Пани Юдита (№3) - Я вам покажу!

— Где — там?

— Под батареей.

Тося встала и подняла письма, перешагнув при этом через стопку книг, которые надо рассовать по полкам, гору аудиокассет, которые я собиралась когда-то подробно описать, но уже никогда не сделаю, потому что не помню даже названий ансамблей, которые на них записаны, нотариальный акт о купле земли, договор с коммунальными службами, иссиня-черные чулки, полученные мной в подарок от тети-фронтовички лет десять назад, а то и больше, которые я собиралась в тысяча девятьсот девяносто втором году перед Новым годом отдать в мастерскую, где поднимают петли, но забыла. Однако выбрасывать их жаль, хотя сейчас, наверное, таких мастерских уже нет.

— Можно я почитаю? Возьму к себе наверх…

Ну конечно. Сделаешь доброе дело, и тебе же оно выйдет боком. Письма Ендруся я ей дала почитать, а ее собственного отца не дам, что ли?

— Можно, только потом положи на место.

— Под батарею? — спросила моя дочура, стоя в спортивных брюках и в моем красном свитере, с самым невинным видом и как будто бы без всякой задней мысли.

— Отдашь мне в руки, — проворчала я и углубилась в чтение заявления на развод, написанного моим экс-супругом, которое, мне казалось, я выбросила пару лет назад.

«Наше супружество с самого начала носило черты неудачного брака, с присущими разногласиями в отношении обязанностей…»

Конечно, мы по-разному понимали свои обязанности! У него не было никаких — он ведь зарабатывал на квартиру! А я работала, растила ребенка, мыла окна, выносила мусор, готовила обеды, пекла шарлотку, не ела чеснок, потому что ему не нравилось, и т.д. и т.п. Кретин! «Черты неудачного брака» — кто ему, черт подери, писал эту бумагу? А письма такие милые. Интересно почитать всю корреспонденцию от А до Я, от «…целую тебя в письме, быть может, скоро осмелюсь…», затем: «…я прикасался к постели, на которой ты спала…», и наконец: «…с самого начала носило черты неудачного брака…»

— Мам, помочь тебе? Это все надо выбросить. Выбросить, а не копить.

— Именно этим я и занимаюсь.

— Что мне отсюда забрать? — спросила Тося.

— Что? — Уже придя в себя, я окинула взглядом царящий вокруг беспорядок.

— Что можно выбросить?

Я огляделась. В старых газетах иногда попадается кое-что интересное. Коли я не выбросила их сразу, значит, там было что-то ценное, что может пригодиться. Надо будет еще раз просмотреть каждый номер отдельно. Письма я выбрасывать не стану, потому что они — часть моей жизни, разве мешает кому-то, что они мирно лежат в коробке из-под обуви? Пусть останутся для потомков как доказательство того, что кто-то меня любил, а не только выстукивал пару фраз по электронной почте, как Адасик. Квитанции я должна проверить, их полагается хранить, как и налоговые декларации, в течение пяти лет.

— Пока ничего.

— Как это «ничего», мама?! — застонала Тося. — Ты никогда ничего не выбрасываешь, а только перекладываешь с места на место.

— Теперь обязательно выброшу. Даю слово, — серьезно сказала я своей дочери, которой давно было пора идти наверх делать уроки, а не мешать мне заниматься уборкой.

— Наведи порядок в ящике со старыми бумагами и документами. Ненужное выброси. Но прежде непременно на всякий случай сделай ксерокопии, — язвительно процедила сквозь сжатые зубы, как будто бы у нее свело челюсть, Тося. Произнесено это было сухим дикторским тоном, с гнусавыми интонациями. Дочь отлично имитировала манеру ведущих круглосуточных программ новостей, акцентируя не те слоги и медленно удаляясь из комнаты с письмами Йолиного в руке, еще раз перешагнув через горы ненужного хлама, с которым мне так трудно было расстаться.

А кстати, интересно — этих телевизионщиков специально отучают правильно говорить? Посылают на какие-нибудь бесплатные курсы и вырывают беднягам с корнем родной язык?

