Люди огня

В раздражении он ударил ее ногой с такой силой, что она не смогла сдержать крик боли. Почти не ощущая уже своего тела, она подползла к его ложу и свернулась калачиком, подтянув колени к израненной груди. Внутри у нее все горело. Ее хозяин, сильный и высокий, стал рядом. Длинные черные косы свешивались у него по спине.

Он достал из мешка ремень и жестом приказал ей вытянуть ноги. Она повиновалась и напряженно ждала, что будет дальше.

Удовлетворенный, он отложил в сторону свои дротики и наклонился, чтобы связать ей ноги.

В то же мгновение она рванулась — не зря высасывала она силу из собственной крови! Она схватила его дротики, ударила его ногой, ускользнула и со всем неистовством своего гнева вонзила острие дротика в его тело, а затем протолкнула его вверх!

Он вскрикнул, отскочил назад и беспомощно ухватился руками за оперенное древко, торчавшее у него под ребрами.

Она встала и приладила другой дротик к его атлатлу. Она понимала, что усилие распределится не так, как она привыкла, — ведь у нее в руках было мужское оружие, плохо приспособленное к женской мускулатуре. Тем не менее она безошибочно метнула дротик точно в следующего воина, вскочившего на ноги, а затем бросилась в лес — в надежное убежище темноты.

Позади раздавались их разъяренные крики. Крепко сжимая в руке дротики, она мчалась меж деревьев, пригибаясь под нависшими ветвями и не обращая внимания на кусты, царапавшие не защищенную одеждой кожу. Эти хлесткие удары были ей полезны — они гнали ее все дальше, будто бичи.

Босые ноги то и дело ударялись об острые веточки, камни, колючки… Но она все равно продолжала бежать, а все тело пылало от боли. Ничего больше не существовало, кроме боли и необходимости бежать.

Первый безрассудный страх уже прошел, но она все еще уходила дальше и дальше. Теперь им не найти ее — по крайней мере, до утра. Она замедлила бег и огляделась. Чтобы сориентироваться, она вышла на лужайку и посмотрела на Звездную Паутину. Сообразив, куда идти, снова двинулась в путь и забралась на вершину хребта. Оттуда различила очертания Горы Облаков и поняла наконец, где находится. Не так уж и далеко от селения Кровавого Медведя — если, конечно, оно еще уцелело. Но до Белой Телки было все-таки ближе. Она повернулась, увидела пойму Чистой Реки и двинулась в новом направлении, стараясь шагать по камням и опавшим сосновым иголкам. Так ее босые ноги не оставят следов — если только не будут слишком кровоточить.

А в руках у нее еще оставались два дротика.

— Знаете, если нам не удастся остановить Низких Людей Бизона, вам тоже угрожает опасность. — Бритый Баран медленно переводил взгляд с одного лица на другое. — Я слышал, что люди рассказывают. Вы бежите от этого Зрящего Видения Духа, от этого Тяжкого Бобра с его новым путем. Но только из-за того, что среди его воинов есть и ваши родственники, враги вряд ли вас пощадят. Я, может, и не очень-то разбираюсь в том почему люди поступают так, а не иначе, но готов поспорить, что они будут только рады убить тех, кто осмелился уйти из Племени.

Три Пальца сжал губы и опустил глаза; глубокие морщины прорезали его лоб.

Черный Ворон поймал взгляд Шутки-Шутит и откашлялся.

— Бритый Баран, все, что ты говоришь, — правда. Отрицать это мы не будем. — Он развел руками. — Но я попрошу тебя, как хозяин гостя: стань на время на мое место. Посмотри на мир моими глазами. Мы пришли сюда по приглашению Белой Телки. Она нам сказала, чтобы мы шли к ней, если нам больше некуда будет податься. Мы так и сделали, а Кровавый Медведь со своими воинами — и ты был среди них — пришел вслед за нами, чтобы нас убить.

— И я же прошу за это прощения. Вспомни, что за время было тогда.

