Мюрреи и их окружение - Мой пылкий рыцарь

— Может быть, и так, — неохотно согласился Гейбл, потому что такая мысль действительно промелькнула у него, когда он принимал клятву Макнейрнов.

— И ты поверишь нашим клятвам? — поинтересовался Колин, не сводя пристального взгляда с Гейбла.

— Хотя все, что произошло здесь сегодня, убеждает меня, что я порой излишне доверчив, — да, я поверю вашим клятвам. Однако постараюсь не спускать с вас глаз, помня о том, чьи вы сыновья. Излишняя легковерность по отношению к вашему отцу слишком дорого мне стоила. Постараюсь, чтобы этого больше не случилось! Но, честно говоря, я не сторонник того, чтобы грехи отцов падали на детей… Однако вам придется доказать свою верность не только мне, не забывайте об этом!

— Да, я знаю, что за эти годы почти каждый мужчина, женщина и ребенок в Шотландии стали нашими врагами. Но я не считаю подобное отношение оскорбительным. Мы полны решимости постараться смыть позорное пятно, которое легло на род Макнейрнов благодаря деяниям нашего отца и деда.

Колин взглянул туда, где скрылся его зять, и поморщился.

— Однако есть человек, который вряд ли легко смирится с тем, что Кенгарвей достался тебе. Ему нужна не только наша сестра. Ливингстон считает, что теперь, когда мы потерпели поражение, замок должен по праву достаться ему.

— Он не посмеет поднять меч против короля.

— Ливингстон вообще редко обнажает свой меч. Когда он женился на нашей сестре, предполагалось, что он будет нашим союзником в сражениях, однако он ограничился тем, что не выступал против. Ливингстон забрал приданое нашей сестры и удалился в свой замок, откуда редко появлялся. Раз сейчас он здесь, значит, ищет какую-то выгоду. Его действиями наверняка руководит Элспет. Она из тех людей, кто никогда не упустит своего, и ее не заботит, из чьих рук придется вырывать добычу, — с горечью заметил Колин. — Элспет — истинная дочь нашего отца, в совершенстве овладевшая его предательскими методами. С моей стороны не слишком красиво так отзываться о своей родственнице, но Элспет уже давно пренебрегла этим родством. Предложил ли тебе Ливингстон помощь в восстановлении замка?

— Вообще-то нет, — признался Гейбл, и впрямь удивленный этим обстоятельством. — Но ведь если бы земли Кенгарвея перешли к Ливингстону, вам наверняка позволили бы остаться здесь, разве нет?

— Нет, сэр Амальвилль, — возразил Колин. — Может быть, горничным и тем, кто обрабатывает землю и чистит конюшни, и было бы разрешено остаться в Кенгарвее, но только не нам. А каковы твои собственные планы, милорд? Ты получил наши клятвы, но до сих пор не сказал, можем ли мы продолжать жить в замке или нам придется скитаться по всей Шотландии в поисках убежища…

— Конечно, вы можете остаться! Если вы не нарушите данную мне клятву, я не вижу причин выгонять вас отсюда.

— Прими мою благодарность, сэр де Амальвилль. А ты решил, кто станет надзирать за нами?

— Пока нет.

Гейбл обвел взглядом замок. Разрушения, нанесенные Кенгарвею Фрейзерами, Макфибами, да и его собственными людьми, были и впрямь велики.

— От вашего замка не так уж много осталось.

— Мы восстановим его, — заверил Гейбла Колин. Остальные братья молча кивнули в знак согласия.

— За долгие годы нам так часто приходилось это делать, что мы весьма преуспели в этом искусстве.

— Но ведь скоро зима. Пока погода нас баловала, но она может в любой момент измениться. Вам и вашим людям придется нелегко.

Гейбл нахмурился. Перспектива оставить Макнейрнов на зиму без крова и надлежащих припасов не слишком прельщала рыцаря, но как разместить всех в Бельфлере, не причиняя неудобств собственным родственникам и воинам, он пока не мог придумать.

