Достойная леди

В этот момент мисс Уичвуд прервала ее словоизвержение, твердо заявив:

– Нет, Мария, мне ничего не надо, спасибо. Мистер Карлтонн пришел, чтобы обсудить со мной в личной беседе некоторые вопросы, касающиеся Люсиллы, и я боюсь, что ты действительно нам помешала! Поэтому, пожалуйста, отправляйся в магазин не мешкая!

В тот момент, когда мисс Фарлоу вошла в комнату, Эннис кипела от гнева, но, когда она увидела выражение лица мистера Карлтонна, ее гнев быстро превратился в веселье. Он выглядел так, будто бы самым большим удовольствием в его жизни было бы свернуть шею мисс Фарлоу, и это так развеселило мисс Уичвуд, что она не смогла удержаться от смеха.

Едва за мисс Фарлоу закрылась дверь, как он спросил ее голосом человека, доведенного до крайности:

– Как вы можете выносить эту трещотку в своем доме? Я просто этого не понимаю!

– Ну, должна признаться, что я и сама этого не понимаю, – ответила она с улыбкой.

– Какого черта она ворвалась сюда со своим невнятным лепетом насчет ниток и обезболивающего порошка, если наверняка знала, что вы здесь не одна?

– Я думаю, ее привело к нам неуемное любопытство, – ответила мисс Уичвуд. – Она должна всегда знать, что происходит в доме.

– Бой мой! Отошлите ее собирать вещи! – безапелляционно заявил он.

– Как бы мне хотелось сделать это! Но поскольку я наверняка уроню себя в глазах окружающих, если не возьму себе компаньонку, то боюсь, у меня нет возможности уволить ее! Да и это было бы слишком жестоко, ведь она всегда действует с самыми лучшими намерениями, и у меня просто нет повода, чтобы избавиться от нее!

– Скажите ей, что собираетесь замуж!

Мисс Уичвуд уже начала привыкать к его лаконичным заявлениям, но эти слова сразили ее. Она изумленно посмотрела на мистера Карлтон-на и смогла лишь тихо произнести:

– Прошу вас, не смешите меня!

– Я вас не смешу! Выходите за меня замуж! Я приложу все силы, чтобы держать всех этих кошмарных зануд вроде вашей кузины подальше от вас.

– Вы просто смешны! – заявила мисс Уичвуд окрепшим голосом. – Выйти замуж за вас, чтобы избавиться от бедной Марии? Никогда не слышала ничего подобного! Вы, должно быть, сошли с ума!

– Нет… если только влюбиться без памяти не значит сойти с ума! А я влюбился, понимаете ли. После стольких лет я нашел женщину, которой, я был уверен, не существует… – Он увидел, что она изумленно смотрит на него, и сказал с печальным смешком: – О господи, как же я все запутал! Я заслуживаю того, чтобы вы больше никогда в жизни не захотели со мной разговаривать, не так ли?

– Так, – честно призналась она.

– Я просто не умею красиво говорить. Как бы мне этого хотелось! Если я не смогу найти слов, чтобы рассказать вам, что творится у меня в сердце!.. – Он оборвал фразу и быстро прошелся по комнате.

– Вы всегда сталкиваетесь с трудностями, когда вам нужно красиво говорить? – спросила она. – Не могу заставить себя поверить в это. Вы должны были произвести довольно много красивых речей в свое время – если, конечно, молва не ошибается на ваш счет.

– Вы имеете в виду мои романы с дамами полусвета? Но это совсем другое дело! – нетерпеливо возразил он. – Мужчина может вступить в связь с женщиной небезупречной репутации, но это нельзя даже сравнивать с чувством, которое он испытывает по отношению к той единственной в мире женщине, которую он хочет назвать своей женой! – Внезапно он резко остановился, бросил на нее испытующий взгляд и спросил с недоверием в голосе: – Бог мой, вас шокирует то, что я в свое время содержал любовниц?

