Операция «Скрепка». Файл №302

      — Ну-ну, не обижайтесь на старика. У всякого возраста свои причуды.
      — Экий вы причудливый, мистер Клемпер! Итак?
      — Итак, дорогая фройляйн? Вы знаете, что я знаю, что вы знаете. Итак?
      — О давней истории. Она, говорите, нагоняет на вас тоску. Потому что История с большой буквы обошла вас? Или потому что вы обошли ту историю с маленькой буквы?
      — Что вы, дорогая фройляйн! Кто я для Истории с большой буквы?! Фрейд, Менге-ле, фон Браун — вот величины, которыми знаменит уходящий век. А кто такой Клемпер? Если и вспомнят о нем, то лишь как о мяснике. Была, дескать, такая история… с маленькой буквы.
      — История с маленькой или большой буквы не объективна ли?
      — Дорогая фройляйн! Знаете мои работы? Знаете, чего мы добились?
      — Вы как наци? На деньги, запятнанные чужой кровью?
      — Дорогая фройляйн! Не надо нотаций. Жизнь коротка, искусство вечно. Искусство экспериментатора — тоже искусство. Я много старше вас. И если не умней, то мудрей. Мы тогда были молоды и захвачены экспериментом. Как вы сейчас захвачены расследованием… Или преследованием, дорогая фройляйн?
      — Вы угодили в н-неудачный исторический период.
      — Отношусь к этому философски. Времена не выбирают, дорогая фройляйн. В них живут.
      — И умирают, между прочим. В результате ваших захватывающих экспериментов.
      — Не без того, не без того. Но и вы отнеситесь философски. Те эксперименты изменили мир. И к лучшему.
      — Ценой жизней тысяч и тысяч ни в чем не повинных людей.
      — Наука требует жертв.
      — А совесть?
      — О, мой бог! Дорогая фройляйн, как вы еще молоды! Нет, вам не понять… Совесть, говорите? Моя совесть всегда со мной и… и, позвольте, я не буду афишировать наши с ней отношения. Я умру так же, как и все. Десятком лет раньше, десятком лет позже — разница? Принципиальная разница? Все в землю ляжем, всё прахом будет. В общем, все умерли.
      — Все умирают по-разному!!!
      — Молдер! Не вмешивайся! Мы с мистером Клемпером беседуем!
      — Не-ет, Скалли! Я уже нанюхался его охре… орхидей! Дорогая, умоляю — кусочек дерьма!
      — Молдер-р-р!
      — Пусть, дорогая фройляйн, пусть. Тем более мы почти закончили.
      — Не-ет, герр Клемпер! Вы еще не ответили мне, сыну человека, с которым вы работали и работали! И попробуйте не ответить! Я тогда… Тогда я… Не знаю, что с вами сделаю!
      — Не знаете, а говорите. А я знаю. Например, ударите меня, старика. Это красиво? Это некрасиво. Совесть вас замучает. А я за свою жизнь снес столько ударов, что еще один — мертвому припарка. Или, например, убьете меня, старика, — из табельного оружия. Так я уже изложил вашей даме свое философское отношение к жизни и смерти: все умирают…
      — Но по-разному! Мой отец, с которым вы работали и работали, получил пулю! Его пристрелили! И сдается мне, я знаю почему! И вы тоже знаете!
      — Спокойней, молодой человек, спокойней! Что вы, как Чингачгук вспыльчивый-необузданный! Сейчас мы медленно-медленно спустимся с горы…
      — Я спокоен. Продолжим?
      — Попробуем.
      — Цель оправдывает средства, так?
      — Так. Да.
      — И что за цель преследовала работа, в которой участвовал мой отец?
      — Лучше вам не знать.
      — А я хочу! Хочу все знать!
      — Вам нужна правда? Или — истина?
      — Правда! Истина!
      — Разные понятия, мистер Молдер.
      — Одинаковые!
      — Да нет же. Вот у меня тридцать лет назад погибла жена. Несчастный случай. Это правда. А истина… Кто знает, мистер Молдер, кто знает…
      — Казуистика!
      — Логика. Существуют нюансы, не зная которых, вы будете спать спокойно.
      — К дьяволу нюансы! Мой отец… он тоже был убийцей?! Как вы?!
      — Во-первых, это и есть нюанс. Во-вторых, я не убийца.
