Лауреаты премии Хьюго - Чужак в чужой стране

* * *

      Джил установила клопа без особого труда. У больной в смежной палате был постельный режим, и Джил часто заходила к ней посплетничать. Она прилепила клопа над полкой встроенного шкафа, болтая о том, что уборщицы никогдане дезинфицируют полки.
      Сменить проволоку на следующий день было проще простого: женщина спала. Но она проснулась в то самое мгновение, когда Джил собралась встать на стул, и той пришлось отвлекать ее особо пикантными слухами, занимающими больничный персонал.
      Джил послала проволоку почтой, поскольку это было безопаснее, чем уловки времен плаща и кинжала. Но третья попытка сменить проволоку провалилась. Она дождалась, пока пациентка уснет, но только лишь забралась на стул, как та проснулась.
      — О! Мисс Бодмен!
      Джил застыла.
      — Да, миссис Фритчли? — выдавила она из себя. — Хорошо вздремнули?
      — Прекрасно, — сварливо ответила та. — Но у меня разболелась спина.
      — Я разотру.
      — Это не помогает. Что вы все время возитесь в шкафчике? Что-нибудь случилось?
      Джил с трудом справилась с желудком: тот скакнул куда-то вниз.
      — Мышь, — сказала она.
      — Мышь? Пусть меня переведут в другую палату!
      Джил отодрала от стены приборчик, спрятала его в карман и спрыгнула со стула.
      — Ничего страшного, миссис Фритчли, я просто смотрела, нет ли там мышиных ходов. Ничего нет.
      —  Вы уверены?
      — Конечно. Теперь давайте разотрем спину. Расслабьтесь.
      Джил решила рискнуть и использовать пустое помещение, которое было частью К-12. Она взяла универсальный ключ…
      …и обнаружила, что комната не заперта и в ней сидят еще два моряка; охрана была удвоена. Один из них обернулся, когда она приотворила дверь.
      — Кого-нибудь ищете?
      — Нет. Не надо сидеть на постелях, мальчики, — ответила она севшим голосом. — Если вам нужны стулья, скажите, мы принесем. — Охранники нехотя поднялись, а она захлопнула дверь, стараясь справиться с дрожью в пальцах.
      Когда ее смена закончилась, клоп все еще лежал у нее в кармане. Она решила вернуть его Кэкстону. Только в воздухе, когда такси взяло курс на жилище Бена, она вздохнула посвободнее. Она позвонила ему прямо из машины.
      — Кэкстон слушает.
      — Бен, это Джил. Я хочу с тобой повидаться.
      — Не думаю, что это разумно, — медленно ответил он.
      — Бен, мне очень надо. Я уже лечу.
      — Ну ладно, если все как следует.
      — Надо же, какой энтузиазм!
      — Понимаешь, сердечко, не то, чтобы я…
      — Пока! — Она отключилась, успокоилась и решила не сердиться на Бена: они играли в не совсем обычную игру. По крайней мере, она… Политики всегда следует сторониться.
      Она почувствовала себя лучше, упав в его объятия. Бен такой милый… может быть, она все же выйдет за него. Когда она открыла рот, он приложил ладонь к ее губам и шепнул:
      — Ничего не говори. Я не уверен, что мне самому не подсунули клопа.
      Она кивнула, достала магнитофончик и вручила ему. Брови у него поползли вверх, но он воздержался от комментариев. Вместо этого он сунул ей экземпляр вечерней «Пост».
      — Видела газеты? — спросил он обычным голосом. — Взгляни, пока я умываюсь.
      — Спасибо. — Она взяла «Пост», он ткнул пальцем в колонку и вышел, забрав магнитофон. Джил прочла:
      «ВОРОНЬЕ ГНЕЗДО
      Колонка Бена Кэкстона.
      Каждый знает, что тюрьмы и больницы имеют одно общее свойство: из них трудно выйти. В каком-то смысле преступник изолирован даже меньше, чем больной: заключенный может послать за адвокатом, потребовать Беспристрастного Свидетеля, молить о habeas corpus , требовать от тюремщиков рассмотрения дела на открытом суде.
