Дарвет (№5) - Ледяной Сокол

Возле Врат Убежища он наткнулся на Ваира на-Чандроса. С перекошенным от ярости лицом тот выкрикивал приказы и хлестал плетью людей, протискивавшихся мимо него со своим грузом. Бектис так его боялся, что окружил себя множеством чар, стараясь изо всех сил остаться совершенно невидимым. Но для бесплотного духа Ледяного Сокола все заклинания охраны, невидимости, защиты, отклонения стрел и «пусть-беда-поразит-кого-нибудь-другого» смешались в дрожащую массу причудливого света, а старик, отчаянно вцепившийся в хрустальное устройство на ладони, походил на рыбу-демона из южных морей, которая нацепляет на себя морские водоросли, чтобы казаться больше размером и выглядеть очень грозной и опасной для тех, кто пожелает ее съесть.

Ледяной Сокол понял, что у старика не осталось ни сил, ни сосредоточенности для того, чтобы навести на нападающих миражи, смятение, страх или что-либо подобное, так как он был отчаянно занят тем, чтобы остаться незамеченным самому. Ну и прекрасно, подумал юноша. Не хватало еще потерять, скажем, Красную Лисицу из-за такого шакала, как этот придворный маг.

Придел превратился в бедлам. Люди швыряли свой груз, хватали оружие, бежали обратно в туннель. Не видно ни Хетьи, ни Тира, а среди людей мечутся демоны, пронзительно крича и уклоняясь, когда мимо пробегает кто-нибудь с амулетом. Обутые люди и нормальные клоны убивали клонов, одержимых демонами, как фермер убивает бешеных кроликов; уже пять или шесть их лежали, истекая кровью, на полу. Бывшие в них демоны висели на лианах и лозах, трясли их и хохотали, как безумные.

Ледяной Сокол оттолкнул от себя демона, принявшего облик Солнечной Голубки и упавшего на него сверху, рыдая и кусаясь. Он ощущал боль от укусов, но понимал, что она воображаемая. Боль от того, что я вновь увидел ее лицо, тоже ненастоящая, уговаривал он себя. Следы на растениях указывали на то, что сквозь двери Придела в темные коридоры, которые в Убежище Ренвета были бы первым северным уровнем, прошли люди.

Стены коридора тоже заросли бледными лозами и лианами, похожими на паутину; щель, в которую пробивался свет факела, указывала на дверь. Древнее дерево, а до сих пор прочное. Холодная Смерть говорила ему, что это опасно, но ведь он уже проходил сквозь занавеси палатки и сквозь крыши повозок безо всяких проблем. Деревянные двери не оказались исключением.

Хетья и Тир были в комнате.

С ними все еще оставался вооруженный топором воин, один из тех, что носили башмаки. Длинные черные волосы обрамляли смуглое лицо, в глазах – сильная тревога. Тир и Хетья сидели на одеялах, осматриваясь вокруг. Холодная Смерть говорила, что бесплотный дух может проникать в сны. Первоначальным замыслом Ледяного Сокола было дождаться, когда все заснут, проникнуть в сон Тира и показать, где и как они встретятся.

Но мальчик сидел, прижавшись к Хетье, широко открытыми глазами вглядываясь во тьму, и прислушивался к шуму, долетавшему из Придела. Хетья пробормотала:

– Не надо бояться, милый. – Она откинула его капюшон и погладила Тира по голове. Теперь Ледяной Сокол разглядел, что она и впрямь была привлекательной женщиной.

В глазах ее читалась жесткость человека, над которым измывалась сотня бандитов, но ни жестокости, ни озлобленности видно не было.

– Я не боюсь. – Тира колотило, словно он страшно замерз.

– Ты же знаешь, все Убежища строились одинаково, Врата всегда только одни. А хоть бы и не так, все столько лет было погребено подо льдом, ты и сам знаешь… Вот это все, – и она обвела рукой комнату, показывая на лишайник, затянувший стены и потолок, на лианы, вьющиеся по углам, как сброшенные змеиные кожи, – это все, конечно, пугает, но ведь это просто растения, да к тому же давно мертвые. Они, должно быть, росли в бачках в подвалах, ты мне и сам рассказывал, что у вас в Убежище так выращивают всякое. Нет тут ничего, чтоб так бояться.

Тир одними губами беззвучно сказал: «Это не так».

– Ваир, конечно, скотина и змеюка, но он не допустит, чтоб с нами чего-нибудь приключилось, пока мы ему нужны – а мы ему нужны. Тут в Убежище есть какой-то секрет, который он разнюхивает, он говорит, это вернет ему власть на Юге, а он прямо в бешенстве, что жена его выставила вон. – Ее голос упал до шепота, хотя она знала, что часовой не понимает языка Вэйта. – Просто делай дальше, как я делаю, котеночек. Води его за нос, мол, тут есть еще один секрет. А что до этого… – Тут она пожала плечами и снова заговорила громче. – Этот старый мошенник Бектис так дрожит за свою шкуру, что прислушивался к каждому звуку и шороху, прежде чем войти во Врата. Можешь верить, что он не услышал ничего крупнее мыши. Он же сказал, что это просто пустое строение.

Тир закрыл глаза, и его пронизала дрожь. Он долго молчал, а потом произнес:

– Нет.

– Что «нет», ягненочек?

Тир стиснул зубы и, стараясь не показать, как ему страшно, едва слышно произнес:

– Не пустое.

Глава четырнадцатая

Бесплотный Ледяной Сокол покинул Убежище Тени и перешел в Сон. Это Убежище Прандхайз, думал он, разглядывая деревянные стены, закопченные после стольких веков факельного освещения. Светящихся камней здесь было больше, чем в Убежище Дейра, и обветшавшие комнаты были ярко освещены. В комнате из сна Хетьи было светло, как днем.

Здесь находилась мать Хетьи. Ледяной Сокол не знал, откуда ему известно, что эта женщина и есть мать Хетьи.

Может, такое знание приходит ко всем, кто бродит по чужим снам. У нее были глаза того же зеленого с золотом оттенка, что и у Хетьи, и волосы когда-то были того же светло-каштанового цвета.

Она закрутила их в пучок и заколола деревянными палочками, чтобы не мешали. Она была красива, как Хетья, только тоньше и стройнее.

– Они дураки, – сказала она. – Идиоты! – Она, как и Хетья, сильно жестикулировала, когда говорила. – Им следовало разузнать все про эти штуки, а не пытаться понять, как воспользоваться их магической силой для отопления комнат или выращивания овощей на грядках! Эти штуки создавались не для этого!

– Да ладно, мама, – примирительно сказала Хетья. – Мы ж не знаем, для чего они создавались.

Она была моложе и симпатичнее, и в глазах ее светилась легкость, исчезнувшая с годами. На ней было почти новое желтое шелковое платье, и Ледяной Сокол понял, что это сон о событиях шести-семилетней давности, времен дарков или сразу после них. На коленях у нее сидел ребенок лет двух, с темными волосами и зелеными глазами, пытавшийся розовыми пухленькими пальчиками схватить ее за косу.

– Мы знаем, зачем созданы некоторые из них. – Мать Хетьи постучала костяшками пальцев по стопке свитков, лежавших перед ней на столе – их было полно, и рукописей, и табличек, и книг. Ледяной Сокол подумал, что Джил-Шалос умерла бы от зависти, увидев их. – В основном здесь всякая ерунда, но в некоторых, девочка моя… В некоторых есть поразительно интересные вещи.

– Например? – Хетья посадила ребенка на бедро и подошла к столу. Некоторое время обе женщины просматривали рукописи вместе, а ребенок забавлялся тем, что вытаскивал палочки из прически старшей. Между этими тремя лицами просматривалось несомненное сходство. В углах комнаты Ледяной Сокол видел очертания знакомых предметов: части балдахина, накрывавшего железный чан в повозке, наполовину собранную центральную часть колыбели для Темной Молнии… У входа стоял каменный черный стол, точно такой же, каким пользовались Ингольд и Джил-Шалос, чтобы читать записи о Былых Временах в дымчатых многогранниках.

Поскольку те мерзавцы захватили Убежище Прандхайза, думал Ледяной Сокол, можно себе представить, что сталось с младенцем, да и с самой Хетьей.

Когда армии людей поднимались на борьбу с дарками, Ингольд и Альда отправились к Дегедна Марине, главе Фелвуда, умоляя отдать им любые механизмы или реликты, оставшиеся от Былых Времен, и людей, рожденных магами. Дегедна Марина предоставила им небольшое войско, но отказалась искать подобные механизмы в трех Убежищах Фелвуда. Среди тех, кто выжил, сказала она, чародеев нет.

Хетья распрямилась и начала плясать с малышом на бедре, чтобы он засмеялся. Она остановилась, услышав скрип двери за занавеской, и весело крикнула:

– Я иду, Рувис!

– Рувис, вот как? – Ее мать сердито и удивленно посмотрела на нее. – Ты пришла от Мая Бакторна всего час назад!

– Т-ш-ш! Рувис тебя услышит.

Но мать и так понизила голос, очевидно, хорошо зная свою дочь. Хетья положила малыша в колыбельку, укрыла ярким лоскутным одеяльцем и сказала:

– А ты, пышечка, веди себя хорошо, покуда я не вернусь, мой персик, моя ягодка. – Она посмотрелась в зеркало, поправила в волосах украшенный драгоценными камнями гребень. – Мать, за мной около полуночи придет Даб Ватерман. Ежели он заявится раньше, чем я вернусь, так скажи, что я вышла, чтобы принести тебе черную лампу из Задних Покоев от Огго Пеггит, и тотчас приду обратно…

Ее мать закатила глаза.

– Ты неисправима!

Но тут же засмеялась, поцеловала дочь и взъерошила ей волосы. Это был сон, и Ледяной Сокол почувствовал печаль Хетьи и боль потери, и понял, что взрослая Хетья сейчас плачет во сне.

Он покинул ее и вернулся в Убежище Конца Времен. Они спали вместе, Хетья и Тир, мальчик свернулся калачиком в ее руках. Прежнего часового сменил клон, он сидел в коридоре перед запертой дверью, безразлично уставившись в стену. Его череп покрывал тоненький слой пуха, а на щеке, без сомнения, росла шерсть.

В комнате горела масляная лампа – тусклое пятно света среди толпящихся теней. Тиру тоже снилось Убежище.

Не Убежище Дейра, в котором волшебница Брикотис отказалась от своей жизни в образе человека, чтобы стать сердцем цитадели. Ледяной Сокол узнал Убежище Тени. Огромный Придел был расчищен до задней стены, светящиеся камни освещали мешанину балкончиков, арок, винтовых лестниц и высоких окон, как солнце исчезнувшего лета. Ручейки на черном каменном полу нежно журчали; голоса людей отдавались эхом, словно кто-то бросал камешки в пруд со стоячей водой.

Тир был там. Он походил то на теперешнего Тира, похудевшего до невозможности, с отчаянными запавшими глазами на покрытом шрамами лице, то выглядел кем-то другим – крепким мальчиком-подростком с темно-серыми глазами и черными, коротко стриженными волосами. Он шел между двумя мужчинами и оглядывался по сторонам.

Один был плотным воином средних лет с курносым, и без того некрасивым лицом, вдобавок обезображенным шрамами и ожогами.

У Ледяного Сокола тоже были такие ожоги на груди и правой руке – их оставили кислота и огонь дарков.

Почти все взрослые в Убежище их имели. Другой мужчина был изящным и невысоким, с обритой наголо головой, покрытой замысловатой татуировкой. Джил-Шалос говорила, что так делали все маги в Былые Времена.

– Я знаю, что ты к этому не готов, – сказал воин со шрамами. – Но не думаю, что после смерти Фьянаха у нас есть выбор.

– Нет, – ответил маг глухим голосом. – Нет. И я понимаю, что должен согласиться. – Но в глазах у него затаилась боль. Его лицо, и голова, и руки с татуировками тоже были покрыты ожогами и шрамами, следами сражения с дарками. – Узнают ли они когда-нибудь? – спросил он.

– Кто-нибудь узнает. – Они говорили не на языке вэйт или ха'ал, такого языка Ледяной Сокол не слышал никогда в жизни. Он знал, что понимает его, потому что это сон Тира. – Это не то знание, которое дается многим, даже в Рэйндведе.

Название означало Глаз Сердца – возможность насквозь видеть и понимать человека или ситуацию – на местном горном наречии. Ледяной Сокол не знал, что отсюда и пошло название Долины Ренвет.

– Появилось слишком много нечистоплотных магов, слишком много злой магии. Очень многие теперь ненавидят магию, и нельзя их за это винить. Это не то знание, которое можно подарить другим. Но кто-нибудь будет знать всегда, даже через столетия. Твое имя и то, что ты сделаешь, никогда не забудут. Это я тебе обещаю, друг мой Зэй.

– Я не хочу… чтобы меня забыли. – Зэй потер грудь, словно пытаясь прогнать холод или печаль. – А Ле-Кьябетт?

– Я скажу ей.

Раздался бой огромных часов.

– Она захочет прийти сюда, – помолчав немного, сказал воин. – Я отправлю воинов для сопровождения, как только они освободятся.

– Нет. – Зэй остановился и схватил его за руку с отчаянным выражением лица. – Это будет слишком поздно.

Они прошли несколько мостиков, спустились вниз, в полной тишине пересекли холл и поднялись по винтовой лестнице, упиравшейся в двери с колоннами по краям в конце Придела. В Убежище Ренвета эта территория принадлежала Церкви, а над ней находились покои королевы.

Мужчины остановились наверху лестницы, у входа под тройную арку.

– Сынок, тебе пора обратно, – сказал воин, обращаясь к Тиру. – Когда придет время, ты узнаешь эту тайну, но пока еще рано.

– Но с тобой что-то должно произойти, отец. – Тир говорил ломающимся голосом подростка, и когда он это говорил, он принял образ мальчика в черном килте, расшитом золотыми орлами. – Разве не поэтому я здесь? Чтобы я знал, в случае, если падет Тьма…

– Именно Тьмы мы и боимся, сын. Тьмы, и того, что дарки могут узнать. – Отец положил сыну руку на плечо. – Я поговорю с остальными магами в Рэйндведе, и тогда мы все решим.

Ледяной Сокол оставался в памяти Тира. Он много раз слышал рассказы о его настоящем отце, Элдоре Эндорионе, унесенном дарками в их адские Гнезда. Оба друга скрылись под аркой, и мальчик тайком пошел за ними.

Северное крыло Убежища позади Придела принадлежало правителю Убежища. Там находились комнаты, в которых спали воины, комнаты, в которых жили ткачи, горшечники, кузнецы и пекари со своими семьями, и их мастерские. Здесь же, в точности как в Ренвете, находились большие и малые приемные, совещательные залы и даже комнаты, запечатанные Рунами Молчания – в них нельзя было колдовать, поэтому их использовали для содержания пленных магов. Везде, печально заключил Ледяной Сокол, имеются чародеи-предатели.

Но в отличие от Ренвета это Убежище было новым. В Ренвете в течение бесчисленных лет семьи и кланы ломали стены, расширяли комнаты, строили новые лестницы, проводили водопроводы и устраивали фонтаны, надстраивали антресоли, замуровывали старые двери и прорубали новые, в общем, вели себя, как все нормальные люди, когда благоустраивают свои жилища.

В Убежище из Сна коридоры все еще были широкими и прямыми, дверные проемы были совершенно одинаковыми, снабженными деревянными задвижками (обязательно надо рассказать об этом Джил-Шалос!), вдоль стен и потолков не были проложены водопроводы.

Никаких вьющихся растений, никаких факелов, только светящиеся камни в плетеных корзинках. Маг и воин, отбрасывая бледные тени, вошли в комнату (четвертую направо после приемной с колоннами), поднялись по винтовой лестнице и в маленькой совещательной комнате открыли спрятанную за канделябром на стене задвижку на двери в потайную комнату.

Они поднялись еще по одной лестнице, а мальчик, который одновременно был Тиром, наблюдал за ними снизу.

Ему едва хватило роста, чтобы открыть задвижку за канделябром. Лестница, спрятанная в стене, была очень узкой. Ледяной Сокол подумал, есть ли подобный потайной ход в Ренвете и для чего он может быть предназначен.

Здесь цель разочаровывала – они вошли в круглую прихожую и тут же вышли из нее через узкую дверь, в которую едва протиснулись, высотой всего около шести футов.

Дальше находилось нечто, напоминающее длинный зал для совещаний, но в нем не было ни стола, ни стульев. В восточной стене была арка, обрамленная белыми пилястрами, а в ее центре виднелась часть спирали из поломанных кусочков железа. Арка вела в меньшую комнату, тоже пустую и с точно такой же аркой, ведущей в третью, еще меньше, а потом и в четвертую. Боясь, чтобы его не заметили, мальчик притаился в сумраке прихожей, глядя, как его отец и колдун Зэй медленно пересекли длинный зал и скрылись под первой аркой. Голосов расслышать уже было нельзя, но он видел, как Зэй жестикулирует, отчаянно, чего-то требуя, но чего он требовал, мальчик не слышал.

Убежище мирно спало, не боясь дарков, обитающих снаружи. Тир, побоявшись идти дальше, спустился вниз по лестнице, у подножья которой его поджидал Ледяной Сокол.

– Ледяной Сокол! – Мальчик кинулся ему навстречу, всхлипывая от облегчения, крепко обхватил его за талию и прижался израненным лицом к пряжке ремня. Казалось, он уже никогда не разожмет рук. – Ледяной Сокол, забери меня отсюда! Забери меня отсюда! Они убили Руди, и мама тоже умерла, и они хотят захватить наше Убежище, и убить там всех, потому что Ваир думает, что у нас там тоже есть оружие, и ему нужно место, где можно собрать армию, и чтобы всем хватило еды, и чтобы к ним не ворвались, как в Прандхайз, и…

– Спокойно. – Ледяной Сокол неуклюже потрепал мальчика по голове. – Спокойно. – Он не особенно любил плачущих детей, кроме того, он догадывался, что такие бурные эмоции могут разбудить мальчика, и тогда пройдет немало времени прежде, чем он снова уснет. А Ледяному Соколу нужно было многое ему объяснить, кроме того, в его сознании постепенно нарастала холодная боль, как результат долгой сосредоточенности.

– Твоя мама не умерла. Руди тоже жив, хотя и сильно пострадал. Тир поднял лицо, на котором читалось страстное желание и одновременно боязнь поверить в услышанное. Ледяной Сокол почувствовал жгучую ненависть к человеку, из-за которого в глазах ребенка появилось такое выражение.

– Но лорд Ваир сказал…

– Лорд Ваир – лжец.

Тир снова прижался лицом к Ледяному Соколу и зарыдал.

– Тир, слушай меня. Слушай. У нас нет на это времени! – Ледяной Сокол погладил острые плечики и пожалел, что здесь нет Хетьи.

Почему она не будит мальчика, несмотря на его отчаянные рыдания? Тупая девка, небось, трахается во сне с Рувисом, или Маем, или Дабом, или Дейром Ренветским, или Сержантом Красные Башмаки, или со всем кавалерийским корпусом Алкетча…

– Тир, слушай меня. – Кажется, буря потихоньку утихала. – Я вытащу тебя отсюда, но ты должен мне помочь. Можешь это сделать?

Тир снова посмотрел на него, вытер глаза и кивнул.

– Молодец. Я сейчас просто тень – у нашего народа это называется хождение без тела – но я думаю, можно вытащить тебя из этой комнаты. Я сейчас оставлю тебя и пойду разведаю, где ты можешь спрятаться за стенами этого Убежища, где мы с тобой встретимся и как туда пройти. Потом я вернусь, все тебе расскажу и заставлю часового выпустить тебя.

– Нет, – прошептал Тир. – Нет, Ледяной Сокол, пожалуйста. Ваир… – Он запнулся, будто даже его губы отказывались произносить это имя. Мальчик сглотнул и заставил себя продолжать. – Ваир заставит меня сказать. Про лестницу. Про комнаты. Для этого он сюда и пришел. Этого он и хочет.

– А что там находится? – Ледяной Сокол нахмурился. Он подумал, что видел все комнаты, но там ничего не было.

Тир отчаянно затряс головой.

– Он заставит меня сказать, – снова прошептал он. – Бектис заставит. Он может наложить на меня заклятие. Ледяной Сокол, пожалуйста…

Мальчик снова задрожал и начал икать, и Ледяной Сокол снова погладил его по плечам.

– Т-ш-ш. Очень хорошо. – Он быстро думал. По правде говоря, он даже не знал, сколько у него осталось времени до того, как Ваир начнет выполнять задуманное. – Ты хорошо знаешь это Убежище? Есть на первом уровне место, где ты можешь спрятаться? Близко к дверям, так, чтобы ты быстро туда добежал?

Тир кивнул.

– Тут есть места, где Бектис меня не найдет. Места, где колдовство не действует. Там, наверху, – и он показал на потайную лестницу, – одно из таких мест, но оно все заросло растениями.

– А другое такое место ты найдешь? Вот и хорошо. Когда я уйду, ты должен проснуться и выйти из комнаты сразу же, как только часовой откроет дверь. Иди тихонько, чтобы не разбудить Хетью.

– А можно Хетье пойти со мной? Ледяной Сокол, пожалуйста! – добавил он, чувствуя, что воин напрягся, и вцепился в волчью шерсть его куртки, словно боясь, что Ледяной Сокол отшвырнет его в сторону. – Ей меня жалко, и она ненавидит Ваира так же сильно, как и я, и она помогала ему только потому, что боялась его. Он сделает ей очень больно, если я убегу, а она – нет. Пожалуйста!

– А если она решит, что в ее интересах вам обоим остаться? – Он до сих пор помнил ее в Долине, перепачканную кровью клона, помнил, как она выдирала себе волосы, изображая испуг. Помнил, как она смотрела на Убежище, помнил, как она говорила голосом Оале Найу.

– Не решит. Пожалуйста. – Глаза мальчика наполнились слезами, и он часто заморгал, чтобы они не потекли по щекам. Это не было жалостью неразумного дитяти – он по-настоящему боялся за жизнь той, что оказалась его единственным другом. – Она помогала мне, Ледяной Сокол. Я не могу бросить ее здесь.

Ледяной Сокол вздохнул. Все осложнялось.

– Дай мне сначала поговорить с ней.

Ей снился Рувис. Или Май, или Даб, или шут его знает, кто именно – некто с длинными светлыми волосами и мускулистыми ягодицами. Ледяной Сокол пнул Хетью в плечо. Она вывернулась из-под мужчины и села, испуганная и недовольная. В волосах ее застряло сено. Они лежали в амбаре… похоже, дело происходило до появления дарков. Широкие окна были распахнуты, в них лился лунный свет и запах лета. Ей было не больше семнадцати.

Какая красивая, подумал Ледяной Сокол. Радостная дикарка, похожая на лошадь весной.

– Ты? – спросила она обеспокоенно и нахмурилась. – Ты один из тех…

– Кто спас тебя в Долине, когда луна была в последней четверти. В общем, я дурак.

Она провела руками по волосам, чтобы вычесать из них сено, и потянула вверх платье, прикрывая груди – мечту любого моряка. Ее симпатичный любовник превратился в игру лунного света, а семнадцатилетняя девчонка исчезла, уступив место нынешней зрелой женщине.

– Я могу вывести тебя отсюда, – коротко сказал Ледяной Сокол. – Ты пойдешь? Тир отведет тебя в потайную комнату, а я пока отыщу, где можно спрятаться снаружи Убежища в следующий раз, когда откроют Врата. Похоже, Тир тебе доверяет.

Она поджала губы и отвернулась.

– Бедный мальчик. Несчастное дитя.

– Действительно, несчастное дитя, если его некому охранять, кроме тебя, – парировал Ледяной Сокол, и она полоснула его гневным взглядом. – Или ты предпочтешь остаться шлюхой Ваира?

Она замахнулась на него с перекошенным от ярости ртом, но он схватил ее за запястья и отшвырнул в сторону. Она вывернулась и потерла запястья – во сне оба они обладали физическим обликом или, по крайней мере, очень хорошей иллюзией такового. В глазах Хетьи потихоньку угасал гнев. Так уходит пламя пожара.

– А что, у меня есть выбор, верзила? Пусть лучше меня бы убили, как почти всех женщин в Прандхайзе, и это после того, как они все по очереди и вместе поимели нас, как хотели? Или пусть меня отдали бы каким-нибудь бандитам в обмен на мулов и овец, с которыми Его Безнравственность может отправиться на осаду Ренвета?

Ледяной Сокол спокойно спросил:

– Именно это произошло с твоей матерью?

– А вот мамашу мою оставь в покое, сопляк. – Она отвернулась, тяжело дыша, лицо ее скрылось под спутанными прядями волос.

– Моя мать умерла позапрошлым летом, – сказала она наконец. – Ну, в то время года, которое считается летом, когда пшеница сгнила на корню, а мы убили и съели всех котов в округе. Тогда в лесах жили какие-то мерзкие твари, и они убили кое-кого в Убежище – двух маленьких детей и пастуха, которого мать учила, несмотря на все гадости, которые его родители говорили про ведьм и духов. Они, я думаю, и убили мою мать – эти твари из леса.

Она начала грызть ноготь, уголки ее алого рта печально опустились.

– Когда Ваир и его вонючая команда пришли к Убежищу, им не пришлось шибко мучиться с нами – кто бы это сказал «нет»? Ее Светлость строили Убежище против дарков, но оно рушилось, и его чинили, и оно снова рушилось – мамаша говорила, что видела следы всего этого. Бектису с его поганой хрустальной Рукой там и делать-то было нечего.

Она снова вздохнула и начала шнуровать корсет. Ледяной Сокол поставил ногу рядом с вилами и положил правую руку на меч. Даже во сне, будучи бесплотным духом, он не даст застать себя врасплох.

– Мать говорила, мол, чем больше мы знаем про Убежище – да вообще, чем больше хоть кто знает обо всем на свете – тем больше у нас шансов. Она изучала все, до чего могла добраться. Когда она отыскала все эти свитки, и бумаги, и золотые и стеклянные таблички, которые валялись в подвалах Убежища, она не отдохнула ни минуточки, пока все до одной не прочитала. Она такая была, уж не знаю, поймешь ты или нет.

– Я понимаю. – Ледяной Сокол снова вспомнил собрание таких же вещей у Джил-Шалос и ее вечно перемазанные чернилами, перебинтованные пальцы.

– Ну и вот, в Убежище было полно всяких аппаратов, – продолжала Хетья. – Всяких штук, про которые Дегедна Марина ничего не сказала госпоже Минальде, а мы находили все новые и новые. Их отыскивали и в подвалах, и в гробницах в холмах севернее Прандхайза. Некоторые находили всякие части у себя на полях – вроде как их закапывали в землю, чтобы насекомые не жрали кукурузу – ну, так они говорили. Эти штуки, например, подсовывали под матрас – и мужик мог быть прям героем – по семь раз за ночь, хотя, как я понимаю, это только разговоры – очень уж им этого хотелось, вот и все. В общем, кто эти штуки находил, сколько бы мамаша ни просила, и Ее Светлость ни приказывали, а они их ломали на куски и продавали всем, кто хочет: за землю рядом с источником, за комнату возле фонтана или уборной, да просто за хороший железный котелок. Я, когда могла, все время покупала для нее эти куски. Говорила ей, что продаю свое шитье.

Она посмотрела на него глумливым взглядом.

– Ага, – сказал Ледяной Сокол.

– Ну и вот. – Она снова вздохнула. – А потом уж и вовсе бесплатно. У мамаши были всякие пергаменты, рисунки этих штук, и как некоторые из них работают, все написано, насколько она в этом разбиралась, но заставить их работать могли только волшебники. Она говорила, что целую кучу этих объяснений просто не поняла, а может, часть за столько лет потерялась. – Хетья пробралась к окну и уставилась в темное небо, в котором сияла нефритовая луна.

– Нравится?

Ледяной Сокол подошел к ней. За ивовыми плетнями угадывались скошенные луга и аккуратные сады, зрелые фрукты висели среди темно-синей листвы. Овцы щипали траву; кто-то играл на мандолине.

Он подумал: «Вот где сердце ленивых грязекопателей». Но в голосе Хетьи звучала гордость.

– Отец страх как любил эту ферму, вкладывал в нее душу и сердце, а землю просто поливал своим потом. Он меня все спрашивал, за какого своего обожателя я выйду замуж, чтобы он стал учить его, как управляться с фермой. Он и меня пытался учить. Бедный мой папа. – Она задумчиво покачала головой. – Я была уж очень дочерью своей матери, крестьянский труд мне был не по нраву, только ее могущества у меня не было. Даже когда она все это читала, я просто выбирала там кусочки, чтобы повеселиться. Я так и не выучила этого списка Правильных Имен, который она-то знала наизусть, и не умела отличить сассафраса от кизила. А когда появился Ваир со своими ребятами и начал выискивать, кого можно выгодно продать, я закатила глаза и устроила им припадочек про Оале Найу. Она-то просто принцесса из сказок, которые мы сочиняли с моей подружкой Лотис, когда были девочками. Потом я рассказывала их своей дочке. А Лотис к тому времени, как пришел Ваир, уже умерла.

Она посмотрела на Ледяного Сокола, прикрыв глаза густыми ресницами и ожидая его реакции. Перед ними лежала земля ее отца, спокойная и прекрасная, как Край Ночной Реки до прихода Льда.

«Если кто-нибудь придет в мой сон, – думал в это время Ледяной Сокол, – пойдем ли мы с ним вдоль Ночной Реки в шуршащих камышах, увидим ли, как резвятся выдры в прудах, окруженных березами?..

– И о чем ты думаешь, услышав все это, мой ненаглядный айсберг? Что, мол, это за шлюха такая, что позволяет Ваиру командовать собой?

– Нет, – сказал Ледяной Сокол гораздо спокойнее, чем разговаривал с ней до сих пор. – Все, что я хочу знать, это спрячешься ли ты с Тиром здесь, в Убежище, пока я не смогу вытащить вас отсюда? Будешь присматривать за мальчиком? Не отдашь ли его Ваиру, чтобы спасти свою шкуру?

Хетья вздохнула и прижалась лбом к оконной раме.

– Ты рехнулся. – Голос ее звучал так, словно она до смерти устала. – Он нас отыщет. Ему нужен этот мальчик. Уж не знаю, что ему такое известно, но Ваир его из своих лап не выпустит.

– Убежище большое, – отозвался Ледяной Сокол. – Тир его знает. А ты случайно не в курсе, чего Ваир так добивается?

Она отрицательно качнула головой.

– Я не уверена, что малыш и сам-то это знает, бедный ягненочек, судя по тому, что Бектис говорил нашему вонючеству о воспоминаниях Дома Дейра. Если все эти воспоминания такие чертовски точные, что же старый Элдор не вспомнил, как они разбили дарков наголову, и не дал помереть тысяче человек, которые могли бы остаться в Прандхайзе и не пустить туда бандитов? Лжецы, – прошептала она, в отчаянии закрыв глаза. – Все они лжецы.

Печаль заполнила темноту, беспомощная скорбь окрасила ее сон. Где-то далеко Ледяной Сокол увидел отблеск пожаров, услышал торжествующие крики мародеров и вопли женщин.

– Так ты пойдешь с Тиром? – настойчиво спросил он. – Поможешь ему спрятаться? Не выдашь его Ваиру? Ты же понимаешь, как только Ваир вынудит Тира сказать то, что он так жаждет узнать, он тут же отдаст тебя своим солдатам.

Он вновь ощутил вспышку ее ненависти, но оба они понимали, что он сказал правду. Она перевела дыхание и сказала:

– Ладно. Да, друг мой призрак, ты откроешь нам дверь, и я это сделаю. Навряд ли будет хуже, чем сейчас.