— Мы помним. — Черный Ворон потянул себя за косичку, подбирая слова. — Но с тех пор произошло много других событий. С нами поселились Волшебная Лосиха и Стучащие Копыта. Мы во многом переняли образ жизни Красной Руки, но при этом стали совершенно особым Племенем — не анит-а и не Низкими Людьми Бизона. Теперь мы — это мы, даже если нас не так уж и много.

— И что вы собираетесь делать, когда сюда придет Тяжкий Бобр? — Бритый Баран скрестил руки на груди.

Голодный Бык указал рукой на запад:

— Мы уйдем туда — вон в те горы. А если там нам не понравится, будем искать такое место, где нет войны и мы сможем спокойно жить сами по себе.

— Там живут Рыбоеды, — скривил губы Бритый Баран. — Неужели ты хочешь стать Рыбоедом?

— Совсем недавно я был готов скорее умереть, чем питаться кореньями и травой, — ответил Голодный Бык с язвительной улыбкой. — Любая еда — еда, друг мой. Если она питает кровь и кости, душа может сама о себе позаботиться.

— Я согласна с Голодным Быком, — добавила Луговая Тетерка. — Я не слишком хорошо разбираюсь в том, что происходит. Мне вполне достаточно знать, что моим детям угрожает опасность. Я знаю Тяжкого Бобра. Я выросла вместе с ним. Может быть, я могла что-то сделать, чтобы его остановить. Может быть, это привело бы только к тому, что я была бы Проклята. Не знаю. Я знаю одно: мне не прокормить и не одеть семью, если мой глупый муж убежит на вашу войну, как его подмывает, и погибнет на ней.

Три Пальца вздохнул и поднял руки:

— Да, да, я хочу идти на войну. Что я могу сказать? Я хотел бы проткнуть Тяжкого Бобра дротиком. Видишь, что он с нами сделал! Теперь куда ни глянь — всюду какая-нибудь беда, а виноват во всем этом Тяжкий Бобр! — Он обвел взглядом всех присутствовавших. — Мне не хочется воевать вместе с Красной Рукой Они убили моего отца.

— А твой отец убил не одного из людей Красной Руки, — напомнила Стучащие Копыта, явно вспоминая Мокрый Дождь.

— В этом-то и дело, — подхватила Шутки-Шутит. — Ведь что мы такое, Стучащие Копыта? Мы — что-то новое, новое Племя, выросшее из двух старых. Твои родственники убивали моих, а мои — твоих; но сейчас мы счастливо живем все вместе, и у нас все общее: и радости, и работа, и еда. Ты присматриваешь за моими детьми, когда я с Черным Вороном отправляюсь на охоту, а я всегда рада тебя видеть в моей пещере, будто ты моя родная сестра. — Она покачала головой и выразительно всплеснула руками. — Нет, если мы вмешаемся в эту войну, ничего, кроме беды, это нам не принесет — ничего, кроме обид, злости и гнева, которые разлучат нас.

Волшебная Лосиха откашлялась и спросила:

— Бритый Баран, а если мы откажемся участвовать в этой войне, как поведет себя Кровавый Медведь? Он придет сюда в гневе и постарается нас убить? Я не знаю Тяжкого Бобра, но и Кровавый Медведь ведет себя неразумно. Никогда не знаешь, как он поступит. Ты мой родственник. Некогда ты был лучшим другом моего отца. Пожалуйста, ответь мне откровенно.

Бритый Баран потер глаза:

— Я не думаю, что Кровавый Медведь придет сюда. Не раньше, во всяком случае, чем Красная Рука прогонит Низкое Племя Бизона навсегда. А что, если мы потерпим поражение? Я не думаю, что Кровавый Медведь пустится в бегство и оставит горы. Мне кажется, он скорее умрет в бою.

Стучащие Копыта кивнула:

— В таком случае я считаю, что нам нужно держаться подальше от всего этого безумия, — и добавила, взглянув на Шутки-Шутит: — Прости, что я неудачно выразилась.

Шутки-Шутит дружески подмигнула в ответ:

— Это потому, что у тебя на душе горе. Ты сможешь завтра, когда свободная минута выдастся, мне волосы обрезать? Я разделю твое горе.

Стучащие Копыта медленно кивнула, опустив глаза. Губы ее задрожали.