Я тяжело вздохнула и обвела взглядом свою комнату. Наводя порядок в таком темпе, я уже к понедельнику, возможно, доберусь до тахты. И я решилась на героический шаг — не читать старые газеты: так и быть, выкину их. После обеда в комнате стало немного просторнее, даже Борис из любопытства разлегся на пороге. Настроение у меня немного поднялось, хотя я не могла найти свидетельство о разводе. Брала ли я его вообще в суде? Да в общем-то к чему мне оно именно сейчас, сегодня, в спокойный выходной день, который я могу мило провести на заслуженном отдыхе?

ДОРОГАЯ РЕДАКЦИЯ!

Дорогая Юдита!

Мое пребывание здесь склонило меня к размышлениям на тему наших с тобой отношений. И собственно, вот что я хотел бы тебе предложить: может быть, нам обоим стоит использовать это время для того, чтобы поразмыслить о нашей жизни и все взвесить? Возможно, наше решение было слишком поспешным? Принимая его, мы не учли некоторых обстоятельств, иначе говоря, условий, в которых мы встретились, и людей, которые так или иначе присутствуют в нашей жизни. Я понял, что наша встреча произошла в тот момент, когда ты еще не оправилась от удара, связанного с разводом, или едва начала приходить в себя, и, наверное, как бы смешно это ни прозвучало в устах взрослого мужчины, каковым я себя считаю, твое сердце с благодарностью приняло мою любовь. Я был не только очарован тобой, но и восхищен твоей выдержкой и решительностью. Теперь я осознал, что, когда от меня также ушла навсегда жена, я долго возвращался к жизни.

Мне кажется, мы лучше поймем, что нам надо, если перестанем общаться и каждый из нас отдельно подумает, что для него важно. Я бы не хотел, чтобы ты восприняла это как необдуманный шаг с моей стороны. Я долго размышлял, прежде чем решился тебя об этом попросить.

Я возвращаюсь в начале апреля. Три месяца — это не вечность, а разлука помогает лучше увидеть на расстоянии то, что не видно вблизи. Таково мое предложение, что ты думаешь по этому поводу?

С приветом,

Адам.

Не понимаю, что он имеет в виду. Абсолютно не понимаю, в чем дело. Он порывает со мной? Прекращает наше знакомство таким нелепым образом, как мальчишка? Что случилось? Я снова и снова всматривалась в мелкие буквы без польских значков — «наших с тобой отношений», «поразмыслить»…

Что мне делать? Что это значит? Нет, надо еще раз, еще раз спокойно прочитать, тогда я пойму, что он имеет в виду.

Он не хочет иметь со мной ничего общего? О чем я должна поразмыслить? Не знаю, что он имеет в виду…

Но ведь он пишет о любви…

В начале одиннадцатого в балконную дверь постучала Уля. Тося у отца. Тетя уехала неделю назад и обещала пригласить Тосю в Англию на каникулы. Я снова одна как перст. Посадила Улю перед монитором.

— Читай, — велела я ей.

Уля вела курсором по экрану. А потом повернулась ко мне со словами:

— Вот видишь, а ты не верила гадалке…

— Я не хочу слышать о гадалке, Уля! — в отчаянии крикнула я. — Скажи, только честно, что это значит?

Уля взяла мою руку и погладила по ладони. Она помолчала минуту и ответила мне:

— Юдита, очнись… Ты же отвечаешь на подобные письма… Вот и ответь, пора посмотреть правде в глаза…

Я написала Адаму коротко:

Хорошо. Привет. Ю.

Он не ответил.

На этот раз буду вести себя как взрослый человек, а не как глупая несчастная школьница. Он имеет право обо всем меня попросить, я могу отказать или согласиться. Если он считает, что ему нужно время, то я не ускорю дождь, если начну дуть на тучи. Чего я добьюсь, если стану рвать на себе волосы и биться в истерике или забрасывать его вопросами типа «Почему ты так со мной поступил?»? Ничего. Я бы ответила так. Да, я бы ответила Юдите именно так:

Дорогая Юдита!

