Решения принимались на земле

Управление и политотдел армии, командиры и политорганы соединений, командиры и политработники частей основное свое внимание сосредоточили на доведении этой задачи до каждого летчика и штурмана, до каждого стрелка-радиста. Заместитель командующего по политчасти А. П. Грубич, начальник политотдела полковой комиссар Н. М. Про-ценко, заместитель командующего генерал В. И. Изотов и многие другие старшие начальники проводили большую часть времени в частях и соединениях. Целеустремленная работа быстро дала свои результаты. Каждый вылет наших летчиков приносил определенные плоды. Особенно разумно и старательно выполняли боевые задания коммунисты и комсомольцы. Вспоминаю, с каким восхищением говорил Николай Михайлович Проценко, вернувшись однажды из 236-й истребительной авиадивизии, о младшем лейтенанте Павле Камозине. В дивизию Камозин, в недавнем прошлом рабочий одного из бежецких предприятий, прибыл на стажировку из Кировобадского авиационного училища. Чего бы, казалось, ему лезть в самое пекло? А он полез. Упросил командование оставить его на фронте, стал командиром эскадрильи. В первом же воздушном бою над Шаумяном пятерка истребителей под его командованием уничтожила 6 вражеских самолетов, а до двух десятков "мессеров" принудила в беспорядке ретироваться.
      Так я узнал о первом боевом подвиге бывшего стажера. Позднее мне довелось познакомиться с ним лично. Парень как парень. Во внешности ничего геройского. Скромный, даже немного застенчивый. Но в бою Павел Камозин, по свидетельству его однополчан, всегда был первым и примером смелости, мастерства увлекал на подвиги товарищей.
      ...Бои на туапсинском направлении день ото дня принимали вое более ожесточенный характер. Немецко-фашистские танковые и пехотные соединения при активной поддержке авиации наносили мощные удары по нашей обороне одновременно на нескольких участках. Вражеская авиация периодически подвергала массированным бомбежкам коммуникации и боевые порядки 18-й и 56-й армий На их стыке гитлеровцам удалось прорваться вперед. К середине октября очень трудное положение создалось на всей полосе обороны Черноморской группы войск. Нашей воздушной армии было приказано сосредоточить усилия на поддержке войск 18-й армии.
      К тому времени наши авиационные части и соединения по решению Ставки ВГК и командующего Закавказским фронтом были пополнены некоторым количеством новых самолетов, тем не менее перевес в воздушных силах все еще оставался на стороне противника. Летчикам-истребителям по-прежнему приходилось вести воздушные бои с численно превосходящим врагом. И если они нередко одерживали победу, достигали успеха, то исключительно за счет лучших тактико-технические данных наших новых самолетов, а также личного мужества и отваги. Господствуя в воздухе, фашистские "мессеры" всячески мешали нашим бомбардировщикам, а отчасти и штурмовикам наносить сколько-нибудь организованные удары по наступавшим вражеским войскам. Гитлеровские танки и пехота значительно потеснили оборонявшиеся войска 18-й армии в районе Котловины, захватили Елисаветпольский перевал, вплотную подошли к горе Кочканова.
      21 октября фашистские бомбардировщики под прикрытием истребителей нанесли ряд мощных ударов по позициям 408-й стрелковой дивизии, державшей оборону на направлении к населенному пункту Гойтх, расположенному примерно в двадцати километрах от Туапсе. В случае захвата поселков Гойтх и Георгиевский гитлеровцами могла возникнуть непосредственная угроза выхода войск немецкой 17-й армии на Черноморское побережье и оттуда в Закавказье, чего настойчиво добивалось фашистское командование.
      Накануне я только вернулся из госпиталя, где находился несколько дней на излечении в связи с осколочным ранением в ногу, которое получил во время бомбежки фашистской авиацией нашего штаба в Салониках. Доложил генералу Синякову о своем возвращении.
      - Все в порядке, значит? Здоров? - поинтересовался он, приглаживая пятерней взлохмаченные седые волосы. И тут же дал задание: на рассвете следующего дня выехать в поселок Георгиевский, сверить по рабочей карте генерала Горюнова обстановку и получить от него задания на авиационную поддержку наземных войск.
      Еще при подъезде к Георгиевскому я понял, что гитлеровцы готовят новый прорыв. На переднем крае нашей обороны, а до него было не так уж далеко, творилось что-то невероятное. Непрерывные взрывы бомб и артиллерийских снарядов сливались в оглушающий гул, похожий на продолжительные раскаты грома. Высоко в воздухе барражировали не меньше полсотни "мессеров", а ниже, круто разворачиваясь на заходах, сбрасывали бомбы десятки "хейн-келей".
      В доме, где обычно работала оперативная группа командующего воздушной армией, я никого, кроме дежурного, не застал.
      - Все на передовой, командующий тоже, - коротко ответил дежурный на мой вопрос: "Где генерал Горюнов?"
      Разыскать командарма оказалось непросто, поскольку для него понятие "передовая" было значительно шире, чем, скажем, для командующего общевойсковой армией. Встретился с ним я неподалеку от горы Семашхо. Вместе с близкого расстояния мы наблюдали за боевыми действиями наших летчиков. Впрочем, генерал Горюнов не только наблюдал, но и одновременно давал по радио указания командирам дивизий, полков, как эффективнее использовать силы авиации для нанесения ударов по скоплениям рвавшихся вперед вражеских войск и атаковать фашистские "мессеры".
      Управление авиацией по радио тогда еще переживало свой начальный период. Рации имели лишь самолеты новых конструкций, созданные в ходе войны, а поскольку они зачастую вылетали на боевые задания вместе со старыми, не имевшими раций, то управление ими в воздухе осуществлялось, как и прежде, с помощью ракет. Кстати, многие летчики, на самолетах которых имелись рации, поначалу не умели ими квалифицированно пользоваться. По выработавшейся привычке больше доверяли ракетным сигналам и покачиваниям крыльями ведущих самолетов. Сначала пришлось внедрять радиосвязь в основном на земле между штабами соединений и аэродромами. Вероятно, для этой цели и приказал генерал Горюнов направить к нему радиста с рацией. У себя в штабе мы уже кое-что сделали для обеспечения радиосвязи со штабами соединений. Теперь же я впервые видел с радиомикрофоном в руке командующего, и не в помещении, а на поле, вблизи переднего края обороны. Боевые действия наземных войск между тем все более накалялись. Возрастала и их авиационная поддержка.
      ...На небольшой высоте к переднему краю стремительно пронеслась группа штурмовиков под командованием старшего лейтенанта Григория Кочергина. В своем 502-м авиаполку он не без основания слыл новатором в боевом применении "илов" в горных условиях, постоянно искал и находил возможности нанесения наибольшего урона врагу. В этот раз группа Кочергина имела задание оказать помощь 672-му стрелковому полку майора Т. Г. Саядяна в отражении атаки вражеской пехоты. Появившись неожиданно из-за горы Семашхо, штурмовики Кочергина с двух заходов уничтожили огнем из пушек до батальона гитлеровцев, остальных рассеяли, принудили разбежаться в разные стороны, прятаться за камнями, поспешно ретироваться на исходные позиции. Таким образом, атака противника была сорвана, малочисленный по своему составу стрелковый полк Саядяна сумел удержать свои позиции до подхода на это направление частей 353-й стрелковой дивизии.
      Не прошло и нескольких минут, как над полем боя появились "хейнкели" в сопровождении примерно двух десятков фашистских истребителей. В воздушный бой с ними вступили три группы наших "яков" и "лавочкиных", ведомые лучшими командирами эскадрилий майором Д. Л. Каларашем, капитаном С. С. Щировым и младшим лейтенантом П. М. Камозиным. Действовали стремительно и уверенно, стараясь одновременно наносить удары и по бомбардировщикам, и по истребителям противника, умело защищали друг друга. И это принесло успех. Несмотря на численное превосходство, фашистские стервятники не достигли цели - "хейнкели" сбросили бомбы бесприцельно, а "мессеры" вынуждены были быстро ретироваться на свой аэродром.
      Но вот над соседним участком фронта вступили в воздушный бой с "мессерами" другие эскадрильи той же 236-й авиадивизии. Сразу стало ясно, что их боевая выучка была значительно ниже. Они атаковали врага как-то вразнотык, рассыпным строем, забывали, а вернее, не проявляли заботы о взаимной выручке, несли потери. Некоторые группы наших бомбардировщиков ТБ-3 и СБ запаздывали по времени с нанесением ударов, в результате зачастую бомбили не атакующую пехоту и танки противника, а их тылы, иначе говоря сбрасывали бомбы не по целям.
      Видя воочию все эти ляпсусы, командарм Горюнов сурово хмурился, досадливо пожимал плечами, потом, обернувшись ко мне, спросил:
      - Понимаешь, в чем наша беда?
      - Да, товарищ командующий, - кивнул я в ответ.
      - Тогда вот что, поезжай в Чемитоквадже, передай мое распоряжение штурману Галимову и инспектору Концевому.
      Распоряжение командарма, помнится, заключалось в том, чтобы Галимов и Концевой немедленно приступили к организации занятий с летным составом по овладению опытом тактики боя эскадрилий Кочергина, Калараша, Щирова и Камозина.
      После непродолжительной паузы он добавил:
      - Вернешься в Салоники, скажи от моего имени начальнику политотдела Проценко, чтобы и политорганы вместе с командирами вплотную занялись пропагандой передовых методов воздушного боя.
      Штурман Михаил Галимов, инспектор Григорий Концевой, командиры со-единений и частей, работники политотдела армии и политорганов дивизий без промедления приступили к выполнению указаний командующего. Занятия с летным составом проводились, как правило, накоротке, между боями. С истребителями делились своим боевым опытом Калараш, Камозин, с летчиками-штурмовиками - старший лейтенант Кочергин и его подчиненные, о наиболее оправдавших себя навыках прицельного бомбометания рассказывали своим однополчанам лучшие бомбардировщики 132-й авиадивизии: Михаил Горкунов, Иван Назин, Александр Горбунов и другие. Помню беседу под крылом самолета на полевом аэродроме близ станицы Лазаревской. Проводил ее только что вернувшийся с боевого задания старший штурман дивизии, он же командир эскадрильи майор Дмитрий Калараш. Рассказывая о своем успешном бое с "мессерами", он одновременно показывал руками, как делал заход, как "оседлал" фашистский Ме-109 и как в конце концов уничтожил его. Летчики понимали майора с полуслова, а главное - в воздухе следовали его примеру, дрались "по-каларашевски", старались действовать не только смело, но и осмысленно, в полной мере использовать скоростные и высотные данные своих машин. Примерно так же вели занятия, вернее, делились боевым опытом с молодыми летчиками и многие другие "старички". С более обстоятелъным разбором отдельных удачных воздушных боев выступали перед летным составом штурман или инспектор армии, командиры дивизий или полков. Политотдельцы обобщали и размножали передовой опыт, широко пропагандировали его. На аэродромах, в землянках были созданы специальные стенды, плакаты, издавались боевые листки. Популяризировалось все лучшее, что накапливалось в ходе боев. В результате за сравнительно небольшой срок боевое мастерство летчиков значительно возросло, молодые догнали "старичков".
      По вечерам, возвращаясь с того или иного аэродрома, к нам в штаб довольно часто заходил заместитель командующего воздушной армией генерал Владимир Иванович Изотов. Рассказывал об успехах и неудачах летчиков, информировал об изменениях фронтовой обстановки, о претензиях к авиации со стороны командиров наземных войск. По его замечаниям мы нередко вносили уточнения в свои оперативные карты, при планировании последующих боевых заданий авиасоединениям и частям непременно учитывались пожелания общевойсковиков. Помню, где-то в середине октября Владимир Иванович, вернувшись из 238-й штурмовой авиадивизии, поделился с нами, штабниками, своими наблюдениями за боевыми действиями штурмовых групп. Все мы, конечно, знали, что гитлеровцы как огня боялись внезапных налетов советских штурмовиков, особенно их ударов по скоплениям танков и пехоты, по огневым позициям артиллерии. Одноместные Ил-2 были быстры, маневренны, достаточно хорошо вооружены. Это позволяло штурмовым группам наносить врагу огромные потери в живой силе и боевой технике. Но при создании грозных, замечательных машин конструкторы не уделили должного внимания их собственной защите: хвост штурмовика не прикрывался огнем. Зная об этом недостатке одноместных "илов", вражеские истребители обычно при-страивались к ним сзади и сбивали.
      - "Илам" нужна хвостовая пушка, без нее не обойтись, - заметил генерал Изотов в тут же рассказал об инициативе, проявленной летчиком-штурмовиком 238-й авиадивизии старшим лейтенантом Г. К. Кочергиным. С помощью инженеров полка и дивизии он кустарным способом переделал свой одноместный Ил-2 в двухместный. Умельцы выкроили в хвосте самолета место для стрелка, установили небольшую скорострельную пушку. На таком "гибриде" Кочергин уже несколько раз вылетал на боевые задания, успешно громил гитлеровскую пехоту и танки, при этом все попытки "мессеров" обить его при подлете с хвоста терпели неудачи.
      - Выходит, дело перспективное? - спросил Синяков.
      - Полагаю, так, - ответил Изотов. - Только мало в дивизии возможностей для такой сложной работы.
      На этом разговор закончился. Казалось бы, затронутый в нем вопрос о переоборудовании одноместных "илов" в двухместные не имел к штабу прямого касательства, но он заинтересовал генерала Синякова. На следующий день по его приказанию мы вместе с инженером армии А. Г. Руденко вылетели в 238-ю штурмовую авиадивизию. Побеседовали с инженерами и техниками дивизии, побывали в авиаремонтных мастерских. Словом, убедились в том, что переоборудовать "илы" на двухместные хотя и трудно, но все-таки возможно. Вернувшись в Салоники, доложили свои соображения командованию армии. Генерал Горюнов принял решение - оказать штурмовикам 238-й авиадивизии всемерное содействие и помощь в переоборудовании боевых машин.
      Выполнить эту работу требовалось быстро, в то же время не ослабляя ударов с воздуха по врагу. Тогда шли ожесточенные бои в районе Шаумяна. Гитлеровцы рвались в долины рек Пшиш и Хатыпс, поэтому наши наземные войска постоянно нуждались в поддержке штурмовой авиации. Правда, в битве за Кавказ уже наступал определенный перелом. Если еще сравнительно недавно немецко-фашистские войска вели наступление на широком фронте или одновременно на нескольких направлениях, то к середине октября они перешли к атакам на отдельных, более узких участках фронта. Однако бои на туапсинском направлении велись почти непрестанно. У нас в воздушной армии далеко не всегда хватало самолетов для активной поддержки сухопутных войск в отражении вражеских атак.
      Вот в такой не очень благоприятной обстановке авиаторы, инженеры, техники 238-й штурмовой авиадивизии и начали массовое переоборудование одноместных самолетов Ил-2 в двухместные. Руководил работой, которая велась круглосуточно, армейский инженер Александр Руденко - отличный знаток авиационной техники. Штаб дивизии с нашей помощью спланировал ее так, что группы штурмовиков ни на один день не прекращали выполнять боевые задания. К концу октября все штурмовики дивизии были переоборудованы на двухместные, с пушкой в хвостовой части. Сразу же потери "илов" сократились, а их удары по врагу стали еще более эффективными. Сначала в качестве стрелков на переоборудованных штурмовиках вылетали на боевые задания техники самолетов или летчики-"безлошадники" (не имевшие самолетов). Впоследствии в штурмовых полках был введен специальный штат воздушных стрелков.
      Октябрь сорок второго года был неимоверно трудным месяцем для всех частей и соединений нашей воздушной армии, но его боевые результаты оказались все же довольно внушительными. По подсчетам штаба, авиацией армии за месяц было уничтожено до 8 тысяч вражеских солдат и офицеров. В воздушных боях над горными кручами наши истребители сбили более полусотни фашистских "мессеров", "хейнкелей" и "юнкерсов", а примерно два десятка немецких самолетов сгорели от огня штурмовиков на аэродромах.
      Читая привезенную мною в поселок Георгиевский месячную сводку, генерал Горюнов, помнится, не без удовлетворения заметил:
      - А ведь неплохо, ей-ей, неплохо. Восемь тысяч уничтоженных гитлеровцев - цифра, конечно, приблизительная, а семьдесят стервятников уничтожили точно. Танков и бронемашин, артиллерии и минометов тоже немало покорежили... Нам бы самолетов побольше, особенно новых, скоростных! добавил Сергей Кондратьевич после небольшой паузы.
      Да, в ту пору у нас в армии еще много было "безлошадников", то есть запасных летчиков, для которых не хватало самолетов. Но вместе с тем с каждым воздушным боем росло число истребителей, имевших на своих боевых счетах уже по нескольку сбитых врагов.
      В ходе октябрьских воздушных боев особенно отличился командир эскадрильи майор Дмитрий Леонтьевич Калараш. Много раз я встречался с ним. Мне нравилось в нем все: его не очень броская внешность молдавского селянина, одетого в летную форму, его неутомимость в работе, приветливый, веселый характер. В дивизии он пользовался всеобщей любовью и уважением. Летчики, техники, вооруженцы не без гордости говорили: "Наш Калараш", как бы подчеркивая этим каламбуром его близость ко воем и каждому.
      Свой последний, 262-й боевой вылет с начала войны он совершил 29 октября 1942 года. Группа истребителей под его командованием прикрывала с воздуха части 9-й гвардейской стрелковой бригады, наносившей контрудар по противнику, прорвавшемуся в направлении поселка Гойтх. Над полем боя появились "мессеры". Их было много, раза в три больше, чем "яков" и "лаггов" в группе Калараша. Начался воздушный бой, в ходе которого Дмитрий Леонтьевич пополнил свой боевой счет еще одним сбитым фашистом, но и сам не смог уберечься от двух насевших на него с хвоста "мессеров". Жил как герой и погиб как герой.
      После долгих оборонительных боев, в результате которых продвижение противника на туапсинском направлении было остановлено, войска 18-й армии генерала А. А. Гречко готовились к местной, но очень важной наступательной операции с целью разгрома семашхской группировки врага и создания благоприятных условий для развития активных наступательных действий на майкопском направлении. Нашей 5-й воздушной армии была поставлена задача обеспечить прикрытие и поддержку наземных войск. Мы разработали подробный план участия авиации в наступления. Мне было поручено согласовать его с начальником штаба 18-й армии генералом А. Г. Ермолаевым. Сергей Павлович Синяков предупредил, что Ермолаев весьма опытный, широко эрудированный штабной работник, поэтому к встрече с ним и разговору по поводу плана авиационной поддержки необходимо обстоятельно подготовиться. Я, разумеется, не преминул последовать этому совету, почти до рассвета еще и еще раз анализировал каждый пункт плана, чтобы, как говорится, быть во всеоружии.
      Однако при встрече с генералом А. Г. Ермолаевым доказывать ничего не пришлось. Он внимательно прочитал наш план, внес в него некоторые обоснованные поправки и просто сказал:
      - Ну вот и все. Завизируйте план у генерала Гречко, и будем считать, что дело сделано. - Позвонил командующему по телефону, вышел из-за стола, крепко пожал мне руну и, провожая до двери блиндажа, как бы между прочим спро- сил:
      - Вы, случайно, не родственник нашему командарму, капитан?
      - Нет, товарищ генерал, не родственник, однофамилец.
      - Ну ладно, идите, Андрей Антонович ждет вас.
      Высокий, стройный, чисто выбритый и, как мне показалось, очень молодой генерал А. А. Гречко принял меня в просторном, чисто прибранном блиндаже, врытом в подножие горы. До переднего края отсюда было не больше километра, поэтому поблизости время от времени грохали взрывы вражеских артснарядов. Скалы горного хребта гитлеровцы периодически долбили крупными минами. Эхо взрывов отчетливо было слышно и в блиндаже, но генерал, кажется, совершенно не обращал на это внимания. Молча кивнул головой в ответ на мое приветствие, пригласил присесть к столу, положил перед собой принесенный мною план авиационной поддержки и, не заглядывая в него, стал задавать вопросы. Прежде всего спросил, сколько самолетов выделяет 5-я воздушная армия для обеспечения наступательной операции. Я доложил: 65 истребителей, 45 бомбардировщиков и 5 штурмовиков Ил-2.
      - Знаю, штурмовиков у вас осталось мало, Горюнов говорил мне об этом, - заметил командарм.
      - Ну что ж, обойдемся тем, что есть, - добавил он негромко, как бы про себя, и начал вслух прикидывать, где какие самолеты лучше всего использовать для нанесения ударов по врагу.
      Зашла речь и об ударах авиации по переднему краю противника. Мы у себя в штабе хорошо понимали огромное значение таких ударов, но планировали их крайне редко. Для этого требовалось, чтобы наши наземные войска обозначали свой передний край белыми полотнищами, кострами и ракетами, но общевойсковые командиры не всегда соглашались выполнять просьбы авиационного командования. И их можно было понять: костры, полотнища и даже ракеты почти всегда становились ориентирами не только для нашей, но и для вражеской авиации. Для точного же наведения на цели самолетов новых для того времени конструкций при помощи радио у нас в армии не хватало наземных радиостанций. О чем я и сказал генералу Гречко.
      - Это дело поправимое, радиостанции мы вам дадим,- ответил он. Кому-то позвонил, распорядился о немедленной отправке имевшихся в резерве наземных радиостанций в авиационные соединения, завизировал план, авиационной поддержки и, возвращая его мне, заключил:-Передайте Горюнову и Синякову - с планом воздушного обеспечения операции я согласен. Радиостанции вам посланы, а как управлять авиацией по радио, решайте, пожалуйста, сами, не мне вас учить.
      Получение воздушной армией наземных радиостанций прибавило работы всем, а особенно армейскому штабу - его инженерному отделу и отделу связи. Генерал Синяков провел с работниками этих отделов короткое совещание, поставил задачи. Было решено - в первую очередь наладить управление боевыми действиями авиации по радио в 236-й истребительной авиадивизии подполковника В. Я. Кудряшова и частично в 238-й штурмовой авиадивизия, поскольку все "илы" тоже были оснащены рациями.
      Полторы недели, вплоть до начала контрнаступления советских войск, главный инженер армии А. Г. Руденко и начальник связи М. П. Коваль вместе со своими подчиненными специалистами проводили в истребительной и штурмовой дивизиях тренировочные занятия, обучали командный состав и летчиков практике передачи и приема команд по радио, способам наведения истребителей и штурмовиков на цели с земли.
      Проведенная подготовительная работа в ходе контрнаступления дала блестящие результаты. Получая по радио конкретные указания с земли, летчики-истребители и штурмовики наносили безошибочные удары по боевым порядкам пехоты, танкам и артиллерии немцев. В ходе воздушных боев радиопредупреждения с земли не раз спасали истребителей от внезапных ударов "мессеров" и вместе с тем помогали точно ориентироваться в воздухе, умело атаковать противника. Вновь отличилась эскадрилья лейтенанта Павла Камозина.
      Отлично действовали, поддерживая контрнаступление войск 18-й армии, также бомбардировщики 132-й и штурмовики 238-й авиадивизий. Штурмовиков, правда, было мало, но силу их ударов враг ощущал постоянно. Получая указания по радио, они подавляли укрепленные огневые точки гитлеровцев, активно помогали наземным войскам в отражении вражеских контратак при форсировании горной речки Пшиш, в боях за населенный пункт Перевальный и за очищение от гитлеровских горных стрелков склонов горы Семашхо. Личный пример мужества и отваги при этом показали командир штурмовой группы Григорий Кочергин и возглавлявший группу истребителей начальник воздушно-стрелковой подготовки 236-й авиадивизии Михаил Дикий. Фашистские истребители, используя приемы прежней тактики, пытались атаковать "илы" с хвоста, но всякий раз нарывались на огонь хвостовых пушек, установленных на штурмовиках дивизионными умельцами. Тактика "мессеров" в этот раз потерпела крах. Советские штурмовики, переоборудованные из одноместных в двухместные, оказались им не по зубам.
      За время боев 18-й армии по разгрому семашхской группировки гитлеровцев мы получили от общевойсковиков несколько благодарственных телеграмм такого, например, содержания: "Горюнову. Командующий 18-й армией А. Гречко, командиры и бойцы благодарят авиацию за отличную штурмовку войск противника. Наши войска успешно улучшают свои позиции. А. Харитонов. 13.12.42 года".
      Бои на туапсинском направлении подходили к концу. К 20 декабря семашхская группировка врага была разгромлена, а ее остатки отброшены за реку Пшиш. Таким образом, была ликвидирована последняя, третья по счету, попытка немецко-фашистских войск прорваться к Туапсе. Летчики 5-й воздушной армии, действуя в интересах наземных войск, за период Туапсинской оборонительной операции в октябре-декабре совершили более 11300 самолето-вылетов и, несмотря на почти пятикратное численное превосходство фашистской авиации, сбили в воздушных боях в общей сложности 99 вражеских самолетов. Кроме того, 32 самолета было уничтожено на аэродромах противника {3}.
      В декабре сорок второго года немецко-фашистские войска на Кавказе повсеместно перешли к обороне. Вернее сказать, к вынужденной обороне. Поставленной фашистскими стратегами цели они не достигли, зато понесли огромные, трудновосполнимые потери в живой силе, в наземной боевой технике и авиации. В горах, предгорьях и долинах наступило тревожное затишье. Воздушные разводчики нашей армии внимательно следили за поведением врага. Поступавшие от них разведданные мы тщательно анализировали у себя в штабе, ежедневно сообщали свои выводы командованию наземных войск.
      Наиболее ценные сведения чаще всего штаб получал от летчика Ильи Орлова. Смелый, наблюдательный разведчик, обладающий даром умного сопоставления, он одним из первых подмечал даже самые незначительные перемены в стане врага.
      Как-то вернувшись с очередного задания в первой половине декабря, Орлов пришел к нам в штаб и еще до составления официального письменного отчета о результатах полета взволнованно доложил, что, по его мнению, за последние два-три дня гитлеровцы перебросили большую часть своих боевых самолетов с аэродромов Майкоп, Белореченская, Краснодар на аэродромы Кропоткин, Сальск и Котельниково, заменив их на прежних местах базирования фанерными макетами. Добавил при этом, что лично видел: по дорогам из Апшеронска через Майкоп в направлении Кропоткина движутся колонны фашистских войск - пехоты и танков.
      Эти чрезвычайно важные сведения были подтверждены другими воздушными разведчиками, а также Краснодарским краевым штабом партизанского движения.
      Вечером того же дня на имя командующего 5-й воздушной армией генерала Горюнова был принят по аппарату Бодо приказ командующего ВВС Закавказского фронта генерала Вершинина. В нем говорилось, что с фронта Северной группы войск из-под Моздока противник начал отвод 23-й танковой дивизии и мотодивизии СС "Викинг" в район поселка Котельниково.
      Далее командующий ВВС фронта сообщал, что 4-й воздушной армии генерала Н. Ф. Науменко поставлена задача "нанесением ударов с воздуха срывать отвод войск противника в район Котельниково". Нашей воздушной армии предписывалось "срывать маневр врага в районах Майкоп, Краснодар, Новороссийск". В заключение командарму указывалось: "Для доукомплектования 5-й воздушной армии в ваше распоряжение направляю три полка истребителей, до четырех десятков бомбардировщиков типа ТБ-3 и россыпью несколько штурмовиков Ил-2" {4}.
      Первыми вступили в дело бомбардировщики 132-й авиадивизии А. 3. Каравацкого. Группами по 6-8 самолетов, которые возглавляли самые опытные летчики, они активно громили колонны вражеских войск в районах Майкопа и Белореченской. Как ни старалось гитлеровское командование скрыть передвижение своих войск, наши воздушные разведчики находили возможность обнаруживать их. Большим подспорьем штабу воздушной армии в обнаружении передвигавшихся колонн вражеских войск были также разведданные, поступавшие от партизанского командования. Советские патриоты, действовавшие в тылу фашистских войск, следили за каждым их маневром.
      Вместе с бомбардировщиками постоянно находились в воздухе, прикрывая их, истребители 295-й истребительной авиадивизии полковника Н. Ф. Баланова. Эта дивизия в то дни только что вошла в состав нашей армии, заменив выведенную на переформирование 237-ю истребительную авиадивизию генерала И. Т. Еременко. Оберегая бомбардировщики от атак "мессеров", летчики истребительной авиации не только вели воздушные бои, но и в отдельных случаях огнем из пулеметов уничтожали живую силу противника, Штурмовали стоянки самолетов на фашистских аэродромах.
      Вскоре стало известно, что котельническая и тормосинская группировки врага, силами которых немецко-фашистское командование намеревалось деблокировать окруженную под Сталинградом армию Паулюса, разгромлены. Главная, решающая заслуга в этом, разумеется, принадлежала войскам Юго-Западного и Сталинградского фронтов. Полагаю, однако, не лишним отметить, что в ослабление котельниковокой группировки, еще до ее разгрома, внесли определенный вклад и летчики Закавказского фронта, громившие колонны пехоты и танков врага на пути в район Котельниково.
      Начало нового, 1943 года ознаменовалось многими важными и радостными событиями. С каждым даем все успешнее развивалось наступление советских войск в направлениях Ростова и Донбасса, что создавало реальную угрозу изоляции вражеским дивизиям, сосредоточенным и горах и предгорьях Северного Kавказа. Войска Северной группы Закавказского фронта, перейдя 1 января в наступление, 8 января освободили город Моздок, а несколько позже Ге-оргиевск, Кисловодск, Минеральные Воды, Пятигорск и многие другие населенные пункты в предгорьях Главного Кавказского хребта. Хотя гитлеровцы все еще продолжали упорно сопротивляться, но дрались уже менее уверенно, чем, к примеру, 8-10 суток назад. Мечта фашистских вояк о захвате Кавказа, его нефтяных и других богатств лопнула как мыльный пузырь, и теперь, чтобы не попасть в окружение, надо было уносить ноги, выбираться из гор на равнины Кубани.
      Наступление войск Северной группы активно поддерживали летчики 4-й воздушной армии и 50-й бомбардировочной дивизии авиации дальнего действия. Они довольно тесно взаимодействовали с наземными войсками, бомбили и штурмовали скопления немецко-фашистских танков и пехоты, мосты и аэродромы.