Мистер Рипли (№4) - Тот, кто следовал за мистером Рипли

Было совсем темно. Том увидел большой белый дом, дружески мигавший желтоватыми огнями под крышей на террасах с обеих сторон дома. Так легко было себе представить мать, замершую на веранде в ожидании сына, возвращавшегося домой после долгих странствий с котомкой на плече. Том почувствовал, что ему интересен уклад жизни Пирсонов, не просто их дом, а нечто более важное. Справа было море, Том мог разглядеть несколько огоньков, возможно, бакенов и лодок. О! Лили Пирсон — взволнованная мать — и впрямь стоит на веранде! На ней черные брюки и блузка, в сумерках Том не мог разглядеть четко, но ее светлые волосы мелькнули в свете фонарей. Рядом с ней виднелась плотная фигура женщины в белом.

Вертолет коснулся земли. Они вышли, их немного покачивало.

— Фрэнки! Добро пожаловать домой! — закричала мама.

Женщина, стоявшая рядом с ней, оказалась негритянкой; улыбаясь, она тоже двинулась навстречу, чтобы помочь с багажом, который Юджин и стюард вытаскивали из вертолета.

— Привет, мам! — Фрэнк несколько неуверенно (или напряженно?) обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.

Том смотрел на них издали, он все еще находился на лужайке. Мальчик смущен, но он любит мать, подумал Том.

— Это Евангелика, — сказала Лили Пирсон, указывая Фрэнку на темнокожую женщину, направляющуюся к ним с чьим-то чемоданом в руках. — Мой сын Фрэнк, а это — Джонни, — пояснила она Евангелине. — Как дела, Ральф?

— Прекрасно, благодарю вас. Это...

Фрэнк перебил Турлоу:

— Мам, это Том Рипли.

— Я так рада познакомиться с вами, мистер Рипли! — Подведенные глаза Лили Пирсон изучали Тома, хотя ее улыбка казалась вполне искренней.

Они прошли в дом. Лили предложила им оставить куртки и плащи в холле. Они перекусили или голодны? Евангелина приготовила холодный ужин, если кто-то хочет есть. Голос Лили звучал спокойно и дружелюбно. В ее произношении, как показалось Тому, смешались нью-йоркский и калифорнийский акценты.

Они расположились в просторной гостиной. Юджин исчез в том же направлении, что и Евангелина, видимо на кухне, где наверняка собрался весь экипаж вертолета. Картина Дерватта, о которой Фрэнк упоминал во время своего второго визита в Бель-Омбр, висела здесь, в гостиной. Это была «Радуга», подделка Бернарда Тафтса. Том никогда ее не видел, просто вспомнил название: четыре года назад владельцы Бакмастерской галереи сообщили ему о продаже картины. Том вспомнил также описание Фрэнка: беж внизу, беж на крышах городских зданий и темно-розовая с легкой зеленью радуга над ними. «Все нечеткое и неровное, — сказал тогда Фрэнк. — Нельзя определить, что это за город, Мехико или Нью-Йорк». Так и было, Бернард хорошо потрудился, энергично и уверенно, особенно над радугой. Том с облегчением отвел глаза, не ожидая, пока миссис Пирсон спросит его, действительно ли он является поклонником Дерватта. Лили Пирсон беседовала с Турлоу. Турлоу рассказывал ей о парижских событиях (телефонных переговорах) и о том, как Фрэнк с мистером Рипли провели пару ночей в Гамбурге (после Берлина), о чем Лили, конечно же, знает. Странно, подумал Том, сидеть на диване, превосходящем по размерам его собственный, напротив камина, тоже большего, чем в его доме, над которым висит поддельный Дерватт, такой же, как «Мужчина в кресле» у него дома.

— Мистер Рипли, я знаю от Ральфа, какую фантастическую помощь вы нам оказали, — сказала Лили, прищурив глаза. Она сидела на огромном зеленом пуфе между Томом и камином.

«Фантастическую» — для Тома это слово было из лексикона подростков. Он вдруг осознал, что сам употребляет это слово только мысленно, но никогда не произносит вслух.

— Скорее небольшую реальную помощь, — скромно отозвался Том.