Возможно, в твоих отношениях с мужчиной не все складывалось так, как казалось тебе? Быть может, есть что-то, о чем ты не знаешь? Твой партнер просит тебя по-взрослому выждать время, которое для него кажется важным. Отнесись к этому с уважением, не впадай в истерику, не спрашивай, не докучай ему своими сомнениями. Три месяца — это не вечность. Если ты относишься к нему как к взрослому человеку — будь терпелива.

С уважением,

Юдита.

Уля, конечно, умный человек, но восприняла письмо Голубого предвзято. Мне надо взять себя в руки. У меня много работы, и у ребенка скоро выпускные экзамены. Есть чем занять себя. Лучше всего уйти с головой в работу когда много работаешь, остается меньше времени на раздумья. А стоит мне начать думать — я всегда прихожу к правильным выводам.

Почему я сама не писала ему чаще, а только ждала от него писем? Может быть, именно поэтому что-то произошло, но что же? Я даже не успела ему написать, что никуда не ездила на Рождество. Теперь уже слишком поздно. Именно поэтому я не люблю врать. Какой-нибудь пустяк потом по непонятным причинам может вырасти до чудовищных размеров. И что же мне теперь делать? Может, позвонить ему?

Позвонить?

Нет, он ведь просил.

Почему ты так бесконечно далеко и я не могу тебе всего объяснить, Адасик мой Голубой?

Я пошла к Тосе, чтобы отнести мандарины. Дочь лежала на тахте, завернувшись в плед, и занималась! И даже ногти себе не подпиливала! Да, действительно, есть из-за чего начать волноваться. В комнате беспорядок такой, как у меня во время уборки. Интересно, почему она с таким вниманием следит за моей жизнью? Письма Йолиного лежали на полу.

— Ты обещала вернуть. — Я подняла письма, Тося снисходительно протянула руку за мандаринами.

— Я занимаюсь. — Дочь считала, что это оправдывает все.

— О'кей, — кивнула я.

Тося посмотрела на меня и добавила:

— Знаешь, папа сказал, что он уже давно ни с кем так приятно не беседовал, как с тобой тогда, когда вы покупали мне подарок.

— Какой подарок? — Я не сразу сообразила, о чем говорит Тося.

— Ну, ко дню рождения! — Дочь с укоризной взглянула на меня.

— Тося, помилуй, это было два месяца назад. — Я повернулась, попутно захватив два грязных стакана.

— Папа сказал, что ты прекрасно разбираешься в настройке басов, и в звуковых волнах, и в диапазоне, и в полосе частот! — вслед мне крикнула Тося.

Интересно, зачем этот Йолин разжижает ребенку мозги? Я не стала лишать ее иллюзий, но для себя сделала вывод разговор для мужчины тогда бывает удачным, когда женщина не слушает его, а только кивает в знак согласия. Я бы предпочла, чтобы они поменьше обо мне говорили.

Если она этого не понимает, то после экзаменов ее ожидает серьезный разговор. Сейчас я не буду нервировать единственного своего ребенка, рожденного мной в муках.

ЧТО Я ЕЛА ДВАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД???

— Я совершенно не придираюсь к украшениям. — Реня показала колечко, которое купил ей муж, я разглядывала его с восхищением: красивое, и вправду красивое. — Я не жадная. А бриллианты и не аляповатые, и не пошлые, и не большие, зато носить их — настоящий кайф.

Мы сидели у Рени на кухне — Уля, Ренька и я — впервые с незапамятных времен. Утром шел снег, температура падала с каждой минутой. Реня сильно прибавила в весе, сразу было видно, что беременна, — сидела, сложив руки на животе. Я заметила — все беременные женщины так сидят, словно желая защитить своего ребенка.

— А тебе Адам подарил кольцо?

Однако интуиция меня не подвела, мне совсем не хотелось сегодня выходить из дома, на дворе мороз, мне плохо, но Ренька просила зайти, потому что она одна, и Уля, у которой по природе доброе сердце, не могла ей отказать, хотя ей самой тоже не хотелось идти, а я не хотела отказать Уле.

