Девушка под яблоней (Буймир - 2)

Гордиенко Константин Алексеевич
Девушка под яблоней (Буймир - 2)

      Константин Алексеевич ГОРДИЕНКО
      Трилогия "БУЙМИР" - 2
      Девушка под яблоней
      Роман
      Перевод М. Чечановского
      Известный украинский прозаик Константин Алексеевич Гордиенко представитель старшего поколения писателей, один из основоположников украинской советской литературы. Основная тема его произведений - жизнь украинского села. Его романы и повести пользуются у советских читателей широкой популярностью. Они неоднократно издавались на родном языке, переводились на русский и другие языки народов СССР.
      За роман трилогию "Буймир" К. Гордиенко в 1973 году был удостоен Государственной премии УССР им. Т. Шевченко.
      В этом романе автор рассказывает о росте революционного сознания крестьян села Буймир, о колхозном строительстве в Буймире и о героической борьбе украинских колхозников за свою Родину, за свободу и независимость против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны.
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      1
      Расположились на траве, под яблоней, что раздалась на приволье, ветвистая, пышная, шелестела густой листвой. Круг собрался порядочный, пожилые люди, по старой привычке - стоя, сосредоточенно слушали речь Павлюка. Дело, известно, хлопотное.
      - Надо выбрать такого человека, чтобы бригаду не задергал, хозяйство привел в порядок - соседям в науку. Чтобы люди его уважали и сам бы уважал людей.
      Собрание было вполне согласно с Павлюком. А суетливый, уже в летах, пастух Савва то и дело, при каждом удобном случае и даже без случая, напоминал:
      - При Селивоне бригада не вылезала из прорыва!
      Когда же Устин Павлюк добавил, что недостойно бригадиру цепляться за старинку в хозяйственной деятельности, да и в собственном поведении, как это делал Селивон, а должно ему быть новатором смелым, изобретательным, потому что и пожилые люди усвоили достижения передовой мичуринской науки, вводят их на колхозных полях (намек, верно, на Мусия Завирюху) и других учат тому же, - собрание все-таки не могло догадаться, кого Павлюк метит в бригадиры.
      Селивон, упитанный мужик, которого бригада не захотела дольше терпеть (известно, Павлюк подбил!), с недоверием отнесся к этим словам: где, дескать, сыскать такого человека, просто Павлюку надобно было опорочить опытного хозяина Селивона. Много, впрочем, не стал распространяться пусть не думают, что в нем заговорила обида.
      Игнат Хоменко решительно запротестовал:
      - Опомнитесь, добрые люди! Откуда нам взять таких грамотеев? Всех перебрать можно! Никто не хватает звезд с неба! Все мы обыкновенные, простые люди. И сами знаем, кто чем дышит.
      - Кто чем, а Игнат наверняка самогоном! - под общий смех прервал настроившегося было поговорить человека этот задира Марко, достойный сынок своего папаши - пастуха. Вот уж бесцеремонно обошелся с пожилым хлеборобом, да еще членом правления. Подкусив сторонника Селивона, Марко снискал сочувствие собрания: кому не известно, что Селивон подпоил горлопанов, чтобы за него надсаживались на собрании? Кто не знает, что за гуляка Игнат?
      Ну, чем мог отбить Тихон дерзкую выходку Марка, во всеуслышание срамившего Тихонова отца - Игната Хоменко?.. Э, да неужели у Тихона не хватит духу осудить чье бы то ни было недостойное поведение, пусть даже отцово?
      Звеньевая Галя жаловалась, что Селивон без толку дергает людей. Пропалывают девчата свеклу: рядки заглушило куриное просо, позаплетала повилика... Так нет же! Не допололи свеклы - полите, девчатки, пшеницу: директива райцентра. Стали дергать колоски ржи, донник, сурепку, чтобы чистая, сортовая пшеница была. Не успели разделаться с прополкой, как подоспел новый приказ Селивона: полите просо, бурьян забивает. Полольщицы рубили сапкой колючий осот, а куриное просо рвали руками. Не докончили проса - полите, девчатки, кукурузу, потому как сурепка, повилика тянут соки, кукуруза даже пожелтела, если зарастет, початков не даст.
