Всевластие любви

– Спасибо! – произнес Филипп, протягивая ему руку и улыбаясь. – На том и порешим, мистер Нид!

– Благодарю вас, сэр, – ответил мистер Нид, и по его голосу Филипп понял, что завоевал самые горячие симпатии старика.

Выйдя несколькими минутами позже из дома, Кейт с удовлетворением узнала, что ее престарелый доброжелатель решил завтра же утром вернуться в Лондон. Она отдала мистеру Ниду наскоро написанное письмо, и он убрал его в карман, пообещав тут же по приезде в Лондон отнести его Саре. Он, несомненно, одобрительно отозвался о прекрасно подобранной паре гнедых, которых только что впрягли в экипаж мистера Брума, однако Кейт не сомневалась, что не обошлось и без критических замечаний. Тепло попрощавшись с Кейт, мистер Нид не удержался и сказал, что оставляет ее в надежных руках. Кейт смутилась и не знала, что на это ответить. Лицо ее залил румянец, она пробормотала что-то нечленораздельное в ответ и почувствовала огромную благодарность Филиппу за то, что он не стал затягивать прощание. Выехав со двора гостиницы на улицу, Филипп как ни в чем не бывало сказал:

– Достойный старый джентльмен! И при этом какой проницательный! Он сказал, что, по его мнению, эта история с письмами дурно пахнет. Именно то, что я думаю!

– Надеюсь, вы ему об этом не сказали? – с тревогой спросила Кейт.

– Конечно же нет! Я только заверил его, что вам ничто не угрожает, и если вам придется срочно покинуть Стейплвуд, я провожу вас до Лондона и сдам с рук на руки миссис Нид. Кстати, а почему вы отказались уехать с ним?

– Как же я могла уехать?! – воскликнула Кейт. – Что бы ни сделала моя тетя, она совсем не заслужила, чтобы с ней обошлись так подло! Бог ты мой, кузен Филипп, ведь даже та одежда, что сейчас на мне, – подарок тети. Кроме того…

– Что же кроме того? – спросил Филипп, поскольку Кейт замолчала. – Ведь есть же и другие причины, правда?

– Да, – согласилась Кейт, – есть и другие. Видите ли, пока моя тетя не приехала и не забрала меня к себе, я уже и так слишком загостилась в доме Сары. Я прожила у нее гораздо дольше, чем предполагала. Я знаю, какой я была для нее обузой, хотя Сара очень рассердилась, стоило мне только заикнуться об этом. Она сказала, что если я вздумаю заплатить ей за мое проживание, то она обидится и никогда меня больше не простит. Словом, я не могу вернуться к ней до тех пор, пока не найду себе работу. Уезжая из Уисбека, я была уверена, что без труда подыщу себе новое место, но… это оказалось не так-то просто. Ни одна из женщин, дававших объявления, что им нужна гувернантка, не захотела меня взять. Одним нужна была женщина, умеющая играть на арфе или на пианино и владеющая итальянским языком, других отпугивала моя молодость. Все это было ужасно оскорбительно! Я была так подавлена постоянными отказами, что начала уже подумывать о том, чтобы пустить в ход тот единственный талант, которым наградила меня природа.

– И что же это за талант? – спросил Филипп.

– А, умение шить. Я и вправду уже думала о том, чтобы устроиться горничной при какой-нибудь модной даме, но Сара и слышать об этом не хотела. Она сказала, что это неподходящее занятие для меня.

– Она права!

– Да, может быть, она и права, я не могу себе представить, во сколько горничная модницы ложится спать! Потом мне пришла в голову мысль устроиться в модный салон портнихой, но против этого восстал мистер Нид.

– Я же сказал, что он очень умный старик! – заметил Филипп.

– Да, но я все же думаю, что, если я не найду места получше, мне стоит попробовать устроиться портнихой. Правда, мистер Нид утверждает, что если у тебя нет возможности открыть свое собственное дело или, по крайней мере, вступить в долю с какой-нибудь процветающей владелицей модного салона, то нечего и надеяться разбогатеть шитьем.

– Да, он прав, надежды никакой.

