Вернись, бэби!

– Подожди, сама увидишь, – обнадежила Би.

– Все просто лягут! – Клэр обняла подругу. – Жаль, меня там не будет.

– Я все сфотографирую, – пообещала Би.

Посещение церемонии вручения кинематографических премий для Молли стало самым волнующим событием за всю ее жизнь. Таксист подвез их сзади к отелю «Гровнер-Хаус», где уже выстроилась длинная очередь лимузинов, высаживающих своих знаменитых пассажиров под фейерверк фотовспышек.

Молли осторожно высунула ногу из машины и почувствовала под подошвой ковер. Дорожка тянулась до самого входа в отель. С одной стороны выстроились шеренгой не менее двухсот фотографов. С другой расположились телекамеры и молокососы-репортеры. Молли чувствовала себя как Моисей, когда по воле господней перед ним расступилось Красное море. С той только разницей, что Молли страшно хотелось вернуться в такси и остаться в Египте.

– Улыбайся! – прошипела Би, куда более опытная в плане норм поведения знаменитостей, и крепко взяла ее под руку.

Защелкали фотоаппараты, хотя все видели Молли впервые.

– А можно снять юную леди отдельно? – спросил молодой фотограф в первом ряду.

Би отошла, довольно улыбаясь:

– Давай, Молли, не забывай, зачем ты здесь. Позируй так, словно от этого зависит вся твоя жизнь.

Молли вдруг стало смешно: ее развеселила нелепость славы и репортерской жажды свежей крови, неважно какой. Она встала перед объективом, изобразив из себя старлетку, рвущуюся в героини светской хроники.

– Отлично! – поздравил один из репортеров. – Разверните плечи! Чуточку тряхните волосами, пусть немного разлетятся. Какие же у вас волосы!

Молли повиновалась.

– Как, вы сказали, вас зовут? – поинтересовался один, когда все желающие отщелкали необходимое количество кадров.

Би ее опередила:

– Это невестка Стеллы Милтон. Жена ее когда-то утраченного сына. Вы наверняка читали эту историю в газетах.

При намеке на сенсацию, а следовательно, на хорошие перспективы сбыта все снова яростно защелкали затворами фотокамер.

В этот момент подкатил самый длинный лимузин, какой можно себе представить, и все направили объективы в его сторону. Под вспышками камер из машины шагнула Стелла Милтон собственной персоной. Она ослепительно улыбалась.

Красный атлас не очень соответствовал времени дня, тем более в сочетании с темными очками. Было заметно, что Стелла только что побывала у парикмахера, и ее черные волосы приобрели синеватый отлив. Эффект был несколько вульгарный.

– Стелла! Стелла! – наперебой окликали фотографы. – Пожалуйста, сюда!

С подчеркнутой невозмутимостью и даже некоторой томностью, призванной подчеркнуть, кто сегодня герой дня, Стелла поворачивалась к камерам то так, то этак.

– Парный снимок с сыном!

Она обняла Джо с видом безраздельной собственницы, отчего Молли захотелось подойти и ударить ее. Стелла пока не замечала присутствия соперницы.

– А может, с вашей красавицей-невесткой? – предложил один особо предприимчивый, сделав знак в сторону Би и Молли.

В этот момент своей славы Молли наконец убедилась, что там, наверху, точно есть бог. Воспоминаний об искаженном лице Стеллы ей хватит до конца дней. Это был пьянящий коктейль из крайнего удивления и застывшего ужаса, к тому же щедро приправленный ревностью.

– Молли! – воскликнул Джо, пораженный не меньше матери. – Что ты здесь делаешь? И откуда у тебя такое потрясающее платье?

– Мы его взяли напрокат, – твердым голосом ответила Би, не дав Молли и рта раскрыть.

– Но зачем ты здесь?

С каждой секундой в Молли росла уверенность в себе.

– Конечно, чтобы повидаться с тобой и посмотреть, как моей свекрови будут вручать приз.

– Между прочим, – величественным тоном объявила Би, – мы приглашены самим сэром Рональдом Вудом.

Стелла разинула рот. Сэр Рональд Вуд был патриарх британского театра, отец той самой беременной Роксаны, которую она надеялась заменить в «Ночи желания».

– Ты разве с ним знакома?

Прибывали все новые люди, все новые звезды. Странному семейству пришлось пройти вперед, дабы не создавать затора на ковровой дорожке.

– Знакома! – Би дерзко улыбалась. – И какое-то время мы даже были близки. – Она не стала рассказывать, как ей пришлось унижаться и умолять, и даже пообещать солидное пожертвование в пользу Театрального благотворительного общества, чтобы заполучить эти два места за столиком сэра Рональда. Роксана с мужем больше никогда в жизни с ней не поздороваются, поскольку их беспардонно выперли с собственных мест. – Потом увидимся на приеме. Знаешь, Стелла, – добавила она, – красный тебе все-таки не очень к лицу. Ты в нем похожа на валяющуюся на диване шлюху.

– А ты… давно прокисла, как старый йогурт! – огрызнулась Стелла. – Посмотри на себя в зеркало, мышь белая!

Би с Молли проследовали в зал и угостились шампанским. Молли старалась не глазеть на знаменитостей, которые то и дело здоровались с Би.

– Надо почаще появляться в свете, – заметила Би шепотом, – пока мне это еще доставляет удовольствие.

В противоположной стороне зала Стелла не находила себе места от злости, а Джо и вовсе поджал хвост. К великой радости Би, он без конца поглядывал на Молли. Похоже, он очень хотел с ней поговорить, но не знал, с чего начать.

Когда Би увлеклась беседой с очередным старинным другом, Молли подошла к мужу.

– Извини, что так вышло. Это была идея Би.

– Да ты вроде прекрасно себя здесь чувствуешь?

– Сначала да. Ну, то есть это все, конечно, не для меня, но наблюдать интересно.

– Ты потрясающе выглядишь.

– Спасибо. Би решила позлить Стеллу и показать тебе, что я не маленькая серая мышка, домохозяйка, которой можно пренебречь.

Джо посерьезнел.

– Мне кажется, те, кто тебя знает, ни за что не станут считать тебя серенькой мышкой, тем более я. – Молли заулыбалась. И тут он все испортил: – Ты больше похожа на ракету с тепловым наведением.

Молли вспыхнула. Видимо, Джо ничему не научился за то время, что они врозь.

– А не пошел бы ты? Я-то, по крайней мере, что-то делаю! Ты говоришь, что работать у Грэхама тебе не нравится, но, чтобы ты это понял, потребовалась отыскать тебе мамочку! В наших отношениях мотором всегда была я. Ты предпочитаешь плыть по течению. Ты даже на прослушивание пошел только потому, что его тебе организовала Стелла. Ты спокойненько бросил меня с Эдди и отправился к мамуле, чтобы на тебя там молились. Мои мотивы хотя бы объяснимы. Твои, впрочем, тоже. Это называется эгоизмом, чтоб ты знал.

Платье помогло. Прическа тоже. Благодаря им Молли нашла в себе смелость картинно развернуться и отойти.

– Молодец! – поздравила Би, когда Молли села рядом с ней к столу. – Молодец, что высказала ему все.

Молли оглянулась на Джо. Тот стоял в одиночестве, сам не свой. Она тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Страстно хотелось подбежать к нему, взять за руку и увести отсюда. Ну уж нет, она и так слишком часто принимает решения. Теперь его очередь. Он должен ясно дать понять, что ему нужна она и Эдди.

На лице Джо отразились примерно те же мысли, и Молли возликовала. Он уже сделал шаг в их сторону, но тут ведущий объявил о начале церемонии награждения.

Стелле всегда казалось, что этих церемоний слишком много, что они необычайно скучны и однообразны. Но сегодня, когда рядом с ней был Джо, она готова была находиться здесь до бесконечности. Даже раздражение от неуместной выходки матери прошло.

Знаменитости вились, как мухи над вареньем, и весь вечер им предстояло попадать в объективы телекамер. Что ж, их ждет большой сюрприз.

Пожалуй, эта Молли действительно недурна. Стелла взглянула в зеркало. Конечно, Би, как всегда, права, черт бы ее побрал! Красный смотрится слишком откровенно. На таком мероприятии скорее пристало выглядеть добропорядочной дамой, чем породистой девкой.

Завтра газетчики камня на камне не оставят от ее наряда. Телевизионщики тоже. Вспомним, что случилось с беднягой Сарой Киллен, актрисой с амплуа женщины-вамп. Она появилась на каком-то рауте в платье-мини. Газеты тут же поместили огромные развороты, допытываясь у читателя, не слишком ли она стара для таких штучек.

Расстроенная как никогда, Стелла глотнула вина и наклонилась к Джо:

– Теперь уже скоро.

Однако очередь до нее дошла только спустя час.

– И наконец, идя навстречу новому тысячелетию и желая подтвердить значение Британии как неотъемлемой части Европы, театральный цех желает поздравить одну из самых соблазнительных и долговечных статей нашего экспорта…

– Я ему что, тушеная говядина? – прошипела Стелла.

Джо фыркнул.

– …звезду нашего театра и кино, до мозга костей нашу – Стеллу Милтон!

Стелла грациозно встала, отчего тонкие паутинки, удерживавшие ее платье на шее, натянулись до предела, и прошествовала на подиум.

– Прежде чем вручить вам эту награду, дорогая Стелла, мы бы хотели показать несколько фрагментов кинолент, которые сделали вас такой знаменитой, – он попытался сострить, – причем подчас в скандальном смысле.

Пошла запись. Стелла старалась не смотреть на экран. Она и так знала, что это будет. И конечно, опять эта грудь в распахнутой кожаной куртке, которую так хорошо знает по плакатам мужская часть населения.

– Фильм, фрагмент которого мы сейчас видели, был снят – подумать только! – почти двадцать лет назад, – продолжал ведущий. – А теперь, дорогая Стелла, позвольте вручить вам приз «Миллениум» за большой вклад в развитие кинематографии. Вклад, который вы вносите самим вашим присутствием, вашей красотой и талантом. Благодарим вас, Стелла Милтон!

Дождавшись, пока стихнут аплодисменты, Стелла улыбнулась:

– Я-то думала, мне сегодня дадут именные часы за выслугу лет. Хотя не так уж я и стара, знаете ли. – Она посмотрела прямо в камеру. – Прошу меня извинить, ребята, я, кажется, немного собью вам эфирный график, но сегодня я намерена произнести речь.

Телевизионщики стали беспокойно переглядываться. Церемония шла в прямом эфире, и все было рассчитано по секундам. Случилось что-то явно незапланированное.

Стелла решила не обращать на них внимания.

– Я рада этой награде, потому что считаю свою карьеру в высшей степени удавшейся. Для того чтобы сделать такую карьеру, приходится, конечно, идти на жертвы. Но в моей жизни была одна жертва, которая касалась не только меня. Когда я только начинала свой путь в театре, я вдруг обнаружила, что беременна, и решила отдать своего ребенка в чужую семью. – Наступила полная тишина, вплоть до самых дальних столиков. – Я могла бы сказать, что сделала это во имя искусства или ради творчества, но на самом деле главной причиной был мой эгоизм. Я оказалась счастливей, чем заслужила. Мой сын нашел меня, и теперь у меня появился второй шанс.

Голос у нее дрогнул от волнения, и Стелла ухватилась рукой за микрофон.

– И сегодня я хочу от всего сердца попросить прощения у своего сына. Пусть он подойдет сюда, я хочу передать ему эту награду. Это Джозеф Мередит, чьего внимания я не заслужила.

Все взоры в зале разом устремились к Джо. Он понял, что надо идти на сцену. Неуверенной походкой Джо двинулся к подиуму, за ним неотступно следовал телеоператор, фиксируя каждое движение. Люди в зале принялись хлопать. К микрофону он подошел уже под гром аплодисментов.

Стелла вывела его на середину сцены и заговорила, поворачивая его лицом поочередно к каждой части зала:

– Мой замечательный сын, Джозеф Мередит. Джо, простишь ли ты меня когда-нибудь?

Даже режиссер прямого эфира, у которого из-за выходки Стеллы полетела вся сетка вещания, смотрел как завороженный.

– Да, чего у нее не отнимешь, так это театральности…

Все гости повскакали с мест и восторженно хлопали. Несмотря на обиду и злость, Молли тоже поддалась общему настроению. И только один человек в этом зале продолжал сидеть, словно не замечая всеобщего накала эмоций.

– Господи, Стелла, – проговорила Би себе под нос, утирая слезы негодования, – глупая девчонка! Ну почему ты непременно должна испытывать судьбу?

Глава 20

Со всех сторон огромного зала десятки людей, многие из которых ничуть не уступали ей в известности, протискивались к столику Стеллы и наперебой обнимали, целовали и поздравляли ее. Джо вдруг обнаружил себя в объятиях незнакомых людей, утирающих слезы умиления. Для всех он вдруг стал родным.

Одним из первых подскочил Боб Крамер.

– Блестяще, Стелла! Просто блестяще! Режиссер «Ночи» и тот всплакнул. Он прямо-таки жаждет тебя видеть! Поздравляю!

В разгар всеобщего возбуждения Молли заметила необычайную бледность Би, которая вдруг как-то постарела и осела. Ее словно покинула вся ее железная воля, и она казалась хрупкой и беззащитной.

– Идемте, Беатрис, – заботливо сказала Молли. – Мне кажется, нам пора. Переночуете у меня опять?

– Спасибо, детка, я уж лучше домой. В одиннадцать есть электричка, а там возьму такси. Жаль, Стелла мне не сказала, что она затевает.

– Вы считаете, она зря это сделала? Но почему?

Но Би умолкла.

– Позвольте мне хотя бы проводить вас до вокзала, – настаивала Молли. Она поискала глазами Джо, но он стоял в окружении восторженных звезд. Слава богу, он не выглядит безмятежно счастливым, растроганным – это да.

– Стелла нас переиграла, детка. – Би смотрела в ту же сторону. – Но она очень скоро может об этом пожалеть.

– Да как она смеет? – Пэт в гневе выключила телевизор, чтобы только не видеть обнимающихся Джо и Стеллу. Мысль о том, что это видели миллионы, включая ее знакомых и друзей, заставила Пэт застонать от боли и унижения. – Она же от него отказалась! Вышвырнула, чтобы не мешал ее карьере! Как это несправедливо! Как это чертовски несправедливо!

У Эндрю при звуке этого искаженного от боли голоса перевернулось сердце. Неужели он действительно совершил ошибку, когда помогал Молли искать эту женщину? Но кто же мог знать, что все так повернется?

– Дорогая, ему надо было ее найти. В этом Молли абсолютно права. При всей нашей любви Джо никогда не был счастлив. Его всегда что-то удручало. Может быть, то, что она объявила о своей любви всенародно, ему поможет.

– Ему ни в чем не надо помогать, у него и так все прекрасно. Ты начинаешь говорить как Молли. Для тебя она всегда была свет в окошке!

Эндрю попытался обнять жену. Пэт била дрожь. Платье на ней было какое-то бесформенное. В последнее время она раздалась и перестала за собой следить.

– Пэт, дорогая моя, я понимаю, как тебе тяжело, но ты несправедлива к Молли. Она любит Джо! Потому я и стал ей помогать. Она ведь хотела, чтобы Джо почувствовал, что он нужен своей родной матери.

– Конечно, теперь-то он ей точно понадобился! Смотри, как она радуется! – Пэт с трудом сдерживала рыдания. – Ох, Эндрю, у нее действительно есть что ему предложить! Она вплывает в его жизнь как белый лебедь, и все вмиг становится прекрасно. Все эти годы и пеленки, и ночные бодрствования у его постели, когда он болел, и экономия на всем ради него – все это теперь неважно. Мы для него больше не существуем.

– Ничего подобного! Джо хороший мальчик. Он скоро приедет. И тебя он любит, Пэт.

– Неужели? Скорее стыдится. Стелла Милтон небось во дворце живет. А на нас посмотри! Жалкая хибара! Мы с тобой за тридцать лет ничего не нажили!

– Так, может, начать наживать? – Эндрю подавил обиду на жену за то, что она так невысоко оценила жизнь, которую они строили вместе. Правда, он всегда был счастливее Пэт. Она вечно тянулась к несуществующей радуге. Может, это из-за ее бесплодия? Его мучила совесть, что он так и не смог подарить Пэт собственного ребенка.

– Подумай, каково сейчас Молли, – сказал он.

Пэт ожесточилась. Ее некогда симпатичное лицо приобрело выражение мегеры.

– Молли получила то, что хотела.

– Пэт, любимая, – Эндрю был почти в отчаянии от того, что все складывалось не так, как он надеялся, – постарайся проявить чуточку понимания. Молли любит Джо ничуть не меньше, чем ты.

– Правда? Тогда у нее своеобразный способ проявлять свою любовь. – Пэт взбила диванные подушки, как делала каждый вечер на протяжении тридцати лет. – Знаешь, никогда мне не нравился этот диван!

Эндрю хотел было сказать: «Ну, так купи другой!» – но осекся. Не диван причиной ее горя. Новая мягкая мебель тут не поможет.

В пабе Нижнего Дичвелла сегодня было столпотворение. То есть вместо обычных трех посетителей там сидело аж десять. Обычно по субботам народ собирался в пивной ближе к ночи. Двери паба стояли нараспашку, но люди все равно предпочитали захватить как можно больше солнышка и свежего воздуха на исходе лета. Вот настанет осень, и жизнь в заведении вновь забьет ключом. До самой весны здесь будет висеть густой табачный дым, а горячий пунш приманит целые толпы, как какой-нибудь языческий праздник.

– Эй, Энт! – Угрюмый хозяин окликнул своего постоянного посетителя, одного из немногих. – Это не та ли старуха, что живет у нас здесь в угловом доме? Ну, вон та актриса? – Он показывал на экран.

– Она самая, – поддакнул Энтони Льюис, занимая место поудобнее. – Очередное вручение показушных премий. Будут опять преподносить друг другу какие-нибудь статуэтки. Лучшая достанется тому, кто громче всех испортил воздух в каком-нибудь идиотском фильме. Бог ты мой, ты только погляди! Цвет нашей культуры, чтоб меня черти съели! И что на этот раз? Помощь албанцам? Меняем собак на беженцев?

– Это действо называется «Награды Миллениума». Смотри-ка, там и эта секс-бомба, Стелла… Как ее?

– Милтон, – подсказал Энтони. Он заметно оживился, циничную дремоту как рукой сняло.

– Видал? Дают ей приз, как самой сексуальной статье нашего экспорта.

– Лучше бы они ее саму на экспорт вывезли. – Энтони смотрел, как Стелла идет к сцене, и приветственно поднял стакан. На ней было весьма откровенное красное платье. Стелла обожала изображать из себя женщину в красном, подчас на грани пародии, но все-таки умудрялась при этом не выходить за рамки приличий. Черт бы ее побрал, соблазнительна, как всегда, хотя Энтони давно понял, что ее чары направлены не на него. Они вообще не направлены ни на какого конкретного мужчину. Это было нечто неперсонифицированное, а потому совершенно пустое. Он сомневался, что был хоть один человек, которого Стелла когда-либо впустила в свое сердце – вернее, в то место, которое у нее так называется.

Он смотрел, как она приняла награду. Потом она пригласила на сцену молодого человека из числа гостей.

Энтони вскочил и чуть не опрокинул стакан. Вживую сходство оказалось еще более разительным, чем на плоской газетной фотографии. Те же черные волосы, синие глаза, опушенные длинными ресницами, та же способность непостижимым образом смотреть тебе прямо в глаза. И все же в Джозефе была какая-то робость, которой Стелла никогда не страдала. При всей своей привлекательности молодой человек явно чувствовал себя не в своей тарелке. Что и неудивительно, учитывая обстоятельства его рождения.

Самобичевание и защитный цинизм вдруг уступили место вспышке безумной ярости, и Энтони снес стакан со стойки.

– Эй, ты что? Черт побери, Энт! – завопил хозяин. – Гляди, что со стаканом-то сделал!

– Черт побери, Энт! – отозвался попугай. – Черт побери!

– Скажи спасибо, что я его не в телевизор кинул. – Энтони слез с табурета. – Извини. – Он не стал собирать осколки. Смотреть на экран он больше не мог. Видеть Стеллу и Джо в обнимку было для него слишком. – Пока. – Он выскочил из бара, размахивая полами плаща, как раненый ворон крыльями.

– Что это с ним? – пробурчал хозяин себе под нос. – Чем-то эта Стелла Милтон его зацепила. Надеюсь, он не из этой породы? Временами он какой-то странный.

– Какой-то странный! – повторил попугай и понимающе закивал головой, как будто знал, что связывает сумасбродного сельского антиквара с той, которую показывают по телевизору.

Вернувшись к себе, Энтони набрал номер, который оставила ему Молли в их самую первую встречу. Включился автоответчик, и он едва не положил трубку. Конечно, она ведь тоже там. Церемонию транслируют в прямом эфире.

– Добрый день, – нехотя начал он. – Это Энтони из Дичвелла. – Он взял себя в руки и заговорил более решительно: – Я бы хотел побеседовать с Джозефом Мередитом. Дело срочное. Лучше сегодня. Можно поздно.

Остаток вечера он провел в бесцельном шатании по гостиной, как узник в камере. Лучше бы он ее возненавидел, как много раз пытался, но беда в том, что и сейчас, после стольких лет, Стелла сидела занозой в его сердце, оставалась частицей его естества, как вирус, поселившийся в клетках крови.

… Когда Молли принесла Эдди от миссис Саламан, часы показывали почти полночь. Соседка предложила оставить его до утра, но без его теплого тельца под боком Молли чувствовала бы себя неуютно. В этот момент только благодаря малышу она еще сохраняла рассудок.

Машинально она нажала кнопку на допотопном автоответчике. По-видимому, Эдди поработал с регулятором громкости, и голос Энтони Льюиса громыхнул в комнате, как пугающее воззвание волшебника страны Оз.

Эдди с испугу захныкал, пришлось его успокаивать. Что этому человеку нужно? Просит перезвонить в любое время. Молли посмотрела на часы: без четверти двенадцать. Вообще-то он наверняка полуночник. Длинным, тощим телом и растрепанными волосами он напоминал ей вампира в исполнении Элиса Купера.

Думать о чем-то у нее не было сил, и Молли набрала номер. Трубку сняли почти сразу.

– Добрый вечер, мистер Льюис. Вы нам звонили. Боюсь, Джо сейчас нет. Он перебрался к Стелле на несколько дней. – Только бы голос не выдал ее злости и обиды на эту парочку!

– А, поехал к мамочке? Хотел бы я одним глазком посмотреть, как это выглядит.

– Я тоже, – не подумав, призналась Молли.

– Насколько я понимаю, Стелла вас оставила вне игры? Ее обычный ход. Могу дать вам шанс отыграться. Мы можем завтра встретиться в Брайтоне?

– Но почему в Брайтоне?

– На нейтральной территории.

Любопытство взяло верх, и Молли согласилась.

– Тогда ровно в час. Перед Дворцовым пирсом. Ленч – за мой счет.

Конечно, именно в этот день миссис Саламан отказалась присмотреть за Эдди. Придется взять его с собой. Ну ничего, пирс ему понравится.

К своему удивлению, Молли спала как убитая и проснулась только в девять. Времени было достаточно, чтобы поднять и накормить Эдди, собрать его вещи, включая еду и питье, и двинуться на вокзал Виктория. Хотя сезон отпусков давно миновал, на вокзале царило обычное оживление. Толпы молодых людей и девушек в нелепых красно-бело-синих передниках и беретах смущенно раздавали бесплатные круассаны. Эдди был в восторге.

Молли обожала Брайтон и не понимала, как его можно не любить. Некоторые называли его «Лондон-Приморский» – возможно, потому, что в облике этого прибрежного городка было что-то роскошное и изысканное. Но это не главное. В Брайтоне было что-то настоящее, одни районы шикарные, другие – захолустье. Стильный морской город. При этом он каким-то образом избежал нашествия бродяг и безработных, наводняющих другие портовые города и городишки. Впрочем, возможно, здесь они удачно растворялись в общей массе, поскольку Брайтон, как Калифорния, изначально был полон искателей лучшей доли, чего-то необычного – не городского и не деревенского. Брайтон – это Брайтон.

К удивлению Молли, Энтони уже ждал ее у входа на пирс. Она была готова к тому, что его придется ждать. Он явно сдерживал возбуждение и от этого был еще более нервозным, чем обычно.

– Что, пойдем на пирс?

Молли, все еще не понимая цели этой встречи, кивнула.

С моря дул бодрящий ветер. Эдди с любопытством свешивался из коляски, глядя на воду сквозь щели между досками. В детстве Молли панически боялась этих щелей – ей всегда казалось, что она проскочит в такую щель и непременно утонет. Лет в двенадцать она заставила себя смотреть вниз и быть бесстрашной. Похоже, это качество ей скоро понадобится вновь.

– Вы удивлены, что я вас сюда позвал.

– Да, немного.

– Вы ведь видели вчера эту душещипательную сцену?

– Я там была.

– Вот уж повезло! И, как вся страна, были растроганы до слез?

– Если честно, то да, хотя я готова была их обоих задушить. Мне кажется, теперь я понимаю, каково было Стелле в какие-то двадцать лет, без всякой поддержки, только начиная свою карьеру в театре, оказаться беременной.

Энтони Льюис засмеялся. Странный, металлический звук, больше похожий на приступ кашля. Он справился с собой, только закурив сигарету.

– Если не считать того, – он сделал глубокую затяжку, – что Стелла не была матерью-одиночкой и вовсе не голодала, как бы трогательно это ни звучало. Ей вполне было на кого опереться.

– То есть как? Что вы этим хотите сказать?

– Я хочу сказать, – Энтони остановился и облокотился о перила пирса, – что Стелла была за мной замужем.

Это было как удар в солнечное сплетение.

– Замужем? – У нее закружилась голова, и она испугалась, что сейчас упадет в обморок. – Стелла отказалась от ребенка, будучи замужем?

Это было непостижимо. Молли не могла представить себе, как можно отдавать свое дитя при совершенно нормальных жизненных обстоятельствах. Это все равно, что она отказалась бы от Эдди, потому что они с Джо вдруг оказались на мели.

– Но что случилось?

– Я тогда работал в театре, не сказать, чтобы успешно, но мы не голодали. Дело в том, что Стелла просто никогда не хотела детей. Она страдала отсутствием аппетита и почему-то считала, что беременность ей не грозит. Когда же это случилось, она пришла в ужас.

– Но ведь для того, чтобы отдать ребенка на усыновление, требовалось ваше согласие?

Впервые Энтони потерял свой воинственный облик.

– Я думал, так мне удастся сохранить брак. Я знал, что мать из нее не выйдет. Она детей никогда не любила, думала только о карьере. Если бы ее честолюбие можно было потрогать, вы бы обожглись. В итоге я выбрал наихудший вариант. – Горечь, с какой он это произнес, наполнила воздух. Неужели он все сочиняет? – Можно было бы сделать аборт, но она опоздала. У нее всегда по женской части были нарушения, поэтому она ничего не подозревала. Ей в голову не приходило, что она может быть беременна. На самом деле Стелла ни на минуту не собиралась оставлять ребенка, она не могла дождаться, когда его сплавит.

Молли обеими руками ухватилась за перила. Если Джо узнает, он будет сломлен. Он только что утвердился в мысли, что был желанным ребенком, которого отдали лишь по необходимости.

– Но как она может так врать? Неужели не понимает, что все рано или поздно выйдет наружу?

– Не исключаю, что она сама в это верит. Стелла фантазерка. Недаром она такая хорошая актриса. Полностью вживается в образ – будь то монашка, шлюха, Джульетта, неважно. Она, наверное, сама себя убедила, что так оно и было. Одна неувязочка – я.

Молли нагнулась к малышу и обняла его в порыве нежности и тревоги. Значит, Стелла отказалась от ребенка, будучи замужем за его отцом. Ей в голову вдруг пришла другая мысль. Ведь этот человек действительно отец Джо! Как она и подозревала.

Он неуклюже присел на корточки и взял Эдди за ручку, будто прочитав ее мысли.

– Боюсь, дедушка из меня неважный.

Он был необыкновенно печален. Молли впервые подумала о том, что пришлось пережить этому странному человеку. И виной всему – опять Стелла, с ее непомерным честолюбием и фантазиями.

– Вы все еще ее любите? После того, что она сделала?

Энтони Льюис резко поднялся.

– Вы же любите Джозефа! Мы с вами друзья по несчастью. Ладно, мне пора. Буду рад встретиться снова. Сразу, как вы появились, я понял, что теперь всплывет все. У вас на лбу написано, что вы не останавливаетесь на полпути. Вы очень целеустремленная женщина. – Он усмехнулся. – Не хуже Стеллы. Думаю, теперь вам следует вернуть ее на грешную землю. Открытое противостояние не по ней. Интриги – вот ее стихия.

Молли смотрела ему вслед. В душе у нее все бушевало. Потом она присела на корточки у коляски и зарылась лицом в маленькие теплые ладошки. Действительно, если бы не она, никто никогда не узнал бы правду. Как сказать об этом Джо? Это лишит его иллюзий и вернет в лоно семьи, но может при этом сломить окончательно.

Впервые в жизни Молли лишилась своей обычной уверенности.

– Господи, – прошептала она, – что же мне теперь делать?

Детская ручонка потянула ее за прядь волос. Она повернулась к испуганной мордашке – точной копии отца – и вдруг вспомнила о новой жизни, которая уже теплилась в ее теле. Какое будущее ждет этого нового малыша? Джо вырос, не зная любви своих настоящих родителей. Разве она допустит, чтобы такая же участь ожидала ее дитя?

Глава 21

Брайтонский вокзал жужжал как улей, но Молли, поглощенная мыслями о предстоящей борьбе со Стеллой, этого даже не заметила.

Неожиданно для себя она взяла билет до Овинтона, откуда автобусом можно добраться до Дичвелла. Би скажет, как поступить. Би выслушает и даст совет. В этой заварухе Би была единственным человеком, на которого она могла положиться.

У Би Мэннерз уже было предчувствие беды, с которым она пыталась справиться, занявшись работой в саду. У цветов не бывает разводов, абортов или связей на стороне. Дельфиниумы бросают семена на ветер – и не знают забот. Воистину, можно только позавидовать. Для размножения им даже не нужны особи другого пола. Вершина творения. Жаль, что с родом человеческим господь оплошал.

При виде Молли с развевающейся гривой рыжих волос, торопливо вышагивающей с коляской, Би сразу приободрилась. Но лишь до той секунды, пока не увидела ее лица. Это было лицо поверженного ангела. Молли быстро приближалась, катя перед собой коляску.

– Молли, детка, что случилось? Иди сюда, сядь. – Би показала на садовую скамейку под каштаном, уже ронявшим листья.