Последняя планета

Мариетта шепнула ему на ухо:

— Теперь ты понимаешь, почему я так долго не решалась присоединиться к ним; Хронос — ужасный мужчина. Он намного опаснее соблазнителя.

По крайней мере, женщина не поддалась общему безумию.

— Это что, самые лучшие? Других революционных групп нет?

— Другие еще хуже. У этих хоть есть стратегический план. Все остальные — мистики, мечтатели и сумасшедшие анархисты.

Симус ничего не имел против мистиков, мечтателей и анархистов. Большинство таранцев были и теми, и другими, и третьими. Однако, такого, как Хронос, никогда не потерпели бы на «Ионе». «Эмоционально неустойчив» — именно такую характеристику выдал бы Потрадж, добавив пару непристойностей. — «Шесть против десяти за провал». Да, это похоже на правду.

После речи и пения гимна Свободе, Хронос собрался уходить, одарив двух новых членов группы — Мариетту и О’Нейла — вежливым безразличием. Ян, Хорер, Маржи и О’Нейл, которого все сочли неформальным лидером, задержались. О’Нейл стал настойчиво интересоваться тем, что планировалось предпринять после захвата власти. Казалось, что молодежь совершенно не задумывалась над этим.

Конечно, они были бы лицемерами, стремящимися захватить власть и именем народа провозгласить себя новым Комитетом. Но хаос, который воцарится с их приходом, будет хуже любой тирании. Силы, разрывающие Зилонг на части, сделали свое разрушительное дело в умах молодых. Вопрос в том, кому эти части придется собирать.

Когда все разошлись, Маржи, встав на цыпочки, поцеловала его в затылок.

— Пошли со мной, Джимми, — И она провела его в маленькую комнатку, отделенную узким коридором от комнаты для собраний. Она была обставлена мягкими зилонгскими кушетками.

Он был слишком разбит и подавлен, чтобы обрадоваться этим приготовлениям.

— Джимми, дорогой, тебе не нравится? — с сожалением спрашивала она.

— А ты, женщина, хотела, чтобы я прыгал и скакал от восторга? Шайка искусителей и потаскух под предводительством психопата хотят освободить общество. Вот уж, поистине, Свобода! Ты и я будем мишенями. Уверен, что все они нуждаются в успокоительных пилюлях.

— Что значит «потаскухи»?

— Искуситель женского пола, — огрызнулся он.

— Какое счастье. Я каждый день узнаю что-то новое о твоем языке, — она нежно перебирала его волосы. — Симус, а у меня есть новости. Первая: армия туземцев не распалась после смерти Ната. Теперь у них новый вожак — человек по имени Попила, наш бывший Генерал, которого изгнали в прошлом году.

— Ты хочешь сказать, что теперь ими управляет профессиональный военный? И он — полная противоположность этому старику, который сейчас в кресле?

Конечно, она идиотка, но мне так нравятся ее прикосновения.

Он дружески поцеловал ее в лоб, его мысли были заняты революцией.

— Он грубый, тощий и очень высокого мнения о своих способностях. Именно поэтому правительство и избавилось от него. Про него говорили, что он заражен бонапартизмом, — она стянула с Симуса робу, ее пальцы скользнули вдоль его спины.

— Что он за человек? — Он помог ей разоблачиться. Не собирается же он один торчать нагишом!

— Жестокий, Джимми, очень жестокий. Я думаю, что он душевнобольной. Хуже Ната. Я училась у него в школе кадетов. Он… он очень плохой человек.

— А следующая плохая новость какая? Давай покончим с этим, женщина, — он начал покрывать ее поцелуями; губы сами отправились в знакомое путешествие к прекрасной упоительной молодой груди.

Все-таки, ты счастливчик.

— Если ты будешь так продолжать, я не смогу тебе ничего рассказать… Нет, нет, останавливаться не надо, Джимми, просто чуть-чуть помедленнее. Ох… чудесно. Так, слушай, вторая новость касается тебя. Они решили, что ты ничего не станешь предпринимать первым. Теперь они думают свести с тобой счеты после Фестиваля.