— Не тревожься за нас, милорд. Временные убежища мы выстроим очень быстро, а если позволит погода, тут же возьмемся за восстановление замка. Может быть, на этот раз мирная передышка окажется достаточно долгой и мы сможем отстроить Кенгарвей заново из более прочного камня… Впрочем, осуществятся ли эти планы, зависит от тебя да от Господа Бога!

В ответ на это Гейбл лишь улыбнулся и тут же отдал распоряжение своим воинам сделать все, что в их силах, чтобы помочь Макнейрнам найти убежище хотя бы на эту ночь. Хотя Макфиб со своим отрядом намеревался отбыть из Кенгарвея сейчас же, сам рыцарь и не помышлял о путешествии в Бельфлер на ночь глядя. Ничто не предвещало ухудшения погоды, и Гейбл решил, что будет разумнее дождаться рассвета и лишь потом уезжать. Он торопливо направился к закутку, где лежала Эйнсли, по пути на минуту остановившись лишь затем, чтобы попрощаться с Макфибами.

Подойдя к постели Эйнсли, Гейбл с трудом узнал место, откуда только недавно отошел. Джастис с помощью воинов Бельфлера существенно расширил закуток, соорудил в нем очаг, достал еду и даже сумел приготовить для раненой поистине царское ложе со множеством чистых одеял. Теперь Эйнсли лежала возле огня на мягкой подстилке из шкур. К сожалению, девушка все еще была без сознания, и это весьма тревожило. Гейбла. Проскользнув в закуток, он опустился рядом с Эйнсли на покрытую одеялом соломенную постель, которую соорудил для него Джастис. Заметив Гейбла, горничная так поспешно ретировалась, что он даже не успел поблагодарить ее.

— Знаю, о чем ты подумал, и спешу заверить тебя, что я обращался с ней очень вежливо, — сказал Джастис, заметив недовольное лицо кузена. — Она просто очень робка. Оказывается, у нее есть ребенок. Вначале я подумал, что муж этой женщины убит в сражении, но оказалось, что дитя — от Дуггана Макнейрна.

— Она была его любовницей?

Гейблу было неприятно сознавать, что такая особа ухаживает за Эйнсли.

— Нет, просто одной из его жертв. Макнейрн принадлежал к числу тех лэрдов, которые считают, что имеют Богом данное право тащить к себе в постель любую женщину, даже если она этого не хочет.

— Теперь, когда он умер, его люди наконец вздохнут свободно.

Гейбл наклонился к Эйнсли, чтобы убрать выбившуюся прядь волос. Коснувшись лба девушки, он чуть не отдернул руку — такой сухой и горячей была ее кожа. Итак, из долгого беспамятства Эйнсли попала прямиком в пылающие объятия лихорадки!

— Что, начался жар? — спросил Джастис, заметив, как мгновенно помрачнел Гейбл.

— Да.

— Завтра мы вернемся в Бельфлер, и Рональд быстро поставит ее на ноги.

Гейбл принялся молча смачивать лицо Эйнсли холодной водой, молясь в глубине души, чтобы кузен оказался прав.

Глава 21

— Ты останавливаешься через каждую милю, чтобы пощупать ее лоб, — негромко заметил Джастис, когда Гейбл в очередной раз озабоченно склонился над Эйнсли и дотронулся до ее пылающего лица.

Гейбл ничего не ответил, лишь поморщился, встретив сочувственный взгляд Мораг, и отошел от повозки. День выдался ясным, однако с севера на горизонт наползали весьма зловещие тучи. Хотя Гейбл сделал все возможное, чтобы Эйнсли было удобно в повозке, он не сумел достать никакого закрытого экипажа, и это его беспокоило. От холода девушку надежно укрывали теплые одеяла, но они не защитят ее от дождя и снега. Если в течение ближайших двух часов — до того как отряд достигнет Бельфлера — разыграется вьюга, им придется искать убежище, что, на взгляд Гейбла, будет не так-то легко сделать на этой негостеприимной земле.

