Душехранитель (№1) - Душехранитель

– Вам лучше? – спросил вдруг бубнящий голос над самым ухом.

Такое ощущение, как будто говоривший сидел в бочке.

Рената оглянулась и едва не взвизгнула от неожиданности. К ней наклонился какой-то пожилой мужчина с мрачным, почти черным лицом; две глубокие морщины окружали его рот и почти сходились на подбородке с ямкой. Покатый, как у древнего майя, лоб тоже был изборожден морщинами, сильно выделялись надбровные дуги, а из провалов смотрели внимательные и умные, близко, как у обезьяны, посаженные глаза. Девушка соскочила со стула, и зуб мгновенно прекратил болеть. Когда она снова взглянула на него, уже приготовившись или обороняться, или звать на помощь телохранителя, мираж исчез. Саша, удивленный ее поведением, выпрямился.

– Извини, – она прикоснулась ко лбу. – У меня что-то с головой. Наверное, потихоньку схожу с ума… Галлюцинации…

Шок прошел. Телохранитель молча смотрел на нее. Рената нервно засмеялась:

– Привидится же такое!..

– Как твой зуб?

– По-моему, ты – волшебник. У бабок научился?

Саша молча ушел в смежный номер и лег на диван.

– Разбуди через два часа.

Рената перевела дух и пошла отполаскивать рубашку, а из головы все не шло лицо незнакомца. Телохранитель темнит: он – на самом деле гениальный актер. Она общалась с актерами, но не знала еще ни одного, кто умел бы так перевоплощаться, буквально создавая вокруг себя ауру изображаемого персонажа, вживаясь в роль с полной самоотдачей. Интересно, что заставило его сменить лавры артиста на скромную профессию «секьюрити»? Неужели ему было приятнее общаться с новыми русскими? Или это жажда риска, шанс испытать приливы адреналина? Какой же он странный… Нет, теперь она просто обязаны раскрыть, в чем тут подвох! Сам не скажет, так Рената исподволь добьется.

Раздобыв у горничной утюг, девушка выгладила рубашку и почистила пиджак. Саша, подмяв под грудь подушку, крепко спал. Любопытно, что он предпочитает спать на животе. В каком-то журнале Рената читала, что человек, любящий такую позу во сне, возможно, недоволен своей профессией. А вообще так спят звери – расслабленные, но в каждую секунду готовые вскочить для атаки или обороны.

Она позвонила и заказала что-то среднее между завтраком и обедом, потому что желудок уже сводило от голода. Пока Рената говорила по телефону, Саша что-то шепнул и отвернулся в другую сторону. Кажется, он произнес какое-то имя, «Таня», что ли…

Девушка вспомнила обрывки своего последнего сна. Может быть, и она болтает, когда спит? Скорее всего, что так. Иначе откуда бы Саша узнал, что именно ей снится, да еще с такой точностью? Стоп! Она тоже выкрикнула в своем последнем сне какое-то название, очень музыкальное и очень незнакомое. Ори… Оритан, вероятно… Да, да, Оритан! Именно! С чего бы это? Она даже не предполагала, что это может быть… Хотя мало ли что во сне привидится? Было однажды и такое, словно она сочиняет стихи. И хорошие стихи получались, она даже запомнила общий смысл, но воспроизвестьи строфы после того, как проснулась, так и не смогла.

В двери постучались.

– Кто там? – спросила Рената.

– Заказ!

Без тени сомнения она открыла. Заказ, видимо, состоял из двух гориллоподобных парней на переднем плане. Один из них ухватил Ренату за рукав водолазки.

Тут за ее спиной, как из-под земли, возник Саша. Он «торпедировал» горилл так нахраписто, что девушка не успела ничего осознать. Схватившего Ренату он «выключил» кулаком с выдвинутой фалангой указательного пальца1, которая пришлась парню точно в висок. Второй попытался всадить Саше ногу в живот, но телохранитель с ошеломляющей быстротой уклонился, перехватил его конечность у щиколотки и пальцы свободной руки вонзил ему в шею над ключицами. Ни одна из «горилл» не успела воспользоваться пистолетом, хотя оба были вооружены: у первого, упавшего поперек входа, под распахнувшейся курткой имелась кобура с торчавшей из нее рукоятью австрийского «глока».

Невзирая на панику подопечной, Саша в темпе, но без суеты, оделся. Он казался невозмутимым. Рената металась, ломая руки и кусая пальцы. Телохранитель проверил свою «пушку», отдал ее Ренате, а сам вытащил «глок» у поверженного костолома.

– Идешь точно за мной, след-в-след. Никуда не высосвываешься. Не вздумай стрелять, пока не скажу. Поняла меня?

Подвывая, Рената мелко закивала. Телохранитель сгреб ее за шиворот и насильно вытащил в коридор, не давая ей время на то, чтобы выбирать, куда ставить ноги. Из-за этого она и прошлась по первой и наступила на руку второй «горилле». Реакции – ноль.

Он сжимал ее кисть заведенной за спину, почти под лопатки, левой рукой, горячей, словно угли. Когда из номера в конце коридора вышла девушка и, закрывая дверь, небрежно взглянула на них, Саша спрятал «глок» под бортом пиджака, а Рената, притянутая им, вплотную прижалась к его спине, и пистолет затесался между ними. Девушка ничего не заметила и спокойно пошла к лестнице.

Телохранитель развернулся и дернул Ренату за собой. Вообразив, что он решил вернуться в номер (ну и привычки у него!), подопечная тихо заскулила. Но Саша на всех парусах, почти бегом, проскочил мимо валявшихся «горилл». Они оказались в другом конце коридора, у дверей запасного хода. Двери были заперты. Пока Рената прикидывала, каким образом он собирается просочиться на ту сторону, Саша вытащил перочинный ножик и раскрыл штопор (или, во всяком случае, нечто искривленное). Пара движений в скважине замка – и дверь открылась.

– Куда мы выйдем? – крикнула Рената, сбегая за ним по лестнице.

– В вестибюль.

Она приметилась прыгнуть через пять ступенек, но не рассчитала, и это едва не стоило ей головы. К счастью, Саша успел подхватить ее у самой земли.

– Слушай. Как только выскочим из гостиницы – неважно, я первый или ты – бежишь на автостоянку… Если я задержусь – плюнь. Не жди ни секунды.

Она кивнула и прижала пистолет к груди.

Несмотря на то, что лестница запасного вывела их в тот же вестибюль, что и обычная – общего пользования, то есть, – с той стороны их никто не ждал. У столика администратора, возле «пожарного уголка» отирался еще один гориллообразный элемент, как две капли воды похожий на двух первых. Сашу и Ренату он увидел в последний момент, когда они вынырнули из-за колонны, окруженной кадушками с растительностью. Телохранитель, как многофункциональное пушечное ядро, налетел на него, не дав опомниться, и сразмаху, слева направо, съездил своим пистолетом по челюсти «элемента». Тип с неподобающим ревом отлетел к огнетушителю. Ожидать такой полетоспособности от туши в сто двадцать килограммов чистого веса в реальной жизни было бы трудно. А кино, если там показывали что-то похожее, Рената не верила. Конечно, в фильмах все это было куда более пристойно: меньше «постороннего» грохота, материться «злодеи» тоже не умели, падали красиво, в заданную точку, вовремя догадывались использовать по назначению огнетушитель… Да, и, как правило, на сторону «мерзавцев» не становились случайные зрители, а здесь администратор, призывая охрану и милицию, бросился к телефону, какая-то тетка завизжала: «Убивают!» и девушка, спустившаяся вперед Саши и Ренаты, которая еще не успела сдать ключ, в страхе отпрыгнула от телохранителя и, сама не зная, как, с проворством Багиры из мультика перемахнула через стойку администратора, опрокинув телефон и спутав планы хозяина гостиницы.

Охрана, недреманное око которой не обратило внимания на трех «горилл», но зато возмутилось по поводу безобразий, творимых Сашей, бросилась отстаивать справедливость. У телохранителя не было времени объясняться с благородными стражами ночлежки, и оба экземпляра были опрокинуты на паркет. А он, как смерч, пронесся к дверям. Думается, если бы «вертушку» догадались заблокировать, он все равно вынес бы стекло и выволок бы за собой подопечную. К счастью, заблокировать двери никто не додумался.

Зато возле их «Чероки» был припаркован серый «Вольво», в котором остался четвертый представитель невежливых парламентеров. Рената подумала

– какое счастье, что на джипе отца громкая сигнализация! Если бы этим «гориллам» приспичило сделать их машине какую-нибудь гадость, они привлекли бы к себе внимание всей округи. «Чероки» приветливо пискнул: Саша нажал кнопку на брелоке. Водитель «Вольво» поступил умнее, чем его сотоварищи: он дал резкий задний ход, не желая посреди бела дня бросаться на людей.

Рената прыгнула в джип. Саша завел мотор. «Вольво», вильнув багажником, скрылся в проулке.

– Придется выезжать из города через просеку, – сказал телохранитель, оставляя позади целый район. – Ты становишься знаменитостью.

Рената отдышалась:

– Как они находят нас?

– А ты посмотри, у тебя нигде датчик не вшит?

– Какой датчик?

Он внимательно взглянул на нее и вздохнул. Рената поняла, что это он так шутит. А чего он хотел от нее? Чтобы она дико развеселилась после всего, что произошло?..

– Какая-то игра вслепую… – проворчала девушка. – Узнать бы, что им от нас нужно…

– Вернемся?! – с воодушевлением спросил телохранитель.

Рената взвыла, потом сунула руку в карман его пиджака (все правильно: в правом) и достала сигарету. Саша усмехнулся и щелкнул зажигалкой. Она жадно затянулась, хотя не курила уже месяцев пять, да и раньше только баловалась от нечего делать. Рука ее дрожала, слабая, словно ей пришлось нести страшную тяжесть.

– Вот так и пристраститься недолго, – сказала девушка.

– А тебе идет.

– Ты – первый мужчина, который сказал мне об этом.

– Но если это действительно так. Есть женщины, которые делают это чертовски красиво. Вот ты – такая женщина.

Она невесело улыбнулась и большим пальцем потерла бровь.

– Я только сейчас подумала: о делах моего отца мы могли бы узнать от Ника…

– От Ника?

– От Николая, моего бывшего. Папа его просто обожал… Они работали бок-о-бок…

Саша подумал.

– Что ж, километров через триста пятьдесят будет Уфа.

Оттуда и позвоним.

– Честно говоря, мне совсем не хочется с ним говорить… Но если только в интересах дела…

– Ты начинаешь эволюционировать.

– А ты продолжаешь говорить гадости!

– Восславим постоянство!

– Плагиатор!

– Интерпретатор…

Переспорить его было невозможно, тем более, что он не спорил. С его стороны это была разрядка после всего случившегося, и лучше уж так, чем сидеть и трястись всю дорогу.

Рената взяла бутылку с водой и сделала несколько глотков.

Сердце билось все спокойнее.

– Саша, а ты не знаешь, что такое или кто такой «Оритан»?

Машина резко сбросила скорость. Рената едва не пролила на себя воду. Саша медленно перевел на нее взгляд:

– Что?

– О, господи! Зачем ты это сделал?! Я только спросила, что значит «Оритан»…

Он судорожно сглотнул и прибавил скорости.

– Почему ты это спросила?

– Мне приснилось, что я произношу «Оритан».

Саша повторил это слово, но на каком-то странном, певуче-щелкающем, языке, и оно прозвучало лучше, чем на русском. Рената вспомнила, что именно на этом языке она взывала о помощи в своем сне.

– Д-да, – колеблясь, согласилась девушка. – Именно так… А что это?

– То же, что и Лемурия…

– А что такое «Лемурия»?

– По многим легендам – погибший континент. Но Оритан – это настоящее название той земли…

– Атлантида, что ли?

– Назови, как хочешь. Только Атлантиду придумали и утопили, а Оритан был на самом деле и погиб иначе, – Саша осторожно покосился на нее. – Ты… что-нибудь помнишь?..

– Помню?! А что такое я должна вспомнить?

Его взгляд изменился, в голосе послышалось разочарование:

– Ты ведь историк… Я думал… может быть… Да ладно!

Рената усмехнулась:

– Если бы ты знал меня, когда я училась, ты бы не говорил с такой уверенностью, что я должна это знать… Не понимаю, откуда это пришло в мой сон? Может, начиталась чего-нибудь?

Его губы скептически изогнулись:

– Может быть. Только это нигде не записано. По крайней мере, в том виде, в каком подобает. И, тем более, настоящее название…

– Тогда откуда его знаешь ты?

Саша замялся, снова посмотрел на нее, и последние искорки непонятной надежды угасли в его зрачках:

– Ты меня поймала. Я тоже не знаю. Это так, заговариваюсь от бессонницы…

– Господи, какой ты странный!.. Иногда я боюсь тебя даже больше, чем тех, кто за нами гоняется… Я знаю, что это глупо, что ничего плохого ты мне не сделаешь, но… короче, это инстинктивный страх… – Рената нервно теребила пальцы и тщательно подбирала слова, чтобы отразить свое состояние. – Да, да, – рассуждала она, кивая, хотя это был монолог, – инстинктивный страх… И даже не самого тебя, а того, что связано с тобой… Наверное, я сумасшедшая…

Телохранитель молчал, и Рената решила, что он согласился и действительно считает ее помешанной. Она тоже затихла и ничего не говорила до самой Уфы, куда они доехали к вечеру, нигде не останавливаясь, уставшие до полуобморочного состояния. Саша притормозил возле первого же отделения связи.

Рената набрала код Челябинска и номер телефона, который в течение четырех лет считала своим.

– Автоответчик, – отведя трубку от уха, сказала она Саше.

Как раз в этот момент прозвучал сигнал. – Что говорить?

– Что мы едем в Москву и постараемся позвонить из следующего города…

Рената убрала ладонь, которой прикрывала микрофон, и ядовитым голосом произнесла:

– Уважаемый электронный секретарь! Передайте, пожалуйста, вашему хозяину, который, как всегда, неизвестно где таскается, что ему звонила бывшая супруга по очень важному и срочному делу. Если ему не будет слишком трудно, то не мог бы он хоть раз переночевать дома? Она постарается перезвонить при первой же возможности. Целую ваши микрочипы и заранее благодарна. Адью, – она бросила трубку и хмыкнула:

– Застать Ника дома – это все равно, что пожать руку кинозвезде: изредка, но случается. С вероятностью один к миллиону. Для него это в порядке вещей. Обычные дела.

Саша сунул руки в карманы брюк и повел плечами. Рената призналась, что страшно голодна, и он отвез ее в бистро, больше похожее на плохо отреставрированную пивнушку.

– Ну, спасибо тебе, мой верный Мухтар! Век не забуду! – брезгливо озираясь по сторонам, сказала девушка. – Ты хочешь сказать, что я буду здесь есть?! Да ни за что на свете!!!

– Тебе не приходило в голову, что твои приятели тоже так рассудят?

– Тогда нам лучше просто сменить машину.

– Согласен, – Саша подвинул к ней тарелку с мантами, политыми кетчупом и горчицей. – У тебя, конечно же, есть альтернативный вариант…

Ренате ничего не оставалось, как развести руками. Продать они «Чероки» не могут, обменять… ну, разве только в ущерб себе. Да и то: на наших дорогах сменить мощный джип на «малолитражку» может только юродивый. «Отобра-а-а-али копеечку!..» Девушка фыркнула, представив себе, как по колесикам разлезется какая-нибудь нежная «Кариба» после нормального для их «Чероки» ежедневного променада. Лучше уж есть в «кафешках» быстрого питания… По крайней мере, чашка растворимого кофе здесь стоит не 50 тысяч, как в более цивилизованных местах.

Ренату уже давно настораживало, что телохранитель, ведя очень подвижный образ жизни, постоянно выполняя физическую работу, и (если судить по рукам) еще какую, практически ничего не ест. Вернее, ест, когда есть. Любой другой озверел бы на его месте от голода, а он совершенно спокойно переносит верблюжью диету. И энергия в нем не только не иссякает, но и увеличивается, точно он подпитывается ею из неизвестного другим смертным источника. Чем больше приходилось тратить, тем больше сил прибывало. Однако внешне Саша очень осунулся и побледнел, глаза ввалились, мышцы уже не скрывались, как положено, под нормальным для любого человека слоем «стратегических запасов», а подобно веревкам обвивали его руки, беззащитно выпирая наружу: сплошные жилы и мощи, даже странно, как он в состоянии двигаться. Но всё же средоточие прежнего Саши осталось в его глазах, усталых, но горевших таинственным внутренним огнем, происхождение которого Ренате было не под силу угадать.

За тридцать три дня…

Он был единственным из служителей низшего ранга, кто удержался, когда перевернулся мир. Солнце, Пятое по счету, взмыло в небо, земля опустилась вниз, вода соединила две стихии.

Он увидел стоявшую по грудь в воде жрицу в темно-синей мантии. Над нею парила гигантская сияющая птица с орлиным клювом и печально-безысходными глазами в них было прощание с миром, со всем, что это существо любило. Птица отбрасывала человеческую тень.

– Танрэй! Летим, Танрэй! – просила она жрицу, протягивая к ней лапу, удивительно похожую на человеческую руку. – Летим со мной. Ты еще не знаешь счастья последнего полета, но я хочу, чтобы ты его узнала и вспомнила все! Летим со мной, Танрэй! Оттуда все видно лучше!..

Белый жрец отпустил колонну, благодаря которой не провалился в небытие, и стал смотреть, как птица взлетает к палящему солнцу, а златовласая жрица в короне с соколиными крыльями и коброй-уриус кричит, простирая к ней руки:

– Прими в жертву, если желаешь, мою жизнь! Но только не умирай сейчас!

Птица превращается в горящий факел и рассыпается в прах.

Из пламени костров выбегают юркие саламандры и растаскивают пепел, который не успевает подхватить жрица.

– Помоги мне! – возопила девушка, глядя на Белого.

Но уже очень поздно…

Игорь проснулся и замер в постели. За окном шел дождь, поредевший во второй половине дня. Вставать совершенно не хотелось. Вечерний сон всегда превращает человека в кусок студня с ноющей головой (или, эт самое… что там у студня может болеть?) На потолке общаговской комнаты мрачно и неумолимо расползалось мокрое пятно.

Он протянул руку и взял с табуретке, стоявшей за изголовьем, газету. На ней тоже было пятно, только от рыбы. И прямо на его, Гарика, объявлении. Газета носила яркое и запоминающееся название «Магия в клеточку» (создатели просто имели в виду «черное» и «белое» течения этой древней науки). В ней публиковался всякий мусор вроде объявлений известных «колдунов» и «экстрасенсов». Но Гарик оказался самым дерзким из всей этой братии.

Сосед по комнате – коренастый парень, невероятно похожий на добровольца с плакатов 20-х годов) – жарил картошку на «прометейке». Страшная вонь плавящегося свиного сала щипала носоглотку. Окна запотели, превратив индустриальный «пейзаж» напротив общежития в размытое серо-желто-зеленое пятно.

– Пойду, поболтаюсь по городу, – сказал, одеваясь, Гарик.

«Доброволец» обжег палец и схватился за мочку уха.

Ростов мало изменился со времени последнего пребывания в нем Игоря. Больше стало ларьков, появились рекламные щиты на проспектах, но в общем все было по-прежнему: парадный центр, грязные кривые улочки периферии, ростовчане, озабоченный каждый своими проблемами…

Ноги привели его к зданию магазина одежды.

Гарик остановился, как делал это ежедневно. Ему повезло: он всего пять дней был в Ростове, а уже вчера вышел номер «Магии в клеточку» с его, прямо сказать, дурацким объявлением…

Она стояла на своем месте, в витрине, не похожая ни на одну из своих соседок, словно производственный брак. Остальные были высокими и поджарыми, со спортивными фигурами, неестественно-замершими жестами, одинаковыми лицами. А она… Со стороны ее создателей это было попаданием в яблочко, мистическим совпадением.

Она все так же была одета в черный креп, обозначавший женственные черты ее пластмассового тела. Золотые волосы россыпью лежали на гладких покатых плечах.

Снова и снова Игорь восхитился совершенством её форм, естественностью позы и одушевленностью лица. И во сне он видел ее или же девушку, почти полностью похожую на нее. Может, серенаду спеть? Или, как положено, Калиостро вызвать? Для этой… как ее?.. материализации чувственных идей, вот. Имя же у Галатеи будет… Совершенно автономно в мозгу всплыло сочетание звуков: «Тан-рэй». Где-то он его уже слышал… «Тан» – это «вечное». Фу, глупость какая! Меньше надо засорять мозги всякими «магиями в клеточку» и каббалистической чепухой, в которой он все равно ничего не мог понять. Здесь главное – создать видимость, пустить пыль в глаза. Будешь сам верить в свои способности – поверят и все остальные.

Пустой кукольный взгляд желтовато-зеленых глаз, смотревших в никуда (поэт сказал бы: «Смотревших в саму вечность»). Да, Гарик, ты становишься сентиментальным. Разве нормальный человек может всерьез считать, что их обеих сделали на одной фабрике, но в одну успели вдохнуть жизнь до обеденного перерыва, а в другую – нет. А тут как раз партию забрали, разлучили «сестренок-близняшек».

По возвращении в общежитие (его вспугнул звонок трамвая, что остановился на перекрестке на красный свет) Гарик получил от «добровольца» хорошее известие: с вахты приходила баба Нюра и передавала сообщение для Игоря – просьбу позвонить по такому-то номеру.

Отыскав в кармане «пятнашку», Гарик пошел к автомату (разговаривать на такие темы при вахтерше он не собирался).

Трубку сняла женщина с убитым голосом.

– Вы – Игорь, правильно? Хорошо, что вы все-таки позвонили!

Ей совсем плохо. Вообще по гороскопу у неё тяжелый день, но так плохо еще не было…

Когда она дала ему вымолвить слово, Игорь осведомился:

– Извините, но нельзя ли… эт самое… быть любезной поподробнее?

– Поподробнее?

– Ну, ясно дело. Чего у вас там стряслось?

– Конечно, Игорь… Игорь?…

– Семенович.

– Игорь Семенович, – она попыхтела в трубку, хлюпнула носом. – Моей дочке Оле 6 лет. Месяц назад я заметила, что она как-то странно дергает головой вбок. Ругала ее за это. А ей как будто воротник мешал. Я говорю: «Не балуйся», – а она – что это не нарочно. Два дня дергалась, потом перестала, я уж и забывать про то начала… А ту грипп. И не время еще, вроде, для гриппа-то!.. Проболела, да на поправку пошла, и тут ни с того, ни с сего – снова головой дергать, а вдобавок глазами вращает, хохочет, переворачивает все. И НИЧЕГО НЕ МОЖЕТ СКАЗАТЬ!!!

– Вы это… К врачу как?.. Ну, обращались? – для подстраховки уточнил Гарик, не ожидавший, что с самого начала на него повалятся такие странные и тяжелые случаи.

– К врачу?! – с отчаяньем заорала в трубку женщина. – Да эти врачи мою сестру с ног до головы исполосовали, она с операционного стола у них не слазила, и все равно умерла. Чтобы я… Олю?! Им?! Да и батюшка мне сказал, что это злой дух!

– Какой батюшка? – не понял Игорь.

– Наш поп, к которому я Ольгу водила. Отец Павел. Он сразу определил, что в нее вселился бес! Вы приедете, Игорь Семенович? На вас вся надежда!

– женщина всхлипнула.

– Скажите адрес и как добраться.

Несмотря на поздний час, Игорь поехал по вызову. Его встретила маленькая сморщенная женщина с полубезумными глазами. Едва открыв Гарику дверь, она убежала. Впрочем, даже будь Игорь вором, унести отсюда было нечего.

Под ногами все время путались кошки, какая-то рыжая собачонка с пронзительным лаем, валявшиеся где попало огрызки косточек. Запах в квартире стоял нестерпимый.

Женщина снова выскочила. По голосу Гарик не дал бы ей больше тридцати, но сейчас, при виде этих кудрявых, посеченных, посеребренных сединой волос цвета «перец с солью», добродушного, но съеженного преждевременными морщинами лица, изуродованных работой «заброшенных» рук, пересмотрел вердикт лет этак на двадцать пять в сторону увеличения.

– Молчи! – прикрикнула она на собаку, но та не сильно-то ее испугалась. – Пойдемте, что же вы стоите?

– Чтобы ваш крокодил меня не съел.

– Муська, засранка, снова посреди коридора нагадила?!! – кошка, которая, вероятно, значилась в списке жильцов как «Муська», поспешила удрать со сцены. – Ну, подожди у меня, стерва, – хозяйка открыла перед Гариком дверь.

Комната походила на келью религиозного фанатика. Вся она была увешана распятьями, иконами и заставлена желтыми церковными свечками, похожими на макаронины (если бы их продавали на вес, то пара килограммов здесь была).

В углу стояла детская деревянная кроватка, слишком маленькая для своей обладательницы. Мышцы лица, руки и ноги девочки находились в беспрестанном движении. Иногда казалось, что она проделывает все это нарочно, с какой-то непонятной, одной ей ведомой целью. Но чувство, что это – дурацкий розыгрыш, сменилось ужасом, когда Оля, мыча, вдруг без помощи рук и ног начинала корчиться и подпрыгивать в кроватке, едва не вылетая из нее через верх.

– Батюшка сказал, что это – искупление наших грехов…

– Ну, если ба-атюшка сказал… – Игорь криво усмехнулся. – А к другому батюшке вы не пробовали?

– Да господь с вами! Отец Павел истинную правду сказал:

Ольгу я без отца вырастила. Нельзя было этого делать, грех великий затеяла, одна боялась на старости лет остаться… Вот и расплата за то, что о себе только думала… Оля, это хороший дядя, слышь меня? Он тебе поможет! Ты верь ему, слышь?..

Лицо девочки неестественно, судорожно покривилось, она замычала, засмеялась и подпрыгнула на месте, ударившись головой о деревянные прутья.

– И переложить нельзя: падает, – пожаловалась женщина. – Ой, погодите, Игорь Семенович! За святой водой сбегаю. И ведь забыла же, а!..

В который раз подивившись российской национальной безалаберности – пригласить в дом, по сути дела, незнакомого человека, оставить его одного в коридоре, потом – его наедине с собственным ребенком, – Гарик наклонился к Оле:

– Эй! Тебе совсем плохо?.. Ну, я и попал, блин!..

Он достал Игорь из кармана молитвенник, купленный по случаю на барахолке. Мамаша принесла «святую» воду и, скукожившись, встала в сторонке, ногой отпихивая лезущих в комнату кошек.

Одолев полкниги, Гарик поднялся. Женщина засуетилась, полезла в карман, вытащила оттуда дореволюционного вида кошелек, расшитого пластмассовым разноцветным бисером.

– Сколько я вам должна, Игорь Семенович?

– Нисколько! – буркнул Игорь, – Кто уже лечил вашу дочь?

Смысл был такой: сколько таких же, как я, шарлатанов побывало в этой квартире до меня?

– Был один знаменитый экстрасенс. Мужчины – они в этом отношении сильнее, смыслят больше… Ну, я так думаю. Он сказал, что Оленьку сглазили, что у нее очень большая энергетическая дыра в районе третьей чакры, – (в этом месте Игорь скорчил рожу: даже он не был способен воспринимать это серьезно). – Они с батюшкой Павлом и посоветовали мне обратиться к экзорцисту.

– Понятно. Я сейчас к вам своих ребят подгоню, так что вы не бойтесь, впустите их.

– А это дорого?

– Бесплатно.

– И все-таки, сколько я вам должна?

– Я на тимуровских началах. Гусары… это самое… денег не берут.

– Значит, после второго сеанса?

– Ага.

Игорь спустился вниз, дошел до первого же телефона-автомата и вызвал девочке «неотложку». Только после этого с чувством выполненного долга и мыслями о рыжей кукле в витрине магазина он зашагал домой.

За тридцать два дня…

Блестящие глазки прытких саламандр шныряли повсюду. Твари ждали скорой поживы и довольно облизывались…

«Собрать, собрать все, до последней песчинки, и тогда…» Может быть, тогда разрушится предопределенность, и обреченные на разлуку соединятся? Эта мысль посетила жрицу внезапно, как озарение.Она не могла понять смысла.Ожидая, когда взорвется пространство, девушка тщетно припоминала свое имя. Память… Память – это мозг. Мозг – это тлен. Тлен – заклятый враг вечности. Помнить душой – вот высшее искусство, и ей не под силу овладеть им. Триединство материи – мозг, тело, душа – и поныне в разладе. Собрать все, до последней песчинки…

Жрица воздела руки к небу:

– О, светлый Осирис, брат мой! Дай мне мудрости! О, великие боги!..

Сверху дохнуло теплым ветром. Что-то легкое скользнуло по щеке девушки, легкое и тёмное. Темное, как тайна, как всполохи полузабытых снов. Она опустила голову. Это был край мантии Помощника Главного Жреца, капюшоноголового нечто. Когда он приблизился к ней? Почему она чувствует его взгляд из темноты капюшона и почему он так смотрит на нее? Жрица знала этот взгляд, знала всегда, и никогда не узнавала первой…

– Это уже было… – сделав для себя внезапное открытие, удивленно сказала она.

Помощник Главного медленно кивнул, словно склоняясь перед нею.

– Нет, это не может быть правдой! – опровергла себя жрица.

– Я живу один раз, когда же это могло случиться?!

И тут он заговорил:

– Заря, свет которой отливался на боках белоснежных шаров зданий… Мы с тобой любили смотреть на неё и вдыхать прохладный утренний воздух…

Что-то мелькнуло перед ее глазами. Она отстранилась, и Помощник Верховного Жреца взял ее руку в свою. Все тот же чеканный широкий напульсник из сплава меди и серебра…

– Бесконечные дали, холмы, за которые нам с тобой так хотелось умчаться, потрясающе синий океан… Помнишь?

– Там… было красиво… Но разве было это? Это детские сны. Мои детские сны… Ты – первый, кто рассказал их мне… – жрица взглянула на него, на темные фигуры служителей храма, на воду; тело её немело, хотело преобразиться, изменить очертания, но… не могло.

– Затем, после всего, что произошло за века и тысячелетия, была эпоха Великих Пирамид… Они были везде, где не свирепствовал холод, помнишь?.. Они не были так безукоризненны, как наши «шары», но заря точно так же освещала их полированные грани… Пирамиды отражали суть…

– Я не в состоянии понять Время…

– Потому что оно иррационально. Мы с тобой никогда по-настоящему не были вместе. Не спросив нас, так решила наша судьба. Нельзя стать осью, не побывав ободом. Учитель уже нашел, но я знаю, чего ему это стоило…

Она снова что-то вспомнила. Да, это был он. Другой, но он. Жрица не могла воскресить в памяти его и свое имя, его и свое лицо. Он всегда был разным, но при этом постоянным. Он всегда оказывался рядом и брал ее за руку, заставляя смело глядеть вдаль. Лицо – расплывчатым пятном, канувшим в вечность. А потом… что же было потом?.. Что-то плохое, страшное, как всегда, их разлучившее. Вспомнить надо сейчас, иначе потом придется вспоминать заново. Теперь она это знала.