— Маленький Танцор! — окликнул сына Голодный Бык. — Что ты скажешь?

Тот покачал головой:

— Ничего. Я согласен на любое ваше решение.

— Мы не можем идти воевать, — подытожил Голодный Бык. — Мы не можем воевать против своих родственников. Мы не можем расколоть новую семью, которая у нас тут образовалась. Если Кровавый Медведь разгневается и решит нам отомстить, я прошу тебя, Бритый Баран, как смелого и честного воина, предупредить нас об этом — и мы уйдем куда-нибудь в другое место, например в Долину Теплого Ветра.

— Я обязательно вас предупрежу, — сказал Бритый Баран, печально улыбаясь. — А если Низкое Племя Бизона пересилит нас, а я останусь в живых, может, и я с моими женами смогу присоединиться к вам?

— Для тебя среди нас всегда место найдется. Ты мог бы и сейчас переселиться к нам со своей семьей. Наши сердца и наши пещеры открыты для тебя. Остается надеяться, что тебе не придется воспользоваться нашим приглашением.

Кровавый Медведь взглянул на ночное небо. Ему не спалось — это часто случалось с ним в последнее время. Вместо сна он бесцельно бродил по темному холодному военному лагерю, всматривался в ночные тени и раздумывал о том, что их ждет в будущем.

Низкие Люди Бизона во множестве вторглись в этом году в Бизоньи Горы. То, что Тяжкий Бобр задумал уже давно, он начал теперь осуществлять. Необычный буран, разбушевавшийся на равнинах пять лет назад, не пощадил Низкое Племя Бизона. Многие замерзли насмерть — и этим воспользовались Белый Журавль и Остриженные Волосы. Они нанесли ответный удар, стараясь сломить мощь ослабленного Племени.

То, что Тяжкий Бобр с таким старанием создавал на протяжении нескольких лет, дрогнуло и заколебалось: союз нескольких племен едва не распался под ударами врага. Однако в конце концов он выстоял и заставил неприятеля отойти. Теперь Тяжкий Бобр снова мог заняться упорным Племенем Красной Руки, живущим в горах, и согнать его с изобильных дичью земель.

«Врагов так много!» — размышлял Кровавый Медведь, вглядываясь в Звездную Паутину. Вокруг прохладная ночная мгла покрыла землю. В воздухе разливалось благоухание сосен и елей. Тишину нарушало лишь стрекотание насекомых. Земля сопереживала его тревоге, пульсировала в такт его опасениям.

За годы одинокого блуждания он стал необыкновенно ловок и хитер. Он мог бесшумно, будто тень парящего орла, пробираться меж деревьев. Он мог незаметно прокрадываться в лагерь врагов и убивать их по одному — но не мог быть со своими воинами повсюду сразу. Многочисленность противника перевешивала хитрость и смелость Красной Руки и ее вождя. Откуда их столько взялось?

С Племенем Красной Руки что-то случилось недоброе — какой-то огонек погас в глазах и душах людей. Он зарычал, глядя на небо. Что произошло? С какой бы убежденностью он ни призывал людей на борьбу с врагом, казалось, что сопротивление врагу ослабло изнутри. Он сыпал гневными упреками, заклинал, танцевал и пел; он возвращался из походов победителем, его руки были обагрены кровью павших врагов — но его воины, несмотря на одержанные победы, казались усталыми и бессильными. Что бы он ни делал — развешивал части человеческих тел вдоль троп, сжигал в огне сердца убитых противников, — ничто не могло воодушевить Красную Руку, вдохновить воинов на решающий удар. Почему? Что еще он может предпринять? Что может заставить их перенести войну на земли Низкого Племени Бизона, а не ждать, когда те придут в горы, чтобы вяло обороняться?

— Нас истребят, — прошептал он, всматриваясь в звезды. — Нас развеет по ветру, будто дым. Скоро лишь горы будут помнить имя Красной Руки.

Эта мысль привела его в бешенство. Скрежеща зубами, он оглядел свой лагерь. Его отряд состоял из шести мужчин и двух женщин. Они выжидали, когда враг снова двинется вверх по тропе, идущей вдоль Чистой Реки. Тяжкий Бобр непременно должен пойти этим путем.

