Красные шатры (№2) - Похороны чародея

Солдат отъехал на возвышенность и расстелил одеяло меж двух валунов. Однако к середине ночи под унизанными звездами небесами негодование Солдата достигло той точки, когда он уже не мог сидеть сложа руки. Он решил убить Голгата, пока тот спит. Солдат был уверен, что окажет всем большую услугу, избавив мир от такого паразита.

Солдат пробирался меж валунов с ножом в руках, как вдруг столкнулся лицом к лицу с человеком, которого как раз собирался убить. Голгат с ножом в руке пробирался к скалам. Они уставились друг на друга в свете звезд, зарычали, обменялись парочкой ругательств и бросились один на другого. Соперники возились в пыли до тех пор, пока от шума не проснулась Лунна Лебяжья Шейка. Она была женщиной здравомыслящей и тут же смекнула, что если ее спутники сейчас друг друга поубивают, то она окажется одна в пустыне, где бродят хищные звери и творят бесчинства кочевники.

— Прекратите! — что есть мочи закричала красавица. — Прекратите сейчас же, иначе я перестану с вами разговаривать!

Прозвучала единственная угроза, способная привести в чувство соперников, — которые тут же разошлись в разные стороны.

— Мерзавец! — рявкнул один.

— Свинья! — прорычал другой.

— Прекратите немедленно перепалку! — приказала Лунна. — Вы что себе позволяете? Вы же вроде бы друзья.

— Друзья? — закричал Солдат. — Да я лучше с крокодилом дружить буду.

— Я с радостью стану для тебя крокодилом и откушу твою тупую голову.

— Ты за грош меня продать готов.

— Вот тебе грош. Забирай и катись отсюда, — сказал Голгат и швырнул Солдату под ноги монету.

— Дети, дети, — взмолилась Лунна, которая уже привыкла к тому, что все мужчины в ее присутствии начинают потасовки.

Солдат, прищурившись, поглядел на Лунну.

— Что, боишься, что я твоего любовника побью?

Голгат прошипел:

— Это о тебе она грезит. Лунна с тебя глаз не сводит. Смотреть противно. — Он схватил клинок. — Я достаточно здравомыслящий человек, чтобы…

— Прекратите сейчас же! — заорала Лунна. — Ты — отправляйся спать в камнях, а ты — иди и спи там. А я останусь у огня, чтобы на меня змеи и пауки не напали. Сами друг друга развлекайте в темноте. А мне не нужен ни тот, ни другой, ясно? Да я скорее верблюда полюблю, чем таких простофиль, как вы. А теперь спокойной ночи.

Недавние соперники уставились на нее, плотно сжав губы. Солдат стал озираться в темноте.

— У тебя, наверно, кто-то есть. Какой-нибудь пастушок, так ведь? Конечно! Хочешь избавиться от нас, а сама к любовнику побежишь. Ну так вот, я и не подумаю отсюда уходить.

— И я не уйду, — сказал Голгат, принимая ту же позицию.

— Тогда я буду спать, — вздохнула Лунна. — И мне наплевать, если вы двое умрете стоя.

Путешествие могло превратиться в ад. И превратилось бы, если бы им на пути не встретился юноша с золотыми волосами.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Следующие дни и ночи прошли без изменений. Бывшие друзья сгорали от желания перерезать друг другу глотки. Только благодаря какому-то чуду не произошло убийства — исключительно из-за переполняющей их слепой ярости ни одна из попыток не увенчалась успехом. Если бы соперники сохраняли хладнокровие, один из них к этому моменту точно уже был бы мертв, а может, и оба. Мужчин так распирало от ревности, что они походили на два действующих вулкана. Лунна Лебяжья Шейка уже и не знала, что ей делать.

К счастью, некое происшествие все коренным образом изменило.

В пустыне путешественникам встретился златовласый юноша в сопровождении какой-то женщины. Наши путники спускались с дюны, когда заметили юношу, который, припав на колено, целился из арбалета в воздух. На глазах у них он выпустил стрелу, и несколькими мгновениями позже к земле устремился крылатый лев. Зверь рухнул на песок с тяжелым хлюпающим звуком и остался лежать на месте — распростертый, разбитый, безжизненный. Юноша испустил радостный крик, подошел к мертвому зверю и пнул его. Потом сложил арбалет и убрал его в ножны, свисавшие с седла лошади.