Это откровенное высказывание по поводу его небезупречного прошлого, а также то, что он явно был уверен, что она понимает, о чем идет речь, было скорее приятно мисс Уичвуд, чем возмутило ее, и конечно же это нисколько не повредило ему в ее глазах. Сравнив его поведение с поведением своего брата, Эннис подумала, что мистер Карлтонн ведет себя не так, как принято вести себя с утонченными леди, но при этом его поведение воспринимается более естественно. Она незаметно для себя стала относиться к нему теплее. Этот невозможный мистер Карлтонн не только не приписывал незамужним леди невинность ума, которой отличались весьма немногие, но и не считал для себя обязательным придерживаться правил, которые предписывали джентльмену не употреблять в присутствии незамужних леди слов, которые могли бы вызвать румянец на их нежных щеках. Ей нравилась эта его черта, но она не собиралась сообщать ему об этом. Вместо этого она сказала, нисколько не смутившись:

– Ни в коем случае, сэр! Ваша прошлая жизнь касается только вас, и никого больше. Но если я должна буду принять ваше весьма лестное предложение, ваше будущее станет также касаться и меня, и, хотя я рискую обидеть вас, скажу вам все же, что не имею ни малейшего желания выходить замуж за ловеласа.

Было не похоже, что он обиделся, скорее наоборот, ее слова его развеселили. Он выслушал ее с почтительным вниманием, но, когда она закончила свою речь, он принялся убеждать ее не притворяться глупышкой.

– Которой, любовь моя, вы не являетесь, и мне прекрасно об этом известно! Неужто вы считаете, что я буду продолжать вести прежний образ жизни, если женюсь на вас? Я даже не буду хотеть этого! Ни один мужчина, которому посчастливится назвать вас своей женой, не захочет даже смотреть на другую женщину. И если вы сами не понимаете этого, то я просто не знаю, как мне убедить вас!

Она почувствовала, что ее щеки горят, и инстинктивно прижала к ним ладони.

– Вы очень милы, сэр, но… но боюсь, что вы, к несчастью, ошибаетесь! Я вовсе не… не жемчужина, которой вы, похоже, меня считаете! – пробормотала она. – Я… я знаю, что окружающие считают меня довольно симпатичной, но…

– Никогда не слыхал подобной ерунды! – перебил он ее. – Окружающие считают вас довольно симпатичной? Да окружающие считают вас бриллиантом чистой воды, моя дорогая! И не пытайтесь убедить меня, что вы об этом не знаете, потому что меня трудно обмануть, и я честно предупреждаю вас, что, если вы попытаетесь сделать это, вам придется туго!

– Охотно верю! – улыбнулась она. – Попытайтесь, в свою очередь, поверить мне, когда я говорю, что не восхищаюсь каким-либо типом… скажем, красоты, так как мне трудно подобрать более подходящее слово!

– Его и не существует, – ответил он. – За годы моей достойной порицания жизни я был знаком со многими красивыми женщинами, но никогда не видел такой прекрасной, как вы!

Она попыталась рассмеяться и сказала:

– Нет, вы положительно сошли с ума! Я думаю, что вы влюбились в мое лицо, мистер Карлтонн!

– О нет! – ответил он не колеблясь. – Не в ваше лицо, не в вашу фигуру, не в вашу грациозную походку и ни в какое-либо другое из ваших многочисленных и неоспоримых достоинств! Я, безусловно, восхищаюсь этим, но способен влюбиться в это не более, чем в боттичеллиевскую Венеру, как бы сильно я ни восхищался ее красотой!

Она нахмурилась, явно сбитая с толку:

– Но вы ничего обо мне не знаете, мистер Карлтонн! Как вы могли влюбиться в меня после столь недолгого знакомства?

– Не знаю, как я мог, знаю только, что влюбился. Не спрашивайте меня, почему я влюбился в вас, потому что этого я тоже не знаю! Однако вы можете быть уверены, что я не считаю вас весьма ценным экспонатом, достойным украсить собой мою коллекцию!

Этот язвительный намек на настойчивые ухаживания со стороны лорда Бекнема вызвал у нее улыбку, но она сказала:

– Вы сделали мне столько экстравагантных комплиментов, что я чувствую себя обязанной сообщить вам, что ваше предложение – далеко не первое, которое мне было сделано.

