Джентльмен с Медвежьей речки (пер. А.Циммерман)

      – Зачем же ты к ним сунулся?
      – Понимаешь, – говорит он, щепкой соскребая с одежды запекшуюся кровь, – я там искал тебя. Три дня назад повстречал твоего двоюродного брата Джека Гордона, тот попросил кое-что тебе передать. – Снова молчание.
      – Так что же?
      – Не могу вспомнить, – ответил парень. – Они своими оглоблями перетряхнули мне все мозги. Джек просил передать, чтобы ты непременно кого-то отделал, да покрепче. Вот только не помню, кого надо бить и за что. Кто-то сотворил что-то страшное с кем-то на Медвежьей речке – кажется с твоим дядей Джеппардом Гримзом.
      – Так какого черта тебя понесло в Коготь Гризли? Меня же там не было!
      – Сам не пойму, – ответил он. – Только сдается мне, Джек говорил, будто этот парень или сам из Когтя, или должен туда забежать по каким-то своим делам, или еще что-нибудь в этом роде.
      – Хорош помощничек! – скривился я в усмешке. – Кто-то, понимаешь, заявляется на Медвежью речку, может быть, даже калечит одного из моих родичей, а ты не помнишь подробностей! Напрягись, Тэнк. Тебе обязательно надо вспомнить имя этого парня. Тогда я смогу найти и вытряхнуть из него душу, а заодно и признание, что он такое сотворил с дядюшкой Джеппардом.
      А он и отвечает:
      – Хорошо тебе говорить!, Ты сам-то получал когда-нибудь по голове оглоблей? Говорю же – я только недавно вспомнил собственное имя! Скажи спасибо, что вообще тебя узнал. Вот если явишься сюда через пару дней, может быть, к тому времени и вспомню, что просил передать тебе Джек.
      Я фыркнул и свернул с большака на тропу в Коготь Гризли. Я подумал, что, возможно, удастся узнать что-нибудь на месте. Во всяком случае, стоило попытаться. Конечно, сами мы, жители Медвежьей речки, тоже порой спорим между собой, но мы решительно возражаем, чтобы нас задевали всякие проходимцы со стороны. Дядюшка Джеппард был почти так же стар, как горы Гумбольдта, и начал воевать с индейцами едва ли не с пеленок. Несмотря на годы, старик был по-прежнему крепок, как дуб. И если кому-то удалось причинить ему неприятность да к тому же безнаказанно смыться, это могло означать лишь одно: обидчик принадлежал к числу выдающихся личностей, и не удивительно, что потребовалась моя помощь. И вот благодаря слабой черепушке Тэнка Уиллогби я не имею ни малейшего понятия, кого мне следует искать и по каким признакам. Именно из-за подобных случаев я и презираю хрупкоголовых неженок.
      Я приехал в Коготь Гризли после полудня. Прежде всего я направился на постоялый двор и выбрал Капитану стойло попрочнее и овес получше, да еще предупредил там паренька, чтобы тот держался, от него подальше, если не хочет, чтоб ему вышибли мозги. Дело в том, что в непривычной обстановке Капитана забирает кровожадное настроение и незнакомых он не переносит. Кроме, нас с Капитаном Киддом, в конюшне находились еще пять лошадей: пегая, пятнистая, молодой жеребчик и пара вьючных.
      Затем направился обратно в деловую часть поселка, состоящую из одной-единственной пыльной улицы с салунами, складами и магазинами. Глазеть по сторонам осо6о было некогда: я усиленно размышлял над вопросом, как извернуться и, никого ни о чем не спрашивая, добыть недостающие сведения.
      Итак, наклонив в задумчивости голову, я приближался к салуну под названием «Королева апачей», как вдруг увидел валявшийся в пыли у коновязи серебряный доллар. Не придав значения тому, что монета лежит едва не под копытами наиподлейшего на вид мула, я немедленно наклонился и взял ее. Но не успел разогнуть спину, как мерзкое животное, сделало шаг вперед и задними ногами лягнуло меня в голову. Затем мул начал прыгать вокруг, норовя сунуть мне в нос свои копыта и непрерывно оглашая воздух диким ревом. Из салуна сразу повалили люди, а один из них гаркнул: «Он хочет укусить моего мула! Требую правосудия!»
      Вокруг мигом собралась толпа. Парень – хозяин мула – выл не переставая, словно кугуар. Как и животное, хозяин имел подлый вид, а вдобавок еще вислые усы и косящий глаз. Он вопил так, словно его намеревались прирезать, и не давал мне вставить слово. Но вот наконец подошел некто с голой морщинистой головой на худой длинной шее и суровым голосом сказал:
      – Я мэр города. Что здесь происходит? Кто этот джентльмен и что он сделал?
      Усатый пройдоха заорал:
      – Он ударил головой по копыту моего мула и изуродовал бедное животное на всю жизнь! Требую защиты своих прав! Пусть заплатит мне за мула триста пятьдесят долларов!
      – Чушь собачья! – говорю. – Меня самого лягнули! А этот мул и не искалечен вовсе, просто у него от удара нога вроде как онемела. В любом случае у меня с собой только шесть долларов, зато могу предложить всем по пуле. – С этими словами выхватил оба кольта, и толпа отпрянула прочь.
      – Требую ареста преступника! – вопил Вислоусый. – Он покушался на жизнь моего мула!
      – У тебя нет звезды шерифа, – сказал я мэру. – И ты не можешь меня арестовать
      – Неужто ты будешь сопротивляться при аресте? – спросил мэр, нервно ощупывая пальцами ремень.
      – А что – здесь кто-то говорит об аресте? – искренне удивился я. – Просто мне любопытно, на сколько оборотов завернется твоя башка, прежде чем хрустнут позвонки.
      – Как?! Ты посмеешь поднять руку на человека, облеченного властью, даже при исполнении?
      Но я уже устал от пустой болтовни, к томy же очень хотелось пить, так что я просто фыркнул ему в лицо и, распихивая направо и налево стоявших на дороге, пошел в салун. Я чувствовал, как за моей спиной толпа вновь сомкнулась, в воздухе запахло судом дедушки Линча, только я даже не оглянулся.
      В салуне никого не было, за исключением бармена и долговязого ковбоя, навалившегося животом на стойку. Я заказал на два пальца виски, отпил и честно скажу – более дрянного пойла я не брал в рот за всю жизнь. С отвращением отставив стакан в сторону, бросил на стойку найденный доллар и уже направился к двери, как вдруг услышал крик бармена: «Эй, послушайте!»
      Я обернулся и учтиво так отвечаю:
      – Не ори на меня, ты, канюк с ушами! Чего надо?
      – Доллар фальшивый! – говорит он, а сам стучит монетой о стойку.
      – Как и твое, виски! – говорю. – Так что теперь мы квиты.
      Вообще-то я человек долготерпеливый, но, по-видимому, они все там в Когте Гризли жили надувательством добросердечных чужаков.
      – Нечего нести на меня напраслину! – орал между тем бармен. – Или ты даешь настоящий доллар, или…
      Он нырнул под стопку, а, вынырнул уже с дробовиком в руке, но я без труда отобрал дробовик и, согнув об колено ствол, бросил ему обратно, и он выбежал через заднюю дверь, вопя о помощи.
      Ковбой взял со стойки мой доллар, надкусил, затем сурово посмотрел на меня и спрашивает:
      – Откуда это у тебя?
      – Нашел, если тебя это так интересует, – огрызнулся я и направился к двери, но только вышел, как – бах! – кто-то пальнул по мне из-за дождевой бочки на той стороне улицы и сбил шляпу. Ответной пулей я прошил бочку насквозь, и из-за, нее, вопя благим матом, вывалился какой-то человек. Пуля попала ему в заднюю ногу. Приглядевшись, я узнал пройдоху мэра. За окнами и в дверных проемах торчало множество голов. Публики хватало, и тогда я грозно прорычал:
      – Пусть это послужит примером всем койотам, населяющим Коготь Гризли. Я – Брекенридж Элкинс с Медвежьей, речки, что течет в горах Гумбольдта, и я во сне стреляю лучше, чем любой из вас с разинутыми глазами!
      Свое замечание, я сопроводил тем, что сбил выстрелам несколько шляп и грохнул три-четыре оконных стекла, после чего все хором завопили и головы попрятались. Я сунул кольты обратно в кобуры и пошел в ресторан. Тогда жители повылазили из убежищ и, подняв на руки мою жертву, куда-то понесли, а жертва так вопила и убивалась по разлюбезной своей задней ноге, что для взрослого выглядело просто неприлично.
      В ресторане сидели люди, но стоило мне войти, как все в панике повыскакивали через заднюю дверь – все, кроме повара, который попытался укрыться внутри помещения.
      – Ну-ка, вылезай и нажарь мне бекона, – приказал я ему, а чтобы придать словам достаточно веса, ударом кулака выбил из стойки несколько досок. Дело в том, что мне неизменно претит вид толстой задницы, торчащей из-под разделочного стола. Я человек простой и повадки имею самые мягкие, но этот городишко уже сидел у меня в печенках.
      Так вот. Повар извлек из-под стола свою задницу и приготовил мне заправку из бекона, окорока, яиц, бобов, лепешек и кофе, и все это я заел тремя мисками свежих персиков. В ресторан за все время так никто и не сунулся, но, сдается мне, снаружи не умолкали разные шепоты и шорохи. Покончив с едой, я спросил, сколько с меня причитается, и выложил на стол монеты, да вдруг вижу – повар пробует их на зуб. Столь явное недоверие совершенно вывело меня из равновесия. Я вытащил кривой нож, показал ему и говорю:
      – У каждого есть предел терпения. Если только заикнешься, что монеты фальшивые, сбрею твои усищи и обрежу уши! – И подкрутил ножом у него под носом.
      Повар завизжал, попятился и задом вышел в аккурат на печку. Опрокинув ее, он повалился сверху, да так удачно – прямо на уголья, но тут же вскочил, и, с диким ревом выбежав на улицу, помчался к ручью. Именно отсюда пошли разговоры, будто я хотел, на индейский манер, поджарить повара живьем – якобы за то, что корочка у бекона получилась чуть более поджаристой, чем следовало бы. А ведь на самом-то деле я спас его халупу от пожара, а его – от неминуемого разорения, затоптав рассыпанные по полу горящие уголья, а после выбросив печку через заднюю дверь наружу.
      И не моя вина, что в эту самую минуту мэр Когтя Гризли подхромал по ступенькам крыльца с винчестером наперевес. Кстати, я слышал недавно, что по прошествии нескольких месяцев он мог уже свободно передвигаться на костылях. Услышав подозрительный шорох, я неожиданно появился в дверях заведения и увидел, как какой-то парень, согнувшись в три погибели и припав глазом к дыре в стене, внимательно наблюдает за событиями. Это был ковбой из салуна «Королева апачей». Я шагнул на крыльцо. Он круто обернулся, но я уже взял его на мушку.
      – Следишь за мной? – зловещим голосом спросил я. – Знай, если ты…
      – Нет-нет! – заспешил он. – Я просто прислонился к стене отдохнуть.
      – Вы здесь, в Когте Гризли, совсем с ума спятили, – презрительно заметил я и огляделся вокруг, но повсюду стояла мертвая тишина. Это могло бы показаться подозрительным, да я не придал этому значения. К тому времени окончательно стемнело, и я отправился на постоялый двор проведать Капитана. Там тоже никого не было. Я рассудил, что парень, присматривающий за лошадьми, должно быть, хлещет сейчас где-нибудь виски, поскольку сразу заметил, что это занятие являлось основной работой ослов, заселивших Коготь Гризли.
      Единственным местом, пригодным для отдыха приезжих, оказалась старая бревенчатая хижина. Она состояла из двух комнат, разделенных глухой перегородкой, каждая с отдельным выходом на улицу. Кроме камина и кровати, в комнатах ничего не было. Я не решился довериться честности здешнего люда, а потому, проверив, крепко ли привязан Капитан Кидд, снял с него седло, уздечку, попону и все это перенес в свой номер. Я снял сапоги, а шляпу нацепил на гвоздь, торчащий из стены. Потом повесил на спинку койки ремень с ножом и кольтами и расстелил на кровати попону.
      Я никак не возьму в толк, почему это мастера, вместо того чтобы делать добротные вещи для нормальных людей, норовят сделать черт знает что такое. Человеку без малого семи футов росту, вроде меня, найти себе удобную лежанку в городе совершенно невозможно. У них там все кровати рассчитаны на одних недомерков.
      Я лег и сразу проникся к ней глубоким отвращением, а заодно и к себе, поскольку до сих пор так и не разузнал, кто нанес дядюшке Джеппарду оскорбление и в какой именно форме. Я был весьма близок к мысли немедленно отправиться на Медвежью речку и расспросить на месте самого дядюшку, а после сразу вернуться в Коготь Гризли и заняться этой тварью. Только пока я буду мотаться туда-сюда, у Долли Риксби истощится запас терпения, и мне не в чем будет ее упрекнуть.
      Так вот, лежу я, значит, думаю свои невеселые думы, как вдруг слышу – кто-то вошел в конюшню постоялого двора, потом вышел и вроде как направился к дому. Ну, бродит, думаю, кто-нибудь и черт с ним. Да только дверь медленно приоткрылась. И уж тогда встал, направил на дверь кольты и говорю:
      – Кто там? Назовись, а то продырявлю!
      В ответ чей-то голос неясно пробормотал, что ошибся комнатой, и дверь затворилась. Но голос показался мне знакомым, к тому же в соседнюю комнату так никто и не вошел, зато я услышал осторожно удалявшиеся шаги. Выйдя на крыльцо, я очень скоро увидел, как кто-то вывел из конюшни пегую лошадь, взлетел в седло и медленным шагом поехал прочь. Было темно, хоть глаз выколи, но у нас, жителей Медвежьей речки, глаза, как у ястреба, – а иначе в наших условиях не состаришься. Я узнал человека. Это был все тот же ковбой, которого я встретил в «Королеве апачей» и позже – в ресторане. Чуть отъехав, он дал лошади шпоры и запылил, словно краснокожий по тропе войны. Всадник давно пропал, но до меня еще долго доносился стук копыт по каменистой тропке, спускающейся с гор к югу.
      Я догадался, что он следил за мной – вот только непонятно было зачем. Плюнув на все, я улегся досыпать, но не тут-то было. Едва я забылся, как меня разбудил топот шагов в соседней комнате, и я услышал чирканье спички. Кровать стояла у перегородки, и хотя мы находились по разные ее стороны, нас разделяли считанные футы.
      Судя по голосам, соседей было двое.
      – Говорю тебе, – сопел один, – мне его рожа не нравится. Наверняка он не тот, за кого себя выдает. Лучше не рисковать, а узнать все наверняка. Черт возьми! Мы не можем вечно оставаться в этой дыре! Местные начинают что-то подозревать и если обо всем пронюхают, то потребуют долю в прибыли. Вещички собраны и готовы к отправке в любую минуту. Выступать, полагаю, надо сегодня вечером. Просто удивительно, что до сих пор никто не наткнулся на нашу пещеру.
      – Ерунда, ответил другой. – Эти олухи из Когтя Гризли думают лишь о том, как бы налакаться виски, пометать карты да облапошить приезжего бедолагу, случайно заглянувшего в их вертеп. Они не бродят по горам, так откуда им знать, что на юго-западе есть пещера? Большинство и не помнят о тропе, ведущей на запад мимо Большой скалы.
      – Ладно, Билл, – говорит первый. – Мы неплохо поработали, провернув это дельце на Медвежьей речке. Можем и отдохнуть немного.
      При этих словах остатки сна вылетели у меня из головы, и я навострил уши.
      Билл рассмеялся.
      – А забавная получилась история, правда Джим? – прокудахтал он.
      А Джим в ответ:
      – Подробности ты мне не докладывал. А что – пришлось повозиться?
      – Ну знаешь, – начал Билл, – нельзя сказать, чтобы все прошло гладко. Старикан Джеппард Гримз оказался крепким орешком и ни за что не хотел с ним расставаться. Если все, кто сражался с индейцами, похожи на него, мне больно за судьбу бедных индейцев.
      – Учти – если кто-нибудь из дьяволов с Медвежьей речки доберется до тебя...
      Билл снова залился:
      – Эти телята никогда не уходят от своей речки дальше чем на десяток миль. Я раздобыл скальп и скрылся, прежде чем они очухались. На своем веку я получил немало премиальных за волков и медведей, но за человеческий скальп выручил деньги впервые.
      По моей спине побежал холодный ручеек. Так вот что случилось с бедным старым дядюшкой Джеппардом! С него сняли скальп! И это после того, как сам он снял их превеликое множество с индейских голов! И вот хладнокровные убийцы сидят совсем рядом и болтают о великом несчастье так, точно речь идет об ушах кролика или койота!
      – Я ему заявил, что, мол, нечего жадничать, – между тем рассказывал Билл, – Мол, любой старый дурень навроде него…
      И тут у меня сдали нервы. В глазах потемнело. Я забыл о сапогах, оружии – обо всем на свете. Я был слишком взволнован, – чуть с ума не сошел! – чтобы помнить о таких мелочах; вскочил с кровати и, как бык, протаранил перегородку.
      Из щелей посыпалась труха, несколько бревен подались, и с той стороны донесся крик:
      – Что это?!
      А другой как завопит:
      – Медведь! Спасайся!
      Я отступил на шаг и ударил еще раз. Стена не выдержала, и в облаке пыли и щепок я вломился в соседнюю комнату. Кто-то выстрелил, но промахнулся. На грубо сколоченном столе горел фонарь, а двое людей, каждый футов по шесть, орали и – бах! бах! – палили в меня из шестизарядных кольтов. Но они явно были не в форме и все время мазали. Крепко прижав их к груди, я попятился, но задел за стол, опрокинул фонарь и, сам не устояв на ногах, повалился на пол. Капли горящего масла брызнули им на шеи. Ну и вой поднялся! Пол покрывал толстый слой грязи, и поэтому он не занялся огнем. Борьба продолжалась в кромешной тьме, и только слышались вопли: «Спасите! Убивают! О-ой! Отпусти ухо! И тут один из парней носком башмака заткнул мне рот, и пока я правой рукой выкручивал ему ногу, второй рванулся из рубахи и выскочил на воздух. Тогда я сосредоточил усилия на оставшемся враге. Нo негодяй не стал дожидаться, пока я сделаю его калекой, а, выдернув из башмака ногу, ринулся к двери. Я – следом, но в темноте налетел на стол и упустил время.
      Я выломал ножку стола и бросился к двери, но не успел выбежать наружу, как на двор ввалилась огромная толпа с факелами, кольтами, ружьями и веревками. Под ногами людей метались собаки. Увидев меня, они враз завопили: «Вот он! Душегуб! Бандит! Вражина! Поджигатель! Убийца мулов!»
      Я увидел хозяина мула, повара, бармена и еще много знакомых лиц. Подбадривая друг друга криками: «Повесить его! Вздернуть убийцу!», от подступали к двери. Когда между мной и толпой оставалось ярдов десять, они открыли пальбу. Я не стал дожидаться развязки, а вломился в ряды противника со своей дубинкой и принялся щедро рассыпать удары направо и налево, пока ножка стола у меня в руках не разлетелась на куски. Противник сбился в плотную кучу, и я доставал троих-четверых за раз. Вопль стоял несусветный. Факелы выпали из рук нападавших, и их затоптали, за исключением немногих в руках парней, которые держались на расстоянии и только прыгали вокруг да орали: «Не бойтесь громилы! Стреляйте! Вяжите его! Пырните его! Дайте ему по башке!» Местные собаки обнаружили куда большее благоразумие, чем люди: они заблаговременно удрали, кроме одной дворняги, смахивавшей на волка, которая вошла в азарт и кусала всех без разбору.
      Стрельба набирала силу. То и дело слышалось: «Ой! Я ранен! Убит! Умираю!» Несколько пуль чиркнули по моей коже, пламя выстрелов опалило ресницы, а чей-то нож сломался о пряжку ремня. Все факелы, кроме одного, погасли, от дубинки остались одни щепки, и тогда я стал продираться прямо сквозь людской клубок, размахивая кулаками, точно ветряная мельницами, топча ногами тех, кто цеплялся за щиколотки. Я благополучно отвязался от всех, и передо мной оставался только один парень с последним горящим факелом в руке. От волнени он подпрыгивал на месте и все пытался застрелить меня, не взведя курка. Чертова дворняга вцепилась мне в пятку, и тогда, ухватив ее за хвост, я размахнулся и обрушил ее на голову последнего врага. Тесно обнявшись, они покатились по земле. В наступившей темноте собака сомкнула челюсти на ухе парня, и тот заверещал паровозным свистком.
      Барахтанье за моей спиной продолжалось, но я не стал вмешиваться в их внутренние дела, а прямиком помчался к стойлу, где оставил Капитана Кидда, отвязал его и вскочил на спину коня. Разъяренным ураганом мы вырвались из конюшни и, поскольку поле боя лежало на нашем пути, прошлись по нему, подобно смерчу, слегка у потоптав народ копытами. Кто-то предусмотрительно запер ворота, но Капитан без труда одолел препятствие. Прежде чем толпа поняла, что случилось, мы уже скрылись. Как всегда бывает в трудный момент, Капитан решил, что сейчас самое время от меня избавиться. Он рванул в горы и понесся очертя голову сквозь чащу и буераки, надеясь ветками, стволами, и колючками соскоблить меня со своей спины. Когда мне наконец удалось его сдержать, мы были уже в миле к югу от селения, где на постоялом дворе у Капитана остались седло, уздечка и попона, а у меня – все, кроме штанов.
      Но самое ужасное было то, что дьяволы, снявшие скальп с дядюшки Джеппарда, исчезли в неизвестном направлении.
      Я задумался над тем, стоит ли возвращаться в Коготь Гризли, чтобы сразиться со всем городом за свое оружие и сапоги, или же предпринять еще что-нибудь, как вдруг вспомнил разговор Билла и Джима насчет пещеры и тропинки к ней. Наверняка парни переждали где-нибудь заваруху, а после вернулись за лошадьми и, как у них было условлено, отправились прямиком в свою пещеру. Там их и следует искать. Я очень надеялся, что они еще не смылись, захватив вещички или что там они имели в виду.
      Я знал, где находится скала, о которой шла речь, потому что обратил на нее внимание при въезде в поселок, – огромная скала, торчащая над лесом, примерно в миле к западу от Когтя Гризли. Я взял напрямки через лес и вскоре мог уже разглядеть ее мрачные очертания на фоне звездного неба. Я был уверен, что нужная тропка должна огибать ее у подножия и вести дальше на юго-запад. Так и случилось. Я отыскал тропинку, и где-то через милю она вывела меня к крутому горному склону, местами поросшему еловым молодняком.
      Я соскользнул с коня и отвел Капитана Кидда в сторону, привязал его среди деревьев. Пещера была добротно замаскирована кустарником, но я обнаружил ее без труда. Прислушался. Вокруг все было тихо. Внезапно в тишине рассыпалась дробь выстрелов и донесся конский топот. Затем снова наступила тишина. Тогда я проворно нырнул в пещеру, чиркнул спичкой и огляделся.
      Узкий вход сразу расширялся до пятнадцати футов и шагов на тридцать туннелем углублялся в гору, после чего делал поворот, Там пещера становилась еще шире и дальше вела в темноту – я так и не смог разглядеть тупика. Левая стена была сильно изрезана и недалеко от меня поднималась уступами, напоминавшими высеченную в скале лестницу. Когда спичка догорела, я увидел над головой звезды: очевидно, где-то на склоне или на вершине горы была расселина.
      Еще до того, как погасла спичка, я успел разглядеть в углу какую-то кучу, прикрытую просмоленной парусиной. Я уже нацелился зажечь вторую и тут услышал приближающиеся снаружи шаги. Я быстро вскарабкался по стене футов на десять и, притаившись на уступе, весь обратился в слух.
      Судя по звукам, к пещере приближались двое. Они явно торопились и громко пыхтели. Вот они протиснулись в пещеру, миновали поворот, и я услышал, как оба в темноте пытаются что-то нащупать руками. Наконец один зажег фонарь и поставил его на выступ в стене.
      B свете фонаря я увидел старых знакомыx – Билла и Джима, подлых убийц дядюшки Джеппарда! Судя по внешности, им крепко досталось: у Билла отсутствовала рубашка, у Джима не хватало башмака, и он сильно прихрамывал. Вдобавок Билл потерял оружие, и оба были разве что не искалечены – все сплошь в синяках и ссадинах, точно их с утра до ночи таскали по терновнику и камням.
      – Послушай, – сказал Джим, ощупывая голову, на которой ясно обозначились многочисленные шишки – не иначе как от моего кулака, – до меня все никак не дойдет, что ж такое с нами приключилось? Помню, сегодня вечером кто-то заехал мне по черепу дубинкой, а дальше все так лихо завертелось, что я никак не поспевал ухватить события. Кажется, всю ночь мы только и делали, что дрались да удирали. Послушай-ка, мы ведь вроде бы сидели в доме возле городской конюшни, мирно беседовали, а потом через стену вдруг ввалился здоровенный гризли и чуть было нас не загрыз. Так было дело? Как полагаешь?
      – Точно, – отвечает Билл. – Только это был не медведь, а что-то очень похожее на человека – не иначе как сбежавший псих. Но в любом случае надо было сначала взять лошадей, а уж потом…
      – Какие там лошади! – чуть не взвыл Джим. – Когда я выбрался из дома, так только и думал, как бы убраться подальше. Учитывая, что тварь чуть не открутила мне руки-ноги, а один башмак так и остался у нее в пасти, мне здорово досталось этой ночью. В темноте я тебя потерял и потому сразу пошел к пещере, помня, что ты непременно сюда явишься, если, конечно, жив еще. Черт! Так ломит ногу, будто неделю по лесам шатался! Так вот. И едва я вышел, на тропу, как вижу – ты от кого-то удираешь,
      – Мне повезло меньше, – начал Билл свою половину истории. – Пока перелезал через ограду, постоялого двора, через ворота ввалилacь огромная толпа. Орут, свистят ну, думаю, – крышка! Выследили таки нас! А они, должно быть, явились за тем психом, что нас чуть не укокошил, потому как оглянулся и, представь, – он намолачивает их кулаками так, что только пыль столбом! Страхи прошли, и я решил вернуться за лошадьми. Но, как назло, наскочил на всадников, и среди них – тот чертов парень, что прикидывался ковбоем. Ладно, думаю, с меня на сегодня хватит, да как задал стрекача через лес, а они заорали: «Вот он! Держи!» – и за мной! Всю дорогу наступали на пятки.
      – Это не те ли, по которым я стрелял там, внизу? – спрашивает Джим.
      – Они самые. Я уж решил, что сумел от них оторваться, но только заметил тебя, как услышал топот коней и тогда крикнул: «Стреляй!», что ты и сделал. Спасибо.
      – Да говорю тебе – я не соображал ничего. Голова до сих пор гудит, как жернова!
      – Ладно, – сказал Билл. – Главное – что мы их остановили и рассеяли. Не знаю, задел ли ты кого в темноте, но теперь, они трижды подумают, прежде чем снова сунуться на нашу тропу. А сейчас давай сматываться.
      – Как? – говорит Джим. – Своим ходом? У меня ж нога разута!
      – А как прикажешь? – огрызнулся Билл. – Придется бить копытом, пока не стащим какую-нибудь обувку. Вещи пока оставим здесь. За лошадьми в Коготь Гризли лучше не соваться. Не иначе как тот проклятый ковбой будет высматривать нас там в оба глаза. Да он и не ковбой вовсе, а ищейка.
      – Это кто ж такой? – вставил Джим.
      – Тише! – Билл замер. – Стук копыт, слышишь? – прошептал он, бледнея. – Задуй фонарь, идиот! Быстро! Выбираемся по ступеням через расселину. А там – через горы по скалам – их лошади не пройдут.
      Я понял, что настало врем действовать.
      Убийцы дядюшки находились прямо подо мной. Положение – лучше не придумаешь!
      Поднявшись на уступе, я всем своим весом обрушился на плечи Джима, и тот распластался на камнях, как жаба под башмаком. От страха Билл завопил, поднял обломок скалы с голову человека, и не успел я встать на ноги, как он смазал своей скалой мне по уху. Мне это совсем не по нравилось. Одной рукой я схватил его за шею, другой отобрал нож, которым он пытался перерезать мне глотку, и принялся возить парня мордой по полу пещеры.
      Но этого мне показалось мало. Я бросил его на спину и, взяв за горло, стал колотить башкой о камни, сжимая пальцы до тех пор, пока язык не вывалился наружу.
      – Кровожадный убийца! – скрежетал я. – Прежде чем размажу твои мозги по камням, признавайся – куда дел скальп дядюшки Джеппарда?!
      – Пусти! – хрипел он, наливаясь кровью в местах, свободных от синяков. – Мне подвернулся столичный хлыщ, падкий до сувениров. Он польстился на скальп старика и захотел его приобрести. Вот и нанял меня.
      От такого невозможного холоднокровия я вконец озверел и, прежде чем опомнился, чуть было не задушил Билла насмерть.
      – Кто он?! – рычал я в бешенстве. – Кто этот подлый скунс, который ради прихоти нанимает убийц беззащитных стариков?! Господи Боже! Прав был папаша: эти хлыщи с Востока в сто раз подлее апачей! Живо отвечай, чтобы я со спокойной совестью мог наконец тебя прикончить!
      Ho негодяй потерял сознание – как видено, я переусердствовал. Я встал и пошарил глазами вокруг в поисках воды, виски! – чего угодно, лишь бы привести его в чувство. Моим самым искренним желанием в ту минуту было свернуть Биллу шею, но сначала необходимо было узнать имя хлыща, подрядившего его снять скальп с дядюшки Джеппарда. И вдруг за спиной: услышал:
      «Руки вверх!»
      Я повернулся и у поворота к выходу увидел ковбоя, следившего за мной в Когте Гризли, а с ним еще с десяток людей. Дула их винчестеров уставились на меня, а на груди ковбоя тускло блестела серебряная звезда.
      – Не двигаться! – крикнул он. – Я – федеральный агент. Ты арестован за производство фальшивых денег!
      – О чем это вы? – спрашиваю, а сам потихоньку отступаю к стене.
      – Будто не знаешь! – ответил он и сдернул парусину с кучи в углу. – Смотрите, парни! Вот штампы, олово и формы, которые он использовал для своих грязных дел. Все упаковано – видать, готовился улизнуть. Недаром я в поселке глаз с него не спускал – знал, что берлога где-то рядом и рано или поздно, но он сюда наведается. Когда ты расплатился с барменом фальшивым долларом, я сразу смекнул, что ты за птица, и без промедления поскакал за своими людьми – они встали лагерем подальше, в горах, чтобы не мозолить тебе глаза. Я думал, ты заночуешь на постоялом дворе, но в тот раз тебе удалось уйти. Зато теперь деваться некуда. А ну-ка, парни, наденьте на него наручники!
      – Ну уж нет! – зарычал я. – Сперва я покончу с двумя дьяволами, а там посмотрим! Не знаю, о чем вы тут говорили, а только…
      – Эй, да здесь два трупа! – заорал кто-то из команды агента. – Он уже успел прикончить двоих!
      Один из них склонился над Биллом, и скоро тот стал подавать признаки жизни. Билл приподнялся на локте, повел вокруг мутным зрачком и, наткнувшись взглядом на звезду, завопил.
      – Спасите! Признаюсь! – верещал он. Я – фальшивомонетчик, и Джим, там, на земле, – тоже! Мы отдаем себя под защиту закона!
      – Так это вы фальшивомонетчики?! – разинул рот сыщик, теряя нить, – Да, но ведь я-то выслеживал этого верзилу. Я cвoими глазами видел, как он расплачивался фальшивыми деньгами. Мы, правда, немного запоздали, и он успел удрать, но я заметил его спину среди деревьев на опушке леса, и мы взяли след. Он еще потом стрелял в нас здесь неподалеку.
      – Это мы в вас стреляли! – чуть не плача простонал Билл. – А гнались вы за мной. Он, должно быть, подобрал где-нибудь свою монету. Говорю же – это мы вам нужны, и вы обязаны нас защитить! Я требую, чтобы меня посадили в самую крепкую тюрьму во всем штате – такую, куда не пробьется даже этот гризли! Это мое право!