За день до полуночи

– Сэр, кончилась лента.

– Замени, сейчас я им задам.

– Проклятье, Сиксган-2, я Дельта-6, оставайтесь на своей позиции, я не могу рисковать последним вертолетом.

– Сэр, я заставил их бежать, я вижу, как они бегут, хочу подойти ближе.

– Новую ленту, быстрее.

– Сейчас мы им зададим.

– Сиксган-2, оставайтесь на месте, черт побери! – заорал Пуллер.

– Полковник, эти ракетчики у меня на мушке, ох, здорово, это…

– Черт, сэр, здесь огонь…

– Ох, ох, проклятье, в меня попали, я…

– Огонь, огонь, ого…

– Боже! – воскликнул кто-то, выглянув в окно. – У него взорвался бак с горючим, огонь во все небо, как фейерверк в День Независимости.

– Дельта-6, я Хавбек, наткнулся на сильный фронтальный огонь.

– Хавбек, прикажите второй штурмовой группе выходить на исходный рубеж.

– Они готовы, сэр. Черт, сбиты оба вертолета, один здорово горит.

– Вы продолжаете продвигаться вперед?

– Нас встретили сильным огнем, сэр.

– Но ваша группа продвигается вперед или залегла?

– Особого движения не видно, слишком сильный огонь. Полно дыма, снега, пыли, невозможно что-то разглядеть. Мне вызывать подкрепление?

– Нет, пока не убедитесь, что первая атака полностью захлебнулась.

– А где же те, кто должен ударить слева? Где Браво? Где, черт побери, Браво? Господи, Браво, если вы нам не поможете, то нас здесь измолотят, а тогда уже никто не сможет подойти так близко к этой дыре.

Он почувствовал, как лезвие впилось ему в горло… и вдруг остановилось.

Сжимавшие его объятия ослабли, нападавший быстро и молча отскочил от него.

Уоллс почувствовал легкость в спине, повернулся и машинально схватился пальцами за то место, где лезвие уже начало делать свое дело. Безумные глаза его смерти на этот раз посмотрели в сторону.

– Боже, леди, да вы меня чуть не убили.

Вьетнамка мрачно смотрела на него.

Боже, откуда в таком хрупком существе столько силы? Детка, да у меня от страха задница похолодела. Если бы ты так обработала меня пятнадцать лет назад, тогда мне точно была бы крышка.

Уоллс растирал шею, на которой проступили капельки крови.

– Вы, как и я, пробрались сюда по тоннелям. А потом пролезли в одну из вентиляционных труб, верно? И тут наткнулись на меня, так ведь? Конечно так, по-другому просто и быть не могло. А когда услышали мои шаги, то забрались вон туда. – Уоллс показал на колпак, прикрывавший вентиляционную трубу. Он вздрогнул, представив себе, как она сидела там, сжавшись и приготовившись к прыжку, как пантера. – Черт, по вашему виду можно сказать, что досталось вам еще больше, чем мне.

Фуонг вся была перепачкана грязью и кровью, в темных глазах ее блуждал безумный страх, она сжимала и разжимала рукоятку большого ножа. Одна штанина брюк была оторвана, руку покрывал слой засохшей крови, рана на плече почернела.

Кто это сказал, что вьетнамцы все на одно лицо? Да кто бы ни сказал, он не прав. Сейчас Уоллс пристально смотрел на лицо, которое долгие годы было в его понятии плоским, тупым и желтым, и видел на нем те же самые чувства, что и на других лицах: страх, злость, гордость, храбрость. Ну, это лицо, может быть, было печальнее других.

– Они напали на вас? А где же ваш напарник? Ну, этот, дылда. Здоровый белый хлыщ. Где он?

Фуонг покачала головой. Уоллс рассмеялся.

– Он не сумел пробраться сюда? Мой парень Уидерспун тоже не сумел. Ладно, милая, это оказалось под силу только нам, старым тоннельным крысам. Никто, кроме нас, не смог сделать этого. – Он встал, поднимая свой обрез. – Хорошо, леди, а сейчас, я думаю, нам надо забраться по лестнице вон к той маленькой двери. Видите ее? Полезем? Может быть, как-то удастся пробраться через нее. Потому что я твердо уверен, что нам не следует сидеть рядом с этой большой дурой, – Уоллс бросил взгляд на ракету, – поскольку она может взлететь. Мы тут сгорим дотла. Так вы идете или остаетесь? Лучше бы вам пойти со мной.

Фуонг бешено сверлила его своими темными глазами.

Черт, да она просто ничего не понимает. Для нее это очередной тоннель, за исключением, правда, того, что в нем торчит ракета.

– Идемте, – ласковым тоном произнес Уоллс, – поверьте, вам нельзя находиться здесь, если эта дура взлетит. Из дыры вырвется пламя и сожжет вас, как напалм.

Он начал взбираться по скобам, глядя вверх на люк ракетной шахты. Вниз он не смотрел, для него это было слишком высоко, ведь старая тоннельная крыса Уоллс боялся высоты. Он карабкался все выше и выше, пока не запыхался. Чертовы семь этажей, жуть как высоко!

Наконец-то он добрался до двери, она была гладкая и прочная. Ошалевший от подъема, уцепившись ногами и одной рукой за скобы, другой рукой он толкнул дверь, но она не поддалась. Это была еще одна дверь, очередная дверь в его жизни.

На ней не было нацарапано «Трахай ниггеров», но эта надпись ей очень бы подошла. Как и всякая дверь, с которыми он сталкивался в жизни, и эта говорила: «Тебе сюда хода нет. Тебя сюда не приглашали».

Сжав руку в кулак, Уоллс со всего размаха трахнул по двери. Рука заныла от боли.

Значит так, да? Еще одна засранка.

Уоллс подумал, что ему следовало бы засмеяться. Проделать такой путь, чтобы…

Он услышал шум, бросил взгляд вниз и увидел под собой на несколько скоб ниже маленькую вьетнамку.

– Это хорошо, что вы забрались сюда, мамуля, но дальше-то идти некуда.

Фуонг подергала его за ногу и показала куда-то вверх.

Что ж, здрасьте вам. Да, там была еще какая-то дверь или люк, или что-то в этом роде размером два на два фута, закрытое металлической сеткой. Эта штука была в стене шахты, примерно в пяти футах над ним и смахивала на трубопровод или вентиляционное отверстие. Впрочем, это не имело значения.

– Слишком далеко, – крикнул Уоллс, – я не доберусь туда.

Фуонг жестом показала, что хочет попробовать сама.

Эта дурочка желает забраться туда. Рехнулась, что ли? Туда не залезть. Ничего не поделаешь, конец путешествию.

Но Фуонг, словно кошка, карабкалась вверх. Боже, какая же она сильная. Уоллс посторонился, и теперь они вместе оказались на самом верху лестницы. Жестами и мимикой Фуонг принялась объяснять, что предлагает забраться в эту маленькую трубу.

И Уоллс понял, что она имела в виду. Он сильный, а она легкая, если он поддержит ее, то, может быть, она как-нибудь туда и заберется.

Вот упрямая, да мало ли что там может быть.

– Понял, милая, сейчас полезете. Натан вас поддержит.

Уоллс прочно уперся ногами в нижнюю скобу, а руками ухватился за самую верхнюю.

Фуонг вскарабкалась ему на спину, уперевшись ногами в бедра, потом выпрямилась, помогая себе руками, а Уоллс обхватил ее одной рукой за талию.

Она была легкой, кожа да кости, но вместе с тем и тяжелой, Уоллс почувствовал это в тот ужасный момент, когда покачнулся под ее весом и уже подумал, что не удержит ее. Он ощутил, как она напряглась, дрожа, вскрикнула или выругалась на своем языке, но уже в следующую секунду Уоллс сумел поддержать ее за спину.

– Хорошо, хорошо, все в порядке, только успокойся, остынь, детка, – со стоном вымолвил Уоллс, тяжело дыша. Он понимал, что ему ни в коем случае нельзя смотреть вниз, они ведь чудом держались на лестнице, один ботинок Уоллса стоял на скобе, другим он болтал в воздухе, чтобы сохранить равновесие, а вся тяжесть тела Фуонг приходилась на его бедра.

Проклятье, ничего из этого не выйдет!

Но Фуонг напряглась, потянулась вверх. Боже, ну и отчаянная. Уоллс изо всех сил уперся рукой ей в спину, чувствуя, как спина скользит вверх под его рукой, по мере того как Фуонг тянулась к сетке, закрывающей трубу. Уоллс не мог видеть точно, что происходит, в дюйме от его глаз была только спина Фуонг. Онемела рука, которой он поддерживал ее, заныла и другая, которой он вцепился в верхнюю скобу. Лицо было мокрым от пота, Уоллс подумал, что сейчас у него лопнут мускулы, сердце бешено колотилось, он не мог как следует вздохнуть, от напряжения начали трястись все конечности Послышался щелчок, потом скрежет, Уоллс понял, что она раскрыла нож, подсунула его под раму сетки и пытается открыть вход в эту чертову штуку.

– Ох…

Внезапно Фуонг подпрыгнула, а Уоллса шатнуло от неожиданности, нога его соскользнула со скобы, и он, сразу забыв о Фуонг, почувствовал, что летит вниз; он понял, что это смерть… и все же в последнюю долю секунды той рукой, которой поддерживал Фуонг, он успел ухватиться за скобу. В мгновенной панике Уоллс нащупал скобу и ногами. И только после этого он все-таки увидел: женщина не упала вниз, а по-обезьяньи повисла на раме с сеткой, которая тихонько раскачивалась на слабеньких петлях взад и вперед.

– Боже, осторожнее! – закричал Уоллс.

Маленькая рама под непомерным грузом повернулась почти на 180 градусов к самой стенке. Фуонг, вытянув ногу, носком тапочки начала нащупывать отверстие в стене. Это ей удалось и, зацепившись носком за трубу, она подтянула себя ближе к отверстию, потом еще ближе и еще. Наконец, изловчилась и сунула одну руку в трубу, ухватившись там за что-то, а затем другой рукой каким-то немыслимым образом втянула в трубу все тело.

Боже, подумал Уоллс, ей удалось.

Фуонг отдыхала. Уоллсу показалось, что уже через секунду она высунулась из трубы и принялась настойчиво тыкать пальцем в направлении талии.

Черт побери, леди, что ты хочешь?

Но, конечно, он понял, что она имела в виду, – веревку, скрученную восьмеркой и пристегнутую к ремню. Уоллс отстегнул карабин, которым была приторочена веревка, распутал ее и швырнул конец Фуонг. Она очень ловко поймала его – черт побери, она все делала очень ловко – и через несколько секунд конец веревки был уже закреплен за чем-то внутри трубы.

Свой конец веревки Уоллс привязал к скобе, сделав при этом чуть ли не сотню узлов. Фуонг знаком приказала ему подниматься.

Ох, черт, подумал он, надеюсь, это дерьмо выдержит меня.

Подниматься надо было всего футов шесть, но это расстояние казалось ему просто огромным. Забраться по веревке Уоллс мог, только уподобившись обезьяне.

Он зажал веревку ботинками, закрыл глаза и подтянулся на руках. Боже, как растягивается веревка – под его весом, под весом обреза на плече, всяких подсумков на ремне, под весом патронов к обрезу, которыми набиты карманы.

Продвигаясь вверх, Уоллс лихорадочно молился, Господь наверняка должен был услышать его молитвы. И тут он почувствовал, как руки Фуонг подхватили его и потащили вверх. Его охватила паника, что было хуже всего в данный момент, и все же каким-то образом он сумел забраться в трубу.

Внутри трубы он сел, тяжело дыша, и тут же почувствовал боль во всем теле.

Ладони кровоточили – так крепко сжимал он ими веревку, саднило плечо – оказывается, он оцарапал его о край трубы. Да не только плечо. Бедро и рука тоже давали о себе знать. Но сейчас не хотелось даже думать об этом, только бы вдохнуть побольше воздуха. С удовольствием выкурил бы сейчас сигарету.

Фуонг что-то говорила. Отдышавшись, Уоллс сказал ей:

– Эй, не тарахти, милая. Извини, но я не понимаю, что ты стрекочешь.

Но жесты он понимал, а Фуонг призывала его куда-то посмотреть.

Теперь и ему пришло в голову посмотреть, куда же они все-таки попали. Да, а ведь попали они в никуда, примерно через шесть футов труба заканчивалась шлакобетонной стеной.

Так для чего тогда нужна эта чертова труба? – с горечью подумал Уоллс, понимая, что попал в очередную ловушку.

И тут он увидел, для чего она была нужна: возле стены стоял металлический ящик, а в него и из него из разных мест в стене шли металлические трубки.

Уоллс подполз ближе.

Ящик был закрыт на висячий замок, чтобы в него нельзя было забраться, но сам по себе ящик выглядел довольно хлипким, так что его можно было просто разбить.

На ящике было написано:

«Панель предохранителей входной двери, ВВС США LСА-8566033».

Снова это слово, знакомое по тюрьме: «дверь». ДВЕРЬ. ДВЕРЬ.

Вот через нее мы и попадем внутрь, подумал Уоллс и принялся ломать ящик.

Дилл слышал стрельбу впереди, она все усиливалась, превращаясь в невероятный грохот.

– Ох, Господи! – воскликнул он, обращаясь к сержанту.

И в этот момент в нескольких сотнях футов впереди второй вертолет вспыхнул, словно гигантский костер, пламя осветило небо и деревья.

Дилл пошатнулся и упал. В приборе ночного видения все слилось в сплошное пятно, лейтенант заморгал, чтобы избавиться от мелькавших в глазах искр. Нельзя ведь смотреть на взрыв, вспомнил он.

Оглянувшись назад, Дилл увидел, что большинство его людей, пожалуй, даже половина, все еще пробирались по льду русла, подталкивая друг друга, проваливаясь в ямы, цепляясь за камни. Вся рота, наверное, поднимется на холм только через час.

Но уже сейчас в его распоряжении двадцать пять человек, вооруженных автоматами, винтовками М-16 Дилл слышал отчаянную стрельбу впереди, так что нельзя было терять времени.

– Мы почти на месте, – сказал он.

– Боб, да они нас тут всех перебьют, – заметил один из солдат.

– Да, Боб, похоже, у нас совсем мало шансов, – поддержал его другой.

– Я думаю, русские не знают, что мы здесь, – ответил Дилл, – а ребята, которые сейчас атакуют, рассчитывают на нас. Им сейчас очень трудно.

Дилл знал, что не обладает красноречием, и даже по его понятиям, эта маленькая речь прозвучала не слишком убедительно, но он, по крайней мере, не мямлил и не порол чушь. Поэтому Дилл просто повернулся и пошел вперед по снегу между деревьями, задаваясь вопросом, туда ли он движется. Лейтенант надеялся, что его люди пошли за ним, но не хотел оглядываться и проверять, потому что это могло смутить их.

Он быстро добрался до поляны, и его взору открылся сплошной фейерверк, смысл которого он не мог понять.

Что-то здесь было не так, во всяком случае, он не ожидал увидеть такую картину. Похоже, они вышли не туда. Да и ощущение у него было какое-то странное, этакое безумное чувство, что он попал на фестиваль. Отдельных звуков Дилл не различал, все они слились в сплошной грохот. Лейтенант толком ничего не видел, он был смущен, пытаясь разобраться в том, что же здесь происходит.

– Боб, нам сюда надо было выйти?

– Не знаю, – честно признался Дилл, – не уверен. Остается только надеяться, что это именно тот холм.

– А на другой мы и не могли попасть. Здесь только один холм.

– Гм…

И вдруг кто-то мелькнул перед Диплом. Он улыбнулся, намереваясь вступить в разговор, но в ту же секунду понял, что смотрит на советского десантника в камуфлированном комбинезоне, черном берете и с автоматом АК-47 на груди. Этот человек являл собой самое ужасное зрелище в его жизни, и Дилл выстрелил ему в лицо.

– Господи, Боб, да ты убил этого парня!

– Готов поспорить на твою задницу, что именно это я и сделал. А теперь вперед, черт побери!

И тут его люди, не задумываясь, без всяких указаний и приказов открыли огонь.

Они с колена поливали очередями позиции спецназовцев, удивляясь тому, как быстро падают фигуры перед ними, как долго не могли опомниться русские, чтобы открыть ответный огонь, да и вообще тому, как все это просто.

Ясотый остолбенел от изумления и в ту же секунду понял, что надо оставлять позицию.

Наверное, это группа Дельта ведет огонь справа, тогда и вертолеты, и атака пехоты – просто военная хитрость. Этому сообразительному американскому командиру удалось каким-то образом в темноте поднять группу Дельта на крутую отвесную скалу справа и бросить ее в бой. Но это же невозможно, просто невозможно!

Теперь уже все решали секунды.

Он увидел, как разваливается вся оборона, невозможно было отбивать атаку с двух направлений. Его обошли с фланга, рухнула его схема отражения лобовой атаки с помощью системы траншей и перекрестного огня. Теперь оставалось только спуститься с людьми вниз для обороны шахты, а там будь что будет.

Ясотый выпустил очередь по приближающимся справа фигурам. Он увидел их уже в дальнем конце траншеи, стреляя от пояса из М-16, они стреляли вдоль траншеи, поливая его людей длинными очередями. Другие врывались в траншею сбоку. Их становилось все больше и больше. Ясотому стало плохо при виде того, как быстро умирают его лучшие люди.

Он вытащил свисток и подал сигнал: два коротких свистка, пауза и снова два коротких.

Майор увидел, что его люди стали поспешно оставлять позиции, прикрывая друг друга огнем, – сначала Красный взвод, потом Синий. Десантники из группы Дельта подошли совсем близко справа, пехота с фронта ворвалась уже в главную траншею. Ясотый увидел, как приземлились вертолеты, оттуда высыпались десантники и стали пробиваться в его направлении. Пора было и самому сматываться.

Повернувшись, он быстро пополз под огнем к разрушенному зданию, где находилась дверь, ведущая в шахту. Времени было очень мало. Небо светилось от ракет, повсюду носились трассеры. Натыкаясь на препятствия, они вздымали тучи пыли. Майор видел, как его люди беспорядочно отступают к руинам здания, падая под пулями.

Все, он добрался.

– Группа обороны шахты, ко мне! – крикнул Ясотый.

Он мог взять с собой только пятнадцать человек, больше не выдержал бы лифт. Вместе с пятнадцатью спецназовцами, которые уже находились внизу, в его распоряжении будет тридцать человек.

– А пулемет? – крикнул старший сержант.

Пулемет? Ах, да, Ясотому предстояло принять сложное решение, ведь у него остался всего один пулемет. Он вспомнил того сумасшедшего американца, который стоял в полный рост на снегу поляны под пулями и поливал их огнем из пулемета М-60, держа его в руках.

Но перед тем, как его убили, черт бы его подрал, он своей стрельбой вывел из строя их второй пулемет «хеклер энд кох-21». И теперь у него остался всего один пулемет М-60. Если взять его с собой, то люди наверху не смогут сдержать американцев. Ну а если американцы все-таки попадут в шахту, то ему не обойтись без этого чертова пулемета.

– Майор Ясотый! – снова крикнул старший сержант. – Как быть с пулеметом?

Майор просто ненавидел себя в этот момент.

– В шахту, – приказал он, – заберем с собой.

– Пулемет сюда! – скомандовал сержант, и оружие передали через толпу к дверям лифта.

– Благослови вас Господь, ребята! – крикнул Ясотый. – Задержите их, пока они не провалятся в преисподнюю. Вы сделаете это ради вашей Родины, и дети ваши будут любить вас за это.

– Мы будем держать этих ублюдков, пока они не запросят пощады у Горбачева, – раздался бодрый голос из темноты.

Но Ясотому было уже не до речей, он торопился. Майор быстро нагнулся к терминалу компьютера, расположенному сбоку от двери лифта. И набрал на клавиатуре «вход».

На экране высветилась команда: «Введите код».

Ясотый набрал двенадцать цифр, которые его заставил запомнить генерал, нажал кнопку ввода, и дверь лифта открылась.

Порядок.

Он вошел в лифт. А потом пневматическая дверь с шипением закрылась, и лифт повез его вниз, подальше от ночного боя.

23.00

– И где же ты был, дорогой товарищ Арбатов? – поинтересовался комитетчик Горшенин. – Сигнал о твоем возможном бегстве поступил в семь вечера, когда ты не явился на дежурство.

– Я задержался, товарищ Горшенин, – ответил Григорий, моргая и удивляясь в душе, почему Магда никого не предупредила.

Обстановка была, как в какой-нибудь идиотской шпионской мелодраме. Лампа в комнате охраны КГБ на втором этаже была развернута так, что своим мощным светом нестерпимо слепила Григорию глаза. Вот идиотство!

– Я выполнял задание и сообщил об этом Магде Гошгарьян, которая согласилась подежурить за меня.

– Предупреждение о твоем возможном бегстве поступило от твоего непосредственного начальника, товарища Климова.

– Товарищ Климов ошибся.

– Гм, товарищ Климов не из тех, кто ошибается.

– Да, конечно, но на этот раз он ошибся. Послушай, неужели бы я вернулся закончить ночное дежурство, если бы собирался улизнуть? Разве я не сидел бы уже на какой-нибудь конспиративной квартире ФБР, лакомясь бифштексом и развлекаясь с девками?

Горшенин, молодой человек тридцати двух лет, без чувства юмора, со сверкающей лысиной и маленькими близорукими глазками «технаря», спрятанными за очками, посмотрел на Григория без всякого выражения. Теперешние молодые никогда не проявляли чувств, они были просто машинами.

– Так объясни, пожалуйста, где ты был сегодня.

– Ох, товарищ, ты же знаешь, что операции ГРУ закрыты для КГБ, так ведь? Я ничего не могу сообщить тебе, таковы инструкции. Обе наши организации действуют по строго установленным, жестким правилам. Или ты предпочитаешь, чтобы вся вашингтонская резидентура была укомплектована сотрудниками ГРУ, а вы, ребята из КГБ, отправились бы в более интересные города, вроде Джакарты или Кабула?

– Шутки тут неуместны, товарищ. Дело серьезное.

– Но в данном-то случае, товарищ, нет ничего серьезного. – Григорий пытался пустить в ход все свое обаяние, озорно стрелял глазами в Горшенина, задумчиво улыбался. – Честно говоря, мы не очень ладим с молодым Климовым. Я представитель старой школы, ортодокс, трудяга, веду игру исключительно по правилам. А Климов молодой, хочет действовать современными методами, поэтому мы и цапаемся с ним, понимаешь? Так что он просто в очередной раз придирается ко мне.

Горшенин холодно посмотрел на него и провел пальцами по губам.

– Гм, да, конечно, я знаю, как это бывает.

– Так что это вопрос личных отношений. А не профессиональных. Вот и все. Отсутствие взаимопонимания между разными поколениями.

Горшенин лизнул приманку, отошел, вернулся, лизнул еще раз. И заглотнул.

– Похоже, в ГРУ возникли некоторые моральные проблемы? – поинтересовался он.

– Ох, ничего страшного. Мы это уладим между собой. Большинство наших хорошие парни, но иногда бывает, что одна паршивая овца… ну, ты знаешь эту поговорку. Только вчера Магда говорила мне…

Но Горшенин уже больше не слушал его. Глаза его закрылись, казалось, он производит в уме какие-то подсчеты. Потом сказал:

– Послушай, старая лиса, а ты знаешь, как чудесным образом можно решить все твои проблемы?

– Да как их решишь, единственное, что мне остается, так это просто ждать.

– А ты не торопись, Григорий Иванович. Ты же знаешь, какой Климов вспыльчивый. А если он действительно захочет подставить тебя? Ты же знаешь, чем это кончится, не так ли?

Арбатов вздрогнул.

– Так что давай, Григорий Иванович, решайся. Переходи в КГБ!

– Что? Да ведь…

– Подожди. Подумай хорошенько и решайся. Я устрою тебе у нас такую же должность. Человек с твоим опытом и связями, да тебе у нас цены не будет.

Григорий сделал вид, что задумался над предложением.

– Этот шаг может принести тебе большие выгоды. И спокойствие. Никто не будет тебя дергать, придираться, а то грызетесь с Климовым, как кошка с собакой.

Арбатов кивнул, на его опухшем лице появилось такое выражение, словно он уже готов был поддаться соблазну.

– Да, это звучит очень заманчиво.

– Конечно, но мне надо кое-что передать в Москву. Ты же знаешь, я не могу просто сказать начальству, что нам нужен этот человек и мы должны взять его к нам. У меня должны быть какие-то козыри, понимаешь?

Какой же ты идиот, Горшенин. Настоящий вербовщик не идет напролом, он действует изящно, использует обаяние, настойчиво, но ненавязчиво загоняет своего агента в ад. Арбатов знал это, потому что сам загнал в ад несколько человек.

– Подарок? – спросил Григорий, прикидываясь дурачком.

– Да, ну ты же понимаешь. Что-нибудь небольшое, чтобы продемонстрировать твое желание работать на нас. Что-нибудь маленькое, но удаленькое.

– Гм-м, – промычал Григорий в глубокой задумчивости, – ты имеешь в виду что-нибудь от американцев?

– Да! Это было бы здорово, что-нибудь от американцев.

– Понимаешь, сейчас на самом деле трудные времена. Ты же знаешь нашу работу, товарищ Горшенин. Сеешь тысячу семян, а собираешь одну-две картофелины.

Горшенин изобразил на лице разочарование.

– Черт побери. Ты же понимаешь, мне ужасно не хочется отправлять тебя к Климову и составлять при этом плохой отчет о нашем разговоре. Он же не поймет наших шуток.

– Гм-м, – Григорий снова изобразил глубокую задумчивость. – У КГБ ведь наверняка имеются шифровальные книги ГРУ?

Идиот Горшенин заглотил это, и глаза его засветились, как экраны телевизоров. Шифровальные книги держались в строгом секрете, это было настоящее сокровище. Если КГБ удастся заполучить хоть одну шифровальную книгу всего на один час, то можно будет в будущем читать шифрованные телеграммы ГРУ. А человек, который сумеет достать шифр!

– Да уверен, что они у нас наверняка имеются, – ответил Горшенин, неумело изображая равнодушие. – Да они по всем посольствам валяются.

Это была жуткая, прозрачная и неубедительная ложь. Эти книги охранялись точно так, как компьютерные коды для запуска ракет SS-18.

– Да, черт побери, жалко. Понимаешь, эти книги все время держат под замком, за исключением тех случаев, когда начальнику связи требуется зашифровать или расшифровать телеграммы особой срочности. А начальник связи мой старый приятель, и однажды ночью он позвонил мне, вспомнив, что оставил в сейфе кое-какие деликатные лекарства. Барбитураты. Представляешь, как бедный парень перепугался? И он назвал мне комбинацию сейфа, чтобы я вытащил оттуда лекарства. А я запомнил комбинацию.

– Да ее уже наверняка поменяли, – слишком поспешно вставил Горшенин.

– Возможно, но когда я последний раз дежурил, еще не поменяли.

Они посмотрели друг на друга.

Через стол к Арбатову полетел какой-то предмет. Это был миниатюрный фотоаппарат.

– По-моему, тебе давно уже пора находиться на дежурстве в «Винном погребе», товарищ?

Арбатов бросил взгляд на часы.

– Давно пора, – согласился он, – уже почти полночь.

Дыра блестела, расширяясь по мере того, как металл плавился по ее краям.

Из этого жерла родится новый мир, подумал Джек. Черная дыра будет расширяться, расширяться, расширяться и, в конце концов, поглотит все. Ему стало ужасно грустно.

– Давай, давай, – подгонял его генерал. – Ты уже почти закончил, давай, быстрее!

Пламя пожирало металл, испаряя его.

Внезапно зашумели двери лифта и раздался топот тяжелых ботинок. По коридору бежали люди, слышались встревоженные крики. На мгновение Джеку подумалось, что это американские военные, но это кричали русские сержанты, отдавая приказания. Джек услышал, как вскрывают ящики с боеприпасами, спешно набивают патронами магазины, стаскивают в коридор какую-то мебель, возводя баррикады. Повеяло воинственным духом, Джеку показалось, что он попал в самый центр площадки, на которой снимают фильм о войне.

Генерал говорил по-русски с суровым офицером, приходившим утром домой к Джеку, – офицер что-то объяснял, генерал слушал. Потом оба вышли из комнаты.

Джек выпрямился, сейчас в комнате остался только охранник, который ранил его. Онемевшая нога ужасно болела, да и голова просто раскалывалась от боли.

– Ты ведь говоришь по-английски, да? – обратился Джек к парню, не сводившему с него васильковых глаз. Молодой, крепко сбитый юноша, довольно симпатичный, вполне мог бы играть свободным защитником или нападающим.

– Ты знаешь, что они собираются сделать? Что они тебе сказали? Ты знаешь, что произойдет? Нет, вы, наверное, даже не подозреваете, что может случиться.

Охранник спокойно смотрел на него.

– Продолжай работать.

– Они собираются запустить ракету. Там, внутри, ключ для ее запуска. Парень, они собираются взорвать весь мир, убить мир.

Охранник резко ударил его прикладом автомата АК-47. Хорошая реакция бывшего спортсмена позволила Джеку слегка уклониться, и удар пришелся в подбородок, а не в зубы. Ужасная боль, разорвавшаяся в голове, подсказала Джеку, что у него, по всей видимости, сломана челюсть, хорошо еще, что он не позволил выбить себе зубы. Он со стоном рухнул на пол, а охранник заколотил его по ребрам.

– Нет, Господи, прошу, не надо! – взмолился Джек.

– Американская свинья, дерьмо поганое, да вы сами собираетесь убить наших детей своей проклятой ракетой! – Лицо парня, как и у Джека, исказила гримаса неподдельной боли.

Джек подумал, что ему пришел конец, но удары прекратились. Вошедший суровый майор приказал охраннику идти в коридор, а сам поднял Джека на ноги.

– Думайте, что говорите, мистер Хаммел, – предупредил майор. – У этих ребят наверху остались друзья, которых сейчас убивают. У них не то настроение, чтобы миндальничать с вами.

– Пошел к черту! – закричал Джек сквозь слезы. – Наши придут сюда и поубивают вас раньше, нем вы достанете этот проклятый ключ, и…

– Нет, мистер Хаммел, – раздался голос генерала, – они не скоро попадут сюда. А вам работы осталось на несколько минут.

Майор поднял пистолет и прижал его к голове Джека.

– Может быть, опять хотите послать меня к черту, мистер Хаммел? – спросил он.

Если бы ему хватило храбрости сделать это, но Джек понимал, что не осмелится. Одно дело, абстрактная храбрость, а другое дело, когда к твоей голове приставлен пистолет и ты понимаешь, что этот русский, не моргнув глазом, нажмет на спусковой крючок. Черт возьми, ведь осталось так мало, они смогут закончить работу и с помощью зажигалки.

Генерал наклонился, поднял горелку и сунул ее в оцепеневшую руку Джека.

– Мы победили, мистер Хаммел. Нам удалось это, разве вы не понимаете?

Генерал повернулся, подошел к радиостанции, которая стояла между телетайпами, нажал несколько кнопок, повернул какие-то ручки и оглянулся на Джека.