– Не может этого быть! – возразила Кейт. – Что касается меня, то думаю, что вы оба ошибаетесь. Судите сами! Даже если мне придется какое-то время поработать простой швеей в мастерской и получать грошовое жалованье, я непременно очень быстро продвинусь, поскольку я умею не только шить, но и придумывать фасоны одежды! Я это и вправду умею, сэр! Раньше я сама шила себе платья, и никто еще ни разу не сказал, что я плохо одета! Наоборот! Даже мать миссис Астли, злая и вздорная старуха, всегда восхищалась моими нарядами и частенько спрашивала, где это я беру деньги, чтобы покупать такие дорогие вещи! – Кейт усмехнулась. – Самое смешное, что она имела в виду пестренькое муслиновое платье, которое обошлось мне ровно в восемнадцать шиллингов! В нем не было ничего особенного, разве только узел из лент на талии, но фасон его был таким изящным, и оно было так хорошо сшито, что леди Гритлтон подумала, что я купила его в дорогом магазине. Не посчитайте, что я хвастаюсь, но разве этот пример не доказывает, что я и вправду хорошо шью?

– Прежде чем высказать свое мнение, я хотел бы увидеть то платье, о котором вы говорили, – с серьезным видом ответил Филипп, однако в его голосе прозвучали неуверенные нотки.

Кейт расхохоталась:

– Какой же вы недоверчивый! И как вы смеете надо мной потешаться! Я что, показалась вам ужасной хвастуньей?

Филипп мрачно покачал головой:

– Нет, все мое существо восстает против того, чтобы вы подались в работницы!

Кейт расхохоталась пуще прежнего.

– Нет, я серьезно, сэр…

– И я серьезно, Кейт, мистер Нид был прав, у вас ничего не выйдет.

– Может, и не выйдет, – вздохнула Кейт. – Недавно мне пришла в голову такая мысль: а что если мне попытаться устроиться к какой-нибудь пожилой леди. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю, – в качестве компаньонки или экономки, а может быть, и той, и другой сразу. Разумеется, это ужасно скучное занятие, но, по крайней мере, Сара не будет возражать, говоря, что это не дело для благородной девушки.

– Надеюсь, вы не собираетесь податься в компаньонки и экономки к какому-нибудь джентльмену? – спросил Филипп.

– Нет, не собираюсь. Сара сказала бы, что это неприлично, да ведь так оно и есть на самом деле. Если, конечно, этот джентльмен не какой-нибудь дряхлый старик. А вы что, знаете джентльмена, которому нужна компаньонка и экономка?

– Представьте себе, знаю. Но боюсь, что он еще не совсем стар и дряхл. Иными словами, он не прикован к кровати и с головой у него все в порядке, то есть он вполне здоров. Короче, это не выживший из ума старик!

– А я бы ни за что не пошла работать в дом к выжившему из ума старику, – сказала Кейт, заинтригованная словами Филиппа. – Конечно, если бы мне предложили очень хорошее жалованье, я бы еще подумала, а за гроши я к старику не пойду. Вот старая леди – это то, что нужно!

– Подумайте, Кейт, прежде чем идти в компаньонки к старой леди. Старые леди обычно бывают ужасно сварливыми!

– Какая ерунда! – с негодованием воскликнула Кейт. – Я знаю нескольких старушек, которые очень милы. К тому же женщины, в отличие от мужчин, не страдают подагрой, от которой старые джентльмены становятся невыносимыми!

– Тот джентльмен, о котором я говорю, не страдает подагрой, и я уверен, что он покажется вам очень любезным и… и уступчивым.

– Неужели? – насторожившись, спросила Кейт. – А сколько лет вашему джентльмену?

– Двадцать девять. Но скоро ему будет тридцать! – ответил Филипп.

