Розыгрыш с летальным исходом

— Душ пять-шесть, не более. Те, с кем мне пришлось сталкиваться, на больничном. Недели на две. Артисты же нам не угроза, не бойцы. Им лишь бы по кустам шастать.

Из рубки выскользнула Яна, прошлепала босыми ногами по палубе.

На ней была моя безрукавка — в гроте все-таки прохладно. Ну и сыро, конечно, со стен все время сочилась влага.

— Ауэ, белые танэ! Чего вы здесь застряли? Ваины вас заждались.

— Да так… Патроны считаем, водку пьем.

— Э, Семеныч, э! Белым танэ, настоящим мужикам, все время не хватает патронов, водки и женщин.

— А мы про женщин и не думали.

— Вот именно. Пошли спать, Серый.

— С тобой уснешь, как же, — проворчал я.

Семеныч плеснул ей из фляжки в пластиковый стаканчик:

— Пей и уматывай! И да пошлет тебе добрый Эатуа красивый эротический сон! У нас еще разговор есть.

Рассказ Семеныча был тягостен. И начал он его такими словами:

— Знаешь, Серый, почему мы терпим одно поражение за другим в борьбе с криминалом?

— Знаю, об этом говорить — ночи не хватит.

Семеныч на эти слова не обратил внимания.

— Мы непоследовательны. Мы никогда не доводим дело до конца. Врага нужно добивать.

— Чтоб не мучился?

— Чтоб мы потом не мучились. Сам же про две головы говорил.

Семеныч наклонил над стаканчиками заветную фляжку, набулькал.

— Где ты водочку достаешь, Семеныч? И где прячешь?

— Все тебе скажи. Места знать надо. За победу, Серый. Пусть хоть и местного значения. Это не про тебя сказано: «Не хочешь помочь правосудию, так хотя бы не мешай»?

— Где оно, правосудие?

— Или мы с тобой не меч в его руках?

— Ладно, проехали. Дело говори. Я и сам уже кое в чем разобрался. Но пробелы заполнить не отказался бы.

— Помнишь, Серый, как мы размотали похищение Игоря Орлова?

Еще бы! Я до сих пор горжусь этим расследованием, которое провел, не выходя из дома. И более того — при постоянном вмешательстве Янки. А само преступление совершалось где-то в шести тысячах миль он нас, в Тихом океане. «В синем и далеком».

С Игорем случилась тогда дикая вещь — его под шумок похитили с круизного теплохода «Даниель Дефо» и высадили на необитаемый остров. Подбросив ему для компании вместо Пятницы юную красавицу, которая должна была в этой сугубо уединенной обстановке выведать у Игоря некие, очень серьезные, коммерческие тайны.

Все получилось как надо. Девушка, не устояв перед его обаянием, приняла сторону Игоря, и они, действуя рука об руку, сумели не только вырваться из плена, но и разнесли на соседнем острове подпольную лабораторию по переработке коки. Каковую поставлял туда из Колумбии капитан теплохода «Даниель Дефо».

Семеныч потом занимался этим делом по линии Интерпола, но особых успехов не добился. Игорь в гневном порыве разнес лабораторию до основания, особых улик и доказательств получить не удалось. Капитан ускользнул от лап правосудия, фирма «Колумб» тоже отмазалась. Удалось только конфисковать теплоход, а попытка заблокировать наркотические счета фирмы за рубежом провалилась, так как отыскать их в Европе не удалось.

— Все? — спросил Семеныч, встряхнув фляжку. — Вспомнил? Так вот, по своим каналам я получил достоверные сведения, что этот неутомимый братец «Колумб» нашел себе партнера во Франции — подобную же шарашку под кликухой «Бугенвиль». Родился омерзительный совместный проект. «Бугенвиль» взял на себя обязательство организовать копеечную аренду нескольких островков в разных уголках Мирового океана. На этих островах «Колумб», со своей стороны, планировал создать экзотические бордели в виде этнографических поселений.

— Это как? Подробнее можешь с этого места?

