Династия Морлэндов (№2) - Темная роза

– Как видите, он вовсе не гневается на нее, как утверждают некоторые, – закончила свой рассказ Мэри.

Пол вопросительно посмотрел на нее.

– А разве люди говорят, что он ею недоволен? В Лондоне, разумеется?

Мэри вспыхнула, поняв, что сказала лишнее:

– Это только слухи, лживые слухи. Все при дворе знают, что он любит и уважает ее. Он всегда интересуется ее мнением по политическим вопросам и не может нахвалиться ее правлением, пока его не было в Англии.

– Король – добрый человек, – со значением произнесла Анна.

Пол мог только выдавить из себя саркастическую усмешку и отвернулся.

На Рождество вся семья отправилась, как повелось, в церковь Св. Троицы, в Йорке. Церковь Св. Николая располагалась ближе к Морлэнду, и они посещали ее каждое воскресенье, но по большим праздникам предпочитали Св. Троицу, а на Пасху – кафедральный собор.

После мессы прихожане заполнили церковный двор, болтая, поздравляя друг друга и обмениваясь новостями. Морлэнды в честь праздника надели все самое лучшее и, как и остальные прихожане, хотели пощеголять в нарядах перед публикой. На Анне было новое голубое бархатное платье на шелковой подкладке и с разрезами, которое очень ей шло, так что она не спешила покинуть толпу и вернуться в Морлэнд, где некому показаться. Она стояла в церковных дверях, кивая знакомым и улыбаясь, оправляя на шее цепочку с большим золотым крестом, украшенным турмалинами, чтобы все обратили на нее внимание.

– Да, это подарок моего мужа, – могла бы она ответить любопытным подругам, – точнее, один из подарков. Он так щедр! Вот эти перчатки, надушенные амброй, – такие милые, правда? – тоже его дар. Они, конечно, венецианские...

И тут она наконец заметила, что на нее и в самом деле смотрят. Сначала она вздрогнула, потом повернулась, очень осторожно, чтобы не спугнуть, и отыскала взгляд, который так беспокоил ее. Ага! Там, у портика, стояла просто одетая женщина, по виду – жена иомена, бедная, но державшаяся с достоинством. На ней было серое шерстяное платье с кружевным передником и белая рубашка. Накрахмаленный чепец обрамлял бледное лицо, оставляя на свободе несколько выбившихся из-под него светлых прядей. Темные глаза глядели на нее без всякого выражения, и женщина, заметив, что Анна повернулась к ней, отвела взор.

У Анны похолодело внутри, когда она смотрела на женщину – выбившиеся надо лбом волосы были такими шелковыми, с золотистым отливом, что волосы самой Анны казались грубыми и желтоватыми. Они стояли далеко друг от друга, и к тому же женщина сразу отвела взгляд – так что ничто, кроме женского инстинкта – инстинкта жены – не могло подсказать Анне, кто перед ней. Тут какое-то движение привлекло ее внимание, и, повернувшись, она увидела Пола, чья голова, как обычно, возвышалась над толпой. Его глаза тоже были обращены к портику и горели темным пламенем.

У Анны похолодели руки, она сцепила их вместе. «Нет, – подумала она, – Бога ради, нет!» – хотя сама не знала, что ее терзало. Но мольба оказалась бесполезной – она уже поняла, кто перед ней. Она снова оглянулась на женщину в сером, но та уже прокладывала себе путь через толпу к восточным дверям. И когда толпа у дверей слегка расступилась, давая ей дорогу, Анна заметила то, чего раньше не могла видеть – женщина держала за руку мальчика лет четырех-пяти. Волосы мальчика были черными и курчавыми.

Глава 3

Зима 1514 года выдалась суровой, а весна затяжной, так что многие бедняки, у которых кончились зимние запасы, умерли от голода. Хотя около ворот Морлэнда ежедневно раздавали пищу, порции были небольшие, потому что в поместье осталось не так уж много провианта. Кроме того, в эту зиму погода выгнала волков значительно дальше на юг, чем обычно, и в деревне пропало немало овец и еще больше ягнят, что усугубило потери. Сев был поздним, и при ранней зиме посевы могли погибнуть.

Кроме того, обычно запасы солонины в поместье пополнялись за счет дичи, а в эту зиму волки отогнали зверье дальше от обычных троп, так что и этот резерв был потерян. Морлэндцы ощущали нехватку во всем, но пока страдали слабейшие – младший ребенок Бел, рожденный осенью, захирел и умер. А в городе у Урсулы случился выкидыш. Но так как в стране свирепствовали эпидемии, то эти маленькие смерти прошли незамеченными, подобно падавшим с веток замерзшим воробьям.

Наконец, когда распогодилось и дороги снова стали проезжими, прибыл бывший королевский попечитель и нынешний главный советник короля, Томас Вулси, недавно рукоположенный в архиепископы Йоркские. Это назначение вызвало удивление северян, которые не имели известий о ходе событий на далеком и недоступном юге с самого Рождества.

– Мне намекали при дворе, – сказал Джек, – что его ждет большое будущее, но не думал, что он сделает карьеру столь быстро.

– Разумеется, начав с самого низа, он не может ждать, пока доберется до самого верха, и вынужден спешить, – улыбнувшись, добавила Бел. – Говорят, его отец был мясником.

– Ну и что? – вступил в разговор Пол. – Церковь – великий уравнитель людей. Если у человека есть таланты, церковь не спрашивает, кто его отец.

– Остается только убедиться в том, что у Вулси эти таланты есть, – усмехнулся Джек, – но, несомненно, везения ему не занимать.

– Легко рассуждать о том, что церковь поддерживает талантливых людей, – завистливо добавил Эдуард, – но все же необходим хороший толчок. Мне уже двадцать четыре, а я все еще не сделал карьеру. Хорошо бы встретиться с мастером Вулси и расспросить его, с чего бы начать.

На лице Джека опять появилась ухмылка.

– Ближе к делу, братец, почему бы не попросить у него место?

Пол выглядел задумчивым.

– Ты читаешь мои мысли, – сказал он, – я как раз хотел попросить аудиенции у нового архиепископа, чтобы узнать, не может ли Мэри поехать с его домашними в следующий раз, когда он отправится на юг. И тогда я спрошу у него, не сделает ли он что-нибудь для тебя, Эдуард.

Эдуард, удивленный такой щедростью, изумленно посмотрел на него:

– Ты? Это было бы очень благородно с твоей стороны. Если бы я оказался при Вулси, то это открыло бы мне блестящие возможности. Но не лучше ли мне отправиться вместе с тобой? Он может захотеть познакомиться со мной.

Пол скрыл довольную усмешку:

– Не надо так спешить! Если он решит назначить тебя куда-нибудь, то все равно вызовет, прежде чем принять решение, но при первой беседе лучше обойтись без тебя. Он слишком занят, чтобы позволить толпе искателей бегать вокруг него.

– Ну, тебе виднее, – с сомнением протянул Эдуард.

– Я просто уверен в этом. Предоставь это дело мне.

Полу не составляло труда добиться аудиенции, поскольку он был видным представителем местной знати и обладал большим весом в обществе, так что вскоре он рано утром – чтобы успеть повидать Урсулу – отправился в Йорк. Он очень беспокоился о ней в эту зиму, в такую погоду она оказалась отрезана от него, и в самое трудное время, когда случился выкидыш, он ничем не мог помочь ей. Иногда Полу удавалось посылать ей провиант, но теперь, когда Джек знал об их связи, ему приходилось проявлять осторожность.

Итак, в тот день он выехал еще затемно и добрался до дома в Шамблсе, когда Урсула только одевалась. Оставив своих сопровождающих у собора ожидать его, он отправился к ней с одним только самым преданным слугой, который стоял на страже у дома. Пол поднялся наверх по обшарпанной винтовой лестнице, такой узкой, что его плечи задевали противоположные стены.

Он постучал в низенькую дверцу и сразу же вошел внутрь, так что испуганное выражение лица Урсулы сменилось радостной улыбкой. Она была в одной рубашке и холщовой нижней юбке, сооружая себе прическу, чтобы скрыть волосы под чепцом.

– Любимый, – прошептала она, покрывая его лицо поцелуями, – я тебя совсем не ждала.

Пол улыбнулся.

– А если бы ждала, ты бы поторопилась одеться или наоборот?

– А ты как думаешь? – рассмеялась она. – Сколько у тебя времени?

– Всего минута. Я только хотел проверить, все ли у тебя в порядке. – Он отодвинул ее на расстояние руки и критически осмотрел. – Ты слишком худа. И бледна.

– После такой зимы, дорогой мой, все похудели. И ты тоже – смотри, как висит на тебе кафтан.

– Ты знаешь, о чем я, медвежонок, я опасаюсь за твое здоровье после выкидыша. Скажи мне правду, как это было?

– Потерять ребенка всегда тяжело, – ответила она, – но я в порядке. Или уж во всяком случае, буду, когда станет совсем тепло.

Он обнял ее, и она прижалась лицом к его меховому воротнику, ласкаясь к нему, как котенок.

– Может, это и к лучшему, что ты выкинула, – тихо промолвил он, – ребенок добавил бы нам проблем.

Он не видел лица Урсулы, но мог догадаться о его выражении, когда она сказала:

– Только мужчина может говорить так о ребенке.

– Извини, но ты знаешь, что я имею в виду. Бог видит, как бы я хотел...

Она отстранилась и положила пальцы на его губы, приказывая остановиться:

– Тсс! Не говори этого! – сказала она. – Мы – то, что мы есть, вот и все. – Она отошла к зеркалу и стала расчесывать волосы, а он, как всегда, с восхищением смотрел на их бледный пламень!

– Неужели тебе не кажется странным, Пол, что ты Не любишь свою жену за то, о чем порадовался сейчас в отношении меня? То, что у меня всего один ребенок, кажется тебе милостью, а то, что один ребенок у нее – проклятием.

Его передернуло. Она редко произносила вслух его имя, и всегда это было признаком выражения какой-либо горькой истины, как сейчас.

– Ты знаешь, какая тут разница.

– Знаю, но это разница для тебя, а не для нас.

Ее сильные пальцы скользили по прядям, укладывая их в прическу, чтобы сколоть и прикрыть на день. Ему не нравилось, что женщинам приходится покрывать волосы, как если бы приходилось накрывать одеялами клумбы в саду. Тут до него дошло, что в комнате непривычно тихо, и он спросил:

– А где же ребенок?

Она посмотрела на него. Чаще всего, когда он приходил, мальчик спал в соседней тайной комнатушке, чтобы не мешать им заниматься любовью, обычно же он спал вместе с матерью.

– Все в порядке, он уже ушел.

– Куда?

– В школу. Ты разве забыл, что он ходит в школу у Св. Самсона?

– Мне не приходило в голову, что он уже начал учиться. Время летит так быстро! Только вчера я качал его на руках, и, кстати, о времени…

– Я знаю, тебе пора... Не надо так винить себя, дорогой, я уже к этому привыкла. Я знаю, что ты всегда приходишь, когда только можешь. А зачем ты приехал в город сегодня?

Он рассказал ей об аудиенции у архиепископа и о своих планах относительно Эдуарда.

– Ты так добр. – И снова в ее голосе почудился смех. Он шагнул к ней и обнял ее за талию.

– Ты смеешься надо мной, – с притворной угрозой произнес он, – и ты знаешь, что я не терплю, когда надо мной смеются!

– Ты так прост! Неужели ты думаешь, что твои родственники не понимают, что ты просто хочешь избавиться от них? Мэри при дворе, а Эдуард при архиепископе, и если бы сплавить Джека куда-нибудь в Кале, ты был бы счастлив.

– Ты слишком много знаешь и видишь. Когда-нибудь тебя... – У него чуть было не вырвались слова «сожгут, как ведьму», но он вовремя остановился, хотя она поняла, что он хотел сказать, и побледнела еще сильнее. Ее глаза расширились.

– Не смей, – с ужасом прошептала она, – не смей, не смей так говорить! Даже не думай об этом!

Он успокаивающе поцеловал ее в макушку:

– Медвежонок, все в порядке, это все пустяки. Она взяла себя в руки, и на ее лицо вернулся слабый румянец. Она перевела разговор на цель его поездки:

– Если уж ты будешь говорить с архиепископом, почему бы не попросить и за своего сына? Это было бы неплохо для его карьеры.

– Моего сына? – удивился он. – Ты имеешь в виду...

– Нет, не моего Адриана, – она слегка улыбнулась, – твоего законного сына, Пола-Эмиаса.

Пол пожал плечами.

– Я знаю, ты скажешь, что не хочешь отпускать его от себя, он твой единственный сын, – теперь в ее голосе не было иронии, – и ты боишься потерять его. Но ему нужен жизненный опыт. Когда-нибудь он унаследует все, поэтому он должен знать, как надлежит управлять большим поместьем.

– Может быть, ты и права, – с сомнением в голосе протянул он.

– У бедняжки нет друзей, – продолжала она, – посмотри на Джека и всех его приятелей, которых он приобрел, странствуя по свету. Связи и покровительство значат не меньше, чем богатство и удача. Неужели ты хочешь, чтобы твой Эмиас вырос одиноким?

– Как и я, ты имеешь в виду.

– Я этого не говорила.

– Не говорила, но ты права, моя прелесть. Я держу его при себе из чистого эгоизма. А два или три года при дворе дадут ему бесценный опыт – я сделаю так, как ты говоришь.

– Хорошо, а теперь, любовь моя, хоть мне и тяжко провожать тебя...

– Иисус! Конечно, мне надо бежать. Поцелуй меня еще раз – и я постараюсь вернуться и повидать тебя как можно скорее, на этой неделе или на следующей...

– Иди, иди. Я знаю, что ты придешь, когда сможешь. Да хранит тебя Господь!

– И тебя, медвежонок!

Дела устроились быстро: все три просьбы Пола были удовлетворены. Предложенная Полом сумма денег была встречена архиепископом благосклонно, Эмиасу обещали место пажа в покоях Вулси, Эдуарду – место младшего капеллана, а Мэри вместе с ее братом и племянником будут доставлены ко двору в его свите. Пола не удивила гладкость аудиенции – архиепископ был прежде всего деловым человеком. Больше его поразило то, что тот держал себя скорее как король, чем архиепископ.

Комната, где проходила аудиенция, была роскошно убрана, на стенах висели драгоценные гобелены – настоящие арраские, огромное массивное кресло Вулси инкрустировано золотом, на полу, как и на столе, были постланы ковры, вокруг Вулси, как в приемной короля, стояли многочисленные пажи, клерки и секретари.

И сам архиепископ – ровесник Пола – благодаря своему чванству и напыщенности казался намного старше. Это был массивный мужчина с розовым лицом и светлой кожей, начинающий толстеть, а из-за растущего второго подбородка казалось, что его лицо медленно оплывает вниз. У него были редкие волосы мышиного цвета, выцветшие голубые глаза, чаще всего прикрытые белесыми веками. Вулси был одет в роскошный костюм, шитый золотом и драгоценными камнями, пальцы были унизаны перстнями. В руках он держал апельсин, нашпигованный пряностями, который он время от времени подносил к носу, как если бы воздух вокруг него все время надо было очищать от зловонного дыхания окружающих простолюдинов.

Полу этот толстяк не понравился с первого взгляда, он олицетворял для него весь юг – изнеженную, роскошную жизнь, продажность и гниль. Он знал, что смотрится со стороны, по контрасту с Вулси, как статуя, вытесанная из камня или вырезанная из горного дуба. Но вот, пока он стоял, ожидая, когда его расспросят и отпустят, белесые веки поднялись, выцветшие глаза вспыхнули, складки жирного лица сложились в гримасу улыбки, и Полу пришлось признать, что архиепископ умеет быть обаятельным, когда это необходимо.

– Вы больше ничего не хотите спросить? – поинтересовался он перед его уходом. – Ничего не хотите узнать?

Пол заколебался, не понимая значения вопроса, и тогда Вулси добавил:

– Мне еще не встречался северянин, не стремящийся узнать придворные и военные новости.

– Разумеется, ваше святейшество, – быстро ответил Пол, – мне хотелось бы узнать новости – зима тянулась так долго, и мы были отрезаны от мира.

Вулси снова понюхал апельсин и медленно, как кот, опустил веки:

– Мы отказались от союза с Испанией и ведем переговоры с французами. Что вы об этом думаете, мастер Морлэнд? – Архиепископ положил апельсин на столик и начал барабанить пальцами по губам. Но Пол видел, как за этой маской спокойствия горят маленькие внимательные глазки, и знал, что его испытывают. Но зачем, с какой целью?

– Похоже, ваше святейшество, союз с испанцами не принес нам много пользы, – осторожно начал он, – король Фердинанд слишком часто меняет свои пристрастия. Союз же с французами – против него? – он подбавил немного вопросительного тона.

Пальцы прелата оторвались от губ и легли на стол, лицо затвердело.

– Король желает поддержать претензии королевы на Кастилию, а французы помогут в борьбе с Фердинандом.

Испытание продолжалось. Пол не был так накоротке с международной политикой, как Джек, однако полагал, что из королевских претензий на Кастилию мало что получится. Поэтому он постарался избегнуть определенного ответа.

– Французы сильны, наверно, неплохо иметь их в качестве союзника, и, учитывая их интересы в Шотландии, нам лучше держать их на своей стороне, чем за спиной.

У него сперло дыхание от напряжения, но тут он увидел улыбку Вулси, и у него отлегло от сердца – он прошел испытание.

– У нас схожие мысли, мастер Морлэнд. Скажите, вы ведь бывали при дворе?

Откуда он мог вызнать это?!

– Да, ваше святейшество, как-то раз я был на приеме у их светлостей, вскоре после коронации.

– Возможно, пора бы вам снова побывать там – неплохо было бы, чтобы вы там примелькались. Этим летом принцессу Мэри выдают за короля Франции, и ваша сестра неплохо бы смотрелась в свите ее высочества, так что вы могли бы появиться при дворе при заключении формального брака, там можно было бы все и обсудить. А теперь позволяю вам удалиться.

Никаких комментариев или благодарностей от него явно не требовалось, так что Пол молча облобызал протянутую руку с кольцом, поклонился Вулси, как самому королю, а затем удалился, напряженно обдумывая случившееся. Итак, он явно понравился Вулси, и тот предложил ему покровительство. Но нет ли тут какой-то скрытой угрозы? Пола внезапно потянуло к Урсуле с ее простотой речей и желаний – о, если бы вся жизнь была столь же проста! Но неплохо получить влияние при дворе и не зависеть от Джека, пусть даже твоя судьба в руках сына мясника.

Но когда он добрался до дома, оказалось, что его новости уже устарели – из Шоуза приехал дядюшка Ричард с Илайджей и привез сообщение о союзе с Францией, о котором написал в письме Майка.

– Курьер, доставивший письмо, передал еще кое-какие сведения устно, которые Майка не мог доверить бумаге, – сказал Илайджа.

– И это гораздо важнее, чем то, что содержалось в письме, – добавил дядюшка Ричард с довольно кислым видом.

– Ну, папа, не надо говорить таким тоном. Всем известно, как ты любишь сплетни.

– В самом деле? Ну, разве что когда они никому не вредят. – Дядюшка Ричард демонстративно занялся содержимым своей тарелки, а Илайджа любовно следил за его движениями.

– Это никому не повредит, папа. Тут речь всего лишь о передаче новости, но если это так тебя задевает...

– Ну, ну, кузен, не затягивай, расскажи-ка нам эту загадочную новость, утоли наш аппетит, – прервал его Джек.

– Пожалуйста, Бога ради, – присоединилась к нему Анна, – мы так истосковались по новостям за зиму.

Илайджа посмотрел на дядюшку, и Ричард поощрил его жестом.

– Ну, хорошо, – начал Илайджа, – после Рождества, когда двор выехал из Гринвича, король завел любовницу.

Последовало долгое молчание. Анна отвела взгляд, и ее лицо покрылось румянцем. Джек был явно ошеломлен.

– Как ее зовут? – поинтересовался Пол, единственный сохранивший присутствие духа.

– Это одна из фрейлин, миссис Блант, Елизавета Блант. Она давно при дворе, король знаком с ней с детства.

– Это точно? – спросил Джек.

– Абсолютно, – подтвердил Илайджа. – Такое при дворе не скроешь. Королева отнеслась к этому философски: в конце концов, одна любовница за все эти годы – это не так много. Короли ведь не простые люди, к ним нельзя подходить с обычными мерками. Вот король Франции...

– Не будем брать в пример Францию, – оборвал его дядюшка Ричард, – да и если короли не простые смертные, то должны быть лучше их, служить примером для своего народа.

– Ну, папа, ты же понимаешь, что не в этом дело. Кроме того, судя по всему, король взял любовницу не для своего удовольствия, а в государственных интересах.

– В государственных интересах! – возмущенно воскликнул дядюшка Ричард, но Пол спросил более спокойным тоном:

– Что же это за интересы, кузен? Не идет ли речь о союзе с Францией?

Илайджа кивнул.

– Неспособность королевы родить здорового ребенка и предательское поведение ее отца во время войны с Францией заставили отказаться от союза с Испанией. По-видимому, король обдумывает, не поставить ли перед Государственным советом вопрос о разводе и новом браке.

– Развод?! Это невозможно! – не удержалась Анна.

Пол повернулся к ней, и с его уст готово было сорваться какое-то оскорбление, но тут в его сознании прозвучали слова Урсулы: «Это ваши проблемы, а не наши», – и он придержал язык. Илайджа продолжал:

– Вероятно, законность брака может быть поставлена под сомнение из-за их кровного родства с королевой – ведь она была замужем за его братом, а это слишком близкая степень родства. Когда старый король впервые предложил ему этот брак, он, видимо, вначале был против, но потом пришлось согласиться. Но теперь ее неспособность родить является новым основанием к объявлению брака незаконным.

Наступило долгое молчание – все переваривали новости. Наконец Джек слабым голосом произнес:

– Правда это все или нет, но какое это имеет отношение к любовнице?

– Я полагаю, – грустно сказал Илайджа, – он стремится выяснить, нет ли на нем вины за бесплодие королевы, и он хочет это проверить.

– Хватит! Это просто безнравственно, довольно обсуждать это за общим столом! – воскликнул дядюшка Ричард, хватив кулаком по столу так, что тарелки подпрыгнули. Хотя последнее, слово за этим столом принадлежало не ему, Пол был с ним согласен – скорее по политическим, нежели моральным, причинам, и поэтому добавил более мягко:

– Вы правы, дядюшка Ричард, не поговорить ли нам лучше об удачной карьере моей сестры? Мэри, как ты относишься к поездке во Францию?

13 августа в Гринвиче состоялась торжественная церемония бракосочетания принцессы Мэри и короля Франции, который прислал вместо себя доверенное лицо. Под конец этого длинного и утомительного дня Пол и Ричард добрались до своих комнат в дальнем конце превратившегося в муравейник дворца и начали готовиться ко сну. Они молча разделись, расшнуровали друг друга – слуги давно исчезли в водовороте празднества – и вытянулись на кроватях, и только тут Ричард спросил:

– Ну?

– Что ну?

– Каково твое мнение? Что ты думаешь об актерах в только что виденной пьесе?

Пол выпил лишнего на пиру, поэтому некоторое время молчал, возясь со штанами.

– Королева не слишком хорошо выглядела, – проговорил он наконец, – может быть, из-за жары и беременности она выглядела слишком измученной и какой-то постаревшей...

– Ей за тридцать, – ответил Пол, – зачинает она довольно легко, но...

– Может быть, король и прав... – начал Пол, но дядюшка Ричард сделал ему быстрый знак рукой:

– Ш-ш-ш! Не здесь! Я думаю, что все прошло, судя по беременности королевы. Что ты скажешь о короле?

Пол мысленно вернулся к тому моменту, когда настала его очередь подойти к возвышению трона, встать на колени и поцеловать протянутую руку. Всякому присутствующему в зале, даже чужаку, явившемуся с другого конца света, сразу было понятно, кто здесь король – он возвышался над всеми, даже над Полом, и при этом был крупнее его: настоящий гигант, отлично сложенный, и его физическая мощь хорошо сочеталась с роскошью бело-голубых одежд, украшенных жемчугом, сапфирами и алмазами, подбитых мехом и шелком.

Он был молод – Пол вспомнил, что ему должно быть лет двадцать пять, – и его чисто выбритое лицо с чуть широковатыми скулами напоминало личико девушки, с чистой кожей и румянцем на щеках. Он выглядел слишком невинно, даже в отношении власти. Пол вспомнил, как он опирался на плечо Вулси, «нашего дорогого Тома». Да, пожалуй, в этом отношении он невинен. Голубые глаза короля улыбнулись Тому, и мелодичный голос приветствовал его. Но не было разве чего-то гадкого в его лице, вокруг губ? Пол был слишком пьян, чтобы подумать об этом.

– Это улучшенная версия его отца, – сказал он после долгого молчания, превратив все в шутку.

Ричард оставался задумчив.

– Пожалуй. Он действительно напоминает Эдуарда – тот же рост, фигура, тот же длинный подбородок, но король Эдуард был вполне искушен. Его с детских лет готовили к трону, объясняя, что такое править и какова ответственность за власть. Генрих, наверно, никогда не задумывался, откуда у него власть. Вероятно, в этом разница.

– Ты разочарован? – удивился Пол. Его поразил скорее тон дяди, чем сами слова.

– Да нет, пожалуй, я ничего особенного и не ждал. Ты помнишь мою мать, Пол?

Пол сонно потер глаза.

– Что за вопрос в такое время! Конечно, помню, помню, как танцевал с ней на ее последнем дне рождения. Она пахла розами, и я ее немного побаивался.

– Она как-то сказала, что Эдуард и Ричард по-другому понимали идею правления – король правит для народа, а не наоборот.

– Вот это мысль, – зевнул Пол.

Ричард печально смотрел в темный потолок.

– Думаю, король Генрих с тобой согласился бы. Он наверняка не сомневается, кто кому служит, пока он восседает на троне. – Ричард задумался на минуту, и Пол, наконец-то справившийся со своей рубашкой, улегся на матраце и натянул на себя одеяло – не совсем удачно, так как оно наполовину осталось под ним. – Вряд ли это шаг вперед, – вымолвил наконец Ричард. Ответа не последовало – Пол, отказавшись от борьбы с одеялом, уже заснул.

Так уж повелось, все принцессы считаются прекрасными, но Мэри была бы прекрасной даже не будучи принцессой. У нее было милое личико сердечком, чистые васильковые глаза, волосы цвета бронзы и стройная фигура. Все при дворе любили ее, и никто не сомневался, что она доставит французскому королю немало приятного, если он проживет еще достаточно долго, чтобы насладиться всем этим, – говорили, что он очень стар и немощен. Жаль портить жизнь столь прелестной девушке, выдавая ее за такого старикана!

По крайней мере, именно так думала Мэри Морлэнд, но вскоре выяснилось, что эту мысль разделяют при дворе многие из девушек, собравшихся для того, чтобы новая королева Франции набрала себе из них свиту. Мэри испытывала некоторую неловкость, так как была немного стара для незамужних девушек и слишком молода для матрон. А поскольку она прибыла ко двору недавно, то никого практически не знала. Впрочем, у нее была одна подруга – Мэри Болейн, дочь друга Джека, также недавно приехавшая ко двору. Мэри исполнилось только шестнадцать, но она была умна и опытна не по годам, так что девушки подружились.

Мэри Болейн не разделяла мнения Мэри Морлэнд о катастрофе, постигшей принцессу.

– Я бы не отказалась. Он такой старый, что не будет слишком напрягать ее – ей нужно только переспать с ним пару раз, чтобы зачать ребенка, и все. А как только она родит ему наследника, то сможет жить как заблагорассудится и завести любовника. Так что лучше выйти за старого человека, который тебе не нравится, чем за молодого.

– Ты говоришь ужасные вещи, – возмутилась Мэри Морлэнд, – чтобы принцесса завела любовника?!

– А ты разве не заметила, – удивилась Мэри Болейн, – как кое-кто смотрит на нее, а она на него?

– Кого ты имеешь в виду? – поинтересовалась Мэри Морлэнд, ничего такого не заметившая.

– Да королевского приятеля, конечно, Чарльза Брэндона. Разве ты не знаешь, что у них роман? Это же всем известно!

– Ты все выдумываешь, – обиделась Мэри Морлэнд.

– А вот и нет, спроси кого хочешь, Анну Грей или Анну Дакр, если мне не веришь. Они говорят, – и тут она придвинулась поближе к уху Мэри, – они говорят, что принцесса согласилась выйти за короля только потому, что ей пообещали, что следующего мужа она сможет выбрать сама. Поэтому-то король и сделал мастера Брендона герцогом Саффолком – ведь принцесса не может выйти замуж за кого-либо ниже герцога. – Удивление Мэри Морлэнд было достаточной наградой для Мэри Болейн – она чувствовала себя рядом с ней гораздо более умудренной.

– Самой выбрать мужа, – повторила Мэри Морлэнд, – это неслыханно.

Мэри Болейн хитро улыбалась.

– Я тоже думаю, что никто ей этого не позволит, и король пообещал, чтобы она не упрямилась. Когда наступит срок, он заставит ее выйти замуж за того, Кого выберет сам. Она представляет слишком большую ценность для короля. – Эти слова Мэри подслушала из разговора своего отца и его друзей. – Надеюсь, что нас возьмут во Францию, там гораздо веселее, чем здесь.

– А если нас не возьмут, ты останешься здесь? Мэри Болейн сделала гримасу:

– Не думаю. Тогда отец пошлет меня в Бургундию, а это еще хуже. Все-таки надеюсь, что нам повезет. У принцессы должна быть очень большая свита. Девочек Грей точно возьмут, но мы-то, в конце концов, родственницы короля по материнской линии.

– Разве? – поразилась Мэри Морлэнд. Болейн кивнула:

– Кандидатура моей сестры Анны тоже рассматривается, но она слишком молода – ей всего двенадцать, так что ее можно не опасаться. Видишь ли, наша мать – золовка тети короля, так что мы некоторым образом двоюродные. Поэтому нас обязательно должны выбрать.

– Да, и мой брат хорошо знаком с твоей матерью, – заметила Мэри Морлэнд, чтобы примазаться к особам, приближенным к королю.

Болейн удивленно взглянула на нее и пожала плечами.

– А какие у тебя связи при дворе?

– Архиепископ Вулси, – коротко ответила Мэри Морлэнд, и Мэри Болейн кивнула – ей было хорошо известно влияние архиепископа.

– В таком случае с тобой все в порядке. Если так получится, давай попросим леди Гилфорд, чтобы нам разрешили спать вместе? Лучше сразу об этом позаботиться, иначе окажешься в постели невесть с кем.