      Но для того, чтобы предать больного забвению более полному, нежели в свое время предали Человека в Железной Маске, требуется всего лишь табличка „ПОСЕЩЕНИЕ ЗАПРЕЩАЕТСЯ“, вывешенная по распоряжению одного из представителей нашего странного племени — лечащего врача.
      Конечно, близкие родственники сразу бы ринулись узнавать, в чем дело… Но у Человека с Марса, похоже, нет близких родственников. Экипаж печально известного „Посланца“ имел мало родственных связей на Земле. Если Человек в Железной Маске — простите, я хотел сказать, „Человек с Марса“ — и имеет каких-либо родственников, защищающих его интересы, несколько тысяч репортеров оказались не в состоянии их обнаружить.
      Кто говорит за Человека с Марса? Кто распорядился выставить вокруг него вооруженную охрану? Что это за смертельно опасная болезнь, из-за которой никто не может взглянуть на него и поговорить с ним? Я обращаюсь к вам, мистер Генеральный Секретарь; объяснения насчет „физической слабости“ и „послепосадочной усталости“ несерьезны: если дело только в этом, девяностофунтовая медсестра была бы гораздо полезнее вооруженной охраны.
      Не может ли эта болезнь иметь финансовые корни? Или — скажем несколько мягче — политические?»
      И далее в том же духе. Джил поняла, что Бен пустил шар в администрацию, надеясь, что Генеральный Секретарь приоткроется. Она почувствовала, что Кэкстон серьезно рискует, бросая вызов весьма могущественным людям, однако она не имела представления ни о размерах опасности, ни о форме, которую та может принять.
      Она просмотрела газету. Та была плотно набита рассказами о «Победителе», фотографиями Генерального Секретаря Дугласа, прикалывающего медали, интервью с капитаном Ван-Тромпом и его бравыми ребятами, снимками марсиан и марсианских городов. О Смите было совсем мало, только бюллетень, сообщающий о том, что он медленно оправляется от последствий перелета.
      Вошел Бен и бросил ей на колени тонкие гладкие листы. — Вот еще одна газета, — сказал он и снова вышел. Джил увидела, что «газета» была перепечаткой разговора, записанного на первой катушке. На ней стояли пояснения: «Первый голос», «Второй голос», и так далее. Когда Бен мог узнать голоса, он писал имена. «Все голоса мужские» — было написано сверху.
      Большинство разделов просто показывало, что Смита кормят, умывают, массируют и что он занимается под руководством голоса, идентифицированного как доктор Нельсон и еще одного, обозначенного как «второй доктор».
      Один раздел, однако, не имел ничего общего с уходом за больным. Джил принялась за него.
       «Доктор Нельсон: С тобой хочет поговорить один человек.
       Смит(Пауза): Кто? (Кэкстон приписал: „Всему, что говорит Смит, всегда предшествует пауза“.)
       Нельсон: Он наш великий (Непереводимое гортанное слово. Марсианское?) Он наш самый старший Старший. Ты поговоришь с ним? Как ты себя чувствуешь, мальчик? У тебя хватит сил для разговора?
       Смит: Да (Очень долгая пауза). Это великое счастье. Старший будет говорить, а я буду слушать и расти.
       Нельсон: Нет-нет! Он хочет задать тебе несколько вопросов.
       Смит: Я не могу учить Старшего.
       Нельсон: Старший хочет этого. Ты позволишь ему задать несколько вопросов?
       Смит: Да.
      (Приглушенные голоса.)
       Нельсон: Сюда, сэр. Я оставил для перевода доктора Махмуда.»
      Джил прочла: «Новый голос». Кэкстон зачеркнул это и написал: «Генеральный Секретарь Дуглас!!!»
       «Генеральный секретарь: Он не понадобится. Вы сказали, что Смит понимает английский.
       Нельсон: И да и нет, ваше высокопревосходительство. Он знает ряд слов, но, как говорит Махмуд, он не имеет речевого опыта, чтобы связывать их. Может возникнуть путаница.
