Крысы - Тьма

— Боюсь, они услышали не совсем то, что хотели, — сказал он без тени сожаления.

— Нет, что вы, как раз наоборот! Мне кажется, многие теперь поняли, насколько все это серьезно. — Библиотекарь с довольным видом потирал руки. — Должен сказать, что вы меня раззадорили. Позвольте рассказать вам об одном странном случае, свидетелем которого я стал несколько лет назад...

Бишоп вежливо выслушал рассказ, понимая, что уйти, не дав еще нескольким желающим поведать о «странных случаях», ему не удастся. Будучи специалистом в этой области, он постоянно оказывался в роли своеобразного исповедника для тех, кто наблюдал реальные или воображаемые необычные феномены. Скоро вокруг лектора собралась небольшая группа энтузиастов. Он отвечал на вопросы и рекомендовал самостоятельно заняться серьезным изучением аномальных явлений, напомнив о необходимости сохранять надлежащее равновесие между верой и скептицизмом. Некоторые выразили удивление по поводу его оговорок, и Бишоп признал, что его исследования всегда носили объективный характер и не строились на предубеждениях. Несколько лет назад один американский университет предложил восемьдесят тысяч фунтов тому, кто убедительно докажет существование жизни после смерти. Однако то, что до сих пор эта сумма осталась невостребованной, что-нибудь да значило. При всем изобилии данных веское доказательство пока отсутствует. Он убежден, что в какой-то форме жизнь после смерти продолжается, но не верит в мир духов, как его представляли в недавнем прошлом. Беседуя, он заметил женщину, которая задала ему на лекции последний вопрос. Та сидела в стороне, и Бишоп удивился, что она не присоединилась к людям, окружившим его. В конце концов, пробормотав, что вечером ему пред-1 стоит дальняя поездка и оставшиеся вопросы можно будет обсудить на следующих лекциях, Бишоп отделался от своих назойливых собеседников. С портфелем в руках он быстро зашагал к выходу. Женщина внимательно смотрела на него и поднялась, когда он проходил мимо.

— Не могли бы вы уделить мне минуту внимания, мистер Бишоп?

Бишоп, делая вид, что опаздывает на важную встречу, озабоченно посмотрел на часы:

— У меня действительно нет времени. Может быть, на следующей неделе...

— Меня зовут Джессика Кьюлек. Мой отец, Джейкоб Кьюлек...

— Является основателем и президентом Института парапсихологических исследований, — докончил фразу Бишоп и остановился, посмотрев на женщину с интересом.

— Вы о нем слышали?

— Кто из работающих в этой области не знает его? Джейкоб Кьюлек один из тех, кто помог профессору Дину убедить Американскую ассоциацию содействия науке окончательно признать парапсихологов ее полноправными членами. Это заставило ученых всего мира серьезно отнестись к парапсихологии, что явилось огромным шагом вперед. И укрепило доверие к нашей деятельности.

На ее лице мелькнула улыбка, и Бишоп увидел, что женщина гораздо моложе и привлекательней, чем ему показалось на первый взгляд. Ее довольно светлые, хотя и не белокурые, волосы плотно прилегали к затылку, а короткая, аккуратно подстриженная челка открывала лоб. Элегантный твидовый костюм подчеркивал стройность, пожалуй, чересчур тонкой и хрупкой ее фигуры. Глаза на худом лице казались огромными, а рот был маленьким, но изящно очерченным, как у ребенка. Неуверенность и некоторая нервность, сквозившие в ее облике, не помешали ему почувствовать, что решимости у этой девушки предостаточно.

— Надеюсь, моя реплика вас не обидела, — сказала она с обезоруживающей искренностью.

— По поводу охоты за электрическими импульсами? Нет, я не обиделся. В каком-то смысле вы правы: половину своего времени я охочусь за электрическими импульсами. Другая половина уходит на поиски сквозняков, оседания грунта и просачивания воды.

— Нельзя ли нам поговорить несколько минут наедине? Вы не уезжаете сегодня? Тогда, может быть, в вашем отеле?

