БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН

– Он служит в полиции?!..

5

После спокойной Америки, целиком взятой из увлекательных книжек Фенимора Купера, с маленькими деревянными домиками, широко раскинутыми прериями, Европа приветствовала Романа шумом и грохотом Бреста.

Здесь был узел, связывающий с каждым днем все туже два материка; отсюда текли в необъятные трюмы пароходов последние выдумки Европы: сельскохозяйственные орудия, динамо-машины, стальная мануфактура.

В удобном купе скорого поезда Роман разбирал ворох свежих газет… Первой развернул «L'Echo Industriel» [28].

Хроника растянулась длинным столбцом через всю полосу.

«К прокладке трансатлантического кабеля приступ-ле-но, первый пароход выслан».

«Указанный князем Ватерлоо ряд элементов, предусмотренных таблицей, постепенно выясняется; уже доказано господином Гей-Люссаком существование Хе, Аг и Кг; опыты продолжаются».

И еще, и еще…

Европа отдала первый рапорт сжатыми репортерскими заметками, цифрами официальных отчетов.

И Роман отбросил скомканную газету. Опытный глаз нигде не заметил перебоев. Командир оценил исполнительность своей армии. Рапорт принят. Теперь можно посмотреть, что делает неутомимый Фуранже. А, вот его любимое последнее детище: «Folie Reclame» [29] в необыкновенно пестрой обложке.

«Правительственная стальная мануфактура. Шарикоподшипники для всех конструкций. Оптовые цены. Эссен. Бирмингем».

«Зубы покупает дантист Галеви. Улица Лекурб, 11».

«Парижский Институт бактериологии. Рассылка всегда свежих культур бацилл и всевозможных вакцин. На складе „606", „914", „1212"».

«Здесь! Здесь! Здесь! Русские кустарные изделия. Негритянские музыкальные инструменты. Перетяжка зонтов и чистка перчаток. – Базар „Patrimonium Petri" [30]».

«Страхование жизни. Государственная контора при каждой мэрии».

«К сведению бывшего епископа и священнослужителей всех культов: Базар «Patrimonium Petri» дает твердый и верный заработок. Обращаться к председателю правления Антонио Делла-Каприофилакси (на святейшем престоле Климент XV) или его заместителю – Андрэ Дивронь (бывший архиепископ Вормский)».

«Завтра, 11 октября 1824 года, расписание пригородных поездов будет изменено».

«Только у нас! Унитазы типа „Распутин"».

– Вокзал Сен-Лазар, ваша светлость! – гаркнул адъютант, открывая дверцы купе.

6

Назначенный срок пришел… И барон Ванори торжественно сказал агенту № 3603:

– Больше ждать нельзя.

И зажег потухшую сигару.

– Вы совершенно правы, господин Ванори!.. Нужно кончать… Мне кажется, они стали догадываться. Я часа через три узнаю, когда завтра заседание, и посмотрим, как на этот раз они ускользнут. Я осмелюсь попросить господина Ванори распорядиться, чтоб причитающиеся мне деньги заплатили…

– Хорошо!.. Хорошо… В тот час, когда бунтовщиков арестуют, вы получите деньги.

– Сегодня мы кончим. Я обещаю!

* * *

Батист вытащил из кармана, набитого всякой мелочью, клочок бумаги и посмотрел адрес: улица Капуцинов, 61.

– Здесь!

Во дворе полуголые мальчишки в грязной луже устроили морское сражение; неуклюжие бумажные фрегаты беспомощно кружились на одном месте, намокая, становились прозрачными и шли на дно.

Мальчишки радостно взвизгивали и делали ногами бурю. От этого незатейливого занятия их оторвал зычный окрик:

– Эй, морские крысы, в какой конуре проживает Алексис Буало?

Мальчишки, сохраняя комическую важность, посмотрели на Батиста и вернулись к прерванной забаве.

– Вот черти!.. Ну, кто хочет заработать горячие каштаны, пусть скажет, где живет Алексис…

Презрительное молчание сменилось дружным криком:

– По второй лестнице налево, третья площадка, напротив столяра!..

– Ха-ха-хо!.. Ну, хитрецы, получайте!

И десять рук, разбросав бумажную эскадру, нырнуло на дно лужи, отыскивая шлепнувшийся медяк.

