очень меня твое легкомыслие огорчает. Когда ты перестанешь делать из меня идиотку? Где твоя несчастная статья о домах культуры?
      Не сиди я в этом момент на столе, ноги бы у меня подломились.
      — Сколько еще прикажешь краснеть за тебя перед шефом?! Уже второй номер я заштопываю дыру черт-те чем, до последней минуты оставляю место для твоего проклятого материала...
      Морально я была готова к тому, что какая-нибудь очередная пакость непременно свалится на мою голову и сегодня.
      — Сжалься! - простонала я. - Сжалься, не добивай меня! Дам я тебе эту чертову статью, на неделе принесу в зубах!
      — Такими обещаниями ты меня кормишь второй месяц подряд...
      — На сей раз в лепешку расшибусь, только не терзай меня. Статья почти написана, осталось всего ничего, заключительная концепция. Вот те крест, завтра же поднапрягусь и выдам тебе к субботе.
      — Поверю в последний раз. Если в понедельник утром материала не будет у меня на столе...
      — Будет, будет, клянусь!..
      Пунктиры, штрихи, пластилин и смысл высшего образования мигом отступили перед лицом суровых требований жизни. Звонок из редакции напомнил мне не только об окаянной статье, которая, частично написанная, в вихре налетевших событий напрочь выветрилась из головы, - вспомнились и сами события...
      Прежде чем впасть в беспросветную депрессию, я успела совершить очередную глупость. Будучи в помрачении ума, еще раз позвонила своей жертве. В глубине души я надеялась развеять при его содействии хоть часть снедавших меня сомнений. Казалось, этот человек должен проявить хоть мало-мальский интерес к существованию в Варшаве своего двойника, а может, даже знает его или, на худой конец, случайно видел. Кроме того, хотелось прояснить историю с "другом" - помнится, он сулил мне в туманной форме некие катаклизмы.
      Принимая в расчет любезность, на которую хватило этого субъекта в самые двусмысленные моменты нашего объяснения, я понадеялась, что по телефону он проявит такую же корректность. А между тем напоролась на нечто совершенно неожиданное. Субъект держался, правда, в рамках приличия, но окатил меня обескураживающим холодом. Тон разговора напрочь отбил у меня желание прибегать к его помощи. Показалось даже, будто я подозреваюсь в крупномасштабной мистификации, рассчитанной на то, чтобы его умыкнуть, окрутить, соблазнить и бог весть еще как захомутать. Мой дух противоречия сразу стал в позу, воспротивился дальнейшим переговорам, я мигом сникла и дала отбой.
      В довершение всех бед жилец из триста тридцать шестого номера вскоре уехал не попрощавшись, и осталась я при двойном пиковом интересе несчастная, оскорбленная в лучших чувствах и обязанная ему полтыщей злотых.
      А теперь вот и редакция напомнила о застарелом должке!
      Фрагментарно увековеченный плод моего творчества куда-то запропастился. Я перевернула вверх дном всю квартиру и в конце концов удостоверилась, что статья как в воду канула. Писала я ее кусками на чем попало и везде, где только ни настигала меня творческая мысль. Начинала я, правда, дома, в тонкой желтой тетради, потом писала в блокноте, заседая на исключительно нудном техническом совете, а остальное накропала на большом листе в клетку, который затем вложила в желтую тетрадь. Возможно, тетрадь была не желтой, а зеленой, факт тот, что черти ее взяли и из всего опуса оставили мне только кусок в блокноте.
      Кусок в блокноте оказался очень даже пристойным, но меня это повергло в еще большее уныние, ибо нет труда неблагодарней, чем по второму разу создавать творение, которое изначально получилось вполне приличным, да еще когда не можешь восстановить его по памяти. Но иного выхода не было. Вооружившись блокнотом, бумагой и сигаретами, я налила себе чаю и расположилась на диване, исполненная тоски и ненависти к себе, к родной своей редакции и ко всему свету.
      Не иначе какое-то проклятие висит над моими домами культуры, подумалось мне. Не хватает только телефонного звонка.
      И тут же телефон зазвонил...
      Невинное треньканье прозвучало как глас судьбы. Обстановка вокруг меня была такой, какой ей и следовало быть: сверху струился мягкий свет лампы, рядом кипы шпаргалок, в душе - злость и уныние, а над всем этим незримо витали зловещие громады домов культуры. Прежде чем взять трубку, я мгновение боролась с собой, пытаясь призвать к порядку взыгравшую во мне бессмысленную, идиотскую надежду.
      — Алло, - отозвалась я после третьего сигнала.
      — Четыре сорок девять восемьдесят один?
      — Да, слушаю...
      — Шеф на месте?
      — Что?
      — Шеф, говорю, на месте? Скорей! От неожиданности вопроса я растерялась и в первую секунду не нашлась что ответить, да и номер был назван правильно. Голос в трубке звучал резко, нахраписто, даже сердито и очень мне не понравился. Может, поэтому я окончательно озверела и вместо нормального ответа - дескать, ошиблись - с ехидной любезностью парировала:
      — Сожалею, но шеф в отлучке. Прихватило, понимаете ли, после кислого молока живот.
      — Что такое? Громче!
      — Вышел! - гаркнула я, лишь бы отвязался, уж очень меня разозлил командирский тон.
      — Доложить немедленно, как вернется: операция "Скорбут" началась. К-2 в районе сто четыре, ежедневно в ноль двадцать. Установить сигнал. Запомните?
      — А как же, - огрызнулась я. - Запомним. По гроб жизни.
      — Синхронизация обязательна, - пояснил мне на прощание неприятный голос. - Даю отбой, конец сообщения.
      — Покорнейше благодарю, - расшаркалась я и швырнула трубку. Черт знает что такое. С минуту поразмыслив, я пришла к выводу, что это либо ошибка, либо дурацкая шутка, на том и выбросила звонок из головы, зато моя злость и уныние достигли своего апогея. Чего тут финтить - взявшись по второму разу за статью о домах культуры, я в глубине души надеялась, что меня оторвет от нее совсем другой звонок и совсем не по ошибке...