Гнев его прошел, оставив лишь горечь во рту.

Случайно его задумчивый взгляд упал на бледные очертания Волчьей Котомки, лежавшей на треножнике посреди поляны. Ее кожа потрескалась и местами отслаивалась, а странный старательно нанесенный узор вылинял или вытерся. «Ветхая и непрочная, — подумал он, — как надежды Красной Руки».

Он со злобой ударил ее кулаком, и Котомка покатилась по траве.

Он тут же сообразил, что сделал глупость, и принялся по-совиному всматриваться в темноту, радуясь, что все крепко спали. Он подобрал фетиш и водрузил обратно на треножник, внимательно осматриваясь: не видел ли кто?

Внезапно обрубок мизинца заныл, и он принялся растирать его. Глупый символ вымирающего племени! Неудивительно, что они никак не могут выиграть войну — еще бы, с такой потрепанной штукой, как Волчья Котомка! Вот если бы они обладали чем-нибудь по-настоящему могущественным — черепом гризли, к примеру, или…

Он поморщился от резкой боли в обрубке пальца. Из всех глупостей, какие он когда-либо сделал, эта была самой глупой! Отрезать кусочек собственного мизинца! И теперь обрубок вечно болел! Он выругался: этот мизинец сведет его в могилу!

— Помоги мне! Настало время, Маленький Танцор! Помоги мне! СПАСИ МЕНЯ!

Голос прогремел в его мозгу, вдребезги расколов сновидение. Он оглушил его душу — как неожиданный раскат грома оглушает уши.

Маленький Танцор закричал от страха и вскочил с ложа. Его желудок свело судорогой. Рвота хлынула у него изо рта, почти не позволяя дышать. Еще одна судорога…

Он попытался преодолеть ощущение головокружения и растерянности, ощущение расколотости мира. Теряя равновесие, он оперся о землю рукой, а другой схватился за горло.

— Что случилось? — услышал он сквозь шум в ушах голос жены.

Наконец ему удалось глубоко вдохнуть. Он едва не задохнулся от рвотного зловония и жестоко закашлялся, извиваясь всем телом.

Какой-то краешек его рассыпающегося сознания уловил звук шагов. Волшебная Лосиха раздула начавший угасать костер, подложив в него сухой коры. Первые яркие проблески огня отозвались неожиданной болью в его глазах.

— Маленький Танцор!

Он был готов закричать — такая тревога была в ее голосе!

Она обняла его за плечи и прижалась теплым телом, стараясь унять бившую его дрожь.

— Холодно, — прошептал он, — как холодно…

Он был так слаб, что едва не упал в лужу собственной блевотины. С того дня, когда он едва не замерз насмерть в горах, он ни разу не испытывал такого пронзительного холода — казалось, зимний ветер дует прямо сквозь его душу.

— Ты весь горишь, — сказала она озабоченно. — Это жар. Маленький Танцор, неужели ты…

— Нет, не жар, — с трудом выговорил он, стуча зубами. — Сила. Волчья Котомка. — Он покачал головой, стараясь совладать с бившей его дрожью. — Прошлый раз, когда я так же себя почувствовал… Волчья Котомка…

— Тсс! Не говори об этом!

— Она зовет меня. Я ее слышал. Ее слова горят во мне. Она сказала: «Помоги мне!»

Ее нижняя губа задрожала. Глаза странно заблестели, как будто на них выступили слезы.

— Не надо, — отчаянно прошептала она, — не надо!

Он с трудом сглотнул, едва сдержав новый приступ рвоты, хотя желудок был уже совершенно пуст.

— Давай забирайся обратно в постель. Тебе нужно хорошенько укрыться. Тут ты простудишься… Вышний Мудрец один знает, чем можно заболеть. Давай укрывайся. Утром обо всем поговорим.

Он покорно позволил ей отвести себя в постель: дрожь лишала его силы противиться.

— Понимаешь, Котомки Силы могут умереть. Их можно убить — точь-в-точь как человека. Смерть… холод…

— Тсс! Спи!