«По второй лестнице налево…»

* * *

Уже на лестнице, от ступеньки к ступеньке, перебегает тревожный скрип, предупреждая, что идет человек, а Алексис Буало, довольный обедом, щекочущими поцелуями Жюли и доверием барона, следит, как в зеркале мелькают проворные руки.

Буало знал – там складывают вещи. На помутненной поверхности возникали, висли в воздухе и падали за черную рамку вздрагивающие блузки, белое хрустящее белье и тяжелые платья.

И Алексис Буало ощущал томительное беспокойство, и все сильнее росло желание схватить эти мелькающие руки и вытянуть из зеркала смеющуюся Жюли, но на лестнице, от ступеньки к ступеньке, перебегал тревожный скрип и наконец загнанным псом, запыхавшись, растянулся у двери.

– Алексис!.. К нам стучат…

– Тебе показалось… Жюли, иди ко мне…

– Я говорю, стучат!

Теперь и он услыхал настойчивый стук, и сразу исчезла приятная сытость и нежность, и непонятный страх заставил спросить изменившимся голосом:

– Кто это?

– Открывай, Алексис!..

– Батист?

– Ну да, Батист! Что, не узнал?…

– Нет! Заходи. У меня как раз есть отличная бутылочка. Жюли, знаешь, Батист пришел! А мы только покушали, может быть, ты…

– Брось! Я пришел за тобой. Заседание комитета. Одевайся!

– Почему такая спешка? Ведь хотели вечером?… И вдруг…

– Так велел Гранье. Ну, живей!

– Сейчас… Сейчас!.. Жюли, я ушел! Да, а где будет заседание?

– А зачем тебе?

– Видишь ли, дружище, мне необходимо забежать по одному важному делу. Я тебя догоню.

– Твои дела подождут. Нужно спешить. Мы поедем.

– Поедем? Но мне, повторяю, необходимо… Пойми – необходимо! Важное дело!.. Я догоню… Скажи адрес.

– Алексис, ты стал шутником. Гранье не любит, когда опаздывают.

– Да!.. Я забыл…

– Ты куда?

– Я… я попрощаться с Жюли.

– Успеешь ее потискать потом. Идем!

– Идем…

* * *

Барон Ванори решил вечером, после ликвидации заговора, в ожидании императорских милостей, повеселиться в заведении мадам де Верно.

Мадам сколько раз приглашала барона познакомиться с ее девицами, которых даже избалованный и придирчивый маршал Ней назвал чудом и совершенством. К тому же благосклонное заступничество барона перед министром полиции после одного скандала заставило мадам де Верно, вместе с маленьким подарком в двадцать пять тысяч франков, еще убедительнее просить господина барона посетить ее салон.

Итак, решено – сегодня вечером любовное развлечение с хорошенькими плутовками.

Только личных рекомендаций маршала нужно тщательно избегать. О нем ходят слишком упорные слухи, что из последнего похода, в числе многих трофеев, он привез и…

– Господин барон… Господин…

– В чем дело, Птифуар?

– Агент № 3603!

– Ну?

– Убит!

– Убит?!. Убит?!. Где?!.

– К дежурному на посту 65-А только что прибежал кучер наемной кареты и заявил, что на улице Капуцинов он был нанят двумя неизвестными до предместья Версаля. Когда кучер в назначенном месте открыл дверцы, то на полу кареты лежал один, а другой исчез… Допрошенный кучер заявил, что никаких криков или шума борьбы не слыхал; наоборот, кто-то из них всю дорогу насвистывал. В убитом я опознал агента № 3603. Он задушен.

7

Наполеон на верхушке лестницы старательно изучает карту… И проходит между кружочками городов, кряжами гор и лентами рек, шелестя знаменами, жизнь… Вот тут сладкие мечты о генеральском мундире… Дальше, дальше… Проклятые швейцарские горы!.. Вена и престарелый Франц… Ваграм… Варшава… Тоненькая синяя ленточка отделяет от снежной русской равнины… Здесь первый раз орлу выщипали перья.

Наполеон изучает карту.

Ищет, где еще не гремело над дымом и кровью «да здравствует император»… Азия?… М-да… Но далеко… Слишком далеко… А потом, потом… Турция, что ли?

И внимательно водит палочкой по Анатолийским берегам.

– Князь Ватерлоо!

– Да, да, Рустан, проси, но прежде помоги мне. – И осторожно с лестницы вниз.

