БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН

– Пропустите меня немедленно!

– Пропуск! я говорю – стой!

– Я – Александр Керено!.. Это безумие – начинать восстание! Народ не подготовлен… Прекратите! То, чего легко достигнуть мирным путем, теперь достигается кровопролитием! На смену твердой законной власти – анархия! Анархия, произвол! Я не вижу настоящих народных представителей!

– Например?

– Хотя бы… меня!.. Да, меня!.. Предупреждаю – мы не признаем! Мы разоблачим!..

– Эй, кто дежурный?

– Я, товарищ Влад.

– Проводите этого… народного представителя… в комнату для арестованных!

– Что? Арестованных?!. Насилие! Позвольте!.. По-зво… Вы ответите! За… демагог!.. дема… А!..

* * *

Приклады дружно барабанят в дверь.

Грохот бежит по пустынному дворцу, прыгая из комнаты в комнату, на ходу подбрасывая стулья, позванивая оледеневшими люстрами…

Пико даже захлебнулся от негодования.

– Я вам, пьяницам, покажу, где…

– Где князь?

– Отвечай, старый кобель!

– Где он?

– Да ты куда сапожищами лезешь? Князя нет! Ушел князь… С утра еще.

– Врешь! Ребята, обыщи весь дом, а ты…

– Я говорю, не лезь сапожищами. Кто потом убирать будет, ты, что ли? Куда? Не пущу! Нет князя.

– Держи его… Держи!

– Ковер… ковер…

15

Этот день, как всегда, толпой молочниц ввалился в просыпающийся город и, как всегда, в условное время, охрипший, потемневший от усталости, подталкиваемый руками вспыхнувших фонарей, выбрался из Парижа.

День был такой, как всегда, и даже такой опытный часовщик, как директор «Комедии», не заметил, что с выверенным механизмом дня происходит неладное, и отдал приказание режиссеру начинать спектакль…

Дают любовную трагедию Карлоса. В зрительном зале тишина… Кажется, что за размалеванными кулисами трещат костры инквизиции, что едкий дым ползет с полуосвещенной сцены и начинает щекотать глаза. И вдруг задрожали стены дворца, кровожадный Филипп поперхнулся начатой репликой и растерянно заглянул в суфлерскую будку.

Там, где кончалось бутафорское царство, с десятком полуголодных статистов, вооруженных деревянными алебардами, гремели огромные пустые бочки, пущенные веселой рукой по булыжникам, сталкиваясь друг с другом. И вопреки шиллеровскому замыслу, разрушая авторские ремарки, в кабинет испанского короля неожиданным явлением ворвался человек.

– Граждане! – завопил неизвестный, не обращая внимания на истеричный шепот суфлера. – Граждане! Корсиканец свергнут. Власть перешла к Революционному комитету. Военно-Промышленный Совет арестован. Ура! Да здравствует республика! Смерть аристократам! Граждане! За оружие! Быть или не быть…

Тишина взорвалась неповторяемым стоном, и блестящий монолог Моисея Люби, наконец-то после нескольких лет томительного ожидания донесенный до сцены, настоящей сцены «Французской Комедии», остался неоцененным, потонув в диком крике, наполнившем зал. Все, перепрыгивая через стулья, толкаясь, ругая соседей, бросились к выходу…

Через несколько минут только один нахохленный, важный старик сидел в первом ряду и презрительно смотрел на Люби, декламировавшего монолог Дона Карлоса. Кончив монолог, Моисей ловко спрыгнул со сцены, подскочил к старику и хлопнул его по плечу.

– Ну вот, опять дожил до революции?!.

Но Люби ошибся – старик не дожил.

16

Император Наполеон и принц Луи, покорив вольную Австралию, – на пути в Париж…

«Однако этот Атлантик – длинная бестия, – думает император. – Вот тоска-то!»

«Как длинен этот Атлантик, – думает принц Луи. – Фу, какая тоска!»

Отец и сын оба смотрят на воду…

Высоко взбегают к бортам и падают волны… Сегодня – тихо. Но от долгого созерцания принц Луи ощущает тошноту. Он идет в кают-компанию, офицеры встают при его появлении; он просит их сесть… Не разрешат ли ему господа офицеры принять участие в игре?…

Офицеры польщены высочайшим вниманием. Принцу Луи поразительно везет в домино, так везет, как может везти только принцу…

Император долго еще смотрит на воду, потом он отправляется к себе.

Он ложится на широкий диван, расстегивает несколько пуговиц. На бархатной подушке с вензелем N покоится его седеющая голова…

Император дремлет. Император устал. Что ж это? Старость? Старость? С юга на восток, с севера на запад раскатывались громы неповторяемых битв, ветер войны, жестокий, напористый ветер, из страны в страну нес сладковатый запах пороха.

Старость?

Наполеон протирает глаза.

– А-а… Ерунда… Чепуха… Сон…

Наполеон подымается, он надевает туфли и идет в уборную [31]…

ФИЛЬМ, НЕ ЗАСНЯТЫЙ ДАГЕРОМ

Кадр 1-й. (Из диафрагмы.).Императорский корабль. Вода. Небо. Горизонт.

Кадр 2-й. Наполеон в уборной. Сидит.

Кадр 3-й. Крупный план. Лицо императора. Задумчивость, характерная для данной обстановки.

Кадр 4-й. Императорский корабль. Вода. Небо. Горизонт.

Кадр 5-й. Наполеон в уборной. Встает.

Кадр 6-й. Крупный план. Лицо императора, сначала спокойное, потом искаженное ужасом.

Кадр 7-й. Императорский корабль. Взрыв. Столб огня. Столб дыма. Очень страшно.

Кадр 8-й. Наполеон в уборной. Паника. Брюки императора не застегнуты и ползут книзу.

Кадр 9-й. Крупный план. Рука императора и ручка двери.

Кадр 10-й. Императорский корабль, расколотый надвое. Вода. Небо. Горизонт. Императорский корабль идет ко дну.

Кадр 11-й. Наполеон пытается открыть дверь – не удается.

Кадр 12-й. Крупный план. Лицо императора, искаженное ужасом.

Кадр 13-й. Дверь с другой стороны. Ее завалило – какие-то бочки, мебель, разный хлам, все смешалось.

Кадр 14-й. Наполеон в уборной… Брюки императора спустились окончательно. Жалкое зрелище. Наполеон смотрит на иллюминатор – стекло разбито, хлещет вода.

Кадр 15-й. Крупный план. Лицо императора, искаженное ужасом.

Кадр 16-й. Вода. Небо. Горизонт. Из-под воды показывается перископ подводной лодки.

(Затемнение.)

17

– Поручик, который час?

– Скоро двенадцать, маршал.

– Как долго нет ответа… Что слышно внизу?

– Со стороны бунтовщиков усиленное наступление.

– Кто в первой линии?

– Гвардейский полубатальон и сводный офицерский отряд.

– Ступайте…

Даву опять один.

Вот сейчас, далеко отсюда, такая же ночь припала к земле; император спит, и даже тревожный сон не хочет предупредить его о надвигающейся опасности. Париж, подстрекаемый дерзким авантюристом, опять полез на баррикады. И только здесь, во Дворце Инвалидов, сохранило всю свою мощь, всю свою свежесть имя – Наполеон.

Хлопнули двери… Шум, нарастая с каждой пройденной комнатой, ударился с разбега в скрещенные ружья караула около кабинета маршала и затоптался на месте.

– В чем дело?

– Гвардейцы захватили двоих, руководивших наступлением.

– Молодцы-гвардейцы! Где бунтовщики?

– Там.

– Сюда!

Окровавленных и избитых Жана и Влада втащили в комнату и поставили перед Даву.

– Кто вы?

– Мы – восставший Париж!

– А знаете вы, что ожидает восставших?!.

– Победа!

– Молчать! Убью, как собаку!

– Поздно! Наше дело сделано.

– Негодяй! Ваше дело – измена императору!

– Императора больше нет. Судно Бонапарта взорвано, империя полетела к черту!

– Взорвано?!. Императорское судно? Ложь! Император жив.

– Бонапарта съели раки!

– Наглый! Ты смеешь оскорблять императора! – Молодой офицер, багровый от гнева, с размаха ударил Влада в лицо, раз и второй.

Черная, кудлатая борода Влада сползла в сторону [32], открыв небритый подбородок.

– Влад, что это?! – крикнул Жан.

– Князь Ватерлоо?!. – прохрипел Даву.

Роман сорвал сбитую набок бороду и вытер кровь с рассеченной губы.

– Князь Ватерлоо?!. – крикнул Жан.

– Князь Ватерлоо, я расстреляю вас! – прохрипел Даву.

– Это ваше право, маршал.

– Да, да, я это сделаю, я исправлю свою ошибку в день Ватерлоо. Убрать их!

18

Всю ночь шлялась вокруг Дворца Инвалидов настойчивая стрельба.

С жалобным звоном продырявленные стекла опадали на паркет и хрустели под ногами. Восемь раз рабочие имперского металлургического завода штурмовали первую линию баррикад, восемь раз, свирепо ощетиниваясь штыками, наполеоновские гвардейцы отбивали приступ и восемь раз тащили раненых по скользкой от крови и грязи лестнице и складывали в задних комнатах.

Но пули с аккуратностью штабных чиновников отправляли в бессрочный отпуск старых вояк; пополнение не прибывало, и на десятый раз, раздавленная, пала первая линия баррикад.

– Неприятель занял все баррикады… Уже дерутся во дворе… Вам нужно бежать.

– Бежать?… Зачем?…

Даву взял тяжелый пистолет. По привычке попробовал, хорошо ли работает курок, потом застегнул на все пуговицы блестящий маршальский мундир…

Пора! Император ждет.

И в едком дыму, наполнившем задрожавшую комнату, замешкавшаяся на мгновение жизнь успела услышать, как внизу кричали:

– Да здравствует республика!..

19

Пою приятеля младого

И множество его причуд.

Благослови мой долгий труд,

О ты, эпическая муза.

(А. С. Пушкин)

Мы прошли с нашим героем сквозь все главы «Бесцеремонного Романа».

Невидимые, мы были с ним все время – начиная с Ватерлооской битвы, когда удивились полдюжины бравых наполеоновских канониров, когда удивился Наполеон, когда удивилась Франция, когда удивился читатель, и кончая событиями того патетического дня, когда замешкавшаяся на мгновение жизнь маршала Даву услыхала:

– Да здравствует республика!

Мы были с нашим героем все время, мы были невидимы, но это мы послали Романа Владычина на выручку Наполеону – и битва при Ватерлоо была выиграна; это мы помогли Роману Владычину с анекдотичной меткостью пристрелить старую лисицу – Фуше; это мы посоветовали Роману Владычину взять в секретари – не кого-нибудь! – самого Эрнеста Амадея Гофмана; мы выбирали Роману Владычину друзей и возлюбленных и при этом обнаружили недурной вкус; мы толкали нашего героя на всяческие опасности: это мы погнали его на мелодраматический ужин с Аракчеевым; это мы нацепили на Романа Владычина фальшивую бороду, и таким образом ему пришлось быть одновременно и князем Ватерлоо, и заговорщиком Владом; мы попросили нашего героя честно расплатиться за наши «плагиаты» – и он поставил памятник Уэллсу и Твену; мы дошли в своей фантазии до полного абсурда – и заставили нашего героя крестить собственного дедушку.

Мы прошли с нашим героем сквозь все главы «Бесцеремонного Романа».

Нас было четверо, мы были дружны и согласны, мы действовали сообща.

Но, когда была написана глава восемнадцатая четвертой части «Бесцеремонного Романа», трое (авторы) заспорили о четвертом (герое).

– Умер герой или не умер? Кончен роман или не кончен? И если не кончен, то что делать с героем?

Первый из авторов предлагал считать героя умершим, а роман – оконченным.

Схема. Герой эффектно умирает на фоне победоносного шествия революции. Самоубийство Даву символизирует крушение старого строя. Мрачную симфонию последних глав пронизывает бодрый и радостный лейтмотив победы, вырастающий ё торжественный заключительный аккорд: «Да здравствует республика!» Второй автор настаивал на том, что герой жив и роман не кончен.

Схема. Романа ведут на расстрел. Роковая развязка близка. Команда офицера «пли!», но… гвардейцы отказываются стрелять, закалывают офицера и переходят на сторону восставших. Роман остается жив, и его дальнейшая деятельность всецело направлена на пользу человечества. Он умирает в глубокой старости, окруженный друзьями, в тихой идиллической обстановке. Третий автор согласился со вторым в том, что герой жив и роман не кончен, но еще больше запутал вопрос, предложив третий вариант конца.

Схема. Романа ведут на расстрел. Роковая развязка близка. Команда офицера «пли!» – но… Роман спасается с помощью своего «аппарата времени». Возвратившись в нашу эпоху, Роман отыскивает нас, авторов, и рассказывает нам содержание «Бесцеремонного Романа».

Спорили долго, мучительно. Каждый категорически настаивал на своем и язвительно улыбался, слушая других. О компромиссе не могло быть и речи. Работа остановилась, и окончание романа грозило затянуться на неопределенное время.

Прошло два месяца. Вопрос не сдвинулся с мертвой точки. Наоборот – за это время вынужденного отдыха каждый автор еще сильнее уверовал в преимущества своего варианта.

Наш «долгий труд» покрывался метафорической пылью, эпическая муза окончательно отвернулась от нас.

И случилось так, что совершенно посторонний человек, управляющий пансионом «Золотой Лев» в Брюсселе Леон Дебу, написал вместо нас, авторов, заключительную главу «Бесцеремонного Романа»:

«Милостивый государь!

21 октября прошлого года в пансион «Золотой Лев» приехал инженер, господин Владычин. Им, с разрешения владельца пансиона, был приспособлен под лабораторию находившийся во дворе каретный сарай, куда с большой осторожностью были перенесены части какой-то машины, доставленные багажом.

Господин Владычин работал на одном из брюссельских заводов. Все вечера он проводил в своей лаборатории. Один или два раза господин Владычин посетил Ватерлоо.

15 февраля с. г. господин Владычин, по обыкновению, в восемь часов вечера заперся в лаборатории; в десять часов лакей принес туда ужин; около двенадцати ночи раздался оглушительный взрыв, затем последовали еще несколько, но уже более слабых. Только через час пожарным удалось из-под развалин извлечь обуглившийся труп.

Так как среди бумаг покойного оказался единственный ваш адрес, то я счел своим долгом обратиться к вам с просьбой известить родных господина Владычина о происшедшем.

Примите уверения в совершенном почтении.

Управляющий пансионом «Золотой Лев»

Леон Дебу.

Брюссель

22 февраля 1924 г.»

Свердловск – Ленинград

1926

Примечания

1

Что вы здесь делаете, месье? Отвечайте же! (фр.) (Здесь и далее примеч. ред.)

2

Бытует мнение, что двадцатидевятилетний генерал Наполеон Бонапарт перед стычкой близ Каира 20 июля 1798 г. предупредил солдат: «Сорок веков смотрят на вас сегодня с высоты этих пирамид!» Ан, оказывается, дело было не совсем так. Они, все сорок, засели там, смотрят, а Наполеон как выйдет вперед, как им навстречу бесстрашно в глаза, в свою очередь, глянет!.. Так сказать, состязание в гляделки между корсиканским чудовищем и сорока веками.

Если это пародия, читателю предлагается самостоятельно догадаться на кого.

А что «обработанный» героем Наполеон начал «немного пугаться», так это типичный пародийный прием снижения. И хоть авторы и утверждают, что он был тот самый, что под Каиром, – они шутят. Не совсем тот: в полтора раза старше и изрядно потрепанный.

3

В середине XIX в., изводясь мыслью, где угодно, а все-таки допечь укрывавшегося супостата, герцог Мекленбург-Стрелицкий изобрел гладкоствольную мортиру весом в один пуд, перемещаемую во вьюке или, без затей, на солдатском горбу. Военное ведомство Николая I использовало изобретение против горцев Шамиля. По солдатскому обычаю выражаться покороче, пушка прослыла «макленом», а потом у гг. преподавателей в артшколах – «Макленовской». Первая стальная пушка в России, сталь варить у нас не умели, и болванки для «макленов» покупали в Пруссии у Круппа. Вряд ли хоть кто-то, кто страдал от огня «макленов» или таскал их на себе по горам, знал слово «грациозный», так что это определение целиком на совести авторов.

4

Масседуан – произвольная смесь, чаще всего из зелени, овощей или фруктов. Название пущено в ход французскими кулинарами под конец XVIII в. Образовано от слова «Македония» в разуменье, что держава Александра Македонского представляла собой причудливую смесь племен и народов. Вообще-то пишется через одно «с», но с двумя смотрится если не вдвое аппетитней, то вдвое иностранней.

5

От фр. «quatorze» – «четырнадцать», вычурная резная мебель в стиле Людовика XIV, не обученная выдерживать обвалы семипудовых задов и грубое обращение.

6

Жанну-Франсуазу-Жюли-Аделаиду Рекамье (1777 – 1849) только наши три автора величают Жюльеной. Все, кто удостаивался ее доверительности, называли ее Жюли. Была выдана замуж в шестнадцать лет, зато потом никому из всеевропейского множества воздыхателей никакими силами так и не удалось завоевать сердце знаменитой красавицы (в том числе и Наполеону; его переданное через третьих лиц капральской прямоты предложение было отвергнуто; в отместку он распорядился разорить законного супруга Жюли, а непокорную выслал из Франции), – эту славу история за ней закрепила.

Так что, даря своего героя любовью мадам Рекамье, авторы потворствуют ему сверх всякой меры, ни у кого не должно быть ни малейших сомнений на этот счет.

7

Речь идет о процессах передела железного лома и жидкого чугуна в сталь, разработанных во второй половине XIX в. Названы по именам изобретателей: француза Пьера Мартена (1824 – 1915), англичан Генри Бессемера (1813 – 1898) и Сидни Джилкриста Томаса (1850 – 1885). Применение этих процессов открыло широчайшие возможности в машиностроении. Повсеместно применяются и сейчас, но те из потомков, кто позабывчивее, называют способ Мартена просто «регенерированием», а способы Бессемера и Томаса – просто «конвертерными».

8

«Французская Империя» (фр)

9

Словечек (фр).

10

«Лакрима кристи» (ит. «слеза Христова») – вино из неаполитанских виноградников. Говорят, славное, да и то сказать, такое имя посредственному продукту не присвоят. Надеемся, авторы пробовали и судят не понаслышке.

Но тут другое. Если авторы всерьез предлагают не уклоняться от споров с ними, надо им заметить, что произведенный Бонапартом в неаполитанские короли и единственный оставшийся на своем троне после первого разгрома Бонапарта его ставленник маршал Мюрат погиб, спеша из Неаполя на подмогу своему божеству при первых же кличах труб «Ста дней». То есть за три месяца до задуманного авторами вмешательства героя в события. Так что авторы насчет Мюрата вольничают даже против ими самими установленных вольностей.

11

Термины игры в рулетку: «зеро», «нечет», «бито» (весь банк в пользу крупье).

12

Великий князь Николай Николаевич (младший) (1856 – 1929), главнокомандующий и командующий фронтом русской армии в первую мировую войну, за свой высокий рост в обиходе прозывался не младшим, а «длинным». В 1919 г. эмигрировал в Италию, затем во Францию, его считали претендентом на русский престол. Приверженность к остротам насчет судеб побежденных и изгнанных – показатель, но чего?

13

«Лучший день» (фр.).

14

Джентльменский набор имен к описаниям нравов александровской эпохи. Сведением в пары подчеркиваются крайние ретроградство и неповоротливость одних (Кушелев, Нессельроде, Аракчеев) и либерально-реформаторские (хотя и не сопоставимые между собой) склонности других. Правильное написание и уместное употребление этих имен свидетельствует о глубоких познаниях употребляющего, что и пародируется.

15

Дорогой господин (нем.).

16

Людвиг Девриент (по некоторым источникам, Девриен) – известный берлинский актер, особенно славившийся исполнением роли Фальстафа и охотно подражавший подвигам шекспировского героя в заведении Вегенера, которое часто посещал вместе с Э. Т. А. Гофманом, поскольку был большим приятелем последнего. Поминать Гофмана в двадцатые годы было очень модно, вот почему и тут без него не обошлось.

17

Опыты Гофмана-композитора быстро забылись, хотя он не оставлял их всю жизнь и возлагал на них большие надежды. А произведения Моцарта Гофман почитал настолько, что свое третье имя «Вильгельм» заменял в литературных публикациях на «Амадей» – второе имя Моцарта. Наши три автора, в свою очередь, настолько почитают Гофмана, что с посвященных ему страниц пародийная бесшабашность улетучивается, неведомо куда.

18

Авторы используют название реальной официозной петербургской газеты, выходившей, однако, полувеком позже. Читателю предлагается самостоятельно дознаться, нарочита ли эта путаница.

19

В. Н. Бантыш-Каменский (1778 – 1829) ко времени написания эпиграммы – чиновник Коллегии иностранных дел, то есть коллега «Саши», но, в отличие от отца и брата, известных ученых, ничем, кроме упоминания в этих строках свое собственное имя не увековечивший.

20

По примеру А. К. Толстого (которого кстати, их герой беззастенчиво обобрал, кружа головы доверчивым петербуржанкам, а заодно и Пушкину), авторы могут сказать, что за чужой не отвечают сон. Тем более за сны самодержцев. Реальный Аракчеев не только не имел отношения к заговору против императора Павла, но и впоследствии использовал свою непричастность к событиям для карьеры. Однако уж коли нехороший человек, так пиши его подколодным змеем повсюду, – пародируется именно такая готовность изготовителей «исторических романов».

21

Убивать (фр.).

22

Нелепость этого зигзага фабулы нацелена на осмеяние самой идеи физического путешествия потомка к предкам. Особенно художественна нелепость для тех, кто хорошо знает формальности обряда и может представить себе иную сцену, ненаписанную, сцену объяснения академика-прадеда с личностью, непонятным образом носящей его фамилию. А тем, кто заметит (чуть позже) лишь несвоевременность «роговых очков», остается только посочувствовать: доли развлечения они лишились.

23

Пожалуйте стакан лафиту! – любимое присловье графа Палена, организатора убийства императора Павла.

24

Орден Андрея Первозванного – высший орден Российской империи, мужские потомки в императорской семье получали орденский знак при рождении на свет. Пародия в том, что звезда нацеплена на фрак. По обычаям русского двора, герой обязан был присутствовать на дворцовом приеме в мундире, соответствующем его титулу и миссии. Осмеем убожество наших костюмологических представлений, происходящее от убожества костюмерных в провинциальных театрах.

25

Трех святителей почитает только русская православная церковь, в католическом Париже о них слыхом не слыхивали. Осмеянию подлежит наивная готовность переносить старомосковские реалии на сады заграничных Семирамид.

26

Существует прием посрамления персонажей бранными кличками, засекреченными иноязычностью. «Птифуар» по-русски означает «жидкое дерьмецо». Посвященные в таких случаях хохочут не столько над прозвищем, сколько над теми, кто не понимает, что тут смешного.

27

Вавилонский царь некогда завоевал Иудею и вывел оттуда население в Двуречье. Полвека ждали там евреи разрешения вернуться. Дождались, но уже от персидского царя, заграбаставшего владения вавилонского. В память об этих событиях поется псалом «При реках Вавилонских – там сидели мы и плакали» (Псалтирь, 136), слова которого перефразирует персонаж, рекомендуясь менее терпеливым потомком тех евреев.

28

«Эхо промышленности» (фр).

29

«Безумство требует» (фр.).

30

«Наследие Петра» (лат.).

31

Если в пародии не помянуть о нужнике, некоторые читатели могут и не понять, что это пародия, вот авторы и пекутся о том, чтобы их правильно поняли.

32

Машины времени, властелины истории, ангелы-хранители у ложа марксоматери и – ярмарочная привязная борода, а затем натуральный расстрел. Блеск и нищета выдумки писателей-фантастов продемонстрированы и посрамлены. Так смейся же, читатель, от души смейся, а над чем и над кем – это мы, как принято, будем разбираться позже.