Он заморгал; все расплывалось перед глазами, как будто он нырнул под воду и смотрел оттуда на мерцание неба над рекой.

Волшебная Лосиха суетилась, собирая блевотину и выкидывая ее в темноту снаружи пещеры. Только когда она вернулась в постель и прижалась к нему, замерзшая от ночного холода, он попытался расслабиться. Прикосновение ее упругого тела успокаивало его.

Глядя на слегка сдвинутый в сторону занавес у входа и стараясь утишить сердцебиение, в серебристом мерцании звезд он различил силуэт волка. Зверь пристально смотрел на него! Несмотря на темноту, Маленький Танцор почувствовал, как горящие желтые глаза впиваются ему в душу.

— Волчья Котомка, — жалобно пробормотал он. — Она меня позвала!

Белая Телка вскрикнула и проснулась. Попыталась перевести дух, жадно глотая холодный ночной воздух. Сердце бешено колотилось; все тело болело, будто она бежала весь день. В желудке ощущалось какое-то шевеление. Голова болела как от удара топором.

Что это такое было? Видение? На ее старой коже выступил холодный пот.

Она села, дрожа, и закуталась в покрывало. Постанывая от напряжения, склонилась над очагом и пошевелила угли. Обнаружив один, который еще тлел, она положила сверху сухой растрепанной коры и принялась дуть. Наконец показался язычок пламени… Она дула и дула, пока наконец костер не разгорелся ярким потрескивающим огнем. Протянув к нему руки, она попыталась согреться, но холод не уходил из ее плоти. Он гнездился в самой глубине ее существа.

Старуха взглянула на спираль, выбитую на стене:

— Значит, время совершило свой Круг? Так, что ли?

Она достала из мешка шалфей, смочила и бросила на угли. Потом встала на ноги, скинув с плеч одежду. Шагнула нагая в столб мутного дыма, поднимавшегося от костра, чтобы он охватил ее всю, очищая тело и душу. Шалфей, дарующий жизнь, проникал во все поры ее кожи.

В мутном свете костра она оглядела свое тело, плоские груди, свисавшие, как пустые мешки. Живот выдался вперед, кожа свободно болталась на руках и ногах. Между выпиравшими костями образовались впадины. Короткие косички, свисавшие до плеч, были совершенно седыми. На лобке блестящие черные волосы превратились в жалкие белые щетинки, которые она с трудом могла разглядеть из-за обвисшего живота.

— Вот ты и состарилась, Белая Телка. — Она ухмыльнулась, вспомнив свою первую менструацию и прилив гордости от сознания, что она стала женщиной. Правда, понадобился еще целый год, чтобы заманить Большого Лиса в постель. Непросто соблазнить мужчину, когда женщина считается странной, не такой, как все, когда о ней говорят, что она беседует с духами; вдобавок у мужчин такие нелепые предрассудки и опасения! Они боятся, что любовь с ведьмой может повредить их священные органы!

Все осложнялось еще и тем, что она была необычайно красива. В тот год мужчины испытывали непрерывную внутреннюю борьбу: привлекательность ее юной плоти боролась в их душах с боязнью ее Видений и Силы Духа, с которой, казалось, она была накоротке. В конце концов Большой Лис, гордый, бесстрашный и преисполненный мужской силы, которую не могла укротить даже боязнь Силы, переспал с ней. Остальные не успели даже уговорить себя попробовать, какова она между покрывалами, как она уже была беременна.

— Большой Лис, — задумчиво произнесла она, припоминая его стальные мускулы, его улыбку, его шутки… Ах, если когда-либо и жил мужчина, созданный, чтобы утолить страсть женщины, так это был он! Хоть все на него пялились, он был не просто красивым мужчиной — и она не жалеет ни об одном из мгновений, что провела с ним!

А затем пришла Сила и вошла в нее с еще большей силой и мощью, чем сам Большой Лис. Как он обладал ее телом, полностью подчиняя его себе, так завладела Сила ее душой — а ведь в отличие от тела душа даже не может сопротивляться!