Фрэнк, а за ним и Джонни покинули гостиную.

— Я хочу отблагодарить вас. Я не могу выразить этого словами, потому что... я знаю, вы даже рисковали жизнью. Так сказал Ральф. — Дикция у нее была четкая, как у всякой профессиональной актрисы.

Неужели Ральф Турлоу был так любезен?

— Ральф говорит, что вы даже не обращались в полицию там, в Берлине.

— Я подумал, что лучше обойтись без полиции, если, конечно, получится, — сказал Том. — Нередко похитители впадают в панику. Я говорил об этом Турлоу. Мне кажется, похитители не были профессионалами. Слишком молоды и неопытны.

Лили Пирсон медленно изучала его. Она выглядела моложе сорока, хотя ей бьио немного больше; стройная, подтянутая, с голубыми глазами, которые Том уже видел на портрете в Нью-Йорке, по-видимому, натуральная блондинка.

— Фрэнк не пострадал, — сказала она, как будто удивляясь этому факту.

— Нет, — подтвердил Том.

Лили вздохнула, взглянула на Ральфа, снова Тома:

— Как вы познакомились с Фрэнком?

В этот момент Фрэнк вернулся в гостиную. Уголки его губ были напряженно растянуты. Том предположил, что он искал письмо или какое-то сообщение от Терезы, но опять ничего не нашел. Он переоделся, теперь на нем были голубые джинсы и светло-желтая рубашка. Он слышал последний вопрос.

— Я встретил Тома в городе, где он живет, — ответил Фрэнк. — Я устроился на временную работу в пригороде, занимался садом.

— Правда? Ну хорошо, тебе всегда нравилось это занятие. — Его мать выглядела немного смущенной. — А где находится этот город?

— Море, — ответил Фрэнк. — Я там работал, Том живет в пяти милях оттуда. Городок называется Вильперс.

— Вильперс, — повторила мать.

Ее акцент заставил Тома улыбнуться, и он стал разглядывать «Радугу». Она ему определенно нравилась.

— Это к югу от Парижа. — Фрэнк выпрямился и продолжил, выговаривая слова, как показалось Тому, с особой тщательностью: — Имя Тома я знал, потому что отец пару раз упоминал о Томе Рипли в связи с нашим Дерваттом. Помнишь, мама?

— Честно говоря, нет, — отозвалась Лили.

— Том знаком с сотрудниками галереи в Лондоне, не так ли, Том?

— Да, верно, — спокойно ответил Том. Фрэнк собирался похвастаться знакомством с ним, как с важным человеком, и, может быть, осторожно подготовить мать и Турлоу к вопросу о подлинности некоторых картин, подписанных Дерваттом. Собирался ли Фрэнк защищать Дерватта и все картины Дерватта, даже если некоторые из них были подделками? Но продолжить им не удалось.

В соседней комнате Евангелина не спеша расставляла на столе тарелки и вино, а Юджин помогал ей. Лили предложила Тому осмотреть дом.

— Я буду очень рада, если вы проведете этот вечер с нами, — сказала она, поднимаясь наверх.

Она привела Тома в большую квадратную комнату с двумя окнами, которые, по словам Лили, выходили на море, хотя его сейчас не было видно, за окном царила тьма. Мебель была белая с золотом, рядом находилась ванная, тоже белая с золотом, даже полотенца были желтыми, а различные мелочи, например ящички комода, были украшены золотыми завитками, вероятно, в подражание стилю Людовика Четырнадцатого.

— А если по правде, что с Фрэнком? — спросила Лили, сдвинув брови, отчего на ее лбу пролегли три тревожные складки.

Том воспользовался моментом:

— Я думаю, он влюблен. Влюблен в девушку по имени Тереза. Вам что-нибудь о ней известно?

— О! Тереза... — Лили оглянулась на неплотно закрытую дверь. — Это тринадцатая или четырнадцатая девушка, о которой я слышу. Не то чтобы Фрэнк рассказывал мне обо всех своих девушках, но Джонни кое-что известно. А что вы думаете о Терезе? Фрэнк много о ней говорил?

— Нет, совсем нет. Но, по-моему, он и сейчас ее любит. Она же была здесь, в этом доме. Разве вы не встречались?