Едва над растерзанным Кенгарвеем забрезжил рассвет, Гейбл начал мучиться сомнениями относительно безопасности предстоящего путешествия. С одной стороны, поскольку Эйнсли все еще была в забытьи, которое теперь осложнялось лихорадкой, ему хотелось остаться на месте и подождать, пока девушка оправится настолько, чтобы перенести долгую дорогу. С другой стороны, рыцарь стремился как можно скорее вернуться в родной, удобный Бельфлер и поручить Эйнсли заботам Рональда. Именно эта мысль в итоге положила конец его колебаниям. Однако как только отряд отъехал от Кенгарвея, Гейбл снова начал терзаться — разумно ли он поступил, подвергая опасности жизнь Эйнсли? Пришлось напомнить себе, что Рональд — единственный шанс на спасение девушки.

— Я просто хотел удостовериться, что ей не стало хуже, — объяснил он Джастису.

Кузены ехали бок о бок рядом с повозкой Эйнсли.

— Меньше чем через час она попадет в надежные руки Рональда, — мягко напомнил Гейблу Джастис.

— Надеюсь, что он одобрит мое намерение перевезти ее в Бельфлер.

— В повозке Эйнсли не холоднее, чем было в этом закутке в Кенгарвее. И перестань беспрерывно оглядываться на тучи у нас за спиной! Я уверен, что мы успеем достичь ворот Бельфлера до того, как начнется вьюга, но даже если погода сыграет с нами злую шутку, нам не придется терпеть ее выходки слишком долго — ведь мы почти у цели.

— Знаю. Разумом я понимаю, что все, сказанное тобой, — правда. Но в глубине души постоянно чего-то боюсь, словно я не сильный, здоровый мужчина, а немощная старуха… — Гейбл усмехнулся и взглянул на Джастиса — Ну так скажи этой старухе, что состояние леди Эйнсли не ухудшилось за последний час. К тому же она попадет туда, где есть все необходимое, чтобы оказать ей помощь.

Гейбл кивнул, в глубине души не разделяя оптимизма кузена. Рональд весьма искушен во врачевании, но достаточно ли его искусства, чтобы спасти Эйнсли? В Бельфлере действительно есть все необходимое для лечения и комфорта, но разве не случалось, что люди умирали от ран даже в самых роскошных условиях? Гейбл знал, что основная причина его тревог — лихорадка, начавшаяся у Эйнсли. Слишком часто ему доводилось видеть, как она сводила в могилу сильных и крепких мужчин, а тут речь идет о хрупкой девушке, здоровье которой и без того подточено голодом и побоями отца. Сумеет ли Эйнсли выкарабкаться?..

Когда наконец вдали показался Бельфлер, у Гейбла вырвался вздох облегчения. Пронизывающий холод и ветер — предвестники приближающейся вьюги — неизмеримо усилились за последний час. Еще немного, и теплые одеяла, в которые с головы до ног была укутана Эйнсли, уже не смогли бы спасти ее от холода.

Стоило Гейблу въехать в ворота замка, как к нему навстречу устремились Элен и леди Мари. Хотя дамы сильно встревожились, увидев Эйнсли в таком состоянии, они без возражений согласились отложить расспросы. Об этом их попросил Гейбл, сославшись на то, что первым делом надо позаботиться об Эйнсли. Леди Мари и Элен с помощью воинов Бельфлера отнесли девушку в спальню, а рыцарь тем временем отправился на поиски Рональда. Лишь доставив старика к больной и удостоверившись, что за ней обеспечен надлежащий уход, Гейбл направился в свою комнату, чтобы смыть с себя дорожную пыль.

К тому времени как рыцарь возвратился в спальню Эйнсли, Рональд уже успел осмотреть больную и теперь, отослав дам, сидел в одиночестве у постели своей любимицы.

— Ну, как она? — с беспокойством спросил Гейбл, трогая лоб девушки и чувствуя, что она все еще горит в лихорадке.

— Слаба и измучена, — ответил Рональд. — Нет смысла постоянно трогать ее лоб. Я неплохо умею лечить раны, но даже мне не под силу за одну минуту избавить больного от лихорадки.

Гейбл улыбнулся, понимая, что старик прав.

— Меня бы не удивило, если бы ты и впрямь сотворил такое чудо. — Он присел на краешек постели и взял руку Эйнсли. — Честно говоря, я даже надеялся на это, — признался он смущенно.

