Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо

– Такая земля – настоящее сокровище, – авторитетно заявил он. – И я не хотел бы огласки до поры до времени.

– Можете быть спокойны, Вадим Борисович, – заверил Калисяк.

– Инвестиции в интересах нашего района: новые рабочие места, снижение безработицы, – подтвердил чиновник. – Вы ведь уже начали набирать людей?

– Дело, скажу вам, непростое, – задумался Прорва. – Старики на печке лежат, молодежь в Москву подалась, а у тех, кто желает работать, маловато образования…

– И с кадрами, и с документами поможем. Лично проконтролирую. Будут кое-какие расходы, – намекнул чиновник.

– Естественно, – подтвердил Прорва. – Меня товарищ Калисяк обо всем проинформировал. Вы останетесь довольны.

– А эти Лобовы знают, что сидят на золотой жиле? – тихо спросил чиновник, но Настя вся превратилась в слух и фамилию уловила.

– Нет, – отрезал Прорва. – И, надеюсь, не узнают.

Новости хорошие, Вадим Борисович, – сообщил довольный Калисяк. – Я переговорил в земельном комитете, они тоже готовы помочь. В регистрационной палате Лобовы свои документы недооформили, за отдельную плату их можно вообще затерять…

– Не очень их балуй, – сказал Прорва, скорее всего для чиновника. – На голову сядут. Потом за каждую бумажку придется втридорога платить.

– Время поджимает, Вадим Борисович. Найдется какой-нибудь умник и перехватит наш кусок. Пока информация о воде не вышла наружу, надо действовать, правда ведь, Никифор Анатольевич? – обратился Калисяк к чиновнику.

– Истинная правда! – ответил тот.

– Ну что ж, за успех нашего дела!

Настя зашла в подсобку и не в силах сдерживаться, громко засмеялась. Солидная компания не подозревала, что в свою тайну посвятила чужака.

Настя теперь чувствовала себя в жизни намного уверенней, хотя пока не знала, что делать с ценной информацией. Для начала она решила испытать силу Лениной привязанности.

Не однажды уже Настя тайно ночевала в лобовском доме: приходила поздно вечером и рано утром уходила. Леня подставлял лестницу к балкону, и она забиралась в его комнату на втором этаже. На этот раз, уходя, Настя швырнула с тумбочки в угол фотографию, на которой Леня был снят вместе с Оксаной.

– Когда кого-то к себе приглашаешь, прячь фотки своих девиц!

– Да, да, да, – поцеловал ее на прощанье Леня.

Эта маленькая уступка легла в основание большого бизнес-плана Насти – Анастасии Антоновны Дьяконовой, выросшей в обычном русском интернате.

***

На следующий день Леня, проснувшись, по обычаю, к полудню, отправился в кафе навестить Настю. Девушка сделала вид, что очень занята с другими клиентами, с ним не перекинулась и словом. В конце концов Леню обслужила Настина подруга Оля. Он еще раз зашел в кафе перед закрытием.

– Что тебе нужно? – невежливо спросила она.

– Я тебя жду, поехали ко мне…

– Отвали! Езжай-ка ты к своей невесте.

– К какой невесте? – не понял Леня.

– К Оксане, на которой ты летом женишься.

– Кто тебе это сказал? Я с ней порвал. Настя обдала его ледяным взглядом:

– Когда?

– Ну, не порвал… Собираюсь.

– Сегодня… Сейчас.

– Настя, сейчас поздно, у нее уже все спят.

– Значит так: или ты ей сегодня скажешь, что между вами все кончено, или забудь обо мне. Выбирай.

И она таки заставила Леню сесть в машину, доехать до Оксаниного дома, вызвать девушку на улицу и мертвым голосом сказать ей нечто вроде «нам нужно» или «нам лучше расстаться»… Оксана не понимала, что вдруг стряслось, но сейчас с Леней ей было даже страшно – не свои слова он говорил. Обманутая невеста с трудом стащила с пальца подаренное им кольцо и насильно сунула ему в руки.

