Душехранитель (№1) - Душехранитель

Был холод. Страшный холод. Лето больше не приходило, забыв про их некогда благодатные края. С неба сыпал снег, небо было черным, звезды меняли свои места, лёд пожирал землю. Земля, сопротивляясь, дрожала от холода и, чтобы согреться, исходила трещинами, откуда брызгала раскаленная лава. И она…

Жрица вскрикнула: так четко вдруг представилась ей эта роковая трещина, скользнувшая в последний день ей под ноги и поглотившая её слабое тело… А ведь по этому телу сходили с ума, его боготворили многие и многие, и только он – один он во всем мире – видел ее саму сквозь ложь красивой оболочки… Он был в точности такой же, как она, только на другом полюсе, по другую сторону бытия/небытия…

Земля сотряслась, пространство перевернулось, пучина оказалась вверху, погибшее Четвертое Солнце – на дне…

– Здорово у тебя получается! – сказала Рената, поливая себе на запачканные золой костра руки водой из пластиковой бутылки.

– Что именно – накачивать колесо? – уточнил телохранитель, который действовал в тот момент ножным насосом.

– Драться. В этом ты совершенен. Ты создан для боя. Если бы ты жил в Древней Греции тебя надо было бы называть Аресом. У меня никогда не хватит воли и терпения научиться всему этому…

– Подожди немножко…

– Ты о чем? – не поняла Рената.

Саша не ответил. Проверив степень упругости колеса, он отсоединил насос и вытер руки тряпкой.

– Иди сюда, – позвал он.

Не зная, что он задумал, Рената настороженно приблизилась.

– Если ты хочешь отработать на мне какой-нибудь прием, то не стоит этого делать! – предупредила она на всякий случай.

Телохранитель поставил её позади себя, чуть справа, застыл на мгновение и, обернувшись, улыбнулся:

– У тебя очень умное тело. Оно должно быстро учиться.

Что-что, а у него мудрости не отнимешь, оно у тебя помнит многое… Пусть так… Это надо использовать, – Саша отклонился, приблизился к ее уху и шепнул, словно скрывая тайну от самого ветра:

– Надо пользоваться любым инструментом, который попадется под руку, даже если это твое собственное тело. Просто повторяй за мной….

Девушка кивнула, забыв спросить, а зачем, собственно, ей все это нужно. Она напряглась, точно в ожидании прыжка, почему-то нервничая.

– Расслабься. У тебя все получится, – снова успокаивающе прозвучал голос Саши.

И начался странный танец.

Плавные движения его рук завораживали, ноги скользили по траве, словно тени.

– Я не могу! – единожды сбившись, Рената не смогла подстроиться и вынуждена была наблюдать за его действиями со стороны.

– Ты – мое отражение, – произнес он, не оглядываясь на девушку.

– У меня ничего не выйдет, я же знаю…

– Мы с тобой единое целое. Вспомни, и у тебя все получится, – голос телохранителя сливался с шелестом ветра, и девушка не была уверена, что он сказал именно то, что она услышала. Но то, что она услышала, увело ее в последний сон. Девушка стала вспоминать все, что с нею было в том сновидении.

Тем временем Саша описал руками большой полукруг в воздухе (Рената следовала за ним, не задумываясь), осторожно, словно на его ладонях лежал спящий ребенок, он склонился вправо, как будто баюкая малыша, затем это невидимое существо превращается в шар и легко переносится сильными руками телохранителя обратно, откуда началось движение…

Тело Ренаты слилось с этим ритмом, и она отдалась во власть «танца», не чувствуя ни ног, ни земли, почему-то видя перед собой Сашины темно-серые, исподлобья смотрящие, глаза. Не могла Рената их видеть, никак не могла: спиной к ней был обращен телохранитель, не лицом.

Как описать волшебство этого полета, когда сливаешься с миром, перестаешь осознавать свое я, наполняясь восторгом, когда в каждом дыхании твоей руки живет ветер, каждый шаг – словно по облакам – мягок и легок?! Ты любуешься собой изнутри и как бы со стороны, всей сутью чувствуя энергию окружающей природы, а через неё – силу и мощь этого слияния.

– Что это было? – очнувшись, спросила Рената. Они подошли к самому обрыву над рекой, где Саша и завершил сакральный танец, поймав ее за плечи. – Как у меня это получилось?!

Телохранитель улыбнулся – кажется, невесело.

– Я ведь говорил, что у тебя очень умное тело. А ты не верила, – он выпустил ее и отошел в сторону.

– Ты – самый лучший! – лицо Ренаты светилось остатками пережитого счастья.

– Ты мало кого видела, – Саша отступил еще, как бы ускользая.

Девушка отрицательно покачала головой:

– Ты – самый лучший! – повторила она.

Саша поднял руки, взмахнул ими, словно крыльями, и сложил, закрыв голову. На секунду замерев в этой странной, птичьей позе, он слегка – тихо-тихо – рассмеялся:

– «Китайский Феникс», – и добавил:

– «Фэньхуа»…

Рената растерялась.

Саша перестал улыбаться и повернулся, чтобы идти к машине.

– Едем. Нам нужно звонить твоему Нику.

– Ты еще не понял, что это бессмысленно? Кто его знает лучше: ты или я? Автоответчик был отключен, а Гроссман отключал автоответчик только в том случае, если собирался уезжать надолго…

Рената шла за ним след в след, точно так же, как и он, сунув руки в карманы брюк.

– А в другом городе у него есть квартира?

– В Одессе живет его маман, Роза Давидовна. Только он к ней не поехал бы. Это нейтронная бомба, тайфун, извержение вулкана

– и все это разом! Ужасная тетка. Они лет пять не виделись, если не считать дня нашей свадьбы, и припеваючи проживут друг без друга еще столько же.

Саша принял поток новой информации, подумал и сел за руль.

– Позвоним в Челябинск последний раз, – решил он, – если его опять не будет – что-нибудь придумаем. А сейчас для нас главное добраться до Москвы и заполучить «дипломат»

– Ты – маньяк, – улыбнулась Рената, отводя за плечо прядь рыжих волос.

– Нет, просто я целеустремленный.

– Ты – целеустремленный маньяк.

* * *

Как нередко бывает в провинциальных городишках, у кабин междугородней связи скопилось множество очередей. Чем объяснялся такой наплыв посетителей, было неясно и, в общем-то, не имело значения.

Рената снова мучилась с зубом.

– Будем ждать? – с тоской спросила она, держась ладонью за щеку. – Может, поедем?.. А?..

– Подождем, – отрезал телохранитель и оправился за жетоном.

Переминаясь с ноги на ногу, Рената пыталась углядеть конец очереди, место в которой они заняли. К тому времени, как вернулся Саша, стало видно человека, заходившего в тот момент в переговорную кабину.

– Столько ждать?! Это паранойя. Саша, мне плохо.

– Потерпи. Потом поедем к стоматологу. Держи анальгин.

– Я только что выпила аж две таблетки…

– Значит, подожди.

Рената отошла и села на деревянную скамейку под фикусом. Сложа руки за спиной, телохранитель встал поодаль, изучая ленивым взглядом достопримечательности заведения и видимую из окна панораму.

Рената, ритмично раскачиваясь вперед-назад, растирала щеку пальцами. Можно подумать, эти манипуляции могли облегчить боль.

Саша был спокойным и бесстрастным. Он равнодушно посматривал на проходящих людей и насторожился только два раза: первый – когда к Ренате приблизился какой-то парень сказать, что занял очередь за нею, и второй – когда солидная дама в шелковом сиреневом платочке попросила её подержать младенца и приглядеть за старшим ребенком. Рената согласилась. Толпа развозмущалась, что женщина заставляет всех ждать, и она суетливо (к ее дебелой фигуре это никак не шло) закудахтала:

– Спасибочки вам! Ой, спасибо! Дай вам бог! Я вас не задержу, мне в Курск позвонить, на пару слов…

Рената подняла на неё затуманенные болью глаза. Дама так оправдывалась, словно звони она не в Курск, а в другое место, в какой-нибудь Комсомольск-на-Амуре, то было бы гораздо дольше.

– Идите, я посижу с ними. Мне еще долго, – страдальческим голосом ответила девушка, прижимая к себе замотанного в несколько пеленок и одеял младшего.

Дама побежала к кабине. Подросток послушно вскарабкался на скамейку возле Ренаты и притих. Младенец забарахтался, сморщился, поднатужился, вытянул ручонку, состроил девушке рожицу и попытался прихватить неловкими пальчиками ее подбородок. Рената подумала, что же она будет делать, если это чадо сейчас раскричится, обнаружив, что лежит на руках у чужой тетки, и перевела взгляд на телохранителя. Тот был непроницаем, как лермонтовский утес, и даже не смотрел в их сторону.

Малыш загулил, а его брат «обрадовал» Ренату, сказав, что он, наверное, уже мокрый. «Только бы он не заревел», – подумала она и снова покосилась на Сашу. Оказалось, что, пока Рената не видела, телохранитель все-таки наблюдал за нею. Девушка улыбнулась ему, но зуб заболел с новой силой.

Дама вскоре вернулась и рассыпалась в благодарностях. Чувствуя непонятное сожаление, смешанное с облегчением и зубной болью, Рената вернула ей её потомков.

Затем к Ренате пристала цыганка. Саша молча, но вразумительно подошел к ней, чтобы оттеснить от подопечной, но девушка махнула рукой:

– Саш, ладно! Хуже все равно не будет.

Он пожал плечами, но назад не ушел. Цыганка залопотала что-то о том, какая Рената хорошая и что она ей «всю правду скажет».

– Лучше зуб заговорите, – ответила девушка. – Саша, дай ей денег.

Цыганка, не прекращая болтать, стала вертеться вокруг Ренаты. Сложив руки на груди, телохранитель терпеливо ждал.

– Ну что, золотая, легче? – время от времени справлялась она.

Наконец Ренате и в самом деле стало казаться, что боль отступила. Цыганка не уходила:

– Одинокая ты, моя золотая. Я без денег тебе погадаю, дай ручку! Всю правду скажу, а если где совру – прогони…

Цыганка была не старая. Скорее – неопределенного возраста. И не грязная, даже в каком-то смысле опрятная, похожая на тех, из романтического «Возвращения Будулая». Саша не вмешивался.

– Был у тебя король трефовый, красавец из красавцев.

Бросила ты его, моя золотая, и правильно сделала: не пара он тебе был. А пары у тебя нет и никогда не будет – одинокая ты, не обижайся… – тут она повернулась к телохранителю:

– А ну, дай мне и твою руку!

– Дай, – усмехнулась Рената. – Все равно делать нечего.

Может, хоть ты из нас двоих окажешься счастливым…

Саша протянул цыганке полузажившую ладонь и сжал губы.

– Ой, сокол ты мой ясный, жизнь у тебя тяжелая!

– Ну вот… – прокомментировала Рената и хмыкнула.

– Не верит мне золотая… А оно и по глазам видно, что тяжелая. Нет тебе покоя во веки вечные. Родину ты потерял, себя не нашел… Хорошая у тебя рука, да вот только как и у нее, золотой моей красавицы, одинокая…

– Встретились два одиночества… – вставила «золотая красавица», а Саша по-прежнему молчал, не выражая ни единой эмоции.

– Не встретились вы, мои хорошие. Вместе вы, а порознь.

Судьба у вас такая. И друг другу вы не пара, и пары для вас нет.

– Это вы все о прошлом, – сказала Рената. – А в будущем что же – опять ничего приличного?

– Я не о прошлом, моя золотая. Я о том, что всегда было, есть и, если ты ничего не сделаешь, то и будет…

– А что я должна такого сделать, чтобы уйти от судьбы?

– Тебе лучше знать, рыбонька моя золотая… Человек, когда он один на этом свете, либо душой лучше станет, либо не вынесет одиночества… И другими вы будете, когда ваше одиночество вас очистит. Вместе будете. Рука его так говорит. И твоя, золотая… – тут она увидела, что Рената хочет дать ей еще денег, и оттолкнула ее ладонь от себя:

– Говорила же, что денег за это не возьму! Думаешь, моя золотая, что мы все лишь бы обмануть? На этом не разживешься. На чужой беде счастья не выстроишь. Не отчаивайся, моя дорогая. Может, рядом пара твоя, да только ты ее пока не видишь? А спутник твой – видит, да толку ему от этого… Ну, все, моя золотая, пора мне…

И цыганка отправилась приставать к другим, но увидела в дверях милиционера и поспешила убраться.

– Скоро наша очередь, – сообщил Саша будничным голосом.

– А зуб она мне почти заговорила!

Он молча опустил глаза.

Когда подошел их черед, Рената быстро набрала номер и услышала характерные нудные гудки.

– Он уехал. Трефовый король в поисках пиковой дамы. Он всегда в поисках: скоро тридцатник стукнет, а пубертатный период никак не проходит… – девушка повесила трубку и устало посмотрела на Сашу. – Ну, что скажешь, сокол ясный?

– Едем к дантисту.

– Бо-о-о-оже! Как же я их боюсь, а особенно – чужих!

– А есть что-нибудь, чего ты не боишься?! – с досадой спросил телохранитель.

– Уже нет. Пообщаешься с Финистом – Ясным Соколом вроде тебя – и совсем свихнешься. Когда мне будут сверлить зубы, посиди со мной в кабинете… С тобой мне легче.

– Это радует… – Саша открыл перед нею дверцу машины.

– Что именно?

– Что меня ты боишься меньше, чем стоматолога.

Джип уже проехал несколько кварталов, когда Саша, взглянув пару раз в зеркало, тихо сказал:

– Хвост.

– Что?! – Рената вскинула голову.

– У нас на хвосте висят. Не оборачивайся и не дергайся.

Сейчас еще светло. Прорвемся. Кстати, ты снова забыла пристегнуться…

Девушку затрясло. Она воткнула пряжку инерционного ремня безопасности в пазы между креслами.

– Саша!..

– Если ты скажешь, что боишься чего-нибудь ещё, я просто пристрелю тебя.

– Тогда не забудь застрелиться и сам, иначе я замучаю тебя ночными кошмарами, будь уверен!

– Перетопчусь как-нибудь.

Преследователи выжимали их на шоссе, ведущее на мост над железной дорогой. От недавнего дождя асфальт был невероятно скользким. Там, на мосту, будет достаточно одного более или менее сильного толчка…

Лицо телохранителя вновь стало твердым и непроницаемым. Он попробовал было вывернуть руль и выскочить на другую дорогу, но ещё один автомобиль вынырнул сбоку, из-за автобуса «Икарус», и Прижал их к тротуару. От дисков, цепляющихся за бордюр, полетели снопы искр, затем «Чероки» чудом объехал припаркованный «Москвич», не врезавшись ему в багажник.

– Черт! – единственное, что произнес Саша сквозь сжатые зубы.

Рената, молясь, закрыла лицо руками. Цыганка предсказала бы, если… Впрочем, какая ерунда! Верить цыганке!..

Джип стукнул боком машину преследователей и вырвался вперед. Теперь уже не оставалось ничего, как ехать по мосту. Главное – выдержать дистанцию. Тут все четко.

Сзади их догоняло три автомобиля. Эти трое тоже не очень-то ладили между собой, толкались и пытались перегнать один другого. Странные типы…

Рената одновременно чувствовала, что внутри нее находится мешающее дышать раскаленное ядро.

Джип выскочил на мост. Внизу с частыми гудками двигался локомотив, направляясь к вокзалу. Девушка видела это, Сашу, себя как будто со стороны, словно кружилась на карусели в одном из своих старых-престарых снов.

Наконец две машины оттерли третью, догнали «Чероки» и, забавляясь, стали подталкивать его друг к другу. В азарте никто не обращал внимания на то, что их всех заносит на скользкой дороге… Саша держался за руль, как утопающий – за соломинку.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь! – беззвучно повторяла Рената, цепляясь за все, что попадалось под руку.

И тут появилась легкая тошнота, словно её укачало. То, что последовало за этим, с трудом поддавалось пересказу и анализу: все образы вначале исчезли, а затем стали необъяснимо другими; эта перемена была заметна лишь в первый момент. Рената видела себя со стороны, боковым зрением. Ей хотелось понять, о чем же она думает, но это ей было недоступно. Сейчас она была пуста, как пластмассовая кукла, изготовленная на заводе. Мыслей не было, была туманная пленка, тина, за которой, как рыбы в заросшем аквариуме, угадывались неопределенные символы, и все это вертелось, точно ярмарочная труба, через которую необходимо пройти. Был непонятный безобразный символ падения, навязчивая тень чего-то нехорошего, отдаленного и страшного.

Это состояние длилось доли секунды, но Ренате казалось, что и время, и машины движутся медленно, как под водой…

Тут Саша выдернул джип из тисков преследователей и проскочил в щель между грузовиком и цементовозкой, хотя нагромождение знаков строго-настрого воспрещало обгон на этом мосту. Два приотставших автомобиля, шоферы которых явно увлеклись, не успели ни затормозить, ни свернуть; один расплющился о встречный грузовик с сеном, другой, зацепившись за нижнюю часть кузова грузовика и колесо, завертелся, перевернулся и угодил прямо под центральную ось цементовозки. Третья «гончая», отчего-то попавшая в немилость двух первых, отделалась легко: когда в ее сторону полетел тюк сена, она притормозила, затем плавно развернулась и поехала назад.

Джип пролетел мост, миновал еще полгорода, не останавливаясь ни на светофорах, ни на постах с обалдевшими от подобной наглости гаишниками. И только загнав машину в лес за городской чертой, только убедившись, что погоня отстала, Саша неуверенно оставил руль и прижался к нему лбом. Его голос слегка дрогнул, когда он произнес:

– Ты не представляешь, как близко прошла смерть…

– Представляю… – Рената выпуталась из ремня и засмеялась; смех перешел в хохот, из глаз брызнул ливень, и она бросилась на шею телохранителю. Саша не сразу принял ее, но потом все же снизошел до того, чтобы погладить подопечную по спине и предложить воды.

– Успокойся. Слышишь?

Истерика не проходила. Он отодрал ее от себя, намахнулся, но уже налету сбавил прыти и отвесил пощечину раз в пять слабее той, которую намеревался отвесить. Но и от такой Рената едва не опрокинулась с кресла.

– Ты что?! Ненормальный?!!

И это была уже обычная Рената, в своем духе, со своим репертуаром.

– Извини. Так получилось.

Она выхватила из бардачка бутылку – на сей раз водки – и, обжигая рот и горло, неумело выпила залпом с полстакана. Ноги начали «оттаивать».

– Что ты так на меня смотришь? – оторвавшись от горлышка и переведя дух, набросилась она на Сашу.

– Как?

– Осуждающе.

– Тебе показалось.

– На, держи… Наверное, мне надо поблагодарить тебя…

– Не надо, – Саша сделал глоток, прикрыл глаза и выдохнул.

– Это моя работа.

– От тебя только это и слышишь, – ее язык начал предательски заплетаться. – Но ты же не такой бесчувственный, я знаю!

– Я разведу костер. Кстати, когда говоришь вслух о своем состоянии, оно незаметно изменяется…

– Это совет?

– Нет. Путевые заметки. Дарю.

– Мне страшно, меня колотит, у меня снова заболел зуб! – зарядила Рената:

– Не-а, это не панацея… Дай мне водки. Вот – панацея.

– А волшебное слово?

– Ну, это пошло, Саша! Жуткая банальность. Ладно: пожа-а-а-алуйста!

Когда в разгоревшемся костре весело затрещали ветки, телохранитель махнул ей, приглашая погреться. Рената спрыгнула на землю, с трудом удержалась за дверцу, едва не отломив ее, засмеялась и поковыляла к Саше. Он усадил ее на лежащее бревно и поднял соскользнувшую с плеч девушки свою кожаную куртку, чтобы укутать ее снова.

– Не надо было так пить, девочка, – сказал Саша, садясь рядом.

– Только без нотаций, па! – мельком взглянув ему в лицо, бросила переборщившая с водкой Рената и вдруг окаменела. Не случайно, как это иногда бывает, не автоматически вырвались у неё эти слова. Затуманенный разум отреагировал на увиденное. Что же это было?

Кажется, в отблеске костра рядом с нею присел отец и держал её за плечи. Его взгляд, широкие челюсти, высокие скулы, волевой подбородок с ямочкой, ровные зубы, нижний ряд которых видно, когда он говорит – Рената считала это признаком сильной личности. У Саши при разговоре тоже был виден нижний ряд зубов, меньше, конечно, чем у отца… Но ведь папа больше недели назад был убит в Челябинске! И с тех пор… да, с тех пор уже прошло девять дней…

– Прости меня, если можешь… – сказал телохранитель голосом отца. – Мы сделаем все, чтобы оградить тебя от опасности…

Рената встретилась взглядом с непрозрачными глазами Саши.

– И долго еще ты будешь меня пугать?!

– Я не хотел. Нет, правда… Я засмотрелся на огонь. Есть такие вещи, которые человек не успевает сделать за одну свою жизнь, а сделать их надо, и именно за эту одну жизнь. Он замусоривает свой Путь ненужным, а необходимое пролетает мимо…

Мало, что понимая в его словах, Рената процитировала чью-то заумную фразу (ведь в свое время она много читала, много и бессистемно):

– Некоторые люди становятся философами и начинают мыслить глобально еще и потому, что в один прекрасный день они почувствовали себя полными ничтожествами в обыденной жизни… Быт убивает в них душу. Но это я не о тебе, а, скорее, о себе самой… Ты – исключение из этого правила. Ты каким-то образом достиг той гармонии идеи и материи, которая никак не дается мне… – она шумно вздохнула. – А ведь я завидую тебе. Замечаешь? Правда, белой завистью. Когда завидуешь кому-то белой завистью, то хочешь стать в точности таким же, как он. Наверное, я глупости болтаю… – девушка рассмеялась, ткнулась лбом ему в плечо и подняла лицо.

Саша слегка наклонил к ней голову. Рената растворила губы, решив, что в случае чего небольшой «перебор» можно будет списать под нетрезвое состояние и пережитый стресс. Алкоголь раскрепостил ее, и она почувствовала желание, сильное и неуемное, как это бывает весной у зверей. Попросту – похоть. Будь на месте Саши кто-то другой, тоже не вызывающий у Ренаты неприязни, она захотела бы и его. Её можно было понять, но вот понять и оценить телохранителя было трудно. Не поняла и не оценила его поступка и Рената: вместо того, чтобы поцеловать, Саша подкурил две сигареты и одну из них вставил в ее приоткрытые губы (слава богу, догадался хотя бы фильтром, а не огоньком, мерзкий Мухтар!). Рената покривилась, но желание, к счастью, тут же исчезло. Да, это было бы «перебором». Он всего-навсего охраняет ее и не должен рисковать, тронув то, что ему не принадлежит… Однако злость на него Рената – правнучка сиамской кошки – затаила.

– Что тебе сделал твой бывший муж? – вдруг спросил Саша, вытягивая из огня банку тушенки. – Ты так много о нем говорила нелестного…

Она отбросила от лица волосы:

– В общем-то, ничего… Я вышла за него совсем соплячкой, в девятнадцать. Ничего до него толком не видела. Красавчик был неописуемый… Зависть знакомых девчонок доставляла мне удовольствие, их – всех до одной – он променял на меня. Увы, в его списке я была не последней… За четыре года совместной жизни мы опостылели друг другу…

– Оригинально, – взвешивая услышанное и оценивая, Саша поджал упрямые губы и стряхнул пепел с сигареты.

– Мне надоела его самовлюбленность и инфантильность. Я и самане слишком взрослая, поэтому хотелось бы что-нибудь более основательного, чем Гроссман… Надоело чувствовать себя пятым колесом, дровами, домашней мегерой, которой пугают друзей, чтобы те не напрашивались в гости… И не только в этих ролях мне предстояло выступить за те четыре года. О-о-о! Я хорошо ошпарилась… Извини, что все это рассказываю… Нагорело. Мы были каждый сам по себе – он не догулял, ну, и я стала флиртовать чуть ли не у него под носом. Пока однажды не увлеклась… Тот тип был от меня в восторге, а я наутро только и сообразила, что натворила. Честное слово, два дня потом я не вылезала из душа, меня тошнило, я пряталась от него, не подходила к телефону… А Гроссман ничего не замечал, ему было плевать. Он знал, что я пользуюсь репутацией верной домашней кошечки. Н-да… от моего слепого бунта тошно стало мне одной… Этот тип – он был на пятнадцать лет старше меня, холост, хорошо выглядел, был достаточно богат – предлагал мне бросить моего мужа, чтобы выйти за него. Знаешь, как он говорил: «Я всю жизнь ждал тебя, поэтому и жил один до моих лет»… Смешно? Мне было не очень… Романтические признания к месту, когда их ждешь. А если они тебе поперек горла? Вот то-то и оно! И пошло-поехало… Цветы, звонки, слезы на коленях – сумасшедший дом… В итоге я оставила и Ника, и его. Лучше уж быть одной, чем вместе с кем попало, это еще Хайям сказал… В общем, если бы у тебя была жена, с которой ты расстался, ты бы прекрасно прочувствовал бы эту ситуацию…

– Я ее и так прочувствовал, – Саша подал ей пластмассовую вилку и выложенную на пластмассовую же тарелочку тушенку. – Впрочем, никогда не поздно помириться. Вы ведь не сделали друг другу таких подлостей, которые нельзя прощать.

– М-м-м! – Рената покрутила головой, да так отчаянно, что затрещал позвоночник; для большего выражения протеста она покачала указательным пальцем. – Исключено. Я согласилась разговаривать с ним только из-за этого «дипломата»…

Саша склонил голову к плечу, набрал воздуха в грудь, чтобы что-то сказать, но потом передумал и, усмехнувшись, взглянул на свою подопечную:

– А какой он?

Рената подняла сияющий взгляд к удивительно звездному небу:

– Он?.. В нем всегда был какой-то кураж, какая-то задоринка, необыкновенный оптимизм. Таких мало… По-своему, он любил меня. По-своему… Но слышал же, что сказала цыганка: нам с ним было не по дороге… Такие, как он, ломаются раньше других. Они всегда и во всем – максималисты: если спать, так с королевой, если красть, так миллион.

Холодные, изучающие глаза Саши.

– Откуда ты знаешь все это? – спросил он.

– Не бог весть, какое открытие, – Рената пожала плечами и отправила в рот кусочек остывшего мяса. – Так, путевые заметки… Дарю!

– Откуда твое тело знает это?! Этот исход…

– Наверное, это у меня от папы – видеть некоторые вещи насквозь. Мне даже Гроссман говорил, что во мне сидит не женская, а настырная мужская душа…

В непрозрачных серых глазах заплясала искра смеха, веки чуть наморщились от улыбки:

– Душа не имеет пола. Этого он тебе не говорил?

– Нет. И, если ты думаешь, что он отвечает за свои слова, то жестоко ошибаешься. Гроссман – это Гроссман. Несусветный болтун: ляпнул, да пошел…

Саша посмотрел на часы:

– Давай, пожалуй, выдвигаться?

Он разворошил палкой догорающие угли костра, поднял Ренату с бревна и отвел к машине. Свернувшись калачиком на заднем сидении, девушка тут же заснула.

Телохранитель, вероятно, представил ее состояние завтра утром, качнул головой и завел автомобиль.

За тридцать один день…

Несомненно, между колоннами было пространство. И ни одна из пятисот сорока дверей не закрывала его.

Они оба знали, что, если пойти туда, всё изменится. Знали оба, но решился только Помощник Верховного Жреца. Там могло быть все, что угодно – никто и никогда не возвращался оттуда.

Мневис и Апис ожили на барельефах храма Феникса, склонили рогатые головы, стали рыть копытами, а из ноздрей их вырвался огонь, воспламенивший жертвенные костры.

Руки жрицы и капюшоноголового Помощника расцепились. Он шагнул в неизведанное пространство и исчез для нее навсегда…

Из воды взмыла огненная птица…

Рената с трудом разлепила глаза и сделала вид, что села. Мучительная, сверлящая боль стукнула в голову и застряла в висках. Как она очутилась на заднем сидении?

– Почему мы остановились? – простонала она хриплым голосом.

За окнами шел дождь. Джип стоял возле небольшого кирпичного строения По направлению к ним шел инспектор ГАИ. Не отвечая на вопрос подопечной, Саша спокойно достал документы.

– Ваши «права», – буднично произнес гаишник.

Телохранитель протянул ему «корочки». Тот основательно изучил их.

– Владелец – Сокольников Александр Андреевич, как это видно по документам… В таком случае, где ваша доверенность на машину?

– У меня… – прохрипела Рената, но Саша опередил ее, вручив инспектору паспорт и доверенность девушки.

Гаишник взглянул на нее, улыбнулся и сказал что-то не по-русски. Рената вопросительно подняла брови.

– Не говорите по-татарски?! – удивился инспектор. – А так похожи на татарку… Гроссман Рената Александровна? Сокольников – ваш отец?

– Да.

– Интересно. А на вид – прямо вылитая татарочка, наша!

– У меня мама была на четверть татарка, – Рената, постанывая, переместилась в кресле и села почти прямо.

– Значит, не ошибся… Добро пожаловать в Казань!

Счастливого пути! – он улыбнулся, вернул Саше документы и отстранился от машины, поигрывая мокрым от дождя полосатым жезлом. Телохранитель, стряхнув с «корочек» капли воды, положил их во внутренний карман и повернул ключи. Джип мягко тронулся и набрал скорость. Рената снова без сил рухнула на сидение.

– О, мой бог! Почему мы не свернули с трассы?

– Потому что дождь, потому что все развезло… Недостаточно причин?

– Достаточно, – по возможности как можно более ядовито парировала Рената. – Лучше бы я вчера умерла… Дай водички…

Телохранитель с юмором взглянул на неё через зеркало заднего вида:

– Бутылка смотрит прямо на тебя. А что, кровь и правда играет решающую роль в нашей судьбе?

– Шутить изволите? – Рената торопливо отвинтила крышку и, обливаясь, присосалась к горлышку.

– Спи! – Саша безнадежно махнул рукой.

– Что я вчера тебе наболтала? Я была пьяная… как это говорится?.. пьяная в хлам, так что…

– Не беспокойся, ничего компрометирующего.

– Я же помню, что откровенничала… По-моему, разговор шел о Нике… Что я несла?

– Ты сказала, что любишь его.

– Шутить изволите?! – на этот раз почти взревела Рената, подавившись водой. – Даже у стенки я не могла такого сказать! С ума сошел, что ли?! Я не самоубийца…