— Эх, парень, я тоже хотел бы вылечить ее поскорее, но не могу… Однако не тревожься понапрасну — рана выглядит чистой, обработали ее хорошо, так что моя девонька потеряла не слишком много крови, и, насколько я могу судить, никаких признаков воспаления нет.

— Все это прекрасно, но я чувствую по твоему голосу, что тебя что-то тревожит, а ты не хочешь мне сказать, что именно.

Рональд пожал плечами:

— Не хочу. По-моему, ты и так достаточно напуган, и мне не хотелось бы усиливать твои страхи.

— Любой человек в здравом уме испугался бы смертельных объятий лихорадки.

— Согласен. Видно, придется сказать тебе правду. Я чувствовал бы гораздо большую уверенность в выздоровлении моей девоньки, если бы этот ублюдок Дугган, будь он трижды проклят, не нанес ей вреда еще до того, как ее ранили. Он зверски избил ее по крайней мере дважды.

— Откуда тебе это известно?

— Об этом говорит цвет синяков на теле моей крошки. Одни из них ярче, чем другие. Они появились в разное время, в этом я совершенно уверен. И еще моя девонька очень исхудала, а ведь она никогда не имела лишнего веса. Время, проведенное Эйнсли в Кенгарвее, отняло у нее много сил. Но я знаю, что моя девонька — стойкий борец. Она выкарабкается!

— Она в самом деле сильная женщина, но на этот раз, боюсь, ей на долю выпало слишком суровое испытание.

— Все в руках Божьих.

— Да простит мне Господь мое невольное богохульство, но хотелось бы по крайней мере знать его планы. Это избавило бы нас от напрасного беспокойства. — Заметив, что Рональд усмехнулся, Гейбл тоже ответил улыбкой. — А как ты сам себя чувствуешь? Сможешь ли ухаживать за Эйнсли?

— Хорошо, хотя и не так, как хотелось бы. Мне придется время от времени прибегать к посторонней помощи, чтобы хоть немного отдыхать самому. Если я тоже свалюсь, моей девоньке от этого будет только хуже. Я нужен ей здоровый и сильный, тогда и она сможет поправиться. А теперь не окажешь ли ты мне любезность? Мне хотелось бы знать, как ранили Эйнсли и какова судьба моего родного Кенгарвея.

Вздохнув, Гейбл приступил к невеселому рассказу, попутно отвечая на вопросы Рональда. Горе старика по поводу гибели ни в чем не повинных людей, своих родичей, пострадавших из-за необдуманных действий Дуггана Макнейрна, было по-человечески понятно. Поведав Рональду о том, как отнеслись братья Эйнсли к тому, что теперь лэрд Бельфлера будет владеть Кенгарвеем, Гейбл с нетерпением ждал ответа старика. Ему также было интересно послушать мнение Рональда о Дональде Ливингстоне.

— Мне приятно слышать, что ребятки живы и примирились со своей потерей, — выслушав Гейбла, заметил Рональд.

— А ты уверен, что примирились? — спросил рыцарь, поправляя одеяло на Эйнсли.

— Конечно. По правде говоря, я думаю, никто из них и не рассчитывал когда-нибудь править в Кенгарвее — уж слишком бурную, полную опасностей жизнь они вели, когда был жив их отец. Да и от замка могло ничего не остаться. Конечно, парни не лишены недостатков. Да и могло ли быть иначе, если вспомнить, что воспитывал их Дугган Макнейрн? К счастью, не он один оказывал на них влияние. Их мать оставила свой след в душах и сердцах своих сыновей. Так что можешь не беспокоиться — новый Дугган Макнейрн среди них не появится!

— Мне показалось, Колин считает, что их сестра Элспет унаследовала характер отца.

— Бессердечная девчонка с низкой душой! Да, если бы она родилась мужчиной, то могла бы стать вторым Дугганом.

— Но она могла бы заставить своего мужа участвовать в сражении вместо нее.

— Для этого он слишком слаб духом. Ливингстон может всеми правдами и неправдами добиваться желаемого, но постарается сделать это, не ввязываясь в драку и по возможности не допуская неприятеля к своим воротам. Нам повезло, что Элспет вышла замуж за такого труса. Ливингстон наверняка явится сюда и выскажет свои претензии. Он может обратиться с ними даже к королю. Но если ты откажешь ему, можешь не опасаться, что тебе придется вновь сражаться с родичами Эйнсли.