Он усмехнулся:

— Боюсь, мои лекции не настолько хорошо оплачиваются, чтобы я мог позволить себе ночевать в отелях. Поступи я так, от гонораров ничего не оставалось бы. Нет, вечером я должен ехать домой.

— Но это действительно очень важно. Встретиться с вами меня попросил отец.

Бишоп раздумывал.

— Вы можете объяснить мне, в чем дело? — спросил он.

— Не здесь.

У него созрело какое-то решение.

— Хорошо. Я собирался немного выпить перед дорогой, так почему бы вам не составить мне компанию? Однако следует поторопиться, иначе нас настигнет толпа. — Он кивнул через плечо на оживленно переговаривающуюся группу, тоже потянувшуюся к выходу. Взяв девушку под руку, Бишоп поспешил к двери.

— Вы довольно цинично относитесь к своей профессии, не так ли? — спросила она, спускаясь по лестнице на улицу. Их встретил холодный моросящий дождь.

— Да, — прямо ответил он.

— А можете вы объяснить почему?

— Знаете что, давайте сначала найдем какой-нибудь паб и укроемся от дождя. Там я и отвечу на ваш вопрос.

Прежде чем показалась долгожданная вывеска паба, они минут пять шли в молчании.

Бишоп провел ее в зал и отыскал в углу уединенный столик.

— Что будете пить? — спросил он.

— Только апельсиновый сок, пожалуйста. — В ее голосе появился странный оттенок враждебности.

Он вернулся с двумя стаканами и, поставив перед ней апельсиновый сок, со вздохом удовольствия опустился на стул, сделал долгий, живительный глоток и только после этого посмотрел на девушку.

— Вы тоже принимаете участие в исследованиях своего отца? — спросил он.

— Да, я с ним работаю... Вы собирались ответить на мой вопрос.

Ее настойчивость начинала действовать Бишопу на нервы.

— Так ли это важно? Разве это имеет отношение к тому, из-за чего ваш отец просил вас со мной встретиться?

— Нет, просто мне интересно.

— Я бываю циничен по отношению к людям, с которыми мне иногда приходится вступать в контакт, но не по отношению к своей работе. Большинство из них либо идиоты, либо охотники до дешевых сенсаций. Не знаю, кто из них хуже.

— Но у вас репутация прекрасного парапсихолога. Две ваши книги на эту тему стали настольными для всех, кто берется за изучение аномальных явлений. Как вы можете издеваться над теми, кто интересуется тем же, чем и вы?

— Я и не издеваюсь. Но фанатиков, идиотов, впадающих в суеверный мистицизм, и профанов, превращающих это в некую религию, я действительно презираю. Людей, которых они дурачат, можно только пожалеть. Если вы прочитаете мои книги, то ощутите их реалистический дух, лишенный всякой мистики. Ради Бога, оставим — я битых два часа говорил на эту тему!

Ее слегка передернуло, и Бишоп тут же пожалел о своей бестактности. Но она возобновила разговор, хотя губы ее стали жестче от подавляемого негодования.

— Тогда почему вы не подходите к этому более конструктивно? Парапсихологическое общество и другие организации хотели бы видеть вас в своих рядах. Ваша работа была бы для них бесценна. В качестве охотника за привидениями, как вы любите себя называть, вам нет равных, и ваши услуги пользуются огромным спросом. Почему же вы сторонитесь своих коллег, тех, кто мог бы оказать вам содействие?

Бишоп откинулся в кресле.

— Вы за мной следили? — просто спросил он.

— Да, отец просил меня об этом. Простите, мистер Бишоп, мы не собирались что-то выведывать. Нам просто хотелось узнать о вас побольше.

— Не пора ли наконец объяснить цель вашего приезда? Для чего я понадобился Джейкобу Кьюлеку?

— Ему нужна ваша помощь.

— Моя помощь? Джейкоб Кьюлек нуждается в моей помощи?

Она кивнула, и Бишоп громко расхохотался:

— Я весьма польщен, мисс Кьюлек, но полагаю, что едва ли смогу сообщить вашему отцу что-то новое о сверхъестественных феноменах.

— На это он и не рассчитывает. Ему необходима информация совершенно иного рода. Поверьте, это важно.

— Но не настолько, чтобы приехать самому.

Она опустила глаза:

— Теперь для него это непросто. Он приехал бы, но я пообещала, что уговорю вас встретиться с ним.

— Разумеется, — согласился Бишоп. — Я понимаю, что он занятой человек...

— Нет, дело не в этом. Видите ли, он слепой. Мне не хотелось бы отпускать его в поездки без крайней необходимости.

— Я не знал. Простите, мисс Кьюлек. Моя бестактность была невольной. Как давно?..

— Шесть лет. Хроническая глаукома. Когда поставили диагноз, нервная структура глаза была уже полностью поражена. Он слишком долго откладывал консультацию со специалистом — считал, что зрение ухудшается от старости и от напряженной работы Когда врачи определили истинную причину, зрительные нервы полностью атрофировались.

Она пригубила из своего стакана и с вызовом посмотрела на Бишопа.

— Он по-прежнему совершает лекционные поездки по Англии и Америке, а в качестве директора института, численный состав которого постоянно растет, работает даже больше, чем раньше.

— Но если ему известно, что я не желаю иметь ничего общего с организациями вроде вашей, почему он считает, что я захочу помочь?

— Потому что ваш образ мышления не так уж сильно отличается от его собственного. Когда-то он был влиятельным членом парапсихологического общества — пока не почувствовал, что его направление не совпадает с идеями этого общества. Он тоже отверг их, мистер Бишоп, и создал собственную организацию, Институт парапсихологических исследований. В его намерения входило исследование таких феноменов, как телепатия и ясновидение, с целью выяснить, способен ли мозг осуществлять познание при помощи иных, чем обычные процессы восприятия, средств. Это не имеет ничего общего с привидениями и гоблинами.

— Конечно. Так какую же информацию он хочет получить от меня?

— Он хочет, чтобы вы подробно рассказали ему о том, что обнаружили в «Бичвуде».

Бишоп побледнел и спешно потянулся за пивом. Девушка молча наблюдала, как он осушает стакан.

— Это случилось почти год назад, — сказал он, аккуратно ставя пустой стакан на стол. — Я считал, что все это давно предано забвению.

— Воспоминания имеют способность оживать, мистер Бишоп. Вы видели сегодняшние газеты?

— Нет, я почти весь день провел за рулем. Не представилось возможности.

Она наклонилась и достала из своей сумки сложенную газету. Развернув ее, коснулась пальцем заголовка на внутренней полосе:

«ТРОЙНАЯ ТРАГЕДИЯ НА УЛИЦЕ УЖАСОВ».

Он быстро пробежал глазами главную новость и вопросительно посмотрел на девушку.

— Уиллоу-роуд, мистер Бишоп. Улица, на которой находится «Бичвуд».

Он устремил взгляд на развернутую газету, но девушка сама начала рассказывать ему подробности происшествия.

— Два мальчика-подростка, родные братья, были расстреляны во сне. Один из них скончался на месте, другой находится в больнице в критическом состоянии. Там же лежит их отец — при попытке задержать убийцу ему снесло пол-лица. Надежды на то, что он выживет, нет. Сумасшедший, совершивший все это, содержится под стражей, но никаких показаний от него пока не добились.

Пожар, начавшийся в кухне соседнего дома, охватил расположенную над ней спальню. Перекрытие обрушилось, и двое спавших там людей — предположительно муж и жена — провалились вниз и погибли в огне. Пожарные обнаружили в саду возле дома оцепеневшую от страха маленькую девочку, наблюдавшую за пожаром. Причина пожара пока не известна.

В доме на окраине Уиллоу-роуд женщина зарезала своего мужа, с которым она состояла в гражданском браке. После чего перерезала себе горло. Их тела на ступенях прихожей увидел через стеклянную дверь разносчик молока. В сообщении говорится, что женщина была в ночной сорочке, а мужчина полностью одет. По-видимому, она напала на него, как только он вернулся домой.

Она замолчала, предоставив Бишопу осмыслить услышанное.

— Все это произошло в одну ночь, мистер Бишоп, и именно на Уиллоу-роуд.

— Но это не имеет никакого отношения к той истории. Боже, ведь прошел целый год!

— Точнее, девять месяцев.

— Так какая здесь может быть связь?

— Мой отец считает, что может. Именно поэтому он хочет, чтобы вы рассказали обо всем, что видели в «Бичвуде».

От одного этого названия Бишопу делалось не по себе. Воспоминание было еще слишком живо в его сознании, и страшное зрелище, свидетелем которого он оказался в этом старом доме, внезапно предстало перед ним, как на отчетливом цветном слайде.

— Обо всем, что произошло в тот день, я рассказал, полиции. И о том, как я там оказался, и о том, кто меня нанял. Обо всем, что я там увидел. Вашему отцу я не смогу сообщить ничего нового.

— Он так не думает. За этим что-то скрывается, этому надо найти объяснение. Должна существовать какая-то причина для самоубийства тридцати семи человек. Именно в этом доме, мистер Бишоп.

Он опустил глаза на пустой стакан и ощутил острую потребность выпить чего-нибудь более крепкого, чем пиво.

Глава 3

Несмотря на сутулость, Джейкоб Кьюлек был очень высок и, казалось, постоянно что-то вынюхивал, сильно вытягивая шею. Костюм был ему великоват и свисал с худощавого тела крупными складками, воротничок рубашки и галстук неплотно прилегали к шее. Он встал, когда дочь ввела Бишопа в небольшую комнату, служившую ему рабочим кабинетом в институте, здание которого затерялось в той части Уимпол-стрит, где были сосредоточены медицинские и финансовые учреждения.

— Спасибо, что приехали, мистер Бишоп, — сказал он, протягивая руку.

Бишоп был удивлен твердостью его пожатия. Чей-то приглушенный голос — он догадался, что это был голос Джессики, — доносился из портативного магнитофона, стоявшего на низком кофейном столике возле кресла Кьюлека. Старик наклонился и выключил магнитофон, причем нашел нужную кнопку сразу, без нащупывания.

— Каждый вечер Джессика в течение часа делает для меня записи, — объяснил Кьюлек, глядя Бишопу прямо в глаза, словно изучая его. Трудно было поверить, что он незрячий. — Информация о последних исследованиях, деловая корреспонденция — в общем, все текущие вопросы, которым я не успеваю уделить внимание. Джессика бескорыстно делится со мной своим зрением. — Он улыбнулся дочери, инстинктивно чувствуя, где она находится.

— Прошу садиться, мистер Бишоп, — сказала Джессика, показывая на свободное кресло у кофейного столика напротив кресла Кьюлека. — Не хотите ли кофе? Или чаю?

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, спасибо.

Усаживаясь, он мельком осмотрел комнату, едва ли не каждый дюйм стенного пространства которой занимали книги. В том, что такой человек, как Кьюлек, окружил себя книгами, ставшими недоступными из-за его физического недостатка, заключалась некая горькая ирония.

Как будто читая его мысли, Кьюлек широко взмахнул рукой, обводя уставленные книгами стены:

— Я знаю каждый том в этой комнате, мистер Бишоп. И даже его место на полке. «Масонская, герметическая и розенкрейцеровская символическая философия» — в среднем шкафу справа, третья полка сверху, седьмая или восьмая по счету. «Золотая ветвь» — последний шкаф у двери, верхняя полка, где-то в середине. Мне дорога здесь каждая книга, и каждая многократно снималась с полки до того, как я ослеп. Похоже на то, что с утратой зрения сознание легче обращается внутрь самого себя, чтобы более тщательно исследовать резервы памяти. Всякая потеря вознаграждается.

— Ваша слепота, как видно, не сказалась на вашей работоспособности, — заметил Бишоп.

Кьюлек издал короткий смешок:

— Боюсь, что помеха все-таки немалая. Старые теории исчезают, возникает масса новых идей, и держать меня в курсе всех этих перемен приходится Джессике и нашему маленькому магнитофону. Да и ноги у меня уже не те. Моя верная трость служит мне не только поводырем, но и костылем. — Он ласково, словно это было домашнее животное, похлопал свою трость. — По настоянию дочери я вынужден был сократить количество лекционных поездок. Она предпочитает, чтобы я находился там, где ей легче за мной присматривать. — Кьюлек укоризненно улыбнулся дочери, и Бишоп почувствовал, как они близки. Девушка устроилась на стуле с высокой спинкой у окна с таким видом, будто ее задачей было наблюдать, чтобы беседа состоялась.

— Если бы я разрешила, отец работал бы по двадцать два часа в сутки, — сказала она. — А в оставшиеся два часа обсуждал бы предстоящие на следующий день дела.

Кьюлек фыркнул.

— Пожалуй, она права. Однако, мистер Бишоп, обратимся к нашему вопросу. — Он подался вперед, отчего стал выглядеть еще более сутулым. Глубокие морщины, прорезавшие лоб, выдавали его беспокойство. Поймав устремленный на себя взгляд, Бишоп, спохватившись, снова был вынужден вспомнить, что Кьюлек слеп.

— Джессика, вероятно, показывала вам сообщение о том, что произошло прошлой ночью на Уиллоу-роуд?

Бишоп кивнул, но, тут же поняв, где опять допустил оплошность, ответил вслух:

— Да.

— А утренние газеты? Вы их просмотрели?

— Просмотрел. Человек, стрелявший в мальчиков и их отца, отказывается с кем-либо разговаривать. Девочка, родители которой погибли при пожаре (впрочем, мужчина оказался не отцом девочки, а приятелем ее матери), все еще пребывает в состоянии шока. Женщина, зарезавшая своего любовника, совершила самоубийство, поэтому можно только предположить, что мотивом послужила ревность или какая-то размолвка между ними.

— О да, мотивы, — произнес Кьюлек. — Похоже, полиция еще не установила мотивы этих происшествий... или преступлений.

— Но они и не могут быть одинаковыми для всех. Не забывайте, мать девочки и ее приятель погибли. Девочке просто повезло, что она осталась в живых. О поджоге вообще ничего не говорится.

Кьюлек некоторое время молчал.

— Вам не кажется странным совпадение, что все эти экстраординарные события произошли в одну ночь на одной улице?

— Разумеется. Было бы уже странно, если бы на одной улице произошло два убийства в течение по крайней мере нескольких лет, не говоря уж об одной ночи. Но каким образом они могут быть связаны?

— Согласен, на первый взгляд ничего общего, кроме времени и места, между ними нет. И, конечно, того обстоятельства, что несколько месяцев назад именно здесь, на этой же улице, произошло групповое самоубийство. Почему вас просили обследовать «Бичвуд»?

Неожиданность вопроса ошеломила Бишопа.

— Мистер Кьюлек, а вам не кажется, что вы сначала должны объяснить, почему вас так интересуют события на Уиллоу-роуд?

Кьюлек обезоруживающе улыбнулся:

— Вы совершенно правы. Мне не следовало забрасывать вас вопросами, ничего предварительно не объяснив. Уверяю вас, у меня есть основания считать нынешние происшествия на Уиллоу-роуд и самоубийство девятимесячной давности взаимосвязанными. Вам известно имя Бориса Прижляка?

— Прижляк? Да, это один из тех, кто покончил с собой в «Бичвуде». Помнится, он был ученым?

— Ученым и предпринимателем — в нем странно сочетались эти два качества. При жизни им владели две страсти — делать деньги и изучать энергию. И в каждой области он проявил себя как знаток. Он был новатором, мистер Бишоп, и умел превращать свои научные достижения в звонкую монету. Поистине редкий человек.

Кьюлек задумался, и на его губах появилась странная жесткая улыбка, будто человек, о котором шла речь, предстал перед его мысленным взором и это воспоминание было не из приятных.

— Мы познакомились в Англии в 1946 году, как раз накануне установления у нас на родине, в Польше, коммунистического режима. Мы были беженцами, и оба понимали, какая участь ожидает нашу истерзанную страну. Но даже тогда я не мог сказать, что этот человек был моим другом... — Он пожал плечами. — Но мы были соотечественниками, оказавшимися на чужбине. Наши отношения были вынужденными.

Бишоп с трудом выдерживал неподвижный взгляд незрячих глаз Кьюлека. Эти глаза его слегка нервировали. Он взглянул на девушку, и она ободряюще улыбнулась.

— Другой причиной нашего сближения явился интерес к оккультизму.

— Прижляк, ученый, интересовался оккультизмом?

— Как я уже сказал, мистер Бишоп, это был весьма необычный человек. Несколько лет мы были друзьями, хотя, пожалуй, лучше называть нас просто знакомыми, а затем наши пути разошлись, поскольку наши представления о некоторых вещах во многом не совпадали. Прожив какое-то время в Англии, я женился на матери Джессики, ныне покойной, и в конце концов уехал в Соединенные Штаты, где примкнул к Философскому научному обществу, которое возглавлял Мэнли Палмер Холл. О Прижляке я довольно долго ничего не слышал. Пока не вернулся десять лет назад в Англию. Он нанес мне визит вместе с господином по имени Киркхоуп и предложил вступить в их организацию. Боюсь, что я не только не одобрил направления их изысканий, но и дал понять, что не испытываю к ним никакой симпатии.

— Вы сказали, что его спутника звали Киркхоуп. Не Доминик ли Киркхоуп?

Кьюлек кивнул:

— Да, мистер Бишоп. Это тот самый человек, который использовал «Бичвуд» для своих оккультных опытов.

— Вы знали, что в этот дом я отправился косвенным образом из-за господина Киркхоупа?

— Я об этом догадывался. Вас наняли его родственники?

— Нет, это было предпринято исключительно по просьбе агентов по продаже недвижимости. По-видимому, Киркхоупы очень давно владели «Бичвудом», но никогда им не пользовались. Наряду с прочей недвижимостью они сдавали в аренду и этот дом.

Примерно в 30-х годах там начала происходить какая-то чертовщина — агентам было строго наказано ничего не разглашать, — и в ней был замешан Доминик Киркхоуп. Дело приняло настолько серьезный оборот, что Киркхоупы, то есть родители Доминика, заставили этих нанимателей съехать. Время от времени в доме появлялись новые жильцы, но никто не задерживался надолго — все жаловались на то, что там происходит что-то неладное. Естественно, что постепенно «Бичвуд» приобрел репутацию «дома с привидениями» и стал пустовать. Из-за того что с ним было связано имя Доминика Киркхоупа, он в конце концов превратился для всей семьи в какое-то пугало, порочащее их добрую репутацию. Долгое время дом стоял заброшенным, пока ровно год назад Киркхоупы не решили избавиться от него навсегда. Он был модернизирован, приведен в порядок и приобрел вполне респектабельный вид. Но продать его все же не удавалось. Слухи о какой-то странной «атмосфере», царящей там, не прекращались. И, думаю, что к решению пригласить парапсихолога их подтолкнуло крайнее отчаяние. Вот почему я и оказался в «Бичвуде».

Кьюлек и его дочь молчали, ожидая, что Бишоп продолжит свой рассказ. И вдруг оба почувствовали, что он к этому не расположен.

— Простите, — сказал Кьюлек, — я понимаю, что эти воспоминания неприятны...

— Неприятны? Господи, видели бы вы, что они сотворили друг с другом в этом доме! Изуверство...

— Вероятно, нам не следовало просить мистера Бишопа вспоминать это страшное событие, отец, — тихо сказала Джессика.

— Мы должны. Это очень важно. — Жесткость в голосе старика удивила Бишопа. — Простите, мистер Бишоп, но мне крайне необходимо знать, что вы там обнаружили.

— Мертвые тела, вот и все, что я там обнаружил! Растерзанные, искромсанные, расчлененные. То, что все они сделали, не поддается описанию!

— Да, но что там было еще? Что вы чувствовали?

— Меня зверски мутило. А вы что подумали, черт возьми?

— Нет, я имел в виду не ваше состояние. Что вы чувствовали в доме? Было ли там что-нибудь еще, мистер Бишоп?

Бишоп уже открыл было рот, чтобы что-то добавить, но внезапно как-то обмяк и тяжело откинулся на спинку кресла. Джессика вскочила и подбежала к нему; не понимая, что произошло, старик удивленно подался вперед.

— Что с вами? — Озабоченно глядя на Бишопа, Джессика тронула его за плечо.

Он посмотрел на девушку ничего не выражающим взглядом. Это продолжалось несколько секунд, но постепенно он пришел в себя.

— Простите. Я пытался мысленно вернуться в тот день, но мое сознание, кажется, просто не срабатывает. Я не могу даже вспомнить, как я оттуда выбрался.

— Вас нашли во дворе за домом, — напомнил Кьюлек. — Вы лежали без чувств около своей машины. Местные жители вызвали полицию, но когда полицейские прибыли, вы были не в состоянии говорить и не сводили взгляда с «Бичвуда». Так записано в протоколе. Сначала они подумали, что вы тоже в этом замешаны, но ваши показания подтвердили агенты по недвижимости. Неужели вы совсем ничего не помните?

— Единственное, что я знаю, — это то, что еле унес оттуда ноги. — Бишоп с силой надавил пальцами на глазницы, будто хотел выжать из них воспоминание. — На протяжении последних месяцев я много раз пытался восстановить в памяти эти события, но у меня ничего не получалось; одни изуродованные трупы, и ничего более. Не помню даже, как я оттуда выбрался. — Он глубоко вздохнул, и его лицо приобрело более спокойное выражение. Кьюлек был разочарован.

— Теперь-то вы можете сказать, почему вас так все это интересует? — спросил Бишоп. — Если не считать того, что в этом деле замешан Прижляк, не понимаю, почему оно вас так занимает.

— Не уверен, что смогу точно это сформулировать. — Кьюлек встал и удивил Бишопа тем, что подошел к окну и начал смотреть на улицу, будто мог там что-нибудь разглядеть. Затем повернул голову к гостю и улыбнулся. — Вам, вероятно, кажется, что для слепого я веду себя довольно своеобразно. Видите ли, прямоугольник окна светится. Это единственное, что различают мои глаза. Боюсь, он притягивает меня не меньше, чем пламя притягивает мошкару.

— Отец, мы действительно обязаны дать какое-то объяснение, — напомнила Джессика.

— Да, конечно. Но что я, в сущности, могу поведать нашему другу? Разделит ли он мои опасения? Поймет или только посмеется?

— Я бы предпочел, чтобы выбор остался за мной, — твердо ответил Бишоп.

— Отлично. — Кьюлек повернулся и стал лицом к Бишопу. — Я упомянул о том, что Прижляк хотел, чтобы я вступил в его организацию, но я не был согласен с направлением его исследований. Я даже пытался отговорить его и Киркхоупа от продолжения их сомнительных опытов. Зная о моей убежденности в существовании особой духовной связи между отдельным человеком и коллективным сознанием, они решили, что я захочу принять участие в их весьма специфической работе.

— Но чем же они занимались? Во что верили?

— В зло, мистер Бишоп. Они верили в зло как в самостоятельную силу — силу, единственным источником которой является человек.

Глава 4

Оба полицейских почти одновременно почувствовали какую-то странную напряженность. Ночное дежурство обещало быть легким; скучным, но все-таки легким. В эту ночь главной их обязанностью было следить за улицей, докладывая обо всем, что покажется подозрительным, и время от времени давать знать местным жителям о своем присутствии, курсируя вдоль по улице на патрульной «панде». Так прошло уже два часа — два часа скуки. Но в один миг что-то неуловимо изменилось, и у них начали сдавать нервы.

— Все это чертовски глупо, — произнес наконец тот, который был покрупнее.

— Ты о чем? — спросил его напарник.

— Торчать тут всю ночь ради удовольствия этих людишек.

— Подозреваю, что они маленько обеспокоены, Лез.

— Обеспокоены? Четыре убийства и сгоревший дотла особняк с двумя трупами — и все это за одну ночь? Да пройдет лет сто, прежде чем на этой улице произойдет что-нибудь еще, приятель. Они свое получили.

— И все же не стоит их винить. Я хочу сказать, это же не улица Коронации, верно?

Лез с омерзением выглянул в окно.

— Нет, будь я проклят.

— Надо бы сделать еще один рейд. А пока давай покурим.

Они закурили, прикрывая ладонями ярко вспыхнувшее пламя спички. Лез немного опустил стекло, выкинул спичку и оставил щель, чтобы выходил дым.

— Ничего не понимаю, Боб. А ты что об этом думаешь? — Он глубоко затянулся.

— Обычное дело. Нормальная улица, нормальные люди — во всяком случае, на первый взгляд. До поры до времени. Пока не произойдет сбой.

— Ага, вроде того чертова прошлогоднего сбоя, точно? Когда тридцать семь человек разделались сами с собой? Нет, с этой улицей творится что-то неладное, приятель.

Боб в темноте усмехнулся:

— Думаешь, какие-нибудь сверхъестественные штучки? Брось ты это, Лез.

— Смейся сколько влезет, — возмущенно сказал Лез. — Всякому нормальному человеку ясно, что здесь что-то не в порядке. Ну вот скажи, ты видел того психа, который стрелял в мальчишек и ихнего старика? Это же стопроцентный сумасшедший. Я заглядывал в его камеру. Сидит там как поганый зомби. Ничего не сделает, пока его не заставишь. Старый педик, между прочим.

— Да?

— Да, имел судимость. Пару раз сидел.

— Но как же он раздобыл ружье? Получить разрешение он никак не мог.

— А разве это было его ружье? Это было ружье старика, отца этих чертовых мальчишек. Вот в чем штука. Этот псих, Бертон, пролез к ним в дом и нашел там ружье. И патроны нашел, целую обойму. Он даже умудрился перезарядить ружье перед тем, как выстрелить в старика. А потом, как говорит сержант, пытался направить его на себя. Но ствол-то длинный. Старый дурак не то что застрелиться, а даже башку не смог бы им почесать.

— Да, потеха. — Бобу иногда казалось, что в роли преступника его напарник был бы как раз на месте.

Некоторое время они сидели молча и снова ощутили какое-то нарастающее беспокойство.

— Ну хватит, — внезапно решил Боб и протянул руку к ключам зажигания, — пора ехать.

— Постой. — Лез поднял руку и внимательно посмотрел в ветровое стекло.

— В чем дело? — Боб пытался рассмотреть, что привлекло внимание напарника.

— Вон там. — Толстяк показал, и Боб раздраженно нахмурился.

— Где, Лез? Показываешь на всю улицу.

— Нет, ничего. Мне почудилось, что по тротуару кто-то идет, но это просто обман зрения — фонари мигают.

— Наверное. Я-то ничего не вижу. В такое время все давно уже дрыхнут. На всякий случай подъедем поближе, чтобы удостовериться.

Патрульная машина медленно отделилась от края тротуара и бесшумно поползла по улице. Боб включил передние фары.

— Заодно покажем, что мы здесь, если кому-то интересно, — сказал он. — Спокойнее будут спать.