Путь к Марсу

      Прекрасно понимая, какие эмоциональные нагрузки перенес за последние сутки Акопян, командир "Вихря" решил не рисковать. "Аннушку" подвели к межпланетному кораблю и состыковали с ним автоматы.
      Акопян ввалился в рабочий отсек уже без скафандра.
      - Слушайте! - закричал он с порога. - Это же прекрасно, что не мы первые высадились на Фобос! Кто бы ни были эти пришельцы из вселенной, мы и они братья по разуму. Какие бы расстояния и время нас ни разделяли, мы встретимся со своими братьями - завтра или через тысячу лет, но мы встретимся!
      Г Л А В А 12
      ЗДРАВСТВУЙ, МАРС!
      Мысль о том, что небесные тела заселены
      существами, подобными людям, и что вообще органическая
      жизнь существует не только на Земле, не нова.
      Однако на все то, что до сих пор было написано об
      этом предмете начиная от Цицерона и Люциана, следует
      смотреть исключительно как на более или менее
      остроумные мечтания...
      Когда же в наше время Скиапарелли открыл на Марсе
      целую систему загадочных каналов, происхождение
      которых благодаря их геометрически правильному
      расположению с трудом может быть объяснено действием
      одних сил природы, авторы популярных астрономических
      сочинений, с Фламмарионом во главе, без дальнейших
      размышлений признали эти каналы за несомненные
      гигантские сооружения жителей Марса, вследствие чего
      многие лица в надежде вступить в переговоры с людьми,
      живущими на этой планете, дошли до лихорадочного
      напряжения и назначили в виде премии большие суммы
      тому, кто непосредственными наблюдениями несомненным
      образом доказал бы существование подобных нам людей на
      каком-нибудь небесном теле.
      Но вместо того, чтобы создавать различные
      бесплодные гипотезы, из коих ни одна не может иметь за
      собой достаточных оснований, лучше всего откровенно
      сознаться, что в ближайшем будущем мы не можем
      надеяться вывести сколько-нибудь близкие к истине
      заключения.
      И. Л и т р о в. Тайны неба
      - Садимся! - успел только крикнуть Лось и
      выключил двигатель. Сильным толчком его кинуло на
      стену, перевернуло. Аппарат грузно сел и повалился
      набок.
      ...Колени тряслись, руки дрожали, сердце
      замирало. Молча, торопливо Лось и Гусев приводили в
      порядок внутренность аппарата. Сквозь отверстие одного
      из глазков высунули наружу полуживую мышь, привезенную
      с Земли. Мышь понемногу ожила, подняла нос, стала
      шевелить усами, умылась. Воздух был годен для жизни.
      Тогда отвинтили входной люк. Лось облизнул губы,
      сказал еще глуховатым голосом:
      - Ну, Алексей Иванович, с благополучным
      прибытием. Вылезаем.
      Скинули валенки и полушубки. Гусев прицепил
      маузер к поясу (на всякий случай), усмехнулся и
      распахнул люк.
      А л е к с е й Т о л с т о й. Аэлита
      Двести двадцать седьмые сутки полета
      Буря на Марсе стихает. Спиралей смерчей уже не видно. В просветах очень плотных, коричневых, почти черных облаков нет-нет да и промелькнет какой-нибудь зубчатый хребет или кратер. По прогнозу, на Марс можно садиться завтра к вечеру.
      Сурен Акопян в центре внимания. Снова и снова в главном отсеке "Вихря" прокручивают видеозапись путешествия бортинженера по Фобосу.
      - Я думаю, - комментирует Акопян, - туннель - вход на базу каких-то разумных существ.
      - А может быть, действительно Фобос искусственный спутник?
      - Нет!
      - Но почему? - Марине так хочется продлить сказку.
      - Я бурил на глубину шестнадцати метров. Пробы грунта показывают порода явно естественного происхождения. А вот туннель - искусственное, рукотворное сооружение.
      - А может, у них не руки, а... эти самые... ложноножки, щупальца.
      Акопян морщится, словно от боли. Неожиданно он вскакивает, принимает оперно-красивую позу и, презрительно выпятив нижнюю губу, поет басом.
      - Вот череп на гусиной шее! - гудит он из "Сна Татьяны". - Вот рак верхом на пауке!
      Марина растерянно замирает, широко раскрыв глаза. Наконец она справляется с собой, выхватывает откуда-то лопасть пробоотборника, служившую на экваторе мечом Марсу - Меркулову, и, гордо вскинув подбородок, отвечает сопрано:
      - Поберегись, Сурен! Кинжалом я владею! Я близ Кавказа рождена!
      - А ну, рыцари! - прекращает оперную дуэль Виктор Сергеевич. - В ножны картонные мечи!
      Марина деланно-покорно приседает в глубоком книксене. Акопян хохочет, падает в кресло.
      - А что, если и на Марсе есть такие же туннели? И они соединены между собой? Может быть, мы встретимся на Марсе со следами неизвестной цивилизации?
      - Опять фантастика! - не может не иронизировать Василий Карпенко. Псевдоподы, четырехмерное пространство, мыслящие океаны... А где, скажите-ка, порода, выбранная при строительстве этих подземных сооружений? Куда она девалась?
      - А может, они ее с собой забрали, - упорствует Калантаров. Использовали породу как топливо для кораблей. С таким же успехом можно предположить, что они употребляли ее в пищу.
      - Вот что я думаю, - сказал Акопян. - Как только мне стало ясно, что туннель искусственный, я тут же начал искать следы копающих или бурящих инструментов. Порода ведь очень твердая, и хоть какие-нибудь царапины обязательно должны были остаться. Но их не было. Так вот, - голос бортинженера стал таинственным, - я был не в пещере Фобоса, а на стационарной базе инопланетян!
      Бортинженер с заметным удовольствием полюбовался произведенным эффектом.
      - Огромный космический корабль приближается к Марсу, - не давая никому опомниться, продолжал он таинственным шепотом. - А на Марсе буря! Сесть, естественно, невозможно. Как быть? Капитан неизвестного корабля решает осмотреть Фобос.
      От корабля инопланетян отделяется десантный аппарат, что-то вроде нашей "Аннушки", но размерами чуть ли не с "Вихрь". Пилот аппарата делает виток за витком вокруг удивительной, совершенно необычной по размерам и орбите планеты солнечной системы. На долгом его пути ему ничего подобного в космосе не попадалось...
      Тут Виктор Сергеевич включил запись, сделанную телекамерой "Аннушки". И на большом экране кают-компании, как бы иллюстрируя рассказ Акопяна, проносятся возвышенности, курганы и кратеры Фобоса.
      - Да-а... Так вот инопланетянин видит пологий скат кратера. "Пологий склон, - рассуждает он, - должен состоять из более рыхлых пород..."
      Инопланетянин притормаживает, зависает. Склон ему явно приглянулся. Об этом можно судить хотя бы по тому, что из тела аппарата начинает выдвигаться вниз прямоугольный брус. Брус вытягивается, достигает поверхности склона. Тут-то пилот по своим приборам видит, что порода подходящая, то есть с ней можно работать. Подается команда, и механизм, который мы условно назвали брусом, принимается утрамбовывать горизонтальную площадку. Инопланетянин втягивает "трамбовку" в корабль, любуется своей работой и... улетает.
      - Почему? - едва слышно ужаснулась Марина.
      - Кто его знает? - развел руками Акопян. - Но уже на следующем витке аппарат вновь появляется над кратером. Летит низко, огибая рельеф. Вот и откос. Аппарат зависает. Складываются гармошкой обтекатели, исчезают в корпусе ракеты. В ярких лучах солнца над горизонтальной площадкой висит идеальной формы цилиндр. Он медленно опускается и начинает вдавливаться в вертикальную стену кратера.
      Как происходит механическое разрушение породы? Можно предположить, что используется ультравибрация. Пока мы с вами гадаем, цилиндр полностью погрузился в толщу породы. В верхнем торце какие-то механизмы выбирают кубической формы камеру и облицовывают ее сверхтвердыми материалами. Оставив в качестве входного туннеля верхнюю обшивку корпуса, аппарат покидает склон кратера.
      Стационарная база готова! При необходимости в ней можно разместить самые различные приборы и механизмы, надежно защищенные толщей породы от любых воздействий извне.
      Гипотеза бортинженера послужила сигналом для возникновения десятков самых фантастических предположений и проектов. Каждый член экипажа "Вихря" старался по-своему объяснить назначение и технологию создания обнаруженного на Фобосе таинственного сооружения.
      - Ну что ж, друзья мои, - чувствуя, что спорам не будет конца, сказал Виктор Сергеевич, - давайте дискуссию на эту и другие темы перенесем на время возвращения домой. Завтра начинается самое главное - посадка на Марс. - Командир встал, оглядел экипаж. - Всем отдыхать. Это приказ.
      Как ни были взволнованы спором члены команды "Вихря", через пять минут все, кроме вахтенного, спали в своих каютах. От физического состояния зависело, кому из членов экипажа персонально завтра утром будет поручено самое ответственное задание. Выполнить его хотели все без исключения.
      Двести двадцать восьмые сутки полета
      ...Атмосфера Марса светлеет с каждым витком. Тяжелая пыль оседает, открывая взору все новые и новые картины.
      Корабль летит по круговой орбите на высоте около трехсот километров. Скоро Хеллас - место высадки экспедиции.
      Внизу простирается широкое, ровное плато, на горизонте полукругом горы. Недалеко от центра плато высится старый огромный кратер. Лучшего места для посадки не придумаешь.
      Координаты сняты. Посадка через виток.
      - Надеть скафандры!
      Посадка в скафандрах - категорическое требование Центра управления полетом.
      Все молча, сосредоточенно одеваются, хотя в глубине души каждый считает эту предосторожность своеобразной причудой руководителя полета Игоря Петровича Волнового - старого космонавта, еще помнившего о катастрофах при посадках кораблей, но все тщательно проверяют и подгоняют детали одежды.
      Горизонт Марса на командном экране пополз вверх - корабль начинает снижение.
      - Всем занять свои места!
      "Вихрь" летит над мощным горным массивом. Перепад в высотах доходит до десяти тысяч метров.
      - Акопян, приготовь крыло!
      - Есть!
      Включился двигатель.
      Плавно нарастают перегрузки. Корабль тормозит.
      На экране проносятся желто-коричневые облака. Скорость их движения около двадцати метров в секунду.
      - Высота полета сто двадцать километров.
      - Температура корпуса триста сорок градусов.
      - Высота девяносто километров, корабль на курсе.
      - Высота пятьдесят километров, корабль на курсе.
      - Акопян, выпустить крыло!
      - Есть!
      Хлопнули выстрелы ракет. По бокам "Вихря" начали расправляться серые полотнища крыльев.
      - Высота двенадцать километров, корабль на курсе.
      Полотнища раздулись, крылья приняли расчетный профиль. "Вихрь" переходит на планирующий полет.
      - Высота два километра!
      Скорость корабля замедляется. Из днища выходит причальный брус.
      Заработали планетарные двигатели.
      Впереди по курсу ровная, свободная от валунов площадка.
      - Высота шестьсот метров!
      На обзорных экранах видно: за кораблем тянется густой шлейф пыли.
      "Вихрь" зависает.
      Облака пыли, видимость - ноль.
      Толчок.
      Есть Марс!
      - Якоря!
      Движение руки Меркулова, и шесть мощных брусов с якорями намертво соединяют "Вихрь" с планетой.
      - Сцепление полное!
      Теперь никакая марсианская буря не страшна кораблю. Он стронется с места только по воле человека.
      - Убрать крыло!
      Пыль вокруг корабля медленно оседает.
      Борт "Вихря" покидают шесть кибернетических "жуков", которые должны осмотреть корабль и место посадки.
      "Жуки" расползлись в разные стороны. Вскоре на командный пульт поступили первые сообщения передвижных автоматических разведчиков.
      Наружная температура восемьдесят пять градусов. Слой пыли на месте посадки небольшой, с удалением от корабля увеличивается: три сантиметра, пять, шесть. Причальный брус исправен.
      - Трап вышел полностью, - доложил Акопян.
      Сведения от автоматов-разведчиков прямым ходом шли в вычислительную машину, и, пока она их не обработает, из корабля не выйти. Двинулся трап значит, все в порядке!
      Трап вышел. Сейчас должен быть сигнал. Вот он: та же знакомая мелодия: "И на Марсе будут яблони цвести..."
      Виктор Сергеевич повернулся спиной к пульту, облегченно улыбнулся.
      - Все, ребята, приехали! - После паузы твердым, не терпящим возражений голосом скомандовал: - Всем отдыхать! В шесть ноль-ноль первая разведка.
      Кивнув всем головой, Виктор Сергеевич ушел. Оставшиеся еще некоторое время не расходились. Акопян с Меркуловым тихо спорили: кто выйдет из корабля первым? Марину этот вопрос не волновал. Она знала твердо, что попадет в первую группу и, когда ступит на планету, обязательно скажет:
      - Здравствуй, Марс!
      Закрыв дверь каюты, Виктор Сергеевич долго не мог успокоиться. Но чем больше он размышлял о будущем, тем чаще возвращался в снежный январь, казавшийся сейчас таким далеким, когда, собственно, и начался по-настоящему их путь к Марсу...
      II
      Г Л А В А 13
      В ТОТ СНЕЖНЫЙ ЯНВАРЬ
      - Жалко, что вы не хотите со мной лететь на Марс,
      жалко, - инженер Лось качнул головой, - люди
      шарахаются от меня, как от бешеного. Через четыре дня
      я покидаю Землю и до сих пор не могу найти спутника...
      Да, видимо, придется лететь одному, охотников покинуть
      Землю маловато.
      А л е к с е й Т о л с т о й. Аэлита
      Человек - гражданин Земли в самом обширном смысле
      слова. Он проникает даже туда, где не может жить
      постоянно.
      Ф. Р а т ц е л ь. Народоведение
      Лыжня неожиданно вывела к самой кромке обрыва. Панин остановился. Далеко внизу, ближе к противоположному берегу реки, застыли маленькие фигурки рыболовов. После резкого скрипа снега под лыжами тишина оглушала. Он представил, как позванивают льдинки, когда их черпаком вытаскивают из лунки, и ему неудержимо захотелось броситься в этот ослепительно белый снег и, как в детстве, съехать на спине вниз по крутому склону. Чтобы удержаться от соблазна, он даже попятился.
      "Мороз почти космический, - подумал Виктор Сергеевич. - Может быть, так же пронзительно громко заскрипит снег под ботинками космонавтов на Марсе. Есть ли он там, вот такой же удивительный белый снег с густыми синими тенями? Конечно, нет, - ответил он сам себе. - Слишком мало влаги в атмосфере Марса. Наверное, по ночам на холодные безжизненные скалы выпадает лишь тонкий, микроскопический слой инея".
      Он запрокинул голову и, стараясь не щуриться, стал смотреть в белесое небо. То там, то здесь розовыми искрами вспыхивали невидимые снежинки. Огромный диск по-зимнему низкого солнца был так близок, что казалось, протяни руку, и она по локоть исчезнет в густом оранжевом мареве.
      Из забытья его вывел близкий стук дятла. Виктор Сергеевич повернул голову, но увидел лишь стаю синиц на нижних ветках старой березы. Дятел был где-то совсем рядом. На частые удары клюва невидимой птицы звонко отзывался обледенелый ствол старого дерева.
      Отыскивая глазами дятла, он не услышал тонкого, нарастающего свиста. Возникший невесть откуда плотный ком снега увесисто стукнул его по шапке, запорошил глаза.
      Виктор Сергеевич стянул рукавицу, вытер ладонью лицо.
      - Сейчас я кому-то надеру уши! - стараясь придать голосу сердитый тон, громко сказал он.
      - Сначала догоните! - Панин узнал голос Марины Стрижовой.
      Он повернул голову. Шагах в двадцати от него стояла Марина и, улыбаясь, махала ему рукой.
      - Даю тебе фору одну минуту. Убегай!
      Марина согласно кивнула и, оттолкнувшись лыжными палками, заскользила по снегу.
      Панин не спеша натянул рукавицу. Вдохнув полную грудь воздуха, он ловко, в один прием развернул сразу обе лыжи. Желтый свитер Марины уже мелькал в густых ветках молодого ельника. С силой отталкиваясь палками, Виктор Сергеевич бросился по целине наперерез...
      В ельнике он вышел на лыжню, идти стало легче. Минут через пять до беглянки оставалось метров сто.
      Марина часто оглядывалась назад. У выхода лыжни на расчищенную бульдозерами лесную дорогу она неожиданно упала в снег. Едва не наехав на лежащую девушку, Виктор Сергеевич остановился.
      - Большой Белый Медведь настиг невинную жертву! Сейчас кому-то будет очень худо!
      - С которого уха начнем? - поднимаясь из сугроба, деловито осведомилась Марина.
      - Может быть, помилуем?
      - Ни за что! - смеялась Марина. - Я просто требую наказания! Извольте приступать немедленно!
      Большой Белый Медведь неуклюже потоптался и принялся снимать лыжи. До избушки было недалеко, и они пошли пешком, неся лыжи в руках. Стряхнув снег веником, поднялись по скрипучим ступенькам.
      Внутри избушка казалась больше, чем снаружи. В большой горнице дубовые, без скатертей столы, лавки. На окнах - вышитые занавески. Одну стену избы полностью занимала старинная русская печь с нишами и шестками, в которых красовались яркие глиняные горшки, крынки, чапельники.
      Как всегда, перед обедом в горнице собралось почти все местное население. Прямо с порога вошедших встретил такой гул голосов, что казалось - сотрясаются стены и дрожат стекла в окнах. На нешироком пространстве между столами и окнами сгрудилось в тесный круг несколько десятков мужских фигур. Что-то необыкновенно интересное, вызывавшее громкие крики одобрения и дружные взрывы хохота, происходило за спинами людей в центре круга.
      "Наверное, опять над самоваром колдуют, черти!" - подумал Виктор Сергеевич. Тесный круг разомкнулся, из толпы выскользнула какая-то странная фигура с двумя головами. Из-за спины фигуры протянулись чьи-то руки, в воздух взлетели две шапки-ушанки, и там, где только что стукались лбами головы, мелькнули две ноги в пестрых носках... Перед изумленными Паниным и Мариной стоял с раскрасневшимся лицом Сурен Акопян.
      Сверкнув белозубой улыбкой, Акопян выхватил откуда-то короткое фоторужье и несколько раз в упор "выстрелил" в Марину.
      - Наповал! - перекрывая смех толпы, крикнул Сурен. - Когда ты в очередной раз будешь опаздывать к обеду, я всем раздам твою фотографию. Без тебя никто не желает садиться за стол!
      Они уже три дня жили вместе здесь, на даче Комитета комплектации космических экипажей. Бегали на лыжах, дышали лесным воздухом, отдыхали после прохождения длительного курса предполетной подготовки. Третий день двадцать четыре космонавта ждали решений комитета - кто из них полетит на Марс.
      Что и говорить, первый полет человека на Марс! Только достигнуть Марса, постоять на нем и тут же улететь - одно это было бы событием века! Но в программе полета предполагалось множество уникальных экспериментов, которые не проведешь на Земле и в ее окрестностях. Важнейшим объектом исследования был сам человек. Наконец, программой планировался первый опыт практического использования сил гравитации!
      Каждый из кандидатов проходил всестороннее медицинское обследование. Но к этому все относились легко. Клиника? Чепуха! Электронные зонды, биохимические бесконтактные спектрографы, нагрузочные пробы... Все они чувствовали себя совершенно здоровыми. Тревожило другое - неизвестность. Атмосфера тщательно скрываемого волнения не разряжалась даже внешне беззаботными шутками и розыгрышами.
      Виктор Сергеевич неторопливо ел, есть не очень хотелось, но он, как все, не показывал отсутствия аппетита. Обед проходил весело, с шумным обсуждением последних новостей. Один лишь здоровяк Петр Расторгуев, штурман четвертого экипажа, выглядел мрачнее тучи.
      - Что это с ним? - шепотом спросил Виктор Сергеевич у Акопяна.
      - И вы не знаете? - громко, привлекая к себе всеобщее внимание, проговорил бортинженер. - Наш Петя - жертва медицины!
      За столом, как по команде, стало тихо. Все ждали, какую еще шутку выкинет Акопян.
      - Это все они - светила в белых халатах! - Акопян с возмущением отодвинул от себя тарелку и кивнул головой в сторону Марины. - Приборы у них что-то забарахлили, у всех показывают, а у Пети - нет! Вот его сегодня и вызывали еще раз, чтобы по старинке, руками ощупать. Консилиум собрали, старичка привезли - ну прямо чеховский земский врач! Академик, первых космонавтов еще на спутники отбирал...
      Так вот, стоит наш Петя посредине комнаты, а старичок вокруг него ходит, рассматривает как диковинку.
      "Ну-ка, батенька, - говорит старичок, - разденьтесь".
      Пете что, раз-два, и стоит, красуется перед высокой комиссией в одних трусах.
      Академик ходит вокруг него, высматривает, любуется мускулами нашего атлета, элегантно прижимает ухо к Петиному животу.
      "Тэк-с, - говорит. - Любопытно! Очень любопытно! Принесите, пожалуйста, лесенку-стремянку... Я хочу верхушки бронхов прослушать. Очень мне хочется знать, что там на заоблачной высоте делается".
      Ассистенты старичка разом загалдели: "Дурачендус, переходендус через мостендус..." - сплошная латынь! Только одно и понятно: "аппендикс".
      Один Виктор Сергеевич не смеется веселому представлению Акопяна. Почему-то грустно ему от этой шутки. Не слишком ли доверяют врачи показателям хитроумной медицинской аппаратуры? Если уж говорить о подборе экипажа, то он, Виктор Сергеевич Панин, за спиной которого шестнадцать лет космических полетов, полностью готов к своей лебединой песне!
      Так вот, если бы его назначили командиром "Вихря", он подобрал бы себе экипаж и без электронных машин. И ходить далеко не нужно. Вот за столом как раз шестерка. Полный экипаж. И еще какой!
      Сергей Меркулов был бы вторым пилотом. Спортсмен-тяжеловес, на вид медлительный, а всего-то у него поровну, все уравновешено, все на месте. Сейчас, можно сказать, судьба его решается, а он с самым серьезным видом намазывает масло на хлеб. Обед для него - дело, которое надо сделать так же хорошо, как посадить при нулевой видимости самолет. Невозмутим, хоть потолок упади: отряхнется, расчистит место и продолжит работу.
      Георгий Калантаров. Штурман. Может быть, существуют на свете и лучшие штурманы... Чувство пространства у Калантарова такое, что и с завязанными глазами из любой лесной чащобы выведет.
      Василий Карпенко - прирожденный инженер-исследователь. Пунктуальный, как хронометр, а по натуре лирик. Аппаратура, самые капризные приборы почему-то никогда из строя не выходят, если Василий хотя бы раз приложил к ним руку.
      Сурен Акопян. Прекрасный инженер. Любимец любого коллектива, генератор хорошего настроения. Как это говорили на "Богатыре", когда у них обнаружилась утечка топлива: долетели на темпераменте Акопяна.
      Марина Стрижова - врач. Медик все двадцать четыре часа в сутки. Что бы ни говорили злые языки еще со времен первых мореходов о женщинах на корабле, Марина - надежный товарищ.
      Мысли обрывает резкий треск динамика. Вежливый голос дежурного сообщает:
      - Всем, всем! В шестнадцать часов последнее комплексное испытание. Повторяю...
      Небольшой кабинет. На рабочем месте несколько рычагов управления и большой матово-зеленый экран, разделенный на шесть ячеек. Команды врачей поступают по радио.
      Испытываются возможности слуха, зрения, осязания, проверяется, как космонавт решает сложные ситуационные задачи, как он ведет себя в непредвиденной обстановке, с какой скоростью принимает наиболее оптимальные решения.
      После испытаний электронный судья выдает одну общую оценку по десятибалльной шкале.
      Вечером Виктор Сергеевич сидел в вестибюле служебного корпуса под портретом Циолковского. Рядом в ожидании результатов негромко переговаривались космонавты.
      Голоса внезапно смолкают. Зажигается табло.
      Виктор Сергеевич отыскал на табло свою фамилию. 9,65... Неплохо. У него бывали оценки и получше, но как-то так выходило: чем серьезнее предстоит полет, тем более низкие баллы он получал. Вот и у Акопяна в предыдущих сериях было почти десять, а сейчас он и до десяти не дотянул.
      В этот вечер все рано разошлись по своим комнатам и легли спать. Завтра утром комиссия вынесет окончательное решение.
      Экипаж - живой организм, в котором все должно быть очень хорошо уравновешено. И баллы-то у тебя могут быть не самыми высокими, а ты окажешься нужным, необходимым по другим качествам.
      За завтраком в избушке дежурный Центра подготовки зачитал списки трех экипажей, подобранных электронными судьями.
      Удивительное дело: Виктор Сергеевич, Акопян, Марина, Сергей, Жора и Василий оказались в одной команде!
      - Бывает, - довольно улыбался Виктор Сергеевич. - Электронные машины иногда тоже не ошибаются!
      Обедал Виктор Сергеевич вместе с Волновым.
      - Рад, что испытания выдержал, больше всего хотел видеть тебя за штурвалом "Вихря". Полет сложный сам по себе, да еще антигравитация, и не где-нибудь в начале программы, а на завершающей стадии полета. Многое будет зависеть от экипажа. От вашей "слетанности". Сживайтесь. Завтра отдых, а через день на базу всем экипажем. Будете отдыхать, будете заниматься. Время бежит. Старт через 97 дней.
      Г Л А В А 14
      КАНИКУЛЫ
      Заметивши светило, не означенное на небесных
      картах, должно считать его планетою и наблюдать в
      продолжение нескольких ночей. Лишь после многих
      наблюдений можно утверждать, как переменяется его
      положение относительно неподвижных звезд.
      Из очень старой книги по астрономии
      На следующий день утром вылетали на базу.
      В дверях самолета Акопян застрял. И немудрено - правая рука у него занята чемоданом с вещами, плечо оттягивает солидных размеров кожаный кофр с диктофоном и фотоаппаратами, а в левой руке изящная трость.
      Трость была длинная, с треугольной рогулькой на конце. Вот она-то и застряла в дверях.
      - Беспокойный ты человек, - сказал Калантаров, поднимавшийся по трапу вслед за Акопяном. - Ну зачем тебе эта палка?
      В самолете Акопян долго пристраивал трость на багажной сетке, напевая: "Дети, в школу собирайтесь! Петушок пропел давно".
      К бортинженеру подошел Сергей Меркулов. Остановился, разглядывая острый стальной наконечник трости. Акопян, завершив хлопотное дело, нежился в кресле.
      - Для чего тебе эта штуковина? - спросил Меркулов.
      - Никакая это не штуковина, а самый обыкновенный альпеншток, проворчал Сурен. - Еще вопросы будут?
      Сергей Меркулов пожал плечами и подсел к Жоре. Оглядываясь на бортинженера, они принялись что-то обсуждать.
      В салоне самолета появились Виктор Сергеевич и Василий Карпенко. Виктор Сергеевич прошел вперед и сел в кресло рядом с отсеком пилотов. Карпенко внимательно осмотрел всех, увидел трость над Акопяном и провел указательным пальцем по переносице, словно поправляя очки.
      - Виктор Сергеевич! - громко позвал он. - Как вы думаете, что это такое?
      Виктор Сергеевич оглянулся.
      - По-моему, с такими палками когда-то ходили по горам.
      - Вот это эрудиция! - Акопян торжествующе поглядел на Меркулова и Георгия. - С таким знатоком есть о чем побеседовать.
      Виктор Сергеевич взял в руки протянутую трость.
      - Красивое дерево.
      - Самшит! - гордо сказал Акопян. - Железное дерево! В тысяча девятьсот тринадцатом году отец моего отца был в Альпах. И представляете...
      Но никто так и не узнал, что делал отец отца Акопяна в Альпах, потому что в самолет поднялась Марина.
      - Привет, друзья! - помахала она всем ладошкой с порога. - Надеюсь, в полете никому не понадобится "скорая"?
      Мужчины наперебой стали предлагать ей "самое спокойное место". Больше всех, конечно, старался Сурен, сразу позабывший о своем альпенштоке с великолепной самшитовой рукояткой. Чтобы никого не обидеть, Марина выбрала пустое кресло рядом с иллюминатором.
      Виктор Сергеевич сидел в кресле в "позе извозчика" - прикрыв глаза и наклонив вперед голову. Ему хотелось сосредоточиться, собраться, а для этого сначала надо хорошенько расслабиться: необходима разрядка, отдых, каникулы после сложного экзамена.
      Почему-то долго не давали разрешения на взлет. Виктор Сергеевич терпеливо ждал, когда начнут разогревать двигатели самолета и они заглушат голоса пассажиров в салоне.
      - Так и знал! - никак не мог успокоиться Акопян. - Не работает вентилятор! Почему на самолетах вечно что-нибудь не работает!
      - Мы еще на Земле, - рассудительно заметил Жора.
      Сергей Меркулов зашуршал бумажкой от леденца.
      - Дай сюда! - Акопян тотчас выхватил бумажку, сунул в пепельницу, щелкнул крышкой.
      - Вот так! - сказал он торжественно. Бортинженера обуревала жажда деятельности.
      "Очень хорошо, что теперь все позади, - думал Виктор Сергеевич. - И ведут мои ребята себя как школьники. Пользуются первой возможностью, чтобы стряхнуть с себя напряжение, забыть что-то неприятное, трудное, тяжелое".
      Память... Резервы и возможности памяти огромны. Виктор Сергеевич помнит все, все нюансы подготовки экипажа, особенности, радости и огорчения полета. Специальная подготовка по аутотренингу памяти вскрыла прежние безграничные ее резервы.
      Действительно, если еще раньше, не зная механизмов памяти, способов воздействия на нее, люди делали чудеса, то сейчас...
      В 1885 году во время пожара была уничтожена старая академия изящных искусств в Филадельфии. Среди картин погибла и "Дочь римлянина" Мурильо. Спустя почти 35 лет Сартэн восстановил картину по памяти. В 1805 году французские войска унесли с собой картину Рубенса, которая украшала алтарь церкви св. Петра в К?льне. Местный художник, поклонник этой картины, изготовил копию по памяти. Оригинал был позднее найден, и когда с ним сравнили копию, то не смогли обнаружить заметного различия между обеими картинами.
      А сейчас, используя машинный аутотренинг памяти, извлекают из ее многомиллионных ячеек детали различной величины и значимости. Недавно историки космонавтики провели любопытное исследование. Упросили одного из старых руководителей "побеседовать" с биолого-вычислительной машиной об организации полетов первых космических кораблей-спутников.
      В течение двух недель "дедушкин мозг", как говорили местные острословы, без устали заполнял ячейки памяти электронной машины подробными воспоминаниями о технике связи при управлении полетами. Ученых-историков интересовало все, даже эмоциональная окраска команд, отдельные фразы и слова, переданные экипажами первых космонавтов.