      Как могло собрание после этого отнестись к бригадиру?
      - Не умеет Селивон расстанавливать силы! - обвинил бригадира Марко.
      Возвели напраслину на Селивона! Стоит кому-нибудь одному бросить первый камень, а там уж посыплется! И невеяным-то жито сеял, и дождем-то залило недовывершенные скирды...
      На смуглое лицо Павлюка набежала тень, - это был средних лет человек, крепкий, складный, полнолицый, с казацкими русыми усами. Он уже видел - не ждать добра от Селивона будущему бригадиру.
      Собрание заметило, что Устин Павлюк в своем слове о воспитании кадров, о капиталистическом окружении обращался больше к женщинам. Он прямо так и сказал, что советская женщина - огромная сила в строительстве социализма и что мы живем под постоянной угрозой нападения империалистических хищников, мужчины могут пойти на войну защищать советскую землю, нужно, чтобы женщина приучалась вести хозяйство.
      Это было неожиданностью для Селивона, он удивленно переглянулся с Игнатом: куда это Павлюк гнет? Долго еще будет он выматывать душу?
      Павлюк фактами подтверждал, что за десять лет коллективизации немало прославилось звеньевых-пятисотниц, которые доказали свое умение управляться с большим хозяйством.
      Когда наконец Устин Павлюк посоветовал выбрать бригадиром Теклю, все онемели. Нужно сказать, что больше других это смутило Игната Хоменко, Селивона и конюха Перфила; они в штыки приняли это предложение. Кто не знает этой своенравной девчонки? Еще когда звеньевой была, натерпелись. Разве ей угодишь? Будет приказывать, распоряжаться. Верховодить захочет Селивоном, будет смотреть на него как на рядового колхозника! И остальной народ уж не станет к Селивону обращаться... Уже не Селивон будет первым гостем на свадьбе... Кто теперь заметит Селивона? Будь то на ярмарке или в райзу... На что это похоже? Да с ней никогда покоя знать не будешь, жизни не увидишь. Никогда чарки не опрокинешь, от этой не жди - спуску не даст. Твердой рукой поведет бригаду, как до сих пор звено вела.
      - Неужели в бригаде люди перевелись? - обращается Игнат Хоменко к собранию. - Ничего не остается, как бабу выбирать, мало сказать бабу девку, у которой ни знаний, ни опыта? Давно ли она пашню знает? Как землю обрабатывать? Землю!.. Спасибо на добром слове, не понять только - всерьез или для смеху дает Павлюк такой совет? Неужели больше выбрать некого?
      Селивон:
      - Игната...
      Игнат:
      - Перфила...
      Перфил:
      - Селивона...
      Непочатый край опытных людей в бригаде, а Павлюк, нате вам, уцепился за девчонку! Да хватит ли у нее смекалки, умения?
      У девушки свет в глазах помутился, не знала, куда и деваться, высмеяли, опозорили... Чуть не расплакалась от обиды. Боялась, чтоб не подумали дурного - будто сама навязывается, за славой тянется. Разве она просила Устина Павлюка ставить ее бригадиром? Легко ли ей слушать, как глумится Хоменко.
      - Мужики хозяйствуют - и то ни складу ни ладу! Селивон какой хозяин, и то не угодил... Так неужели девчонка наведет порядок? Разве по силам ей эта работа? Да и очень сварлива! Суетлива! Придирчива!
      Селивон, и говорить нечего, возмущен легкомысленным советом. Мясистое лицо набрякло.
      - Одумайтесь! За хозяйство душа болит! Разве это девичье дело? Народ в поле расставить нужно. Разве ее послушают? Объем работы немалый, чтоб не было перерасхода трудодней!
      Да, Селивон выказал неплохое знание колхозного дела, в чем люди имели возможность убедиться. Кое-кому западет теперь, может, трезвая мысль: не сумели уважить толкового бригадира! Такого дорогого человека Устин Павлюк ни во что поставил!
      - Где это видано, чтобы нам по указке какой-то девчонки плясать? поворачивается Селивон еще раз к бородачам.