Кейт знала, что это возраст Филиппа. Она поняла, что он говорил о себе, и его слова означали, что он делал ей предложение. Но Кейт не могла понять сути этого предложения. Неужели, зная, что у нее нет друзей и она бедна, он решил сделать ее своей любовницей? Вряд ли Филипп захочет жениться на ней, поскольку (как с грустью напомнила себе Кейт) у нее не было ничего, кроме красивой внешности. «Если выяснится, что я нужна Филиппу только в роли любовницы, – подумала Кейт, – я этого не перенесу». Это было бы крушением еще одной ее иллюзии. Кейт запрещала себе даже думать о том, что Филипп может предложить ей руку и сердце, ибо она знала, что не подходит ему. Более того, она не была уверена, любит ли он ее. Конечно, Филипп теперь относится к ней совсем по-другому, чем вначале, и, когда он смотрит на нее, в глазах его светятся теплота и ласка. Но свидетельствует ли это о любви – трудно сказать. Филипп вел себя очень сдержанно, и про него никак нельзя было сказать, что у него душа нараспашку; если у Филиппа и есть недостатки, подумала Кейт, решившая во что бы то ни стало найти изъяны в характере Филиппа, то, конечно, эта самая сдержанность и была его самым главным недостатком. Впрочем, это была не та сдержанность, которая свидетельствует о полном безразличии к кому бы то ни было, кроме собственной персоны, а скорее бесстрастность, которая позволяла ему скрывать от окружающих свои мысли и чувства.

Озабоченная, как бы не выдать своих чувств, Кейт заговорила небрежным тоном, стараясь, чтобы в нем прозвучало даже легкое пренебрежение:

– Не считайте меня дурочкой, сэр. Я полагаю, вы говорите о себе. Но меня этот разговор совершенно не забавляет!

– Да, я говорю о себе, и я очень рад, что этот разговор не показался вам забавным, – ответил Филипп, и в его голосе Кейт уловила некоторую резкость.

Сердце ее забилось быстрее, и она почувствовала, как щеки ее заливает румянец. Кейт отвернула от него лицо.

– Вы ведете себя неподобающим образом, сэр! – запальчиво проговорила она. – Я сказала тетушке, что вы не выказываете никакого желания заигрывать со мной, и я верю, что вы и вправду никогда не позволите себе такого!

– И я надеюсь на это! Ради всего святого, Кейт! И как вы только могли подумать, что я с вами заигрываю! Я пытаюсь сказать, что я вас люблю!

– О Боже! – еле слышно воскликнула Кейт. Разочарованный такой реакцией на его слова, Филипп с горечью произнес:

– Ну вы еще скажите, что очень мне признательны!

– Я не знаю, что вам сказать, – после некоторой паузы промолвила Кейт. – Поскольку… поскольку мне неизвестно, что у вас на уме.

С отчаянием человека, привыкшего скрывать свои чувства от окружающих, но сейчас вынужденного их высказать, Филипп произнес:

– То, что я сказал. Я ЛЮБЛЮ ВАС!

– Не надо кричать, я не глухая, – в сердцах ответила Кейт.

– Я думал, вы меня не слышите! Ведь проще выразиться нельзя, что же тут непонятно – я люблю вас. И что я услышал в ответ? Только «О Боже!» – и ничего больше. Словно мои слова для вас ничего не значат! Если вы не разделяете моей… моей симпатии к вам, так и скажите! Я надеялся, что тоже вам нравлюсь, но был готов и к тому, что получу отказ, и хотя для меня это будет большим ударом, у меня хватит ума не докучать вам.

– Но вы… вы ведь не сделали мне предложения, – сказала Кейт. Но тут же, смутившись, торопливо добавила: – Однако не подумайте, что мне очень хочется услышать от вас предложение. Лучше бы вы вообще об этом не говорили… О Боже, какую чушь я несу! Мистер Брум, умоляю вас, не предлагайте мне carte blanche[4]!

– Carte blanche? – в изумлении воскликнул Филипп.

Лицо Кейт горело от стыда. Она пробормотала:

– А… а разве я употребила неправильное слово?

– Да, неправильное, – жестко ответил Филипп, останавливая лошадей у обочины дороги. – За кого вы меня принимаете, Кейт? Предложить carte blanche такой утонченной девушке, как вы, да еще находящейся в стесненных обстоятельствах?! Вы что, считаете меня последним подонком?

– О нет, нет! Я так не думаю!

Филипп схватил ее руки и, сжав их, воскликнул:

– Я делаю вам предложение стать моей женой! Вы выйдете за меня, Кейт?

Кейт инстинктивно приникла к Филиппу, и все ее существо затопила волна радости, какой она еще ни разу в жизни не испытывала:

– О нет! Нет! Вы подумали о том… О Боже, как все это неприлично! – бормотала она, сама понимая, что говорит глупость.

Мистер Филипп Брум, быстро оглянувшись, решительным жестом привлек ее к себе и поцеловал. На мгновение Кейт потеряла голову от счастья и не сопротивлялась, но уже в следующую минуту в ее голове всплыли наставления Сары, и Кейт устыдилась своего поведения. «Я переступила все грани приличия, – подумала она. – И веду себя не как благовоспитанная девушка, а как простая крестьянка». Она попыталась высвободиться из объятий Филиппа, пробормотав что-то в знак протеста. К ее удивлению, он тут же отпустил ее, воскликнув при этом:

– Так я и знал! – Он натянул поводья, и лошади побежали по дороге. – Вот что значит делать предложение на ходу! Поправьте свою шляпу, Кейт, Бога ради!

Кейт была разочарована до глубины души тем, как Филипп бесцеремонно оттолкнул ее, но, вглядевшись в его лицо, она увидела, что его отношение к ней не переменилось. Она заметила, что из-за поворота на дорогу вышли парень и девушка и медленно направились им навстречу. По их одежде Кейт догадалась, что это крестьяне; а увидев, что рука юноши лежит на талии девушки, а та идет, склонив голову ему на плечо, она поняла, что это влюбленные. Они были всецело поглощены собою и бросили всего лишь беглый взгляд на упряжку, не проявив никакого интереса к тем, кто в ней сидел.

– Фу! – облегченно вздохнул Филипп, как только они отъехали подальше от влюбленной парочки. – Надеюсь, они ничего не видели!

– Да, я тоже надеюсь! – с готовностью согласилась Кейт. – А если они и видели, то так мне и надо! Ведь я вела себя как подстилка!

Глава 13

Филипп расхохотался:

– Ну и выражения у вас, Кейт! Кто вас этому научил? Уж наверное, не мистер Нид.

В ужасе от тех слов, которые у нее вырвались, Кейт сказала:

– Нет, нет! Я не должна была говорить этого! Но я не могла придумать, как бы мне помягче выразиться, а это выражение почему-то застряло у меня в памяти и… и я не заметила, как оно вырвалось! Я услышала его от одного из подчиненных моего отца – это было много лет назад – и, помнится, спросила отца, что это такое. Он так же, как и вы, расхохотался, но объяснил мне, что это слово значит, предупредив при этом, чтобы я никогда его не употребляла. Я знаю, что поступила дурно, и прошу простить меня.

– При мне вы можете говорить все, что угодно, любовь моя. Я все вам прощу.

Кейт счастливо улыбалась, но эти слова вернули ее к действительности, и она взволнованным тоном произнесла:

– Не надо было… не надо было вам делать мне предложение.

– Да, я знаю, что нарушил правила приличия, – весело ответил Филипп. – Прежде чем обратиться к вам, я должен был спросить разрешения у вашего отца, или матери, или опекуна, но поскольку у вас нет ни того, ни другого, ни третьего, я надеюсь, что вы простите мне мою вольность! Что-то подсказывает мне, что, если бы я обратился за разрешением к Минерве, она послала бы меня подальше! Можете ли вы сказать мне без всяких обиняков, выйдете вы за меня замуж или нет?

– Без обиняков – не могу, – мрачно ответила Кейт.

Пораженный до глубины души, Филипп воскликнул:

– Какого черта?..

Кейт решительно взглянула ему в лицо и заговорила, но было видно, что слова даются ей с трудом:

– Вы, по-видимому, не понимаете, в каком положении я нахожусь? Женщине, у которой нет приданого и которую не хотят знать родственники, предложения не делают! Ваша семья, вне всякого сомнения, будет против такого брака! Вы ведь знаете, что у меня нет ни гроша за душой, – я нищая!

– Как же вы высокопарно выражаетесь! – воскликнул Филипп. – Что же касается того, что у вас нет ни гроша за душой, то это переходит все границы! Это выражение ужасно вульгарно, и я просто шокирован! Прошу вас, любовь моя, больше никогда не употреблять его при мне!

Кейт ответила язвительно:

– Удивительное дело, я только что при вас употребила гораздо более вульгарное выражение, и вас оно ничуть не шокировало! Какой вы непоследовательный, кузен Филипп!

– А вы ужасная хитрюга, кузина Кейт! – любезно вторил ей Филипп. – Но давайте поговорим серьезно. Знаете, я в жизни не слыхал большего вздора, чем то, что вы мне сейчас сказали, и это меня страшно удивляет – ведь вы совсем не дурочка! Если ваши родственники не хотят вас знать, тем хуже для них. Судя по вашим словам, они ужасно противные. Что касается меня, то у меня нет родственника ближе дяди Тимоти, а уж он-то не будет возражать против нашего брака! Мне даже хочется, чтобы он был против, – тогда наконец прекратятся все разговоры о том, что я хочу унаследовать Стейплвуд. Что же касается моих дальних родственников, то им нет никакого дела до меня, а мне нет никакого дела до того, что они подумают о нашем браке! Наконец, моя дорогая крошка, я понимаю, в каких обстоятельствах вы находитесь, даже лучше, чем вы понимаете, в каком положении нахожусь я. Я не богат, Кейт. Я не могу предложить вам ни крупного поместья, ни особняка на Беркли-стрит, ни большого состояния. Мое главное богатство, как я привык считать, – это моя независимость. Моя жена будет наслаждаться приятной, но отнюдь не роскошной жизнью. Брум-Холл, конечно, и в подметки Стейплвуду не годится. Я бы сказал, что мой дом скорее просторный, чем величественный, а мое состояние не позволяет мне содержать дом в городе, я имею в виду свой собственный дом.

Филипп говорил извиняющимся тоном, и, вне всякого сомнения, искренне. Кейт не могла удержаться от соблазна подшутить над ним и спросила голосом, полным глубокого разочарования:

– Не позволяет?

– Нет! – твердо ответил Филипп. – Вам придется довольствоваться домом, который я снимаю во время сезона!

Кейт громко вздохнула.

– Ну ладно, – произнесла она, делая вид, что соглашается, но с большой неохотой. – Поживем и в чужом доме, если он, конечно, расположен в лучшей части города!

– Мы собирались, – сказал Филипп, глядя с понимающей усмешкой в смеющиеся глаза Кейт, – поговорить серьезно, моя дорогая шутница.

– А я и хотела быть серьезной, и ни за что не стала бы смеяться над вами, но вы вдруг начали нести какую-то околесицу! Дорогой сэр, когда мой отец служил в армии, мы жили в ужасных условиях: и в грязных, продуваемых всеми ветрами домишках на испанской и португальской границах, и в роскошных, но ужасно холодных комнатах старинного замка к северу от Тулузы. А когда папа вышел в отставку, мы обитали в разных жилищах, в зависимости от того, водились у него в кармане денежки или нет. Когда мы приехали в Лондон и папа еще не успел растратить все, что у него было, мы жили в роскошной квартире на Кладжерс-стрит; но в конце концов нам пришлось переселиться в бедную квартирку на Темза-стрит. Бедный папочка совсем не умел тратить деньги расчетливо. Видите ли, он был игроком, и, когда ему везло, он швырял деньги направо и налево. Сколько раз он приходил домой и вываливал мне на колени целую кучу гиней, а сколько дорогих побрякушек он мне подарил! У него было много недостатков, но скупердяем он никогда не был. Папа был необыкновенно щедрым человеком и таким милым, но… но на него ни в чем нельзя было положиться!

– Да, я кое-что слышал о нем от Минервы. Он оставил вас в долгах, мое дорогое дитя?

– О да, но долги были небольшими! – беспечно сказала Кейт. – И никаких карточных долгов – тут он был на удивление щепетилен. Я продала все побрякушки и еще пару более крупных вещей, чтобы оплатить счета лавочника и рассчитаться со всеми долгами.

– Оставшись при этом без гроша за душой, – вставил Филипп. Кейт улыбнулась:

– Но мне удалось понравиться миссис Астли, и она взяла меня в гувернантки к своим детям. Кроме того, Сара всегда была готова принять меня под свое крылышко. Мне хотелось бы, чтобы вы увидели дом, который по ее наущению купил мистер Нид, чтобы разместить свои фургоны, лошадей и конюшни. Этот дом, который был когда-то постоялым двором, находится недалеко от гостиницы «Бык и Уста», в Сити. Это очень милое местечко! Дом сильно обветшал от времени, но мистер Нид и Джо отремонтировали его и превратили одно крыло в уютное жилище для своей семьи. Вернувшись от миссис Астли, я жила в семье Нидов, пока тетушка не забрала меня к себе в Стейплвуд. Все они были так добры ко мне – и Джо, и его отец, и внуки мистера Нида! – Глаза Кейт неожиданно наполнились слезами; она смахнула их рукой и быстро заговорила: – Я там совсем разбаловалась, но мне очень нравилось жить у Сары. Я знаю, моя тетушка никогда не сможет поверить в то, что мне там действительно нравилось, но… но она никогда не знала, что такое настоящая нужда, и к тому же она ужасно заносчива.

– Вы хотели сказать – невыносимо спесива! – безжалостно поправил ее Филипп.

Кейт была вынуждена признать справедливость этого замечания и не смогла удержаться от того, чтобы не посплетничать.

– Однажды она застала меня за беседой с кучером и сказала, что опускаться до общения с людьми из простонародья – дурной тон, – с усмешкой продолжала Кейт. – А мне интересно разговаривать с простыми людьми, хотя я и не осмелилась признаться ей в этом.

– И мне тоже интересно! – воскликнул Филипп, и на лице его отразилась неподдельная радость. – Я вижу, что мы просто созданы друг для друга! Когда же, наконец, мы поженимся?

– Не знаю! У меня ведь еще не было времени подумать. Да и вам тоже не мешало бы все взвесить, прежде чем делать мне предложение.

– Я все очень тщательно обдумал и взвесил и я уже сделал вам предложение.

– Да, но мы ведь знакомы всего ничего, и вы меня совсем не знаете. Мне кажется, ваше решение слишком поспешно.

– Вы ошибаетесь, моя дорогая! Неужели вы думаете, что мужчина в моем возрасте, с устоявшимися взглядами, будет делать предложение, не обдумав все, как следует?

На лбу Кейт возникла морщинка, и уже серьезным тоном она ответила:

– Всякое бывает. Сколько мужчин, которые к тому же были гораздо старше вас, делали предложение, поддавшись минутному порыву! А потом страшно раскаивались в этом!

– Да, это правда! – мрачно произнес Филипп. – Я и сам знаю одного такого мужчину. Но из всех женщин, которых я знал, лишь с одной вами я хотел бы прожить жизнь, Кейт. Я никогда не пожалею, что связал свою судьбу с вашей, и постараюсь сделать так, чтобы вы тоже об этом не пожалели! Так когда же вы выйдете за меня замуж?

Но прежде чем Кейт успела ответить, до их ушей донесся громкий крик. Кейт в изумлении обернулась, а Филипп без труда узнал голос Гарни Темплкома.

– Черт принес этого Гарни! – в сердцах воскликнул он. – Смогу ли я когда-нибудь остаться с вами наедине?

– Трудно, знаете ли, оставаться наедине, если едешь в экипаже, – заметила Кейт.

– Вы правы, но и в Стейплвуде нас с вами тоже не оставят в покое, – сказал Филипп, останавливая коней. – Уж Минерва-то об этом позаботится, будьте спокойны!

– Но ведь можно уединиться в кустах, – застенчиво напомнила ему Кейт.

– Ну уж нет! Там только и ждешь, что с минуты на минуту появится Минерва или из-за изгороди высунутся любопытные физиономии садовников! Ну, Гарни, чего тебе нужно?

Мистер Темплком, на прекрасной лошади, поравнявшись с экипажем, снял шляпу и поклонился Кейт.

– Здравствуйте, мэм. Рад возобновить знакомство с вами! Я надеялся, что буду иметь удовольствие встретить вас еще раз на верховой прогулке, но вы ведь теперь не ездите верхом, правда?

– Не езжу, поскольку сейчас слишком жарко, – объяснила Кейт, улыбаясь Гарни. – А как поживает ваша сестра? Я надеюсь, что вы и миссис Темплком очень довольны ее выбором. Я хотела послать Долли свои поздравления, но подумала, что наше краткое знакомство не дает мне для этого повода.

– Я плохо разбираюсь во всех этих тонкостях, но ручаюсь, что Долли будет вам весьма признательна. Вы ей очень понравились! Что же касается Амсбери, то я, пожалуй, рад, что Долли станет его женой. Он хороший человек, мы с ним дружим с детства. Ты ведь согласен со мной, Филипп?

– Да, Амсбери – прекрасный парень, – согласился Филипп. – Так что ты хотел мне сказать, Гарни? Я не могу задерживаться – мы опаздываем к обеду.

– Я провожу вас до ворот, – сказал мистер Темплком. – Я только хотел предупредить тебя, что завтра уезжаю в Лондон, и не знаю, когда вернусь. Так что у тебя не получится погостить у меня, друг мой. Представляю, какая там будет скучища, но ничего не поделаешь! Мамаша на меня наседает, говорит, что мой долг – сидеть там при них! Я, видите ли, не должен забывать, что я – глава семьи. И еще она говорит, что мое отсутствие производит неблагоприятное впечатление. Ну что ж, она права. Она устраивает костюмированный бал и требует, чтобы я непременно был там.

– Разумеется, – сказал Филипп. – Хотя бы для того, чтобы убедиться, что дворецкий не разбавляет вино водой, а повар не испортил ветчину!

– Именно так! Впрочем, я не думаю, что Берли разбавляет вино, он ведь совсем не пьет. Но все-таки я понимаю, что от костюмированного бала мне не отвертеться.

– Да, – согласилась Кейт, – я думаю, вашей матушке будет ужасно неудобно, если распорядителем на этом балу будете не вы, а кто-то другой.

– Именно это она и говорит, мэм! Но вся шутка заключается в том, что как только моя матушка заманит меня в Лондон, тут же вся Ломбард-стрит потащится к нам, и мне придется все время принимать гостей! Скажу вам откровенно – я очень люблю Долли, но буду безумно счастлив, когда нам удастся сбыть ее с рук!

Все это время Гарни ехал рядом с упряжкой Филиппа, но навстречу им двигалась повозка, и он вынужден был немного отстать. Гарни болтал без умолку, а Филипп управлял лошадьми и смотрел все время вперед, поэтому Кейт самой пришлось поддерживать разговор. Чтобы не потерять из виду Гарни, она полуобернулась на сиденье и какое-то время пребывала в неудобной позе. Наконец повозка проехала, Гарни снова догнал их, и Кейт вздохнула с облегчением.

– Послушай, дорогой мой, а что случилось с твоим кучером? – спросил мистер Темплком, удивленный тем, что Филипп сам правит лошадьми.

– Он… э… что-то занемог, – ответил Филипп, бросая гневный взгляд на своего друга, допустившего такую бестактность.

– Занемог… а, да, я понял! – торопливо ответил мистер Темплком. – Так вот, я хотел тебе сказать, что мне необходимо переговорить с тобой, прежде чем я уеду. Давай сделаем так: ты отвезешь мисс Молверн в Стейплвуд и приедешь ко мне, а я угощу тебя холодной бараниной! Только не теряй времени на переодевание. Мне нужен твой совет.

– Прости меня, Гарни, но я не смогу приехать, – заявил Филипп с недовольным видом.

– Ерунда, мой дорогой! Ее светлости ты не нужен, а вы простите его, если он не надолго отлучится, мисс Молверн?

– Конечно же прощу, – ответила Кейт с такой сердечностью, что Филипп бросил на нее гневный взгляд. Кейт сказала ему, понизив голос:

– Пожалуйста, поезжайте. Мне нужно время, чтобы все обдумать, да и кроме того, вы прекрасно знаете, что мы уже не сможем сегодня остаться вдвоем.

Филипп хорошо понимал это, поэтому, поколебавшись немного, отрывисто бросил:

– Ну хорошо, Гарни. Я приеду.

– Отлично, – воскликнул мистер Темплком, ничуть не оскорбленный столь нелюбезным поведением своего друга. – Ну, я поеду – мне нужно предупредить слуг, чтобы поставили на стол еще один прибор. Ваш покорный слуга, мисс Молверн! Надеюсь, что мы еще встретимся, когда я вернусь!

Впереди уже показались ворота Стейплвуда; мистер Темплком помахал им шляпой и поскакал прочь. Кейт с укором спросила Филиппа:

– Почему вы вели себя так грубо с ним?

– Потому что я был зол на него!

– Но нельзя же быть грубым с человеком только потому, что он вас чем-то разозлил, – строго сказала Кейт.

– Можно, если дело касается Гарни. Ему это нипочем! Мы с ним дружим, сколько я себя помню, и даже вместе ходили в школу.

Кейт было хорошо известно, что женщине никогда не понять психологию мужчин. Она выросла среди военных и по своему опыту знала, что молодые мужчины, состоящие в приятельских отношениях, обычно придумывают друг другу не всегда приличные клички и не считают нужным утруждать себя такой ерундой, как вежливость, поэтому она ничего на это не ответила, а только улыбнулась, представив себе, что было бы, если бы две женщины вдруг вздумали вести себя так, как это делают мужчины.

С блеском выполнив поворот и въехав в ворота поместья Стейплвуд, Филипп Брум взглянул на Кейт и тут же спросил:

– Чему вы улыбаетесь, Кейт?

– Я подумала, что мужчины всегда бывают ужасно грубыми со своими друзьями и вежливыми с теми, кого они терпеть не могут!

– Да, и это естественно, – заявил он, а Кейт хихикнула.

– Я не прошу вас объяснить, почему это так, – сказала она. – Ведь даже если вы и приметесь объяснять – в чем я лично сомневаюсь, – я все равно ничего не пойму.

– А я думал, что это совершенно очевидно и без объяснений. Но я не собираюсь тратить оставшееся у нас драгоценное время на разговоры с другом, вместо того чтобы побыть с вами. Кейт, дорогая, выйдете ли вы за меня замуж?

– Думаю… думаю, что выйду. Однако вы должны дать мне время, чтобы все как следует обдумать. Я знаю, что мои слова покажутся вам глупыми, но ваше предложение свалилось на меня как снег на голову, и… и хотя я постаралась бы стать вам хорошей женой, я считаю, что мне не следует принимать ваше предложение.

– Ну, по крайней мере, я добился от вас ответа на один вопрос, – решительным тоном произнес Филипп. – Как вы думаете, сможете ли вы полюбить меня? То есть – дьявольщина! – я хотел спросить, любите ли вы меня? Я не хочу, чтобы вы посчитали меня самовлюбленным глупцом, но…

– О, Филипп, что за ерунду вы говорите? – не удержавшись, воскликнула Кейт. – Конечно же, я люблю вас!

– Это все, что я хотел от вас услышать! – сказал Филипп и хлестнул лошадей. – Завтра, моя дорогая, когда вы все обдумаете, мы обсудим с вами, когда нам удобнее всего будет назначить день свадьбы! Да, я знаю, что вы думаете, как сообщить Минерве эту новость, но не беспокойтесь, я сам это сделаю и тут же заберу вас из-под ее опеки! О Боже! Часы над конюшней бьют шесть! И зачем только вы настояли, чтобы я поехал обедать к Гарни? Давайте я войду в дом вместе с вами, ведь Минерва, наверное, уже рвет и мечет по поводу вашего долгого отсутствия.

– Может быть, она и вправду рвет и мечет, но представляю, как она разозлится, когда увидит нас вместе! – ответила Кейт, собираясь выйти из экипажа. – Она вас терпеть не может, Филипп, так же, как и вы ее. Я с ней договорюсь, будьте спокойны, а вот если появитесь вы, то она точно нас изничтожит, поверьте мне!