— Нет, — ответила я и добавила чуть погодя, совершенно без надобности: — Еще нет.

— Реня, да ты что! — Уля почувствовала, что меня это задело, и, как всегда, постаралась сгладить ситуацию: — Зачем Ютке кольцо?

— Так он сделал тебе предложение или нет? — настаивала Реня. — Если сделал, то должен подарить кольцо.

— Это предрассудок, — сказала я. — Я не хочу кольцо. У нас нет денег.

— А мой муж… — завела Реня, а у меня появилось желание выключиться из разговора, собственно говоря, я уже выключилась, зная все наизусть.

Ее муж о ней заботится, ее муж покупает ей все, чего только она не пожелает, ее муж замечательный, ее муж построил большой дом с джакузи, ее муж… А Адам будет думать, чего он хочет.

— …и потому я считаю, что мужчина должен делать подарки женщине, — закончила Ренька, но я не слушала, а значит, она не вывела меня из себя.

— Твой муж зарабатывает в месяц столько, сколько Кшись и Адам, вместе взятые, за полгода, — сказала Уля. — Ты об этом подумай.

— Боже мой, девушки, я не хотела вас обидеть, я только хотела сказать, что есть примета: если не подарят кольцо, хоть какое-нибудь, то не будет счастья… — Ренька с сокрушенным видом подалась вперед. — Поэтому я и считаю, что Адась должен был подарить Юдите кольцо. Скажи, Ютка, разве я не желаю вам добра? — У Рени на глазах выступили слезы. — Ведь я действительно хочу, чтобы у вас было все хорошо…

Я устала, подавлена и замучена ежедневными поездками на работу на поезде, я устала от зимы, устала тосковать по Адаму, машина окончательно сдохла, я должна починить ее к апрелю, я устала от Тосиного невежества, она снова занята главным образом Якубом и уже не стремится понравиться ему своими познаниями, а лишь… даже страшно подумать чем. Я мечтаю зарыться с головой в свою постель, включить телевизор, съесть какой-нибудь вкуснющий бутерброд и заснуть до конца зимы.

Азор вошел в кухню, и я тут же схватилась за сок. Реня, с тех пор как забеременела, угощает нас исключительно соком. А я с огромным удовольствием напилась бы сегодня! Я уже привыкла к Азору так же, как к Рениным речам, но всякий раз, когда он подходит ко мне, мороз подирает по коже. Взял бы да хоть раз подошел к Уле, которая его совсем не боится! Так нет, этот чертов ротвейлер, видно, рассчитывает, что я с ним подружусь. Только через мой труп!

Азор положил мне на колени морду, я не шелохнулась, а потом осторожно опустила ладонь ему на голову. Может, сегодня он меня еще не сожрет?

— Почему вы так со мной? — У Реньки на глазах слезы. — Я ведь хочу вам добра…

Уля бросила на меня многозначительный взгляд, я вздохнула: мол, знаем-знаем, беременные женщины так чувствительны, просто кошмар. А уж до чего раздражительны!

— Я знаю, — погладила я Реню по плечу, — я же знаю…

Появился Ренин муж, обвел нас недружелюбным взглядом и кинулся целовать жену.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? Ты нервничаешь? — подчеркнуто укоризненно глянул он на нас.

— Привет, котик, — сказала Реня. — Все в порядке, потрогай. — Она приложила его руку к своему животу, и лицо мужа просветлело.

Собственно говоря, они хорошо дополняли друг друга — Ренька сияла, а ее муж на глазах таял.

Уля подала мне знак, я встала, Азор зарычал, я сразу же послушно села.

— Хороший песик, — улыбнулся Ренин муж. — Куда это вы собрались? Давайте выпьем, поболтаем! Налить?

Я никуда не иду. Выпить? Непременно!

— Нам уже надо идти. — Уля выразительно посмотрела на меня.

— Никуда вам не надо, поможете нам выбрать имя для ребенка… правда, золотце?

— Ясное дело! — Ренька сложила руки на животе и улыбнулась, как Богородица на иконе. — Ну, наверное, вы не уйдете так сразу…

Я и с места никуда не двинусь. Ренькин муж, несмотря на Улины протесты, достал новые бокалы и налил какой-то пока не опробованный мной алкоголь, раздробил лед на мелкие кусочки, залил сиропом, добавил апельсиновый сок и дольку лимона — за уши не оттянешь!

В общем-то и Уля не так уж спешит…

— Мы подумываем о Марии… — Ренин супруг сел за стол, откинулся на стуле, закинув руки за шею.

— О Марии Магдалине, — вставила Ренька.

— Нет, просто о Марии, — поправил супруг.

— Но Марыся, Маня… так банально, — поморщилась Реня.

— Вот именно… — добавил он.

— А мне нравится Мария, — одобрила Уля. — А может быть, Мария-Антонина…

— Эта какая-то королева?

— Уля имеет в виду вашу дочку… — робко пояснила я.

— Откуда вы знаете, что у нас будет дочь? — спросил Ренин муж. — Мы не знаем. Да и знать не хотим.

— Антоний — красивое имя для мальчика, — вставила я. — Хотя, разумеется, самое красивое мужское имя — Адам.

— Вполне может быть, — любезно согласился Ренькин муж и поднял свой бокал, чтобы мы с ним чокнулись. Мы послушно присоединились — коктейль потрясающий.

— Никаких «может быть»! — возразила Ренька. — Дело не в том, что может быть, а в том, что должно быть так, как мы захотим!

— Так и будет. — Уля отпила свой коктейль, и я заметила, что он ей понравился, как и мне.

— Меня очень даже устраивает Антоний, — сказал Ренин супруг, и я заметила, как Реня вся сжалась и на глаза у нее навернулись слезы.

Муж мигом ее обнял и прижал к себе. А у меня словно мурашки побежали по спине… Адасик, прижмешь ли ты меня еще когда-нибудь?

— Что случилось, дорогая? Что-нибудь болит?

— Не болит… Ты говорил, что тебе все равно, кто у меня родится, а теперь хочешь мальчика…

— Я не хочу мальчика! — вырвалось у него, и он погладил жену по плечу, мы с Улей переглянулись и опорожнили свои стаканы.

— Почему ты не хочешь мальчика? А что, если родится мальчик? Почему тебе больше хочется девочку?.. — захлюпала носом Ренька.

Мы с Улей поднялись. Ренькин супруг вскочил:

— Не надо никуда уходить. Разве вы не видите, что мое золотце это нервирует? Садитесь, я налью.

Он взял наши бокалы и снова наполнил их доверху, а у меня все закружилось перед глазами, как будто бы я неслась на карусели. Впервые после того письма мне сделалось так легко.

— Дорогая, я же говорил тебе, что буду счастлив, если ребенок будет здоровый… а родится мальчик или девочка… мне действительно все равно.

— А может, Бася? — успокоилась Реня.

Я выпила залпом стакан, и жизнь показалась мне намного проще. Всего лишь пару недель. Время так быстро летит! И глазом моргнуть не успеешь, как будет апрель.

— Бася мужественная, — согласилась Уля, — как Бася Володыевская [33].

— Учитывая, что до замужества у нее была другая фамилия, — пояснила я. — Не Володыевская, а Езерковская.

— Но имя-то было то же самое, — метнула на меня ехидный взгляд Уля.

— Имя — да, а фамилия — нет.

— Мы же не фамилию выбираем, — мягко объяснила мне Уля.

— А откуда ты знаешь, что будет девочка? Девушки, а как вы себя чувствовали во время беременности? — Ренькин муж с неподдельным интересом посмотрел на нас. — Что вы ели? Больше острого или больше сладкого?

Мне и не вспомнить, что я ела почти двадцать лет назад. Селедку, наверное, но зато в сладком виде. А это острая или сладкая еда? У Ули тоже одни дочери, совсем как у меня; у меня тоже одни дочери, только в единственном числе, а у Ули в двойственном. Коктейль умопомрачительно хорош, Ренин муж очень внимательно вглядывался в нас.

—Ну?

— Я, по-моему, ела смалец [34], больше всего любила смалец с лучком, но при этом со сладкими яблоками… — с трудом произнесла Уля. — И соленые огурцы… но только в самом начале. Правда, творожный пирог тоже неплохо у меня шел…

— И родила дочерей… — прошептал Ренькин муж. А потом Реньке: — Ты тоже любишь пирожные… это к дочери… Бася? А может, что-нибудь пооригинальнее? Бланка? Клаудина? Мартина? А ты что ела? — Это уже мне.

— Селедку, — ответила я и расхохоталась. — Много селедки, но в сладком виде…

— Если селедка — то парень! — оживился будущий отец и опять схватил наши стаканы. — Значит, будет мальчик, потому что Реню все время тянет на китайскую кухню!

Я не стала напоминать, что у меня после этой селедки родилась дочь — так они оба обрадовались. Мы снова чокнулись. Ренькин муж принес календарь.

— Это будет необычный ребенок, необычный, и у него должно быть необычное имя, — гордо заявил он. — Вы правы!

Ничего подобного мы не говорили, но дружно закивали.

Ренькина собака просто на глазах уменьшилась и уже нисколько не казалась страшной.

— Лукаш, — предложила я. — Красивое имя.

Не стала говорить им, что самое красивое имя — Адам. Пусть Адамов не будет слишком много.

— А у меня был один знакомый Лукаш, и он был даже очень несимпатичный. Бросил жену. Знаешь, о ком я говорю? — Уля посмотрела на меня, а я не могла взять в толк, кого она имела в виду, но что же странного в том, что какой-то Лукаш когда-то бросил какую-то там жену?..

— Луций, Луций [35], — повторяла Ренька.

— Лукаш, — напомнила я, — я сказала — Лукаш, не Луций, а Лукаш.

— Акций, — опрометчиво вставила Уля. У нее слегка затуманился взгляд.

— Отлично! — крикнул Ренькин муж. — Акций — необычное имя! А для девочки…

— Акция. — У меня немного заплетался язык, и я расхохоталась.

— Акция — нет, но это уже неплохо, мы на правильном пути… ну?

Ренька напряженно всматривалась в нас.

— Александра? — неуверенно предложила Уля.

— Якубовская [36]! — обрадовалась я.

— Э-э-э! — Ренин супруг презрительно махнул рукой. — Посмотрим дальше… — Он начал листать календарь. — Я так рад, что мы с вами вместе выбираем имя, потому что с золотцем мы уже пару раз поссорились, а теперь, похоже, благодаря вам придем к какому-нибудь консенсусу…

— Мне надо уже идти, — решила я претворить в жизнь довольно смелый проект и заметила, что Уля была не против.

— Ну тогда на посошок! — крикнул Ренькин муж. — Чтобы нам лучше думалось!

Уля потянулась за стаканом. Боюсь, завтра мне грозит жуткий отходняк, но я тоже взяла свой стакан, потому что жизнь так прекрасна, когда выбираешь имя для ребенка, а бокал непрерывно наполняется и наполняется.

— Анна, Марта, Катажина, Юзефина… — Уля смаковала содержимое стакана.

— Марта когда-то увела у Кинги мужа, помнишь, сучка еще та! — Я вдруг вспомнила, как страдала Кинга, и мне перестало нравиться имя Марта.

— Но ты ведь дружишь с Мартой… ну… с той… ты с ней училась в одной школе. — Уля — моя память, и я ей благодарна за это.

— Марта! Конечно! Совсем забыла! Но это другая Марта! Марта — отличная девушка! — быстро исправилась я. — Но можно назвать Боженой, Ядвигой.

— Боженой — нет. Божена когда-то надула меня с подвесной полкой к буфету, — нахмурилась Уля. — Сказала нам, что в ней нет жучка, и мы с Кшисем на себе волокли эту полку, а потом оказалось, что она вся изъедена короедом.

— А Ядвига? — спросила я с любопытством.

— А Ядвига умерла молодой и лежит в Вавеле [37]. Лучше не брать имена тех, кто рано умер, — с серьезным видом сказала Уля.

Реня и ее супруг посмотрели на нас с укоризной:

— Перестаньте валять дурака, вы что, в самом деле не знаете никаких оригинальных имен?

— А вы хотите иметь дома какую-нибудь Пенелопу? — опрометчиво обмолвилась я и увидела сначала вытянутые физиономии, а потом восторженные лица хозяев самого маленького и самого дружелюбного ротвейлера в мире. Ренькин муж чмокнул меня в темечко, а его супруга погладила меня по руке:

— Юдита, ты — чудо! Пенелопа! Мне бы и в голову не пришло! Пенелопа!!!

Отлично! Поппи, По, Лопи, Ло. Сколько возможностей!

Я встала, наверное, уже в десятый раз за этот вечер и кивнула Уле. Ноги были как ватные. Уля поцеловала Реньку, я поцеловала Реньку, Ренькин супруг поцеловал Реньку и меня, и Улю, Ренька поцеловала мужа, потом меня, потом Улю и еще раз мужа, я с минуту раздумывала, не поцеловать ли мне и ротвейлера, вряд ли такой случай еще когда-либо представится, но Уля по инерции поцеловала меня, и хозяева проводили нас до ворот.

— Акций и Пенелопа! Вы настоящие подруги! — Они по очереди обняли нас, и мы с Улей двинулись по темной дороге к нашим домам.

Нас окутала тишина, месяц выглянул из-за туч, вокруг стояла совершенно неземная красота, правда, передо мной белела тройная дорога.

— Будет полнолуние, — прошептала Уля. — Взгляни.

Я подняла голову и, увидев неполную луну, вспомнила, чему Уля меня учила, когда я только здесь поселилась: если луна больше похожа на букву С, значит, идет на убыль, то есть это новолуние, если на букву Р — значит, растет, иначе говоря, приближается к полнолунию. В тот момент над нами висела располневшая Р. Мы спокойно шли, отбрасывая себе под ноги тень.

— Увидеть лунную тень — это к счастью, — уверенным тоном сказала я, хотя язык у меня заплетался.

— Откуда ты знаешь? — полюбопытствовала Уля. Она тоже еле ворочала языком.

— Оттуда, — объяснила я, и нас это рассмешило. Мы хохотали во все горло, свежий воздух проникал глубоко.

— Ютка!

— Что? — спросила я, икая.

— Это я придумала — Акция?

— Ну! — обрадовалась я. — Я сама слышала!

— Зато ты — Пенелопу! Ты лучше… только знаешь что?

—Что?

— Ты не говори никому, ладно? Давай никому не будем говорить, что это наша идея…

Мы торжественно поклялись друг другу никому не говорить. Конечно, кроме Кшисика. И Адама, которому я немедленно обо всем напишу. И о том, что я не ездила к брату на Рождество, что я это все придумала, потому что я его очень-очень, ну больше всех на свете люблю, и напишу, чтобы он поскорее возвращался и уже ни о чем не думал, потому что стоит красивая зима и я без него мерзну, вернее, мы с Борисом. И что Борис уже старенький и его нельзя так надолго оставлять, даже если уезжаешь в Америку. Так и напишу, и что на карусели мне очень хорошо.

Но, кроме них, мы никому и никогда не признаемся. Мы пообещали друг другу, и я ужасно радовалась тому, что стояла такая красивая ночь, что уже не было дождя, и какое счастье, что моя интуиция толкнула меня провести этот вечер с Улей у Реньки и я была не одна. Женщинам иногда надо проводить время вместе. Тогда даже присутствие мужчины им не мешает.

А все-таки из всех мужских имен самое замечательное в мире — Адам.

ЧИСТОСЕРДЕЧНОЕ РАСКАЯНИЕ

Я еду в командировку в Калинине, оттуда надо привезти отличный материал о жизни местных женщин после закрытия хлопчатобумажного комбината. Текст должен быть оптимистичный, сказал мне Главный. О том, как новая реальность повлияла на женщин, как они сами начали распоряжаться своей судьбой, стали независимыми. Живут с поднятой головой, полны замыслов и т.д.

— Пани Юдита, у вас это прекрасно получится. — Главный, наверное, пребывал в депрессии. — Это социальный заказ, — добавил он, заметив мой невыразительный взгляд. — У вас там запланирована встреча с… — он протянул мне адрес и фамилию, — и вы подробно все опишите.

Поезд в Калинице был один, хотя еще три года назад курсировали два, поскольку город немаленький. Я прибыла туда днем, за три часа до встречи с пани Табловской. Прогулялась по центру. Цены после столичных показались до смешного низкими, время тянулось неумолимо медленно. Когда я проходила мимо парикмахерской, что-то дернуло меня туда зайти.

Парикмахер, человек немолодой, ловко орудующий ножницами, вначале поинтересовался, кто последний раз колдовал на моей голове, потом пооткровенничал о своей семейной жизни, после чего осведомился, чем занимаюсь я.

— Пишу, — был мой ответ.

— Ну что ж, каждый трудится в меру своих возможностей, — тяжело вздохнул он, а вздохнув, философски изрек, глядя на себя в зеркало: — Профессия — дело важное. Очень важное.

Я проявила интерес, соответствующий значимости момента, — издала полное понимания покашливание, но парикмахер тут же добавил:

— Профессия важна в семейной жизни.

По-моему, единственный профессиональный опыт, необходимый в семейной жизни, — это опыт любовных разочарований, а мне его не занимать, но парикмахер имел в виду другое.

— А как же! — махнул рукой он. — Надо знать, на ком жениться.

Это умозаключение мне показалось столь же серьезным, как и утверждение «Надо знать, за кого выходить замуж», и в знак согласия я закивала головой.

— Не двигайтесь. Вы, наверное, и перед этим тоже двигались. — Мастер схватил мою голову и придержал. — И вот результат.

Я замерла.

— Я что хочу сказать… ведь если у человека хорошая профессия, то, знаете, это неплохо.

Я давно об этом знала.

— Вот взять хотя бы таксиста… у него нелегкая жизнь.

— Нелегкая, — поддакнула я, не шевеля головой. Что у таксиста нелегкая жизнь, я знала из прессы и из телепередач, но решила больше слушать и меньше говорить.

— Особенно если он женат.

Особой связи между по-своему опасной и тяжелой работой женатого таксиста и неженатого я не видела, но на всякий случай согласилась.

Ножницы повисли в воздухе.

— Так вы знаете? — спросил мастер.

—Что?

— Как это что? — удивился он. — Вы не местная?

— Нет.

— А-а, так вы ничего не знаете.

Он меня до того заинтриговал, что я принялась его расспрашивать, чтобы узнать, какие опасности таит в себе вождение такси, когда имеешь обручальное кольцо на безымянном пальце. Он рассказал мне следующую весьма поучительную историю.

Муж его сестры — таксист. У зятя — красивый новый «фиат» зеленого цвета, а работает он в корпорации X. Так вот, этот зять позвонил своей жене, что у него последняя ездка, дома он будет в начале двенадцатого — и пропал с концами. Жена пропавшего шофера в двенадцать ночи дозвонилась до сотрудниц корпорации X и сообщила, что муж исчез.

Диспетчеры немедленно разослали сообщения всем такси в городе и в округе, что пропал водитель вместе с машиной.

В эфире поднялся многоголосый шум, а таксисты начали следить за всеми зелеными «фиатами», которых опять же не так много в Калинине. В половине второго ночи коллеги запеленговали зеленый «фиат» у входа в мотель на окраине города. Поставили в известность полицию и друг друга, ворвались в гостиницу и застали коллегу с дамой, с которой он только что познакомился и которая совершенно не намеревалась нападать на него, а прямо-таки наоборот.