      — Убийца!
      — Я селекционер. Вот сейчас селекционирую цветочки. Заметьте, не втаптываю их в грязь, не срезаю под корень, не морю голодом, а приближаю их к идеалу. Селекционеру, как и хирургу, иногда приходится делать пациенту больно, чтобы потом ему было хорошо. Вам понравились мои цветочки?
      — Пациент сам приходит к врачу лечиться!
      — Когда знает о своей болезни. Или хотя бы подозревает. Более я ничего не скажу. Вы утомили меня… О, извините, дорогая фройляйн, к вам это не относится… Но я действительно несколько утомился после вчерашнего.
      — После вчерашнего?
      — Отмечал годовщину одного из самых выдающихся деятелей Истории. Истории с большой буквы, молодые люди. 21 апреля, м-да…
      — Как же, как же!
      — О, дорогая фройляйн, знаете, о ком я?
      — Представления не имею. Но некий господин тоже считает эту дату достойной всяческого отмечания. Такой… пожилой господин. Где-то ваших лет. Но потщедушней. Такой… ходячий скелет.
      — Нопфлер?
      — Вы сами назвали.
      — Старый пердун!
      — О?
      — Не оскорбление, дорогая фройляйн. Определение. Старый пердун!
      — Разве вы не вместе вчера праздновали?
      — Я давно один, дорогая фройляйн. Совсем один, совсем один… А когда вы, извините за нескромный вопрос, виделись с этим пожилым господином?
      — Нескромный вопрос, мистер Клемпер.
      — Еще раз извините, дорогая фройляйн. Старый пердун!.. Ну-с, молодые люди, пора и честь знать.
      — Ага! Все-таки пора?!
      — Мистер Молдер?
      — Знать честь!
      — Опять вы за свое, молодой человек…
      — Нет. Прошу понять меня правильно, но… Мистер Клемпер, если честь для вас не пустой звук, ответьте на последний вопрос — не общий, но частный.
      — Честь для меня не пустой звук.
      — Тогда… Вот — фотография. Это ведь вы? Рядом с моим отцом? Где была сделана фотография? Где находится ангар, который позади вас?
      — И всего-то?! В Западной Вирджинии. Горнодобывающая компания — ангар ей и принадлежит… принадлежал. Но не только и не столько ей.
      — Не договариваете?
      — Напротив, сказал более, чем следовало. Только из давних дружеских чувств к вашему отцу, мистер Молдер, и из чувства внезапной приязни к вашей даме. Остальное вы способны выяснить самостоятельно. Правду или истину — на выбор. Если, конечно, у вас получится проникнуть в ангар…
      — Мистер Клемпер?
      — Вам известно трансцендентное число Непера, молодой человек? Основание натуральных логарифмов?
      — Я гуманитарий.
      — Ваш отец был настоящим гением точных наук!
      — Потому я их и на дух не выношу. На детях гениев природа отдыхает.
      — А вы, дорогая фройляйн?
      — Мне известно.
      — Не перестаете меня приятно удивлять, дорогая фройляйн!
      — Эй, старичок! Не забывайся мне тут!
      — А что я сказал, молодой человек? Какой он у вас горячий, дорогая фройляйн! Чингачгук! Бо-о-олыной змей!
      — Пошли отсюда, Скалли! Не видишь, он нам голову морочит!
      — Погоди, Молдер! Мистер Клемпер, что про основание натуральных логарифмов?
      — Пошли, сказал! Он тебе сейчас и про число «пи» начнет заливать! Пошли, ну!
      — Прощайте, дорогая фройляйн. Цветочек на память? Минутку, я выберу лучший из коллекции!
      — Засунь его себе в задницу! Доктор, это — вам!.. Ну ты идешь или как?!
      — Погоди, Молдер! Цветочек же!
      — Скалли!!!
      — Иду, иду…
      Она, Скалли, идет. И он, Молдер, идет.
      …А философствующий грузный отставной наци Виктор Клемпер остается — с цветочком в руке. Картинка маслом. Нет, акварелью. Трогательная картинка — одинокий старец со свежей сорванной орхидеей в руке.