      Игнат Хоменко тоже может подтвердить:
      - Совещания созывай, планы составляй, в севе, в жатве не отставай. Виданное ли дело, чтобы баба бригаду вела, да ко всему сортовую пшеницу сеяла!
      - Кони, корма, инвентарь! Женское ли это дело? По плечу ли это девушке? - заронил сомнение и конюх Перфил.
      Пастух Савва разгадал все увертки Селивоновой компании: норовят поставить своего человека в бригадиры, да Устин Павлюк разбивает их хитрые планы. Этот Селивон в давней вражде с Мусием Завирюхой, дочку которого Павлюк советует выбрать бригадиром.
      Марко исподволь бросает полные мягкого сочувствия взгляды на девушку, подавленную недружелюбными выпадами против нее.
      А Тихон разве не посматривает на девушку? Разве ему безразлично ее волнение? Он бы охотно встал на ее защиту. Да как пойдешь против отца? Тихон все же выкрикивает, что надо и молодым давать дорогу, и Текля, конечно, это оценила: видать, справедливый, твердый парень - самому отцу наперекор идет, спокойно выдержал его гневный взгляд. А Селивона привел в полное недоумение.
      После выступлений Селивоновых подпевал собрание как будто заколебалось.
      Снова полетели злые выкрики.
      Селивон:
      - Далеко метит, в начальники рвется! Лучше пусть полет свеклу! Или с курами возится!
      - А не людьми заправляет! - закончил мысль приятеля Игнат Хоменко.
      Марко тихо сказал пасечнику Луке:
      - Пройдет немного времени, и людям странно будет слышать о таких вот, как Селивон. И тогда не следовало бы забывать, как пришлось партии ступенька за ступенькой выкорчевывать старые пережитки.
      Пасечник Лука, поглаживая бороду, задумчиво опустил седую голову.
      Горлопаны бросали враждебные, почти непристойные выкрики против девушки, но даже они видят, что устаревшие взгляды на женщину успехом не пользуются, что за это не похвалят, как говорит Павлюк. Он так и сказал: "Еще не вывелись у нас отжившие взгляды". И кто бы, вы думали, ухватился за эту мысль?
      У пастуха Саввы лопнуло терпение - слишком уж распоясалась Селивонова компания.
      - Есть еще у нас люди, - вразумлял собрание пастух, - которые не прочь пошуметь, еще не все предрассудки вывелись, забыли, что теперь вся классовость...
      Он запнулся. Хотел поскладней, поубедительней сказать насчет бесклассового общества, как говорят представители райцентра, да растерял все умные, красивые слова, и потому не удалось ему развернуться, показать свою осведомленность в общественных делах, из чего, конечно, не преминули устроить себе потеху недруги. И пастух поневоле перешел на обычный будничный язык, по старинке, дедовскими словами принялся воздавать должное работящей семье:
      - Мусий Завирюха заправляет хатой-лабораторией, уму-разуму людей научает. Мавра - знатная доярка, дочка Текля тоже взросла, можно сказать, на пашне... Звеньевая, пятисотница, семилетку окончила и земельную грамоту усвоила... При отце при таком жила, который век свой на хозяев гнул спину...
      Может, кому и непонятно, а Селивон видит его насквозь: своего приятеля Мусия Завирюху расхваливает Савва. Ишь развел турусы на колесах, пусть не морочит голову, а говорит по существу!
      - Селивон привык, - продолжает пастух Савва, - у себя в хозяйстве женой помыкать! А теперь не старое время... За десять лет коллективизации женщина показала, на что способна...
      Прославленного хлебороба Селивона пастух учить вздумал, назвал "единоличником"... Душа Селивона полна негодованием - против пастуха, посмевшего оскорбить его, против девчонки, что пробирается в начальники.
      - Пусть борщ варит! - восклицает он.
      А пастух свою линию ведет:
      - Девушка-бригадир сделает нам только честь!
      - Позор! - надрывается Селивон.
      - Курам на смех! - вторит Игнат Хоменко.
      - Что умному - честь, то глупому - позор! - отвечает назло Селивону Марко, вызвав веселый смех собрания. Особенно были довольны женщины. Крепко осадил паренек Селивона. Селивону же невдомек, чем мог так угодить собранию этот молокосос, этот ничем не приметный парень!
      А Тихона досада берет. Нет острее его на слово среди молодежи, мог бы вступиться за Теклю, однако же на этот раз не нашел в себе смелости супротив отца родного пойти, Игната Хоменко. Этому неказистому пареньку Марку, видно, страсть хочется расположить к себе девушку.
      А уж что пережила Текля, передать трудно. Девушку кидало то в жар, то в холод. Если бы не Устин Павлюк, ласковой усмешкой подбадривавший ее, наверняка бы расплакалась.
      Собрание целиком присоединилось к мнению пастуха, - видать, он в политике все-таки разбирается. До вечерней зари проспорили, пока угомонили горлопанов и выбрали Теклю в бригадиры. Что из этого получится неизвестно.
      Галя счастлива за подругу.
      "Устин Павлюк знает, кому какое дело в руки дать, - говорили люди. Сколько было пересудов, когда Марка приставили к коровам. Мало пошумел тогда Селивон: "Кому доверили скотину? Племенных коров? Это ж не коза... Чтобы заморил? Перевел породу, которую вырастили с таким трудом? Справится ли с этим делом?" А теперь Марко прославил наш колхоз".
      Устин Павлюк держит колхоз в крепких руках. Его верх до поры до времени. Селивона не легко заставить покориться - не такой у него характер! Еще не известно, кто будет заправлять в артели и долго ли удержится сам Павлюк.
      Стала Текля бригадиром - забот полна голова: как лучше вспахать, посеять. Ночь не спит - соображает, как бы вывести бригаду из прорыва.
      Устин Павлюк присматривается, умеет приохотить к смелому начинанию. Указания дает Текле мягко, словно советуется с нею. А случится неудача подбивает пробовать еще и еще раз.
      Кое-кто без доверия, неохотно вставал под девичью руку: сумеет ли руководить людьми? Пытались брать работу на выбор - где там! Девушка проявила твердый характер, плутам, бездельникам воли не давала. А что пережил Селивон - не приведи бог никому! Какая-то девчонка помыкает тобой! Но люди видели - а ведь толковой Текля девушкой оказалась. Никогда зря не дергает. Эта не затуркает, спокойна, не криклива, знает, как подойти к человеку, усовестить, любым сумеет распорядиться - и молодым, и пожилым, и вовсе старым... Кое-кому пришлось убедиться - ни рюмкой, ни лестью не задобрить бригадира, кумовьев и сватьев не признает, не то что Селивон... Не позволит привередничать в работе. И что касается трудодня - не жди, не припишет. Справедливо оценивает каждого, сама мозгует, кому что доверить.
      Настырный пастух Савва знай твердит каждому, словно петух наскакивает:
      - Это вам не старый порядок, как было при Селивоне!
      Легко ли Селивону слушать такое? Селивон кивал на пастуха: людям и невдогад, что пастух не без корысти защищает дивчину. От Селивона ничто не укроется. Пастух, верно, спит и видит, как бы породниться с Завирюхой, женить своего сына Марка на Текле. Старая лиса!
      Еще никогда с такой охотой не трудились люди. За зиму навозили лесу дуба, сосны, липы, нарезали досок, ладили телеги, арбы, бестарки, наготовили липовых бочек на железных обручах - возить в поле воду, попутно вспоминали: "А Селивон в бочке из-под барды возил людям воду в жатву; невозможно было пить - тухлая..." Никогда с таким азартом не работали тележники, бондари, плотники... Салтивец, Аверьян, Келиберда... Весело разлетались из-под рубанка смолистые сосновые стружки. Всей душой старается бондарь, набивает обруч, кузнец Повилица натягивает шину. Не подвести бы дивчину! Словно праздник какой у бригады! Каждому хотелось сделать что-нибудь приятное для бригадира - Текля обязательно заметит, по справедливости оценит, ежели работаешь на совесть. Не пройдет равнодушно, любуется каждой дежкой, каждой телегой, каждым колесом.
      А Савва по плотницкому делу мастак. Никто лучше его не выгнет полозьев, Текля присматривается к движениям крепких, жилистых рук пастуху ничего не стоит выдернуть пальцами ржавый гвоздь из доски, - и тут опыта набирается. А пастух наставляет бригадира:
      - Не руби лес, когда дерево соком наливается, шашель поточит. Весной срубишь - полозья погниют. Зато по осени дерево что колокол!
      Зима пролетела за дружной работой. Впервые в бригаде установился порядок. Мог ли Селивон спокойно это переносить? Наткали мешков, припасли вожжей, починили инвентарь - после Селивона хватало заботы! Обсудили план работ, вовремя, дружно, с охотой. Соседи с хутора Кулики завидовали... Молодой председатель колхоза Данько Кряж, заглянувший к ним весной, смотрел, как тщательно отбирали девчата зерно на семена, и никак не мог взять в толк - в чем здесь секрет?
      Сколько забот вложила Текля в эти семена!
      Знала - в крупном зерне сильный зародыш. Отбрасывали вылущенное, сморщенное, отбирали для посева самое крупное. Дважды перегоняли через веялку, триер, проверяли на чистоту и всхожесть, - вроде все привычное, давно известное, и все же разве не отсюда начинается борьба за урожай!
      Снега, снега! Белая даль окаймлена синей полосой леса. Солнце слепит глаза, зажигает снега самоцветами... Лед в заводях позеленел. Сердце наливается радостным возбуждением, словно березовая почка соком. Глубокие снега - тоже плод человеческого труда. Под белой шубкой спокойно дремлется зеленому стебельку. Не страшны ему предвесенние заморозки. Скоро, скоро зажурчат талые воды, оживет пшеничка. Текля оглядывалась вокруг потеплевшими глазами, и от одного этого взгляда, казалось, должен бы растаять снег...
      2
      Молоко бьет, пенится, эх, хорошо на сметану - густое, душистое... Марку впору запеть. Сильные руки умело раздаивали. Манящей надеждой загорается сердце, давняя мечта окрыляет парня, но он держит ее в тайне от всех, потому что, случись неудача, опять насмешки... Щедрая на молоко Самарянка расплодила родовитое потомство: дочка Ромашка - крупная корова, тучная Казачка, роскошная Гвоздика, сытая Русалка... Высокой удойности коровы... от Рура.
      А вдруг и в самом деле приведется Марку побывать этим летом в Москве?
      Марко вырастил удойных коров, выходил знаменитых рекордисток. Значит, есть причина человеку радоваться. Сложную науку усвоил он от многоопытной доярки Мавры. В чести и славе Мавра у людей, семь лет дояркой; пожалуй, нет в колхозе женщины с более сильными руками.
      Устин Павлюк не спускал глаз с Марка - еще с той поры, как тот пастушонком бегал за стадом. С малых лет помогал Марко своему отцу. Потом ходил за колхозными телятами. Устин Павлюк подметил, что Марко кое-что смыслит в скотине, и, посоветовавшись с Маврой, приставил его к коровам: наберется-де опыта, тогда и наука скорее дастся ему - труд обогащает разум человеческий.
      Скоро все убедились в способностях Марка.
      Приезжали представители из Наркомзема. Марка расхваливали на собраниях, поздравляли, ставили в пример: добился своего, выходил породистый скот...
      А недруги завидовали.
      Марко по глазам угадывал, чего корове недостает, и коровы привыкли к нему, - бывало, навстречу выбегают из стада, ластятся. Казачка, как отелилась, по шестьдесят литров давала в день. По три трудодня зарабатывал Жарко - тысячи литров молока дополнительно надаивал. Пастух Савва не знал, куда и девать его, молоко-то, - своя корова дома.
      Зато не ладил Марко с дояркой Санькой - у самой коровы в забросе, а Марку завидует, насмехается... Прохаживается на его счет: не за свое, мол, дело взялся! Парень называется, под коровою сидит!
      А разве легко далась Марку победа? Разве случайно коровы прибавляли молока?
      Устин Павлюк проверял тогда собственный опыт, занимался выращиванием племенных быков, разводил молочное потомство от Рура. Выхаживал коров так, чтобы развивались молочные железы. Поощрял Марка лучше раздаивать коров. Устин Павлюк питает надежду вырастить лучшую на Украине породу, создать передовую ферму.
      Каким же образом добились значительных результатов по удою? Правильным кормлением и уходом. Павлюк сам составлял рацион и Марка научил.
      Дайте нам только хороший выпас, да чтобы трава там выросла, созрел сочный корм, - Марко докажет, какое молочное потомство пошло от Самарянки.
      Слух пронесся - из Киева едет профессор, чтобы изучить опыт Марка. Что ж, у Марка найдется что рассказать и показать, и тогда, может, в самом деле сбудется надежда, придет счастье, замолкнут недруги, Марко побывает в Москве... А станет знатным - кто знает, может, и вправду обратит на него внимание Текля.
      Приятное видение тут же и рассеялось, упала с глаз пелена, навеянная мечтами... "Ее сердце открылось другому", - явилась трезвая мысль. Хорошего настроения как не бывало.
      Марко вышел на опушку леса, прислонился к дереву. Повеяло густым смолистым духом - пробуждалась весна с ее ароматами, с молодыми побегами. Затуманились глаза у парня.
      Чем мог он привлечь девушку? Что он, собою уж очень видный или в особом почете у людей? Давно ли недруги осмеяли его на гулянке? Вступилась, защитила... А предпочла Тихона. На все село выдался. Что сплясать, что спеть - равного нет. Закрутил голову девушке. Потешался над Марком, что не за свое дело взялся, что не удался ни лицом, ни нравом. Да, поднимают на смех Марка Тихон с Санькой.
      ...Сытые коровы грелись на солнце, встречали весну. У Ромашки теленок родился - и тут же на ноги вскочил, замычал и уткнулся в вымя. Кажется, солнце и то любуется забавным, крепким телком.
      Разлилась река по луговине, затопила низкий берег.
      Понимают ли чудаки люди - племенной скот растить надо! Давала ли когда Самарянка шестьдесят литров? Или Ромашка, Снежинка, Гвоздика? С чего это в киевском институте заинтересовались новой породой, что выращивает ферма под наблюдением Павлюка?
      У Марка нет сил смотреть на дородную Саньку, ведь без пинков, без проклятий не подойдет к корове. И коровы невзлюбили ее, сбавили молока. Давно бы пора выпроводить ее с фермы, но защищают Саньку члены правления Родион Ржа да Игнат Хоменко - Селивоновы дружки. Разве так поставишь ферму?..
      Устин Павлюк обещал выучить Марка на зоотехника, если он хорошо раздоит коров. На взгляд Павлюка, Марку с его практическим опытом в зоотехнике и в основах селекции не составит большого труда овладеть мичуринской наукой выращивания наилучшей породы.
      Весенние просторы веселят взор. Заливают все кругом потоки талого снега, скоро луговина зазеленеет, заиграет яркими цветами, деревья нальются соком... Острые весенние запахи всколыхнули кровь, затуманили голову.
      Река разливается все шире и шире, кружат над водою перелетные птицы. Прошумели над головой узкогрудые, короткокрылые нырки, на прогалине, средь кустов, застыла цапля, где-то призывно крякнул дикий селезень, отозвалась кряква, неумолчно стонали чайки, приветствуя зелень трав... Птичья разноголосица звенела над окрестными лугами, в воде отражались лес и тучи. На той стороне под берегом сидели в лодке рыбаки. Долетал тихий, вполголоса, разговор. Смешанный запах лесной прели, болотных испарений, смолы стлался над низиной. Глухо прокатился мощный гуд, дикий, далекий, разлился на всю долину, по всей вселенной... Болотные птахи наслаждались, грелись на солнышке, посреди реки плескалась крупная неведомая пернатая красавица, снежно-белое крыло сверкало на солнце... Вдруг все примолкло, притаилось: огромный серый разбойник-ястреб вылетел из лесу и, плавно рея над водой, высматривал жертву. Сорвались птицы - чирята табунками, чернухи, кряквы парами - и подались против течения, на север. Как спадет вода, зарастут берега осокой, камышом, будет где укрыться, - тогда, может, осядут здесь. Кругом заводи, приболотье - раздолье кряквам, лысухам...
      Марко стоял под деревом, глядел на тихий плес, а с лица не сходила озабоченность.
      Далеко за рекой раскинулись поля, хлеба пробуждались.
      Цвети, осиянное солнцем поле! Будь счастлива, русоволосая дивчина, засевай землю отборным зерном, украшай богатым урожаем.
      3
      Светло-зеленое поле пшеницы и холодная зелень ржи манили взор. Ветры гуляли на просторе, пронизывая до костей. Днем ослепительное солнце пригревало зеленя, земля разбухала, раскисала, по ночам прихватывали морозы, стягивали землю, рвали неокрепшие корни, выжимали влагу.
      Дальше и дальше устремлялся взгляд, и загорался в глазах огонек тревоги. Глянцевели хлеба, выветривалась влага.
      Устин Павлюк решает: необходимо разрыхлить землю, не дать образоваться корке, чтобы не трескалась земля, не выдувало влагу.
      Но как рыхлить? - беспокоила мысль. Если бы земля провяла, окрепла, прошлись бы бороной, пробудили всходы. А тут поналетели шальные весенние ветры, злые утренники, а днем солнце землю распарит, она оттает - весь хлеб можно с корнем повыдергать бороной. Каждому этот закон известен: по раскисшей пашне не боронуй всходы. Борона рвет, размазывает грязь... И образуется корка.
      На буграх, где всего сильнее ветер с морозом, на южных склонах всходы словно бы побурели.
      Мусий Завирюха озабочен:
      - Земля начинает трескаться, выпирает узлы кущения. От солнца земля раздается, к ночи сжимается, стягивает жилки, рвет корень.
      - И больше всего там, где пожиже земля, - добавляет тракторист Сень.
      Сень говорит, что в бригаде Текли хлеба кустистые, хорошо укоренились, пошли в рост, не тронуты морозом, а в бригаде Дороша прихватило.
      Родион Ржа, осанистый человек, заместитель председателя, недовольно буркнул, что в девичьей бригаде и земля жирнее, покосился на тракториста: ишь ты, старших учить вздумал.
      Сень решил посбить Родиону спеси, чтобы не чванился, даром что Текля бросала на тракториста предостерегающие, чуть ли не молящие взгляды, не расхваливай девичью бригаду. Чересчур уж скромна. Сень сделал вид, что никого и ничего не замечает.
      Терпи, Родион Ржа, гляди, как Устин Павлюк с Мусием Завирюхой смотрят в рот Сеню. А что изрекает Сень? Давным-давно известные любому хлеборобу истины - как пахать стерню под сев. И, однако же, они ловят каждое его слово, будто необычайное открытие! Как надо волочить да как придавливать катками, чтобы уплотнить почву, чтобы не осела и не оголила узлы кущения. Чтобы были дружные всходы, сильный куст, чтобы ранней весной хлеба не вымерзли. Да кто этого не знает? И, однако же, белая борода так и светится! Уж очень доволен Мусий Завирюха, что его мысли сходятся с мыслями безусого паренька. Павлюк тоже поддерживает тракториста. А Сеню того только и нужно, и он принимается судить-рядить о Родионовом куме Дороше. Будто бы восточные ветры согнали снега на полях бригады Дороша и морозы припекли листочки. Текля же нагребла валы, на ее поля намело снегу, и морозы не прихватили хлебов... Говорит, а сам нет-нет и посмотрит с насмешечкой на Родиона, хочет доказать, что Родион малосведущий хозяин, унизить старается заместителя председателя в глазах людей.
      А людей, что стояли на бугре, заботило совсем другое. Ветер уже гонит волны по хлебам. Как бороновать? Апрель ветреный, земля повысохла, начинает трескаться.
      Хотя Сень самый молодой здесь, а смотри ты, всех башковитей оказался. Народ сразу оценил интересный опыт. Оживились лица, повеселели взгляды. Мусию Завирюхе совет тракториста тоже пришелся по душе. Как начали молодые парни работать в МТС, раскрылись перед ними горизонты. Один только Родион взял под сомнение предложенный Сенем способ - неизвестно, мол, что получится. Осторожный хозяин, здраво рассуждает, предостерегает от чрезмерного увлечения:
      - Только зря трудодни переводить будем!
      Зелен еще тракторист, чтобы верх взять над старым, опытным хлеборобом!
      - Я бы только борону пустил, - настаивал на своем Родион, проверенное дело.
      Сень убедился, что заместитель председателя не отличается толковостью.
      - Как пойдет борона по крепкой земле, когда хлеб по колено?
      Родион не поверил словам тракториста, - кроме Сеня, никому бы и в голову не пришла эдакая шальная мысль.
      Но не удалось ему расхолодить людей, всех захватило предложение тракториста. Устин Павлюк и Мусий Завирюха уцепились даже - находка! А про Теклю и говорить нечего.
      Поощренный вниманием друзей, Сень начинает объяснять свою мысль подробней. Шагая рядом с Теклей, он говорит:
      - Удивительные люди встречаются, - кивает он на Родиона. - Бороной-то испокон веку боронуем, а вот ротационная мотыга - новинка, бес ее знает, что за штука.
      Когда спали морозы, попробовали пустить бороны, чтобы разрыхлить землю, забороновать трещины, и тут увидели - задубела земля, скребут поверху зубцы, как по дороге, и следа не оставляют. И тогда, послушавшись Сеня, пустили ротационные мотыги, которые давно лежали в колхозе без дела.
      Борона рвет, а ротационная мотыга давит, диски вертятся и зубцами разрыхляют грунт, посевов не рвут, а корку разбивают. И трещин как не бывало! Мотыга ходила поперек посевов, а вот Текля с Сенем надумали пустить ее и по диагонали, да посильнее придавили тяжелым колесом, - зубцы глубже вонзаются в задубелый слой, ворошат его.
      На буграх, где уже повыпирали узлы кущения, по совету Сеня пустили еще кольчатые катки - придавили... И тут Сень удивил вдруг Мусия Завирюху. На песках, сказал он, можно выдавить корень. На плотной земле безопасней. Сень хорошо разбирается в грунтах - уверился Мусий Завирюха. А Текля перенимала эти знания от тракториста.
      Не раз в ту весну в апреле студеные ветры сковывали землю, днем пригревало солнце, земля оттаивала, но посевы были предохранены от вымерзания. На радостях Устин Павлюк, нескупясь, делился с соседями своим опытом борьбы с вымерзанием.
      Родион предостерегал председателя:
      - Еще не известно, поможет ли это делу.
      Устин Павлюк доказывал:
      - Разве уже не видно? Верхний слой почвы разрыхлен? Трещин нет? Какие еще могут быть сомнения?
      Дошло до крупного столкновения.
      Устин Павлюк:
      - Наша святая обязанность делиться с соседями опытом.
      Родион Ржа:
      - Чтобы они вперед выскочили?
      Текля:
      - Надо, чтобы люди узнали, как можно избежать беды.
      Родион Ржа:
      - Да ведь мы соревнуемся с ними! Хотите, чтобы обогнали?
      - Нет у тебя государственного ума, - укорял его Мусий Завирюха.
      Родиона не так-то просто переубедить - человек упорного нрава. Если в Буймире урожай будет выше, чем у соседей, кому все почести выпадут? Награды, премии, надбавки? Смотришь, и Родиона тогда не обойдут. Кулики и без того посмеиваются над нами... Вот Сень с Теклей по молодости лет упрекают его, что он не болеет за народное добро. А кто в колхозе больше его печется, чтобы колхозники жили в достатке?
      Вскоре обнаружилось, что в Куликах вымерзло больше ста гектаров посевов.
      В Буймире же не пришлось пересевать ни одного гектара.
      - Климат не тот... - глумливо кивал в сторону Куликов Родион Ржа.