– Уходи!

***

Первые сомнительные успехи придали Насте невероятной смелости. Она решила проникнуть в самую суть неясной ей до конца тайны «золотой водной жилы». Сделав прическу и одолжив у Оли строгий темный костюм, Настя отправилась наниматься на работу в офис Прорвы. На фоне деревенских девушек, пытавшихся устроиться секретарем к Прорве, Настя заметно выделялась. Бойкая и независимая девушка понравилась будущему шефу.

– Какое у вас образование? – спросил Прорва.

– Колледж. Специальность – маркетинг.

Прорва посмотрел на нее с удивлением:

– Почему же вы хотите работать в деревне? Человеку с такой специальностью здесь неинтересно.

– Я хочу работать не в деревне, а в вашей фирме. Кроме того, Любавино – поселок городского типа.

– Хорошо… У вас есть документы?

– Со мной только паспорт, – сказала Настя, – диплом не захватила.

– Не страшно, – улыбнулся импозантный Прорва. – Принесете при случае… Скажем, в первый день работы.

– Ой, спасибо! – она чуть не запрыгала от радости, слишком уж восторженно глядя на шефа.

Цель невероятно приблизилась, осталось найти поддельные документы. Но в нынешнее время – это небольшая проблема.

Через неделю Настя отыскала нужного «умельца», который за пару дней нарисовал ей диплом.

– Корочки – не подкопаешься, – сказал «умелец». – А вообще, подруга, для таких, как ты, главный диплом – свидетельство о браке.

***

Вернувшийся на родину Герман Конев не собирался отказываться от дальнейшей карьеры. Как известно, чем выше поднимаешься, тем чище – в глазах общества – должна быть биография. У новоиспеченного замминистра было единственное темное пятно – заявление об отказе от отцовства, невероятная ошибка молодости: такой документ нельзя оставлять у обиженной женщины. Что она с ним может сделать – бог весть… Герман по своим каналам узнал, где теперь служит Лариса, и отправился в суд. Первая попытка закончилась неудачей. Он некоторое время понаблюдал за ней исподтишка, но ни на минуту Ларису не оставляли в одиночестве. Герман удивился: она выглядела прекрасно, вела себя уверенно, судя по всему, пользовалась авторитетом.

На следующий день судья Лобова уже собиралась домой, когда в ее кабинет вошла секретарша с очаровательным букетом цветов. Лариса подумала, что это – очередной презент от Олега. Три раза она отказывалась брать, четвертый, наконец, принять решилась.

– Лариса Платоновна, это вам какой-то мужчина принес. Он вас нашел? Я его в буфет направила.

– Кто же это такой? Вы его знаете? – удивилась она.

– Такой интересный, представительный, – оценила секретарша. – Сказал, что ваш приятель. Да вы не волнуйтесь, он вам позвонит. Я дала ему ваш телефон.

– Незнакомому мужчине вы дали телефон судьи? Вы в своем уме? А вам он что дал?

– Ничего… – не совсем уверенно пожала плечами секретарша. – Он такой обаятельный. Сказал, что потерял ваш телефон, про родителей ваших спрашивал. Они ведь в деревне живут?

– Возьмите и это! – Лариса всучила ей букет, а сама, хлопнув дверью, ушла.

На следующее утро о незнакомом мужчине напомнил адвокат Менделеев. Он встретил Ларису на лестнице, остановил – вроде как по делу… Но от ревности его деловитость быстро испарилась:

– У тебя кто-то есть?

– В каком смысле? – не поняла она.

– В прямом. Тебя искал мужик. Такой высокий, элегантный. Холеный.

– И что? Он представился моим женихом?

– Он никак не представился. Но искал тебя явно не по делу. Если не хочешь говорить – пожалуйста…

– Просто не знаю, что тут сказать. Мне вообще не до мужиков. Дел полно. Не представляю, кто бы это мог быть.

– И не до меня? Почему ты не хочешь со мной встречаться?

– Хочу, – улыбнулась Лариса. – Но не могу…

Она поспешила дальше, оставив Менделеева раздраженным и недоумевающим. Снизу по лестнице поднималась Зина, однокурсница Ларисы Лобовой. В другой ситуации Олег никогда не стал бы ее расспрашивать, но сейчас ему показалось простительным.

– Зиночка! – остановил он свою коллегу.

– Олег, прости, у меня заседание.

– Два слова, Зинуль! Ты ведь однокурсница Ларисы Лобовой?

– Слушай, говорят, вы с ней… но я не поверила. Она же к себе никого не подпускает …

– А с мужем она когда развелась? – перебил Менделеев. – Он где?

– Не смеши! Лариса никогда не была замужем.

– Точно? – с облегчением выдохнул Менделеев. – Я имею в виду отца ее ребенка…

– Нет, Олег, имеешь в виду ты ее, – сообразила Зина. – А на отце Глеба стоит жирный гриф секретности. Имей в виду!

– Спасибо за совет! Твой должник…

– Да ладно! – отмахнулась Зина.

***

Поздно вечером Ларисе позвонили.

– Здравствуйте, – донеслось из телефонной трубки. – Вас беспокоит Герман Конев. Могу я поговорить с Ларисой? – Она затаила дыхание. – Лариса, не молчи, нам надо поговорить. Лариса, ты слушаешь? Это важно. Речь о нашем сыне…

Лариса осторожно повесила трубку. Через минуту раздался новый звонок. Она выдернула шнур из розетки.

На следующий день никакие дела в голову не лезли, Лариса раздумывала о причине появления отца Глеба. Представляла самое ужасное: он хочет забрать у нее сына. И хотя юридически сделать это почти невозможно, но Конев теперь гусь высокого полета, нажмет на рычаги… Хотя зачем ему Глеб?

Она даже не заметила, как в ее рабочую комнату вошел Олег.

– Бледная, худая, уставшая! – весело поприветствовал Менделеев. – Могу чем-то помочь?

– Нет, – еле выговорила она.

– Серьезно… Ларис, а давай на выходные съездим отдохнуть. Представь: небольшой домик у озера, тишина, покой, чистая вода. Катание на лошадях…

– На лошадях?.. – впервые Лариса проявила подобный интерес. – Да, возможно…

– Это еще не все. Рыбалка! Там есть озеро. Глеб будет визжать от восторга, – и Менделеев принялся описывать прелести загородного отдыха.

– Ладно, успокойся. Я подумаю.

– Ну, наконец!

Она кое-как досидела до конца рабочего дня, решив, что если встретит еще в суде Олега – поедет с ним. Иначе увезет Глеба к родителям.

Лариса столкнулась с Менделеевым в дверях собственного кабинета. Он спешил к ней с единственным вопросом:

– Ну что, едем?

– Да, – согласилась она. – Только сегодня же, можно? Через час… Нет, через полчаса.

– Не то передумаешь? Давай я сразу к вам заеду и заберу.

Дома Лариса быстро побросала в сумку необходимые вещи и выбежала во двор. Олег уже сидел в машине с Глебом. Радости обоих не было конца… Общаясь, они даже не заметили, как появилась Лариса. Она кинула сумку на заднее сиденье и дала команду трогаться. Мужчины переглянулись – что с женщин возьмешь, никогда непонятно, чего они хотят… Они едва разминулись с большой черной машиной, въехавшей во двор. Глеб даже присвистнул – какая красивая. Лариса облегченно вздохнула: Герман, сидевший в представительском автомобиле справа от шофера, никак не мог увидеть ни ее, ни сына.

В переднее зеркальце она еще успела заметить, что Герман стоял у двери их подъезда и набирал номер квартиры. Их квартиры…

Глава 5

КРИМИНАЛ

За четыре просроченных дня сумма процентов, которые требовали с Гриши бандиты, увеличилась на две тысячи баксов. Можно было бы набрать в долг у друзей-приятелей, но тогда Люба непременно узнала бы обо всем. Гриша не хотел ее волновать. Мысль взять кредит в банке подал сын Петр, знавший об отцовских проблемах. Действительно, почему такая простая мысль не пришла ему в голову раньше… Гриша сразу повеселел, жизнь снова приобрела светлую окраску: вот и сыновья подрастают, подают хорошие надежды. Петр – такая чуткая душа, у Пашки – золотые руки, любую машину может разобрать и с закрытыми глазами собрать…

Гриша надел свой выходной костюм, перед зеркалом тщательно завязал новый галстук, желая произвести в банке хорошее впечатление. Никогда до этого он не брал кредитов, но теперь решил, что пора мыслить западными категориями. Вспомнил и миллиардера Билла Гейтса, который любил повторять, что начало его успехов кроется в поражениях…

Но, как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает. Обеспечением кредита было имущество фирмы. В банке сказали, что без подписи второго ее соучредителя – Козловского Р.Н. кредит оформить не могут ни под каким видом.

– У вас частная собственность есть? – участливо спросила служащая банка.

– Есть… Квартира.

– Вот под залог квартиры деньги получить можно. На вас оформлена?

– На меня и жену, – вздохнул Гриша.

– Придете с ней завтра, вам сразу все и оформят без проблем.

Все легальные возможности были исчерпаны. Гриша вышел из банка, посидел на лавочке и, как был, в своем новом костюме, направился в милицию. Там его попросили написать заявление и ждать вызова. Гриша не был прирожденным конспиратором и не подозревал, что его постоянно «пасут». В переулке, недалеко от дома его ждали знакомые «Шварценеггеры». Гриша не стал выяснять с ними отношений, а просто сказал:

– Знаете что? Теперь мы будем разговаривать иначе. Покажите мне финансовые документы, в которых точно обозначены долги. Я заплачу все до копейки, но хочу видеть реальные цифры…

– Гриша, как ты нас разочаровал, а где же доверие? Хотели обойтись по-джентльменски, но если ты просишь. Бумер, покажи ему документы и цифры…

Второй, размахнувшись, угодил Грише в глаз.

– Это была цифра раз. До скольки считать будем?

– До трех, – ответил Бумер.

***

Люба, конечно же, приложила все усилия, чтобы облегчить страдания мужа: промыла раны, пожалела. Гриша вполне правдоподобно объяснил случившееся тем, что «какие-то ханыги посреди бела дня требовали с него деньги».

– Ну и дал бы им, – сказала она.

– Может, еще в ресторан их сводить? – возмутился Гриша.

– Гришенька, но так ведь мог и глаза лишиться. В милиции был?

– Да. У них это уже десятый случай за неделю. Банда какая-то!

Рано утром Люба ушла на работу. Чуть погодя Грише позвонили «шварцнегеры» и попросили забрать из милиции заявление. Он наотрез отказался. Тогда его участливо спросили:

– Как глаз? Видишь нормально? Выгляни в окно.

Он подошел к окну и увидел, что во дворе полыхал его «Москвич». Когда факел погас, от машины остался черный остов, похожий на хребет съеденной рыбы. Молодой следователь, приехавший на место происшествия, констатировал поджог и сразу же заявил, что свидетели вряд ли найдутся. Утешил тем, что Жилкины получат по страховке. Вопрос, кто уничтожил машину, был также быстро решен положительно – подростки, почему – «нанюхались бензина и подожгли». Следователь прищурился и спросил Гришу:

– Гражданин, а не вы ли сами подожгли?

– Да вы что! – возмутился Жилкин.

– Давно пора этот металлолом сдать в утиль. Радуйтесь, новую купите…

***

После поджога Гриша сам закурил, бросался на все телефонные звонки, выхватывая у домашних трубку. При этом все время говорил Любе, что «не надо нервничать».

– Я не нервничаю, – отвечала она. – В каком мире мы живем, Гриша? Разве раньше в Ковригине было что-нибудь подобное? Мы ведь зла никому не делали. С соседями дружим. Ну, кому надо было поджигать?