— Ну вот тебе пример. Подходит теплоход со своими обожравшимися пассажирами к какому-то острову, где имеется деревушка, скажем, папуасов. Усталые мореходы сходят на берег и попадают в лапы местного гостеприимства. Их ведут в хижины и угощают местными деликатесами, танцами, играми, детьми и женами аборигенов. В хижинах, под пальмовыми крышами. Или прямо на берегу, на золотом песочке. Причем со всеми местными приправами. Жгуче и пряно.

Задумка крутая. Я бы в нее небольшую поправку внес. Вот такого рода: сошли усталые мореходы на берег, ворвались с эротическими намерениями в хижины, а там к их услугам их собственные дети и жены. Вот бы кайф словили!

— Естественно, полученную информацию я запустил наверх. Еще и потому поспешил, что фирма начала массовый отлов и подготовку девушек на роль островитянок. И судьба этих девушек, Серый, как ты понимаешь, определена заранее печальным концом. Если уж они в Европе пропадают без следа, отработав свое в цивилизованном обществе, то в океане полный простор для беспредела.

Ну, это объяснять не нужно.

— Наверху мою информацию приняли к сведению.

— И все?

— Ну что ты! Меня даже вызвали на собеседование. «Да, — сказали, — сведения, достойные внимания. Но что мы можем сделать? Мы и у себя-то против этого социального зла бессильны». А под конец открытым текстом посоветовали в моих же интересах поскорее забыть этот страшный сон. И спросили с участием: а не делился ли я, например, этими сведениями с родной мамой, когда проснулся?

Вот теперь все камешки стали послушно занимать свои места в криминальной мозаике.

— Дальше — больше. Мне предложили уволиться и занять престижный пост в престижной фирме. Вторую часть предложения я не принял. И вместо этого вышел на своих ребят во Франции. Они взяли на себя разработку «Бугенвиля», но провести проверку по всему Мировому океану даже Интерполу оказалось не по силам. Тем более что оснований для нее было явно недостаточно.

— И родилась идея…

— Да, во время последней консультации я с сожалением резюмировал: «Что ж, выхожу на вольную охоту. Давно собирался тряхнуть стариной и сплавать в одиночку вокруг света». Они ухватились и взяли на себя все материальное обеспечение. А ты удивляешься, откуда у меня деньги?

— Нет, Семеныч, я другому удивлялся. Почему ты не сразу Понизовского просчитал? Янка-то прозорливей тебя оказалась.

— Сразу, Серый, сразу. Вот давай за это и выпьем. А заодно и за женскую интуицию.

— Когда ж она у тебя оскудеет?

— Фляжка-то? Пока живы — не обидит… На Серегу у меня была информация. И я бы сам его заманил…

— Но почему он пошел с нами на яхте? Смысл? Плыл бы себе на «Олигархе»: при комфорте, безопасно, не скучно.

— Теперь я знаю — из-за Нильса. Но сначала поверил ему в том, что он имеет свой безобидный интерес. Может, он и не врал про икону… А я тут классный шанс увидел. Ты ведь заметил, как я по пути всякие предложения делал. Мол, спешить нам некуда, гонку с таким экипажем мы все равно не выиграем — давайте уж по пути туда зайдем, сюда заглянем, здесь якорь бросим, тут водичкой заправимся…

— Это я просек. Ты по его реакции свою информацию уточнял. Где и что у них уже имеется, где и что намечается… Пристреливался.

— И я, Серый, не раз в душе тебя хвалил. В том, что твоей-то реакции не было. Я старался подольше держаться одному со своими проблемами. Поверь, на крохотной яхте невозможно ничего утаить. Ни чувства, ни мысли.

— И вся эта игра с неисправным секстантом, с подтекающим баком была им сделана, чтобы заманить нас сюда. Именно сюда. Но почему?

— Опять же из-за нашего антисемита. И мне кажется, я догадываюсь, в чем дело.

— Я — тоже. Но спешить нельзя. Мне другое интересно. Неужели же, Семеныч, нас с тобой за таких лохов держали? Даже обидно. Я ведь с первых дней насторожился. И след взял.

— Я думаю, Серый, они и сами прекрасно понимали, что в конце концов мы догадаемся, что все это — спектакль среди декораций. Важно было начать, навязать свои правила, а потом поставить свои условия. И куда бы мы делись? Шансов-то, по-ихнему, у нас никаких. Остается одно — сдаваться и сдать крысиные Нильсовы миллиарды…

Семеныч вдруг хлопнул себя в лоб мощной ладонью. Да так хлопнул, что затылком в релинг ударился. Я думал, он москита прибил, величиной с воробья. Судя по силе удара. Но он расхохотался:

— Боже мой, Серый! Когда они узнают про эти миллиарды, нам с тобой работы разом поубавится.

Одни утопятся, другие — застрелятся. А кое-кто и с ума сойдет. Тяпнем за это!

Тяпнуть я, конечно, не отказался, но расспрашивать не стал. Во-первых, не скажет раньше времени, а во-вторых, — надо же дать человеку возможность насладиться своим триумфом. Особенно если этот человек — твой брат по оружию…

Ближе к утру я сменил на посту Дину.

— Тихо?

— Тихо пока. Я даже подремала.

— Повезло… Теперь уж не поспишь. Как думаешь, этой… Марусе можно доверять?

— Раньше — нет, теперь — да. Она за своего деда жизнь готова отдать.

Надо же, такое большое сердце в таком малом теле.

Дина ушла — досыпать на яхте. А меня тоже разморило под солнцем после практически бессонной ночи. Да и после трудной беседы под водочку.

Я устроился поудобнее, положил голову на руки. Передо мной был густо поросший папоротником склон, внизу которого — открытое пространство, окруженное пальмами. Там вовсю резвились яркие бабочки и яркие птицы. И не понять — кто за кем гоняется, кто кого хавает. Совсем как у нас.

Но эту мирную (со стороны) картину враз разбило и разметало — откуда ни возьмись — преступное сообщество.

Высоко над островом появилась стая морских ласточек и со щебетом, похожим на щелканье скачущих по каменным ступеням камешков, ринулась, отвесно пикируя вниз. Они тотчас же пробили дыру в стае бабочек (мелкие птички тут же шмыгнули под защиту ветвей и затаились), взмыли вверх, сжимая в каждом клюве добычу, сглотнули ее разом, как по команде, сделали пируэт «все вдруг» и снова стремительной тучей ринулись вниз. Несколько мгновений — и солнечная прогалина опустела. Ласточки торжествующим облаком, с высоты, оглядели поле боя и устремились к морю.

Вот так вот, рыбешки им мало, разбойникам.

А на очищенном пространстве появились новые разбойники. Впереди вышагивал, несколько неуверенно, сэр Понизовский с белым флагом в руке. За ним, чуть приотстав, шагали двое парней с автоматами на шее.

Выйдя на середину опушки, они остановились. Понизовский замахал флагом. Парни дружно заорали. Я привстал.

— Здорово, Серж! Чего приперся?

— Предлагаю сесть за стол переговоров.

— Раньше надо было предлагать. До объявления войны. А не шантажировать.

— У нас все преимущества. Тем не менее, я склонен решить вопрос мирным путем.

— Мне надо посоветоваться, — сказал я и дал в воздух короткую очередь. Над их головами. Так что листочки с пальм ворохом посыпались.

Это их не обрадовало. Парни даже бросились плашмя на землю. А Понизовский не успел, не военная косточка.

На мой сигнал примчался весь экипаж. Под прикрытием каменистого гребня мы коротко обсудили предложение. Парламентерами Семеныч назначил меня и Нильса.

— В этом случае, — пояснил он, — есть гарантия, что они не станут в вас стрелять. Побоятся задеть

Нильса. Он нужен им живым.

Очень мило! А я, стало быть, нет.

— Наши условия, — сказал я, вернувшись на гребень, — говорить будешь один. Твои стрелки — кругом! Шагом марш под баньян.

— Согласен, — кивнул Понизовский. — Но и мне нужны гарантии. Ваше профессиональное коварство нам известно.

— Принято. Мы с Нильсом — на верхушке скалы. Вон там, где сложены орехи. Ты — внизу. Все кругом просматривается — и тобой, и нами.

— Годится.

— Но имей в виду: малейшая провокация, Серж, и ты умрешь первым на этом бл…м острове. Смерть в бардаке, неплохо? Как раз по твоему призванию.

— Я бы попросил воздержаться от оскорблений.

— Возражаю, — ответил я с милой улыбкой, — это не оскорбление, это констатация твоего социального статуса.

— Какие слова менты поганые заучили.

— Всем спасибо, — сказал я. И подумал: за мента ответишь.

Условия переговоров обсудили, с регламентом определились.

— Пошли, Нильс. Свою задачу понял?

— Помалкивать, в основном. Да, Леша?

— Молодец. И особо не высовывайся.

— Меня на мушку не возьмут! — похвалился. — Миллиардеров просто так не отстреливают.

Мы взобрались на скалу. Прижались поплотнее к горке орехов. Она уже нарастилась до размеров хорошей копны. Снизу, как я надеялся, из любых кустов мы были видны только головами — прицельно бить нельзя.

Понизовский, задрав голову, ждал. Его парни послушно исчезли в зарослях. Но опасности не представляли. Тем не менее:

— Скажи стрелкам, Серж, чтобы вышли на открытое место.

— Трусоват, Серый?

— Осторожен, Серж. Требование, однако, было выполнено.

— Слушаем тебя.

Ничего особо новенького для нас он не нашел. Смысл сказанного: выдайте нам добром Нильса, ничего дурного ему не будет. Он только подпишет некоторые документы, брачный контракт, в частности, и будет отпущен на свободу. Нам предоставят катер, на котором отправят в «райцентр», откуда регулярными рейсами ходят суда на большую землю. Все.

— Не все, — поправил я. — Это в том случае, если мы даем согласие. А в противном случае?

Понизовский сделал вид, что трудно, томительно задумался. Внутренне переступал через все, что есть в нем хорошего.

Я ждал. Мне было неплохо. Солнце, правда, припекало, но скала хорошо продувалась ветерком. И тень от горки орехов уже нас достала. Вокруг опять запорхали птички, наполняя ароматный воздух своим тропическим щебетом.

— Убивать мы вас не будем… — наконец-то разродился Понизовский.

— Признателен.

— Мы свернем наше поселение, а вас оставим здесь.

— Возражений нет. — Я сказал это так, чтобы Понизовский понял: его угрозы почему-то нас не тревожат. Вот почему только? Сейчас опять задумается…

— Леша, — робко тронул меня за рукав Нильс. — Леша, вы просили меня помалкивать. В любом случае.

Не отрывая глаз от Понизовского, я кивнул.

— Даже, как бы… — тянул Нильс. — И в этом тоже?

— В каком? — недовольно буркнул я, не оборачиваясь.

— Мне кажется, Леша, что с той стороны скалы кто-то карабкается.

— Где? — Я резко обернулся.

— Да вот. — Он показал куда-то вниз.

Слава богу, что вовремя!

С тыла к нам подбирались вражьи пластуны.

Трое ловких парней, забросив за спины автоматы, уже почти взобрались на скалу. Потные, торжествующие лица, громадные лапы, цепляющиеся за камни…

— Налегай! — рявкнул я Нильсу.

— На кого налегать? — без понятия дед.

— Ну не на Маруську же! — Я изо всех сил уперся в пирамиду орехов. Она дрогнула.

Нильс понял, бросился мне на помощь. Пирамида качнулась, еще качнулась. Еще! Еще! Я старался раскачивать ее в такт, увеличивая с каждым разом ее амплитуду.

И она рухнула. Гора кокосов лавиной покатилась вниз. Натсы! Как в дурацкой рекламе.

Стуча, гремя, орехи катились вниз, сметая все на своем пути. Собственно говоря, сметать-то там, кроме трех дураков, было нечего.

И они (орехи) это сделали. Я глянул вслед лавине. В самом низу, у подножия скалы, с трудом барахтались в куче орехов отчаянные пластуны. Бороться с орехами их не учили.

Ну вот, еще три больничных обеспечено.

Я повернулся к Понизовскому и вежливо пообещал:

— За это тоже ответишь. По понятиям.

И мы гордо покинули стол переговоров.

Некоторое время спустя, уже в Пеньках, старина Нильс, захлебываясь от воспоминаний, слишком уж приукрасил мои заслуги в этом эпизоде гражданской войны на острове Крыс.

СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ТАКТИКА

Переговоры сорваны. Обе стороны остались при своих козырях. Но зато у нас в рукаве таился джокер.

Семеныч правильно рассудил, что разыскивать нас не будут и открытый бой не навяжут. Будут брать измором.

— Долго сопротивляться не станем, — рассуждал Семеныч. — Если мы сами сделаем первый шаг к сдаче, психологически это нам на руку. Главное, держать в секрете наличие яхты.

С этим я тоже согласился, и мы выставили еще один пост — со стороны моря. Кто знает этих аборигенов. Сообразительностью они не отличаются, но и отсутствием любопытства не страдают.

И мы оказались правы. Тем же днем, ближе к вечеру, со стороны Акульей лагуны показалась весельная лодка. Явно не с рыбаками. Мы подпустили ее ближе и, не раскрывая наших позиций, дали из-за камней настильную очередь. Она прошла так низко, что оба гребца, пригнув головы, быстро потабанили и скрылись там, откуда появились. И больше нас не беспокоили.

…Потянулись часы, а затем и дни ожидания. Для нас они не были очень уж томительными. Компания подобралась славная, разнополая — скучно не было. Коммуналка такая, где на одной крохотной кухоньке собачились три хозяйки. Маруська настаивала на своем праве готовить для любимого танэ отдельные блюда — диетические, надо полагать. Без холестерина. Дина вообще пыталась улизнуть от готовки. Янка давала разгон и той и другой.

Кормовую рубку мы уступили молодоженам. В кают-компании ночевали Дина с Янкой, а мы с Семенычем перебивались на свежем воздухе — в кокпите. Однако практически все вместе на борту мы не бывали — кто-то всегда нес неусыпный дозор.

— Ну все, — сказал Семеныч. — Пора сдаваться. Ты все понял, Серый? Дело нужно довести до конца. Добить врага. Чтоб нам не мучиться. И потому — сдаемся. Покорно принимаем все условия. И главное — повторяю, — все должно быть натурально. Мы артисты или банщики? — как любит повторять один наш клиент.

— Мы — крысоловы и волкодавы, — уточнил я. И мы сдались. Дали знать Понизовскому. Он ли ковал: еще бы, таких зубров завалил!

Но торжество его сильно сдулось, когда Семеныч тоном приказания выдал:

— Ты вот что, Серега, не резвись. Давай радиограмму, вызывай группу поддержки. Скликай своих сатрапов. Или как там у вас — подтанцовку, что ли?

— А… А как же я их вызову? — немного свалял дурака Понизовский.

— Не кривляйся, — оборвал Семеныч. — У тебя рация есть.

Настал день, когда над островом разнесся судовой свисток. С гребня было хорошо видно, как в отдалении стал на якорь средних размеров катерок. Похожий на московский речной трамвайчик, но несомненно — более мореходный.

От его борта оторвалась моторка и пристала к берегу. Из лодки вышел мужчина, одетый вполне цивильно — белый костюм и даже галстук.

Его встретил Понизовский. Рядом с прибывшим джентльменом он смотрелся шутом гороховым. Они о чем-то оживленно переговорили, и мы поняли, что тянуть больше незачем.

Семеныч дал нам указания.

— Все должно быть натурально. Главная задача — это тебе, старина, вменяется, — втолковывал он Нильсу, — главная задача — затребовать и получить копии всех документов, которые ты будешь подписывать. Особливо тот листок, где будут указаны реквизиты и коды зарубежных банковских счетов. Но все — натурально. Играй старого дурачка.

— У меня получится, — скромно признался Нильс. Он, наверное, имел в виду свои актерские способности.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Семеныч. Он, наверное, имел в виду что-то другое.

— Тебе, Серый, — продолжил Семеныч, — задание попроще — охрана миллиардера. Если что не так, разнеси к … эту лоханку. А мы с берега довершим побоище.

Девчонки разобрали оружие и под командованием Семеныча скрытно передислоцировались в береговые заросли. Будут страховать. А если надо, и огнем поддержат.

— Пошли, старина, — сказал я Нильсу, зафиксировав тайный знак о готовности из береговых кус тов. — Будем сдавать твои миллиарды.

Мы спустились с горы и вышли на открытое место. Понизовский пошел нам навстречу с открытой улыбкой. Хорошо, не догадался руку протянуть. Во рту его торчала коричневая сигара.

— Ну и зачем все эти трудности? — приветствовал он нас. — Проголодались? А где Яна Казимировна? Почему не с вами? Я соскучился.

— Яна Казимировна сильно занята, — ответил я. — Тренируется. Учится скальпы снимать. Скоро понадобится.

— Она просила вам передать, — вмешался вдруг Нильс, на секунду застеснялся, а потом вдруг выпалил: — Она просила передать вам… Дословно: «Пусть его сожрет Тупапау. И им покакает».

Я чуть не упал.

Интересно, Нильс это сам придумал или действительно Янка учудила?

Понизовский весело рассмеялся.

— Мне понятны ваши чувства. Однако — время, нас ждут. На катере прибыли все необходимые для совершения сделки официальные лица. Представители местной администрации, международного банка, адвокат, нотариус. Так что уж не подводите меня. И себя тоже.

— Не подведем, — обещал я. — Мы умеем проигрывать. И удар хорошо держим.

— Прошу вас. — Издевательски вежливый жест в сторону лодки.

За мотором на ней сидел чем-то знакомый парень.

— Ахунуи, — сказал я ему вместо приветствия, — где брат твой Ахупуи?

Он поморщился, но не ответил. Не знал, наверное.

Мы поднялись на борт катера, который нес гордое название «Флагман», прошли в кают-компанию. Здесь за полированным столом с разложенными бумагами сидели представительные люди. Французы в основном. Нас представили, мы представились. Понизовский, как оказалось, довольно бойко по френчу ботал.

Представитель банка встал, выразил свое пожелание успешного сотрудничества и объяснил Нильсу его задачу. Даю здесь его речь в кратком изложении и в переводе Сереги.

— Вы изъявили желание перевести принадлежащие вам вклады из российских банков в европейские. — Нильс при этих словах дернулся, будто хотел сказать, что никакого такого желания он не изъявлял. Или — наоборот. — Мы подготовили документы на три банка — в Берне, Мюнхене и Мадриде. Что вы предпочтете?

Нильс не сплоховал, уроки Семеныча даром не проходят.

— Если можно, я бы хотел распределить свои средства равными долями. Во все три банка.

— Се бьен! Прекрасно! — Это даже я понял.

— Есть маленькое затруднение. — Нильс призадумался — Серега насторожился. — Дело в том, что сумма некруглая, на три без остатка не делится.

— Это не проблема, — улыбнулся представитель банка. — Туда побольше — сюда поменьше.

Нильс кивнул.

— Тогда, если позволите: в Мадрид — полтора, а в Берн и Мюнхен — по миллиарду. Мне испанцы с детства нравились. В этой стране ведь Дон Кихот родился…

— Возможно, — улыбнулся банкир.

— И еще одна просьба. — Это Нильс сказал очень твердо. — Мы оформляем наше соглашение в такой… экзотической обстановке… Я хотел бы иметь гарантии.

— В каком смысле? — удивился банкир.

— Я рассчитываю получить копии всех документов. Чтобы избежать впоследствии возможных недоразумений.

— Это не вопрос. Сама процедура предполагает фиксировать сделки в трех экземплярах. Один из них ваш. Приступим?

Приступили. Доверенности, закладные-накладные. Поручения. Авизо, платежки, сальдо-бульдо. Заработала машина.

— Вот и все, — сказал представитель банка и, сложив в отдельный файл Нильсовы экземпляры, вручил их ему с улыбкой.

Тут же, будто стоял за дверью, вошел стюард и, поставив на угловой столик поднос, быстренько раздал напитки.

И тут к нам присоединился еще один участник события.

— Виктор, — назвался он, поднимая стакан.

Пальцы у него были толстые, черноволосые.

А указательный вообще омерзительно выглядел — его туго перетягивало узенькое вросшее колечко. Видно, надел он его в далекой, не очень сытой молодости. Ну что ж, все меняется. Если раньше он сам не ел досыта, то теперь с успехом делает голодным целый народ.

Виктор тоже поздравил всех нас с успехом предприятия и, подмигнув Понизовскому, весело произнес.

— Все-таки артисты, а не банщики. Признаю.

Мы еще дернули коньячку и засобирались домой.

За вещичками. Нильс бережно прижимал к груди пластиковую папочку.

— За полчаса соберетесь? — с ухмылкой спросил Понизовский.

— А то! Нищему собраться — только подпоясаться.

Мои слова были поддержаны общим смехом.

Мы сошли на берег и направились в глубь острова. В дверях своего дворца стоял бывший великий вождь Мату-Ити и смотрел нам вслед. Его жены, наверное, дружно упаковывали велосипед.

Семеныч с командой догнал нас в роще.

— Порядок? Молодчина, Нильс! Хвалю!

— Ну вот, — грустно пожаловался Нильс. — Я опять нищий. Как-то Машенька воспримет этот удар?

Мы посидели под баньяном, покурили. Семеныч пустил по кругу свою незаменимую фляжку.

— Слышь, Ильич, помнишь наш разговор на «Олигархе»? Когда мы с тобой чужим коньячком баловались.

— Хороший был коньяк, — улыбнулся Нильс.

— Это все, что ты запомнил?

Нильс призадумался, вспоминая. Озарился счастливой улыбкой.

— А! Еще тогда в каюту заглянул Сергей Иванович. Надо же — мне и в голову не могло прийти, что вскоре мы с ним окажемся бок о бок на борту «Чайки», вдали от родины.

— Верным путем идете, товарищ, — подбодрил его Семеныч. — А что ты говорил про свой препарат? Припомни. Только не все, Ильич, а главное. Ты тогда еще о чем-то пожалел, сетовал как будто.

— Каялся, да таки. Мол, на моем личном счету миллиарды загубленных крысиных душ… Постойте! Кажется, Сергей Иваныч в это время в каюту заглянул!

— Верно, — усмехнулся Семеныч. — Только он про «крысиные души» не слыхал, я тебя в это время перебил, а он только миллиарды ухватил.

Нильс хлопнул глазами.

Да, слово изреченное есть ложь. Не всегда, конечно, но часто.

— Пора, что ли? — не выдержала Яна. И рассмеялась во все свои прекрасные зубы. — А то еще не дождутся! Ауэ!

Вернувшись на берег, мы застали ту самую картину, которую и рассчитывали застать.

«Флагман» уже подбирался к горизонту. Ошеломленные островитяне столпились на берегу, смотрели вслед неумолимо, как надежда, исчезающему катеру. Некоторые были растеряны до того, что даже махали ему платочками. Однако не пели и не плясали.

Но оказалась в этой ожидаемой картине и неожиданная деталь. На песке, обхватив голову руками, сидел, ритмично раскачиваясь, наш лоцман, толмач и предатель Понизовский. Казалось, он вот-вот завоет.

Семеныч шагнул к нему и тронул за плечо. Понизовский поднял голову.

— Тебя забыли? — спросил Семеныч с участием. — Соберись!

— Меня кинули. На полтора миллиарда.

— Гораздо меньше, успокойся.

— Я напомнил ему: «Виктор, фифти-фифти». А он сунул мне под нос кукиш и сказал: «Вот тебе фифти!»

— У него такой же фифти, — попытался пояснить Семеныч.

— Как он меня кинул! Талантливо! Гениально просто!

Семеныч — вот душа-человек — достал из кармана фляжку и сунул ее горлышко в горестно распахнутый рот Сереги.

А еще говорил, что врага надо добивать. Да, впрочем, добил же…

Мы на скорую руку произвели аресты, заточив остатки деморализованной охраны и боевиков в «па». Объявили амнистию лояльным аборигенам и устроили маленький праздник. Отвальную. На местном наречии: «праздник Стареющей Луны, изгоняющей крыс с острова».

Этот праздник был совершенно нормальным. Вплоть до танцев. У кого-то нашелся кассетник, он нежно и мягко мурлыкал под баньяном, и нежные пары томно и плавно топтались, обнявшись, на песке. Под стареющей луной. И вечным баньяном.

Время от времени мы пытались изловить к общему столу Понизовского, который катался по острову на велосипеде вождя, виляя меж стволами пальм и напевая сквозь зубы одну и ту же фразу: «Я не артист, а банщик». Время от времени его отлавливали, усаживали к столу, он выпивал, закусывал и все время тревожно озирался: где велосипед?

Наш великий вождь Мату-Ити мгновенно напился, и его последними словами, когда он падал под стол, были: «Как же меня достали эти бабы!»

Это была наша последняя ночь на острове Крыс. Который надоел нам безмерно. Хотя сама по себе ночь была хороша. Чуть поблескивали вспышки догорающего костра, потрескивали фитильки в светильниках. Налетела из темноты и тут же исчезла в темноте стайка летучих мышей. Совсем как у нас в Пеньках, только размером они поболе, примерно с нашу кошку. А крылья, как у Полинкиных кур.

Бархатный мрак кругом. Незнакомые звезды в небе. Временно стареющая луна.

— Нам пора, — сказал Семеныч, вставая. — А вы, девушки, не тревожьтесь. Днями придет за вами судно. Вернетесь домой.

Слова эти были встречены молчанием. Только одна из девушек сказала из темноты:

— А я бы на острове осталась. Раз уж этих козлов здесь нет.

Дожили, называется…

Понизовский, наконец-то, собрался, что-то понял:

— Как же мы выберемся отсюда?

— Мы? — безмерно удивилась Яна. — Ауэ, маа-маа! (Придурок, значит.) Мы-то на яхте уйдем. А вот ты — на велосипеде.

— Я тоже хочу на яхте, — жалобно попросился Серега.

Вот так всегда. Когда касается других людей — жестоки до беспредела, а как самого задело — беспредельно жалостливые.

Утром мы вывели яхту из грота. Обошли остров, стали на якорь на том же месте, где когда-то бросили его, подходя к острову. Попрощаться стали.

Аборигены, зайдя в воду по пояс, молча смотрели на нас.

— Эй! — вдруг взвизгнула Амурея. — Шеф! А деньги?

Понизовский нырнул в рубку.

Мы подняли якорь, наша потрепанная «Чайка» расправила крылья и легла курсом на вест. Домой, стало быть.

Через некоторое время Понизовский осмелел и выбрался на палубу. Янка с отвращением глянула на него.

— Сделать вам коктейль, Яна Казимировна? — робко заикнулся Серега.

— Как тебя только Эатуа терпит! Крысиное семя! Буа прослабленный.

— Ну что уж вы так… Бизнес есть бизнес.

— А люди? — вырвалось у Яны.

— Да какие это люди, — вырвалось и у Сереги. — Все люди — бл…и!

Янка вздохнула. Повернулась к Семенычу, который задумчиво сидел у руля.

— Притормози-ка! Серый, ты меня понял?

Еще бы не понять такую ваине. Да и у меня к нему предъява.

Мы как раз шли мимо Камня покаяния. Я взял Серегу за руку, вывернул ее за спину и дал пинка в зад. Серега плюхнулся за борт, а когда вынырнул, яхта была уже недосягаема. Ему ничего не оставалось, как забраться на Камень.

— Доверни чуток! — опять скомандовала Янка Семенычу и нырнула в рубку. Выскочила на палубу, размахнулась и что-то швырнула Сереге. Он подхватил. Это были валенки, вложенные один в другой.

— Чтоб с голоду быстро не сдох! — крикнула ему Яна. — Не подавись только! Всем спасибо!