Достойная леди

– А по-моему, очень даже можно!

– Нет, ты говорить так лишь потому, что раздражена! Бедная Мария! Она смертельно ревнует тебя к Люсилле! Я думаю, она почувствовала, что Люсилла заняла большое место в твоей жизни и как бы оттеснила ее в сторону. Кузина из тех людей, которые нуждаются в любви, хотят знать, что их ценят. А когда она думает, что ты ставишь Люсиллу гораздо выше ее, это вызывает у нее приступ ревности, и она просто говорит глупости, чего на самом деле не думает.

– Вроде того, что Люсилла использует меня!

– Да. Конечно, это ерунда: Люсилла просто избалованный ребенок. – Леди Уичвуд сделала паузу, а затем, поколебавшись немного, спросила извиняющимся тоном: – Ты не рассердишься на меня, если я скажу то, что думаю: ты действительно слегка разбаловала ее.

– Нет, конечно нет, – ответила Эннис, вздыхая. – Я и сама все вижу. Но, понимаешь, тетка держала ее очень строго, не разрешала ходить па вечеринки, дружить с теми, с кем ей хотелось, – Люсилла постоянно находилась под бдительным надзором гувернантки. Вот я и решила хоть немного компенсировать ей тоскливое время, изменить ту жизнь, на которую она была обречена после смерти ее матери. Ты не можешь представить себе, как я радовалась, когда видела, какой детский восторг у Люсиллы вызывают развлечения, которые другие девушки ее возраста считают самыми обыкновенными! Наверное, я должна была предвидеть, что у нее немного закружится голова от всего этого. Ты скажешь, что я должна была предвидеть и то, что присматривать за живой, красивой девушкой весьма нелегкая задача! У меня есть печальное подозрение, что мистер Карлтонн, как это ни неприятно признать, был прав, когда говорил, что я не подхожу на роль опекуна его племянницы!

– С его стороны, конечно, невежливо и неблагодарно было так говорить, но, по существу, он прав. И очень хорошо, если он препоручит ее заботам кого-либо другого.

– Что ж, можешь быть на этот счет спокойна, он именно это и собирается сделать. И сегодня как раз сообщил мне новость. Я не стала ничего говорить Люсилле. Уверена, она будет возражать против того, чтобы ее забрали отсюда, так что пусть дядя сам сообщит ей эту новость. Если она опять сбежит – а она может сбежать даже с Килбрайдом! – ответственность будет лежать только на мистере Карлтонне!

– О, надеюсь, она не совершит подобной глупости! – воскликнула леди Уичвуд. – Я понимаю, что ты не хочешь расставаться с Люсиллой, но ты должна подумать, что тебе все равно придется расстаться с ней, когда она начнет выходить в свет будущей весной, и чем дольше она проживет здесь, тем труднее тебе будет расставаться. И не надо так огорчаться, поверь мне, дорогая!

– Бог мой, конечно нет! Мне, разумеется, будет ее не хватать, потому что она очень милая девушка и я сильно к ней привязалась, но, по правде говоря, Амабел, я поняла, что присматривать за ней – куда более утомительное занятие, чем мне казалось поначалу. Если мистеру Карлтонну удастся найти среди своих родственниц женщину, которая не только захочет принять Люсиллу к себе, но и с которой девушка сама согласится жить до тех пор, пока не выйдет в свет, я с радостью передам Люсиллу на попечение такой даме.

Леди Уичвуд не стала возражать и вскоре удалилась к себе в спальню, признавшись, что не понимает, как это получается, но в Бате ей всегда хочется спать. Эннис вскоре последовала за ней, но ей не удалось быстро лечь в постель, потому что, когда Джерби расчесывала ее длинные волосы, раздался стук в дверь, и на пороге появилась Люсилла.

– Я пришла… я хотела сказать вам кое-что… но я зайду попозже! – пробормотала она.

Лицо ее было заплакано, и как ни мало была расположена Эннис сейчас к драматическим сценам, она не смогла заставить себя оттолкнуть девушку. Она улыбнулась и протянула к ней руку со словами:

– Нет, не уходи! Джерби уже закончила. Спасибо, Джерби! Ты мне больше не понадобишься, желаю тебе спокойной ночи.