И тогда она ушла по тропе, которая в конце концов привела ее к этой пещере. Здесь она училась знанию о Силе у старика Шесть Зубов — пока тот не умер, и тогда она отнесла его тело наверх и положила в расщелину в скале, прикрыв камнями, чтобы его не разорвали хищные птицы.

Но красота не покинула ее — ведь когда она обнаружила, что Резаное Перо за ней подглядывает, ей стало ясно, что он погружен в изучение тайн ее тела. Все, чем она не могла поделиться с Большим Лисом — размышления о Силе Духа и о Видениях, — ей было легко обсуждать с Резаным Пером. Они стали спать вместе, и вскоре она снова забеременела. В отличие от Большого Лиса, Резаное Перо понял ее, когда она опять захотела уйти. Он почувствовал Силу Видения и знал, что совокупление уменьшает ее.

— Резаное Перо, — с нежностью прошептала она. — Ты пролил бальзам на мою душу.

Наклонившись, она подбросила еще мокрых листьев шалфея в костер, глубоко вдыхая дым, чтобы очистить легкие.

— Значит, Круг почти завершился. Взгляни-ка на себя, Белая Телка. Посмотри, чем ты стала к концу своей долгой жизни.

Она задумалась, пытаясь упорядочить события прошлого. Какой смысл в жизни Зрящего Видения? Какой смысл был в том, чтобы рожать детей, Зреть Видения, учиться, учить? Что придавало ценность ее жизни? Ощущения? Мысли? Действия?

Наконец она воздела руки к спирали и встала прямо над костром. Жар обжигал ее бедра. Прежний любовный пыл на мгновение вновь вспыхнул в ней, будто воспоминание, под действием пульсирующего жара и дыма шалфея.

Отдавшись удовольствию, она все смотрела на спираль, потом закрыла глаза, разглядывая ее умственным взором: Круги внутри Кругов, переходящие друг в друга, но не соприкасающиеся… Жизнь, чудесная жизнь.

Звук отодвинутого занавеса не испугал ее. Она лишь поглубже втянула в себя дым шалфея и медленно выдохнула. Сглотнула, открыла глаза и снова погрузилась в созерцание Спирали. Наконец обернулась.

Молодая женщина смотрела на нее широко раскрытыми испуганными глазами. Она тоже была голой; в руке у нее был атлатл, и в любое мгновение она была готова метнуть приставленный к нему дротик. Ее телу немало досталось: повсюду виднелась то запекшаяся кровь, то синяки. Ноги ее дрожали, а израненная грудь высоко поднималась при каждом вдохе. От холода она вся покрылась гусиной кожей и мелко тряслась. Ее тело было стройным и сильным; бедра еще никогда не носили тягость беременности.

Но внимание Белой Телки властно привлекло к себе лицо незнакомки. Глаза — черные, сверкающие, как у рассерженной пумы, — смотрели прямо в глаза старухи. За страхом в них была сила гнева и решимости. Ее худые щеки лишь подчеркивали прямизну носа. Над красиво выгнутыми бровями поднимался высокий лоб. Нижняя челюсть гармонировала с четко очерченным подбородком, — правда, губы неестественно распухли.

— Заходи, дитя мое. — Белая Телка отошла от костра и подкинула еще дров. — Заходи, согрейся. Ты выглядишь совсем изнеможенной.

Молодая женщина боязливо шагнула вперед, подозрительно поглядывая по сторонам:

— А что ты делаешь посреди ночи… почему не спишь?

Белая Телка усмехнулась. Тут ей в глаза бросились грязноватые потеки, полосами шедшие по внутренней поверхности бедер женщины…

— Этой ночью свершается многое, о чем ты и не подозреваешь… Может быть, тебя-то я и ждала.

«Да, Спираль совершила Круг. Конец близок».

Молодая женщина напряглась, как для прыжка. Настороженность и страх снова заблестели в ее глазах.

— Не бойся, не бойся. Ты в безопасности. Сила действует этой ночью. — Белая Телка показала на Спираль. — Сегодня многое подходит к концу, а еще больше начинается. Это ночь перемен… Сила изменяется. Иди сюда. Бежать ты все равно уже больше не можешь, так что стоит отдохнуть и провести ночь в надежном месте.

Она протянула руку и сжала в ладони пальцы женщины, ледяные от холода. Кровь на них ей не принадлежала. Значит, она убила, чтобы отомстить за обиду? Дротики, что она держала в руке, были дротиками охотника Племени, а она сама явно была из Красной Руки. Теперь ясно, что ее насиловали.

— Подойди ближе, стань над костром — вот так. Ты же видела, как я стояла.

— Ты — Белая Телка, колдунья?

— А кто это называет меня колдуньей? А, Кровавый Медведь, конечно. Жалкий глупец!

— Зачем это мне стоять над твоим костром?

— Потому что Спираль завершает Круг. — Старуха указала на изображение на стене. — А еще потому, что это, может быть, поворот в судьбах Племени.

Белая Телка ткнула себе пальцем в живот:

— Как раз перед тем, как ты пришла, я стояла в самом жару и меня окутывал дым шалфея. Я размышляла о жизни, о том, что натворила за долгие годы…

Она взяла слегка упиравшуюся женщину за руку и поставила над костром, а сама подкинула в огонь еще шалфея. Дым столбом заклубился кверху.

— Я смотрела на Спираль, размышляла обо всем, что символизирует ее кружение, — как одно переходит в другое, но не сливается с ним. — Старуха пожевала губами, заметив, что молодая женщина закрыла глаза, окутанная теплым дымом, и продолжала: — Видишь ли, и со мной некогда случилось то же, что с тобой. Как у тебя на руках запеклась кровь твоего обидчика, так же были обагрены и мои руки. Может, и в этом проявляется кружение Спирали, а? Я хочу сказать, что мы не можем постичь всей прелести жизни, пока на опыте не узнаем, какая это хрупкая вещь, сколько страдания таит в себе…

Молодая женщина открыла глаза и уставилась на Спираль:

— Я не ведьма.

Но в то же самое мгновение она поняла, в чем смысл: начало… конец…

— Я тоже не ведьма, — со вздохом произнесла Белая Телка. — Нет, ты не ведьма, ты теперь — мать Племени, хотя сама еще этого не понимаешь. Забавно, что, когда я впервые пришла сюда вместе со стариком Шесть Зубов, я так же стояла над костром и очищалась. Правда, пришла я с палкой-копалкой из черемухового дерева.

— И что же ты сделала с этой палкой-копалкой, старуха?

Белая Телка хмыкнула:

— Она тут стоит — у стены. С той самой минуты она превратилась в посох.

— Боевые дротики посохами не сделаются — даже если бы я была достаточно глупа, чтобы дать себя уговорить.

— Нет, конечно нет. Но Сила сама выбирает, что ей нужно. Когда Сила позвала меня, ей было нужно, чтобы кто-то Зрел Видения. А что касается тебя — так дротики все объясняют яснее слов. — Белая Телка взглянула в горящие глаза женщины и почувствовала, как ее Сила сливается с неукротимой Силой пришелицы. — Скоро явится Зрящий Видения, Танагер.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Я много чего знаю. Послушай меня. Он придет, чтобы восстановить мир между Племенем и Красной Рукой. Я не все провижу — увы, у меня не хватает Силы. Так всегда было, понимаешь? Впрочем, что это я — опять о себе! Но Красная Рука теперь твоя. Я не могу тебе сказать, что ты должна с ней делать, но Племя пойдет за тобой. А ты, в свою очередь, должна идти за Зрящим Видения.

— Я не слишком-то горю желанием идти за каким бы то ни было мужчиной. После того, что они со мной…

— Он не просто какой бы то ни было мужчина. — Белая Телка принялась массировать старыми ладонями холодную кожу женщины, стараясь не задевать за больные места. — Ты не смогла бы пройти сегодня такой долгий путь, если бы не питалась Силой, живущей в самой глубине твоего существа, текущей в твоей крови…

Белая Телка заметила, как блеснули глаза женщины, как вздрогнули губы при этих словах.

— Может, и так.

— Уж не сомневайся. Наступил век сильных. Но это не значит, что это век глупцов, как бы ни хотел Кровавый Медведь убедить в этом всех вокруг.

— Он — великий воин!