       Генеральный секретарь: О, мы договоримся, я уверен в этом. В молодости я объездил всю Бразилию на попутных машинах, а ведь поначалу я не знал ни слова по-португальски. Так… Представьте нас друг другу и оставьте наедине.
       Нельсон: Сэр? Я лучше останусь со своим пациентом.
       Генеральный секретарь: В самом деле, доктор? Боюсь, я буду настаивать. Простите.
       Нельсон: А я боюсь, что я буду настаивать. Простите, сэр. Врачебная этика…
       Генеральный секретарь(перебивая): Как юрист я кое-что смыслю во врачебной юриспруденции… Поэтому не засоряйте мне мозги вашей „врачебной этикой“. Этот больной выбрал вас?
       Нельсон: Не совсем, но…
       Генеральный секретарь: Была у него возможность выбирать себе врача? Сомневаюсь. Его статус — находящийся под опекой государства. Я действую как близкий родственник де факто и, как нетрудно понять, де юре. Я желаю говорить с ним наедине.
       Нельсон(Долгая пауза, потом очень твердо): Если вы повернули так, ваше превосходительство, я снимаю с себя всю ответственность.
       Генеральный секретарь: Не надо воспринимать это так серьезно, доктор. Я не ставлю под сомнение правильность вашего лечения. Но не будете же вы удерживать мать от свидания с сыном наедине, не так ли? Или вы боитесь, что я причиню ему зло?
       Нельсон: Нет, но…
       Генеральный секретарь: Так в чем же дело? Представьте нас друг другу, и кончим этот спор. Не заставляйте вашего пациента ждать. Это может расстроить его.
       Нельсон: Ваше высокопревосходительство, я вас представлю. И можете искать другого врача для своего… подопечного.
       Генеральный секретарь: Мне жаль, доктор. Правда, жаль. Я согласен с вашим решением. Мы поговорим об этом позднее. Теперь не будете ли вы столь любезны?..
       Нельсон: Сюда, сэр. Сынок, это человек, который хотел тебя видеть. Наш величайший Старший.
       Смит: (Непереводимо).
       Генеральный секретарь: Что он сказал?
       Нельсон: Это самое уважительное приветствие. Махмуд говорит, что оно переводится так: „Я всего лишь яйцо“. Что-то вроде этого, во всяком случае. Демонстрирует дружелюбие. Сынок, говори по-человечески.
       Смит: Да.
       Нельсон: Вам, сэр, лучше использовать простые слова, если мне можно дать вам последний совет.
       Генеральный секретарь: Хорошо, я понял.
       Нельсон: До свидания, ваше высокопревосходительство. До свидания, сынок.
       Генеральный секретарь: Благодарю вас, доктор. Мы еще увидимся.
       Генеральный секретарь(продолжает): Как ты себя чувствуешь?
       Смит: Чувствую себя хорошо.
       Генеральный секретарь: Прекрасно. Если чего захочешь — спроси меня. Мы хотим тебе счастья. А теперь я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Ты умеешь писать?
       Смит: „Писать“? Что такое „писать“?
       Генеральный секретарь: Ну, тогда сгодится и отпечаток пальца. Я хочу прочесть тебе бумагу. В ней полно всяких адвокатских словечек, но если короче, она говорит, что, покинув Марс, ты отказываешься… то есть уступаешь все права, которые у тебя могут быть на него. Понимаешь меня? Ты оформляешь доверенность на правительство.
       Смит: (нет ответа).
       Генеральный секретарь: Ну, давай тогда так. Ты ведь не владеешь Марсом, правда?
       Смит(Долгая пауза): Не понимаю.
       Генеральный секретарь: Гм-м… давай попробуем еще раз. Ты хочешь остаться здесь, не так ли?
       Смит: Не знаю. Меня послали Старшие. (Долгая непереводимая речь. Звуки похожи на драку лягушки-быка с котом).