Молодому человеку было не больше двадцати. Бронзоволицый, мускулистый, великолепно сложенный: стройные бедра, крепкие ноги, широкие плечи. От палящего пустынного солнца его кожу закрывали одни лишь обтягивающие рейтузы. Он двигался и держался как настоящий атлет. Золотые локоны лежали на плечах завитками, обрамляя довольно привлекательное лицо. Впервые Солдат увидел столь прекрасного юношу, обладающего такой крепкой мускулатурой.

Но внимание его привлек не юноша.

Взгляд Солдата приковала сопровождающая незнакомца женщина.

Эта была принцесса Лайана, его дорогая любимая жена.

— Лайана! — обрадованно окликнул ее Солдат, и все мысли о Лунне мгновенно испарились. — Нашлась!

— Наконец-то, — буркнул Голгат. Он тоже начал приходить в себя при виде людей из внешнего мира. — Теперь здесь воцарится долгожданное спокойствие.

Солдат поскакал вниз.

Приблизившись к Лайане, он спрыгнул с лошади и заключил жену в объятия, но, увидев ее пустое, ничего не выражающее лицо, понял, что стряслось ужасное. Лайана его не узнала и глядела на Солдата удивленными глазами.

Принцесса была грязна и растрепана, лицо заляпано грязью, волосы спутаны. Платье на ней было порвано, а сандалии стоптаны. Она выглядела так, как выглядит женщина, переживающая не лучшие времена.

— Лайана, ты не узнаешь меня? — горестно закричал Солдат, отстранив ее от себя. — Дорогая моя, милая, пожалуйста, узнай меня!

Тут к Солдату приблизился юноша. Он протянул руки и сильными пальцами отцепил руки Солдата от Лайаны. Потом заслонил ее своей спиной, будто защищая, и сказал:

— Держи свои лапы подальше от моей служанки, Синие Очи.

— Служанки? Это принцесса Гутрума Лайана! Она моя жена. — Настроение Солдата резко изменилось. Он обнажил меч. — В сторону, мальчишка, иначе я тебя ломтиками нашинкую!

— И очень зря, — сказал юноша. — Ты пожалеешь об этом, потому что я не сделал тебе ничего дурного. Эта женщина — моя. Я заплатил за нее звонкой монетой. Кем бы она ни была прежде, теперь она принадлежит мне. Я купил ее два дня назад у караванщика, перегонявшего рабов. Мне сказали, что они спасли много народу из того волшебного города, и люди эти не помнят своего имени. Погонщики вели целый караван таких же рабов с пустыми лицами. Нужно было получше за своими женами приглядывать. Она теперь моя, и я могу делать с ней все, что пожелаю. У тебя ведь наверняка есть и другие.

Разъяренный Солдат занес над юнцом оружие.

— Ты пожалеешь, — сказал златовласый, глазом не моргнув. — Ты не прав, и сам это прекрасно понимаешь.

Внезапно оказавшийся рядом Голгат отстранил Солдата:

— Дай я разберусь.

Он повернулся к юноше:

— Мы — Солдат и Голгат, два офицера иностранных армий. Та женщина — Лунна Лебяжья Шейка, жена султана Офирии. А кто вы, сэр?

— Принц Паладан из далекого Ксиксифара, что в юго-восточной оконечности Уан-Мухуггиага. Мой отец — король Ксиксифара. Я направляюсь домой. Я скажу вам, сэр, то же самое, что уже сказал вашему другу. Я купил эту служанку у караванщика, перегонявшего рабов на юг. Заплатил за грязнуху золотыми луидорами. Она — моя, и я буду обращаться с ней, как пожелаю. Однажды мне уже пришлось ее побить, когда она сожгла мне яичницу на завтрак, и я снова так сделаю, если потребуется, — будь она женой того грубияна или дочерью самого Царя Гороха. Кем она была раньше — не имеет никакого значения. Сейчас она — моя рабыня.