Джерби направилась к выходу, по дороге резко напомнив Люсилле, чтобы та не задерживала хозяйку надолго.

– Она и так уже замучена до смерти, и это всем прекрасно видно! Ничего удивительного! Постоянно на ногах в ее-то возрасте!

– В моем возрасте? – переспросила Эннис, скорчив одновременно печальную и забавную мину. – Джерби, дорогая, ведь я еще не впала в старческий маразм!

– Вы достаточно взрослая, чтобы понимать: вам не следует так напрягаться с утра до ночи, мисс, – непреклонно заявила Джерби. – Скоро люди начнут говорить, что вы – настоящая бродяжка!

Мисс Уичвуд не смогла удержаться от смеха. А Джерби поторопилась покинуть комнату, бросив на прощание:

– Помяните мое слово!

– Интересно, какое из ее слов я должна помянуть? – смеясь, заметила мисс Уичвуд.

– Она хочет сказать, что вы так устали, водя меня повсюду, и, о дорогая мисс Уичвуд, я вовсе не хотела вас так измучить! – всхлипнула Люсилла.

– Люсилла, детка, не будь смешной! Умоляю тебя, как ты думаешь, сколько мне лет? Не торопись с ответом, потому что ты и Джерби уже заставили меня думать, будто я стою одной ногой в могиле, и если еще кто-нибудь скажет, что я выгляжу измученной, то у меня точно начнется истерика!

Но это не подействовало. Люсилла, от обиды перешедшая к раскаянию – она уже всласть наплакалась в своей комнате, – не смогла отказать себе в удовольствии излить свои чувства на мисс Уичвуд. Эннис старалась убедить девушку, что в ее дерзких словах она виновата не больше, чем мисс Фарлоу. А когда ей все же удалось убедить Люсиллу, что она простила ее, девушка стала каяться в том, что забыла, скольким она обязана мисс Уичвуд, что ей стыдно за то, что она пристала к мисс Эннис с этим костюмированным балом, а потом еще и вела себя так, будто ее воспитывали в какой-то лачуге.

Успокоить Люсиллу и отослать ее в постель мисс Уичвуд удалось только через час, и к тому времени она чувствовала себя настолько измученной, что испытывала сильнейший соблазн улечься спать, даже не надев ночного чепца. Это, конечно, было просто невозможно, и Эннис уже завязывала ленты чепца под подбородком, когда снова раздался стук в дверь, и сразу же вслед за этим в комнату вошла мисс Фарлоу – тоже весьма слезливо настроенная и еще более разговорчивая, чем обычно. Она сказала, что пришли объясниться с дорогой кузиной.

– Прошу, не надо, Мария! – устало произнесла Эннис. – Я слишком устала, чтобы выслушивать тебя, и не могу думать ни о чем, кроме отдыха. Это было неприятное недоразумение, но о нем и так уже было сказано слишком много. Забудем об этом!

Но мисс Фарлоу заявила, что она просто не может забыть. Она ни за что не станет мешать дорогой Эннис лечь спать.

– Я только на минуту! – сказала она. – Ведь я просто не сомкну глаз до самого утра, если не расскажу тебе, что я чувствую из-за этого!

На самом деле она пробыла почти двадцать минут, восклицая: «Еще одно только слово!» всякий раз, когда Эннис пыталась выпроводить ее. Она могла проговорить еще столько же, если бы в комнату не вошла Джерби, которая с угрозой в голосе заявила мисс Фарлоу, что ей лучше бы отправиться спать, вместо того чтобы заговаривать мисс Эннис до полусмерти. Мисс Фарлоу попробовала было взбрыкнуть, но с Джерби ей трудно было состязаться, она задержалась лишь на минутку, чтобы уговорить Эннис принять несколько капель опия, если она не сможет заснуть, после чего пожелала ей спокойной ночи и наконец удалилась.

– Вот уж действительно волос долог, а ум короток, да и говорлива донельзя, – мрачно произнесла Джерби. – Хорошо, что я сама не легла спать, да я и не собиралась ложиться, была уверена, что она обязательно явится и замучит вас своими разговорами! Словно вам и без того сегодня было недостаточно!

– О, Джерби, не надо так говорить о ней! – попыталась возразить ей Эннис.

– Никому, кроме вас, мисс, я бы не стала так говорить, да и понятно, после стольких лет работы у вас я, наверное, могу высказать вам свое мнение. Неужели вы скажете, что я не имела права выставить ее отсюда!

– Нет, не скажу, – вздохнула Эннис. – Я так благодарна тебе за то, что ты спасла меня! У меня нет никаких причин, но я очень раздражена – наверное, потому, что мои счета ну никак не хотят сходиться!

– А может быть, и по какой-то другой причине, мисс! – сказала Джерби. – Я ничего не сказала и не собираюсь ничего говорить, вы-то лучше знаете, чего хотите.

Она подоткнула одеяло и принялась задергивать полог.

– Но это вовсе не значит, что я не знаю, откуда дует ветер, я ведь не дура и нахожусь при вас с тех пор, как вы покинули детскую, так что теперь я знаю вас лучше, чем вы думаете, мисс Эннис! А теперь закройте глаза и спите!

И она вышла, предоставив мисс Уичвуд размышлять о том, сколько же еще из ее домашних знают, откуда дует ветер, и уснуть с мыслью, что неплохо было бы ей действительно лучше знать, чего она хочет.

Ночь не принесла ответа на мучивший ее вопрос, но она почти вернула мисс Уичвуд ее обычную жизнерадостность. Утром она со спокойствием, достойным всяческих похвал, поддерживала неудержимо многословную беседу, которая оживляла (а вернее, делала совершенно невыносимым) завтрак. Виноваты в этом были Люсилла и мисс Фарлоу. Мисс Фарлоу решила доказать Люсилле, что не держит на нее зла, и вела с ней бесконечный и весьма оживленный диалог. Люсилла же, стараясь загладить впечатление от своей вчерашней дерзости, отвечала ей с таким же энтузиазмом и всячески демонстрировала свой интерес к разговору. Как раз когда мисс Фарлоу пересказывала один из приключившихся с ней в молодости случаев, Джеймс вручил Люсилле записку со словами, что посыльному от миссис Стинчкоумб велели дождаться ответа. Записка была написана Ко-ризандой в большой спешке, и как только Люсилла прочла ее, она тут же восторженно вскрикнула и быстро обернулась к мисс Уичвуд.

– О, мэм, Коризанда приглашает меня на верховую прогулку в Бадминтон! Можно? Умоляю, не говорите, что нельзя! Я не стану ныть… но мне так хотелось побывать в Бадминтоне, и миссис Стинчкоумб не возражает против нашей поездки, и сейчас такой прекрасный день…

– Стоп, стоп! – прервала ее мисс Уичвуд, смеясь. – Кто я такая, чтобы возражать против того, что одобряет сама миссис Стинчкоумб? Конечно же ты можешь отправляться, милая! Кто еще примет участие в прогулке?

Люсилла спрыгнула со стула и подбежала к мисс Уичвуд, чтобы обнять ее.

– О, спасибо, дорогая, дорогая мисс Уичвуд! – восторженно воскликнула она. – Не пошлете ли вы кого-нибудь в конюшню, чтобы мне сейчас же привели сюда Милую Леди? Коризанда пишет, что если мне разрешат поехать на прогулку, то они заедут за мной сюда, ведь им по пути! Эту поездку устроил мистер Бекнем, и Коризанда говорит, что нас там будет шестеро: она, я, мисс Тенбери, Найниэн и мистер Хоксбери! Не считая, конечно, самого мистера Бекнема.

– Великолепно! – воскликнула мисс Уичвуд с подобающей моменту серьезностью.

– Я была уверена, что вы скажете именно это! И я считаю, что мистер Бекнем – один из самых приятных людей! Только представьте себе, мэм! Он организовал эту поездку только потому, что вчера услыхал, как я сказала кому-то в галерее – я не помню кому, да это и не имеет значения! – что я не бывала в Бадминтоне, но надеюсь, что мне представится случай там побывать. А самое интересное заключается в том, – добавила она еще более восхищенно, – что он сможет провести нас внутрь дома, даже если он не будет открыт для посетителей, потому что он сам часто гостил в этом доме, будучи другом лорда Ворчестера, – так пишет Коризанда!

После этого Люсилла бросилась наверх, чтобы надеть костюм для верховой езды. Прежде чем она спустилась, появился Найниэн и, попросив Джеймса присмотреть за его конем, прошел в дом, чтобы сообщить мисс Уичвуд, что лично он не особенно рвется в Бадминтон, но все же примет участие в поездке, ибо считает своим долгом проследить за тем, чтобы с Люсиллой ничего не случилось.

– И я подумал, что вы тоже хотели бы быть уверенной в этом, мэм! – важно сказал он.

Было трудно представить, что плохого может случиться с Люсиллой в такой изысканной компании, но мисс Уичвуд, тем не менее, поблагодарила юношу, сказав, что теперь она может быть спокойна и что она надеется, что и ему удастся извлечь хотя бы некоторое удовольствие из поездки. Мисс Уичвуд прекрасно понимала, что Найниэн слишком ревниво относится к Гарри Бекнему, и легко догадалась, что его стремление проследить за Люсиллой было всего лишь предлогом, позволившим ему принять это весьма заманчивое приглашение. Ее догадка превратилась в уверенность, когда Найниэн небрежно заметил в ответ на ее слова:

– О да, конечно! Надеюсь, что удастся! Должен признаться, что мне очень хотелось бы полюбоваться на графство Хейтроп! Ведь далеко не каждый может осмотреть дом, так сказать, частным образом, и было бы очень жаль пропустить такую возможность. Уверен, что туда стоит поехать!

Мисс Уичвуд согласилась с этим, и ей даже удалось удержаться от улыбки, вызванной картиной, которая тут же возникла у нее перед глазами: молодой мистер Элмор ошеломляет семью и своих знакомых небрежно брошенными репликами об изысканности и разнообразных прелестях герцогского жилища, которое он посетил – частным образом конечно же – во время своего пребывания в Бате.

Через несколько минут она проводила инспекцию, уверившись, что даже мистер Карлтонн в самом критическом своем настроении не нашел бы к чему придраться в данном случае. А если бы и нашел, она с огромным удовольствием напомнила бы ему, как, уходя с ее приема, он заметил, что поскольку Найниэн и Гарри Бекнем так рьяно заботятся о Люсилле, то ему нет никаких резонов беспокоиться о ней.

Остаток утра прошел спокойно, но вскоре после того, как леди Уичвуд удалилась в свою комнату, чтобы, по своему обыкновению, отдохнуть после ленча, мисс Уичвуд пришлось принять совершенно неожиданную посетительницу.

– К вам леди Айверли, мисс, – сообщил ей Лимбери, протягивая поднос с визитной карточкой. – Я так понял, что это мать мистера Эл-мора, поэтому я проводил ее в гостиную, подумав, что вы не захотите, чтобы я сказал ей, что вас нет дома.

– Леди Айверли? – воскликнула мисс Уичвуд. – Что могло ей здесь… Нет, конечно же нельзя было говорить, что меня нет дома! Я сейчас же поднимусь к ней!

Эннис отложила в сторону счета, которыми собиралась заняться, бросила быстрый взгляд в старинное зеркало, висящее над камином, чтобы убедиться, в порядке ли прическа, и поднялась в гостиную.

Здесь ее ожидала худощавая высокая дама, одетая в облегающее платье с коротким шлейфом из шелка цвета лаванды и шляпу с густой вуалью. С плеч ее уныло свисала шаль, на руке также уныло висел ридикюль, и даже страусовые перья на ее шляпе уныло повисли. В самой осанке незнакомки ощущалось уныние.

Мисс Уичвуд подошла к ней и с милой улыбкой сказала:

– Леди Айверли? Здравствуйте!

Леди Айверли подняла вуаль, и мисс Уичвуд открылось лицо увядшей красавицы, самой заметной чертой которого были огромные, глубоко посаженные глаза.

– Вы мисс Уичвуд? – спросила она, бросив тревожный взгляд на Эннис.

– Да, мэм, – ответила Эннис. – А вы, как я понимаю, мама Найниэна. Счастлива познакомиться с вами.

– Я знала это! – воскликнула леди Айверли дрожащим голосом. – Увы, увы!

– Простите? – недоуменно переспросила ее Эннис.

– Вы так прекрасны! – произнесла гостья, закрыв лицо руками.

В голове мисс Уичвуд пронеслась тревожная мысль о том, что она разговаривает с сумасшедшей, и она постаралась произнести как можно более ласковым тоном:

– Боюсь, что вам нехорошо, мэм; прошу вас, присядьте! Могу ли я вам чем-нибудь помочь? Может быть, вам принести стакан воды или… или чаю?

Леди Айверли рывком подняла голову и распрямила плечи. Ее руки упали и повисли вдоль тела, глаза сверкнули, и она страстно воскликнула:

– Да, мисс Уичвуд! Вы можете вернуть мне моего сына!

– Вернуть вам вашего сына? – переспросила озадаченно мисс Уичвуд.

– Нельзя ожидать, что вы поймете материнские чувства, но, конечно, вы не можете быть настолько бессердечны, чтобы остаться безучастной к мольбам матери!

Только теперь мисс Уичвуд поняла, что она разговаривает не с сумасшедшей, а с чрезвычайно чувствительной дамой, которая к тому же склонна к мелодраматическим представлениям. Ей никогда не нравились люди, которые вели себя подобным смехотворным, с ее точки зрения, образом. Эннис подумала, что леди Айверли не только глупа, но и не умеет себя вести, но она постаралась скрыть свое отношение и, мило улыбнувшись, объяснила:

– Простите, но вы составили себе неверное представление, мэм. Позвольте мне заверить вас, что Найниэн находится в Бате вовсе не из-за меня! Неужели вы подумали, что он влюблен в меня? Он был бы шокирован, если бы услышал ваши слова! Бог мой, да он относится ко мне скорее как к тетушке!

– Вы что же, считаете меня настолько глупой? – спросила леди Айверли. – Если бы я не увидела вас своими глазами, меня еще можно было бы обмануть, но я увидела вас, и мне совершенно ясно, что вы околдовали его своей роковой красотой!

– О, какая ерунда! – воскликнула мисс Уичвуд, отчаявшись что-либо объяснить. – Околдовала его, вот уж действительно! Я, конечно, делаю скидку на ваши родительские чувства, но чем, по вашему мнению, мог бы заинтересовать меня зеленый юнец вроде Найниэна? Что же касается того, что он пал жертвой моей роковой, как вы выражаетесь, красоты, подобные мысли, уверяю вас, даже не приходили ему в голову! Прошу вас, садитесь и постарайтесь успокоиться!

Леди Айверли упала в кресло, покачала головой и трагическим голосом заявила:

– Я не обвиняю вас в том, что вы намеренно околдовали его. Возможно, вы не поняли, насколько он чувствителен.

– Напротив! – сказала мисс Уичвуд, смеясь. – Я считаю его весьма чувствительным, но не к прелестям женщины моего возраста! Сейчас, насколько мне известно, он очарован дочерью одной из ближайших моих подруг, но нет никакой уверенности в том, что к завтрашнему дню он не убедит себя в том, что влюблен в какую-нибудь другую девушку. Думаю, пройдет еще несколько лет, прежде чем он перерастет свое теперешнее состояние юношеской влюбчивости.

Судя по виду леди Айверли, слова Эннис ее не убедили, но здравый смысл и спокойствие сказанного все же подействовали на нее, и она произнесла гораздо менее драматическим тоном:

– Вы хотите сказать, что он отрекся от своего дома и семьи ради девушки, которую он ни разу не видел до того, как приехал в Бат? Это невозможно!

– Нет, конечно невозможно! И я не думаю, что у него было хоть малейшее намерение отрекаться от своей семьи! Простите меня, ради бога, но если бы вы и отец не настроили его против себя тем, что принялись осыпать его упреками – причем совершенно несправедливыми! – когда он вернулся к вам, то сейчас, по всей вероятности, он был бы с вами.

Леди Айверли не обратила внимания на эти слова мисс Уичвуд, а сказала трагическим голосом:

– Я никогда не поверила бы, что он может повести себя так своенравно! Он всегда был таким хорошим, добрым мальчиком, таким разумным и таким преданным нам обоим! И у него не было никакой причины покидать нас, потому что его папа позволял ему буквально все и ни разу не произнес ни слова упрека, когда нужно было оплачивать его долги! Я убеждена, что он подпал под злое влияние!

– Моя дорогая леди Айверли, но это совсем не так! Он просто наслаждается свободой! Он, конечно, чрезвычайно привязан к отцу и к вам, но, возможно, вы слишком долго и слишком тщательно опекали его, – улыбнулась Эннис. – Я думаю, что и он, и Люсилла страдали от одного и того же: слишком много пристального внимания и опеки и слишком мало свободы!

– Не говорите мне об этой испорченной девчонке! – вздрогнула леди Айверли. – Никогда я еще ни в ком так не обманывалась! И если именно ее влияние заставило моего бедного заблудшего ребенка отвернуться от нас, я этому не удивляюсь. Девушка, которая довела свою бедную тетушку едва ли не до смерти, способна на все!

– Разве? Не знала, что дела обстоят настолько серьезно! – заметила мисс Уичвуд, иронично улыбнувшись.

– Полагаю, что вам, мисс Уичвуд, неизвестно, что такое иметь слабые нервы.

– Нет, неизвестно, и я рада этому. Но надо полагать, что ущерб, нанесенный нервам миссис Эмбер, не так уж велик. Уверена, что она почувствует себя намного лучше, когда узнает, что нет никакой опасности того, что Люсилла вернется под ее опеку.

– Как вы можете быть так бесчувственны? – с упреком произнесла леди Айверли. – Как можно не сочувствовать миссис Эмбер, которая узнала, что племянница, воспитанию которой она посвятила всю свою жизнь, сбежала от нее, чтобы жить с совершенно чужим, незнакомым человеком?

– Увы, нет, мэм, не сочувствую. По правде говоря, мне кажется, что, если бы миссис Эмбер была действительно обеспокоена судьбой девушки, она приехала бы в Бат, чтобы самой выяснить, могу ли я заботиться о Люсилле.

– Вижу, вам бесполезно что-либо говорить, мисс Уичвуд, – ответила леди Айверли, поднимаясь. – Умоляю вас только – докажите свою искренность и верните мне Найниэна.

– Мне жаль разочаровывать вас, – сказала мисс Уичвуд, – но я не собираюсь делать ничего подобного! Это было бы крайне дерзким вмешательством в личные дела Найниэна, которые меня нисколько не интересуют. Может быть, вы сами поговорите с ним? И я думаю, было бы разумнее не упоминать в беседе с ним этот ваш визит ко мне, потому что он, я уверена, очень рассердится, если узнает, что вы обсуждали его дела с кем-либо, кроме его отца!

Глава 13

Конные путешественники вернулись только к шести часам, и к этому времени мисс Фарлоу уже принялась умолять мисс Уичвуд подготовиться к страшным известиям о том, что с ними приключилось какое-то несчастье. Она беспрестанно говорила о том, что она знала об этом с самого начала, с того самого мгновения, когда ее дорогая Эннис позволила Люсилле отправиться так далеко с группой бесшабашных молодых людей. Поскольку экспедицию сопровождали два далеко не бесшабашных грума средних лет, подобная характеристика участников экспедиции совершенно не соответствовала истине; но когда леди Уичвуд спокойно напомнила своей кузине об этом обстоятельстве, Мария только покачала головой и спросила, какой может быть толк от двух грумов? Она уверена, что дорогая Эннис страшно обеспокоена, как бы храбро ни пыталась скрыть свое состояние.

А мисс Уичвуд вообще не была обеспокоена; она даже не была удивлена, потому что и не ожидала, что Люсилла вернется вовремя, и даже попросила своего повара подать обед сегодня попозже.

– Можете быть уверены, они обнаружат столько интересного в Бадминтоне, что даже не заметят, как пролетело время! – сказала Эннис.

И конечно, оказалась права. Вскоре после семи часов Люсилла и Найниэн вбежали в комнату, бормоча извинения и сбивчиво пытаясь описать красоты Бадминтона, восхищаясь, как прекрасно они провели время, и даже – представьте себе! – им подали холодный ленч, специально приготовленный для них экономкой его милости. Ничего подобного в своей жизни они еще не видели!

Похоже, что обычно беззаботный Гарри Бекнем приложил немалые усилия к тому, чтобы прогулка прошла удачно.

– Должен признаться, – честно сказал Найниэн, – я не ожидал, что он организует все на таком уровне! Он даже отправил посыльного вчера в Бадминтон предупредить экономку, что он, скорее всего, приедет с друзьями, чтобы осмотреть дом! Или, возможно, написал управляющему, потому что именно управляющий водил нас сегодня по дому и рассказывал обо всем. И должен сказать, это было очень интересно!

– О, я никогда в жизни не проводила время так интересно! – восторженно вздохнула Люсилла. – Мы с Коризандой были в восторге и даже не замечали времени, пока мисс Тенбери не взглянула случайно на часы в одном из салонов и не обратила на них нашего внимания. И нам пришлось сразу же выехать обратно. Я надеюсь, мэм, что вы не очень сердиты из-за того, что мы опоздали!

– Нисколько! – заверила ее мисс Уичвуд. – Я славлюсь своей предусмотрительностью и велела отложить обед сразу же после вашего отъезда.

И тут Найниэн признался ей, что (если, конечно, она не сочтет это невежливым) он принял приглашение Гарри Бекнема пообедать вместе с ним и с мистером Хоксбери в кабачке «Белое сердце».

– Да, и еще он просил меня извиниться перед вами, мэм, за то, что он не смог зайти и лично объяснить причину нашей задержки! Дело в том, понимаете ли, что ему нужно было еще проводить мисс Стинчкоумб и мисс Тенбери. Он сказал, что уверен в том, что вы поймете его.

Мисс Уичвуд сказала, что прекрасно все понимает и даже сочтет глупостью со стороны Найниэна, если тот откажется от любезного приглашения мистера Бекнема. Не сказала она только, что испытала огромное облегчение, узнав, что Найниэн не будет обедать сегодня у нее. Предусмотрительность, о которой она говорила только что, подсказала ей еще несколько часов назад, что может возникнуть чрезвычайно неловкая ситуация, если леди Айверли узнает, что Найниэн, как обычно, обедал у нее, вместо того чтобы поспешить к своей любящей родительнице. Сейчас ей казалось маловероятным, что Найниэн вернется в «Пеликан» прежде, чем отправится в «Белое сердце», ведь он не сменил свой костюм для верховой езды на вечернее платье, молодой человек даже был уверен, что это было бы просто неприлично, ибо его любезный хозяин так же, как и мистер Хоксбери, не успеют переодеться. Это означало, что, какое бы сообщение леди Айверли ни оставила для него в «Пеликане», он не получит его раньше полуночи, что, конечно, было печально, но далеко не так печально, как если бы леди Айверли стала обвинять в случившемся Эннис. Поэтому она распрощалась с Найниэном, велела Люсилле побыстрее переодеваться и решила, что проблемы, которые возникнут завтра, и решать следует тоже завтра.

На следующий день Люсилла, которой очень хотелось обсудить вчерашнюю поездку с Коризан-дой, вызвалась сопровождать леди Уичвуд в галерею. Эннис, извинившись перед своими гостями, осталась дома, она чувствовала, что Найниэн непременно зайдет к ней сегодня. И не ошиблась, но он появился на пороге ее дома почти в полдень, разгоряченный и слегка задыхающийся оттого, что слишком быстро спустился по холму от «Кристофера». Эннис приняла его в библиотеке, полагая, что ее невестка и Люсилла могут вернуться в любую минуту, а Найниэн, едва переступив порог, заявил:

– О, как я рад, что вы дома, мэм! Я боялся, что вы ушли в галерею, а там я не смог бы поговорить с вами так, чтобы никто нас не, услышал! А мне очень нужно с вами поговорить!

– Тогда очень хорошо, что я не пошла в галерею сегодня утром, – ответила Эннис. – Присаживайся и расскажи мне, в чем дело!

Он сел и вынул платок из кармана, чтобы вытереть проступивший на лбу пот. Переведя дыхание, он сказал как мог спокойно:

– Я пришел, чтобы попрощаться с вами, мэм!

– Ты решил вернуться в «Чартли»? – спросила она. – Мы будем скучать без тебя, но, пожалуй, тебе действительно нужно вернуться.

– Наверное, – подтвердил он упавшим голосом. – Я говорил раньше… но теперь я вижу, что так не годится! Мой отец, кажется, действительно разволновался и… и все из-за того, что я так поспешно уехал из «Чартли», хотя я написал ему, именно так, как я вам говорил, поэтому мне просто непонятно, почему он решил, будто я не собираюсь возвращаться! Я боюсь, что он очень, очень расстроен и… и я никогда не прощу себе, если… если с ним что-нибудь случится! Похоже, мне ничего не остается, кроме одного – вернуться. Понимаете, мисс Уичвуд, вчера вечером сюда приехала моя мать. Она остановилась в «Кристофере».

– Понимаю, – сочувственно ответила мисс Уичвуд.

– И еще моя сестра Корделия, – мрачно добавил он. – Если уж ей захотелось привезти сюда одну из моих сестер, то хотя бы привезла Лавинию, у которой есть хоть немного здравого смысла, она не плачет беспрестанно и не выводит меня из себя так, как Корделия! Должен признаться вам, мэм, что я просто разъярился, когда эта слезливая гусыня сразу же обхватила меня за шею и буквально облила слезами!

– Да… да, представляю себе! – с сомнением в голосе сказала мисс Уичвуд.

– Конечно, и любой мужчина на моем месте чувствовал бы себя точно так же! Я сказал маме – очень вежливо! – что этого вполне достаточно, чтобы я не раздумывая прыгнул в бристольский экипаж и на первом же корабле уплыл в Америку или куда там ходят корабли из Бристоля, потому что лучше жить с кем угодно, чем терпеть Корделию, которая будет висеть у меня на шее и портить мои галстуки, и еще называть меня при этом своим обожаемым братом, что есть самая большая ложь, какую я когда-либо слышал, ведь она любит меня ничуть не больше, чем я ее! Так вот, а потом Корделия еще спрашивает меня, будто она играет в какой-нибудь трагедии, неужели я решил отправить своих святых родителей в могилу! Ну, тут я вовсе потерял терпение и заявил ей, что пришел поговорить с мамой, а не выслушивать всякую ерунду от нее!

Мисс Уичвуд, которой этот рассказ доставлял истинное удовольствие, поняла уже, что старшая мисс Элмор была во всем похожа на свою матушку. Судя по всему, пребывание в Бате принесло огромную пользу Найниэну, и она надеялась, что леди Айверли взяла в толк, что ее сын уже не милый послушный мальчик, который делает все, что ему скажут, а молодой джентльмен, который уже стал мужчиной.

Судя по рассказу Найниэна, его мать это уяснила. Она тут же отослала Корделию из комнаты. По словам Найниэна, она сделала это потому, что признала справедливость его слов, но мисс Уичвуд думала, что леди Айверли просто испугалась. Впрочем, вслух она этого не сказала, а заметила лишь:

– Да, весьма грустное окончание дня!

– Я бы тоже так подумал! – воскликнул Найниэн. – Только это было не окончание дня, а его начало! Я имею в виду сегодняшний день! Вчера я вернулся в «Пеликан» только после полуночи и только тогда смог прочесть записку, оставленную мне моей матерью. Идти к ней было уже слишком поздно, даже если бы я не был… – И он замолчал, смутившись.

– Немного пьян? – подсказала мисс Уичвуд.

Он улыбнулся ей в ответ:

– О нет, не пьян, мэм! Только слегка навеселе! Если вы понимаете, о чем я говорю!

– О, я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, – заверила она его, и в ее глазах промелькнули искорки смеха. – Ты достаточно выпил, но не был настолько пьян, чтобы не понимать: неразумно беседовать с мамой, пока ты не проспишься. Я права?