       Генеральный секретарь: Черт, не могли научить как следует английскому! Слушай, сынок, ты не беспокойся. Все, что мне надо, это отпечаток большого пальца вот здесь, внизу. Дай мне правую руку. Нет, не надо так скрючиваться. Выпрямись. Я не сделаю тебе ничего плохого… Доктор!!! Доктор Нельсон!
       Второй доктор: Да, сэр?
       Генеральный секретарь: Где доктор Нельсон?
       Второй доктор: Доктор Нельсон? Он ушел, сэр. Он сказал, что вы освободили его от обязанностей.
       Генеральный секретарь: Нельсон так сказал? Ну и черт с ним! Сделайте что-нибудь. Искусственное дыхание, похлопайте по щекам. Только не стойте так… разве вы не видите — человек умирает!
       Второй доктор: Я уверен, что ничего делать не надо, сэр. Оставьте его одного, пока он сам не выйдет из этого состояния. Доктор Нельсон всегда так делал.
       Генеральный секретарь: Будь он проклят!»

* * *

      Голос Генерального Секретаря больше не появлялся, не появлялся и голос доктора Нельсона. Джил заключила (по тем слухам, которые доходили до нее на работе), что Смит впал в каталептическое состояние. Там были еще две записи. Одна гласила: «Нет нужды говорить шепотом. Он все равно тебя не услышит». Другая: «Уберите этот поднос. Покормим его потом, когда он придет в себя».
      Джил принялась перечитывать запись, когда появился Бен. В руках у него были такие же гладкие листы, но вместо того, чтобы протянуть их Джил, он спросил:
      — Есть хочешь?
      — Пойдем, подстрелим корову.
      Он ничего не произнес ни во время подъема на крышу, ни когда они брали такси, молчал он и во время полета до площадки «Александрия», где парковались междугородние такси. Бен взял одно из них, с балтиморским номером, и только в воздухе назвал адрес:
      — Хейджерс-таун, Мериленд. — Он расслабился. — Вот теперь можно и поговорить.
      — Бен, к чему такая таинственность?
      — Извини, Стройненькие Ножки. Я не знаю наверняка, что мне не подбросили клопика, потому что если на это способен я, почему то же самое не может сделать кто-нибудь другой. И точно так же насчет такси, вызванного из моей квартиры. Хотя оно и не обязательно должно иметь уши, но они вполне могут в нем оказаться. Спецслужбам свойственны радикальные меры. Но это такси… — он погладил сиденье. — Они не могут нашпиговать своей техникой все машины. Эта, выбранная случайно, должна быть безопасной.
      Джил поежилась.
      — Бен, не думаешь же ты… — она не закончила фразы.
      — Ну да! Ты видела мою колонку. Я сделал ее девять часов тому назад. Ты полагаешь, что администрация позволит мне лягать ее в живот и удержится от ответного удара?
      — Но ты же всегда был в оппозиции.
      — Все верно. Но здесь есть разница. Я обвинил их в том, что они держат политзаключенного. Джил, правительство — живой организм. Как и у всякого живого существа, в нем преобладает инстинкт самосохранения. Ударь его, и оно ударит в ответ. На этот раз я ударил его всерьез. — Он замолчал и добавил. — Но мне не стоило втягивать в это дело тебя.
      — Я не боюсь… С той самой минуты, как вернула тебе твою машинку.
      — Ты здорово помогла мне. Если дела пойдут худо, этого будет достаточно.
      Джил смолкла. В то, что она, которой не доводилось сталкиваться ни с чем более грубым, чем материнский шлепок в детстве и несколько со смаком сказанных в ее адрес словечек в более зрелом возрасте, может оказаться в положении жертвы, верилось с большим трудом. Будучи медсестрой, она видела последствия различного рода жестокости… но это случалось с кем-то другим.
      Такси уже заходило на посадку, когда она нарушила молчание:
      — Бен! Положим, этот пациент умрет. Что тогда будет?
      — А? — он задумался. — Хороший вопрос. Дети, если больше вопросов нет, можете идти домой.
      — Не остри.
