– А в чем он заключается? – жадно спросил Тэм.
Хелот вздохнул:
– Если бы знать... Иллуги понятия не имеет. – А где книга? Ведь вы умеете читать, сэр, значит...
– Иллуги и Имлах в один голос уверяют, что Гнилая Кожа хранится у тролля Форайрэ. Он полный болван, как ты успел заметить на пиршестве у барона, но твердо усвоил, что книга Гнилая Кожа – великая ценность.
– Это точно, – согласился Тэм, временно впав в уныние.
– И как вы надеетесь уговорить его, сэр?
– Попробую. В конце концов, сам Форайрэ, наверное, ничего не имел бы против, если бы жуткое чудовище было наконец уничтожено. Ведь никому неохота жить в вечном страхе перед драконами.
– Не очень-то мне нравятся тролли, – проворчал Тэм. – Недоумки они какие-то, если не считать Иллуги.
– Я думал, что только Народ подвержен заразе национализма, – заметил Хелот.
Тэм покраснел, но в темноте Хелот не заметил этого. А Тэма вдруг осенила новая мысль, и он спросил, от волнения растягивая слова:
– А вдруг Форайрэ людоед, сэр? Я слышал, что среди троллей встречаются людоеды.
– Понятия не имею, – отозвался Хелот. – Ну людоед. Тебе-то что? Тебе с ним детей не крестить.
– Да мне-то ничего, – уныло согласился Тэм. – Съест, только и всего.
Они замолчали. Костер потрескивал, отважно соперничая с очагом родного дома, который пытался заменить собою. Надо признать, что отчасти ему это удавалось.
Хелот взял пустой котелок и направился к реке за водой. Тэм лениво покосился на своего хозяина, но услуг своих предлагать не стал. «Совсем разбаловался мальчишка», – подумал Хелот, усмехаясь.
Он шагнул в темноту, и сразу же в его разгоряченное лицо плеснула прохлада. Хелот осторожно спустился по глинистому обрыву к воде и, стоя на коряге, лежащей на зыбком песке, зачерпнул. Яркая луна, отраженная в реке, сверкнула на расходящихся по воде кругах. Хелот выбрался наверх, поставил котелок на траву и наклонился, вытирая испачканные в глине колени. Отсюда, в ярком лунном свете, хорошо были видны костер и две темные фигуры возле него. С одной стороны пристроился Тэм Гили. Он расположился поближе к огню, заботливо оберегая от искр свои сапоги – подарок Лаймерика. И с чего это мастер горностаев так заботился о мальчишке-дакини? К Хелоту небось он никаких добрых чувств не испытывал. С другой стороны костра, чуть подальше от пламени, сидел на земле незнакомец, сцепив на затылке руки и уткнувшись подбородком в колени.
Хелот подхватил котелок с водой и направился к костру. На седле, снятом с коня на ночь, были аккуратно разложены мешочки с сушеными травами – еще один дар баронессы Имлах. Поистине она была очень заботливой дамой сердца. Хелот повесил котелок над огнем и развязал мешочки. Щепотку одной травы – для бодрости духа, щепотку другой – для свежести и аромата. Так учила его дама Имлах.
– Интересно, – снова завел Тэм, – а как выглядит дракон?
Хелот задумчиво посмотрел в огонь, словно надеялся найти там ответ.
– Честно говоря, я плохо представляю себе драконов. Думаю, он похож на огромного змея, покрытого жестким панцирем. На спине острые шипы. На лапах когти, а из лопаток растут мощные перепончатые крылья.
– И он дышит пламенем, – добавил Тэм, – Возможно, – не стал спорить Хелот.
– А девушки ему зачем?
Хелот пожал плечами. Он полагал, что Тэм слишком юн для подобных вопросов.
– Думаю, у тебя будет возможность справиться об этом непосредственно у дракона, – сказал он и с удовольствием заметил, что Тэма передернуло.
Вода в котелке забулькала. Хелот забубнил заклинание, затверженное со слов госпожи Имлах:
– "Жар огня, землицы влага, холод ветра, воды прохлада..." – Он не закончил заговора, и не потому, что забыл. В какой-то миг он вдруг понял, что молчаливые и суровые силы мира Аррой и Серебряного Леса и без этих слов знают, что им делать с этой травой и с этой водой. И с костром, и с беззвучно текущей под обрывом рекой. И со звездным небом над клочком Серебряного Леса. И с мальчиком по имени Тэм Гили.
И с ним, Хелотом из Лангедока, который на свою голову надавал невыполнимых обетов и сейчас едет убивать ужасного дракона. Во всяком случае, Хелот очень надеялся на это.
Морган Мэган стоял на скалистой равнине, кое-где прорезанной глубокими расщелинами. Открытая всем ветрам, она была лишена какой-либо растительности. В выемках осталась дождевая вода. Ветер рвал волосы Мэгана, трепал его плащ. У бродячего мага был усталый вид. Одежда его износилась, и видно было, что много дней уже ему не случалось преклонять голову под крышей. Впрочем, Моргана это не беспокоило. Любая участь казалась ему предпочтительнее той, от которой он ушел много веков назад.
Мир, где он оказался, был пустынным и мрачным. Серые тучи низко нависали над головой, грозя пролиться холодным дождем. Морган Мэган прошел по скалистой равнине, не склоняя головы перед порывами ледяного ветра. Больной его глаз начал слезиться, от холода заныли зубы.
Он спустился в низину и начал исследовать пещеры, которыми был прорезан обрывистый склон. Почти все были завалены ветками, хвоей, всевозможным мусором. Наконец ему почудилось, что он улавливает звук дыхания. Морган прислушался, склонив голову набок. Да, за завалами разнообразнейшего полуистлевшего хлама кто-то дышал. Вооружившись палкой, Морган извлек несколько разложившихся тушек животных, зарытых здесь хищниками на черный день, и отшвырнул их подальше. Разбросал сапогами хвою и ветки, разгреб руками песок, наметенный ветром. Из прохода донесся храп.
– Вельва, – позвал Морган. Храп не прекращался. Морган осторожно проник в пещеру и стал осматриваться. Здесь стояла ужасающая вонь. В углу на гнилых шкурах спала, разметавшись во сне, старая женщина. Она была дряхлой, как мир. Щеки ее были как печеное яблоко, веки сморщились, ресницы выпали. Седые волосы отросли так, что окутывали ее до пояса. И хвала богам за это: почтенная старуха была обнажена, ибо одежда на ней истлела за века, частично была съедена насекомыми, частично разложилась и превратилась в прах. Волосы милосердно скрывали от Моргана хотя бы верхнюю часть ее тела.
– Вельва, – повторил Морган. Старуха никак не отреагировала. Она была погружена в свой вековечный сон и не собиралась прерывать это занятие. Перекрестившись, как научил его отец Раок, Морган склонился над ней и взял ее на руки. Вельва оказалась на удивление тяжелой. Моргану показалось, что внутри у него что-то обрывается. К тому же вельва источала невыносимый смрад. Задыхаясь, Морган потащил ее к выходу из пещеры и уложил на мягкий мох.
Здесь он смог перевести дыхание и глотнуть свежего воздуха. Затем принялся трясти вельву и хлопать ее по щекам, превозмогая отвращение.
Храп прекратился. Вельва зашевелилась, помотала головой по мху, открыла глаза. Моргану показалось, что перед ним разверзлись две пропасти, такими глубокими и мудрыми были эти глаза, такие чудовищные видения затаились на дне этих старческих зрачков.
– Один? – позвала она. – Ты Один? Ты Вотан Водитель Воинов? Ты Альферд Всеотец? Ты Хар Высокий Рост? Ты Хрофт Воитель? Ты Харбард Седая Борода? Ты Хникар Сеятель Раздоров? Ты отец Вали? Ты супруг Фригг?
– Что? – Морган растерялся. – О ком ты говоришь? Ты вельва?
– Я вельва. Я волуспа. Я вижу будущее. Я знаю все о побели богов. Я знаю все о гибели людей. Я прозреваю гибель мира.
– Тебя-то мне и надо, – обрадовался Морган. – Помоги мне, мудрая вельва. Видишь ли, меня зовут Морган Мэган, и я Демиург. Я сотворил мир. Я был молод и глуп, когда взялся за это дело. И вот теперь, когда я стал старше и мудрее, я понял, что совершил множество ошибок. Я жажду исправить их. Я хочу смять, как комок глины, то, что сотворил по незрелости разума, и вылепить новый мир – гармоничный и совершенный. Научи меня, как сделать это.
– Я вельва, – повторила старая женщина. – Кто ты?
– Я создатель, – ответил Морган. – Я Демиург.
– Демиург. Я не понимаю.
– Я вопрошающий. Я хочу знать, как погибают миры. Я хочу сам погубить мир. Научи меня, мудрая вельва, которая видит гибель богов.
– Я вижу. Я знаю. Наступит зима и продлится она три года. Великанской зимой назовут ее. И на исходе этой зимы не наступит весна. Вечная ночь спустится на землю, ибо волк проглотит солнце. Но и месяц не осветит ночные равнины, ибо другой волк съест луну, и не станет в мире света... Звезды упадут с небес и канут в вечном снегу...
– Замечательно, – пробормотал Морган. – Значит, звезды упадут. Волков творить не надо, уже сотворены. Отличная эсхатология. Экономная.
Вельва, не замечая, продолжала замогильным голосом:
– И тогда затрясется и загудит ось земная. И начнется содрогание почвы, и скалы будут раскалываться...
– А это уже похоже на то, что читал мне отец Раок, – заметил Морган. – Стало быть, без землетрясения не обойтись. Много энергии забирают эти землетрясения. Ладно, постараюсь ради такого дела. Продолжай, вельва. Ты говоришь замечательные вещи.
– И погрузится в море земля. Вырвутся на свободу ужасные подземные демоны, и придет из-за горизонта корабль мертвецов,.. Загремит труба...
– Опять труба, – задумчиво проговорил Морган Мэган. – Придется брать уроки музыки. Я же не знаю даже, с какого конца в нее дуть. Да, уничтожить мир еще труднее, чем создать его.
Вельва внезапно очнулась от своих видений и устремила на вопрошающего вполне осмысленный взгляд. И тут же в ее глазах появился ужас.
– Кто ты? – вскричала она.
– Я? – Морган удивился. – Мы же только что познакомились с тобой, вельва. Я уже говорил, мое имя Морган Мэган, я создатель мира Аррой, который ныне хочу уничтожить.
– Ты обманул меня! – завизжала вельва. – Ты вырвал из меня тайное знание, предназначенное для ушей одного лишь Одина! Ты лжец! О, горе мне! О, горе тебе! Тайное знание уничтожит тебя, святотатец! Будь проклят! О, горе! Горе!
Она пошарила руками вокруг себя и обнаружила мох.
– Где я? Куда ты заманил меня, обманщик?
– Ты возле своей пещеры, вельва. Почему ты проклинаешь меня?
– Мне больно... – Неожиданно вельва захныкала, растянув беззубый рот. – Мне холодно... Мне стыдно,.. Я голая, здесь так холодно, там было так тепло. Там так приятно пахло. Там прели века. Я видела сны. Мне было хорошо. Отнеси меня обратно, Морган, и я сниму с тебя свои проклятия...
Морган наклонился над вельвой и снова поднял ее на руки. Пыхтя, он потащил ее обратно в пещеру и завалил перепревшей листвой.
– Ложись, вельва, на бочок, – пробубнил он нечто вроде колыбельной, – пусть приснится Рагнарек...
Вельва блаженно улыбнулась, испугав его этой улыбкой еще больше, чем гримасой ярости, и почти тут же захрапела.
Отряхиваясь, как кот, выбравшийся из воды, Морган Мэган выскочил из пещеры.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Наутро в Серебряном Лесу вновь потянуло дымком. Хелоту это вконец перестало нравиться. Он не мог определить, откуда именно доносится запах. Когда он спросил об этом Тэма, мальчик кивнул с растерянным видом.
– Я тоже не понимаю, – сказал он. – Тянет дымом, как от костра, а вот с какой стороны – ума не приложу.
– Не нравится мне все это, – сказал Хелот. – Здесь слишком много троллей.
– Они не страшные, сэр, – возразил Тэм. – Напротив, довольно милые.
– Ты видел их только на пиру в замке Аррой, – возразил Хелот. – Там они, разумеется, вели себя тихо и пристойно. Все-таки Имлах из их племени, а барон Теленн Гвад, как мне объяснили, – самый добродушный и могущественный из всех великанов. Но я понятия не имею, что они могут вытворить у себя дома.
– Когда я с вами, сэр, мне ничто не страшно, – заявил Тэм, чем привел своего хозяина в мрачное расположение духа.
Они вышли на край болота. По весне здесь, вероятно, на много миль разливалась непроходимая топь. Но и сейчас, в пору засухи, бродить по этой жидкой черной грязи не рекомендовалось. Путники пошли краем, осторожно выбирая кочки понадежнее, чтобы не свалиться.
Запах дыма был здесь сильнее. К нему подмешивался приятный аромат какого-то кушанья или напитка, незнакомого Хелоту. Все эти загадки нравились лангедокцу все меньше и меньше. Он хотел уже было предложить повернуть назад и попытаться пройти другим путем, когда увидел впереди костер и возле костра – Иллуги. Тролль улыбался.
– Добро пожаловать! – крикнул он издалека. – Я посылал за вами дым костра.
– Мы так и поняли, досточтимый Иллуги, – вежливо ответил Хелот. – Добрый день.
– Рад вас видеть, друзья мои, – продолжал Иллуги. – Устал я от одиночества. Да и тролльские рожи хоть кого из себя выведут.
Он помахал рукой, словно показывал куда-то, но Хелот ничего не увидел, кроме нескольких валунов. Вдруг один из крупных камней шевельнулся, и сквозь зеленый мох глянули глаза. Они смотрели плаксиво и недовольно. Иллуги постучал кулаком по камню, и булыжник испустил жалобное мычание.
– Видал, какие у меня соседи? – Иллуги одновременно и забавлялся, и сердился. – И ведь как незаметно подкрались! Я избрал себе уделом одиночество, о великий герой и враг драконьего семени (Хелот не вдруг понял, что этим пышным титулом Иллуги именует его самого). Я мечтал об уединении среди серебряных стволов и потому не желал видеть рядом с собой ни одного тролля. С тех пор как Имлах оставила меня для лучшей доли, опостылели мне лица соплеменников. И стал я жить один, никем не тревожимый. И радовался я этому, о герой. И вот в один прекрасный день я заметил, что валуны как будто подобрались поближе к моему жилищу. Долго недоумевал я. Целый месяц длилось мое недоумение. И покуда я пытался понять причину этого, они подходили все ближе и ближе. Так продолжалось, пока мне не пришло в голову огреть одного из них дубиной. Он вскричал: «Ай!» – и тем самым выдал себя и остальных. С той поры и пытаюсь их извести, да только тщетно.
Тэм привязал тем временем лошадок и подошел к троллю. Иллуги взял его за подбородок. Для этого троллю пришлось согнуться чуть ли не пополам.
– А ты все бродишь со своим хозяином, маленький дакини?
– Иллуги усмехнулся. – Говорили, будто ты из Народа.
– Вовсе нет! – отрезал Тэм.
– Ну хорошо, хорошо. – Иллуги вздохнул. – Если бы Народ пытался усыновить меня, я не стал бы отказываться. Да только тролли никому не нужны. Даже такие, что почти лишены уродств, а если и имеют третий глаз, то съемный и к тому же провидческий.
Тем временем незнакомец, странно похожий на Аль-касара, оглядывался по сторонам. Его явно тревожили эти валуны с их неподвижными взорами.
– Не нападут? – спросил он тролля. – Они совсем ручные, – успокоил его Иллуги. – Я кормлю их с ладони. Ни разу не укусили.
– А чем ты их кормишь? – полюбопытствовал Хелот и еще раз посмотрел на живые камни.
– Сырым мясом, конечно, – ответил Иллуги. – Чем же еще? Первое время нагло требовали мясо дакини или на худой конец гнома, но я быстро приучил их к зайчатине.
Ближайший к нему валун неожиданно распахнул огромную пасть, полную острых, как иголки, зубов. Выделялись четыре гигантских клыка. Иллуги показал троллю кулак, и пасть с громким лязгом захлопнулась. Глазки, полускрытые мхом, блеснули желтоватыми огоньками.
– Ой! – взвизгнул Тэм, запоздало испугавшись (вся сцена разыгралась слишком быстро). – Вы уверены, что нас не сожрут в этом лесу, господин Иллуги?
– Пока я здесь, разумеется, не сожрут, – важно ответил Иллуги. – Ведь вы избрали дамой сердца мою дочь. Разве я могу допустить, чтобы Имлах была огорчена? Разве я смогу видеть ее расстроенное личико? Нет, я не могу этого допустить, я не смогу этого видеть. Я должен охранять вас.
– И на том спасибо, – проворчал Хелот.
Иллуги отогнал подальше любопытствугощих троллей и уселся опять к своему костру.
– Прошу, – пригласил он своих гостей и принялся колдовать с чайником, в котором варился какой-то темный напиток.
Гости не без опаски пристроились поближе к хозяину.
– Да, трудное дело вы затеяли, сэр Хелот, – снова заговорил Иллуги. – Трудное, но почетное и достойное воина. Я, правда, не видел ни одного дракона, но от гномьего племени доходили слухи об их свирепом нраве и ужасных обычаях. Да и богиня Боанн предостерегала от их коварства. Велика, мудра, исполнена доброты Боанн! И как у такой благонравной богини мог родиться столь беспутный отпрыск! – Иллуги покачал своей крупной головой.
– А богиню Боанн вы тоже не видели? – спросил Тэм, придвигаясь поближе.
– Видел. Выпало счастье видеть эту спасительницу нашего народа. Глаз не оторвать, такая красавица, хотя, конечно (да простится мне эта дерзость), краше моей Имлах не найти.
Иллуги на секунду задумался.
– Да, – выговорил он наконец. – Извести проклятого супостата непросто. Подготовиться надобно не спеша, основательно. Известно ли вам что-либо о драконьих повадках?
– Кое-что, – ответил Хелот. – В моем мире драконов, по-моему, давным-давно извели, если они вообще были. Но сохранились книги и письменные свидетельства, к которым, как к живительному источнику, я прикладывался в былые времена.
– Это хорошо, – одобрил Иллуги. – Вряд ли наш Демиург придумал что-то такое, к чему и оружия не подберешь. Но говорят еще вот что. Будто бы дракона может убить не всякий меч, а только тот, что закален в источнике мудрости. Ибо в тот момент, когда герой отрубает дракону голову, из перерубленной шеи начинает фонтаном бить ядовитая кровь. Одной капли, попавшей на кожу, достаточно, чтобы умереть в страшных мучениях. И только меч из источника мудрости остужает драконью кровь, и она не выходит из жил убитого чудовища. Имя же этому мечу – Секач.
– Предположим, – сказал Хелот. – В таком случае, мне необходим такой меч. А как здесь с источником мудрости?
– Есть. Бьет между корней одной высокой сосны. Я храню там свой глаз. Вполне возможно, что в незапамятные времена в этих водах и был закален меч по имени Секач. Мне об этом ничего не известно. Скорее всего, волшебное оружие прячут под землей гномы.
Хелот задумался:
– Подождите-ка... Вроде бы, один из гномов был среди гостей барона.
– Верно. Почтеннейший Лоэгайрэ. Да только у него снегу зимой не допросишься. Первейший жадина во всей округе. Его даже сами гномы называют Лоэгайрэ Скупой, а уж если такие скареды, как гномы, придумали ему такое прозвище, значит, нам с вами у него ничего не отломится.
– Это мы еще посмотрим, – сказал Хелот. – Может быть, мне удастся его уговорить.
Иллуги покосился на смуглого черноволосого спутника лангедокца.
– А это кто с вами? – спросил он, как показалось Хелоту, ревниво. – Не тролль?
– Кто его знает, – ответил Хелот задумчиво и тоже посмотрел на незнакомца. – Он и сам толком не знает...
– Значит, тролль, – с облегчением констатировал Иллуги.
– Да и рожей уродлив. Наверняка из нашего брата. Ох, зло потешился над нашим троллевым горем проклятый Демиуржище. Но ничего, выйдем и мы на свою войну, уничтожим драконов – злобные его творения, а его самого предадим вечному проклятию.
– Он повернулся к незнакомцу и похлопал его по плечу, действуя с осторожностью, дабы не навредить.
– Оставайся со мной, бедняга. Вместе мы выступим, когда настанет черед. Нам, троллям, нужно держаться друг друга.
Но незнакомец покачал головой:
– Не думаю, чтобы я был троллем. Мне кажется, мы с Хелотом одного рода.
– Вы? – Иллуги забегал глазами, сравнивая их. – Может быть. – нехотя признал он наконец. – Но маловероятно. Кхх. Давайте пить кофе.
Хелот честно признался, что пьет подобную вещь впервые. Тэм – тот закашлялся, начал плеваться и в конце концов заявил, что Иллуги поит их живой горечью и что он, Тэм, отказывается вливать в себя подобную гадость. Что же касается незнакомца, то он вдруг глубоко задумался и сидел в неподвижности, глядя на свою кружку, пока Хелот не подтолкнул его в бок:
– Что с тобой? Заснул?
– Нет... – Он медленно перевел глаза на Хело-та. – Мне кажется, я узнаю запах... Откуда здесь этот напиток?
Иллуги пожал плечами:
– Говорят, Демиург откуда-то притащил. Не знаю. Растет, вроде, на кустах или деревьях, гномы выращивают, а потом продают втридорога. И такие хитрованы, не передать: ведь эта штука вроде наркотика, то есть если привык, то жить без него уже не сможешь. Они сперва приучили всю округу пить кофе по утрам, а потом стали требовать за него меха, костяные украшения и наконечники, ягоды, – словом, троллям пришлось изрядно побегать, чтобы заполучить желаемое. Я по утрам варю целое ведро, чтобы напоить свое стадо. Они у меня такие. Свое не получат, мычат – недовольство выражают. Но и троллюшки мои вовсю стараются. Весь сбор ягод и орехов – их трудами.
– А может, я и вправду этот... тролль, – все так же тихо сказал незнакомец. – Но мне кажется, я помню кофейный запах с самого детства.
– Ты молодой тролль, – сказал Иллуги, присматриваясь к нему повнимательнее. – Я рад, что тролльши начали рожать нормальных детей. Надоело жить среди пней да валунов...
– Послушай, Иллуги, – заговорил Хелот, отставляя свою пустую кружку и укладываясь на мягкий мох, – Тэм уверяет, будто видел у Народа ужасную колдунью.
– Это их богиня, – нехотя пояснил Иллуги. – Лично я никогда не встречался с ней. Солнечная Женщина – так они ее называют, а имя ей подобрали сами и кличут Фейдельм. Говорят еще, будто ее не творил Демиург и, стало быть, она чиста.
– Что она может? – продолжал Хелот.
– Да все может. Что тебе нужно?
– Чтобы этот человек мог вспомнить свое прошлое. Сказал, кто он и откуда.
Иллуги покосился на мрачноватого спутника Хелота:
– Так ведь мы уже решили, что он тролль? Что еще узнавать-то?
– Я не хочу, чтобы произошла ошибка, – спокойно сказал Хелот. – Потому что у меня есть совсем другие предположения на его счет.
– Лучше отдайте его мне, – повторил Иллуги. – Ему здесь будет хорошо.
– Это уж не мне решать, – усмехнулся Хелот. – Я с одним мальчишкой справиться не могу, а вы предлагаете мне распоряжаться судьбой взрослого человека.
– Вы уверены, что он свободный человек? – Во всяком случае, здесь он волен идти, куда ему вздумается.
– Спасибо, – проговорил незнакомец. – Кто ниже: тролль или дакини? – начал рассуждать Иллуги. – Раньше за троллей никто не вступался. Таков был закон. Но теперь появилась Боанн. А у вас, дакини, имеются ли заступники?
– Только меч, рука и друг, – сказал Хелот и встал. – Благодарю за угощение и приятную беседу, Иллуги. Нам пора идти.
Морган Мэган провел пятерней по воздуху над головой, и нарисовалась маленькая Радуга, в которой недоставало двух цветов: желтого и фиолетового. И ворота открылись совсем крошечные – такие, что Моргану пришлось пригнуть голову, чтобы пройти. Неугомонного мага давно уже интересовало: что будет, если войти в мир не полностью, а лишь частично. Он предполагал, что такие неполноценные ворота как раз и помогут разрешить ему это сомнение.
Он оказался в густом тумане. Потом с трудом различил, что стоит на берегу огромной реки. Река была настолько полноводна, что противоположный берег терялся за горизонтом, сливаясь с испарениями влаги. Посреди озера на огромном листе какого-то водного растения возлежало существо и наигрывало на дудочке.
Это заинтересовало Моргана. Он подошел поближе, стараясь не поскользнуться на водорослях, выброшенных на берег, и прислушался. Мелодия была простая и в то же время неуловимая.
– Здравствуй, приятель! – крикнул Морган Мэган.
Голос его утонул в густом тумане. Однако возлежавший на листе человек отложил в сторону дудочку и прислушался.
– Прости, если я помешал тебе создавать музыку, – продолжал Морган Мэган, – но я нуждаюсь в помощи.
– Никто не нуждается в помощи, – прозвучал спокойный ответ. – Если тебя гложет неутоленное желание, откажись от желания, и ты снова обретешь покой.
– Не так-то просто мне отказаться от желания, уважаемый отшельник, – сознался Морган Мэган. – Прости еще раз, если я обратился к тебе не с тем словом, с каким здесь принято.
– Неважно, что принято, странник. Ни одно слово не будет ложным и ни одно слово не может считаться истинным. Называй меня, как тебе угодно. Отбрось сомнения. Истина – только в тебе. То, что кажется тебе истиной, является ею на самом деле.
– Собственно, я насчет дудочки... Ты замечательно играл, отшельник. – Морган Мэган помахал ему рукой. – Плыви сюда, поговорим. Дело в том, что мне необходимо научиться играть на трубе, вот я и подумал: лучшего учителя мне не сыскать. Помоги мне!
– Я охотно помогу тебе. Обучение займет совсем немного времени. – Божество, возлежавшее на листе посреди водного потока, не сделало ни малейшего движения, чтобы двинуться с места, но тем не менее оно немного приблизилось. Может быть, причиной тому был расступившийся туман. – Несколько десятков лет уйдет на созерцание объекта. Потом, когда форма его войдет в твое сознание, научись брать его в руки. Дунь и вслушайся в звук. Вот он вышел из твоих легких и оказался во рту, вот он изо рта переходит в деревянное чрево, а оттуда медленно вылетает в воздух и заполняет собой пространство... Научись улавливать каждый шаг каждого звука...
– Иисусе, – пробормотал Морган Мэган, – это слишком долго. Я должен научиться играть на трубе, и как можно быстрее, пока моя матушка, речная богиня Боанн, не натворила бед в моем мире...
– Твои речи сбивчивы, а аура красна и мерцает, – изрекло божество. – Ты охвачен нетерпением, злобой, тебя гложут недобрые замыслы. Откажись от них. Предайся созерцанию прекрасного в тебе. Пусть уйдет все то злое, что мешает тебе жить.
– Чтобы это злое куда-то ушло, я должен принять меры, – сердито объяснил Демиург. – Видишь ли, я сотворил мир. Сотворил я его по образу и подобию своему, то есть крайне несовершенным. И затем, поскольку сам становился все совершеннее и мудрее, мне захотелось улучшить свое создание.
– И ты ухудшил его, – заключило божество. – Я так и думал.
– Наконец-то ты меня понимаешь. Поговорим как демиург с демиургом. Что ты делаешь, когда замечаешь в своем творении несовершенство?
– Я уничтожаю его, – спокойно произнесло божество.
– Слава Богу! Наконец-то я встречаю разумного бога. Надеюсь, ты подскажешь мне, как это делается?
Натворить-то я натворил, а вот как это ликвидировать! Мне советуют для этого сначала научиться играть на трубе. Это необходимый элемент эсхатологии. Все так говорят. И вельва, и отец Раок.
– На трубе? Воистину странные советы давали тебе эти советчики.
– Да, без трубы никуда. Конец света надлежит провозгласить публично, сопровождая свое объявление, во-первых, громогласными звуками духового инструмента, а во-вторых, землетрясением. Я узнал это достоверно из первых уст.
– Странные, странные советчики, – задумчиво повторил бог. – Я играю на флейте вовсе не для того, чтобы провозгласить уничтожение своего мира. Да и уничтожать мир смысла большого нет... Морган Мэган в волнении забегал по берегу. – Есть смысл, равви! – завопил он, не зная, как умаслить безразличного к земным делам бога. – О, как я не мудр! Как я нуждаюсь в поучениях мудреца! Научи меня!
– Послушай притчу, о нетерпеливый путник, у которого нет в запасе даже сотни лет для созерцания, – заговорил бог неспешно. – Был некогда мир, и были в этом мире тучные пашни, полноводные реки, густые леса, непроходимые болота. И жили в этом мире многохитрые купцы, изощренные умом ученые, сладкоречивые певцы, пышнобедрые женщины, трудолюбивые крестьяне, кровожадные воины.
Морган Мэган уселся на берегу, обхватив руками колени, и уставился на бога, как ребенок, которому рассказывают сказку. А бог спокойно блуждал глазами по невидимой дали, и речь его текла как бы сама собой.
– И стало так, что пашни перестали родить, реки обмелели, леса поредели, болота пересохли. И случилось так, что купцы стали глупы и жадны, ученые ленивы и бездельны, певцы безголосы и лишены ума, женщины отощали и перестали носить сыновей, крестьяне забросили плуг, а воины озверели и резали всех подряд. Проснулся я от своего сна и посмотрел на это гнусное дело. И не смог я вынести созерцания этого нарушения мировой гармонии. Я ниспослал на них потоп. Много веков лили непрерывные дожди. И скрылись под водами пашни и реки, леса и болота, и смыло потоком купцов и ученых, певцов и женщин, крестьян и воинов. Не стало никого, кроме одного человека из крестьянского сословия. Спасся он, ибо умел плавать. Ухватился он за бревно, и понесло его по бескрайним водам. Плыл он, плыл и встретил меня. Я еще не спал, но уже был готов погрузиться в созерцание. «Спаси меня!» – закричал он. Я открыл рот, и он на своем бревне заплыл прямо в мое божественное чрево. И подумал он, что будет жить в своем боге.
– И что? – Морган Мэган с отвращением подумал о том, как во время потопа (такой вариант конца света понравился ему еще больше, чем землетрясение) к нему в живот заберется, к примеру, гном Лоэгайрэ со своим извечным недругом и соперником Англаем Алчное Сердце.
Но его собеседник был невозмутимо спокоен.
– Ничего. Оказавшись во чреве бога своего, этот человек открыл наконец глаза и увидел тучные пашни, полноводные реки, густые леса и непроходимые болота. И людей он увидел. И то были многохитрые купцы, изощренные умом ученые, пышнобедрые женщины со сладкоголосыми певцами, трудолюбивые крестьяне и свирепые воины.
Морган Мэган заморгал глазами. Все эти премудрости были выше его разумения. Кроме того, несмотря на свои весьма слабые познания в анатомии, Морган был уверен: в его животе ничего, кроме кишок, желудка и еще кое-каких потрохов, названия коих были ему неизвестны, не обретается.
– Нет смысла творить миры, – спокойно заключил бог, снова взяв в руки дудочку. – Нет смысла их уничтожать. Ничто не имеет смысла. Содеяв что-либо, забудь об этом.