— Он глуп!

— Да? Я видела, как он убивает. Я видела тела убитых, которых он…

— Он вынудил Волчью Котомку покинуть Красную Руку! Как ты думаешь, почему наше племя рассыпается? Что с нами за беда случилась? Почему чужое племя разбойничает на земле Красной Руки? Почему изменилась Спираль?

Черные глаза пришелицы гневно вспыхнули.

— Что ты такое говоришь? Волчья Котомка ни на мгновение не разлучается с Кровавым Медведем.

— А как она выглядит, а? Скажи-ка мне, Танагер. А как смотрят глаза Кровавого Медведя? Как у человека с безмятежной совестью? Или как у человека, которого охватывает непонятное ему отчаяние?

Молодая женщина нахмурилась, как будто ей сделали больно:

— Он почти все время потирает свой обрубленный мизинец, и взгляд у него озабоченный. Но это потому, что Низкие Люди Бизона…

— Это потому, что он скоро умрет.

Танагер повернулась и бросила на старуху разъяренный взгляд:

— Не родился еще воин, что сумеет проткнуть дротиком Кровавого Медведя!

— Родился, родился, — устало промолвила Белая Телка. — Только он пока еще и сам об этом не догадывается.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Неважно. Стой над костром. Дай-ка я нагрею воды и промою царапины. Меня больше всего беспокоят следы от укусов у тебя на груди. Если они нагноятся, хорошо тебе не будет.

Танагер внимательно следила за действиями старухи. Бившая ее дрожь ослабла, и кожа постепенно принимала обычный вид.

Белая Телка морщилась при мысли о боли, что должна была испытывать молодая женщина, когда она промывала ей раны; но на суровом лице Танагер не отразилось ничего, несмотря на ужасные мучения.

— Как я и сказала, у тебя есть внутренняя Сила, — произнесла Белая Телка. — Может быть, именно того-то мне и не хватало… Да, в самом деле наступил век героев.

— Я по-прежнему не понимаю твоих слов.

Белая Телка отыскала одежду и протянула Танагер, которая стала беспокойно переступать с ноги на ногу и в конце концов отошла от костра. На ее сильных ногах и на животе поблескивал пот.

Белая Телка отмахнулась:

— А пока тебе и незачем понимать. Главное, не забудь, что ты должна довериться Зрящему Видения. Ты станешь Силой Красной Руки. Это ты понимаешь?

— Довериться Зрящему Видения? — презрительно усмехнулась молодая женщина, но ее усмешка тут же исказилась гримасой боли.

— Довериться Зрящему Видения, — убежденно повторила Белая Телка. — Скажи мне, Танагер, хватит ли у тебя сил? Ты сможешь…

Острие дротика Танагер уткнулось в горло Белой Телки. Та взглянула в беспощадные глаза молодой женщины.

— Я убила двоих из тех жалких червяков, что изнасиловали меня, старуха! Не спрашивай меня, сильна ли я! Я не превратилась в сломленное животное, а убила и убежала — так что клянусь Волчьей Котомкой, остальные еще пожалеют о том, что сделали!

Белая Телка как будто не ощущала покалывания смертоносного острия:

— Это все гнев и жажда мщения. Кто угодно может довести себя до ярости и попытаться совершить непосильный подвиг. Я спросила тебя про твою силу. Ты справишься с тем, что тебе выпало совершить? Ты сможешь стать выше своих страстей? Сможешь понести на своих плечах ответственность за все Племя Красной Руки? Сможешь вести его за собой, чего бы это тебе ни стоило?

— Я ведь убила двоих, поняла?

— Любой дурак способен на убийство. Ты можешь полностью пожертвовать собой ради Красной Руки? Можешь глядеть дальше, чем видит твой гнев? Вот что я хотела бы узнать. Я ищу сильную личность — а не слабого дурака вроде Кровавого Медведя.

— Его ты называешь слабым дураком?

Белая Телка кивнула, чувствуя, что по шее течет капелька крови:

— Он ничем не лучше Тяжкого Бобра — только глупее. Он тоже презирает Силу.

Острие дротика отошло от ее горла. Танагер покачала головой: