Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Золотой дождь

ModernLib.Net / Триллеры / Гришем Джон / Золотой дождь - Чтение (стр. 27)
Автор: Гришем Джон
Жанр: Триллеры

 

 


На следующее утро в девять, когда я вхожу в здание юридического колледжа, на улице мороз – минус двенадцать. В вестибюле ни души, весь колледж словно вымер. Левберг ждет меня в кабинете, за чашкой горячего кофе. Примерно час я рассказываю ему о наших новостях, хотя дела юридического колледжа Мемфисского университета его не интересуют.

Кабинет его почти такой же, как в Мемфисе – завален всякой галиматьей, стены увешаны написанными от руки плакатами со всевозможными призывами. Все так же напоминает мусорную свалку. И сам профессор ничуть не изменился – те же взъерошенные волосы, торчащие во все стороны, полинялые джинсы, белые кроссовки. Сегодня на нем ещё и носки, но лишь потому, что на улице лежит снег. Он по-прежнему чрезмерен и кипуч.

Макс ведет меня по коридору к небольшой аудитории, посередине которой высится длинный стол. Отпирает своим ключом. На столе я вижу кипу документов, которые в свое время отправил ему по почте. Мы устраиваемся на стульях лицом друг к другу, и Макс наливает нам кофе из термоса. Он помнит, что до начала моего судебного процесса – полтора месяца.

– Они предлагали уладить дело без суда?

– Да. Уже несколько раз. До ста семидесяти пяти тысяч дошли, но моя клиентка отказывается наотрез.

– Довольно редкий случай, хотя лично меня это не удивляет.

– Почему?

– Потому что ты припер их к стенке, Руди. Им светит громкое разоблачение. Это одно из самых скандальных дел по обману клиентов, с которыми я сталкивался, а через мои руки их не одна сотня прошла.

– И это ещё не все, – говорю я, и рассказываю ему о том, как нам удалось обнаружить, что наш телефон прослушивается, и о причастности к этому Драммонда.

– Да, мне известны такие случаи, – кивает Макс. – Во Флориде, например, было нечто подобное. Правда, тогда адвокат истца проверил свои телефонные аппараты лишь по окончании процесса. Он заподозрил неладное, потому что адвокаты защиты всякий раз оказывались в курсе его следующих ходов и предвосхищали их. Но тут, черт побери, дело совсем другое.

– Наверное, они струсили, – предполагаю я.

– У них уже полные штаны, но это не должно тебя успокаивать. В Мемфисе они чувствуют себя как рыба в воде. В вашем округе компенсации за моральный ущерб вообще, по-моему, не присуждают.

– Так что вы предлагаете?

– Хватай деньги и сматывай удочки.

– Не могу. И не хочу. И моя клиентка не хочет.

– Что ж, пусть так. Тогда пора преподать этим молодцам урок. Где твой магнитофон? – Макс вскакивает со стула и возбужденно мечется по залу. На стене весит грифельная доска – профессор готов прочитать мне лекцию. Я достаю из портфеля магнитофон и ставлю на стол. Ручка и блокнот тоже наготове.

Макс с ходу берет быка за рога, и в течение часа я еле успеваю записывать, а заодно забрасываю его вопросами. Профессор вещает обо всем: о моих свидетелях, о свидетелях противника, о документах, о всевозможных тактических уловках. Он досконально изучил все присланные материалы по делу Блейков. Его мечта – пригвоздить «Прекрасный дар жизни» к позорному столбу.

– Главное прибереги напоследок, – добавляет профессор. – Я имею в виду последнюю видеозапись этого несчастного парнишки. Наверное, выглядел он прескверно.

– И даже хуже.

– Чудесно. Именно такой образ должен запечатлеться в мозгах присяжных. Если все пойдет по нашему плану, то свою часть ты свернешь за три дня.

– А потом что?

– Потом посмотришь, как они попытаются отвертеться. – Вдруг Макс умолкает, тянется через весь стол за какими-то бумагами и придвигает их ко мне.

– Что это?

– Новая форма страхового полиса «Прекрасного дара жизни», выданного прошлым месяцем одному из моих студентов. Я сам внес первый взнос, а в январе мы уже его аннулируем. Мне просто хотелось ознакомиться с их формулировками. Угадай, что отныне не покрывается страховкой в их компании? Вдобавок – выделено это жирным шрифтом.

– Трансплантация костного мозга.

– Любые виды трансплантации, включая костный мозг. Сохрани этот формуляр – предъявишь его на процессе. Поинтересуйся у директора, почему условия полиса изменили всего через несколько месяцев после того, как Блейки подали иск. И почему теперь особо подчеркивается, что трансплантация костного мозга не покрывается страховкой. И, если в полисе Блейков этот пункт не оговорен, то почему тогда они не выплатили страховую премию? Ты сразишь их наповал, Руди. Эх, жаль, черт возьми, что меня там не будет!

– Так приезжайте! – приглашаю я. Дорого бы я дал, чтобы рядом со мной был не только Дек, но и Левберг.

Макс не совсем согласен с моими комментариями по поводу переписки Блейков с «Прекрасным даром», и мы с головой погружаемся в документы. Я перетаскиваю в зал четыре картонных коробки, которые привез в багажнике, и к полудню аудитория напоминает мусорную свалку.

Энергия Макса заразительна. За обедом он читает мне первую из серии лекций о делопроизводстве в страховых компаниях. Поскольку данная отрасль исключена из системы федерального антимонопольного законодательства, методы бухгалтерского учета в ней свои. Почти любой дипломированный бухгалтер сломит голову при попытке разобраться в отчетности страховой компании. Впрочем, делается это специально, ибо никакая страховая компания не хочет, чтобы кто-то посторонний копался в её грязном белье. Однако Макс кое-что в их делишках смыслит.

Совокупные активы «Прекрасного дара жизни» тянут на четыреста, а то и на все пятьсот миллионов долларов; причем примерно половина спрятана в резервных фондах. Все это необходимо втолковать присяжным.

Я не осмеливаюсь даже предложить немыслимое – работать в самый разгар Рождества, – но Макс настроен решительно. Вдобавок жена его укатила в Нью-Йорк, к родителям. Делать ему без неё особенно нечего, и Макс всерьез собирается проштудировать оставшиеся картонки с документами.

Я исписываю его советами и размышлениями целиком три блокнота и вдобавок ещё полдюжины аудиокассет. Когда 25 декабря, уже в сгустившихся сумерках, Макс наконец считает, что мы сделали все, что могли, я падаю с ног от изнеможения. Макс помогает мне упаковать документы и отнести коробки к машине. Снег валит стеной.

Мы прощаемся с Максом перед входом в колледж. Я не знаю, как его благодарить. Макс желает мне успеха, берет с меня слово, что до начала судебного процесса я буду звонить хотя бы раз в неделю, а после начала – ежедневно. И намекает, что при определенном раскладе может приехать сам.

Прощаясь, я машу ему рукой сквозь снежную пелену.

* * *

За три дня я добираюсь до Спартанбурга, что в Южной Каролине. «Вольво» держит дорогу прекрасно, ей нипочем заиндевелые шоссе Среднего Запада. Однажды я звоню Деку прямо из машины. В конторе, по его словам, тихо. Никто меня не разыскивает.

Из последних трех с половиной лет я львиную долю потратил на подготовку к экзамену на звание адвоката, а остальное время учился жизни у Принца в «Йогах». Досуга я не знал. Большинству нормальных людей такое экономичное путешествие по Штатам наверняка покажется занудным, но для меня это – роскошные каникулы. Я отдыхаю душой и телом, впервые могу хоть ненадолго выкинуть из головы мысли о юриспруденции. Заодно избавляюсь от гнетущих воспоминаний; в частности, о Саре Плэнкмор. Расстаюсь со старыми обидами. Жизнь слишком коротка, чтобы таить злобу на людей, которые виноваты лишь в том, что грешны и смертны, как и все остальные. Где-то в Западной Вирджинии я прощаю тяжкие прегрешения Лойду Беку и Барри Экс Ланкастеру. Я даю себе зарок, что перестану переживать по поводу мисс Берди и её пренеприятной семейки. Пусть устраиваются без меня.

Мой автомобиль наматывает милю за милей, а я все мечтаю о Келли Райкер, её ослепительной улыбке, дразнящих загорелых ножках и нежном голосе.

Наконец мысли мои переключаются на работу, и я начинаю размышлять о надвигающемся судебном процессе. Пока в моем распоряжении лишь одно серьезное дело, которое будет рассматриваться в суде, поэтому и процесс меня беспокоит один-единственный. Я озвучиваю варианты вступительной речи перед жюри присяжных. Я вывожу на чистую воду проходимцев из «Прекрасного дара». Мое заключительное слово настолько трогательно, что я чуть не плачу.

Встречные автомобилисты смотрят на меня как на сумасшедшего, но мне плевать – меня здесь никто не знает.

Я побеседовал с четырьмя адвокатами, которые в свое время подавали иски против «Прекрасного дара жизни», либо заняты этим сейчас. От первых троих толку было мало. Четвертый же живет в Спартанбурге. Зовут его Купер Джексон, и в деле его немало странностей. Во всяком случае, по телефону (я звонил ему из дома, а не из конторы) распространяться он не стал. Однако сказал, что я могу заскочить к нему сам, чтобы ознакомиться с делом лично.

Контора Джексона расположена в деловом центре города; офис вполне современный, в фирме трудятся шесть адвокатов. Вчера днем, колеся по Северной Каролине, я позвонил Джексону по своему мобильному телефону, и он пригласил меня заехать. Сегодня он свободен, на Рождество жизнь в его конторе замирает.

Джексон – крепко сбитый, кряжистый, грудь колесом. У него черная борода, пронзительные карие и очень зажигательные глаза, в которых то и дело пляшут огоньки, придавая его облику необыкновенную живость. Ему сорок шесть лет, а состояние он сколотил на исках к недобросовестным производителям. Прежде чем приступить к дальнейшему рассказу, Джексон убеждается, что дверь его кабинета заперта.

Многое из того, чем он собирается со мной поделиться, рассказывать он не имеет права. Он заключил соглашение с «Прекрасным даром жизни» и подписал договор о конфиденциальности, согласно которому ни сам, ни его клиент не должен приоткрывать кому-либо любые условия соглашения. Джексон не любит связывать себя подобными договорами, однако такая практика довольно распространена. Иск к «Прекрасному дару» он подал год назад от имени некой дамы, которой понадобилась срочная операция по поводу синусита. «Прекрасный дар» отказался оплачивать её страховку на том основании, что, при оформлении полиса, женщина скрыла от компании, что пять лет назад подверглась операции по удалению кисты яичника. Поводом для отказа, как подчеркивалось в письме, была перенесенная операция. Страховая сумма составляла одиннадцать тысяч долларов. Началась переписка, отказы следовали один за другим. Наконец дама прибегла к услугам Купера Джексона. Он четырежды мотался в Кливленд на личном самолете и провел в общей сложности восемь допросов.

– Самая гнусная шайка тупых и скользких подонков, с которыми мне когда-либо приходилось иметь дело, – говорит Джексон, от души характеризуя кливлендскую команду. За Джексоном утвердилась слава судебного драчуна, и в схватке он не брезгует никакими приемами. И на сей раз он так добивался суда, что в «Прекрасном даре» вдруг запросили пощады и тихой сапой подступили к мирным переговорам.

– То, что я вам сейчас скажу – строго конфиденциально, – предупреждает он, явно получая удовольствие от того, что нарушает договор. Готов биться об заклад, что ему это не впервой. – Они выплатили нам одиннадцать тысяч страховки, а потом присовокупили ещё двести, чтобы от нас избавиться. – В глазах Джексона пляшут огоньки – он ждет моего ответа. Заключенное им соглашение и впрямь достойно зависти – ведь «Прекрасный дар» не только выплатил искомую страховую премию, но и возместил моральный ущерб в совершенно бешеных размерах. Немудрено, что они так настаивали на неразглашении этих сведений.

– Поразительно, – сдавленным голосом говорю я.

– Вот именно. Лично я идти на мировую не хотел, но моя клиентка остро нуждалась в деньгах. Уверен, что с помощью обвинительного вердикта можно было заставить их раскошелиться на куда более крупную сумму. – Джексон делится со мной ещё несколькими подобными историями, убеждая, что зарабатывает таким образом несусветные деньги, после чего ведет меня в тесную каморку без окон, уставленную стеллажами, на которых выстроены ряды совершенно одинаковых архивных коробок. Джексон указывает на три из них, затем тяжело опирается на полку. – Вот в чем смысл их махинаций, – говорит он, тыкая пальцем в одну из коробок, словно именно там заключена величайшая тайна. – Когда в компанию поступает заявление о выплате страховой премии, оно передается инспектору, чиновнику низшего ранга, который просто ведет переписку. Это категория наименее квалифицированных и самых низко оплачиваемых служащих. Они есть во всех страховых компаниях. Для них ведь главное – доход от собственных инвестиций, а вовсе не мышиная возня с заявлениями об оплате или оформлением страховых полисов. Инспектор рассматривает заявление и незамедлительно приступает к процессу бюрократической переписки. Для начала он или она отсылает страхователю письмо с отказом в выплате страховой премии. Уверен, что и вы располагаете подобным письмом. Затем инспектор запрашивает выписку из истории болезни страхователя за последние пять лет. Она внимательно изучается. Тогда уже страхователь получает второе письмо, в котором сообщается: «В выплате страховой премии отказано по причине необходимости дальнейшего изучения документов». И тут начинается самая потеха. Инспектор по заявлениям отсылает материалы дела инспектору по страховым полисам, а тот, в свою очередь, шлет инструкцию, которая звучит примерно так: «Не выплачивайте страховую премию без нашей санкции». И – начинается бумажная круговерть между двумя отделами, письма и меморандумы снуют туда-сюда, корреспонденция накапливается, начинаются неувязки и взаимные претензии, различные пункты в страховом полисе оспариваются, и в итоге «заявления» и «полисы» вступают в решительное сражение. Учтите, хотя все эти чиновники работают в одном здании и на одну компанию, они, как правило, не знакомы между собой. И не имеют даже приблизительного представления о том, чем занимается соседний отдел. Так устроено преднамеренно. Тем временем ваш клиент терпеливо ждет, получая отписки то из отдела по рассмотрению заявлений, то от инспектора по страховым полисам. Большинство людей не выдерживает и отказывается от своих притязаний. Именно на это и рассчитывает страховая компания. Лишь один из двадцати пяти клиентов в конечном итоге обращается к адвокату.

Во время джексоновского рассказа я вспоминаю кое-какие документы и фрагменты из допросов свидетелей, и постепенно из обрывков начинает складываться цельная картина.

– Чем вы можете это доказать? – спрашиваю я.

Джексон снова шлепает коробки.

– Все собрано здесь. Большей частью тут, правда, то, что интереса для вас не представляет, но зато есть и официальные руководства для служащих.

– У меня они тоже есть.

– Пожалуйста, смотрите – все материалы в вашем распоряжении. Тут все разложено по косточкам. У меня есть отличный помощник, даже два.

А вот у меня, Руди Бейлора, есть ассистент!

Джексон оставляет меня наедине с коробками, и я сразу выбираю руководства в темно-зеленых переплетах. Их два – одно для отдела по рассмотрению заявлений, второе – для отдела по страховым полисам. Поначалу ничего особенного я не замечаю – точно такие же экземпляры были мне предоставлены в Кливленде во время допроса служащих компании. Продуманный до мелочей рубрикатор разбит на разделы. В начале дана аннотация, в конце приведен словарь терминов – словом, вполне профессиональное руководство для белых воротничков.

И вдруг я едва не подпрыгиваю на месте. В самом конце руководства для отдела по первичному рассмотрению заявлений я замечаю раздел "Ю". В моем экземпляре такого раздела нет. Я внимательно вчитываюсь в него, и постепенно завеса над тайными махинациями компании приоткрывается. В руководстве для отдела по страховым полисам также имеется раздел "Ю". В нем описана вторая половина махинаций – все обстоит именно так, как говорил мне Купер Джексон. Если сложить оба руководства воедино, вырисовывается четкая картина механизма отказа в выплате страховки: под предлогом необходимости более детального изучения документов, сначала следует первичный отказ, после чего все бумаги поступают в выше стоящий отдел, из которого затем возвращаются с резолюцией не производить никаких выплат до особых распоряжений.

Особое распоряжение не поступает никогда. Ни один отдел не вправе оплатить страховку без санкции другого.

Разделы "Ю" в обоих руководствах самым тщательным образом регламентируют каждую ступень в прохождении документов, обучают служащих умению создавать не только бумажную волокиту, но и, на случай необходимости, – иллюзию необыкновенно глубокой и тщательной работы по экспертизе каждого заявления, предшествующей отказу.

Ни в одном из руководств, имеющихся в моем распоряжении, раздела "Ю" нет. Их беззастенчиво изъяли перед тем, как передать руководства мне. Они – мошенники из Кливленда и, возможно, их сообщники-адвокаты из Мемфиса – преднамеренно утаили от меня раздел "Ю" из обоих руководств. Открытие это, мягко говоря, ошеломляющее.

Впрочем, потрясение вскоре проходит, и я ловлю себя на том, что уже хохочу, представляя, как буду размахивать выпотрошенными руководствами перед присяжными.

Я ещё долго копаюсь в досье, но все мои мысли прикованы к злополучным руководствам.

* * *

Купер привык распивать водку прямо в своем кабинете, но только после шести вечера. Он приглашает меня составить ему компанию. Бутылку он держит в малюсеньком холодильнике, который установлен во встроенном шкафу, заменяющем адвокату бар. Купер пьет водку неразбавленной, безо льда и воды. Я следую его примеру. Каких-то пара глотков, и огненный напиток прожигает, кажется, все мое нутро.

Купер, осушив первый стаканчик, говорит:

– У вас, конечно же, имеются копии материалов официальных расследований деятельности «Прекрасного дара жизни»?

Я даже не понимаю, что он имеет в виду, но смысла врать и изворачиваться не вижу.

– Нет, я бы не сказал…

– Так проверьте. Я сообщил об их проделках генеральному прокурору Южной Каролины, с которым водил дружбу ещё в колледже, и он лично возглавил расследование. То же самое – в Джорджии. Комиссар страхового департамента Флориды также затеял официальное расследование. Похоже, за короткое время «Прекрасный дар жизни» успел отказать в выплате страховок по рекордному количеству заявлений.

Год назад, когда я ещё учился в колледже, Макс Левберг как-то раз упомянул про попытку подать жалобу на государственный Департамент страхования. Он, правда, был заранее убежден, что просто попусту тратит время, потому что страховая индустрия славилась особо дружескими отношениями с законодателями на любых уровнях.

Мне вдруг кажется, будто я что-то упустил. Впрочем, удивляться нечему – ведь это мое первое дело по обману доверия клиентов.

– Между прочим, поговаривают даже о подаче группового иска, – говорит Купер Джексон, темные как угольки глаза которого подозрительно сияют. Разумеется, он понимает, что я и слыхом не слыхивал ни о каком групповом иске.

– Кто и где? – спрашиваю я.

– Кое-какие адвокаты в Роли[8]. Они набрали несколько мелких исков к «Прекрасному дару жизни», но пока выжидают. Нужно создать прецедент – кто-то должен первым врезать этим прохвостам из Кливленда под дых. А пока адвокаты, по-моему, потихоньку договариваются о выплате компенсаций.

– А сколько всего клиентов у «Прекрасного дара жизни»? – я уже не раз задавал этот вопрос во время допроса, но ответа не знаю до сих пор.

– В год они страхуют около сотни тысяч человек. Если принять количество страховых случаев за десять процентов, то на круг выходит десять тысяч; это средний показатель для страхового бизнеса. Допустим навскидку, что отказывают они половине заявителей. Остается пять тысяч. Средняя страховая сумма – десять тысяч долларов. Перемножим на пять тысяч, и получим пятьдесят миллионов баксов. Предположим, что десять миллионов они тратят на возмещение ущерба по тем немногим искам, которые все-таки подают обманутые клиенты. Таким образом, данная жульническая схема приносит этим мошенникам сорок миллионов долларов чистой прибыли в год. Вполне вероятно, что следующий год они пропускают и ведут дела честно, а далее вновь возвращаются к испытанным махинациям. Или стряпают новую схему. Они зашибают такие деньжищи, что могут ни в чем себе не отказывать. Им на всех начихать.

Я долго поедаю его взглядом, потом спрашиваю:

– И вы можете это доказать?

– Нет. Я только строю догадки. Доказать можно, только поймав их за руку, а это немыслимо. Да, в «Прекрасном даре» делают массу глупостей, но даже они не настолько тупы, чтобы оставить где-то письменные доказательства своей вины.

Меня так и подмывает рассказать ему про письмо с «дурой», но в последний миг я сдерживаю порыв. Джексон – член коллегии адвокатов и стреляный воробей. Он и без моих подсказок припрет к стенке любого противника.

– Вы входите в какое-нибудь процессуальное адвокатское объединение? – интересуется Джексон.

– Нет. Я только что лицензию получил.

– А я вхожу. Мы создали разветвленный адвокатский синдикат по подаче исков против страховых компаний, которые обманывают доверие клиентов. Мы поддерживаем постоянную связь. Обмениваемся свежими новостями. Сплетничаем про «Прекрасный дар жизни». Вообще в последнее время про них много скверных слухов ходит. На мой взгляд, с отказами они немного перестарались. Перебрали, так сказать. Все теперь только и ждут первого судебного процесса, на котором выплывут их темные делишки. А потом, после вынесения обвинительного вердикта, начнется цепная реакция.

– Насчет вердикта я не уверен, но то, что процесс состоится, могу вам гарантировать.

Джексон говорит, что свяжется со своими приятелями, расскажет про меня, а заодно выяснит, что есть новенького по этому делу. Не исключено также, что в феврале он прилетит в Мемфис, чтобы лично присутствовать на суде. Нужен первый крупный вердикт, повторяет он, и тогда плотина будет прорвана.

* * *

Половину следующего дня я копаюсь в документах, которые предоставил мне Джексон, после чего тепло его благодарю и прощаюсь. Джексон просит меня поддерживать с ним связь. Он убежден, что за предстоящим процессом будет следить едва ли не вся адвокатская братия.

Почему меня это пугает?

Путь до Мемфиса я преодолеваю за двенадцать часов. Когда разгружаю «вольво» в темном дворе дома мисс Берди, начинается снегопад. Завтра – Новый год.

Глава 40

Предварительное совещание сторон проходит в середине января под председательством судьи Киплера в здании суда. По его настоянию, мы все располагаемся за столом защиты, а стоящий возле двери судебный пристав охраняет наш покой. Сам судья восседает во главе стола; он без мантии, а по бокам его размещаются секретарь и стенографистка. Я сижу справа от судьи, спиной к залу, а лицом к команде Драммонда. Самого Драммонда я не видел с 12 декабря, со времени допроса доктора Корда, и, признаться, мне приходится делать над собой изрядное усилие, чтобы ему улыбаться. Всякий раз, поднимая трубку телефона в конторе, я вижу перед глазами этого изысканно одетого, ухоженного, щеголеватого и безмерно уважаемого проходимца, который нагло подслушивает все мои разговоры.

Обе стороны представили суду списки свидетелей, и сегодня мы утрясаем последние мелочи. Дорабатываем сценарий, по которому пройдет процесс.

Киплер не слишком удивился, когда я показал ему оба руководства, которые любезно предоставил мне Купер Джексон. Он самым тщательным образом сравнил их с копиями руководств, переданных мне Драммондом. По мнению его чести, я вовсе не обязан ставить Драммонда в известность о том, что его клиенты утаили от меня документы. Я вправе дождаться судебного процесса, чтобы уличить «Прекрасный дар жизни» в очередном мошенничестве перед глазами присяжных.

Это произведет эффект разорвавшейся бомбы. Жуликов застигнут на месте преступления, и бежать им будет некуда.

Мы переходим к свидетелям. Я внес в список фамилии буквально всех, имеющих хоть отдаленное отношение к делу.

– Джеки Леманчик больше не служит у моего клиента, – говорит Драммонд.

– Вам известно, где она? – спрашивает меня Киплер.

– Нет. – И это чистая правда. Я обзвонил весь Кливленд с окрестностями, но не нашел и следа Джеки Леманчик. Привлек к розыскам Мясника, но и он потерпел неудачу.

– А вам? – спрашивает его честь Драммонд.

– Нет.

– Значит её может и не быть.

– Да.

Драммонду и Т. Пирсу Морхаусу это кажется забавным. Они обмениваются ухмылками. Ничего, посмотрим, кто будет смеяться последним, если нам все-таки удастся найти её. Впрочем, надежд на это мало.

– А как насчет Бобби Отта? – спрашивает Киплер.

– Тоже мало шансов, – признаюсь я. Обеим сторонам разрешено вносить в список любых свидетелей, которые могут быть привлечены для дачи показаний. Кандидатура Отта выглядит весьма сомнительной, однако, если он вдруг объявится, я хочу иметь право вызвать его в качестве свидетеля. По моей просьбе, Мясник пытается разыскать также и его.

Мы приступаем к обсуждению кандидатур экспертов. Я знаю только двоих – доктора Уолтера Корда и Рэндалла Гаскина, администратора онкологической клиники. Драммонд внес лишь одно имя – доктора Милтона Джиффи из Сиракьюса. Я предпочел не брать у него свидетельские показания – по двум причинам. Во-первых, летать в Нью-Йорк довольно накладно, а во-вторых (и это – главная причина), мне известно, что он скажет. Джиффи считает, что операции по трансплантации костного мозга пока не вышли из стадии эксперимента и потому не могут считаться надежным и адекватным метода лечения. Уолтера Корда его высказывания приводят в бешенство, и он сам вызвался помочь мне приготовить вопросы для перекрестного допроса.

Киплер, впрочем, сомневается, что Джиффи привлекут в качестве свидетеля.

Примерно час мы просматриваем документы. Драммонд божится, что его клиент образумился и больше ничего не утаивает. Кто угодно другой счел бы его клятвы искренними, но я убежден, что Драммонд кривит душой. Киплер тоже ему не верит.

– А как насчет запроса истца по поводу суммарного количества полисов, выданных за последних два года, а также количества заявлений о выплате страховой премии за тот же период, и наконец – количества отказов?

Драммонд шумно вздыхает и делает вид, что смущен.

– Мы делаем все, что в наших силах, ваша честь, клянусь вам. Дело в том, что эти сведения разбросаны по многим филиалам в разных штатах. У моего клиента филиалы в тридцати одном штате, семнадцать районных и пять окружных представительств, в связи с чем крайне сложно…

– Неужели у вашего клиента нет компьютеров?

На лице Драммонда отражается полное изнеможение.

– Есть, конечно. Но это не тот случай, когда можно нажать несколько клавиш и получить готовую распечатку.

– Процесс открывается через три недели, мистер Драммонд. Я требую, чтобы эти сведения были представлены.

– Мы прикладываем все усилия, ваша честь. И дня не проходит, чтобы я не напомнил об этом своему клиенту.

– Так поторопите его! – настаивает Киплер, грозя великому Лео Ф. Драммондом пальцем. Морхаус, Хилл и Планк с Гроуном, как по команде, вжимают головы в плечи и съеживаются, не переставая при этом ожесточенно строчить в блокнотах.

Мы переходим к более щепетильным вопросам. Договариваемся, что процесс займет около двух недель, хотя Киплер по секрету предупредил меня, что рассчитывает уложиться в пять дней. Совещание заканчивается через два часа после начала.

– Теперь скажите мне, господа, не желаете ли вы договориться миром?

Разумеется, я уведомил судью о том, что в последний раз нам предложили сто семьдесят пять тысяч. Известно ему и что Дот даже слышать не хочет о договоренности. Деньги ей не нужны. Она жаждет крови.

– Каково ваше максимальное предложение, мистер Драммонд?

Все пятеро моих противников обмениваются довольными взглядами, словно ожидают драматической развязки.

– Ваша честь, не далее как сегодня утром от моего клиента поступило предложение повысить сумму отступных до двухсот тысяч долларов, – Драммонд пытается придать себе торжественности, но ему это плохо удается.

– Что скажете, мистер Бейлор?

– Мне очень жаль. Моя клиентка категорически против любых договоренностей.

– Она не согласна ни на какую сумму?

– Совершенно верно. Она хочет сама обратиться к присяжным, чтобы весь мир узнал о том, какая участь постигла её сына.

На лицах всей пятерки отражаются шок и недоумение. Они сокрушенно качают головами и цокают языками. Даже судья делает вид, что озадачен.

После похорон мы с Дот почти не общались. Беседовали всего несколько раз, да и то урывками. Она убита горем и, что вполне объяснимо, готова растерзать любого, кто подвернется под горячую руку. В смерти Донни Рэя она обвиняет всех подряд – «Прекрасный дар жизни», систему, врачей, адвокатов, а порой даже меня. Все это я прекрасно понимаю и ничуть её не виню. Деньги страховой компании ей не нужны, и она даже слышать о них не хочет. Ей хочется одного: чтобы справедливость восторжествовала. В последний раз, когда я заскочил к ним, она сказала, стоя на крыльце: «Я хочу пустить по миру этих мерзавцев!»

– Возмутительно! – с негодующим видом произносит Драммонд.

– Суд состоится, Лео, – высказываюсь я. – Готовьтесь.

Киплер указывает на папку, и секретарь тут же подает её. Он вытаскивает из папки списки каких-то имен и раздает нам с Драммондом.

– Это имена и адреса возможных присяжных. Всего их девяносто два, хотя кто-то наверняка переехал или отсутствует по иным причинам.

Я хватаю список и торопливо пробегаю его глазами. Зачем? Людей в нашем округе не менее миллиона. Не рассчитываю же я наткнуться хоть на одну знакомую фамилию? Так и есть – одни незнакомцы.

– Состав жюри мы определим за неделю до суда, так что прошу вас быть готовыми к 1 февраля. Можете ознакомиться с их биографиями, но любые попытки войти в контакт с кем-либо из этих лиц строжайше запрещаются.

– А где их анкеты? – интересуется Драммонд. Каждый потенциальный присяжный заполняет анкету, в которой приведены лишь самые основные данные: возраст, расовая принадлежность, пол, место работы, специальность и образование. Часто это единственные сведения, на которые опирается адвокат, приступая к выбору членов жюри присяжных.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37