      — Гм-м… Джил, я ночей не спал, стараясь ответить на этот вопрос. Вот лучшее из того, что я придумал: если Смит умирает, исчезает проблема его прав на Марс. Возможно, группа, оставленная «Победителем» на Марсе, предъявит свои претензии… но администрация почти наверняка позаботилась об этом еще до того, как они покинули Землю. «Победитель» — корабль Федерации, но, возможно, тут все ниточки идут к Генеральному Секретарю Дугласу. Это может надолго оставить его в силе. С другой стороны, может вообще ничего не случиться.
      — Как это? Почему?
      — Прецедент Ларкина может здесь не сработать. Луна была необитаема, а Марс населен. Марсианами. В настоящий момент марсиане — ноль без палочки. Однако Верховный Суд может обратить внимание на политическую ситуацию и решить, что высадка людей на обитаемую планету, пусть даже ее обитатели не люди, не дает им никаких прав. Тогда права на Марс должны быть заверены марсианами.
      — Но, Бен, должен же быть какой-то случай, подобный этому. Эти слова о единственном человеке, владеющемпланетой… это же фантастика!
      — Только не говори этого слова юристу: наследование комарами и верблюдами — обязательный курс на юридическом факультете. Кроме того, прецедент уже был. В пятнадцатом веке Папа отписал все Западное полушарие Испании и Португалии, и никого не заботило, что эти земли уже населены индейцами с их собственными законами, обычаями и законными правами. Его дар тоже был весьма щедр. Погляди-ка на карту. Вот здесь говорят по-испански, а здесь — по-португальски.
      — Да, однако… Бен, сейчас же не пятнадцатый век.
      — Это уже дело юристов. Джил, если Верховный Суд сошлется на прецедент Ларкина, Смит окажется в состоянии даровать миллионные, даже скорее, миллиардные концессии. Если он откажет свои права администрации, Генеральный Секретарь будет кум королю.
      — Бен, для чего одному человеку такая власть?
      — Для чего моль летит на свет? Но богатство Смита — вещь не менее значительная, чем его положение Императора Марса. Верховный Суд может отклонить его претензии, объявив скваттером , однако я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог вырвать у него Лайл-переход и изрядный кусок акций «Лунных Предприятий». Что случится, если он умрет? Тысячи лжеродственников выплывут на свет божий, однако «Сайенс Фаундейшн» не привыкать гонять этих алчных паразитов. Похоже, если Смит умрет, не выразив последней воли, все права на его имущество перейдут к государству.
      — Ты имеешь в виду Федерацию или Штаты?
      — Еще один вопрос, на который надо ответить. Его родители родом из двух стран Федерации, а сам он рожден за ее пределами… и это может дать карты в руки тому, кто задумает попользоваться этими акциями или патентами. Но не Смиту. Он не отличит акции от автобусного билета. Скорее всего, это будет тот, кто сможет взять его в оборот. Сомневаюсь, чтобы Ллойд согласился застраховать его жизнь. Слишком велик риск.
      — Бедный мальчик! Бедный, бедный ребенок!

Глава 6

      Ресторан в Уэйджерстауне славился своей «атмосферой» — одни столики были разбросаны на пологой лужайке у озера, другие стояли в дуплах трех огромных деревьев. Джил захотелось посидеть внутри дупла, но Бен сунул метрдотелю монету, и официант поставил им столик у воды, потом ушел и вернулся обратно со стереобаком.
      Джил надулась.
      — Бен, стоило ли давать ему деньги, раз уж в дупло мы все равно не попали, да еще вынуждены терпеть этот ужасный грохот?
      — Терпение, маленькая. В дуплах установлены микрофоны. Сервис. А этот столик безо всяких штучек… надеюсь… Я видел, как один официант принес его прямо со склада. Что же до стереобака, то дело тут не столько в том, что есть без стерео не по-американски, сколько в шуме, который будет мешать направленному микрофону… если сыщики мистера Дугласа вдруг проявят интерес к нашему разговору.
      — Ты всерьез думаешь, что за нами следят, Бен? — Джил поежилась. — Я не создана для жизни правонарушителя.
      — Фи, или даже фуй! Когда я делал скандал с «Дженерал Синтетикс», я никогда не бывал дважды в одном и том же месте и не ел ничего, кроме концентратов из пакетов. Тебе это должно понравиться — здорово стимулирует обмен веществ.
      — Моему обмену это ни к чему. Все, что мне требуется, это престарелый богатый пациент.
      — Ты уже раздумала выходить за меня?
      — Только после того, как мой богатенький сыграет в ящик. А может, я сама разбогатею и смогу держать тебя вместо комнатной собачки.
      — Почему бы тогда не начать прямо сейчас?
      —  Послетого, как он сыграет в ящик.
      Они принялись за еду. Музыкальная программа, от которой лопались барабанные перепонки, вдруг прервалась. На экране появилась голова диктора; она улыбнулась и произнесла: «Программе „Новый Мир“ и ее спонсору „Разумной Девушке“ предоставлена высокая честь использовать это время для правительственного сообщения исторического значения. Помните, друзья, каждая разумная девушка прибегает к услугам „Разумной Девушки“. Легко усваивается, приятно на вкус, гарантировано от ошибки, продается безо всяких рецептов согласно государственному закону 1312. К чему прибегать к устаревшим, неэстетичным, не дающим уверенности методам? К чему рисковать его любовью и уважением? — Красавец-диктор взглянул куда-то в сторону и заторопился: — Я передаю слово Разумной Девушке, которая, в свою очередь, пригласит Генерального Секретаря!»
      Трехмерное изображение переключилось на молодую женщину, такую чувственную, такую грудастую, такую обольстительную, что мужчинам оставалось только жалеть о своих ограниченных способностях. Она потянулась, подмигнула и произнесла постельным голосом: «Я всегда пользуюсь „Разумной Девушкой“».
      Изображение пропало, и оркестр заиграл «Слава миру и суверенитету».
      — А тыпользуешься «Разумной Девушкой»? — спросил Бен.
      — Не твое дело! — Джил раздраженно взглянула на него. — Это шарлатанское снадобье. С чего ты решил, что оно мне нужно?
      Кэкстон не ответил.
      Экран заполнило отечески нежное лицо Генерального Секретаря Дугласа.
      — Друзья, — начал он, — граждане Федерации, этим вечером на мою долю выпала огромная честь. Со времени триумфального возвращения нашего блистательного «Победителя»… — и он принялся поздравлять граждан Земли с успешным контактом с другой планетой, другой расой. Он принялся убеждать всех, что полет был страстным чаянием каждого жителя Земли, что любой мог возглавить экспедицию, не помешай ему серьезная работа, и что он, Секретарь Дуглас, был послушным орудием для воплощения всеобщей воли. Все фразы звучали очень обтекаемо, речь строилась на том, что средний человек — воплощение каждого и лучше остальных… И что добрый старый Джо Дуглас олицетворяет собой этого среднего человека. Даже слегка сбившийся галстук и вихор были вполне в «народном» вкусе.
      Бен Кэкстон размышлял над тем, кто все это написал. Видимо, Джим Стэнфорт. Джим всегда наносил последний мазок на речи Дугласа, отбирая наиболее мягкие и тешащие слух прилагательные. До того, как удариться в политику, он писал рекламные тексты, и понятие совести ему было совершенно чуждо. Да, этот кусочек насчет «руки, качающей колыбель» наверняка был работой Джима. Джим вполне способен подманить маленькую девочку леденцом.
      — Выключи! — потребовала Джил.
      — Тише, тише, Стройненькие Ножки. Мне это нужно.
      — …итак, друзья, я имею честь пригласить отличного парня — Валентайна Майкла Смита, Человека с Марса! Майк, мы знаем, ты устал и не совсем хорошо себя чувствуешь… но не скажешь ли ты пару слов своим новым друзьям?
      Камера отъехала назад, показав укутанного с ног до головы человека в каталке. С одной стороны над ним склонился Дуглас, с другой стояла медсестра, накрахмаленная, чопорная и очень фотогеничная.
