Дарвет (№5) - Ледяной Сокол

– Только до вершины перевала, господин мой. Чародея Ингольда в Убежище нет, они послали за мной другого мага. Я ударил его молнией и засыпал перевал снежным бураном. После этого я ежедневно проверял перевал. Заклятия, которые я на него наложил, еще держатся.

– А Ингольд? – Он словно дал Бектису пощечину. Речь его, хотя он и говорил на языке Вэйта, звучала непривычно, даже ударения он ставил неправильно.

– Он все еще в Гае.

Сердце Тира упало, но он подавил непрошеные слезы.

Холодные волчьи глаза уставились на него, оценивая, как они, видимо, оценивали все вокруг, проникая, казалось, вглубь души.

– Зачатый демоном сын Зла… Где девка?

– Я здесь, Ваир на-Чандрос. – Хетья шагнула вперед, вытянувшись в струнку. – Аниде итбах амраммас а тейелсан – «невежа легко говорит о том, чего не понимает». – Звучные слова лились с ее языка, как волшебная речь чародеев, и лицо ее словно стало длиннее и тоньше, на губах больше не играла широкая ухмылка, карие глаза были холодны, как у жрицы. – Девица Хетья, дочь Уранве, тоже здесь, со мной, но главное, что здесь я, Оале Найу, здесь, на месте, где я стояла три тысячи лет назад, и я не допущу, чтобы мною пренебрегали.

Пришедшие следом за лордом Ваиром что-то пробормотали и поклонились. Ваир тоже слегка наклонил голову.

– Я не хотел проявить неуважение, Владычица, – сказал он. – Я приношу извинения за то, что язык мой так неуклюж. Аппарат, на котором вы научили нас работать, просто великолепен, как вы видите сами.

Он показал на людей, столпившихся около повозок у подножья холма. Поначалу Тиру было сложно разобраться, все они были ему незнакомы, все лысые, и он не привык видеть столько черных лиц сразу, но потом он понял, что многие из них были совершенно одинаковыми, как и Акулы.

В его сознании из темной глубины памяти всплыло непрошеное слово: тетхин. Их называли тетхин. И в них было что-то ужасное, что вызывало тошноту, что-то, о чем он не желал знать.

– Я надеюсь, второй аппарат тоже будет работать.

– Что сохраняется неизменным после стольких лет?

Она холодно осмотрела его с ног до головы, говоря голосом Оале Найу. Странно было слышать эту речь из уст Хетьи.

– Не люди, разумеется, и не их тела. А вот механизмы, что мы создавали в прошлые дни из адаманта и из нашего могущества, – продолжала она, словно не замечая, что лицо лорда Ваира затуманилось от гнева, – они будут работать так, как должны, можете быть в этом уверены.

С этими словами она повернулась к нему спиной, безмятежно пошла прочь, в чащу, и скрылась за деревьями, оставив Тира одного.

Ваир щелкнул пальцами левой руки. Тир уже заметил, что правую, с крюком вместо кисти, он опускает вниз, прячет в рукаве или в складках белого шерстяного плаща.

– Разбивайте лагерь. Наргуа, Бектис… – Волшебник шагнул вперед, то же самое сделал высокий человек с усами, в таком же белом плаще, украшенном ленточками и драгоценными камнями, обозначающими его звание. – Давайте взглянем на гаденыша.

Тиру хотелось спрятаться за ствол дерева, но он понимал, что это ему не поможет. Кроме того, это было бы недостойно. Когда Ваир, Наргуа и Бектис пошли в его сторону, его охватил ужас при мысли, что этот страшный лорд сразу узнает про нож, спрятанный в башмаке. Он посмотрел в сторону, стараясь успокоить дыхание, и в следующий миг стальные пальцы лорда Ваира, обтянутые белой кожаной перчаткой, ухватили его за подбородок, заставив поднять вверх голову.

Тир смотрел в желтые глаза и видел в них смерть.

Потом Ваир неторопливо отпустил его подбородок и с такой силой ударил его по лицу, что мальчик упал, громко закричав от неожиданности и боли. Серебряный крюк вынырнул из своего укрытия, схватил Тира за рукав и поднял на ноги, разрывая его плоть.

Ваир ударил его еще дважды. Тир всхлипывал, но был слишком перепуган, чтобы плакать громко. Крюк снова поднял его на ноги, потом отпустил рукав, Ваир левой рукой ухватил его за воротник, а крюк просвистел в воздухе и резанул по лицу, разорвав плоть от виска до скулы одним злобным движением. Тир пронзительно закричал от боли; Ваир тряс его так, что голова моталась из стороны в сторону. Тир едва дышал, воротник стягивал его горло, ему казалось, что шея сейчас сломается. Ваир снова резанул его крюком по лицу, едва не попав в глаз.

– Слушай меня, маленький мальчик, – сказал он скрежещущим голосом, и Тир, плачущий от ужаса, чувствуя, что он сейчас потеряет сознание или обмочится, уставился в коварные глаза. – Ты представляешь, с какой легкостью я могу отсечь тебе пол-лица? И оно будет болтаться туда-сюда, как блин? – И он снова потряс мальчика, на этот раз слегка, но Тиру было очень страшно. – Или выковырнуть тебе глаз? Для того дела, ради которого ты тут, тебе хватит и одного глаза. Кивни!

Ослепший от ужаса, Тир кивнул и почувствовал, как металл снова вонзился в его плоть.

Одним движением руки Ваир высвободил крюк и швырнул Тира на землю. Мальчик упал ничком, руки его были связаны за спиной, и он не смог смягчить удар.

Ему казалось, что лицо его распухло, прикосновения воздуха казались прикосновением холодного металла, а кровь, струившаяся из ран, была очень горячей. Он лежал и плакал, не осмеливаясь посмотреть вверх, или шевельнуться, или даже дышать. Что-то сильно толкнуло его в подбородок.

Холодный голос сверху сказал:

– Теперь поцелуй мой сапог и скажи, что ты любишь меня.

Тиру пришлось ползти вперед, упираясь плечами. Он всхлипывал столь отчаянно, что едва мог говорить, но все же заставил себя выдавить слова:

– Я люблю вас, – и поцеловал кожу сапога. Она была холодной и гладкой и пахла воском и кровью.

Ваир пнул его.

– Скажи так, чтобы я услышал тебя!

– Я люблю вас. – Он должен сделать это. Он должен сделать все так, как хочется этому страшному человеку, или тот убьет его.

– Еще раз. Бектис и Наргуа тоже хотят услышать.

– Я люблю вас! – выкрикнул Тир и, всхлипывая, сжался в комок, поджав колени к подбородку.

Ваир пнул его еще раз и отошел. Тир слышал скрип его сапог, когда он тяжело ступал по траве.

– Порез залечите, – приказал он. – Потом явитесь к моей повозке.

Вернулся Бектис, прижал Тира к стволу сикоморы и очень быстро смазал ему лицо какой-то мазью, словно это Тир был виноват в том, что у него появилась эта рана. Маг стянул края раны и забинтовал.

– Прекрати плакать, – приказал он, – иначе господин вернется и заставит тебя плакать по-настоящему. – И поспешил к повозке. Позже, думая об этом, Тир догадался, что Бектис боялся Ваира так же сильно, как и он сам. А пока он просто прижался здоровой стороной лица к стволу и дал волю слезам.

Снова заскрипели башмаки, и Тир обернулся в паническом ужасе.

Но это была Хетья.

Она упала на колени и обняла его. За ней стоял какой-то человек, один из черных воинов, молодой и огромный, как дерево.

– С ним все в порядке, госпожа? – Он протягивал тыквенную миску, полную воды.

– Я надеюсь. Спасибо, дружок. – Она взяла воду и прижала к себе Тира. Он уткнулся головой ей в грудь, отчаянно мечтая целиком спрятаться в ее теле… желая снова стать младенцем, о котором кто-то нежно заботится… желая умереть. Он слышал, как вода льется на траву, и думал – а вдруг они будут бить его за то, что он не выпил ее, или за то, что не сказал спасибо.

– Я принес вот это. – Голос юноши был похож на голос Акулы и звучал как-то странно. – Финики, понимаете? Финики.

Тир почувствовал движение Хетьи и услышал, что она тепло улыбнулась, сказав:

– Спасибо тебе.

– Мой родной отец, он бил меня. Сильно. Но все равно не так. – Повисло неловкое молчание, и Тир ощутил жесткие пальцы юноши, очень нежно прикоснувшиеся к его волосам. Потом зашуршала трава – воин уходил прочь.

Тир свернулся в комочек, стараясь стать совсем маленьким и незаметным. Он плакал, пока не заснул.

Глава десятая

С первыми солнечными лучами они впрягли мулов в повозки и двинулись на север. А Ледяной Сокол, который видел среди поклажи меха и стеганую одежду, зимние сапоги и ледорубы, не удивился.

– Они путешествуют в те края, где холодно, враг мой, – сказал он. Холодная Смерть и Ледяной Сокол присоединились к Потерявшему Путь на закате. – С твоего позволения, когда они пройдут, мы навестим в овраге твое семейство и посмотрим, какой одеждой они могут нас снабдить.

Но, когда повозки уже были рядом с оврагом, лорд Ваир поднял руку и потребовал остановиться. Ледяной Сокол увидел, как люди спустились по склону и вскоре вернулись, волоча за собой распухшие, исклеванные воронами тела.

– Это еще что за охота? – пробурчал Потерявший Путь, и Желтоглазый Пес, лежавший возле него, спрятав нос между лапами, навострил уши, услышав злость в голосе хозяина.

– Для нас – холодная охота. – Ледяной Сокол примостил подбородок на руки. Сегодня утром он побрился, но после того, как ему пришлось шесть ночей подряд спать прямо на земле, ему очень хотелось долго отмокать в ванне на первом южном уровне Убежища или сходить в парную баню, которые имелись на зимних хуторах у его народа. – Лично мне совершенно не хочется идти в их лагерь, хоть в своем теле, хоть без него, чтобы позаимствовать там парочку меховых шуб.

Потерявший Путь помотал головой.

– И не нужно. Когда мы готовились к нападению, мы оставили одеяла, теплую одежду и еду в лисьей норе на берегу, отсюда всего в лиге вверх по реке. Но вот это… Неужели нельзя просто оставить мертвецов покоиться в мире?

– Мертвецы не страдают, когда коршун терзает их тела, – заметила Холодная Смерть и дернула Желтоглазого Пса за шерсть на лапе. Он повернул голову и терпеливо посмотрел на нее.

– Тьфу!

– Они забрали еще и те трупы, что остались после вчерашней резни, – задумчиво сказал Ледяной Сокол. – И сложили их вон в ту последнюю телегу… Смотрите!

Бектис, выглядевший совершенно ослепительно в шубе из стеганого бархата с огромным горностаевым воротником, и в белых лайковых перчатках, вышел из повозки, в которой ехал, и направился к той самой последней телеге, от которой сильно воняло, несмотря на весенний ветерок.

– Он что, колдует с костями мертвых?

– Скорее всего, накладывает заклятья, чтобы они не разлагались.

– Лучше бы он наложил заклятье на свое сердце. – Потерявший Путь нахмурился. – А заодно на сердце этого черного саблезуба, который хочет причинить боль ребенку.

Бектис поднял руки, обтянутые перчатками, и сделал несколько пассов над повозкой, наполненной трупами. Его длинные белые волосы развевались на ветру. К ночи они совсем спутаются, подумал Ледяной Сокол. Единственный способ противостоять ветру на равнинах – заплетать волосы в косички. Потом волшебник забрался обратно в свою повозку, закутался в одеяла и натянул на голову капюшон. Длинноусый Наргуа развернул коня и поднял руку. Заскрипели колеса, и караван двинулся дальше.

Поскольку в пустынной прерии невозможно было упустить караван, Ледяной Сокол, Потерявший Путь и Холодная Смерть забрали из лисьей норы куртки и одеяла, пеммикан и короткие, тяжелые боевые топоры, навьючили все это на своих лошадей и пошли обследовать оставленный лагерь.

– Эти клоны, как ты их называешь, упали и умерли вчера, – сказал Потерявший Путь, роясь в мусоре и золе. – Они падали там, где стояли, как люди, которых внезапно настигла тяжелая болезнь. Но ни женщина, ни Мудрейший не сделали ни малейшей попытки отмыться или перенести лагерь в другое место. Запахов снадобий тоже нет.

– А тела они забрали с собой. – Ледяной Сокол рассматривал землю в том месте, где лежал один из клонов. По ней потоптались; кроме того, там было много лошадиного навоза. На желтых листьях виднелись странные пятна, а по следам тяжелых башмаков и ног, обмотанных сыромятными полосками кожи, было видно, где именно трупы поднимали и тащили в повозки.

– Я полагаю, что аппарат, который возит за собой Ваир, делает воинов не из воздуха, а из плоти умерших.

– Это плохая охота. – Потерявший Путь потеребил кончик уса. – А теперь ты говоришь, что мои братья погибли, не зная, что сотворят с их плотью и костями. – Он прикоснулся к тому месту, где под рубашкой из оленьей кожи у него были спрятаны плоские, красиво вышитые кошели духов Голубой Сойки, Волчьей Кости, Гневного Крика, Малинового Куста. – Одно дело, враг мой, кормить своим мясом грифов. Грифы – тоже наши братья и сестры, поэтому все возвращается домой, к Праотцам. Но эта ворожба, это зло… – Он потряс головой. – Этого я никогда не прощу.

Холодная Смерть выкрикнула ветру имена лошадей, и они пришли, труся вверх по склону из заросшего высокой травой оврага, пофыркивая и прядая ушами – Зола, Пожиратель Скорпионов, Боящаяся Цветов, а с ними еще две лошади, сбежавшие во время набега, тоже навьюченные одеялами, мехами и провизией.

Они сели верхом и направились на север, туда, где скалы, да ущелья, да лавовые покровы, которые называются Проклятые Земли. Караван шел, и Ледяной Сокол следовал за ним, и от трупов то и дело начинало нести зловонием, и тогда Бектис повторял свои заклинания, пользуясь хрустальным браслетом. Луна прибывала, и стала полной, и снова начала убывать, а где-то позади, как точно знал Ледяной Сокол, двигались Говорящие со Звездами, как грифы, ожидающие, чтобы больное животное наконец пало.

В Проклятых Землях не было никаких дорог, но караван безошибочно двигался на север и немного на запад, не останавливаясь, ничего не уточняя и не высчитывая. Ледяной Сокол припомнил бледную тропу в траве, невидимую с земли и прямую, как тетива. Вечерами, точнее, при наступлении сумерек, когда траву схватывало инеем, Ледяной Сокол видел, как Ваир на-Чандрос и женщина по имени Хетья прохаживались вдоль повозок, а между ними шел Тир. Тир с каждым днем выглядел все более изможденным и худым. Ледяной Сокол никогда не подходил достаточно близко, чтобы услышать, о чем они говорят – он не осмеливался из-за Бектиса, но ему казалось, что именно Тир показывал на прогалины между холмами и определял направление при тусклом свете звезд.

Земля становилась все суровее. Глинистые холмы, все более крутые, были испещрены вымоинами и овражками. На равнинах в темноте светился сланч. Ледяной Сокол дважды превращался в тень, осматривал лагерь и пытался найти возможность вырвать Тира из железной хватки Ваира. Но Тир почти все время был связан, и вокруг него постоянно находилось множество охранников. Холодная Смерть была очень грозным воином и шаманом, о чем не всякий мог догадаться, глядя на нее, но из-за хрустальной руки Бектиса даже ее поддержки могло не хватить, чтобы благополучно выкрасть мальчика. Ваир мог убить Тира, лишь бы не дать ему бежать. Несмотря на все ее легкомыслие, Ледяной Сокол любил сестру и не хотел бы увидеть, как из хрустальной руки Бектиса вырывается молния и поражает ее, как поразила Руди. У них была только одна попытка, и эта единственная попытка должна была оказаться успешной.

Непонятно, что именно требовалось Ваиру, но это «что-то» находилось на севере.

Ледяной Сокол вновь и вновь вспоминал тропу, которую видел сверху. Несомненно, работа Былых Времен, о которых не помнили люди Истинного Мира. Он спросил о ней Холодную Смерть, но Холодная Смерть, которая знала свойства каждой травинки и корешка на бескрайних равнинах Истинного Мира, которая знала имя ки каждого дерева и ручейка, сказала только:

– Я никогда об этом не слышала, брат мой.

И Потерявший Путь, который мог рассказать (и по ночам рассказывал) подробности о любой лошади, принадлежавшей его народу и тем кланам и племенам, у кого Народ Пустых Озер отбирал в набегах коней; который мог определить следы мамонтов и каждого мускусного быка и оленя в полудюжине стад, да еще и рассказать про каждого историю, только покачал головой и сказал:

– Это глупо. На Севере нет ничего, кроме Льда. Зачем бы прокладывать туда дорогу?

– Именно это я и пытаюсь понять, – раздраженно сказал Ледяной Сокол, хотя знал, что точно такой же ответ получил бы и от Полдня, и от любого его друга – будь то Красная Лисица, или Не Спящий Всю Ночь, или Пятьдесят Любовниц. Потерявший Путь мог, как и любой другой житель Истинного Мира, говорить о привычках давно вымерших животных, или вспоминать мельчайшие подробности военных сражений и охот, происходивших много поколений назад, но совершенно не интересовался тварями, порожденными сланчем, которые бродили по холмам, с которых ушли газели и носороги, мешковатыми бесформенными созданиями, про которых Холодная Смерть сказала, что это изуродованное подражание той жизни, которая была когда-то в прошлом.

«Почему?» – не понимал Ледяной Сокол. «Потерянные сны, – объясняла Холодная Смерть, – вплетенные в сланч и бездумно воплощенные в жизнь». Но чьи сны? И что же это за мир, который породил их?

Наверное, немного пристыженно думал Ледяной Сокол, я нахожусь под сильным влиянием обычаев цивилизованных людей. Ему не очень хотелось говорить об этом с сестрой или с Потерявшим Путь.

Действительно, не в привычках Говорящих со Звездами было выказывать интерес к вещам, не имевшим отношения к жизни в Истинном Мире.

Но дорога никуда не исчезла. И чем холоднее становилось, чем больше земли покрывал сланч, который не шуршал даже от резких порывов ветра, чем больше безмолвных его обитателей появлялось вместо животных, которые раньше мирно паслись в этих умирающих прериях, тем приятнее звучали для Ледяного Сокола отдаленное жалобное блеяние овец Алкетча и скрип повозок, потому что только эти живые звуки нарушали теперь безмолвие мертвых земель.

Весна была в самом разгаре, но становилось все холоднее, и грозы, раньше ежедневно бушевавшие над этой землей, давно прекратились, и птицы исчезли. Остался только ветер, пахнувший камнем и мокрым снегом.

Днями они следовали за караваном, а ночами работали, срезая, где только возможно, молодые деревца гикори и делая из них снегоступы и полозья для саней. Кроме того, они кроили куртки из шкур бизона, мускусного быка и овец, а потом сшивали их сухожилиями – мехом и внутрь и наружу.

Дважды караван останавливался на целый день около больших рек. Ваир, Наргуа, Хетья и некоторые воины грели воду и мылись в специально приспособленной для этого палатке, а священники проводили обряды во славу Истинного Бога.

Наконец однажды Ледяной Сокол увидел, как вдалеке сверкает нечто бело-голубое, вспыхивая в свете холодного солнца.

Слишком рано, подумал он, слишком рано. Они должны сейчас приближаться к осиновым рощам, к березовым и кленовым лесам, к речкам и лугам, расположенным южнее Края Ночной Реки, к летним пастбищам его народа, к дому, который навсегда остался в его сердце.

Об этом говорил Потерявший Путь; об этом говорила Холодная Смерть. Но сердце не верило. Край детских радостей, земля, на которой он должен был стать вождем своего народа, была потеряна для него навсегда, погребена под тяжестью времен, снегов и судьбы. Приходилось признать, что он видит Льды Севера.

* * *

– Я болела во время путешествия. – Хетья мрачно уставилась в свинцовое утро глазами Оале Найу. – Пришли дарки и окружили наш лагерь. Мы, маги, сражались с ними, огородив лагерь стенами огня и молний. Но их могущество невероятно. – Она потерла бровь, словно пытаясь стереть воспоминания. – Мы выжили, но многие из нас долго лежали после этого, как мертвые, не в силах пошевелиться или сказать что-либо.

Она искоса взглянула на Тира с непонятным выражением, прикрыв рот тяжелым воротником.

– Вы помните это, лорд Альтир?

Тир поежился, хотя был укутан в меховую шубу, великолепное одеяние, сшитое по моде Юга. Ее дал Тиру Ваир, потому что с каждым днем становилось все холоднее и, несмотря на май, ночами ударял мороз. Но даже через парчу и рысий мех, укрывавшие его худенькие плечи, крюк лорда Ваира ранил его плоть. Впрочем, не это было самым ужасным. Гораздо хуже бывало, когда он начинал своими бледными глазами сверлить затылок Тира.

– Я не… – начал Тир и увидел что-то странное в ее взгляде. Из-под маски Оале Найу выглядывали испуганные глаза Хетьи. Он сглотнул и кивнул. – Я не… я не помню их имен. – Впервые в жизни он солгал, говоря о своих воспоминаниях. Тир быстро отвернулся и уставился на равнину. Вода покрывала камни и чахлую траву, в ней плавали бледно-голубые льдинки, солома и хрупкие розовые песчаные лилии. Пятна сланча отравляли эти земли, расплываясь все дальше и дальше, но кое-что все же осталось неизменным.

«Выбрось все из головы, – сказал ему как-то Руди. – Не думай о том, что нам может потребоваться, или о том, что пытается узнать у тебя Джил. Рассказывай только то, что ты на самом деле видишь, и неважно, есть в этом смысл или нет».

Было очень трудно выбросить из головы лорда Ваира.

– Дорога шла туда. – Он показал в сторону разрушенной стены из щебня и черных костей, до которой оставалось четыре дня пути по равнине. – Она огибала этот холм справа. Они называли его Великий Хранитель. Там была долина.

– Если мне будет позволено высказаться, – сказал Бектис, поглаживая бороду, – логичнее для дороги огибать этот холм слева, а не справа. Здесь начинается русло, как вы и сами изволите видеть, мой господин. Повозкам тоже легче пройти здесь.

– Так что же, мальчик? – Голос Ваира был бритвой, немедленно рассекшей в воображении лицо Тира, срезавшей наполовину исцелившуюся плоть и обнажившей кости и мозг. – Налево или направо?

Тир закрыл глаза.

Горло, грудь, желудок – все сжималось от ужаса перед предстоящим избиением, перед еще одним ударом крюка. С самого раннего детства Руди учил его доверять своим воспоминаниям, вызывать их легко и спокойно. Если ты ничего не видишь, просто скажи: «Эй, послушайте, я не помню…».

Тиру не хотелось даже думать о том, что произойдет, скажи он Ваиру на-Чандросу: «Эй, послушайте, я не помню».

А вот солгать о том, что он видит – совсем другое дело.

Крюк проколол парчу и защитный слой меха.

– Налево или направо?

Тир почувствовал, как его охватывает паника, и глаза наполнились слезами.

– Дайте ребенку время, чтобы сосредоточиться, – раздался сухой, властный голос Оале Найу. Взгляд Хетьи исчез. – Сумеете вы дать правильный ответ своему школьному учителю, мой господин, если к вашему горлу приставлен нож?

– Направо, – пискнул Тир, как испуганный мышонок. – Я помню, как мы шли… – Он наклонился в сторону, отчетливо видя в памяти караван мулов и лошадей, квадратные плечи отца – отца того, другого мальчика – и его седые волосы, собранные в длинный хвост, и худого невысокого лысого человека, который ехал рядом с ним.

Он помнил, как они наклоняли головы, когда шел дождь. Как жестикулировал, разговаривая, лысый человек. Он был там, и Великий Хранитель неясно вырисовывался перед его внутренним взором.

Они обогнули Великого Хранителя (который сейчас, по прошествии трех тысячелетий, выглядел совершенно по-другому, ниже и шире у подножья, но все же был узнаваем) справа, хотя с того места, где мальчик стоял, не было видно и намека на дорогу на осыпавшемся, покрытом камнями склоне.

– Люди тревожились, потому что они несли… несли в носилках женщину-мага, – добавил Тир. Он прикрыл глаза, представляя, как это должно было быть, и сказал: – Люди с этой стороны, – и он махнул левой рукой, – были выше, чем с этой. – Он махнул направо и замолчал, дрожа от страха и молясь, чтобы Ваир не причинил ему боли.

– Ты же не пытаешься, – тихо сказал Ваир, – завести нас неизвестно куда, мальчик? – Холодный крюк царапнул Тира по щеке. – Или шутить с нами? Предупреждаю тебя, будет только хуже, если ты попробуешь это сделать.

Тир задрожал еще сильнее. Из глаз потекли слезы, из носа – сопли, и он боялся заговорить, страшась последствий – неважно, что именно он скажет. Такое часто происходило с ним в эти дни, и его всякий раз переполнял стыд, но он ничего не мог с этим поделать. Тир покачал головой.

– Скажи «да» или «нет», мальчик, – неумолимо настаивал голос.

Тир собрался с силами.

– Нет, мой господин.

Молчание лорда Ваира было ужасным, потому что невозможно было понять, что произойдет дальше: в нем чувствовались беспричинные гнев и ярость. Люди его тоже боялись, боялись так же сильно, как и любили. На этот раз он только сказал:

– Значит, пойдем направо, – причем совершенно нормальным голосом. – Дорога безопасна, Бектис?

– Надеюсь, что да, мой великий господин. – Придворный маг снова низко поклонился. После того, как он во второй или третий раз попытался наложить чары на повозку с трупами, Бектис уже не снимал хрустальное устройство с правой руки, и не надевал под него перчатку, потому что не мог допустить потери контакта драгоценных камней со своей плотью.

Он баюкал свою хрустальную руку и гладил ее левой рукой, постоянно, но бессознательно, так же, как постоянно оглаживал бороду.

– Ни разу за время путешествия в этих краях я не видел в магическом кристалле Белых Всадников.

– Это еще не значит, что их здесь нет. – Тир выпалил это неожиданно для самого себя. В следующий миг он уже мечтал, чтобы его рот никогда больше не открывался.

Крюк смял его воротник.

– Ты что, насмехаешься над нами, мальчик? Подшучиваешь над взрослыми?

– Нет, мой господин. – Горло у него перехватило, и он мог только шептать. – Честное слово, нет.

Пожалуйста, не делайте мне больно, мысленно умолял Тир, потому что к этому времени он уже усвоил, что просить об этом вслух – только делать себе хуже. Иногда. Не всегда.

– Просто Ледяной Сокол много рассказывал мне про Белых Всадников. Они носят амулеты и возят с собой Мудрейших и шаманов, чтобы шаманы их врагов не смогли их обнаружить.

– Я надеюсь, – холодно и едко заметил Бектис, – что мои знания и умения превосходят знания варваров, гадающих на костях.

– Даже Ингольд не всегда видит Всадников, приходящих в Долину, – сказал Тир. – Честное слово.

Вообще-то Ледяной Сокол никогда не говорил об этом, зато другие дети в Убежище, особенно сироты, с которыми он очень дружил до тех пор, пока все они не погибли в буран Безлетнего Года, шепотом рассказывали истории о том, что Всадники делали с пленниками.

Конечно, Тир был бы счастлив, если бы Ваиру пришлось страдать и мучиться, но ведь они убьют и Хетью.

И люди из каравана лорда Ваира, со многими из которых он познакомился, например, Агал, который принес ему финики, тоже были невиновны и не заслужили такой страшной смерти. То, что он оказался здесь, не их вина.

– Бектис?

– Я думаю, этот ребенок просто решил усложнить нам жизнь, – холодно заметил маг. Он спрятал лицо поглубже в воротник – кончик носа покраснел от холода. – Однако большого вреда не будет, если мы увеличим количество дозоров.

Ваир на-Чандрос отпустил воротник Тира и пошел обратно в лагерь. Следом шли чародей, мальчик и Хетья. Хетья все еще находилась во власти надменной и заносчивой Оале Найу, но все же обняла Тира за плечи. Тир снова плакал, – он очень испугался. Он ненавидел себя за эти слезы и старался не хныкать, когда его видели. Он был сыном Элдора Эндориона и не желал, чтобы его сочли изнеженной девчонкой. Однако после того как лорд Ваир сообщил ему, что Бектис увидел в своем кристалле – его мама и Руди мертвыми сестренка Гиза тоже, он не мог сдержать слез.

Они сказали, что Убежище в осаде, что скоро в него ворвутся и всех убьют. Ему некуда было идти, не к кому приклониться. Во всем мире он знал теперь только Бектиса, Хетью, да лорда Ваира.

* * *

Они вступили в Край Ночной Реки, и клоны начали умирать. Прошло почти три недели после нападения Народа Пустых Озер. Ледяной Сокол не знал, могут ли клоны прожить только несколько недель или же они более восприимчивы к холоду, чем люди. Перед ними, сразу же за холмами бесплодных земель, блестящей стеной высился лед.

Рощи и луга вдоль Ночной Реки были самыми восточными летними пастбищами для бизонов и овец клана Говорящих со Звездами. В памяти остались сочные травы и короткие, светлые ночи. Другие племена устраивали сюда набеги, чтобы браконьерствовать в стадах, принадлежавших Говорящим со Звездами, или воровать лошадей, чьи родословные приравнивались к родословным великих вождей. Потерявший Путь показал место, где он едва не пронзил копьем Ледяного Сокола в Лето Двух Белых Мамонтов, а Ледяной Сокол кичливо сказал:

– Ты промахнулся на десять дюймов, и копье твое было слишком тупым, чтобы пробить мою куртку, – после чего оба засмеялись. Теперь это были бесплодные пустоши, залитые талой водой с ледников там, где не было сланча. Охотиться было невозможно. Все трое питались только пеммиканом и сушеным мясом леммингов, и даже Желтоглазый Пес сильно исхудал.

За несколько дней до этого Ледяной Сокол наткнулся на следы Говорящих со Звездами и, хотя те и заметали их, все же узнал отпечатки копыт коня Голубой Девы по кличке Веселый Убийца. По логике, раз Говорящие со Звездами преследовали караван, они двигались в сторону Ручья Карликовой Ивы, точнее, к тому, что от него осталось. Холодная Смерть гадала и осматривала окрестности. В конце концов она объявила, что видела еще и шайку Земляной Змеи, двести два человека, под предводительством их вождя Розового Цветущего Винограда. Ледяной Сокол раздумывал, знают ли они друг о друге.

Ночами фосфорическое свечение сланча отражалось в мелких озерах талой воды, и над этими светящимися полотнищами при свете укрытых облаками летних звезд Ледяной Сокол наполовину видел, наполовину угадывал движение крыльев демонов. В Долине тоже обитали демоны, но они редко трогали людей. После своих превращений в тень Ледяной Сокол постоянно ощущал их присутствие и чувствовал себя неуютно. Они пищали, ухали и свистели над водой и подражали голосам тех людей, кого Ледяной Сокол знал, когда жил здесь.

Он сидел на часах, закутавшись в толстую накидку из шерсти мамонта, которую соткала какая-то женщина из Народа Пустых Озер, и вдруг услышал голос Полдня: «Я хотел назвать тебя своим сыном». Или он сказал: «Ты предал нас всех, сын мой»? В другой раз ему послышался холодный, протяжный голос Голубой Девы, обещавший отдать кому-нибудь его коней, а потом радостный смех Солнечной Голубки.