– Тебе же сказали – подростки!

– Какие подростки, Гриша…

– Любочка, прости, мне на склад надо, товар пришел!

– Где же твой Козловский? Гриша, что происходит?

– Ничего не происходит. Я с ним на связи. Доделает дела и приедет. Люба… а может, тебе отпуск на пару дней взять, к родителям поезжай. Проведаешь их.

Люба медленно поднялась со стула – таскать живот становилось все тяжелей.

– Ты чего-то боишься? – она пристально посмотрела на мужа.

– С чего ты взяла, – нервничал Гриша. – Просто тебе нельзя волноваться. Поедешь к родителям, там воздух, отдохнешь от нас. Люб, ну я побежал, хорошо? Вечером поговорим.

– Гриш, ты ничего от меня не скрываешь?

– Вот еще выдумала! – он уже был в дверях. – Любаш, ты только дверь поосторожней открывай, не сразу… Ну ты же сама говоришь, что в Ковригине стало не так безопасно…

Как только дверь за мужем захлопнулась, Люба позвонила Ларисе, рассказала о своих подозрениях… Сестра посоветовала Любе пока не волноваться и постараться поговорить с мужем так, будто она что-то знает. У Любы отлегло от сердца.

После работы она, уставшая, все-таки поехала на репетицию. Там ей стало плохо, и Аскольд вызвался подвезти ее до дома. Гриша уже возвратился с работы, был зол и несправедлив и, конечно же, приревновал руководителя хора к жене. Они, как ему показалось, слишком оживленные вошли вдвоем в квартиру и поначалу его даже не заметили, обсуждая какую-то дурацкую коду. Увидев мужа, Люба потухла:

– Что-то я совсем расклеилась… Аскольд так мне помог!

– Почему не позвонила? Я бы сам тебя забрал.

– Гриша, у нас же теперь нет машины…

– Ну, если я больше не нужен, пожалуй, поеду? – заторопился Аскольд и попятился к двери.

– Большое спасибо, Аскольд, – простилась Люба.

Грише было особенно неприятно, что Аскольд увидел его с подбитым глазом. Когда дверь за спасителем захлопнулась, Гриша спросил, опять забыв, что машины больше нет:

– Может, в больницу съездим?.. И кончай с этим дурацким хором!

– Гриш, перестань! – прилегла на диван Люба. – Единственная радость…

– А у меня, представь, дела налаживаются… Оборот со следующей недели увеличится почти вдвое. Нажал немного на тех, кто у нас в долг кормился. Михальченко наша выбила деньги из просроченных платежек. Кому-то пригрозила, кого-то очень попросила. С такими делами заживем лучше, чем при Козловском, – проговорился Гриша.

И Люба это сразу учуяла.

– Гриша, – серьезно сказала она. – Я все знаю. Ты задолжал деньги. Это они тебя избили, а потом машину нашу сожгли.

– Они что, приходили домой? Что они тебе сказали?

Люба молчала, качая головой, думая, что бы сказать, и сказала:

– Значит, это правда…

***

Ничто не ново под Луной… «От сумы и от тюрьмы не зарекайся» – эту народную мудрость Гриша за последние две недели прочувствовал на собственном опыте. И еще: нет ничего тайного, что не стало бы явным. Тоже верно сказано, кажется, в Библии… Это тайное выходило теперь горькими Любиными слезами. Она плакала три дня, за которые проценты выросли до пяти тысяч зеленых.

Гриша жил теперь с чувством, что за ними ежеминутно следят. И вот теперь, поздно ночью, бандиты знают, что старшие Жилкины не спят, маются. А может, даже и слышат их кухонный разговор…

– Твой Козловский – жучила. Это он долгов наделал. При чем тут ты? – Люба думала, что сделала правильный вывод.

– Они решили, что при чем, – опрокинул ее аргументы Гриша.

– И что мы теперь делать будем? Они ведь не отстанут. Может, нам уехать? Продадим все и уедем отсюда. Сбежим, как Козловский! – опять заплакала Люба.

– Ты только не волнуйся, ну, пожалуйста. – Гриша подал жене новый носовой платок. – С детьми, Любаш, не набегаешься. Как же я не хотел, чтобы ты узнала! Прости! – он поцеловал ее руку.

Люба, стараясь быть спокойной, чувствуя важность момента, ответила:

– Гриш, надо было мне сразу сказать, вместе быстрее придумали бы… А ты в одиночку, мне даже обидно. Ладно, у Ларисы есть знакомые, пробьемся! Она вообще считает, что надо обратиться в милицию…

– Был. Потому и машину сожгли. Я им заплачу остаток и все кончится…

– Да… – вздохнула Люба. – А я размечталась, что у маленькой отдельная комната будет…

Утром, выйдя из подъезда, Гриша по привычке повернул направо, к машине, которой уже не было. С левой стороны двора его окликнули по имени. Гриша, не оглядываясь, поспешил дальше. Через полминуты сзади него тихо затормозила машина. Гриша обернулся и увидел за рулем улыбающегося Аскольда.

– Григорий, – выглянул он из окошка.

– Если вы за Любой, она работает во вторую смену, – нелюбезно отмахнулся Гриша.

– Григорий, простите… Давайте я вас подвезу. Очень сочувствую. Видел в новостях про вашу машину.

– Это не ваше дело, – остановился Гриша: Аскольд медленно ехал за ним. – В няньках не нуждаюсь.

– Ну что вы! Я… У меня есть предложение… Садитесь, по дороге расскажу…

– Ладно! Я опаздываю. Теперь всегда опаздываю… – с намеком сказал Гриша и все-таки согласился проехаться с заслуженным артистом.

Аскольд половину дороги мямлил про то, что он «думал», «не решался сказать», «не знал, как предложить», наконец, довел мысль до конца:

– Григорий, вы не поверите… Я недавно стал богатым наследником. Тетка моя болела-болело и умерла, царство ей небесное. Я почти и не бывал у нее, а она взяла и квартиру мне оставила в Питере.

– Как в кино! – огрызнулся Гриша.

– Именно, – обрадовался Аскольд. – Ну вот. Я знаю о бегстве вашего компаньона и… Люба тут ни при чем, вы не думайте. О Козловском разные слухи по городу ходят. А у меня есть деньги, которые я хочу грамотно пристроить. Чтобы они работали и приносили доход.

– Понял, – сказал Гриша. – Здесь налево… Значит, нужна консультация? Это не ко мне. Останови тут.

– Мне кажется, ваш склад может быть тем самым предприятием, куда можно вложить мои деньги.

– Да? – удивился Гриша. – Честно говоря, не ожидал.

– У тебя, конечно, могут быть сомнения… Пример Козловского налицо. Но Люба знает меня несколько лет. Спроси у нее, кто такой Вешкин. И она ничего плохого обо мне не скажет. Она замечательная женщина…

И Аскольд в течение десяти минут четко и ясно изложил свои условия сотрудничества, показав, что вполне разбирается в малом бизнесе. Гриша был немало удивлен подобным талантом заслуженного артиста и оттого заревновал еще больше.

– Я верю, что у тебя все получится и готов войти с долей, скажем, восемьдесят тысяч долларов… – предложил Аскольд.

***

Гриша понял, что это его счастливый билет. Но вечером, рассказывая о нем Любе, Жилкин уведомил жену, что отказался от предложения Аскольда.

– Гриша, ты в своем уме? Как же ты мог отказаться от помощи? – голос Любы дрожал.

– Именно, Люба, по-мо-щи, – подчеркнул Гриша. – Мне помощь не нужна. Тем более – его. Я не возьму денег у Аскольда. Не хочу быть ему обязанным.

– Гриша, это глупо. Аскольд очень добрый. Надо сказать ему спасибо, что отважился решить наши проблемы.

– Не наши, а твои! Неужели ты не понимаешь, что он делает это ради тебя… Нет. Пусть твой Аскольд заботится о ком-нибудь другом, а о своей жене я буду заботиться сам.

Гришу можно было понять, но ревность – плохой советчик. Он и на следующий день не заплатил проценты. Около пяти часов вечера, когда дома никого, кроме Любы, не было, на квартиру к Жилкиным явились два «шварцнегера». Она неосторожно открыла дверь, думая, что позвонил кто-то из сыновей. Ее грубо оттолкнули, и ворвавшиеся в дом незнакомцы направились прямиком на кухню.

– Вы кто, что вам нужно? – закричала она.

– Тише, Любовь Платоновна. Ваш супруг водит нас за нос. Его нет на рабочем месте. Мы его здесь подождем, – сказал один.

– Да чо ждать, Бумер, давай поищем сами. Пусть заткнется твоя Платоновна. Сиди и молчи, – приказал ей второй. – Давай, в туалете посиди, подумай, где деньги.

Ее заперли в смежном санузле. Она только слышала, как пришельцы хозяйничали на кухне: открывали ящики, перетряхивали коробки.

– Вы теряете время. Денег у нас нет, – кричала она.

– А ваш муж утверждает, что есть… Но не отдает.

В это время домой вернулся Петр. Он увидел незнакомцев, схватил в коридоре табуретку и заорал:

– А ну пошли отсюда!

Люба из-за двери умоляла сына не связываться с бандитами.

– Не шуми, парень, слушайся маму.

Петр открыл санузел и сунул матери мобильник:

– Звони в милицию…

– Парень, не шуми…

Наверно, «шварцнегеры» имели не совсем правильное представление о семье Жилкиных. Они были в курсе, что у Гриши два сына-близнеца, но не знали, что это – здоровенные восемнадцатилетние качки. Пришельцы переглянулись и не стали связываться с разъяренным Петром. У выхода Бумер громко сказал:

– Надеюсь, Гриша любит свою жену и сыновей. До скорого.

Петр распахнул дверь ванны и увидел Любу лежащей на полу.

– Мама! Что с тобой? Тебе плохо?

– Петя, вызови «Скорую»… – тяжело дыша, выговорила она.

«Скорая» увезла Любу в ту больницу, в которой она работала медсестрой. Петр разыскал отца только поздно вечером. В больницу уже не пускали. Но Жилкину, как мужу сотрудницы, помогли передать Любе записку; она ответила, что ей лучше… Гриша написал ей другую записку, что согласен взять Аскольда в компаньоны… Все, кажется, утряслось. Формально, правда, совладельцем оставался Козловский.

Ни на следующий, ни через день, ни через два Гриша не приходил навещать свою беременную жену. Его мобильник не отвечал. Были по очереди близнецы, приносили фрукты и утешали мать тем, что отец занят по горло со своим новым компаньоном. Наконец, на четвертый день в палату с огромным букетом явился Аскольд. Любы не было, она пришла минут через пять.

– Любочка, тебе же лежать надо! – поцеловал ей руку Аскольд.

– Я уже не знаю, что мне надо. К телефону ходила. Спасибо за цветы… Гриши нигде нет. Не понимаю, что с ним. Ты видел его?

– Сегодня – н-нет.

– Он встречался с теми людьми, отдал долг?

– Люба, ты сядь… Ты совсем извелась… Бледная… Гришу задержали, – решился сказать Аскольд.

– Где задержали? – не поняла она.

– Любочка, его арестовали…

***

Настя с пяти лет воспитывалась в детдоме. Это было перестроечное время, когда старые жизненные устои рушились, а их место занимали новые, вкупе получившие меткое название «пофигизм» или «всем все до фонаря». Пофигизм проник во все области человеческой деятельности. Перестроечный метод воспитания сформировал «пофигистов», к которым относилась и бедная Настя. Если в семьях еще как-то пытались сопротивляться смене нравственных ориентиров на противоположные, то сельский детдом невольно стал колыбелью новых революционеров, которые возненавидели всех богатых, счастливых и просто сытых. Дети в детдоме были брошены государством на произвол судьбы. Они никогда не ели досыта, оставаясь под присмотром нескольких сердобольных деревенских женщин, которые месяцами не получали зарплаты и кормились исключительно своим огородом. Из Камышинского детдома даже директор сбежал. Большинство воспитанников мечтали об одном – вырваться из нищеты и любыми способами добиться жизненного успеха и материального благополучия. Мечтала об этом и Настя.

Но одно дело мечтать и работать официанткой в придорожном кафе, другое – ухватить синицу и даже погнаться за журавлем в небе. Синицей была подслушанная ею тайна о «золотой воде». Ради журавля – свободной и сытой по ее детдомовским понятиям жизни – она без зазрения совести приготовилась пройти по головам всех встреченных на пути. К несчастью, Насте никто никогда не говорил, что зло, сделанное другим, вернется к ней многократно увеличенное.

В тот день, когда ей удалось всучить Прорве свой липовый диплом и устроиться на работу, она решила, что женит на себе бездельника Леню, а там… «Там» было пока туманным.

Работа пока была непыльная – заклеить конверты, подать кофе, проводить к шефу посетителей, сделать ксероксы с документов… Вот эта ее обязанность и помогла Насте в ближайшее же время сделать копии результатов двух независимых экспертиз воды, пласт которой залегает на участке Лобовых. Калисяк отпустил ее в тот день пораньше, и она наконец сама позвонила Лене:

– Алло! Слышишь меня? Может, заедешь?

Леня был счастлив.

В последнее время он часто ревновал Настю: к телу не подпускала, все время около нее вились разные ухажеры, к тому же, не сказав ему ни слова, на новую работу перешла – с потерей зарплаты… Зачем, не объясняла. Настя при этом строго следовала своему «бизнес-плану». Во-первых, наблюдала, как поведет себя Леня после разрыва с Оксаной, не захочет ли вернуться к своей невесте; во-вторых, действительно сумела заставить его ревновать к совершенно незнакомым мужчинам – это было в кафе, ну а когда вдруг оттуда ушла – причины не назвала, пусть погадает, мозги хоть чем-то займет.

Леня, ходивший всю неделю мрачный, после Настиного звонка повеселел. По дороге забежал на кухню, откуда доносились аппетитные запахи. Лика с мамой Таней стряпали ужин. Леня сделал себе бутерброд.

– Мам, посмотри на него! – прицепилась Лика. – Как ни в чем не бывало… Тебе не стыдно?

– Стыдно, у кого видно. Ты о чем? – удивился Леня.

– А ты как будто не знаешь. Ты что с Оксанкой творишь? Она тебя ждала, надеялась…

– А я просил? – жуя, ответил Леня. – И не лезь в дела старшего брата, поняла?

– Это не чужие дела. Она моя подруга. Ходит как тень. Извинись перед ней.

– Ты подруга, ты и извиняйся!

– Вот свинья, ни капельки не изменился!.. – вспылила Лика.

Тут мама Таня сказала:

– Лика, не вмешивайся! Сами разберутся. Лика удивленно посмотрела на мать:

– Мам, ты что? Может, медаль еще ему дать?

– По-твоему, лучше было бы, если бы он ее обманывал. Знаешь, это дело такое. Полюбил другую… – защищала мама Таня любимого сыночка, который молча ел.

– Да в кого наш Леня может влюбиться? В эту, что ли, честную официантку?

– Что ж с того? Она хорошенькая, а работа, знаешь, всякая бывает, – сказала мама Таня.

– Сестра! Ну что ты скалишься, – усмехнулся Леня. – Чтоб ты знала, она у Прорвы работает секретарем.

Вот это была новость так новость. Лика не нашлась, что и ответить.

***

Леня забрал Настю у ворот фабрики, и они поехали к ней на квартиру. Дорогой девушка загадочно молчала. Когда вошли в ее комнату, Леня сразу полез целоваться, но Настя строго сказала: