Вольный стрелок

– А… Это вы? – Мещерский приподнял голову. Казалось, он не считал мое появление своевременным. – А Женечка с вами?

– С нами, – сказала Женька за моей спиной, положив подбородок мне на плечо и с интересом разглядывая нашу «сладкую парочку». – А как же! Собирайтесь, за вами морскую карету прислали. Домой пора.

Вита села, расправила одеяло на коленях, запустила пальцы в волосы. Мещерский протянул мне руки, я поковырял ключиком в замке, снял с него наручники, сказал:

– Вам пару дней надо бы не показываться на вилле. Такой у меня интерес.

– Господи, – вздохнул он, – как же с вами сложно, Алекс. Вы хоть палатку нам привезли?

– Она вам ни к чему. Сейчас мы переправим вас на берег, там ваша машина и кое-какие вещи. Поедете в город, найдете в психбольнице доктора Пшеченкова… Вы должны его знать…

Мещерский кивнул.

– …Он вас приютит на время. В палате номер шесть, для буйных. – Я никогда и никому не прощаю необоснованной критики в свой адрес. И обоснованной, кстати, тоже. – Потом я за вами приеду.

– Когда это все кончится?

– Не я это начал, – напомнил я.

– Что на вилле? Анчар жив?

– Анчар спит. Его усыпили враги, что бы он не мешал мне. А на вилле… Задержали двоих. Искателей конверта в чужих апартаментах. – Я прямо взглянул на него – никакой реакции. Даже из вежливости. – Во всяком случае, у нас потерь пока нет, а армия противника потеряла уже четырех бойцов.

– Как это? – встревожился аристократ. – Что вы имеете в виду?

– Двоих я уже перевербовал. – Я имел в виду Монаха с Монашкой. – Они работают на меня. А эти двое, – я пожал по-мещерски плечами, – ну, скажем, безвозвратные потери в стане врага. Поторопитесь со сборами, надо затемно добраться до берега.

– Да, сборы у нас солидные.

Мы покидали в лодку богатое имущество островитян и отчалили. Вита и Мещерский сели рядышком на среднюю банку и, как самые голые, накинули на плечи одеяло, блаженно замерли под ним.

Высадка десанта прошла успешно, нас не встретили на берегу грозными окриками («Стой! Стреляю! – Стою! Стреляю!») и автоматными очередями.

Я проводил Мещерских до машины, подождал, пока они оденутся.

– Вы не догадались захватить мне патронов? – спросил Мещерский, засовывая за пояс пистолет.

– Догадался. – Я протянул ему обойму, которая попалась мне под руку в прикроватной тумбочке его спальни, и пожелал счастливого пути…

Под прикрытием прибрежных скал мы добрались до виллы, заперли за собой ворота и двери (кстати, ни один из замков не был поврежден – мастер работал) и рухнули в постель.

– Шторки задерни, – успела прошептать Женька, вырубаясь. – Ты обещал…

Разбудил меня Анчар, постучав в дверь.

Я вышел к нему.

Он был смущен. И в кепке, которая высохла за ночь, но потеряла форму. Навсегда.

– Женечка здесь? – догадался Анчар. – А Князь? Тоже возвращался?

– Проспал ты своего хозяина, – упрекнул я, закуривая, чтобы скорее прогнать дурман тяжелого сна. – Увели его.

– Кто увели? – Он вздрогнул как горячий конь под шпорами.

– Не бойся, свои. Он в другом месте немного поживет. Я так решил.

– И кепок они принесли? – подозрительно спросил Анчар.

– Они, они. Кто же еще?

– А дрова кто опять развалил? – Уже не подозрительно, а грозно.

Я вздохнул, с сочувствием сообщая ему скорбную весть:

– Это ты, Анчар. Ты упал на них.

И я рассказал ему о событиях минувшей ночи, которые он безмятежно проспал. Не все, конечно, в пределах нормы.

– А теперь дай нам поспать. Ты-то выспался. Часа в два разбудишь, ладно?

– Сделать обед? Или завтрак?

– И то, и другое. По два раза.