– Дорогой князь! Наконец-то… Вы стали забывать о делах империи и о вашем императоре… Нехорошо.

– Я знаю, что вы, сир, всегда напомните мне обо всем ускользающем от моего внимания.

– t А что вы, князь, думаете об индийском походе? Слушайте маршрут: Турция, Персия, Индия. Еду я и армия… Чувствую, необходимо развлечься. – И с легким упреком: – Вот вы все, князь, путешествуете, а меня заставляете торчать в скучном Фонтенбло…

– Да, сир, вы правы. Вам надо развлечься. Я об этом подумаю.

* * *

Дагер несколько раз прочел короткий приказ: «Построить немедленно аппарат по приложенным чертежам, а также…»

– Конечно, построю!

И после длительных и шумных переговоров, отправив жену и детей из дома, плотно закрыв двери, вооружившись циркулем и линейкой, засел за работу.

– Конечно, построю!

* * *

Владычин составляет сановную делегацию, которой и поручено развлечь Наполеона покорнейшей просьбой принять на себя титул Единого Императора, а французские владения именовать Единой Империей.

* * *

В Версальском дворце Наполеон, довольный, слушал речь председателя делегации, кивая снисходительно головой в местах, воспевающих его славу.

«Что ж, придется второй раз проделать церемониал коронации… Только кто же вместо папы наденет корону?… Сам?!. Сам! Своими руками! Это недурно… Что? Единый император… Да, согласен!»

И на всеподданнейшем адресе размашистым почерком начертал «Согласен».

Карта с красной чертой – маршрут индийского похода – снята. Наполеон в обществе портных и художников занят подыскиванием нового коронационного костюма. Горностаевая мантия была уже раз. Трафарет! Нужно что-нибудь пооригинальнее.

8

Наконец был назначен первый «кинематографический спектакль».

Результаты…

Результаты: блестящий двор буквально выл от восторга, но… О, это традиционное «но», которое непременно испортит всякую чистую и непосредственную радость!

Именно: на безукоризненно белом полотне, к всеобщему удовольствию, выделялось, как герцог д'Ивуа Брюель на заснятой коронации, в самый торжественный момент, когда сияющий от счастья император собственноручно возлагал на лысину драгоценную корону, бесцеремонно почесывал ляжку, а юная добродетельная маркиза д'Амбрэ с маркизом Аллен Жилен, укрывшись за декоративную колонну, обменивались продолжительными поцелуями.

В наказание за опрометчивый поступок маркиза была отправлена разгневанными и опозоренными родителями в деревню, а влюбленный маркиз – Наполеоном на два года в служебную командировку по дальним колониям.

По окончании диковинного зрелища Дагер удостоился императорской благодарности.

Но не только для придворных развлечений приказал князь Ватерлоо исполнительному Дагеру смастерить киноаппарат; этим упоительным новшеством должна быть пополнена скудная правительственная казна, с трудом удовлетворяющая бюджет Военно-Промышленного Совета.

А ведь самый лучший способ взимать налоги – когда облагаемый добровольно несет деньги, отдавая их империи.

Великосветские свадьбы, поместья сановников, охоты, парады – все, все снималось в огромном метраже и давало баснословную прибыль.

Были немедленно из артистов «Французской Комедии» организованы две постоянные труппы, которые, под неусыпным наблюдением князя Ватерлоо и Фу-ранже, в специально устроенном ателье в поместье «Макслиндер» фабриковали, одна за другой, лирические и приключенческие драмы.

Великий немой болтал, как никогда!

Даже старый вояка Наполеон, позабыв дела короны и меча, с болью в сердце оставлял темный, прорезанный лучом аппарата зал. Он иногда засыпал там от изнеможения, пока довольствуясь скромным званием – помощника режиссера.

Однажды Бонапарт попытался стяжать лавры сценариста и состряпал историческую драму. Роман читал неразборчиво написанную рукопись, а сам автор сидел напротив и взволнованно ждал компетентного мнения.

ПОХОД НА НЕПОКОРНУЮ РОССИЮ

Великий Император объявляет народу о войне.

Великий Император садится на коня.

Великий Император во главе войск.

Великий Император на отдыхе (на барабане).

Великий Император на отдыхе (в палатке).

Великий Император руководит сражением (с подзорной трубой).

Великий Император перед атакой (с обнаженной шпагой).

Великий Император в бою (на белой лошади).

Великий Император вступает в Петербург.

Великий Император принимает из рук президента шапку Мономаха.

Великий Император возвращается во Францию и так далее…

Среди этих пунктов изредка попадались сцены и без участия «Великого Императора»…

О, Наполеон отнюдь не был честолюбив!

9

В Австралии вышла большая неприятность с Фурье.

На восьмом году существования Единой Империи этот чудаковатый ученый – пой влиянием ли жаркого австралийского климата, в силу ли иных причин – произвел в Австралии изменение существующего строя…

Он восстал…

И вот в декабре 1833 года шатающийся от усталости курьер передал императорскому адъютанту послание, скрепленное подписью председателя Временного правительства Вольной Австралии Фурье, о том, что Великой Империи придется прекратить снабжение Австралии правительственными директивами и что австралийский народ, «бесконечно ценя замечательный ум Александра Македонского нашего времени – Императора Наполеона», все же считает для себя возможным «отдаться на волю провидения и начать вести самостоятельную жизнь, обособленную от жизни Великой Империи».

Послание это взбесило Наполеона, и он сам поехал к Владычину за советом.

* * *

Роман через тайного посла получил письмецо от Фурье:

«Ваше сиятельство, любезный князь! Не знаю, правильно ли понял я ваши замыслы, однако надеюсь на Вашу поддержку. Дело в том, что мною и друзьями моими (и Вашими) произведено в Австралии восстание и изменение существующего строя. Любезный князь! Последний наш разговор перед моим отъездом в Австралию убедил меня в том, что и Вы антибонапартист, что и Вы…»

Роман насторожился.

«…наконец-то, любезный князь, моя теория – этот алмаз души моей – получит надлежащую оправу. Я строю Вольную Австралийскую Республику по „системе дробей"».

Роман засвистал… Фурье оказался плохим помощником… Наполеон вбежал в комнату разъяренный…

– О! – прохрипел он. – Вы не знаете, князь, что наделал в Австралии этот сумасшедший Фурье!

– Что случилось, ваше величество? Что он такое наделал?

– Революцию! Слышите вы?!. Революцию! Революцию… О! Он пишет, что австралийский народ не нуждается в моих директивах, он называет меня… Александром Македонским!.. О!..

Наполеон опустился в кресло. Ярость распирала его. Она выбивалась из всех приспособленных для того частей организма: глаза Бонапарта метали молнии, рот раскрывался лишь для того, чтоб греметь, руки рвали обивку кресла, грудь вздымалась высоко и часто, вздох набегал на вздох, подобно волне, грандиозный этот прибой кончался, как и полагается, девятым валом – грузным всплеском взволнованного Наполеонова живота…

Роман не без интереса наблюдал это стихийное зрелище.

Наконец он сказал:

– Ваше величество, успокойтесь. Ведь Фурье…

– Что – Фурье? Фурье – мерзавец! Фурье – негодяй!.. А его принципы… Боже мой, князь, его принципы! Он бредит разделением материальных благ по системе дробей. Трудящиеся, санкюлоты получают пять двенадцатых, капиталисты – четыре двенадцатых… Какие же они будут после этого капиталисты – Фурье об этом не подумал, ха-ха!.. Одаренным людям Фурье предполагает выдавать три двенадцатых… Князь! По-вашему, я трудящийся? Нет! Может быть, я капиталист? Да, безусловно, я богат, но скорей всего, скорей всего я одаренный человек, талантливый полководец. И я должен буду получать по меньшей категории!.. Ха-ха!.. Властелин Единой Империи!

Роман вежливо улыбнулся.

– Князь! Я предполагаю на днях выехать в Австралию с карательным отрядом. Вам придется заменять меня в трудном деле государственного управления.

– А… принц Луи?

– О, принц, несомненно, справился бы с этим, но, князь, его легкие внушают опасения лучшим врачам двора… Морское путешествие поможет его слабому здоровью…

«Все складывается как нельзя лучше», – подумал Роман и сказал:

– Сир, я глубоко тронут вашим доверием.

Наполеон милостиво пожал руку Романа и, довольный, вышел.

Наконец-то снова будут удовлетворены его воинственные инстинкты…

О, он покажет этим австралийцам!

10

Большая черная стрелка ползла к двенадцати.

Еще несколько минут, и императорский поезд побежит мимо жирных полей, от закоптелого Парижа к Марселю. Отсюда двинется карательная экспедиция в Австралию.

Наполеон у вагона беседует с Романом.

Наполеон доволен, он очень доволен, он шутит и без причины долго и радостно улыбается; и улыбка – как у маленьких детей, получивших долгожданную игрушку, которую наконец можно трогать руками.

– Да… Да, дорогой князь… Как будто в первый раз еду в дело… Такое же чувство… Вы заметили сегодняшнее солнце? А?!. Мое солнце!.. Я приказал Дагеру ехать со мной… Ха-ха!.. Бедняга пытался отказаться от великой чести вертеть ручку аппарата, снимающего победы Наполеона… Дурак! Это гораздо легче, чем вертеть судьбами мира!.. Что я хотел еще сказать?… М-да… Ваш совет хорош! Маршалы нуждаются в небольшой прогулке. Они слишком разленились… Только Даву остается… не мешает иметь про запас хоть одного маршала в столице… Да, напомните Фуранже, поход нужно усиленно рекламировать… Мои подданные отвыкли от войны… Их пора встряхнуть!.. Я думаю по возвращении…

Двенадцать!

– Прощайте, князь… Первая съемка будет посвящена вам…

Поезд тронулся.

На площадке улыбающийся Наполеон сигнализировал надушенным платком последнее прости любимому Парижу…

* * *

Вечером того дня, когда Наполеон решил лично руководить военными операциями в Австралии, Роман с верным человеком послал в Центральное управление судостроительства несколько чертежей отдельных частей подводной лодки с категорическим требованием в кратчайший срок доставить готовый материал для сборки в Марсель.

Пусть Наполеон усмиряет восстание…

Фурье оказался сумасбродным и совсем не понял принципов Романа. Нездоровый уклон нарождающейся революции следовало ликвидировать, и Бонапарт сделает это с успехом, но по возвращении…

Возвращение?…

* * *

– Что это Гранье не идет?…

– Может быть, попался…

– Брось, Луи! Париж занят походом императора.

– Опять проливается кровь по прихоти Бонапарта!

– Как вчера прошло собрание?

– Первым выступил Керено… Ты знаешь, как эта сволочь умеет заговаривать зубы… Старая песенка: добрый император-демократ, союз с буржуазией, национальное собрание… Но Бланки его здорово расчистил… И в конце было такое настроение, что, казалось, сейчас все выйдут на улицу, вывернут булыжники и, свалив несколько тачек, построят шикарную баррикаду…

– Такую, на которой мы мальчишками плясали карманьолу!

– Хорошее было время… Теперь скучно…

– Потерпи, Батист… Мы свое возьмем!

– Жан, ты так тихо вошел, что мы тебя не заметили!

– Эх вы! Кричат хором, а еще заговорщики.

Жан пожимает друзьям руки.

Вот они – самые верные: Бланки – пламенный трибун, Батист, Мильер, смуглый Гарибальди – воспитанник интерната, энтузиаст, призывающий друзей к вооруженному восстанию; Анри Дюко – доктор, ученый фанатик, верный поклонник гильотины, редактор газеты «Красная трибуна».

– Вот, товарищи, я сейчас прочту проекты воззваний, агитационных листков, план сконструирования революционного комитета и схему республики, предлагаемые Владом. Он придет немного позже и просил пока подробно разобрать это…

– Ну-ка, Жан, читай!

– Гарибальди, убери свою гриву, ты закрываешь весь стол.

– Тише!

– Читай, Жан!

11

Казалось, ею можно было пускать солнечных зайчиков, этой несравненной лысиной. Она сверкала нестерпимо в лучах солнца. Прямые острые лучи ударялись об нее и золотыми, горячими брызгами падали на остатки волос диктатора Вольной Австралийской Республики, окружавшие эту несравненную лысину кольцом робкой и неправдоподобной растительности.

Солнце – жгучее, ослепительное, австралийское. Нагревшаяся до кипения кровь приливает к вискам и настойчиво стучит в хрупкие стенки ученого черепа…

Фурье приходит в себя… Только что посетило его видение…

Австралия предстала ему стройными рядами фаланстеров. Они двигались в прекрасном порядке, чинно и аккуратно. Впереди каждого фаланстера колыхалось знамя, нет, не знамя – хоругвь колыхалась впереди каждого фаланстера. И под огромными буквами «В. А. Р.» цифры. Его цифры. 5/12. 4/12. 3/12. И хоругви склонились перед ним. Фурье очнулся. Он вздохнул и пошел в штаб-квартиру Временного правительства.

Там, согнув тощие, мокрые спины, корпели за длинным столом над сложными вычислениями двенадцать писцов.

– Ну как? – спросил Фурье.

– Седьмой миллион делим на фаланстеры, уважаемый председатель.

– Нет ли каких-либо новостей?

– Как же, как же, уважаемый председатель. Слухи о приближении карательного отряда подтверждаются… Говорят, снаряжен целый флот… Наполеон…

Начальник канцелярии замолчал и едва успел поддержать катастрофически ослабевшего Фурье.

– Наполеон… Карательный отряд… Позовите скорее начальника войск… Что делать?… Что делать?!..

* * *

– Но ведь не можем же мы отдать молодое тело нашей республики этому насильнику, этому старому негодяю Наполеону…

– Уважаемый председатель, а я еще раз повторяю: силы наши не настолько значительны, чтобы серьезно противостоять карательному отряду.

– Ах так! Какой же вы после этого начальник войск Вольной Австралийской Республики?… А?!. Или это, может быть, я начальник войск, а вы председатель Временного правительства?… Может быть, это я – начальник войск?!.

– О, несомненно, уважаемый председатель, начальник войск – я. У меня солидное военное образование, а вы в военном деле знаете столько же, сколько я в…

– …сколько вы в моей замечательной системе. И вообще, не будем спорить о наших способностях! Каждый из нас ценен по-своему, мы одинаково ценны – недаром оба мы причислены к третьей категории.

– Вот, вот, именно, к третьей категории! А почему, осмелюсь спросить, уважаемый председатель, я получаю меньше, чем те, которых я должен защищать от Наполеона?…

– Сейчас не время об этом говорить! Ведь, принимая почетные обязанности начальника войск, вы прекрасно знали, как строится Австралийская Вольная Республика.

– Я знал! Да, я знал!.. Должен же был я иметь кусок хлеба величиной хотя бы в три двенадцатых! Но теперь… Теперь, когда мы стоим перед лицом опасности, я заявляю: или мне будет повышена категория, или ни один мой солдат, ни конный, ни пеший, пальца не поднимет… Побеждать – тоже значит трудиться! Xa-xa!

Лицо Фурье позеленело.

– Это ваше окончательное слово?

– О, да!

– И вы настаиваете?

– Да, да!

Пауза. Фурье заметно синеет. Тишина.

– Послушайте… вы… Я… согласен… вообще… только не надо медлить… Против совести иду, верьте…

12

Наполеон недоумевал… Где же повстанцы?

Медленно двигаются по австралийским пескам наполеоновские солдаты… Однообразно колышутся ряды… Ноги солдат глубоко уходят в песок. Песок хрустит под ногами, и Наполеон вспоминает другой поход, такой же хруст под ногами гвардейцев, только там был снег, был холод, был позор, была Березина, был побежденный во главе побежденных – он сам, Наполеон Бонапарт, а позади, припадая на отмороженные ноги, кашляя кроваво, потеряв строй, шла, ползла, лежала – гвардия…

Наполеон ерзает в седле.

Медленно двигаются по австралийским пескам наполеоновские солдаты…

Аделаида.

На белых стенах домов, на низких каменных заборах – прокламации и объявления Временного правительства.

Наполеон останавливает лошадь, читает и облизывает сухие губы.

Население встречает карательный отряд равнодушно…

Скука… Воевать не с кем…

Авось, в Сиднее…

Близ Сиднея повстречались наконец повстанцы с Наполеоном.

Но… Наполеону не удалось таки повоевать как следует. Несколько залпов, несколько раненых – вот и все. Повстанцы выбросили белый флаг. Наполеон выругался и въехал в побежденный город.

Первым приказом Наполеона Фурье и несколько его приверженцев эскортированы были на императорский корабль под строгую охрану. Этим репрессии и ограничились.

Наполеон старел…

13

…Ватерлоо. Кустарная бойня – рядом с Верденом и Ипром. Удивленные канониры и первый разговор с Даву. Деревянный Екатеринбург. «Полу-рояль» с клопами и плохими обедами. Пыль уральская, колючая. Площадь с прицепившимся на краю приземистым Ипатьевским особняком. «Мы, Николай Вторый» – нацарапанный на дверном косяке последний романовский росчерк. Палатка. Треуголка. Приветствие гвардейцев по утрам около Пале-Рояля. Добродушный Ней. Наташа… Крестины дедушки. Безумный шепоток, безумные глаза Александра. Пестель… Муравьев… Пушкин… Бейте в площади бунтов топот. Выше гордых голов гряда… дальше – стерто… Потопы… миры… города…

Тр-р-р-р-р-р-ра-дзин-н!..

Пико, услыхав нетерпеливый звонок, прихрамывая, поспешил в кабинет князя.

– Вы меня зва… ах!

– Что с тобой, дружище?

– Князь в таком странном костюме…

– Разве плохо?

– Нет, но… Подобает ли вашей светлости… этот санкюлотский костюм… Ах, я понял, понял… Сегодня маскарад, и князь…

– Ты не угадал, Пико, маскарад сегодня кончился… Я ухожу.

– Если кто-нибудь будет спрашивать?

– Скажи – князь Ватерлоо умер…

– Изволите шутить… хе-хе…

– Прощай!

Пико, недоумевающе качая головой, собрал разбросанные по комнате части парадного костюма, стряхнул пыль с воротника и бережно повесил в шкаф.

– Умер!.. Князь Ватерлоо умер!.. Хе-хе!..

14

Маршал Даву чувствовал себя прескверно.

То ли к перемене погоды или просто по привычке разболелась старая рана, усиливая горечь обиды на императора.

Оставил его одного в этом дрянном, душном городе. Последняя надежда, самая сокровенная за эти годы, – умереть, как подобает солдату, на поле битвы, надежда, показавшаяся на миг наконец осуществимой, исчезла… Он оставлен в тылу, в глубоком тылу, где даже не слышна далекая пушечная канонада. В отставку уволил император маршала. И еще больнее ныла старая рана, упрямо напоминая прошлое.

Пять часов! Уже давно пора быть на заседании Военно-Промышленного Совета, которое некстати вдруг назначил князь Ватерлоо… Вот одним днем, скучным и спокойным, меньше, а завтра опять кабинетная работа, бумаги, дела…

Нет, нет, сегодня – никуда.

Надоело слушать утомительные доклады, в которых так трудно разобраться, а главное – хочется отдохнуть и побыть наедине со своими невеселыми мыслями. В отставку уволил император маршала.

Время тихо, на цыпочках, проходит по кабинету. И вдруг – тревожное звяканье шпор и без доклада вбежал дежурный офицер.

– Поручик!

– Восстание!..

– Что? Что!..

– Восстание!.. Военно-Промышленный Совет внезапно арестован. Князь Ватерлоо исчез.

– Он! Он! Я ему никогда не доверял!.. Нужно действовать! Кто еще здесь?

– Капитан Рио, поручики Пижон и Агош!

– Хорошо. Немедленно приведите гвардейский батальон, а потом…

Даву был разъярен. Какая непоправимая ошибка – проклятая нерешительность в день Ватерлоо! Вместо того чтобы расстрелять свалившегося с неба шпиона, он лично – лично! – повел его к императору! Да, ловко всех надул князь! Но рановато праздновать победу. Есть еще маршал Даву, есть еще верные гвардейцы, из которых каждый стоит десятка бунтующей сволочи, есть еще император!

– Маршал! Маршал!

– Говорите!

– Прибежали офицеры запасного кирасирского, солдаты отказываются выступать…

– Отказываются? Солдаты?!. Но ведь это… это… мятеж!., револю… Все равно, мы должны бороться. Ко Дворцу Инвалидов, господа! За императора!

* * *

Первые несколько часов принесли много удач.

Военно-Промышленный Совет арестован. Захвачены все министры и правительственные учреждения, парижский гарнизон целиком перешел на сторону восставших… Правда, где-то гуляют на свободе Даву и князь Ватерлоо, Сэн-Сирская школа упорно защищается, а за городом раскинулась таинственная необъятная империя, откуда до сих пор нет никаких сведений, но уверенность в победе росла, крепла во всех приказах Ревкома, набросанных торопливо на случайных обрывках бумаги, переданных устно начальникам отрядов.