— Грязнуху? — завопил Солдат. — Я покажу тебе грязнуху! Бил мою жену? Я твою башку стервятникам скормлю, златошкурый хомяк-выскочка, масляные глазки.

И вновь Голгат удержал взбешенного Солдата.

— Правда на его стороне, не забывай, — сказал он товарищу. — Лайана взрослая женщина, которую спасли из города в песках и законно продали на рынке рабов. Если бы она сказала, что ее забрали против воли, тогда дело другое. А сейчас что? Посмотри на нее. Она же не знает, какой сегодня день недели!

— Лайана, — взмолился Солдат.

— Ты по виду хороший человек, — впервые заговорила Лайана, — но я тебя не знаю. Я и себя-то не знаю. Однако я благодарна тем, кто вывез меня из жуткого города, где никто не знает своего имени. Я снова могу дышать чистым воздухом, я снова на свободе. Меня откопали из песка полуживую. Как хорошо снова оказаться целой и невредимой. И если за это нужно служить до конца своих дней, то я буду служить. Все лучше, чем быть погребенной заживо.

— Я там был, в этом городе, — замычал Солдат. — Почему я тебя не видел?

— Там много людей. Спаслись лишь немногие. Все мы благодарны спасителям и счастливы, что свободны.

— Ну, хватит болтать, — сказал принц, — берись за работу, растяпа. Сходи к ручью за водой, омоешь мне ноги.

А потом освежуешь крылатого льва, ощиплешь его крылья, и будем на ночь устраиваться.

Голгату пришлось силой оттаскивать Солдата от лагеря мальчишки. Он шепнул другу на ухо:

— Только не сейчас, потерпи. Давай чуть выждем и понаблюдаем за ним. Не спеши.

Солдат, не отводя глаз, смотрел на удаляющегося зазнайку, не удостоившего его напоследок даже взглядом. У Солдата перехватило дыхание, когда он увидел Лайану: она, набрав воды, омывала грязные ноги Паладана так, будто души не чает в этом юном чудовище. Более того, ей было приказано осушить ноги принца своими волосами, и она безропотно повиновалась.

— Я его убью!

Солдат изо всех сил старался понять, что ему еще не нравится в этом юнце, и с удовольствием обнаружил несколько недостатков. Среди всего прочего принц явно пренебрегал правилами охоты.

— Он убил крылатого льва просто ради забавы.

— Он убил крылатого льва ради его шкуры, — указал Голгат, — что абсолютно законно.

— Он убил крылатого льва, — трепетно произнесла Лунна таким голосом, какого еще не слышали ее спутники, — чтобы подарить шкуру даме сердца.

Солдат и Голгат как один уставились на Лунну. Впрочем, она их взоров не замечала. Красавица безотрывно смотрела на златокудрого Паладана. В ее глазах витало мечтательное выражение. Жадно ловя каждое движение принца, она глубоко вздыхала и покусывала белыми зубками нежную верхнюю губу, отчего казалась беззащитной и еще более желанной. Правая рука Лунны была стиснута в кулак, а ладонь левой покоилась на груди.

Казалось, в ней расцвела сама благодетель, приправленная чем-то более плотским.

— Как он элегантен, — прошептала красавица чуть слышно. — Такой гибкий, такой сильный… Мужественный.

— О боги, — промычал Солдат, закрывая лицо руками, — она влюбилась.

— Вы в какую сторону направляетесь? — окликнул принц троих путников. — На восток или запад?

— Нам на северо-запад, — ответил Голгат.

— В самом деле? Я и сам иду туда. Не лучше ли вам присоединиться ко мне, на случай нападения разбойников? Я могу вас защитить. У меня есть пища и вода. Можете поделиться с этой… м-м… дамой… Кстати, почему она на меня так смотрит? Разве она не слышала о хороших манерах? Пусть прекратит!

— Лунна, прекрати, — сказал Голгат.

Лунна ухмыльнулась, но не отвела глаз.

— Меня это неимоверно смущает, — сказал Паладан. — Она что, слабоумная?

— Обычно — нет, — ответил Солдат. — Но неужели вы не заметили, насколько она прекрасна? Если хотите, поменяемся. Ее на вашу… служанку. Пойдет? Это выгодный обмен: у нее стройная фигура и нежные мягкие руки, а цвету ее лица позавидовал бы и ребенок.

— Нет, спасибо. Я предпочитаю свою рабыню; ваша, похоже, глуповата. Мне не нужна идиотка.

— Зато она хороша собой.

— Да не настолько, — зевнул юноша. — Я и получше видал. В ней, надо отдать должное, что-то есть, но я, пожалуй, предпочитаю свою рабыню. Если находите ту леди такой красивой, так и оставляйте себе.

Солдат не на шутку расстроился. Как же так, вот он нашел жену и теперь больше всего на свете хотел бы забрать ее, спрятать в надежном месте и тогда заняться другими делами. Ведь еще нужно помочь ИксонноскИ отнять у его отца, ОммуллуммО, то, что принадлежит мальчишке по праву. А вместо этого они застряли здесь в какой-то глупой, никому не нужной передряге.

Дело близилось к вечеру. Лайана уже сняла со льва шкуру и ощипала крылья. Теперь, в последние предзакатные часы, она усердно трудилась, выскабливая для хозяина огромную шкуру. Перья, ценные сами по себе, были связаны в пучки и развешены на вычурном кожаном седле.

Паладан тем временем воспевал какого-то прославленного охотника, всеми любимого и почитаемого за красоту, доброту и ловкость. Солдат затачивал край меча о камень и посылал яростные взгляды сквозь снопы искр. Голгат помешивал дрова в костре и глядел на пламя. Лунна Лебяжья Шейка мурлыкала под нос мадригал.

Терпение Солдата лопнуло. Подумать только, с его собственной женой обращаются хуже, чем с судомойкой! Он заскрежетал зубами и дал себе обещание перерезать молодчику горло этой же ночью.

Однако Голгат угадал намерения Солдата и не спускал с него глаз. Едва Солдат поднялся, чтобы уйти, Голгат тут же направился следом.

— Если ты попытаешься убить мальчишку во сне, — предупредил Голгат, — я разбужу его криком.

— Зачем тебе это? Почему ты его защищаешь?

— Потому что я не могу понять, как он здесь оказался и почему решил взять нас с собой. Обожди чуток. Я знаю, что тебе больно видеть его со своей женой…

— С моей женой? — прорычал в бешенстве Солдат, когда, обернувшись, заметил, что принц с Лайаной лежат под одним одеялом. — Да я его сейчас убью!

— Нет, подожди. Подумай обо всех нас, обо мне и Лунне. К тому же вряд ли они чем-нибудь занимаются под одеялом, это скорее просто для тепла. Я так думаю.

— Ты думаешь? До чего я дошел! Да ему глотку надо перегрызть, — простонал он. — Я ревную, Голгат. Ты же знаешь, я ревнивый. Я этого не вынесу.

И все-таки по какой-то причине Солдат последовал совету Голгата. Смутное предчувствие не давало ему покоя. Он забрался обратно под одеяло и попытался подумать о чем-нибудь другом. Что-то здесь было не так, концы с концами не сходились. Почему знатный молодой юноша путешествует один по пустыне, где подстерегает множество опасностей, да еще с кошельком, набитым золотыми монетами? Принц, хлыщ, птенец с ярким оперением. Всему этому должно быть какое-то объяснение, оно обязательно всплывет. Голгат тоже почуял неладное: это чувство трудно объяснить. Остается надеяться, что утром ситуация представится в каком-нибудь новом свете.

Солдат один раз проснулся — в сумрачные ранние часы — и заметил, что Голгат лежит под одним одеялом с Лунной. И только он, Солдат, — в полном одиночестве. Снова этот сумасшедший мир оставил его не у дел. Солдат ощутил себя чужаком, незнакомцем, существом, которому здесь не место. А может, он сам придумал весь этот кошмар? Или его затянуло в мир, который подвергает его изощренным пыткам просто за то, что он чужак?

Он разбудил Голгата.

— Я же говорил, что ревную.

— Ты ревнуешь? Я тоже ревную. Думаю, за последние несколько дней нам представился случай в этом убедиться. Просто чудо, что ни один из нас не лежит сейчас с ножом в сердце, несмотря на все попытки. Мне, например, за себя очень стыдно.

— Мне тоже, — сказал Солдат. — Я искренне прошу у тебя прощения. Не знаю, что на меня нашло. В конце концов, Лунна не настолько красива.

— К сожалению, это неправда.

Солдат вздохнул:

— Да, она прекрасна. Ты прав. Я просто хочу позабыть обо всем этом. В конце концов, что такое красота? Просто видимость. Сияющие озера, девственные снега. А что под ними? Хитрое расчетливое сердце и пустая холодная душа, бесплодная, как пустыня? Хотя кто знает. Лунна в общем-то неплохой человек, просто у нее нет духа моей Лайаны.

— Только она все равно прекрасна. Ведь алмаз тоже не имеет реальной ценности — обыкновенная стекляшка. Но человек способен убить и умереть за алмаз. Нельзя сбрасывать кого-то со счетов только потому, что в нем нет ничего, кроме красоты. Красота — сама по себе сила.

— Наверное.

И все-таки в ту ночь Солдату удалось чуть-чуть вздремнуть.

На следующее утро все поднялись и собрались в дорогу. Тронулись в путь. Принц Паладан ехал первым, Лайана трусила следом, схватившись руками за хвост его кобылы. За ними ехал Солдат. Он скрипел зубами от отчаяния, глядя, как обращаются с Лайаной. Следом — Лунна. Голгат завершал процессию. Путники поднялись на гребень песчаной дюны и с высоты увидели уходящий к горизонту лагерь огромной армии. Войско тоже готовилось в путь. Вдруг закутанные в черное воины поднялись как по команде и издали громкое приветствие своему принцу — армия, от которой путешественников отделяла какая-то пара сотен ярдов, принадлежала ему.

Принц Паладан махнул в ответ.

— Ну вот, видишь, — сказал вполголоса Голгат, — чего я и боялся. Хорошо, что не убили его, иначе закончилось бы наше путешествие раньше времени. Привязали бы нас за щиколотки к лошадям да погнали пересчитывать затылком камни.

Солдат промолчал, кипя от злости.

— Негодяй умрет, — повторял он сам себе, — умрет.

— Не сейчас! — предупредил друг.

Через некоторое время Солдату все же удалось подавить злобу, и он поравнялся с принцем.

— Итак, в вашем распоряжении была целая армия, принц.

— Ах, теперь уже принц. Что же не хамите больше?.. Все верно. Просто это было моим маленьким секретом.

«Зазнавшаяся обезьяна», — подумал Солдат, а вслух сказал:

— Да, вы поставили меня на место.

— Действительно поставил. А эту женщину я, может быть, отдам тебе, когда доберемся до Сизадского порта, если, конечно, будешь хорошо себя вести по дороге. Ты, похоже, очень стремишься заполучить ее назад. Почему только, ума не приложу. Загадка какая-то. Офицер наемной армии может легко иметь много таких, как она. У меня дома тысячи женщин и получше. Она, на мой взгляд, не слишком опытна. У меня семь сотен отличных натирательниц, полов, каждая из которых способна гораздо лучше обо мне позаботиться. Еще у меня шесть жен и три сотни любовниц. Так на что мне сдалась какая-то старая кляча?

Старая кляча? У этого несносного мальчишки слишком большой рот. Больше самого Лазурного пролива. Солдату очень хотелось заткнуть его кулаком, однако внешне он хранил спокойствие.

— Было бы очень благородно с вашей стороны.

— Я бы сказал, по-королевски, — согласился Паладан, искоса поглядывая на Солдата. — Я же все-таки принц.

— Да, да, конечно. Я вам очень обязан, принц.

— Эй, я ничего не обещал. Могу и передумать. Я потратил на нее уйму денег. Отец не разрешил взять с собой служанку. — Юнец насупился. — Он сказал, что хочет сделать из меня настоящего мужчину — мол, женщины меня только портят. Так что я ушел без единой женщины и обходился без них три недели, просто чтобы доказать ему, что я на это способен. А потом, когда мимо проходил караван с рабами, я подумал, а почему бы, собственно, не взять себе служанку? Вот и купил ее.