      В традициях контраста надо б ему, стоило гостям удалиться из поля зрения, швырнуть цветочек на пол и зверски топтать, приговаривая «А землю отдайте фермерам!» Но добропорядочный владелец оранжереи «Виктория» не изверг какой-нибудь. Он садовником родился и садовником умрет. Селекционер он! Потому сорванную орхидею надлежит любовно поставить в сосуд с отстоявшейся водой, сахара и соли добавить по вкусу и — пусть стоит.
      А вот кого надо б зверски топтать или хотя бы побольнее пнуть, так это некоего пожилого…
      Надо ли?
      А надо!
      Смысл?
      А захотелось! Зверски захотелось! Мы старики, но дух наш молод! Прямо сейчас! Прямо из оранжереи! Пусть по телефону, но пнуть!
      — Алло!
      — Алло?
      — Это Клемпер.
      — О, Виктор! С прошедшим тебя!
      — И тебя также.
      — Отмечал?
      — Как и ты.
      — Голова в порядке?
      — Побаливает.
      — И у меня. Да-а, годы, годы… Давно не виделись, старина!
      — Что характерно — и не хочется.
      — То есть? То есть, Виктор?! У тебя что-нибудь случилось?
      — Случилось. Но — у тебя.
      — То есть? Виктор?!
      — Мне только что был нанесен визит.
      — То есть? Виктор?!
      — Очень милая фройляйн. Вылитая Лиза в молодости, моя Лиза. Бедная Лиза…
      — Бедная Лиза, бедная, Виктор. Но… ты же похоронил ее тридцать лет назад, Виктор!
      — Да. Видишь ли, пришлось. Дело в том, что она умерла.
      — Я знаю, Виктор, я помню. Я скорблю вместе с тобой. Она была нашим ценным сотрудником и твоей верной подругой. Но, Виктор, ты же знаешь, это был несчастный случай. Защитная маска прилегала неплотно, а цианиды не щадят ни своих, ни чужих. Помню и скорблю вместе, старина.
      — У нее были такие глаза…
      — О, да! У нее были такие глаза, старина!
      — Такие же, как у бедной Лизы…
      — Постой! Ты про кого?!
      — Про очень милую фройляйн. Вылитая Лиза в молодости, моя Лиза.
      — Постой! Дай сообразить. Ее зовут… Скалли? Ну такая… с глазами. И носом.
      — Пердун ты! Старый пердун!
      — Ви-иктор!
      — Старый пердун!
      — Но почему, почему?!
      — На месте ее кавалера мог быть я, если бы не ты.
      — Постой! Ее кавалера? Кавалера Лизы, бедной нашей Лизы?
      — Кавалера очень милой фройляйн, старый пердун!
      — Эта… Скалли была не одна?
      — Она была с кавалером, старый пердун! И каким кавалером! Так что тебе ничего не светит, старый пердун!
      — Постой! Имя кавалера?! Виктор, очень важно! Имя?!
      — Чингачгук Большой Змей.
      — Вик-тор?!
      — Сын одного нашего старинного коллеги.
      — Молдер?!
      — Ты знал, ты не мог догадаться! Так вот, эта очень милая фройляйн…
      — Постой! Молдер был с ней?! Фокс Молдер?! Живой?
      — Живой такой, веселый. Как ты и я.
      — Мне, Виктор, не до веселья.
      — Твои проблемы. Так вот эта очень милая фройляйн…
      — Постой! Что ты ему… что ты им сказал?!
      — Что ты старый пердун!
      — Более ничего?
      — Чего же более! Знаешь, они со мной согласились.
      — Постой! И ты мне звонишь чтобы… чтобы что?!
      — Я тебе звоню. Чего же более? Что я хочу тебе сказать… Теперь, я знаю, в твоей воле меня примерно наказать. Но ты, старый пердун, ко мне и к несчастной доле моей бедной-бедной Лизе хоть каплю жалости храня… Хотя откуда в тебе взяться жалости, старый-старый ты пердун! Большего наказания, чем я сегодня получил, когда бедная Лиза реинкарнировалась в образе очень милой фройляйн Скалли… Короче, старый ты пердун!
      — Постой! Ты сказать-то что хочешь?! По существу!
      — По существу я все сказал. Dixi! Злые вы, уйду я от вас. Все. Ухожу.
      — Постой!
      — Ухожу.
      — Старина! Мы были друзьями!
      — Мы никогда не были друзьями. В крайнем случае, товарищами… по несчастью.
      — Старина! Мы все-таки были товарищами! Пусть по несчастью.
      — Мы были товарищами. Каждому своё счастье. И несчастье. Прощай. Да нет, не хочу я, чтобы именно ты меня прощал. До свиданья. До скорого. Ой, до скорого, старый ты пердун…
      — Виктор!
      — Здравствуй…
      — Виктор! Ты мне?!
      — Отстань!.. Здравствуй, Лиза. С новым годом тебя, Лиза. Здравствуй, Лиза. Новый год!
      Моя совесть всегда со мной и… и, позвольте, я не буду афишировать наши с ней отношения.
      — Виктор! Виктор!! Виктор!!! Открой причину!
      Дальше — тишина.
 
      Штаб-квартира ФБР Вашингтон, округ Колумбия 22 апреля, день
      «Он не мой приятель!» — сказал вчерашней ночью Уолтер Скиннер агенту Молдеру и как бы не покривил душой.
      «Но он не ваш неприятель!» — сказал вчерашней ночью агент Молдер Уолтеру Скин-неру и как бы попрекнул этим.
      «Мы все трудимся на благо страны Бога и моейХ» — сказал вчерашней ночью Уолтер Скиннер агенту Молдеру и как бы призвал не смешивать личное и общественное.
      «Полагаю, мы об одном и том же человеке, не так ли?» — сказал вчерашней ночью агент Молдер Уолтеру Скиннеру и как бы получил согласие по умолчанию.
      Да. Об одном и том же…
      Мистер Никотин, какую бы неприязнь к нему ни испытывал Уолтер Скиннер, — человек Системы, в которой задействован помощник директора ФБР. Так что волей-неволей, Железный Винни, будь с ним хотя бы вежлив, вызвав к себе в кабинет. Ледяно вежлив, подчеркнуто вежлив — у тебя должно получиться Винни, ты ведь Железный! И тогда удостоишься ответной вежливости — ледяной, подчеркнутой. Не приятели. Но и не неприятели. Работа прежде всего. Совместная.
      — Хотели меня видеть, Скиннер?
      — Да.
      — По поводу?
      — По поводу дискеты, которую вы ищете.
      — А я ищу дискету?
      — А не ищете?
      — А вы?
      — Я не ищу. Я нашел. Так она интересует вас или нет?
      — Скиннер! Что за кошки-мышки! Она… у вас?!
      — Скажем так: похоже, я знаю, где она.
      — Похоже?
      — Именно похоже. И, похоже, что она могла бы попасть в руки тех, кто преследует цели, противоположные нашим. А мне этого не хочется.
      — Гм! Цели, противоположные нашим… У нас общие цели, Скиннер?
      — Мы все трудимся на благо страны Бога и моей. Нет?
      — Гм! Правильно ли я вас понял, Скиннер?
      — Смотря что вы поняли…
      — Это предложение сделки?
      — Предположим.
      — Так вот, я не терплю компромиссов, Скиннер.
      — Не могу не предупредить вас о возможных последствиях.
      — Прекратите ходить вокруг да около! Дискета у вас?!!
      — Зачем же так громко? Не стоит повышать на меня голос.
      — Мои извинения. Нервы…
      — У вас — нервы?
      — Сигареты кончились. Не запасся на сегодня. А за новой пачкой сходить — ни на минуту не оторваться от работы.
      — Много работы?
      — Мы все трудимся на благо страны Бога и моей.
      — О, да!
      — Скиннер! Дискета у вас?
      — Я же сказал: похоже, я знаю, где она.
      — Черт побери! У вас или нет?!
      — Все зависит от того, найдем мы общий язык или нет.
      — Играете в покер?
      — Никогда не пробовал.
      — И не пробуйте, Скиннер. Вы плохой игрок, не умеете блефовать… Повторяю, я не терплю компромиссов. Вам всё ясно?!
      — О, да.
      — По-моему, не очень. По-моему, вам вообще ничего толком не ясно.
      — Отчего же! Я вполне и вполне в курсе…
      — Тогда будьте внимательны и осторожны, Скиннер. Всякое может случиться…
      — Угроза?
      — Предостережение, Скиннер. Чисто по-приятельски.
      — Мы приятели?
      — Мы ведь не неприятели? Пока…
      — Играете в покер?
      — Часто.
      — Наверное, всегда проигрываете.
      — Я никогда не проигрываю. Никогда!
      — Ну, когда-то это должно случиться.
      — Только не теперь. Я не блефую, Скиннер!
      — Я тоже.
      — Берегите себя, Скиннер. Себя и своих людей.
      — Стараюсь.
      — Ваши старания не всегда увенчиваются успехом или, в лучшем случае, имеют оборотную сторону, не находите?
      — Объяснитесь!
      — Сестренка вашего человека, вашего агента. Скалли, так? Несчастная девочка! Ее-то за что?.. Явная ошибка, явная. Не думаете ее навестить, Скиннер?
      — Думаю. Но вам-то какое дело?
      — Да я вот тоже думаю… Вдруг еще кто-нибудь решит ее навестить?
      — Объяснитесь!
      — Малотш… Родственники. Друзья. Недруги…
      — Объяснитесь!
      — Вдруг, думаю, она придет в себя и назовет убийцу? Или опишет его? Такая, знаете, мысль родилась. Как полагаете, не может эта же мысль родиться у того, кто в нее стрелял?
      — И это мне — вы? Вы — мне?
      — А почему нет?
      — Покер, говорите?
      — Покер не покер, но на вашем месте, я бы выставил у палаты несчастной девочки охранение. Госпиталь — людное место в наше неспокойное время. Ходят всякие — туда-сюда, туда-сюда…
      — Конкретней? Кого вы имеете в виду?
      — Никого. Просто соображения вслух.
      — Спасибо. Приму ваши соображения к сведению.
      — Примите, примите.
      — Принял. Всё? Я вас больше не задерживаю.
      — Еще бы вы меня задержали!
      — Покиньте кабинет!
      — Ухожу, ухожу, ухожу.
      Госпиталь действительно людное место. Госпиталь «Бедная Лиза». Не столь людное, как в сериале «Скорая помощь», но не пустынное. Время-то какое страшное! Год активного солнца. Автокатастрофы, несчастные случаи, обострение хронических болячек… И по коридорам всякие — туда-сюда, туда-сюда. То ли медицинский персонал, то ли ходячие больные, то ли навещающие. Поди пойми — все в халатах!
      Коридоры коридорами, но вот сюда нельзя. Сюда: «Интенсивная терапия. Посторонним вход запрещен».
      Ничего не изменилось за сутки. Те же мониторы. То же мерное попискивание. Та же капельница. То же забинтованное-перебинтованное нечто на койке. Та же недвижимая миссис Скалли в кресле у изголовья: «Девочка моя, девочка моя…». Состояние пациентки стабильно тяжелое. Без изменений.
      — Миссис Скалли?
      — Доктор? Доктор! Что?!
      — Посетитель, миссис Скалли.
      — Кто? Дэйна? Пришла Дэйна?
      — М-м… Вряд ли. Это мужчина. Причем неординарный… С… мешком… И он наотрез отказывается надевать халат. Впустить? Он говорит, что не столько вы ему нужны, сколько он вам.
      — Он так говорит? Как его имя?
      — Меня зовут Алберт Хостин, миссис…
      — Ой!
      — Кто вам позволил войти?! Куда вы претесь со своим септическим мешком?! Я ведь сказал: ждите! И халат! Наденьте халат! Сюда нельзя! Это я вам как врач заявляю! Здесь — больная!
      — Молчи, белый человек. Ты бессилен. Ты бессилен ей помочь. Я — попытаюсь.
      — Что у вас в мешке?
      — Трава. Много травы.
      — Вы наркоман!
      — Я собрал эту траву на рассвете.
      — Да хоть на закате! Уйдите сейчас же! И заберите мешок! Антисанитарию мне тут разводить!
      — Я пришел потому, что меня призвали. Я не уйду. Уйди ты, белый человек.
      — Да как вы смеете?! Кто вы вообще такой?!
      — Меня зовут Алберт Хостин.
      — А меня Майк Тайсон! И что?!
      — Уйди.
      — Доктор… Простите, но, может, вам действительно пока…
      — Миссис! Вы хотите, чтобы я оставил вас одну с этим обкуренным… вождем краснокожих?
      — Я не одна. Я с Мелиссой.
      — Как знаете!.. Но халат все-таки наденьте, вы! Я к вам обращаюсь!
      — Уйди.
      — Черт-те что! Проходной двор!..
      — Он ушел. Я вас слушаю, Алберт Хостин.
      — Я здесь, чтобы помочь вам и вашей дочери. Она призвала меня.
      — Мелисса?! Когда?! Она без сознания!
      — У вас есть еще одна дочь.
      — Дэйна!
      — Которая работает в ФБР.
      — Дэйна!
      — Она призвала меня.
      — Дэйна! Вы ее видели?! Вы с ней говорили?!
      — Можно сказать и так. Она призвала меня. Она просит прощения, что не пришла сюда. Она очень хочет быть с вами и с сестрой в такую тяжкую минуту. Но пока у нее не получается.
      — Она… в порядке?
      — Насколько я могу судить, да. Во всяком случае, ваша старшая дочь чувствует себя лучше вашей младшей… Позвольте, я возьму ее за руку… О-о, очень слаба. Очень.
      — Врачи заверяют, что делают все возможное. Они наблюдают ее двадцать четыре часа в сутки.
      — Что они понимают, ваши врачи! «Все возможное»! Здесь надо совершить невозможное.
      — Вы… Вы способны?!
      — С помощью святых-здешних и Гилы-мон-стра… Если не возражаете, я останусь подле нее…
      — Но вы поможете? Поможете?!
      — Мне нужны четыре дубовые жерди…
      — Где же я вам их?..
      — …и лист жести, чтобы развести на нем костер.
      — Но доктор… он будет возражать.
      — Он будет возражать — и я не спасу вашу дочь. Даже с помощью святых-здешних и Гилы-монстра.
      — Простите, Алберт Хостин… Вас действительно призвала Дэйна?
      — Иначе почему бы я оказался здесь?
      — И все-таки — где вы с ней виделись и когда? Последний раз?
      — Пять дней назад. На земле индейцев, называющих самих себя дене, но отзывающиеся и на навахо.
      — Алберт Хостин! В мою девочку, мою Мелиссу стреляли тридцать шесть часов назад! Как же вы узнали об этом от Дэйны, если — пять дней назад..?
      — Я сказал, что видел ее пять дней назад, женщина. Чтобы знать, где она и чего хочет, мне нет нужды ее видеть.
      — Алберт Хостин! Простите, но… трава у вас в мешке — действительно просто трава?
      — Не просто трава, женщина. Трава, сорванная на рассвете. Тебе не дано знать, что это за трава. Но это не та трава, о которой думаешь ты, о которой думает человек в халате, называющий себя врачом. Ты не веришь мне, женщина?
      — Даже не знаю…
      — Ты не веришь мне, женщина. Плохо. Если ты не.веришь мне, женщина, значит, ты не веришь святым-здешним и Гиле-Монстру. И я не смогу помочь. Белый человек из ФБР поверил мне — и он жив. Ваша старшая дочь поверила мне — и я здесь.
      — Я верю! Я верю, верю! Но тогда скажите, Алберт Хостин… если вы знаете, где Скалли и чего она хочет… то — где сейчас Скалли и чего она хочет?
      — Сейчас она в Западной Вирджинии. Она желает странного.
      — Алберт Хостин! Вам кажется странным, что Скалли желает выздоровления своей сестре?!
      — Ты сказала «сейчас», женщина. Она хочет выздоровления своей сестре, сильно хочет. Но сейчас она желает странного.
      — Алберт Хостин?!
      — Она желает узнать истину.
      — О чем? Правду о чем?
      — Не правду. Истину.
 
      Штат Западная Вирджиния Горнодобывающая компания 22 апреля, вечер
      Степь да степь кругом.
      Путь далек ли?
      Уже близко… наверное. Или — нет…
      Прав хиппарь Лэнгли из «Одинокого стрелка»: тривиальный ангар без особых примет можно встретить хоть в пригороде столицы, хоть в дремучей глуши типа индейской резервации.
      — Срань господня! Бензин жжем впустую!
      — Молдер?
      — Да нет, этот чертов ангар мы найдем — кровь из носу! Дотянем! Но вот на обратный путь…
      — Заночуем в машине? Романтика!
      — Я давно не романтик, Скалли. Я реалист.
      — Жаль.
      — Скалли?
      — Ты не так меня понял. Просто подумала, хорошо бы закрыть глаза на мгновение и оказаться там, где…
      — Если я на мгновение закрою глаза, окажемся в яме. Отвратительная дорога! Срань господня! Две вечные беды в Америке — романтики и дороги!
      — Не гневи бога. Дороги у нас — ничего!
      — Бога нет.
      — Если ты в него не веришь, это не значит, что его нет.
      — Ага! ХОЧУ ПОВЕРИТЬ. А ты? Если ты не веришь в пришельцев, значит ли это, что их нет?
      — Опять за свое, Молдер?! И после этого кое-кто будет говорить мне, что он реалист!
      — Ну не романтик же! Не из тех, кто мечтает: хорошо бы закрыть глаза на мгновение и оказаться там, где…
      — Я же не буквально! Я отвлеченно!
      — Хорошо тебе! Тебе-то хорошо. А мне отвлекаться никак.
      — Хочешь, сяду за руль? Подменю?
      — Женщина за рулем — страшнее пистолета у виска.
      — Лучше — сразу, чем бесцельно колесить и колесить…
      — Дать тебе пистолет?
      — Спасибо, у меня есть.
      — Ну так и?
      — Не дождешься.
      — Тепло поговорили, душевно.
      — Старалась тебя отвлечь.
      — Срань господня! Сказал, мне отвлекаться нельзя! Не мешало нам еще и заблудиться!
      — Уже целых два часа склоняюсь к мысли, что это свершилось.
      — Напарник!
      — Да, партнер?
      — Помолчала бы! Насчет партнера.
      — А что такое?
      — О-о, сама невинность!
      — А что такое? Нет, что такое?
      — Или я не видел, как ты вела себя с этим престарелым наци?!
      — А как я себя вела?
      — О-о, как ты себя вела! Бедная моя мама, как она была права. Скалли, ты геронтофилка?
      — Я его вела, глупый. Я из него вынула максимум информации!
      — Вот-вот. Благодаря этому максимуму мы и здесь, в полной… глуши. Пойди туда, не знаю куда.
      — Мы здесь, благодаря топологическому кретинизму одного моего знакомого. Догадайся с трех раз, которого.
      — У тебя столько знакомых, что я теряюсь.
      — Заметь, не я сказала.
      — Что?
      — «Я теряюсь». Признаешь, что заблудился, партнер?
      — Срань господня! Я же не буквально. Я отвлеченно.
      — Не отвлекайся. Следи за дорогой.
      — Нет тут никакой дороги, срань господня!
      — Потому что кое-кто за рулем с нее сбился!
      — Потому что кое-кто не за рулем постоянно отвлекает того, кто за рулем!
      — Может, все-таки тебя подменить?
      — Нет.
      — Молдер, вопрос? По аналогии.
      — Валяй!
      — Там, в пустыне Нью-Мексико, как ты оказался в километре от вагона?
      — Вот-вот! Был свет — зажмурился в вагоне, открываю глаза — в пещере.
      — Тебя хотели сжечь.
      — Это был другой свет, не напалм. Это был свет, который я уже видел однажды… когда исчезла Саманта, сестренка.
      — Но ты не исчез!
      — Я исчез в одном месте и очутился в другом. Нуль-транспортировка.
      — Нуль-транспортировки не бывает, Молдер.
      — Если ты в нее не веришь, это не значит, что ее нет.
      — Не хочешь же ты сказать, что и тебя перенесли пришельцы — во времени и в пространстве!
      — Сказать не хочу, но ХОЧУ ПОВЕРИТЬ.
      — Знаешь, я уже тоже ХОЧУ ПОВЕРИТЬ в нуль-транспортировку после нашего блуждания! Но…
      — Скалли! Вон там! Вон!
      — Что?!
      — Ангар!!! Он!!!
      Он. Ангар. В сравнении с тем, что на фотографии, — почти не изменился. Разве что обветшал. Позабыт-позаброшен.
      Гофрированная жесть.
      Металлическая лестница по стенке — вперед и вверх.
      Черные дыры проемов на высоте трех метров.
      Бесконечный коридор без окон, без дверей.
      Нет, вот дверь. Сталь. Кодовый замок.
      Табло: «Опасно!»
      Если табло «Опасно!» зажигают, значит, это кому-нибудь нужно? А если табло «Опасно» давным-давно не горит, значит ли, что опасности никакой?
      Тривиальный ангар горнодобывающей компании, выработавшей свой ресурс…
      — Как думаешь, Молдер, чем здесь мог заниматься твой отец?
      — Понятия не имею. Он никогда не приходил домой в каске горняка.
      — Не открыть ли нам дверь?
      — Чем? Пальцем? Знаешь код?
      — Молдер! Ты помнишь, что сказал Клем-пер в оранжерее?
      — Он много чего сказал. Философ с фаллосом!
      — Он сказал про трансцендентное число Непера, про основание натуральных логарифмов. Дал понять!
      — Мне он ничего не дал.
      — Ты просто не понял! Число Непера! 2, 71828… Попробуем набрать?
      — Попробуй. Хотя…
      — Что — хотя?!
      — Да нет, пробуй, пробуй. Ну?
      — Не открывается.
      — Вот видишь!
      — Погоди! Число Непера — 2, 71828… Далее — …18. Сейчас-сейчас!.. Нет… Далее — …28. Нет… Далее — …45. Нет…
      — Тран-цен-ден-таль-но! Подскажи-ка мне, гуманитарию, число Непера бесконечно, не так ли?
      — Бесконечно.
      — Познание бесконечного требует бесконечного времени. Представляю, сколько ты промудришь над этими кнопками!
      — Не сбивай! Далее — …90. Нет.
      — Была бы фомка! Или лом! Вскрыл бы без всяких логарифмов!
      — Как это по-русски!
      — При чем тут русские?
      — Их излюбленный метод — с помощью лома и обесчещенной матери.
      — Чем тебе не угодила моя мама, Скалли?!
      — Я не про… твою мать! Я про русских. Не сбивай! Далее — …45.
      — Лом бы!
      — Молдер! Есть!!!
      Есть. 2718281828459045. Мудреный код, замысловатый. Могло быть и хуже, транс-цен-ден-таль-ней.
      — Пошли?
      — Пошли!
      — Момент, Молдер. Давай условимся… Что бы мы там ни нашли… Даже если там окажется что-то, что заставит тебя усомниться в безупречности твоего отца… Просто знаю, как это повлияет на меня и могу предположить, как это повлияет на тебя… И хочу заранее предупредить…
      — Скалли?
      — В общем… не нервничай.
      — Я не нервничаю.
      — Нервничаешь.
      — Только вместе с тобой.
      — Я не нервничаю.
      — Договорились! Мы оба не нервничаем…-Т-тоже мне, комната Синей Бороды!
      Свет здесь включается?
      Включается. Столько лет здесь ни души — а свет включается, стоит лишь тумблером щелкнуть. Электропроводка исправна.
      Да будет свет!
      И стал свет. И осветил…
      Не комната. Не Синей Бороды.
      Коридорный лабиринт с рядами стеллажей вместо стен. Нескончаемый лабиринт — вплоть до узкоколейки, проложенной вдоль стен-стеллажей.
      — Что скажешь, Скалли?
      — Похоже на архив.
      — Архив чего?
      — Судя по внешнему виду, архив медицинских карт.
      — Я бы сказал, что их здесь… немало.
      — Весьма и весьма немало! Глянь, Молдер. Каждая секция стеллажей расставлена по годам. Ящики на стеллажах — по алфавиту.
      — Начнем с «А»?
      — Почему с «А»?
      — Надо же с чего-то начать! Начнем с начала.
      — Нет. Начнем с буквы «С». Год 1964-й.
      — Ищешь дело на себя?
      — Уже нашла!
      — Дай посмотрю!
      — Не лезь. Я сама.
      — Ну дай. Пусти.
      — Не лезь, сказала. Это, в конце концов, нетактично — заглядывать в медицинскую карту дамы.
      — Мы напарники.
      Даже если партнеры — все равно нетактично. Пойди найди себя на букву «М» и смотри на здоровье!
      — Что я там не видел!
      — А у меня что ты не видел?!
      — Кое-чего так-таки не видел.
      — И не увидишь.
      — Ну и пожалуйста! Было б на что смотреть!
      — Не хами.
      — Не нервничай.
      — Не нервничаю.
      — Не хамлю. Дай посмотрю.
      — Да не на что тут смотреть! Действительно! Стандартная медицинская карта. Свидетельство о рождении. Список проведенных вакцинаций — с указанием дат. Капсула в полиэтиленовом пакетике, прикрепленная скотчем к медицинской карте, — капсула с образцом ткани… пациента? подопытного?