– Я думаю, что вам было сделано множество предложений.

– Не множество, но несколько было. Я отказалась от них, потому что я предпочла браку свою… свою независимость. И думаю, что я и теперь предпочитаю независимость семейной жизни. По правде говоря, я почти в этом уверена.

– Почти, но не совсем?

– Нет, не совсем, – обеспокоенно подтвердила она. – А когда я спрашиваю себя, что вы можете дать мне взамен моей свободы, которая очень дорога мне, я… о, я не знаю, я просто не знаю!

– Ничего, кроме моей любви. Я богат, но это не имеет значения. Если бы… если бы вы находились в стесненных финансовых обстоятельствах, я бы никогда не осмелился использовать свое богатство как приманку для вас. Если вы выйдете за меня замуж, это должно случиться потому, что вы хотите провести рядом со мной свою жизнь, и ни по какой другой причине! Я могу дать вам множество разных вещей, но я не стану соблазнять вас ими в надежде, что я смогу купить тем самым ваше согласие. – Его глаза сверкнули. – Вы бы в мгновение ока выставили меня из дому, если бы я осмелился проделать это, не так ли, моя дорогая пчелка? И я бы не стал винить вас!

– Это действительно было бы невежливо, почти оскорблением! – подтвердила она и попыталась перевести беседу в более спокойное русло. – Однако вы, возможно, могли бы соблазнить меня обещанием никогда не пытаться… хм… хм… откусить мне нос!

Он улыбнулся и покачал головой:

– Я никогда не даю пустых обещаний!

Она не смогла удержаться от смеха, но все же сказала:

– Мрачное предупреждение, по правде говоря! Я начинаю подозревать, сэр, что вы уже пожалели о сделанном мне предложении и теперь пытаетесь запугать меня, чтобы я сама отказалась его принять!

– Вам виднее! – ответил он. – Могу ли я запугать вас? Сомневаюсь! Было бы несложно пообещать никогда не выходить из себя. Но я надеюсь, что вы считаете меня человеком слова, а проблема заключается в том, что я весьма своенравен и вспыльчив!

– Да, я заметила.

– Весьма трудно не заметить этого! – Он заколебался на мгновение, а потом признался: – Я несколько раз обидел вас – выражаясь вашими же словами, пытался откусить вам нос, – но потом весьма сожалел об этом. Но когда я выхожу из себя, мой язык произносит обидные слова прежде, чем я успеваю удержать его!

– Какое откровенное признание!

– Шокирует, не так ли? Мне дорогого стоило признаться вам в этом, но я люблю честную игру, и я не стану пытаться понравиться вам, рассыпая заведомо невыполнимые обещания.

Она ничего не ответила на это, и через мгновение он спросил:

– Я вызываю у вас неприязнь? Будьте со мной откровенны, моя дорогая!

– Нет… о нет! – сказала она. – Я тоже люблю честную игру, и я буду с вами откровенна. Не знаю, сможете ли вы понять меня, – или решите, что это просто каприз, – но дело в том, что у меня в голове сейчас полная неразбериха! – Она порывисто встала и снова прижала руки к щекам, а затем неуверенно рассмеялась и тихо произнесла: – Прошу прощения! Я, должно быть, говорю сейчас как какая-нибудь наивная дебютантка! Отвратительно!

– Думаю, что понимаю вас. Вы убедили себя в том, что вы предпочитаете жить в одиночестве, – и это легко понять, если учесть, что альтернативой этому была жизнь с вашим братом и невесткой. Вы так привыкли быть самой себе хозяйкой, что изменить данное положение вещей кажется вам немыслимым. Но вы думаете об этом! И именно поэтому у вас в голове сумбур. Если бы вы чувствовали, что жизнь в одиночестве, безусловно, предпочтительнее, чем жизнь со мной, вы бы сразу же отказались выйти за меня замуж. Нисколько не колеблясь. Разве предложение Бекнема вызвало у вас смятение? Конечно нет! Он вам безразличен. Но я вам не безразличен! Я застал вас врасплох, могу перевернуть всю вашу прекрасно устроенную жизнь вверх дном, и вы еще не знаете, понравится ли вам это или, напротив, вызовет отвращение.

– Да, – произнесла она растроганно. – Вы действительно понимаете меня! Вы действительно мне не безразличны, но это такой решительный шаг… такой важный шаг… что вы должны дать мне немного времени. Я хотела бы все обдумать прежде, чем дать вам ответ. Не надо… не надо принуждать меня отвечать вам сейчас! Пожалуйста, прошу вас!

– Нет, я не стану вас неволить, – с теплотой в голосе ответил он. Он взял ее за руки и заглянул в глаза. – Не надо так волноваться и смущаться, смешная моя девочка! И смотрите, не превратите меня в Синюю Бороду в мое отсутствие. У меня чертовски вспыльчивый характер, и нет никаких особых дарований, меня не стесняют условности, но я не чудовище, уверяю вас! Он на мгновение сжал ее руки в своих, затем поднес их к губам, поцеловал и, не произнеся больше ни слова, вышел из комнаты.

Глава 12

Прошло много времени, прежде чем к мисс Уичвуд вернулось ее обычное самообладание, и еще больше, прежде чем она смогла разобраться в своих путаных мыслях. Никогда раньше ей не приходилось сталкиваться с вопросом, касающимся ее лично, который бы она не могла решить сразу же. Ее ужасно раздражало, что предложение мистера Карлтонна настолько выбило ее из колеи, что она не могла думать о нем без волнения, а своей способностью рассуждать хладнокровно она очень гордилась. Самая сложная проблема, с которой ей приходилось до сих пор сталкиваться, касалась ее отъезда из «Твайнема». Но теперь, вспоминая свои переживания, она понимала, что в основе их лежала боязнь обидеть брата или ранить его чувствительную жену. Сама же она ни о чем не жалела и нисколько не сомневалась в правильности своего решения. Ни малейшего сожаления она не испытывала и тогда, когда отклоняла многочисленные предложения о замужестве, которые были ей сделаны, хотя некоторые из них (как она вспомнила сейчас с внутренней, но, тем не менее, достойной порицания дерзкой улыбкой) были весьма и весьма лестными. Будучи наделенной красотой, безупречным происхождением и хорошим состоянием, мисс Уичвуд имела оглушительный успех в свете с момента своего дебюта и давным-давно могла бы выйти замуж хоть за наследника герцогского титула, если бы желала замужества ради высокого положения, а о любви согласилась бы забыть. Но она этого не хотела и с тех пор ни разу не пожалела о том, что отказала юному маркизу. Джоффри, конечно, был шокирован этим до крайности и даже предрек, что она закончит свои дни старой девой. Эта перспектива нисколько ее не опечалила: она была уверена в том, что при ее немалом состоянии гораздо лучше спокойно жить в одиночестве, чем выйти замуж за человека, который ей всего лишь приятен. Она и сейчас была уверена в этом, вот только к ее отношению к мистеру Карлтонну слово «приятен» не подходило. Ни один мужчина до этого не мог заставить ее в одно мгновение ненавидеть его, но тут же и почувствовать, что он ей нравится настолько, что она не может быть к нему равнодушной. Она поняла, почему ненавидит его. Да потому, что не могла понять, что же в нем есть такого, что заставляло ее думать, будто ее жизнь опустеет, если он исчезнет из нее. Пытаясь разрешить эту загадку, она вспомнила, что он просил ее не спрашивать его, почему он любит ее, оказывается, он сам этого не знает. Мисс Уичвуд задумалась, не это ли признак настоящей любви? Можно влюбиться, скажем, в прекрасное лицо, но такое чувство быстро проходит, нужно что-то большее для того, чтобы зажечь настоящее чувство, какая-то таинственная сила, которая создает невидимую цепь, связывающую родственные души. Она ощущала такую связь между собой и мистером Карлтонном и была уверена, что он тоже ощущает эту связь, но почему такая связь вообще возникла, объяснить она не могла. Она постоянно ссорились, а ведь родственные души наверняка не ссорятся между собой. Так ли это? И конечно же между ними не может быть большой разницы во мнениях. Или она есть? Но как только она задала себе все эти вопросы, ей тут же невольно пришла в голову мысль: «Как же это было бы скучно!» Она представила, как она и мистер Карлтонн живут вместе в полном согласии друг с другом, и рассмеялась, а через мгновение подумала о том, что мистера Карлтонна тоже наверняка рассмешила бы такая идиллия – если бы он вообще не назвал это отвратительно сентиментальным, а он наверняка так бы и сказал!

Она просила его не требовать от нее ответа, пока она не обдумает как следует его предложение; она сказала ему, что шаг, который он просит ее сделать, слишком важен, чтобы делать его впопыхах. Это было правдой, но уже в тот момент, когда она произносила эти слова, она поняла, что обдумывания требуют вовсе не ее чувства к нему, а другие, более житейские вопросы, которые непременно возникнут, если она решит выйти замуж за мистера Карлтонна. Они могут даже казаться не важными, эти вопросы, но все же отбросить их совершенно невозможно. Самое главное тут было отношение брата, а он будет изо всех сил противиться этому браку. Джоффри сделает все возможное и невозможное, чтобы отговорить ее выходить замуж за человека, который ему не просто не нравился, а которого он однозначно порицал. Ему не удастся разубедить ее, но он вполне может оборвать, все до единой, связи между своей семьей и ею, а с этим ей было бы очень трудно смириться. Эннис решила жить отдельно, потому что она поняла: они с братом постоянно раздражали друг друга, но, уезжая из «Твайнема», она постаралась тщательно скрыть от брата истинную причину своего отъезда. Они были не способны жить вместе в согласии, но их связывали узы семейной привязанности, и, хотя они и не были очень крепкими, ей будет очень больно, если эти связи порвутся окончательно. От своей семьи и своего дома отказаться нелегко, и если Джоффри действительно порвет с ней, то это обстоятельство будет, безусловно, не в пользу их отношений с Карлтонном.

Кроме того, существовала проблема потери свободы и перестройки всей своей жизни. Она должна подчиниться его воле, а откуда ей знать, что он не окажется домашним тираном. Ведь он – очень властный человек. Но потом она вспомнила, как хорошо (и неожиданно для нее) он понял ее смятенные чувства и мысли и с какой деликатностью удержался от того, чтобы заставить ее дать ему ответ немедленно, и она решила, что каким бы властным человеком он ни казался, его, безусловно, нельзя назвать тираном.

К этому времени она вынуждена была признаться себе, что влюблена в мистера Карлтонна, но по какой причине – непонятно. Она с отвращением подумала, что ведет себя как глупая школьница и что очень даже хорошо, что он уезжает. Возможно, она обнаружит, что ей прекрасно живется и без него, и это будет верным знаком того, что она не влюблена, а всего лишь очарована им. Поэтому самое разумное, что она может сделать, – это выбросить его из головы. После этого она продолжала думать о нем до тех пор, пока Джерби не вошла в библиотеку и не напомнила ей суровым тоном, что до обеда осталось всего десять минут и, если она не поднимется немедленно, чтобы переодеться, она опоздает к обеду.

– Что на вас совсем не похоже, мисс Эннис! Я дожидаюсь вас уже добрых полчаса!

Мисс Уичвуд виновато пояснила, что она была слишком занята и не заметила, который час, сунула в стол свои счета, с которыми ей так и не удалось поработать, и покорно пошла наверх за своей суровой горничной. Быстро переодевшись, Эннис попыталась было отговорить Джерби от затеи расчесать ее роскошные золотые локоны и заново уложить их в прическу, но безуспешно.

– У меня есть своя гордость, мисс, – заявила Джерби, – и я никак не могу допустить, чтобы вы спустились к обеду в таком виде, будто бы вы лазили в колючих кустах!

Поэтому, когда мисс Уичвуд торопливо спустилась вниз, опоздав на десять минут, она увидела, что ее гости уже терпеливо ожидают ее в гостиной. Она тут же извинилась, сказав с обычной своей милой улыбкой:

– Прошу прощения, Амабел! Дурно с моей стороны заставить тебя ждать! Но я была так занята после ленча, что даже не заметила, как прошло время. Я просматривала счета, а один упрямый шиллинг постоянно норовил куда-то сбежать!

– О, а я помешала тебе, не так ли, дорогая Эннис! – воскликнула мисс Фарлоу голосом, полным раскаяния. – Конечно, нет ничего удивительного в том, что ты не смогла сосчитать свои шиллинги! Удивительно то, что в конце концов ты наверняка все подсчитаешь, что лично мне никогда не удавалось! Думаю, вы бы посмеялись от души, если бы я рассказала вам, какие забавные ошибки я постоянно делала в сложении. Правда, тебя уже прервали, когда я вошла в комнату, но поверь, я бы никогда так не сделала, если бы знала, что у тебя посетитель!

– Да, приходил мистер Карлтонн, – спокойно подтвердила мисс Уичвуд. – Добрый вечер, Найниэн!

Молодой мистер Элмор в этот вечер впервые надел новые сапоги, сделанные на заказ лучшим обувщиком Бата, и посему просто не мог удержаться от соблазна привлечь внимание окружающих к сверкающей поверхности своей обновы. Это ему вполне удалось, ибо, войдя в дом, он тут же принялся извиняться перед мисс Уичвуд за то, что явился на обед в сапогах.

– Чего, конечно, делать не принято, но я подумал, что вы простите меня, потому что сегодня вечером я приглашен на дружескую вечеринку, куда не нужно облачаться в вечерний костюм. Я хочу сказать, что там не будет ни дам, ни танцев, ничего такого!

– Понимаю! – сказала мисс Уичвуд, подмигнув ему. – Только избранные спиртные напитки! Что ж, смотри, чтобы ночью тебя не забрала полиция!

Найниэн в ответ улыбнулся и покраснел.

– Нет, нет! Ничего подобного не будет! – заверил он ее. – Всего лишь небольшое развлечение в мужском обществе, мэм!

– А зачем приходил мой дядя? – поинтересовалась Люсилла. – Мне казалось, я видела, как он разговаривает с вами в галерее, мэм!

– Это действительно так и было! – ответила мисс Уичвуд. – Но поскольку он тогда не знал, что завтра ему придется уехать на несколько дней в Лондон, он зашел, чтобы сообщить нам об этом. Он сожалел, что не застал тебя дома, но я пообещала ему передать тебе его извинения в связи с его спешным отъездом!

Глаза Люсиллы расширились от изумления.

– Ах так! – ахнула она. – Кто бы мог подумать, что он так вежлив! – А затем проницательно добавила, бросив лукавый взгляд на мисс Уичвуд: – Если он действительно сказал, будто сожалеет, что меня нет дома, то это величайшее лицемерие, потому что он никогда не проявляет ни малейшего желания видеть меня, и мне кажется, что он всегда хочет видеть именно вас!

– Без сомнения, ради удовольствия затеять со мной очередную перепалку! – ответила, смеясь, мисс Уичвуд. – Что ж, пойдем в столовую, Амабел?

Леди Уичвуд, услыхав дерзкое замечание Люсиллы, быстро подняла глаза на свою невестку, как если бы ее внезапно поразила какая-то мысль, и Эннис почувствовала на себе ее взгляд. Наверное, впервые в жизни она была благодарна мисс Фар-лоу за ее вмешательство в разговор, хотя мисс Фарлоу влезла в него только потому, что она использовала каждую возможность дать Люсилле заслуженную, с ее точки зрения, отповедь.

– Было бы очень странно, – заявила мисс Фарлоу, – если бы ваш дядя решился покинуть Бат, не попрощавшись с мисс Уичвуд, которой он столь многим обязан! И я уверена, что нет ничего удивительного в том, что он пожелал увидеться скорее с нею, чем с вами, мисс Карлтонн, потому что джентльмены находят очень скучными девушек, едва сошедших со школьной скамьи! По правде говоря, в вашем возрасте я и не ожидала никогда, что какой-то джентльмен захочет увидеть меня!

Глаза Люсиллы сверкнули, и она тут же ответила:

– Как удачно сказано!

Найниэн фыркнул, а затем довольно неуклюже попытался выдать свой смех за кашель. Леди Уичвуд поднялась и сказала с достоинством:

– Да, давай спускаться, дорогая, потому что твой повар будет недоволен. Повара всегда бывают такими мрачными, если им приходится задерживать обед, и их нельзя винить в этом, потому что видеть, как твоя работа пошла насмарку, наверняка очень огорчительно!

После этого Амабел рассказала довольно забавную историю, которая произошла с французским поваром, служившим у нее когда-то, а Эннис, испытывая искреннюю благодарность к своей невестке за то, что она заполнила своим рассказом возникшую было неловкую паузу, рассмеялась и повела всех в столовую. Сразу за ними спускалась по лестнице мисс Фарлоу, которая что-то бормотала себе под нос. Слуха Эннис достигали лишь обрывки слов, но, судя по тому, что среди них были фразы типа – «дерзкая девчонка», «избалована до крайности», «ужасные манеры», мисс Уичвуд поняла, что сегодня вечером ей предстоит выслушивать жалобы своей разъяренной кузины.

Люсилла и Найниэн шли позади. Найниэн прошептал:

– Ты невыносимая маленькая бродяжка! Я едва не расхохотался в голос!

Люсилла нетерпеливо повела плечом, буркнув, что ей это абсолютно безразлично; но в холле она догнала Эннис, которая отошла в сторону, чтобы дать возможность леди Уичвуд пройти в столовую первой, и, слегка потянув ее за рукав, задержала в холле, чтобы прошептать ей на ушко:

– Простите меня! Я знаю, мне не следовало этого произносить! Пожалуйста, не говорите только, что я должна попросить у нее прощения!

Эннис улыбнулась и, строго погрозив пальцем, ответила:

– Хорошо, но впредь так не делай!

Люсилла, получив выговор, прошла за Эннис в столовую и почти весь обед просидела молча. Но перед тем, как подали второе блюдо, случайно оброненное Найниэном замечание напомнило ей, что она хотела спросить у Эннис о чем-то, и она выпалила:

– О, мисс Уичвуд, вы поведете меня на костюмированный бал в нижнем зале в пятницу?

– Без разрешения твоего дяди – нет, а я очень сильно сомневаюсь, что он это разрешит.

– Но если его здесь нет, как же я могу спросить у него разрешение? – возразила Люсилла. – Но если даже он и был бы здесь, то сказал бы, что вам лучше знать, что мне можно, а что нельзя!

– О нет, ты ошибаешься! Он следит за тобой гораздо пристальнее, чем ты думаешь!

– Ну, ему ведь вовсе не обязательно знать об этом! – заявила Люсилла, состроив недовольную гримаску.

– Надеюсь, ты не предлагаешь мне скрывать от него то, чего он бы не одобрил! – ответила мисс Уичвуд. – Ты должна помнить, что он доверил тебя моему попечению! Будет ужасно, если выяснится, что я оказалась недостойной его доверия! Ты можешь поставить меня в очень неловкое положение, и я прошу тебя не делать этого!

– Нет, но я не понимаю, почему мне нельзя пойти на костюмированный бал, – продолжала настаивать Люсилла. – Я уже была на нескольких частных балах, так почему я не могу посетить теперь публичный бал?

– Уверена, что тебе это кажется несправедливым, – сказала мисс Уичвуд с сочувствием в голосе, – но существует большая разница между частными вечеринками, на которых ты была, и публичным балом, поверь мне! Эти вечеринки были скорее импровизированными танцами, а не балами в прямом смысле этого слова, и они организовывались для развлечения девушек, которые, как и ты, еще не вышли в свет. Не надо смотреть на меня такой букой! Боюсь, что, если бы твой дядя спросил у меня, можно ли тебе отправиться на костюмированный бал в пятницу, я была бы обязана сказать ему, что не считаю это позволительным для девушки, еще не вышедшей в свет.

– Действительно! – вмешалась мисс Фарлоу. – Это было бы очень дерзким поступком! Когда я была молодой…

Мисс Уичвуд бросила на Люсиллу многозначительный взгляд и заставила свою кузину замолчать, сказав:

– Ты говоришь сейчас точно как моя тетушка Огаста, Мария! Именно эти слова она постоянно твердила, когда я хотела сделать нечто такое, чего она не одобряла. Подозреваю, что и она, в свою очередь, слышала такие же слова, когда была молодой, и что и ее, и тебя эти нотации раздражали так же, как в свое время меня!

Мисс Фарлоу открыла было рот, чтобы поспорить, но тут же закрыла его, встретив жесткий взгляд мисс Уичвуд, который она не посмела игнорировать. Но заставить замолчать Люсиллу было не так-то легко, и она продолжала постоянно возвращаться к теме костюмированного бала, пока мисс Уичвуд не потеряла терпение и не заявила довольно сурово:

– Достаточно, дитя мое! Конечно, Гарри Бекнем будет разочарован, не увидев тебя на балу, но он конечно же не будет удивлен.

– Нет, будет! – вспыхнула Люсилла. – Я сказала ему, что пойду на бал, потому что и представить себе не могла, что вы не позволите мне…

– Да прекрати же, наконец! – нетерпеливо перебил ее Найниэн. – Ты заговорила всех до смерти, Люси!

Покраснев от гнева, Люсилла приготовилась было дать ему отпор, но мисс Уичвуд тут же разрядила ситуацию, объявив, что если они хотят поссориться, то лучше всего сделать это в комнате для завтрака, а не за обеденным столом. Найниэн, тут же раскаявшись, немедленно попросил извинения, но Люсилла была слишком рассержена, чтобы последовать его примеру. Однако она не отважилась продолжить ссору, и мисс Уичвуд была удовлетворена.

Найниэн распрощался с гостеприимной хозяйкой сразу же после окончания обеда. Люсилла какое-то время хранила гордое молчание, которое было весьма похоже на детскую обиду. Заметив же, что никто не обращает на нее ни малейшего внимания, она отправилась в постель еще до того, как принесли поднос с чаем.

– Ну и поведение, скажу я вам! – раздраженно заявила мисс Фарлоу. – Конечно, я знала, что все будет именно так, сразу же, как только ее увидела! Я с самого начала говорила…

– Ты уже сказала более чем достаточно, Мария! – перебила ее мисс Уичвуд. – В том, что Люсилла раздражена, я могу винить только тебя, и ничего удивительного, что она в конце концов взорвалась и ответила тебе! Только не начинай все сначала, у меня тоже не хватит терпения выслушивать тебя!

Мисс Фарлоу сквозь рыдания пыталась объяснить, что только ее искренняя привязанность к дорогой Эннис заставила ее сказать все это.

– Я вовсе не хотела обидеть тебя, но видеть, как она тобой беззастенчиво пользуется, было выше моих сил! – всхлипывала она.

Почувствовав, что Эннис не испытывает ни малейшего сочувствия к кузине, леди Уичвуд вмешалась в беседу и приложила все силы, чтобы утешить мисс Фарлоу. И ей удалось преуспеть в этом, мисс Фарлоу перестала плакать, выпила чашку чаю, сказала, что у нее болит голова, и поднялась наверх, чтобы лечь спать.

– Ты просто маг и чародей, дорогая! – сказала Эннис, когда мисс Фарлоу удалилась. – Ты не можешь себе представить, как я тебе благодарна! Я была буквально на грани взрыва, хотела отчитать ее так, как, я уверена, ее не отчитывали никогда в жизни!

– Да, я заметила это, – ответила леди Уичвуд, улыбнувшись. – Конечно, ей не следовало говорить так Люсилле, но ее все же нельзя не пожалеть.