— Да, конечно. Очень милая девочка. Но ей только шестнадцать. Как и Фрэнку. — Лили Пирсон взглянула на Тома, словно выражая сомнение в серьезности этих отношений.

— В Париже Джонни сказал мне, что у Терезы появилось новое увлечение. Постарше. Я думаю, Фрэнка это тревожит.

— Возможно. Тереза так привлекательна, она безумно популярна. В шестнадцать лет девушки предпочитают тех, кому за двадцать. — Лили улыбнулась, как будто тема была исчерпана.

Том ожидал услышать от нее что-либо о характере Фрэнка.

— Фрэнк переживет это, он забудет о ней, — добавила Лили весело, но с нежностью в голосе, будто Фрэнк находился в соседней комнате и мог их услышать.

— Еще один вопрос, миссис Пирсон, пока у меня есть возможность спросить... Я думаю, Фрэнк убежал из дома, потому что его поразила смерть отца. Это действительно главная причина? Это важнее Терезы, то есть Фрэнк говорил мне, что в это время она еще не охладела к нему?

Казалось, Лили подбирает слова, прежде чем ответить:

— Фрэнка смерть отца расстроила больше, чем Джонни, я знаю. Джонни всегда витает в облаках: увлечение фотографией, его девушки...

Том взглянул на искаженное лицо Лили и спросил себя, осмелится ли он спросить ее, верит ли она в то, что ее муж покончил с собой.

— Смерть вашего супруга сочли несчастным случаем, я читал об этом в газетах. Его коляска упала со скалы.

Лили повела плечом, будто по ее телу пробежала судорога:

— Я действительно ничего не знаю.

Дверь оставалась приоткрытой, Том хотел было ее закрыть, предложить Лили присесть, но вдруг лишнее движение прервет разговор, помешает Лили сказать правду, если, конечно, она ее знает?

— По вашему мнению, все-таки это был несчастный случай или самоубийство?

— Я не знаю. Склон покатый, и Джон никогда не подъезжал к самому краю. Это было бы глупо. Наверняка его коляска сломалась. Фрэнк сказал, что мотор неожиданно взвизгнул... Зачем ему было заводить ее, если он не хотел... — Снова взгляд из-под сведенных бровей. — Фрэнк побежал к дому... — Она не могла продолжать.

— Фрэнк говорил мне, что ваш муж очень расстраивался из-за того, что сыновья не интересуются его делом. Я имею в виду бизнес Пирсонов.

— О! Это правда. Я думаю, бизнес внушает мальчикам ужас. Они считают это слишком сложным, или просто им это не нравится. — Лили взглянула на окно так, будто бизнес, подобно жуткому темному урагану, мог ворваться в комнату. Конечно, Джон был разочарован. Вы знаете, отец всегда мечтает, чтобы хотя бы один из его сыновей продолжил дело. Но в семье Джона были и другие люди, которые могли бы взять дело в свои руки. Николас Берджесс, например. Правая рука Джона, а ведь ему только сорок. Мне тяжело думать, что равнодушие мальчиков могло привести Джона к самоубийству, но, мне кажется, это возможно: он действительно очень стыдился коляски. Он устал от этого, я знаю. И потом закат, он всегда расстраивался при виде заката Вернее, не совсем так... это как-то влияло на него. Счастье и печаль, как будто что-то заканчивается. Не само солнце, а сумерки, нависавшие над водой перед ним.

Итак, Фрэнк побежал домой. Лили рассказывала, будто видела все своими глазами.

— Фрэнк всегда ходил с отцом на скалу?

— Нет. — Лили улыбнулась. — Бедный Фрэнк. Он сказал, что в тот вечер Джон сам попросил его сходить с ним. Джон часто просил его. Он всегда больше рассчитывал на Фрэнка, чем на Джонни, но это между нами. — Она лукаво улыбнулась. — Джон говорил: «Фрэнк более цельный, в нем есть стержень, если бы я только мог заставить его проявиться. Это видно по его лицу». Он имел в виду, что по сравнению с ним Джонни был более — не знаю, как сказать, — мечтательным, что ли.

— Читая о вашем муже, я вспомнил о Джордже Вильямсе. Наверное, у Джона тоже были периоды депрессий?

— О нет. — Лили снова улыбнулась. — Он мог быть суровым и беспощадным на работе, мог огорчаться, если что-то не ладилось, но это не депрессии. Пирсон, Корпорация, Бизнес — как бы он это ни называл, это было для него подобием большой партии в шахматы. Так говорят многие. Сегодня вы выигрываете, завтра проигрываете, но игра никогда не заканчивается, даже сейчас, когда Джона уже нет. Нет, Джон был оптимистом по натуре. Он мог постоянно улыбаться, практически всегда. Даже в те годы, когда уже был в коляске. Он всегда называл ее своим креслом, а не коляской. Но мальчики горевали, если вообще можно употребить это слово, говоря о еще живом отце, потому что в течение такого долгого времени, всей своей жизни, они знали его только как бизнесмена в кресле, рассуждающего о рынке, деньгах и людях — вещах, не всегда им понятных. Он не мог пойти погулять с ними, научить их дзюдо, например, или сделать что-то, что обычно делают отцы.

Том улыбнулся:

— Дзюдо?

— Джон занимался дзюдо в этой самой комнате! Она не всегда была комнатой для гостей.

Они направились к двери. Том взглянул на высокий потолок, пол, на котором вполне могли разместиться маты для кувыркания. Компания внизу, в гостиной, закусывала, или «толпилась в буфете», как обычно говорил в таких случаях Том, хотя сейчас места было достаточно и никто не толкался локтями. Фрэнк пил кока-колу прямо из бутылки. Турлоу стоял с Джонни у стола со стаканом виски с содовой и тарелочкой с закуской.

— Выйдем, — предложил Том Фрэнку.

Тот опустил бутылку.

— Куда?

— На лужайку. — Том заметил, что Лили подошла к Турлоу и Джонни. — Ты спросил о Сьюзи? Как она?

— Она устала и легла спать, — ответил Фрэнк. — Я говорил с Евангелиной. Что за имя! Она принадлежит к секте каких-то фанатиков. Говорит, что тут всего неделю.

— Так Сьюзи здесь?

— Да, у нее своя комната наверху, в заднем крыле. Мы можем выйти здесь.

Фрэнк открыл большую застекленную дверь, ведущую, по всей видимости, в столовую. Там был большой стол и стулья вокруг него, маленькие столики и стулья вдоль стен, буфеты и даже несколько книжных шкафов. На столе были расставлены тарелки, посередине стоял торт. Фрэнк включил снаружи свет, чтобы пройти по террасе и спуститься на несколько ступенек к лужайке. Слева от лестницы шел пандус, о котором Фрэнк ему рассказывал. Дальше было темно, но Фрэнк сказал, что знает, куда идти. Вымощенная камнем дорожка, белевшая во тьме, шла через лужайку и поворачивала направо. Когда глаза привыкли к темноте, Том разглядел впереди высокие деревья — сосны или тополя.

— Здесь обычно ходил твой отец?

— Не ходил, он был на коляске. — Фрэнк замедлил шаг и сунул руки в карманы. — Сегодня нет луны.

Он остановился и готов был повернуть обратно к дому. Том пару раз глубоко вздохнул и оглянулся на двухэтажный белый дом с желтыми огоньками. Дом с остроконечной кровлей и двускатной крышей крыльца. Тему дом не нравился. Он выглядел новым, без определенного стиля и не был похож ни на дома Юга, ни на колониальные постройки Новой Англии. Очевидно, Джон Пирсон строил его на заказ. В конце концов, это не имело значения.

— Я хотел увидеть скалу, — сказал он Фрэнку. Знал ли Фрэнк об этом?

— Хорошо, это сюда, — ответил Фрэнк, и, ступая по каменным плитам, они углубились во тьму.

Дорожка все еще была видна, Фрэнк шел уверенно, будто знал каждый сантиметр пути. Тополя сомкнулись за ними, потом разошлись в сторону и вот они уже у скалы. Том видит край, он выделяется благодаря светлому камню.

— Море там, — сказал Фрэнк, указывая рукой. Он отошел от края.

— Я догадался. — Том слышал шум волн, тихий, неритмичный, без грохота гальки, скорее даже плеск. А вдалеке, в темноте, Том увидел огонек на носу корабля и, как ему показалось, различил розоватые бортовые огни. Иногда над головой проносились летучие мыши, но Фрэнк, казалось, не замечал их. «Итак, именно здесь все и произошло», — подумал Том; он заметил, что Фрэнк идет за ним, держа руки в карманах джинсов, к краю скалы, смотрит вниз. Том на мгновение испугался за Фрэнка: было очень темно, а он стоял на самом краю, хотя склон действительно был покатый, теперь Том убедился в этом. Неожиданно Фрэнк повернулся и сказал:

— Вы говорили с мамой?

— Да, немного. Я спросил ее о Терезе. Я знаю, она была здесь. Я подумал, может, она тебе написала. — Том подумал, что лучше будет спросить его прямо, чем вообще не спросить о письме.

— Нет, — сказал Фрэнк.

Том подошел поближе, между ними осталось футов пять. Юноша стоял прямо.

— Сочувствую, — проговорил Том. Он думал, что девушка даже не потрудилась позвонить Турлоу в Париж, а теперь, когда Фрэнк нашелся, когда он в безопасности, она просто уходит, ничего не объясняя.

— И это все? Вы говорили только о Терезе? — спросил Фрэнк, как будто больше и говорить-то было не о чем.

— Не только. Я спросил ее, считает ли она смерть твоего отца несчастным случаем или самоубийством.

— И что она сказала?

— Что не знает. Фрэнк, — Том говорил как можно мягче, — она тебя ни в чем не подозревает. И не нужно ее разубеждать. Пусть все идет своим чередом. Как есть. Это уже случилось. Твоя мать сказала: «Самоубийство или несчастный случай — это уже произошло». Что-то в этом роде. Ты должен держать себя в руках, Фрэнк. И я не хочу, чтобы ты подходил так близко к краю. — Юноша смотрел на море, то приподнимаясь, то опускаясь на цыпочках, то ли с вызовом, то ли просто рассеянно, — Том не мог точно определить.

Затем Фрэнк повернулся, шагнул к Тому, обошел его слева, снова повернулся и произнес:

— Но вы-то знаете, это я подтолкнул коляску. Я знаю, вы говорили с моей матерью о том, что она думает об этом, во что она верит, но я же рассказал вам. Ей я сказал, что отец сделал это сам, и она поверила мне, но ведь это неправда.

— Ну хорошо, хорошо, — сказал Том мягко.

— Когда я подтолкнул коляску, я думал о том, что Тереза со мной, что она... любит меня...

— Я понимаю, — ответил Том.

— Я думал, что исключу отца из своей жизни, из нашей жизни — моей и Терезы. Я чувствовал, что отец... портит мне жизнь. Смешно, но Тереза придала мне сил, а теперь ее нет. Не осталось ничего, кроме молчания, ничего! — Его голос дрогнул.

«Странно, — думал Том, — что некоторые девушки предназначены для печали и смерти. Они похожи на солнечный свет, такие активные, живые, веселые, но на самом деле предвещают смерть, и не только потому, что соблазняют свои жертвы, на самом деле они сами могут обвинить парней в том, что те их обманули, на пустом месте, просто вообразят себе». Неожиданно Том рассмеялся:

— Фрэнк, ты должен понять, что в мире есть другие девушки! Особенно сейчас, когда Тереза бросила тебя. Ты тоже должен от нее освободиться.

— Я уже сделал это, да, думаю, это произошло в Берлине. Настоящий кризис был тогда, когда я услышал, что сказал Джонни. — Фрэнк пожал плечами, но на Тома не взглянул. — Я действительно искал письмо от нее, признаю.

— С этого и нужно начинать. Сейчас все кажется ужасным, но у тебя впереди недели и годы! Действуй, Фрэнк... — Он хлопнул Фрэнка по плечу и сказал: — Сейчас пойдем обратно, я тебя задержу всего на минуту.

Тому хотелось заглянуть за край, и он осторожно двинулся вперед, где светлели скалы. Он ощутил гальку и жесткую траву под ногами.

Дальше — пустота. В темноте граница между твердью и пустотой была неразличима, но ощущение пустого пространства было очень сильным. Где-то там, внизу, скрытые мраком ночи, находились осколки, на которых суждено было закончить свои дни отцу Фрэнка. Том услышал за собой шаги и отпрянул от края. На мгновение в его мозгу промелькнула мысль, как бы юноша не столкнул в пропасть и его. «Надо быть ненормальным, чтобы подумать такое!» — упрекнул себя Том, ведь мальчик его обожал. Хотя никто не знает доподлинно, на что может толкнуть человека любовь.

— Ну что — идем? — услышал он голос Фрэнка.

— Да, — произнес Том, отирая со лба холодный пот. Видимо, все дело в переутомлении и разнице во времени, решил он.

21

Том заснул, едва его голова коснулась подушки. Среди ночи он проснулся оттого, что всего его тело судорожно дергалось. Дурной сон? Но Том спал без сновидений. Сколько он проспал — час или больше? И вдруг из холла до него донеслось тихое восклицание: «Нет!». Том выбрался из постели. Теперь он ясно различал два голоса: один принадлежал Фрэнку, другой был слабый, журчащий — женский. До него доносились только обрывки фраз: «...был всегда нетерпеливый... я знаю... по мне, все одно, что... что ты сделаешь».

Вероятно, это говорила Сьюзи, и голос у нее был сердитый. Том уловил в ее речи немецкий акцент. Он мог бы приложить ухо к дверям и расслышать все как следует, но подслушивать было не в его натуре. Он ощупью добрался до постели, зажег ночную лампу, взял книгу, закурил и успокоился.

Интересно, кто кого вызвал на разговор — Сьюзи Фрэнка или он ее? Скорее, это Фрэнк — Том слышал, что рядом справа кто-то тихо прикрыл за собою дверь, а он знал, что там комната Фрэнка. Том погасил сигарету и в туфлях на босу ногу вышел в холл. Из-под двери Фрэнка пробивался свет, и Том постучал одними кончиками пальцев. Тотчас послышались легкие быстрые шаги, и, открыв дверь, Фрэнк шепотом пригласил его войти.

— Это была Сьюзи? — спросил Том.

Фрэнк кивнул.

— У вас окурка не найдется? — спросил он. Том достал из кармана пижамы сигарету, раскурил ее для Фрэнка и спросил, что ей от него понадобилось.

Фрэнк с жадностью затянулся и, смеясь, сказал:

— Она по-прежнему утверждает, будто видела, что я сделал.

— Доведет она себя до нового приступа, — покачав головой, проговорил Том. — Хочешь, я завтра с ней поговорю? Мне интересно на нее взглянуть.

Том оглянулся на закрытую дверь, потому что заметил, что Фрэнк смотрит в ту сторону.

— Она что — любит бродить по ночам? Я думал, она болеет.

— Да она сильна, как лошадь! — вырвалось у Фрэнка. От усталости его покачивало, и он бессильно рухнул на кровать.

Том огляделся: на коричневом старинном столе находились приемник, пишущая машинка, книги и пачка писчей бумаги; на полу, возле полуоткрытой двери гардеробной, — лыжные ботинки и сапога для верховой езды; над столом к большой зеленой доске прикреплены скотчем фотографии рок-исполнителей, в том числе «The Ramones»[25] в синих джинсах; еще ниже — карикатурные картинки и парочка женских фотографий — возможно, Терезы. Том не хотел затрагивать эту деликатную тему и потому не стал рассматривать внимательно.

— Старая дура, — сказал он, имея в виду Сьюзи. — Она никак не могла тебя видеть. Надеюсь, сегодня ночью она больше тебя не потревожит.

— Ведьма она, — сонно пробормотал Фрэнк.

Том вернулся к себе и, не заперев дверь, лег в постель.

Наутро Том попросил разрешения у миссис Пирсон срезать цветы — он хотел навестить Сьюзи.

Лили не имела ничего против. Фрэнк, которому лучше было известно, где что растет, пошел с Томом, и они набрали целый букет белых роз. Том хотел явиться неожиданно, но все же попросил Евангелину оповестить Сьюзи, что он желает ее видеть. Чернокожая служаночка попросила его чуточку подождать.

— Две минутки, — расплываясь в улыбке, сказала она. — Сьюзи хочет привести в порядок свою прическу.

Действительно, вскоре сипловатый (со сна?) голос пригласил его войти. Сьюзи ждала его, откинувшись на высокие подушки. В ее комнате были белые стены, которые от солнца казались еще белее. У нее были желтые с сильной проседью волосы, морщинистое круглое лицо и тяжелые, много повидавшие глаза. Она напомнила Тому какую-то из знаменитых женщин Германии с немецкой почтовой марки, имени которой он не помнил. Левая рука Сьюзи, прикрытая длинным рукавом белой ночной рубашки, недвижно покоилась поверх одеяла.

— Доброе утро, — поздоровался он. — Я — Том. — Он хотел добавить: «друг Фрэнка», но потом подумал, что она, возможно, слышала о нем от Лили. — Как вы сегодня себя чувствуете?

— Хорошо — насколько это возможно в мои годы. Спасибо.

Прямо напротив постели стоял телевизор, что напомнило Тому о больничных палатах, в которых ему приходилось бывать. Правда, все остальное носило следы личного вкуса: старые семейные фотографии, вязаные куклы, книжный шкаф с безделушками и фигурка менестреля — очевидно, в память о детских годах Джонни.

— Рад за вас. Миссис Пирсон сказала, что у вас был сердечный приступ. Наверное, это страшно.

— Страшно только в первый раз, — ворчливо ответила она Настороженный взгляд ее голубых глаз был прикован к лицу Тома.

— Я просто хотел... — начал Том. — Видите ли, в Европе мы с Фрэнком какое-то время были вместе, наверное, миссис Пирсон вам об этом говорила — Ответа не последовало. Том стал искать, куда бы пристроить букет, но ничего не нашел. — Их я принес, чтобы украсить ваше жилище, — сказал Том, протягивая ей цветы.

— Большое спасибо, — отозвалась Сьюзи. Одной рукой она взяла букет, другой нажала на кнопку звонка.

Тут же появилась Евангелина, которой был передан букет, а также велено найти для него вазу. Тому не предложили сесть, но он все же сел на стул.

— Думаю, вы понимаете (он не знал ее полного имени и потому не назвал ее никак), как потрясла Фрэнка смерть отца. Фрэнк выяснил мой адрес во Франции и отыскал меня. Так мы и познакомились.

Она сердито взглянула на него и проговорила:

— Фрэнк нехороший.

Том удержал вздох досады и как можно вежливее и спокойнее сказал:

— Мне он показался очень милым, несколько дней он жил в моем доме.

— А зачем он убегал?

— Он был в полном смятении. Ничего дурного он не делал. (Интересно, известно ли ей, что он украл у брата паспорт?) Молодые люди часто убегают из дома, но в конце концов всегда возвращаются.

— А я думаю, что это Фрэнк убил своего отца! — возбужденно проговорила Сьюзи. — А это страшная вещь! — И она погрозила пальцем.

— Почему вы так решили?

— А вы, похоже, не удивились! Он что — признался вам?

— В чем ему было признаваться? Я просто спросил, почему вы так считаете.

Том недоуменно нахмурился и удивленно поднял брови.

— Потому что я сама видела, или почти видела.

— Видели, что он делал там, возле скалы?

— Вот именно.

— Значит, видели... Вы были на лужайке перед домом?

— Нет, наверху. Но я видела, как он уходил вместе с отцом. До этого он ни разу не сопровождал его. Игра в крокет как раз закончилась, и миссис Пирсон...

— Разве ее супруг тоже играл?

— Ну да! Мистер Пирсон превосходно мог передвигаться, сидя в кресле. Хозяйка всегда просила его принять участие. Хотела, чтобы он хоть немного отвлекся от... от своих дел.

— В тот день Фрэнк тоже играл?

— Да, вместе с Джонни. Потом Джонни, помнится, ушел, у него было свидание, а так они все играли.

Том закинул ногу на ногу. Ему очень хотелось курить, но он решил воздержаться. Сохраняя серьезно-недоуменный вид, он спросил:

— И вы сказали миссис Пирсон, что, по вашему мнению, это Фрэнк столкнул отца с обрыва?

— А как же? — непреклонно отозвалась Сьюзи.

— Миссис Пирсон не разделяет ваших подозрений.

— Вы ее спрашивали?

— А как же! — в тон ей ответил Том. — Она считает, что это либо самоубийство, либо несчастный случай.

Сьюзи фыркнула и устремила взгляд на темный экран телевизора, будто жалела, что он не включен.

— И полицейским вы повторили то же самое?

— Да.

— Что по этому поводу думают они?

— Ну, сказали, будто я не могла этого видеть, потому как была наверху. Глупости это, есть вещи, которые человек нутром чувствует, вот так, мистер...

— Том Рипли. Извините, я не знаю вашей фамилии.

— Шумахер, — ответила она и коротко поблагодарила Евангелину, которая принесла букет уже в вазе и поставила его на ночной столик.

— Если вы не видели своими глазами, как Фрэнк это сделал, — а полиция считает, что вы не могли этого видеть, — осторожно продолжал Том, — вам не следует постоянно об этом говорить. Это очень травмирует Фрэнка.

— Он был рядом с отцом. — Пухлая морщинистая ручка хлопнула по покрывалу. — Что бы там ни произошло — самоубийство или несчастный случай, — Фрэнк ведь мог этому помешать, разве не так?

Тому пришло на ум, что Сьюзи рассуждает вполне логично, но потом он подумал, что современное устройство подобных колясок, вероятно, позволяет развивать значительную скорость. У него не было желания обсуждать со Сьюзи эту тему. Он лишь заметил, что при большой скорости Фрэнк просто мог не успеть помешать.

Она затрясла головой:

— Они сказали, он бежал бегом. Я-то увидела его после того, как уже сошла вниз. Тогда говорили все сразу, Фрэнк сказал, что отец пустил свое кресло под откос, — это я знаю. — Ее выцветшие голубые глаза были прикованы к лицу Тома.

— То же самое Фрэнк сказал и мне, — проговорил Том.

Для такого, как Фрэнк, ложь была почти немыслима. Если бы только он догадался выждать час и потом прийти, сделав вид, что оставил отца живым и здоровым! Сам Том поступил бы именно так — при всем вполне естественном волнении он бы постарался продумать свои дальнейшие действия.

— Вы никогда не сумеете доказать то, что, как вам кажется, вы видели.

— Я знаю, Фрэнк все отрицает.

— Неужели вам хочется, чтобы у мальчика из-за ваших обвинений произошел нервный срыв?

Его заявление, как показалось Тому, подействовало на Сьюзи, и он поторопился закрепить свой успех:

— Без чьих бы то ни было свидетельских показаний, только на основании ваших слов ни один суд не станет рассматривать ваши обвинения.

«Долго ли эта старушенция собирается коптить небо и портить Фрэнку жизнь?» — думал Том. Сьюзи Шумахер вполне могла протянуть еще не один год, и Фрэнк будет вынужден видеть ее постоянно, поскольку в поместье Кеннебанкпорт она жила, пока семейство находилось в штате Мэн, а потом со всеми вместе, очевидно, переселялась в Нью-Йорк.

— Мне нет дела до жизни Фрэнка.

— Вы его не одобряете? — с наигранным удивлением спросил Том.

— Он — бука. И вечно всем недоволен, и не хочет никому подчиняться. Никогда не знаешь, что у него на уме. Вобьет себе в голову что-нибудь — и ничего другого знать не хочет.

— Вы считаете его бесчестным и грубым?

— Нет. Он вежлив всегда. Дело не в грубости, тут кое-что... похуже... — Чувствовалось, что Сьюзи говорит через силу. — Хотя мне-то какое дело до того, что с ним творится? У него есть все, но он этого не ценит, ему все равно. Мать столько переживала из-за его побега, а ему хоть бы что. Нет в нем ничего хорошего.

Том понимал, что не время и не место сейчас объяснять Сьюзи, как Фрэнк боялся и ненавидел все, связанное с бизнесом отца, или расспрашивать ее, что она думает по поводу влияния на него Терезы. Он услышал, как где-то вдали зазвонил телефон.