Он сжал ее талию. По-моему, надо перебираться на кровать. Нет, последний вопрос…

— Кто планируется на смену Хроносу?.. Кто-нибудь из вас ведь задумывался о том, что будет потом?

В тусклом свете переносного фонаря ее глаза выражали страстное желание, упругие соски вздрагивали около его груди. Она колебалась перед тем как ответить.

— Это не так важно, — и отвела глаза.

Так вот как далеко зашла эта история. Он бесцеремонно толкнул ее на импровизированное ложе, схватил одежду и начал одеваться.

— Ты сука, Маржи, — взорвался он, — Я не хочу заниматься любовью с тобой ни за какие сокровища этой проклятой планеты.

Правду сказать, весь его страстный порыв как ветром унесло. Сейчас им овладела холодная ярость.?

Она села на разбросанную по полу одежду, испуганная и униженная.

— Что я сделала, Симус? — чуть слышно спросила она. — Пожалуйста, прости меня. Не знаю, чем я обидела тебя, но, поверь, я этого не хотела.

— Не успели мы вернуться в Город, как ты навязала мне участие в этом глупом заговоре. Теперь, оказывается, я должен его возглавить. Нет, моя дорогая, вы забыли посоветоваться со мной! Этот номер у вас не…

— Мой дорогой супруг, я очень сожалею, — прервала его она. — Я не думала… Я не могла предположить… но… ох, я очень виновата. Прости мою глупость. Я тупица. Я никогда не научусь, наверное… Не уходи… Я должна была сказать тебе раньше. Не знаю, с чего начать, — рыдала Она, — Все думали, все были уверены, что ты станешь во главе. Ведь ты вел себя как лидер… Мы и подумать не могли, что ты будешь просто участником…

Она грациозно поднялась.

Проклятая баба, не старайся меня очаровать.

Мариетта по-матерински дотронулась до его руки.

— Не злись на меня так долго, ведь у нас так мало времени, чтобы быть вместе.

Его сердце захлестнула волна раскаяния. Он примирительно и нежно похлопал ее по спине и прижал к себе.

— Да, любимая, конечно, ты как всегда права. Теперь я буду прежним, даже лучше. Но я не король и не рыцарь, ты слышишь меня? Я просто хороший вояка, ты понимаешь меня? — он сжал кулаки.

Теперь я не смогу выставить ее.

— Да, дорогой, — покорно кивнула она.

— Тогда порядок, — И все-таки, он ей не поверил.

Когда они уже засыпали, она шепнула:

— Ты рассердился, потому что я шутила над тобой на сегодняшней вечеринке?

Он увесисто шлепнул ее по ягодицам, но так, чтобы не причинить вреда.

— Это было очень неуважительно.

— А вот и неправда. Ты наслаждался каждой минутой. Ведь таранцам все равно, что о них говорят, главное, чтобы ты был центром внимания.

— Я тебя выпорю, если ты не прекратишь, — он робко поцеловал ее, ожидая нового прилива сил.

— Но ведь это правда, — вздохнула она, — Ты же не станешь этого отрицать?

— Что ты воображаешь себе? Стоящая жена выставляет мужа на посмешище, чтобы все узнали, как она любит его.

— Напрасно ты стараешься, — она прижалась к его груди. — Я ничего не боюсь.

А потом он спел ей несколько стансов из непристойной баллады о ее падении и потери невинности. Причем рефреном к каждому куплету была строчка: «Тут Симус снова повалил негодницу на пол».

Она начала гнусно хихикать после первого же куплета, а потом закатывалась от хохота все сильнее.

— Да, это было бы ужасно, — пыталась вставить она между приступами смеха. — Они все просто остолбенели бы. Вот я бы порадовалась… но все-таки хорошо, что ты ее не спел. Бедный Директор Исследовательского Центра, она бы этого не пережила.

Образ шокированной Сэмми показался ей особенно уморительным, и О’Нейл вынужден был продолжить свою балладу дальше.

— О, сумасшедший, — корчилась она от смеха, — когда же это кончится, когда же женщина дождется любви?

— Настоящая таранская баллада бесконечна, но женщина получит свое. Сейчас я тебе покажу.

И он исполнил обещанное.

Уже позже, когда они выскользнули из своего тайного убежища для любовных свиданий в неприветливое мрачное зилонгское подземелье, О’Нейл вдруг понял, что если она захочет, он сделает для нее все. Именно после этой, истощившей их обоих ночи, полной страсти и нежности, безумных желаний и веселья, он вдруг понял, что не может жить без нее.

Полюбуйтесь, Ваше Преосвященство, во что вы меня втянули.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ФЕСТИВАЛЬ

19

Он нащупал свой нож. Кто-то приближается со стороны Реки. Симус приготовился к нападению. Он достаточно хорошо знал, что творится на планете в это время, и был готов ко всему. Он отошел от входа в палатку и стоял неподвижно.

Это оказалась Сэмми. Она откинула край палатки, ее тело блестело и лоснилось от воды.

— Джимми, — позвала она, задыхаясь, — мы подумали, что тебе очень одиноко, и решили навестить, — ее глаза были широко распахнуты и глядели с тревогой.

С нею были Энергетический Наблюдатель Ниора и Штатный Художник Рина, его старые знакомые. Все три с трудом дышали и были только в нижнем белье. Потом было много веселья, встряхиваний мокрыми волосами, отжимания мокрого белья и стирания капель воды с соблазнительных женских тел. Прямо как на «Ионе» в. женской спортивной раздевалке, когда он в своих фантазиях заглядывал в это святилище. Правда, в это время на Зилонге стыдливость не была в ходу.

Они его успокоили. Не стоило волноваться, их никто не потревожит. Женщины прихватили с собой пирожные. Они просто хотели повеселиться, выпить ликера и попеть песни. Праздник сбора урожая продолжался уже третий день. Веселые беззаботные горожане шатались по площадям, танцевали, пили ликер, пели песни. Сэмми и Эрни увезли Симуса из Города и поселили в палатке на острове, снабдив запасом воды, ликера и книгами. Из Комитета поступило указание о том, что он не может присутствовать на священном ритуале.

Он очень тревожился за Мариетту, хотя и были приняты меры для ее защиты, и защиты ее молодых друзей от злых ветров Фестиваля. Их снабдили пилюлями, чтобы они могли контролировать свои эмоции и применение оружия в целях самообороны.

Все, что творилось вокруг, было безрассудным бесстыдством, которое трудно было даже вообразить, но Симус не мог ни о чем другом думать.

В первый день праздника зилонгцы собирались в небольшие группы в своих излюбленных местах и покидали границы Города, весело распевая песни. Многие отправлялись прямо к Реке, откуда О’Нейл мог наблюдать за ними со своего острова. Любое действие превращалось в ритуал и сопровождалось песнопениями — жатва, вязание снопов, погрузка их на повозки, отдых и даже купание в Реке перед ужином.

Все движения, пение и ритуалы завораживали и гипнотизировали; рабочие во время работы были в глубоком трансе. Очевидно, вечернее купание отрезвляло их от дурмана, и они немного высыпались перед следующим днем.

Звук горна, прозвучавший на третий день праздника сбора урожая, был для О’Нейла сигналом. Ему следовало на планетолете добраться до «Дева», взять пилюли и доставить молодым заговорщикам до захода солнца. Потом должен был начаться их безумный бунт.

Ему было о чем подумать. Он страшно тосковал по Мариетте, беспокоился за этих сдвинутых революционеров.

И он не очень нуждался в обществе сверхвозбужденных дам.

Но, чтобы не говорили, что таранцы негостеприимны и дичатся, их нужно развлекать.

Обстановка располагала к нежным, печальным и эротическим песням. И он стал обучать своих очаровательных приятельниц нео-кельтским любовным песням.

Потом он попросил их поучить его зилонгским песням. Сначала они смущенно хихикали, но ликер сделал свое дело, и они стали смелее. Их песни были гораздо более откровенными. Трудно было поверить, что это те самые дамы, которые были бы шокированы его балладой про Мариетту.

Какой бы смысл ни вкладывала система в карнавальные оргии, сменяющие долгие месяцы репрессий — это была необходимость — переход от существования без интимной близости к разнузданности инстинктов во время Фестиваля.

Определенная логика у системы была, если согласиться с базовой предпосылкой о том, что секс — неотъемлемая часть человеческого существования. Таким образом, концентрация этих естественных человеческих проявлений в течение двух коротких периодов в году, вполне достаточна для воспроизводства населения и для сексуальной разрядки; и духовное, и физическое подавление этих инстинктов во все другие периоды — обосновано. Логика есть, но все остальное — нелепое сумасшествие, совершенно незнакомое галактике и всей истории христианства.

Температура в палатке повышалась; его гостьи толпились около него, их лица и тела были совсем близко. Сэмми положила руку ему на грудь. Ее подружки запели что-то очень забавное. Она прикрыла ладонью его губы и мягко засмеялась. Две другие завистливо наблюдали. Сэмми нежно дотрагивалась кончиками пальцев до его лица. Ее глаза стали круглыми, огромными, тело расслабилось, стало доступным, манило.

Он снова почувствовал, как завораживает его материнская ласка. Все началось снова. Он снова страстно желал эту женщину. И ее влекло к нему. Он сейчас чувствовал это так ясно. Ее подруги следили за представлением, затаив дыхание. Потом женщины побежали купаться, чтобы подготовиться к завтрашнему дню.

Они приходили к нему еще дважды. Каждый раз О’Нейл развлекал их балладами. Сэмми выглядела немного обиженной, но по-прежнему дружелюбной.

Он вздохнул с облегчением, когда на третий день праздника женщины не пришли.

Благодарю тебя, Создатель, за эту передышку.

Его благодарность была преждевременной. Он уже почти заснул, когда его разбудил взволнованный голос. Сэмми, совершенно нагая, стояла над ним. Она была сильно возбуждена. На смену кокетству пришла явная страсть и вожделение: люби меня, пока мы еще живы.

Она украсила палатку цветами. И на ее талии был венок из цветов, и изголовье его кровати было усыпано прекрасными цветами.

— Я твоя, Джимми, ты можешь делать со мной все, что захочешь. Ты всегда хотел меня, и я тоже. С самого первого дня. Давай обменяемся подарками, пока у нас есть время.

Симус нервно сглотнул. Перед ним была не краснеющая девственница, отдающая себя в жертву. Перед ним была соблазнительная роскошная искушенная женщина в расцвете своего совершенства. У него никогда не было романа с такой женщиной, только в самых безумных фантазиях.

Бог мой, кто же устоит?

Стоп, стоп! Есть по крайней мере две уважительные причины — Эрни и Мариетта.

Дай Бог, чтобы ни тот, ни другая никогда не узнали об этом.

— Ты раздумываешь? — она была готова разрыдаться. — В этом нет ничего порочного. Через каких-нибудь два дня я все равно стану объектом для развлечения. Любые грязные лапы будут бессовестно обладать мной. Почему же мне не отдать себя человеку, который любит меня? Мой прекрасный супруг не осудит меня за это. Ему будет легче, если меня возьмет человек, который уважает меня.

— Но ведь он не думает, что я сделаю это прямо здесь? — он застонал и сжал кулаки.

— Он сказал, что не станет осуждать меня. Особенно сейчас… мы скоро умрем, все мы, ты же знаешь это; больше уже ничего не будет, Джимми!

— О, я в этом совсем не уверен, но даже если… — он отвернулся от ее взгляда, не выдержав сквозившего в нем отчаяния.

— Ведь Мариетта больше не девушка. Мы все это поняли. Ее тоже будут брать все подряд. Это наш путь. Она не будет тебя осуждать.

Может быть она и не будет осуждать. Но я не допущу этого ужаса, я не отдам ее никому.

— Я сам тебя не прошу, — он решительно встал, отошел к другой стене и оделся. — Я знаю, что ваша культура допускает это. Но, может быть, не всегда. Мне трудно разобраться. Но, Сэмми, я знаю, что моя не допускает…

Проклятье, почему все, что я говорю, звучит так самоуверенно?

— И еще. Дело в том, что если мы с тобой поступим так, то после Фестиваля, если мы уцелеем, мы не сможем больше оставаться друзьями. Ты знаешь это, и я знаю. Я хочу остаться твоим другом на долгие годы, а не любовником на несколько мгновений.

— Ты просто не любишь меня, Джимми, — слезы катились по ее щекам, — ты никогда не любил меня, вот и все.

— Я очень люблю тебя, Сэмми.

— Со мной это началось с того дня, когда ты поцеловал меня в Институте Тела. Я кинулась домой к мужу сказать ему, что теперь готова нарушить правила. Он был так счастлив, — она закрылась руками, смутившись своей наготы. Он бережно укрыл ее одеялом. — И ты научил меня любить мужа, но отказываешься любить меня…

— Я говорю «нет», потому что люблю тебя.

И потому что я полный кретин и чертов моралист. Мне больше уже никогда не выпадет такой удивительный случай.

Она сжалась клубочком в его крепких руках, истерзанная страданиями — бедный ребенок. Он тихо мурлыкал колыбельную, чтобы она немного забылась.

Он пел о том, что она, как нежный цветок ежевики, ароматное малиновое соцветие.

Он пел ей о том, что она — его любимая, дорогая, как свежий яблоневый цвет. Он пел о том, что она для него, как весна в холодный дождливый день.

Теперь пора было ее будить и отправлять назад в Город, до полицейского патруля.

20

-Симус Финбар О’Нейл, ты самый поразительный идиот во всей истории человечества!

Это она. Сама Настоятельница. О Создатель, ну почему меня всегда будят женщины? Где я? Как здесь холодно и сыро, очень неуютно.

Он перевернулся на другой бок, чтобы заснуть.

— В добавление к сказанному, — голос был безжалостный, — ты болтун, губошлеп, краса космоса, трус, урод, недостойный «Ионы».

— Это Вы? — Симус слегка приоткрыл один глаз и сел на кровать. И тут же его прикрыл. — Это ваш фантом. Сгинь, пропади, женщина, все это можно было передать в записи, — потом он огляделся по сторонам в поисках источника звука.

— Ты будешь молчать, пока я не закончу, — приказала она. — Ты провалил все, что тебе было поручено. Когда монастырская дисциплинарная комиссия будет рассматривать твое поведение, я не дам и картофельной шелухи за тебя.

Кажется, я попал в переплет. И все же, это лучше, чем иметь дело с самой Настоятельницей, когда она так гневается. Потом она стала более рассудительной.

— Послушайте, что я сделал не так? — обратился он к чему-то, что едва проступало в воздухе на другом конце комнаты.

— Что ты сделал не так? — ее голос перешел в истошный визг. — Ты что, совсем дурак, действительно не понимаешь? Тебе бы следовало спросить, что ты сделал так, как надо. И на этот вопрос мне легко будет ответить: Симус О’Нейл, ты все сделал неправильно, абсолютно все.

В свечении в углу проступило подобие астрального тела, мерцающего в мрачной темноте. Сильный эмоциональный выброс энергии интерферировал с астральной проекцией. Ее Преосвященству следовало бы владеть собой, иначе она снова рискует оказаться на «Ионе».

Это было бы замечательно.

Симус снова прикрыл глаза и вздохнул:

— Послушайте, не могу я быть таким плохим.

Она стала перечислять:

— Ты позволил втянуть себя в их политическую борьбу, ты участвовал в их внутренних войнах, ты убил Четвертого Секретаря, который, несмотря на все его недостатки, был единственным человеком в правительстве, способным управлять. Ты помог избавиться от лживого Ната и заменить его Попилой, а ведь он — выдающийся военачальник, и его армия готова выступить через три дня. Ты поддерживаешь трескучее революционное движение, организованное горсткой детей; ты совершил кражу в одном из фортов; ты соблазнил их женщин, многие из них не старше школьниц. Ты хочешь услышать еще? Зилонг в беде. Сейчас в гораздо более страшной беде, чем до тебя. Благодаря тебе.

Симус храбрился и пытался найти себе оправдания.

— Они позвали меня. И я верю, что мои поступки будут расценены справедливо.

Ее губы стали угрожающе тонкими, глаза засветились ледяным холодом. ’

— Симус, ты не просто неисправимый бабник, ты маньяк, а это намного хуже. Ты начал флиртовать с этой молоденькой бедняжкой, как только она попалась тебе на глаза. Чего ты ожидал? К чему могло привести появление рыжебородого и богоподобного идиота? Ты настолько неизлечимый соблазнитель, что даже не понимаешь, что делаешь, — она закончила свое расследование перед присяжными, сложив руки, словно от ужаса перед содеянными преступлениями.

— И все-таки я не могу понять, что происходит. — Почему я расхныкался, как ребенок?

— Эта женщина не должна была переступать порога твоей палатки. Ведь ты же знаешь, с каким риском для нее это связано. Но ты не только впускаешь их, ты заманиваешь их песнями и выпивкой.

— Просто мне было очень плохо, я был так одинок. Но уж, во всяком случае, у меня с ней ничего не было.

— Нет. Сначала ты просто не давал ей прохода, а потом разбил ее сердце.

— Знаешь, лучше нравственное поведение, чем позднее раскаяние, — он рассердился. Надо использовать ее же собственные слова для защиты.

— Скажи это комиссии, которая будет рассматривать дело о развращении несовершеннолетней. Или этой бедной женщине, которая томится на дне отвратительной тюрьмы и бьется в истерике от отвращения к самой себе. Бедное существо! Это не ее вина, кретин, это твоя вина. Они собираются ее казнить послезавтра. Почему твое чувство не подсказывает, что ей необходима срочная помощь? У них существуют свои отвратительные понятия о том, как убивать нарушителей супружеской верности. Она будет жестоко растерзана за преступление, в котором не виновата. Ведь ты же должен был знать, что они наблюдают за твоей палаткой. Ты можешь еще успеть сказать ей, перед тем, как ее разорвут на куски, что тебе было плохо и одиноко.

О’Нейл дико озирался вокруг. Он понял, что оказался в небольшой металлической клетке. Он метнулся и завопил:

— Дейдра, ты должна выпустить меня!

— Потрудись узнать, что Мариетта и твои молодые бунтовщики тоже в тюрьме. Полиция поставила на тебе психологический опыт.

— Маржи?

— Конечно, и на ней тоже. Думаю, что насчет нее у них особые планы.

— Дейдра, я хочу умереть, — стонал он.

— Этот номер тебе не удастся, — она торжествовала, прожигая воздух указующим перстом. — Мудрый человек из Комитета собирается вышвырнуть тебя с планеты завтра утром, до начала Фестиваля. Они не желают твоего присутствия. Поэтому, хотим мы этого, или нет, но забрать тебя придется.

— Милостивый Бог, Дейдра! Неужели ничего нельзя сделать?

— Ты недостоин искупления, Симус О’Нейл. Ты разрушил, погубил человеческие жизни. Ты вмешался в умирающее общество и усложнил ситуацию. Теперь тебе только и остается, что спрашивать, можно ли что-нибудь сделать, — И снова поза обвинителя.

— Что мы можем сделать? — умолял он. Раз она так старается довести меня до отчаяния, значит, шанс все-таки есть.

— Что делать? Да что же еще, как не попытаться освободить этих людей и осуществить твой сумасшедший замысел и завоевать планету. Если это сработает, тогда они смогут пригласить нас высадиться. Если нет, тогда у нас исполнят великолепную траурную мессу по тебе, кретин!

Может быть, все не так отчаянно плохо.

— Что ты думаешь о ней?

— Что? А-а, ты имеешь в виду твою… э… стоящую женщину. Ну, я думаю, она совершенно прелестная крошка. Честно говоря, она слишком хороша для такого типа, как ты. Пожалуй, мы ее заберем с собой, а тебя оставим здесь.

— Ведь ты же знаешь, она сама соблазнила меня, — посмотрим, как это сработает. — Уверен, что ты сама допустила это.

— Все мужчины говорят одно и то же, — Славно, славно, ты признаешь, что женщина достойна внимания. Благодарю тебя.

Он рискнул:

— Ты должна оценить мой вкус.

— Да, но вот ее выбор — едва ли.

— Мы законно поженились. Ведь ты сама говорила, что если…

— Правила Святого Писания, — она отвергла его доводы элегантным взмахом руки, выразившим отвращение, — и порочный человек Симус О’Нейл несовместимы по священным канонам.

Когда Капитан-Настоятельница успокоилась, ее образ проступил более отчетливо. У Симуса возникло ощущение, что она более реальна.

— Потрадж пересмотрел свои оценки. Теперь он настаивает на одном шансе из десяти тысяч, что зилонгское общество во время Фестиваля сохранит прежнюю структуру. Он совершенно уверен, что оно не переживет и первого дня. Тебе и раньше говорили — мы еще не совсем ясно представляем себе механизм биологических, физических и социальных сил, который движет этим бешенством. Если интенсивность будет достаточно высока, этих сил будет довольно, чтобы уже в первые дни разнести общество на части. Капюшонников становится все больше и больше. Дух психопатии, который движет ими, все шире распространяется в обществе…

Даже в бестелесном варианте я чувствую себя здесь неуютно; это отвратительное гиблое место. Население вырвется на улицы завтра утром, когда начнется ветер. Через день армия, занявшая горы, переправится через Реку и уничтожит все на левом берегу. Потрадж советует захватить Город до их выступления, — она пожала плечами. — Если ты установишь хотя бы временный контроль, то приобретешь союзников.

— У вас есть идеи, предложения?

— Нет, Симус. Я бы пошла напрямик и приняла бы ту или иную сторону, но мы не имеем права вторгаться непосредственно в развал их цивилизации. Мы не можем взять на себя смелость стать для этих людей Господом Богом.

Если у нас будет возможность помочь им потом, конечно, мы это сделаем. Я попытаюсь забрать тебя и твою Мариетту с этой планеты. Но я не могу заставить пилигримов на корабле думать так же.

— Тебе понравилась моя избранница? — Он был, как маленький ребенок, которому нужна похвала.

— Ты идиот! Не зли меня. Все святые видят, как я изо всех сил стараюсь владеть собой. Да, я очень полюбила эту прокаженную малышку. Любой на «Ионе», кто контактировал с ней, восхищен девушкой. Теперь ты должен вызволить ее из тюрьмы! Охрана здесь слабая. Твоя возлюбленная этажом ниже, на две камеры ближе к лестнице, чем твоя темница. Да будут с тобой Иисус и Мария. Теперь действуй, идиот!

Ее Преосвященство растаяла, потом снова возникла.

— Ты обязан жениться на бедняжке, ты слышишь меня, подлец?

— Женщина, я обязательно это сделаю! Правда. Я клянусь тебе. Других намерений у меня нет.

Она дала ему подзатыльник.

— Ничего другого я от тебя и не ожидала.

— Ну я же сказал — давно решено. И вообще, я не нуждаюсь в советах, — он начал злиться, к нему возвращалась уверенность в себе.

— Только попробуй передумать, — она уходила, последнее слово осталось за ней.

Затем снова вернулась.

— Она ждет ребенка.

— Так скоро!

— Ты не имеешь права бросить бедняжку, — на этот раз она растаяла окончательно, оставив самую важную новость на конец.

О’Нейл сжал зубы. Маленькая моя, ты теперь не одна. Теперь нужно бороться за двоих.

В квадратной камере Симуса, похожей на куб, была встроенная в стену железная дверь. В маленькое окошечко он увидел двух охранников, сидевших на столе прямо напротив его камеры и мирно беседующих друг с другом. Захватчики позволили ему одеться перед пленением. Он снял одежду и сложил ее в дальнем углу камеры, придав ей форму человеческой фигуры, потом встал около двери и начал издавать крайне низкие хриплые стоны, постепенно усиливая их, пока они не стали трудно переносимыми, почти нечеловеческими. Панель двери откинулась, и один из охранников кинулся в помещение. О’Нейл сшиб его сильным ударом и почти одновременно накинул одежду на второго. Пока тот распутывался, Симус схватил обоих и сильно столкнул лбами, бросив в угол камеры.

Потом он замер наверху лестницы и прислушался. Всеобщее безумие уже началось, а он еще не достал пилюли. Возможно, ему и не удастся освободить их сейчас, как и забрать пилюли. Правда, в тюрьме они в большей безопасности. Он как молния метнулся вниз по ступенькам, мгновенно расправившись еще с одной парой солдат, карауливших на нижней площадке.

На прилежащей к тюрьме улице было пустынно. Он выбежал на площадь. Там, как и обещала Маржи, стоял планетолет. Когда он летел над Городом, направляясь к городской стене, внизу были толпы людей, возбужденных, агрессивно настроенных. На окраинах города начались кровавые столкновения между группами. Над Зилонгом уже нависло безумное неистовство, хотя официально Фестиваль должен был начаться только утром.

Он на большой скорости преодолел городскую стену (она не представляла собой препятствия для машины, которая просто спланировала над преградой), и направился к Реке, к полям. Потом на предельной скорости — к «Деву», за этими проклятыми таблетками. Предки этой толпы должны были быть настоящими безответственными варварами с их омерзительной привычкой применять наркотики. Симус был страшно обеспокоен. Он с трудом отыскал проход в джунглях. Его закрывали огромные тенистые деревья. Ни разу на протяжении всего пути по джунглям он не столкнулся с огромными рептилиями.

21

-Итак, — Нат, как и положено негодяю, злобно оскалился, — Мы опять встретились, комендант О’Нейл.

Связанный, как мешок с соломой, с дюжиной туземных копий, направленных ему прямо в кишки, Симус О’Нейл не был склонен к здравому смыслу.

— В следующий раз мне надо будет убедиться в твоей смерти.

Необъятное брюхо Ната омерзительно заколебалось от смеха.

— Ты меня развеселил, таранец. Пожалуй, я не стану убивать тебя сразу, и ты увидишь уничтожение Города. Забавно будет понаблюдать за тобой, когда мои молодцы лишат жизни, очень медленно и с любовью, конечно, твоих друзей, а особенно — ту очаровательную женщину, которую ты присвоил себе.

Стандартные садистские угрозы насильника. А что должен сделать положительный герой? Избежать их?

Испуганный столкновением с планетолетом динозавр метнулся в джунгли.

Как назло, во время приземления Симус очень картинно вывалился из кабины и сильно ударился головой о дерево.

Когда к нему вернулось сознание, он стал выпрямлять металлические полозья, на которых машина могла перемещаться по земле.