      Джил задохнулась.
      — Спокойнее! — шепнул Бен.
      На гладком, словно бы детском лице человека в каталке появилась застенчивая улыбка, и он сказал, глядя в камеру:
      — Хэлло, ребята. Простите, что сижу. Я все еще немножко слаб. — Было похоже, что говорить ему очень трудно. Медсестра пощупала у него пульс.
      В ответах на вопросы Дугласа он отпустил пару комплиментов капитану Ван-Тромпу и его команде, поблагодарил всех за свое спасение и сказал, что все на Марсе были страшно взволнованы контактом с Землей и что он надеется помочь установить дружеские связи между двумя планетами. Сестра остановила интервью, но Дуглас мягко спросил:
      — Майк, у тебя хватит сил ответить еще на один вопрос?
      — Конечно, мистер Дуглас… Если смогу.
      — Майк, что ты думаешь о наших девушках?
      — Ууу!..
      Младенческое лицо человека в каталке приобрело благоговейное выражение, оно слегка порозовело, и на нем появилось выражение восторга. Камера переключилась на голову и плечи Генерального Секретаря.
      — Майк просил передать вам, — произнес он отеческим тоном, — что он встретится с вами, как только сможет. Вы ведь знаете, что ему надо нарастить мускулы. Возможно, на той неделе, если доктора скажут, что он достаточно окреп… — Камера переключилась на таблетки «Разумная Девушка», и коротенькая пьеска с очевидностью показала, что девушка, не потребляющая их, была не только не в своем уме, но к тому же была белой вороной, а мужчины, едва завидев ее, перебегали на другую сторону улицы.
      Бен переключил канал, повернулся к Джип и уныло произнес:
      — Вот так… Мне остается только порвать завтрашнюю статью. Дуглас вертит им, как хочет.
      — Бен!
      — Что?
      —  Это не Человек с Марса!
      — Что? Детка, ты уверена?
      — Он здорово похож на него, но это не тот больной, которого я видела в охраняемой палате.
      Бен подумал, что дюжины людей видели настоящего Смита: охрана, врачебный персонал, санитары, капитан Ван-Тромп и его экипаж, возможно, и еще кто-то. И никто из них не должен был увидеть этого выпуска… Администрация не могла не понимать, что эти люди смогут обнаружить подлог. В подставке не было смысла… слишком большой риск.
      Но Джил продолжала настаивать, что человек в стереобаке вовсе не тот, кого она видела. В конце концов она разозлилась:
      — Ну и думай по-своему! Мужчины, одно слово!
      — Послушай, Джил…
      — Пожалуйста, отвези меня домой.
      Бен пошел за такси. Он не заказал его прямо из ресторана, а выбрал одно из тех, что стояли на посадочной площадке отеля напротив. Весь обратный путь Джил была холодна как лед. Бен достал листы и перечитал их снова. Потом задумчиво помолчал и сказал:
      — Джил!
      — Да, мистер Кэкстон?
      — Я тебе дам «мистер»! Знаешь, Джил, извини меня. Я был неправ.
      — И что привело вас к такому заключению?
      Он похлопал свернутыми в трубку листами по ладони.
      — Вот это. Еще вчера Смит не выказывал подобных настроений, а сегодня вдруг дал интервью. Он должен был потерять контроль над собой… впасть в этот свой транс.
      — Как я рада, что ты наконец-то увидел очевидное.
      — Джил, может, ты лучше ударишь меня не очень сильно и простишь? Ты понимаешь, что это означает?
      — Это означает, что они выставили актера, чтобы всех одурачить. Именно об этом я твердила тебе час назад.
      — Конечно. Актер, причем хороший актер, тщательно подобранный и натасканный. Но это означает и кое-что еще. Насколько мне видится, тут есть две возможности. Первая: Смит мертв и…
      — Мертв! — Джил вдруг вспомнила забавную церемонию утоления жажды и ощутила странный теплый неземной привкус личности Смита, ощутила с невыносимой печалью.
      — Возможно. В таком случае, двойник будет «жив», пока он нужен. Потом он «умрет» и его выпроводят из города, предварительно загипнотизировав так, что его задушит астма, попробуй он избавиться от внушения… а может, прибегнут даже к лоботомии. Но если Смит ужемертв, лучше о нем забыть; мы никогда не докажем правду. Поэтому предположим, что он жив.
      — Я очень на это надеюсь.
      — Что вам Гекуба или ты Гекубе? — переврал Кэкстон цитату Шекспира. — Если он жив, с ним, возможно, и не случится ничего плохого. В конце концов, нашим деятелям органически свойственна двойная игра. Возможно, недельки через две-три наш друг Смит будет в достаточной форме, чтобы выдержать публичное выступление, и нам его покажут. Но я чертовски в этом сомневаюсь.
      — Почему?
      — Поработай головкой. У Дугласа уже провалилась одна попытка вытянуть из Смита то, что ему надо. Но Дуглас не может позволить себе провал. Поэтому, я думаю, он похоронит Смита глубже, чем кого-бы то ни было… и мы никогда не увидим настоящего Человека с Марса.
      —  Убьетего? — выдавила из себя Джил.
      — Ну зачем же так грубо? Поместит его в частный приют и не позволит ему никогда и ничего узнать.
      — Господи! Бен, что же нам делать?
      Кэкстон задумался.
      — У них и бита, и шар, и правила она устанавливают сами. Но я, пожалуй, нагряну с Беспристрастным Свидетелем и кем-нибудь из известных юристов и потребую, чтобы меня пустили к Смиту. Может, я сумею вытащить его в открытую.
      — Я буду рядом с тобой!
      — Только тебя мне там не хватало. Если ты там покажешься, мигом вылетишь с работы.
      — Но я же нужна, чтобы опознать его.
      — Ну, лицом к лицу я смогу отличить человека, воспитанного негуманоидной расой, от актера, выдающего себя за такового. Но если со мной что-нибудь случится, ты будешь козырем в рукаве — человеком, знающим, что они водят всех за нос, и имеющим доступ в Бетесду. Солнышко, если обо мне ничего не будет слышно, то вся надежда будет только на тебя.
      — Бен, но они ведь не сделают тебе ничего плохого?
      — Я выступаю не в своей весовой категории, девочка.
      — Бен, мне это совсем не нравится. Слушай, если тебя пропустят к нему, что ты будешь делать?
      — Я спрошу, не хочет ли он покинуть больницу. Если он скажет «да», то я приглашу его к себе. В присутствии Беспристрастного Свидетеля его не посмеют задержать.
      — Хм-м… И что дальше? Он нуждается во врачебном уходе, Бен; он не способен сам позаботиться о себе.
      Кэкстон снова задумался.
      — Я уже думал об этом. Я не могу ухаживать за ним. Мы можем поселить его у меня…
      — …а я буду за ним ухаживать. Мы так и сделаем, Бен!
      — Остынь, остынь. Дуглас вытащит из шляпы какого-нибудь кролика, и Смит окажется у него в кармане. А может, и мы с тобой заодно. — Он поднял брови. — Я знаю только одного человека, который может обставить Дугласа в этой игре.
      — Кто это?
      — Ты когда-нибудь слышала про Джубала Харшоу?
      — Еще бы? Его все знают.
      — Это одно из его преимуществ; каждый знает, кто он такой, поэтому его довольно сложно отпихнуть в сторону. Поскольку он к тому же доктор медицины и юрист, отпихнуть его в три раза труднее. Но важнее всего то, что он такой драчун и индивидуалист, что задень его, и он выйдет против всей Федерации один с перочинным ножом, и это делает борьбу с ним в восемь раз труднее. Мы познакомились на судебных процессах. Это друг, на которого всегда можно рассчитывать. Если мне удастся выцарапать Смита из Бетесды, я увезу его в Покопос, к Харшоу, и пусть-ка эти сопляки попробуют туда сунуться! Я со своей колонкой и Харшоу с его любовью к дракам устроим им веселую жизнь.