— Отлично! Теперь моей единственной заботой является сама Эйнсли. Мне нужно многое сказать ей и кое о чем попросить, когда она поправится…

Рональд промолчал. Гейбл отослал старика поспать хотя бы несколько часов, поскольку состояние Эйнсли хотя и не улучшилось, но особых опасений не внушало. Однако, оставшись один, рыцарь сразу почувствовал себя неуютно. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь постоянно сидел рядом и внушал ему, что рана Эйнсли не опасна и все обойдется. Вместе с тем подобные заверения почти не меняли дела, поскольку в глубине души Гейбл сильно сомневался в их искренности. Занимая место Рональда у постели больной, рыцарь мысленно укорял себя за эти причуды. Но что поделаешь, если единственным человеком, который сумел бы убедить его в выздоровлении Эйнсли, была сама девушка, а она до сих пор не подала ни одного обнадеживающего сигнала. Гейбл от души надеялся, что скоро такие сигналы появятся.

Гейбл потянулся и плеснул себе в лицо холодной водой. Прошло уже три долгих дня с той поры, как он привез Эйнсли в Бельфлер, и почти все это время он провел у ее постели. Он умывал девушку, менял ей белье, пытался заставить проглотить хоть немного горячего бульона, когда к ней ненадолго возвращалось сознание, старался успокоить, когда ее начинали мучить кошмары, вызванные лихорадкой. Лишь однажды за все время Эйнсли очнулась настолько, что даже назвала Гейбла по имени и, протянув руку, коснулась его щеки. Однако рыцаря это мало утешило, поскольку по ее поведению было ясно, что девушка не отдает себе отчета в том, где она находится и как здесь очутилась.

Налив стакан вина, Гейбл снова занял свой пост у постели Эйнсли. В те редкие минуты, когда он возвращался к себе в спальню и пытался уснуть, мысленно он все равно оставался здесь. Покидая комнату Эйнсли, рыцарь не переставал тревожиться за ее судьбу, страстно желая, чтобы в состоянии девушки поскорее произошли желанные перемены. По замечаниям Рональда, хотя старик пытался скрывать свое беспокойство, Гейбл чувствовал, что тот тоже встревожен.

Решив, что настала пора хоть немного передохнуть, тем более что толку от его ночного бдения все равно было немного, Гейбл наклонился к Эйнсли, чтобы пощупать ее лоб. Это уже вошло у него в привычку, поскольку повторялось по нескольку десятков раз на дню. Однако на этот раз, коснувшись лба больной, рыцарь тут же отдернул руку. Поднеся ладонь к свету, он не поверил своим глазам — рука была влажна от пота. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Гейбл снова положил руку на лоб Эйнсли, затем нервно вскочил и принялся ощупывать все ее тело. Девушка была вся в испарине с головы до ног. Гейбл встал. Он не знал, чего ему больше хочется — то ли прижать Эйнсли к груди от избытка чувств, то ли бежать по всему Бельфлеру, сообщая каждому, что лихорадка, терзавшая девушку, наконец отступила.

Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы прийти в себя и немного успокоиться, Гейбл снова опустился на стул. Предстояло обдумать дальнейшие действия. Ему очень не хотелось оставлять Эйнсли одну — а вдруг она проснется и испугается? — и в то же время он понимал, что необходимо как можно скорее разыскать Рональда. Гейбл выбрал нечто среднее — подойдя к двери, окликнул проходившую мимо горничную и приказал ей сейчас же привести старика. Только потом рыцарь вернулся на свой пост. Сев на краешек постели, он взял руку Эйнсли и уставился на ее лицо, страстно желая, чтобы она наконец открыла глаза. Ему хотелось убедиться, что взор ее стал осмысленным и из него ушла дымка забытья, омрачавшая взгляд Эйнсли в течение долгих дней.

Эйнсли поморщилась и слегка пошевелилась. Она чувствовала себя слабой и измученной, к тому же все тело покрывала неприятная влага. Осознав, что кто-то крепко держит ее за руку, девушка открыла глаза, удивленная тем, каких усилий стоило ей это нехитрое движение. Увидев Гейбла, она захотела улыбнуться, но губы ее так спеклись, что чуть не лопнули, когда она попыталась слегка их раздвинуть.

Гейбл нежно коснулся губ Эйнсли, а она тем временем внимательно изучала его. Он выглядел не слишком хорошо. Усталость проложила резкие складки вокруг рта, а в глазах стояло выражение тревоги. Подняв руку, Эйнсли попыталась коснуться щетины на его подбородке и тут же, чертыхнувшись, бессильно уронила ладонь на одеяло, так и не достигнув цели.

— Мне показалось, что ты неважно выглядишь, Гейбл, — произнесла Эйнсли, удивленная тем, как хрипло и тихо прозвучал ее голос и каких усилий стоила ей эта короткая фраза. — Но, наверное, я сама выгляжу еще хуже. Я что, болела?

Гейбл издал сдавленный смешок. Ему хотелось смеяться и плакать одновременно, так переполняли его эмоции.

— Да. И это твои первые осмысленные слова с тех пор, как стрела пронзила тебе плечо.

Эйнсли удивленно посмотрела на Гейбла, не понимая, о чем он толкует. Однако постепенно память возвращалась к ней. Девушка хотела было потрогать свое плечо, но потом решила, что в этом нет необходимости. Она и так чувствовала, что ранена. То, что боль уже не была такой острой, свидетельствовало о том, что какое-то время она пробыла без сознания.

— И долго я болела?

— Четыре дня.

Гейбл старался отвечать кратко, чтобы до поры до времени не волновать больную излишними подробностями.

— Я снова в Бельфлере?

— Да. Я привез тебя сюда, поскольку решил, что здесь будет удобнее за тобой ухаживать, чем в Кенгарвее.

— Кенгарвей… — прошептала Эйнсли. — Что с моими братьями? Они все погибли? А замок? — Она не договорила — Гейбл мягко коснулся ее губ, прося замолчать. Но все же через мгновение продолжила: — Ты боишься сказать мне правду? Неужели новости настолько плохи, что ты опасаешься, как бы я снова не впала в забытье, услышав их?

— Нет, я просто хочу, чтобы ты не волновалась. Ты пролежала в лихорадке четыре дня, почти пять, если считать тот день, когда тебя ранили. Не стоит тратить те немногие силы, что у тебя есть, на ненужные вопросы. А вот и Рональд! — радостно возвестил Гейбл, увидев входящего в комнату старика.

К огромному облегчению рыцаря, Рональд тут же взял дело в свои руки — неторопливо и умело сменил постельное белье, переодел больную в чистую рубашку, приговаривая при этом, что ей надо побольше отдыхать и набираться сил, чтобы поскорее выздороветь. Эйнсли покорно сносила все это, а Гейбл тем временем пытался привести в порядок свои мысли. Одной из причин, заставлявшей его так горевать по поводу болезни девушки, было то, что он не имел возможности высказать ей все, что было у него на душе. С того мгновения как Эйнсли упала, пронзенная стрелой, рыцарь постоянно думал об этом. Вот и сейчас слова буквально рвались у него с языка, и приходилось делать над собой усилие, чтобы не начать объяснения немедленно. Впрочем, Гейбл понимал, что выбрал неподходящее время. Если он заговорит сейчас, Эйнсли может ответить согласием просто из чувства благодарности или потому, что не найдет в себе сил отказать. А что, если Эйнсли не отвечает на его чувства? Такая мысль доставляла Гейблу нестерпимую боль. Но в то же время он сознавал, что если она примет его предложение, в душе не желая этого, ему будет еще хуже.

Когда Рональд, закончив работу сиделки, отошел, чтобы налить себе вина, Гейбл тут же устремил взгляд на постель и увидел, что глаза Эйнсли опять закрыты.

— Неужели она снова в лихорадке? — с беспокойством спросил он.

— Нет, — поспешил заверить его Рональд. — Просто она очень слаба, и мои хлопоты ее утомили. А тебе, парень, я бы посоветовал не сидеть здесь все время, особенно теперь, когда она пришла в себя. Ты сам знаешь, что моя девонька бывает весьма невоздержанна на язык!

Гейбл ухмыльнулся. Он был готов выслушивать любые крепкие выражения — ведь это несомненный признак того, что Эйнсли пошла на поправку. Может быть, она еще слаба телом, но дух ее, как всегда, силен. Гейбл был убежден, что именно эта сила в конечном счете и помогла Эйнсли победить лихорадку.

— Как ты думаешь, она теперь действительно начнет поправляться?

— Несомненно. Несмотря на лихорадку, рана и так потихоньку заживала. К тому же глаза у моей девоньки ясные, а это значит, что сознание к ней полностью возвратилось. Какое-то время она еще будет очень слаба, а поскольку будет рваться поскорее встать на ноги, нам всем придется немало пострадать от ее неуемного языка.

— Эйнсли останется в постели столько, сколько ты найдешь нужным, даже если мне придется привязать ее! Рональд засмеялся и залпом допил вино.

— В зале уже накрыли к ужину. Ты пойдешь туда? Я могу и один посидеть здесь.

— Нет, не надо. Сходи и попроси принести еды сюда — так, чтобы хватило и мне, и Эйнсли. Может быть, она не сможет съесть много, но я уверен, что аппетит скоро к ней вернется.

— Надеюсь. Ей надо есть за двоих, чтобы восстановить силы и набрать вес. От бедной моей девоньки остались кожа да кости!

— Но зато какая прекрасная кожа!

Заметив, что Рональд поморщился, Гейбл рассмеялся. Как только старик ушел, бросив прощальный взгляд на свою любимицу, рыцарь снова сел у постели Эйнсли. Бессознательным жестом он прикоснулся к ее лбу и тут же мысленно отругал себя за глупость. Пока девушка лежала в лихорадке, Гейбл постоянно щупал ее лоб в надежде, что болезнь отступила, а теперь, когда это наконец произошло, он боится, как бы она не началась снова. Что поделаешь, он действительно беспокоится и хотел бы убедиться, что Эйнсли твердо встала на путь выздоровления.

Лишь поздним вечером Гейбл возвратился к себе, оставив Мораг на дежурстве у постели больной. За все это время Эйнсли всего один раз открыла глаза, но взор ее был осмыслен, и она даже немного поела. Укладываясь в постель, Гейбл предвкушал, как всласть выспится сегодня — впервые с того дня, как ему пришлось возвратить Эйнсли в Кенгарвей.

Гейбл спокойно встретил гневный взгляд Эйнсли. За те четыре дня, что прошли с начала перелома в ее болезни, девушка становилась все воинственнее. Она постоянно пререкалась со всеми, кто за ней ухаживал, хотя ее добровольных сиделок беспокоило лишь одно — чтобы она поскорее поправилась. Гейбл решил, что настал наконец момент указать Эйнсли на недопустимость такого поведения. А если она с первых же слов не выставит его из комнаты, он перейдет к более серьезному предмету разговора. То состояние духа, в котором находилась больная, убеждало Гейбла в том, что она вполне способна сознательно выслушать его предложение и честно на него ответить. Теперь рыцарь не опасался, что слабость или чувство благодарности может толкнуть Эйнсли дать согласие против своего желания. В настоящий момент, на его взгляд, она не испытывала ни того, ни другого.

— Ты сомневаешься в том, что Рональд владеет искусством врачевания? — осведомился Гейбл, помогая Эйнсли сесть поудобнее и прислониться к подушкам, которые только что умело взбила Мораг.

— Конечно, нет! — горячо возразила она, с вызовом скрестив руки на груди и упрямо избегая взгляда Гейбла.

— И тем не менее ты подвергаешь сомнению любой его совет, направленный на то, чтобы ты поскорее поправилась.

— Он действительно умеет лечить, но временами начинает ворчать, как старая бабка. Мне это надоело!

— Рональду отлично известен твой нетерпеливый характер. Я уверен, что он не станет держать тебя в постели без крайней необходимости. Ты совсем извела старика! Любой здравомыслящий человек предпочел бы как можно скорее положить конец этой пытке.

При этих словах Эйнсли метнула на Гейбла сердитый взгляд, но он лишь спокойно усмехнулся.

— И вовсе я его не извела, — пробурчала она себе под нос.

— Неужели? Да ты просто невыносима! Тебя спасает лишь то, что люди, за тобой ухаживающие, терпеливы и дружелюбны, иначе ты давно осталась бы в одиночестве.

Заметив, что Эйнсли покраснела и отвернулась, Гейбл присел на краешек ее кровати, взял за руку и силой повернул девушку к себе.

— Я понимаю, что болезнь может вывести из себя любого, а особенно того, кто не привык лежать в постели, как ты. А ты никогда не задумывалась над тем, что и у меня бывали такие моменты? Ведь я уже много лет участвую в битвах, и за это время, поверь, мне не раз приходилось залечивать раны…

Эйнсли вздохнула. Опершись на подушки, она смущенно улыбнулась и наконец взглянула в лицо Гейблу.

— Понимаю. Ты наверняка вел себя пристойнее, когда болел, правда?

— Хотел бы я ответить утвердительно, но боюсь, что мои дражайшие родственницы поспешат оспорить это мнение.

— Мне очень жаль, что я вела себя так некрасиво. Я непременно извинюсь перед всеми, кто за мной ухаживал, если, конечно, они осмелятся еще хотя бы раз приблизиться к моей постели. — Эйнсли сокрушенно покачала головой. — Рана почти не беспокоит меня. Я чувствую себя здоровой, вот только эта проклятая слабость!.. Ум и сердце подсказывают мне, что я могу встать с постели и вести обычную жизнь, а тело дрожит от слабости и не позволяет мне этого сделать. От такой беспомощности можно сойти с ума! А поскольку я никогда не отличалась кротким нравом, вымещаю свою злость на других. Не думай, что я пытаюсь оправдаться — дурным манерам нет оправдания, — просто хочу объяснить причины своего поведения.

Гейбл нежно поцеловал Эйнсли в губы и с радостью отметил, что она тут же обвила руками его шею и безмолвно потребовала более глубокого поцелуя. Он мягко отстранился, пытаясь заглушить вспыхнувшую страсть, и с улыбкой взглянул на девушку.

— Ты еще недостаточно здорова для этого.

— Однако это помогло бы нам скоротать время. Раз уж я все равно целыми днями валяюсь в постели…

— Не пытайся меня соблазнить, — укоризненно заметил Гейбл, решительно высвобождаясь из ее объятий. Эйнсли вздохнула:

— Тебя наверняка ждут дела. Иди! Ты вовсе не обязан сидеть здесь со мной.

— У меня действительно много дел, однако я задержусь у тебя еще несколько минут, поскольку есть одна вещь, для которой, на мой взгляд, ты уже достаточно поправилась.

— Ну и что же это за вещь? — настойчиво спросила Эйнсли, поскольку Гейбл, раздразнив ее любопытство, загадочно умолк.

— Нам надо поговорить. Я думаю об этом разговоре уже много дней, даже недель, а вот теперь вдруг оказалось, что не могу найти нужных слов.

— Ты заставляешь меня волноваться. Говори же!

Эйнсли постаралась не показывать своего беспокойства. Неужели Гейбл собирается сообщить ей, что как только она окончательно поправится, он отправит ее в Кенгарвей? Он ведь теперь ее лэрд. Возможно, он даже нашел для нее подходящего жениха. Эйнсли мысленно обозвала себя дурой. Как она могла подумать, будто то, что Гейбл привез ее в Бельфлер, означает нечто большее, чем просто заботу о ее здоровье? Ее ранили, когда она спасала ему жизнь, вот он из чувства благодарности и привез ее туда, где, на его взгляд, ей будет обеспечен наилучший уход. Эйнсли сама себе многократно повторила эти рассуждения, однако что-то в глубине души мешало ей поверить в то, что это правда.

— Для волнений нет причин. — Он не сводил рассеянного взгляда с ее руки и легонько поглаживал пальцы. — Я дурно обращался с тобой, Эйнсли.