Он блеснул зубами из-под усов. У него это по-разному получалось: то хищно, то обаятельно. Собаки ведь тоже по-разному зубы скалят: или с угрозой, или в улыбке.

Мы проспали полдня. Потом полдня завтракали и обедали. Потом посидели на берегу. Убедились, что катер убрался с нашей акватории, что небо – синее, а море – зеленое, что алое солнце опускается в него, как положено, – и пошли опять спать.

Анчар сходил за карабином и уселся в гостиной у камина с трубкой и бутылкой вина. В кепке.

– Теперь я буду вас охранять. Всю ночь, я выспался. Вы хорошо спите сегодня, – он улыбнулся. – Если сможете. Так, да?

– Сообщение Николаю Ивановичу, Капитан, мне придется несколько исказить. Что бы избавить вас от неприятных ощущений и спасти вашу жизнь.

– Это понял хорошо. Спасибо, шеф.

– Добавлю: если менты выйдут на Мещерского со своим интересом, я уже ничего не смогу для вас сделать. Вы будете завидовать Крутому, долго и мучительно. Это вы тоже «понял», вижу.

– Этот Серый, шеф…

– Все, Серого нет больше. Или вы не уверены?

– Не уверен. Это такая живучая изворотливая скотина…

– Я бы хотел иметь пару таких серых в своем подразделении. Тогда мне не пришлось бы оправдываться перед Николаем Ивановичем, как мальчишке-первогодку… Но я вызвал вас не для теплых воспоминаний о Сером. Менты взяли моих людей. Их начнут раскручивать…

– Хорошо понял, шеф.

– Ты куда? – сквозь сон спросила Женька.

– В город. Нужно проверить, как заметка в газетке сработает.

– Опять какую-нибудь провокацию затеваешь? – Она села в постели, прикрывая грудь простыней – вот уж напрасно.

– Уже осуществил, – я нагнулся, шнуруя кроссовки. – Надо проверить.

– Посмотри мне в глаза! – приказала Женька, для убедительности требования выпуская из рук простыню. – Ты наполовину врешь, как всегда.

– Наполовину правду сказал, – буркнул я, глядя ей в глаза. – Прикройся, не уговоришь.

– Я никуда не уеду. Мы уедем вместе. Когда ты закончишь работу.

– Женя, – я пересел к ней, обнял горячие плечи, укрытые золотом волос, – пока я еще контролирую ситуацию. Но это ненадолго. Скоро станет очень трудно. Ты много помогла мне. Но оставаться здесь тебе нельзя.

– Правильно! – Она сбросила мою руку. – Соблазнил девушку, удовлетворил свою низменную страсть – теперь не нужна!

Э, нет! Ты меня в дискуссию – кто кого соблазнил – не втянешь!

– Хорошо, Женя. Билет я тебе все-таки возьму. А вопрос о твоем отъезде решим по результатам переговоров с Баксом.

– Бакс тебя застрелит – и все! Все переговоры.

– Он меня не застрелит. – Я поцеловал ее (еле вырвался), встал и набросил куртку. – Во-первых, у меня в этой игре три козыря, самых больших. Во-вторых, ты знаешь, я первым не стреляю – я стреляю последним.

– Ладно, – проворчала она, – тогда привези мне из города какую-нибудь гадость. Вроде ожерелья из крабовых клешней…

Я вышел в гостиную.

– Ты куда? – проснулся Анчар, высунулся из кепки.

Сговорились. Или одинаковый сон видели?

Он прошел со мной к машине. Подумал, трогая усы, поправляя кепку. Потом грузно уселся рядом:

– С тобой поеду. Посмотрю глазами, как ты работаешь.

Больно надо. Инспектор нашелся.

– А Женечку, что, одну оставим? Без охраны?

– Там, который наверху, – кивнул Анчар мудрой головой в сторону монастыря, – он присмотрит.

Я вздохнул. Как же вы все мне здесь надоели… Кроме Женьки. И Боксера.

– Ладно, поедем. Только кепку сними. Что людей зря пугать.

Анчар послушно бросил кепку назад.

– И на базар заедем. Женечке купим что-нибудь вкусное. Или красивое.

– О! – обрадовался я. – Купи ей бусы из крабов. Ей очень хочется. Она рада будет. Поцелует тебя.

В лоб. Пяткой.

Анчар немного подремал дорогой. Потом вдруг сказал:

– Помнишь, как я тебя сюда вез? В первый день. Ты боялся?

– Чего тебя бояться – ты хороший человек. Добрый.

– Ты тоже, – признался Анчар, подумав. – С друзьями – верный, с врагами – злой. – Опять подумал. – Если бы Сулико жила, я бы тебя на ней женил. Родными бы тогда стали. Навсегда. Я бы ваших сыновей стрелять учил, вино пить. И Женечка тоже моя сестра тогда стала. Так сказал, да? Правильно?

Распределил. Разобрался. Мечтатель нежный.

Я уже пожалел, что намекнул ему про бусы. Стыдно стало.

Но разговор мне не понравился. Прощальный какой-то. Будто на платформе стоим, отправления ждем. Только неясно еще, кто уезжает, а кто остается. И – кому хуже будет.

Я поставил машину в тени дерева, наискосок от горотдела.

Придется ждать – мне информации по времени не дали.

Анчар повертелся на сиденье – машина закачалась, как лодка на волне, – приоткрыл дверцу:

– Семечек куплю. Что так скучно сидеть?

– Сиди, не в кино.

– Что ты командуешь мне, да? – Он обиделся, сел прямо и вначале вертел головой по сторонам, вглядывался в прохожих, в торговцев, рассматривал крыши домов, шарил глазами по киоскам. Потом поскучнел – понял, что ему с профессионалами не тягаться.

Я терпеливо курил, думал о том, как буду объясняться с Володей. Подставил его здорово, не слабо, стало быть. Но и он не мальчик, успокоил я себя, знал, как с Серым связываться…

Наконец где-то около десяти к зданию горотдела подошел зарешеченный «уазик», остановился напротив дверей.

– Не пялься, – прошипел я Анчару. – Отвернись.

Из здания вышли люди. Попарно. Словно по-детски держась за руки. В каждой паре – один из ночных гостей виллы Мещерского.

Что ж, я их на эту дорогу не толкал, они сами ее выбрали. Стало быть, пусть и идут по ней до конца.

По принципу Серого: чем меньше, тем чище.

Выстрелов слышно не было. У шедшего в первой паре – маленького – дернулась назад голова, он завалился на конвоира, пачкая его рубашку хлынувшей изо лба кровью. Второй, едва не опрокинув своего сопровождавшего, рванулся было назад в здание, но его сильно ударило в затылок – и они упали оба.

Короткое замешательство. Но тут же из здания высыпали ребята в жилетах и с автоматами, укрылись за машинами.

Но выстрелов больше не было.

Убитых, отстегнув от конвоиров, втащили в здание. Автоматчики рассыпались по улице, началось прочесывание.

К нам подбежал офицер:

– Что здесь надо? Документы!

– Семечек купить хотели, – ответил я.

– Двигай отсюда. Проезжай. А то будут тебе семечки, десятка два.

Я послушно тронул машину. В зеркальце мне показалось, что в одном из окон горотдела мелькнула Володина тень, грозящая мне кулаком. И матом.

Мы заехали на рынок за бусами для Женьки, потом за билетом для нее же, а потом я завернул к психбольнице, спросил у охранника в воротах доктора Пшеченкова.

– В кабинете, – лениво кивнул он в сторону одного из корпусов. – Только я тебя не пропущу. Здесь режимные правила.

– В тот-то раз пропустил, – обиделся я намекая глазом, что пропустил он меня далеко не за «спасибо».

– Да? – удивился он. – Тогда проходи. Корпус два, комната три.

…За дверью комнаты три в корпусе два слышалось интимное женское хихиканье на фоне довольного мужского баска.

Я отворил дверь. На коленях доктора сидела полуголая куколка, и он щекотал ей пышными усами обнаженную грудь.

Куколка вскинула голову, лупнула фарфоровыми глазками, вспорхнула и скрылась за ширмой. Доктор застегнул халат и встал.

– Пациентка, – пояснил он. С досадой добавил: – Как вы всегда не вовремя.

– Сеанс сексотерапии прервал?

Пшеченков развел руками – что ж поделаешь, работа такая, сеанс.

Я кивнул в сторону ширмы.

– Лапочка, – проворковал доктор, – одевайся, зайдешь попозже – мы продолжим курс, попробуем с вами нечто новенькое, из опыта восточных психотерапевтов. – И с сожалением посмотрел ей вслед, «кусая длинный ус».

Повернулся ко мне:

– Ну-с, батенька, что привело вас в сей дом скорби? На что жалуетесь?

– Мещерские у вас? – осадил я его.

– Да. Все в порядке, – подтянулся доктор.

– Как вы их устроили?

– Хорошо.

– Подробнее.

– У нас есть отдельный коттедж, для особых пациентов…

Все у жуликов схвачено. Не то что у нас.

– …Сигнализация, охрана…

– Охрану вашу я знаю – дружинники застойных времен.

– Нет, нет. Там спецконтингент, надежные люди.

Двусмысленно как-то.

– Хорошо. Если за Мещерским приедут, вы сделаете большие глаза, это понятно?

Он кивнул.

– Никому, кроме меня, их не отдавайте. В крайнем случае пришлю своего человека. Он спросит: почем у вас мирмульки?

– А что это такое?

– Вот так и ответите. – Я встал. – И никаких записок, передач и посылок для Мещерских не принимать, их здесь нету. В крайнем случае, если кто-то будет очень круто настаивать: да, были, но уехали в черном японском джипе. Охрана коттеджа вооружена?

– Весьма обильно.

– Все, спасибо. Расходы – на счет Князя.

Я вышел в коридор. Очередная лапочка, торопливо сделав мне глазки, сорвалась с диванчика и, расстегивая на ходу кофточку, порхнула в дверь.

Хихиканье и басовитое бормотание. В надежное место попал Мещерский, стало быть…

…Мы поехали домой. Анчар опять молчал всю дорогу, только вздыхал, и, когда мы уже спускались к вилле, проронил:

– Метко стреляли. Трудно нам будет.

А ты думал?

Но сейчас тебе, пожалуй, труднее будет. Когда ты Женечке на ее стройную шейку бусы из крабов накинешь. Куда бы мне на этот момент спрятаться?

Остаток дня и ночи прошли в обычных развлечениях: купание в море, застолье с тостами и песнями, немного тепла, света, воздуха и любви.

До выхода на Бакса мне нужно было вытянуть из колоды козырного туза. Если он, конечно, в ней есть. Должен быть. Больше ему быть негде.

Поэтому незадолго до рассвета я натянул плавки, сунул в полиэтиленовый пакет полотенце.

Традиционный вопрос сквозь сон:

– Ты куда?

– Туда.

– Еще одну завел? – Женька приподняла голову, посмотрела в темное окно. – И где ты их только находишь? В горах, что ли? Или в море?

Интуиция. Женская, стало быть, безупречная.

– Когда вернусь, – строго сказал я, – чтоб не спала и приняла меня в горячие объятия.

Отвел ревнивое подозрение.

Я вылез в окно и пошел к колодцу. Ночь была темная, ущербная луна пряталась где-то за горами. Звенели цикады, не слыша и потому не пугаясь моих шагов. Мучилась бессонницей какая-то нервная птаха.

Сев на край колодца, я долго набирался мужества – у меня уже сейчас перехватывало дыхание. Ничего, успокаивал я себя, Женька меня отогреет – у нее это славно получается. Особенно, когда она…

И в этот горячий момент воображения я нырнул. Тихонько, без всплесков и без нестерпимо рвущегося визга из пережатого ледяной водой горла.

Опустившись на дно колодца, я нащупал дыру и так же тихо вынырнул уже в монастыре. Огляделся (в темноте-то!), положил на верхнюю ступеньку полотенце. Снова нырнул и стал шарить около ступеней по гладким камням.

Вот он – однобаллонный акваланг. То ли черной Монашки (любительницы заглядывать по ночам в окна и пугать нежных обитателей виллы зажимом на носу и подводными очками), то ли стройной Русалки с ружьем, то ли заботливого капитана Немо, а может, просто – Светки, невесты Леши Чуни. Разберись-ка здесь, в темноте окружающей. Иванова, она же Петрова, она же Сидорова и Николаева, стало быть.

Ну гадать-то я не стал, завернул до отказа вентиль баллона (Серый никому обиды не прощает, даже женщинам, осознавшим свою вину), вынырнул и, дрожа, как брошенная собака под осенним дождем, выбрался из воды, с остервенением растерся полотенцем…

Теперь опять ждать, бесшумно стуча зубами в темной нише. Впрочем, тут все темное: галерея, вода, делишки…

Подумаю-ка я лучше о чем-нибудь хорошем, теплом. Вот, например, разделаюсь я с этими конвертами, баксами, боксерами, получу (если успею) гарантированное вознаграждение от моего клиента Мещерского. Построим мы с Женькой на эти деньги дом: много тепла, света и воздуха. Соберу я в этом доме всех своих любимых женщин: бывшую жену Яну, верную соратницу и любовницу Лариску, секретаршу-малолетку Ляльку. Женьку, само собой. Вот будет шуму в том доме, из-за единственного тостера… Или нет, лучше так: подниму затонувшую яхту, отремонтирую ее, соберу на ней всех своих любимых женщин (и Светку-русалку туда же) и отправлю их на самый край самого далекого океана. И швырну им вслед тостер, чтобы булькнуло и брызги полетели, до облаков. А вслед же заброшу и кепку Анчарову, надоела – сил нет. А Светке на прощание скажу…

Впрочем, можно и сейчас сказать – идет легким шагом по галерее, со свиданки. Ну-ну.

Светка (не видно, но догадаться по слуху можно) спустилась к воде, тихонько нырнула (я тоже скользнул в воду) и довольно скоро с шумом, хрипом и кашлем вылетела на поверхность, забилась в воде – нахлебалась, видать, немного. Так и надо, не замай Серого! Который, кстати, тебя от позора и унижения спас в свое время.

Я обхватил ее, потискал немного ее юную русалочью грудь, и она быстро пришла в себя – то ли от возмущения, то ли от удовольствия.

Мы выбрались из воды, отдышались.

– Серый, ты, что ли? – спросила Светка. – Дурак!

На шум уже поспешал Монах с фонариком и пистолетом.

– Кто дурак? – спросил он. С искренним интересом. Наверное, надеялся от меня подтверждение получить.

Мы пошли в келью. Монах засветил свечи: на столе остатки ужина на двоих, изголовье на лежанке – тоже на две персоны. Блудливые мои.

Сели вокруг стола. Светка распахнула свой гидрокостюм. Монах накинул мне на плечи свою куртку и очень кстати полстакана водки поднес. И сигарету.

– Так ты все-таки за кого? – спросил я Светку. – За большевиков или за коммунистов?

…Хотя в наше крутое время вопрос должен звучать: не за кого, а против кого?

Некоторое время назад, в маленьком городке, покоренном какими-то вампирами и некрофилами, довелось мне вступить с ними в борьбу, в процессе которой я вышел на хорошо законспирированный Творческий центр, готовящий наших девушек для специфического обслуживания клиентов в Европе и Азии.

Девушки, естественно, до определенной поры об этом не догадывались: их обучали профессиям секретарей-референтов, секретарей-водителей, фотомоделей, манекенщиц, языкам и манерам, макияжу и специфическим гимнастикам. В центре постоянно проводились липовые конкурсы на всяких «мисок».

По согласованию с Москвой я сделал попытку (удачную, кстати) развалить его без шансов на возрождение (тоже, кстати: и без согласования я сделал бы то же самое).

Центром руководил некий престарелый, но стойкий извращенец под кличкой Граф (за глаза его звали точнее и определеннее – Анкл Пенис). Мне удалось получить от него предложение организовать профессиональную охрану центра от конкурентов, рэкетиров и правоохранительных органов. За что я и взялся. Со свойственным мне умением. Нахальством и энергией.

Первое, что я сделал, – на глазах директора центра раскидал и отметелил его охрану. Добавил и тем посетителям, которые попытались вмешаться и призвать к порядку хулигана Серого. Директору моя демонстрация понравилась, и я получил право формировать новый состав по своему усмотрению, то бишь бесконтрольно. Что и требовалось. Потому что мне был нужен отряд хороших, надежных, дисциплинированных ребят, профессионально подготовленных и честных, чтобы с их помощью довести задуманное черное дело развала центра до закономерного конца.

Второе, что я сделал (сразу после своего показательного выступления), – собрал в отведенном мне кабинете на «производственное совещание» группу охраны.

– Заходите, ребята. Стульев только на хватайте где-нибудь.

Они забили мне комнату, как банку шпротами, дыхнуть нельзя – так и разит потом и пивом. А также злобой и страхом.

Я отыскал глазами двоих беспомощных, которым первым вломил на входе:

– Вы свободны. Насовсем. Со стульями.

– За что, начальник?

– Вы мне не подходите.

– Сказал тоже. Пошел-ка ты…

– Ребята, выкиньте их. Быстро.

Сработало. Еще никто не успел вскочить, а те уже выскочили. Со стульями.

Сели посвободнее, дышать стало легче.

– А вот ты, – сказал я тому, который довольно грамотно пытался урезонить меня дубинкой, – ты задержишься после совещания.

– Первое, – начал я, – на службе ни глотка спиртного, даже пива.

Переглянулись, но смолчали.

– Второе. С посетителями обращаться вежливо, но культурно. Девочек, участниц конкурсов красоты и обучающихся, не лапать. И тем более – с ними не спать.

– А если по любви? – раздался вопрос.

– Кто спросил?

Встал парень, помоложе других и веселый.

– А ты знаешь, что такое любовь?

– Знаю.

– Расскажи, полезно.

– Это такое большое чувство.

Все заржали.

– Молодец, правильно. Как тебя зовут?

– Чуня.

– Мне имя твое нужно, не кликуха.

– Это фамилия. А зовут – Алексей.

– Садись, тезка. После совещания тоже останешься. Теперь всем. Дежурить строго по графику. По утрам – построение, инструктаж. По зданию не болтаться, знать свое место. После каждого дежурства – разбор происшествий. Кто не имеет специальной подготовки, будет заниматься в спортзале три раза в неделю. Газовое оружие сдать. Главное: мое слово – закон, два раза не повторяю. Вопросы есть?

– Не боитесь остаться без людей?

– Не боюсь. Мне не просто люди нужны, а надежные люди. Платят вам за безделье неплохо, а работать вы не умеете. Всей кодлой не смогли одного хулигана сделать. Действовали бездарно, нерешительно. Еще вопросы?

Вопросы еще будут, потом, я знаю. И реакция будет. Разная.

– Кто служил раньше в милиции – задержитесь за дверью. Входить по одному. На сегодня троих оставить в ночную смену. Спать не дам, не надейтесь. Все. Свободны. До свидания.

Остались семь человек.

Разговор с ними был сложный. Я интересовался их прежней службой, причиной увольнения из органов, отношением к нынешней работе. Подводил их вопросами к тому, чтобы они сами почувствовали необходимость стать моей опорой, ведь мы с ними профессионалы, знаем, что к чему и почем; чтобы составили надежный костяк группы, помогли наладить службу, подтянули «салаг». Прощупывая их, я рассчитывал со временем отобрать из них тех ребят, на которых мог бы полностью положиться, использовать на своей стороне (не за кого, а против кого), когда придет тому пора.

Алексея я оставил напоследок.

– Насчет любви – хохма? – прямо спросил я. – На публику?

– Вообще-то – нет, – смутился он. – Мне правда здесь одна девчонка нравится. На стенографистку учится. Скромная. Светкой зовут. Я потому сюда и пришел. Чтобы поближе к ней быть и чтоб никто не обидел.

– А она как?

– Говорит, нравлюсь ей. Замуж согласна. Когда на работу устроится.

– Ты знаешь, какую ей работу готовят?

Он помрачнел, сжал кулаки.

– Слухи всякие ходят. Не допущу. Отобью.

– Если что, сразу мне сообщи. Вместе будем действовать. Добро?

– Спасибо. Я вам верю.

– И я тебе…

Через некоторое время он сам пришел ко мне.

– Алексей Дмитриевич, я вас тогда не понял, да?

– Не знаю.

– Кто вы такой? Я честно спрашиваю: вы из милиции?

– В какой-то степени, – согласился я.

– И здесь не случайно?

– Не случайно.

– Вам нужна моя помощь?

– И твоя тоже.

– Поговаривают, что вы любопытны. И занимаетесь не только службой безопасности. Что вы собираете здесь информацию.

– Это так, – я не рисковал, это ясно.

– Зачем?

– Тебе не страшно за свою Светку?.. Вот и мне страшно за всех девочек, которых здесь уродуют.

– Вы думаете, вы справитесь с ними?

– Уверен в этом. Хотя бы потому, что я не один. А ты с кем?

– С вами. Вы мне сразу понравились. Вы честный и смелый человек. Что я могу сделать?

– Ответить на мои вопросы. Для начала.

Он не очень многое знал, но мне в ту пору любая копеечка в копилочку просилась.

Позже, в самый решающий час, я назначил Алешу командиром группы, которая должна была взять ключевые точки организации: резиденцию Графа, дирекцию центра, захватить сейфы и документацию, нейтрализовать неверные нам силы боевиков.

Все это нам удалось, практически без потерь. Оставался нерешенным вопрос о том, что делать с замком Графа, который он «по странному капризу» (под дулом моего пистолета) отписал в завещании в час своего падения нашей Женьке.

Я предложил организовать здесь ОПЦ БП (для непосвященных: Общественно-профессиональный центр по борьбе с преступностью). Предложение было принято. Я разработал структуру организации, обеспечил ее матсредствами и вооружением, финансами – денег у меня в ту пору было несколько куч в разных местах (реквизировал капитал одной бандитской фирмы), наметил основные направления и методы деятельности и передал руководство центром Алексею Чуне, слиняв для решения других проблем.

Вскоре центр стал лакомым кусочком для криминальных структур: здание, оснащение, оружие и – главное – профессионалы, которые умеют и привыкли им пользоваться.

Директор центра А.Чуня погиб в нелепой автокатастрофе, некоторые его ближайшие соратники были отозваны в другие организации либо бесследно исчезли в туманных далях.

Новое руководство незаметно перепрофилировало центр в объект подготовки боевиков для использования в горячих точках России и за ее пределами. На коммерческой основе. База для этой подготовки была создана Серым весьма подходящая.

Светка в дурмане горя, живя одной надеждой – отомстить за гибель жениха, сделала для этого решительный шаг: согласилась обучаться в группе женщин-террористок, тем более что новый директор центра обещал ей использовать все свое влияние и авторитет, чтобы отыскать и отдать ей убийцу.

– В чьи руки попал центр? – спросил я Светку. – Какие-то слухи были?

– Кто-то Зеленый…

Бакс, отметил я про себя. Тесен мир криминала.

– А директор?

– Фамилия его Кусков, отставной офицер, лицом на боксера похож. – Она переглянулась с Монахом.

– На собаку? – можно было не уточнять.

– На спортсмена.

– Как ты на меня вышла?

– Кусков сказал, что нашел человека, который убил Алешу. Выписал командировку, снабдил всем, что надо. Сказал еще, что центр будет в этом районе проводить акцию и я поступаю в распоряжение капитана катера. После ликвидации моего личного врага.

– Что ж оплошала?

Она не осталась в долгу.

– Во-первых, я тебя сразу узнала, тут Кусков прокололся. Но сначала была на тебя злая: организовал такое хорошее дело и удрал. Бросил нас в трудное время…

– А вы – дети малые? А я вам – нянька, стало быть?

– …Если бы ты остался, Алеша бы не погиб. Они бы не посмели. Потом я подумала и во всем разобралась, связалась с Мещерским…

Вот злодей молчаливый. А может, он действительно память теряет?

– …И стала тебе помогать. Ты думаешь, почему он, – кивок в сторону Монаха, – так легко согласился на тебя работать? Под твоим обаянием, что ли?

– Под твоим, что ли? – разозлился я.

Светка в ответ усмехнулась и по-женски прижалась к Монаху.

Обвели они меня немного. Впрочем, для моей же пользы. Прощу, стало быть.

– Я тебя двадцать раз подстрелить могла. Или утопить. Особенно когда тебя плавать учила. – Помолчала. – Но я теперь знаю, кого мне топить.

– Не торопись, все непросто. У тебя взрывчатка еще есть?

– Конечно. А что?

– А то. – И взял ее на понт: – Дай мне кассету. Где она?

– Все-то ты знаешь, Серый.

– Потому и жив до сих пор. Ну? – Я протянул руку.

– Она не со мной. Завтра ему передам, – толкнула плечом Монаха. – Или прямо тебе.

– Ты ее прослушивала?

– Еще бы! Ничего там особенного. Сначала музыка, потом набор цифр, с интервалами, с указанием их расположения на листе бумаги, размер листа указан, отступы от его краев, потом опять музыка.

Ага, придумал я, как Женьку в Москву спровадить – сложное задание ей опять дам. И крайне ответственное. Не посмеет отказаться.

– Чей голос в записи, не разобрала?

– Да нет, не знакомый мне вроде.

– Ладно, все на сегодня. Пошли.

Монах проводил нас до ступенек. Я забрал свое полотенце и, прежде чем нырнуть, чтобы пустить из баллона воздух, сказал ему:

– Завтра сообщи Боксеру, что я жив, сдаюсь и имею к нему предложение. Как условились.

Мы по очереди вылезли из колодца, я помог Светке перевалить акваланг через его край и проводил до моря.

– Как тебе не страшно? – спросил я, когда она застегнула ремни и вошла в воду, нащупывая на дне оставленные там ласты.

– Я теперь ничего не боюсь, – ответила Светка, надевая свои ужасные очки. – Я ненавижу. Ты Кускова мне оставь.

– Постараюсь, обещаю. Кассету не забудь. Ты ее в подводном гроте нашла? Где кладбище крабов?

– Да, Мещерского подглядела, когда он ее прятал. Сперла на всякий случай. Пока! – И она скрылась в черной воде, только ритмично вскипали на поверхности пузырьки воздуха – и тоже исчезли во тьме.

Бедная злая девочка. Сколько бедных девочек. Всем ведь не поможешь. Ну хоть кому-то, стало быть. И то на душе посветлеет. Наверное…

– Какой ты холодный! – встревожилась Женька, когда я нырнул к ней под одеяло. – А с кем это ты пил? И чем-то еще от тебя пахнет. Чем-то женским, негодяй!

– Рыбьей чешуей. Русалка ласкала.

– 

Утром, пока Женечка и Анчар переругивались, как обычно, на кухне, я думал.

Не о бедных девочках, как накануне, а о бедном Мещерском. Думалось, что вся его жизнь, где-то свернув с нужной дороги, шла к трагедии.

Талантливый человек, который мог стать гордостью общества, посвятил свои способности воровству – как его ни называй (коммерция, бизнес и т. д.), статус свой оно от перемены названия не изменит.

Азартно трудился, отдавая все творческие силы, лучшие свои годы обману и жульничеству…

Потом болезнь. Он обратился к своему доктору. Когда-то Мещерский оказал Макарову огромную услугу, вывел его из-под удара за преступный расход наркотиков, создал ему частную клинику, где можно было тайно и комфортно сделать аборт при любом сроке беременности, где принимали подозрительных людей с огнестрельными ранениями и не сообщали об этом в милицию, где персонал не возражал, когда пациента окружала свора развязной охраны.