— Но вы могли запросто прийти и забрать любую. У вас же целая армия.

— Не важно. У меня и деньги есть.

Просто прихоть. Заплатить, взять — для богатых принцев все едино. Поступить по настроению, лишь бы не утруждаться.

— И все же вы упомянули о цене?

Принц мило улыбнулся Солдату.

— А, ты об этом… Если хочешь забрать жену, я, может быть, соглашусь ее продать тебе, чтобы вернуть свои деньги, — разумеется, с небольшим процентом. Ведь я ее многому научил. Вот закончу воспитание, и из нее получится неплохая кухонная девчонка. Парочка своевременных ударов клюкой — и она, возможно, станет сносной горничной. Правда, в том, что касается постели, она на редкость глупа. Прошлой ночью я велел ей согреть мое ложе, справедливо полагая, что она заберется ко мне под одеяло. И что? Эта простушка накидала на железную сковороду горячих углей и засунула ее под одеяло. Как вам это нравится? Естественно, через какое-то время угли остыли. Мне пришлось затянуть под одеяло ее, чтобы защитить свои бедные косточки от морозного ночного воздуха.

Женщины прекрасно умеют сохранять тепло, знаешь ли. В этом смысле они незаменимы. В остальном проку от них никакого. Что же касается сохранения тепла, полагаю, эта особенность объясняется их склонностью наращивать жир. Когда прикасаешься к женщине, что я и делал время от времени, ощущаешь мягкий, пухлый слой, которым покрыты кости. Вот поэтому они так хорошо согревают постели.

— Я вижу, у вас пытливый ум, как у моего друга, что скачет позади.

— Да, я и сам горжусь своей неиссякаемой жаждой познания.

— Вы ведь… вы не воспользовались тем фактом, что она женщина, чтобы удовлетворить свои плотские потребности?

Рука Солдата непроизвольно потянулась к рукояти меча. Принц сморщил нос.

— Фу, только посмотри на нее. Ляжки жирные. Грязнуля. Пахнет как свинья. — Принца передернуло. — Одно дело — велеть неряшливой служанке согреть твою постель, и совсем другое — вставить свой меч в ее ножны. Если бы ее отмыть… только все равно она ведь совсем старуха. Думаешь, что из-за своей красоты я должен постоянно иметь женщин? Ну так вот, ты ошибаешься. Я в состоянии при необходимости воздерживаться. Знавал я кое-кого из монахов, которым воздержание давалось гораздо труднее. Ну, возьмем, к примеру, ту простушку, что с тобой путешествует. Чиста как горная река, только туда тоже не особо тянет нырнуть. Она глупа. Обычная пустышка.

— О, тут вы совершенно правы. Такому интеллектуальному мужчине, как вы, принц Паладан, нужна женщина равного ума.

— Опять ошибаешься. Женщина никогда не сравнится с мужчиной по уму. Все ее мысли только о безделушках, ярких тряпках и кружевах. Сплошная вышивка да мишура. Хотя неглупых женщин отыскать все-таки можно. Кому знать, как не мне. Правда, на свете их раз-два и обчелся. Редко попадаются.

Довольный, что над его женой не было совершено насилия, Солдат потихоньку отстал. Проезжая мимо Лайаны, он коснулся ее волос. Сердце сжалось от невыносимой муки. Лайана поняла голову, обратив на него грязное лицо, которое показалось ему милей самой прекрасной картины. Ему хотелось заключить ее в свои объятия, сказать, что все будет хорошо, обрадовать ее. Но Солдат прекрасно понимал, что сейчас он для нее чужой. От этого делалось еще больнее. Как вернуть память ей, если он не может вернуть память себе?

Теперь их связывало нечто большее: они оба не знали, кем являются. Во всем этом заключалась некая ирония; Солдат, может, и рассмеялся бы, если бы не было так горько.

— Мило поболтали? — спросил Голгат, нагнав Солдата.

— Информативно. Теперь мне гораздо легче.

Лунна тут же не преминула спросить:

— Принц что-нибудь говорил обо мне?

— Ни слова.

Она надулась.

— Но ведь хоть что-то он должен был сказать?

— Ах да, он назвал тебя простушкой.

Ее лицо прояснилось.

— Видишь! Значит, он обо мне все-таки думает.

Мужчины переглянулись и недоуменно подняли брови.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Солдат терпел общество принца Паладана до самого Сизада, где по-прежнему стоял лагерь офирийского султана, ожидающего новостей о похищенной женушке. Солдат с Голгатом везли Лунну, которая пользовалась своей лебяжьей шейкой по ее прямому назначению. Она изгибала эту часть тела под немыслимым углом, стараясь углядеть постепенно скрывающегося за хребтом дюны принца. Когда принц исчез из поля зрения и путники стали спускаться к раскинувшемуся внизу оазису, Лунна вернула шею в исходное положение и зарыдала.

Мужчинам было жаль девушку. Они совсем недавно сами испытали то, что сейчас чувствовала красавица. Впрочем, друзья прекрасно понимали, что скоро у нее все пройдет. По приблизительным подсчетам Солдата, через пару недель Лунна уже и не вспомнит о златокудром принце с характером жабовидной ящерицы и душой слизня.

Муж Лунны давно прослышал об освобождении возлюбленной и ожидал ее возвращения, сидя на паланкине, крепящемся на спине латунного слона. При приближении красавицы султан потянул за рычаг специального, спрятанного внутри слона духового инструмента, и слон воздел к небу хобот, оглушительным ревом возвещая радость султана. Нестройным хором откликнулись горны его армии. Затем, приведя в движение соответствующие механизмы чудесной машины, пышнотелый султан заставил слона опуститься на колени и мигом очутился на земле, готовый принять свою божественную супругу в распростертые объятия.

Лунна Лебяжья Шейка приблизилась к мужу и склонилась перед ним на колени, что было очень мудро с ее стороны, поскольку она была на целую голову выше султана, облаченного в широкие панталоны, выдающийся на животе балахон и широкие золотые сандалии. Лунна опустила голову, посмотрела на его маленькие жирные пальцы и пухлые стопы и разразилась потоком слез.

— Ах, дражайшая моя, — сказал султан, приподнимая рукой ее подбородок, так что теперь она видела его круглое лицо, увенчанное огромным тюрбаном, — не нужно слезы лить. Ты теперь в безопасности. Со своим любимым-прелюбимым муженьком. Давай-ка лучше поедем в Ксиллиоп на моем милом-премилом слонике и подберем тебе золотистого-презолотистого верблюдика, чтобы у слоника была пара.

Ее голова, которая по-прежнему покоилась в руке султана, обернулась назад, поглядела куда-то вдаль, и Лунна снова разрыдалась, захлебываясь от слез.

— Я хочу в Ксиксифар.

— Нет, нет, прелесть моя, — снисходительно заулыбался султан, — не в Ксиксифар. Надо говорить «Ксил-ли-оп».

Она обернулась к нему с горящими злобой глазами и прорычала:

— Я хочу в Ксиксифар, а не в Ксиллиоп, понятно тебе, жирная обезьяна?!

Радость султана разбилась как стекло. Он вгляделся в лицо Лунны. Что-то страшное произошло с его дорогой, милой супругой, что-то такое, отчего она перестала быть божественным созданием.

Султан поднял глаза на стоящих чуть поодаль воинов, что привели его ненаглядную вторую половину. Казалось, мужчин что-то беспокоит, особенно того, с голубыми глазами. Разве можно было доверять им свою жену! Ну конечно, одни в пустыне, с самой прекрасной женщиной в мире… Они не смогли устоять перед ее чарами. Негодяи надругались над его женой! Так вот почему она так несчастна! Не муж послужил тому причиной, нет — эти двое! Она, видимо, никак не оправится от произошедшего, бедняжка почти на грани помешательства, раз такое сказала ему, любимому мужу. Мерзавцы сейчас за все ответят!

Наглецы улыбались! Стояли и улыбались! Это уже слишком! В пять шагов султан покрыл расстояние, отделявшее его от негодяев, и с размаху ударил увитым кольцами кулаком воина с голубыми глазами, которого называли Солдатом.

— Прекрати улыбаться! — проревел он.

Солдат, виачале ошеломленный, пришел в себя через секунду и уложил бы обидчика на месте, если бы между ними не встал Голгат, которому тут же самому досталось от султана.

— Да что это такое? — воскликнул Голгат, отводя рукой очередной удар взбешенного владыки. — Поберегись, а то мой друг тебя зарежет, будь ты хоть царем мира.

Это предупреждение слегка отрезвило разгневанного супруга. Султан отступил на несколько шагов и направился к своим солдатам.

— Вы надругались над моей женой! — огласил он воздух пронзительным криком.

Солдат не на шутку удивился.

— Это Лунна так сказала?

— Нет, просто я вижу, как она опечалена.

— Это потому, что она влюблена в принца ксиксифарского, болван! — закричал Солдат. — Мы тут ни при чем.

Весь боевой пыл султана как рукой сняло, и он на глазах поник, словно воздушный шар, из которого выпустили воздух.

— Ксиксифар? Ах да, Ксиксифар. Так вот в чем дело… Вы имеете в виду принца Паладана? Этого шута?! Этого прыщавого выскочку с кудрявой головой и личиком шестилетней озорницы? Моя Лунна влюблена в него! — Глаза султана сузились. — Где она с ним познакомилась?

— Мы случайно встретили его в пустыне, — ответил Солдат. — Лунна взглянула на принца и тут же влюбилась без памяти. Он, может, и впрямь хорош собой, но я совершенно уверен, что она забудет его уже через неделю. Это просто мимолетное увлечение.

— Где Паладан?

— Примерно в миле отсюда, — ответил Голгат, — по другую сторону дюны. Только его сопровождает армия.

Закаленные в боях воины, облаченные во все черное, которые называют себя Бессмертными. Для вашего войска это слишком крепкий орешек.

Ноздри султана задрожали. Он смерил взглядом огромную возвышающуюся над оазисом дюну и отвернулся.

— Мы не заслужили благодарности? — окликнул его Солдат.

— За что? — взвизгнул в ответ султан. — За то, что не оградили мою ненаглядную от распутника? Вы от меня и гроша не получите. Отправляйся на поиски своей жены. Надеюсь, она тоже влюбится в принца ксиксифарского, и ты сам поймешь, каково это. Думаю, вы тоже не сводили с Лунны глаз, вы оба. Наверняка бедняжка умоляла вас не распускать руки. Отправляйтесь, а не то прикажу солдатам выпотрошить вас прямо у нее на глазах. Прочь!

Солдат шагнул вперед, но Голгат сказал:

— Не обращай внимания. Главное, нам известно, где твоя жена. Некоторым неведома благодарность. Мы отыграемся рано или поздно. Такие люди, как он, тоже от неприятностей не застрахованы.

Голгат с Солдатом вернулись к лагерю принца. Друзья прибыли уже к вечеру. Солнце тонуло за темно-рыжими дюнами, окрашивая воздух золотом. Паладан сидел у входа в шелковый шатер, ему прислуживала Лайана. Однако не успели путники подойти к принцу, как что-то неладное стало происходить в небе. Принц вскочил на ноги и отбежал от шатра на несколько шагов, а потом вновь поднял вверх испуганный взгляд.

— Смотри, — закричал Солдат, указывая пальцем на кружащее над головами животное, — самец крылатого льва!

Зверь кружил над головой принца. Темная грива развевалась на ветру, мех шел рябью от потоков воздуха, создаваемых его крыльями. На морде застыло выражение предельной ярости. Без всякого сомнения, бестия была исполнена ненависти к принцу. Крылатый лев сложил крылья и, подобно ястребу, камнем бросился вниз. Он спикировал прямо на принца, пытаясь схватить его когтями. Принц подался в сторону и присел. Он пронзительно кричал, призывая на помощь. Хлопая огромными крыльями, лев взмыл вверх, развернулся и вновь начал пикировать. Голгат сказал: