Люди огня

И впервые со дня смерти Ветки Шалфея он почувствовал довольство собой! Быстро перебирая ногами, он громко засмеялся на бегу. Как красиво садилось солнце в облаках — будто пожар!

Между деревьев шевельнулась какая-то тень; он повернул голову, надеясь увидеть лося. Что-то черное скользнуло от ствола к стволу… Олень?

Зверь выскочил на небольшую лужайку. Уставившись на Маленького Танцора горящими желтыми глазами, огромный черный волк стал неподвижно, приподняв переднюю лапу. Следящий!

Ноги молодого человека будто налились свинцом, горло сжалось — не сглотнуть…

— Уходи! — Он пригрозил зверю дротиком. — Уходи и скажи Первому Человеку, что я не буду его Зрящим Видения! Ты и он… в общем, вы меня не заставите, раз я не хочу! Ты слышишь?

Волк не шевельнулся.

«Я — Маленький Танцор… и не подчиняюсь никому, кроме самого себя!»

Волк склонил голову и повел носом по покрытому настом снегу, будто обнюхивал след, но не сводил внимательных глаз с Маленького Танцора.

— Уходи! — указал тот дротиком в глубь леса.

Низко опустив голову и повесив хвост, волк повернулся и беззвучно скрылся между деревьями.

Маленький Танцор улыбнулся и принялся ритмично постукивать дротиком о дротик, напевая песенку. Его ноги вновь стали легкими и сильными — он как будто не бежал, а танцевал по тропе. Его внимание было целиком поглощено то милым образом жены, то победой над волком…

Тут он заметил, что облачка над головой потемнели, утратив сияние, которое придавало им заходившее солнце. Казалось, они вскоре станут совсем черными. Он выбежал на вершину хребта и слегка напрягся, увидав на западном горизонте зловещую массу клубящихся темных туч.

Выбежав на тропу, Ломает-Рог замедлил шаг. Дротик — с каким тщанием он изготовил его! — упирался в крюк атлатла. Он оценил расстояние и старательно при целился в широкую спину Маленького Танцора. Невнимательный мальчишка глядел только вперед и ни разу не оглянулся! С такого расстояния промахнуться было невозможно.

— Это тебе за Волшебную Лосиху, — прошептал Ломает-Рог едва слышно.

Сердце его торжествующе забилось, на губах показалась зловещая улыбка. Он вытянул руку, напряг мощные мускулы… и едва не упал, когда кто-то дернул сзади за атлатл! Готовый вырваться крик замер у него на губах; он обернулся и стал лицом к неведомому врагу.

Это была Танагер! Она прижала палец к губам и жестом позвала его за собой, а потом умчалась на легких ногах в гущу леса.

Он побежал следом, с трудом сдерживая забурливший гнев. Оказавшись рядом с ней под прикрытием толстых сосен, он заскрежетал зубами:

— Это еще что! Что за сумасшедшая дурь…

— Тссс! — Она с упреком взглянула на него и, вытянув шею, посмотрела на тропу.

Он сел, весь дрожа от злости:

— На этот раз твои шутки зашли слишком далеко! На этот раз я…

— Дурак! — прошипела она. — Пошли, нам нужно поговорить.

Она отошла еще дальше от тропы, виляя между деревьями, и легко перепрыгнула через ствол валежника — а ему пришлось перелезать через препятствие! Наконец она остановилась, обернулась к нему и уперла руки в тонкую талию:

— Сядь!

— Не вздумай…

— Сядь же! — Она ткнула его пальцем в грудь.

Он невольно плюхнулся на мох, а она присела перед ним на корточки:

— Я только что не дала тебе совершить самую ужасную ошибку твоей жизни.

— Худшую ошибку! Да я ведь почти что…

— …погубил себя навсегда! — Танагер сердито засверкала глазами, качая головой. — Что ты придумал? Что ты его убьешь, а она немедленно бросится в твои объятия? Да у тебя ума меньше, чем у лося во время гона!

Ломает-Рог только свирепо сверкнул на нее глазами.

— Послушай-ка, — начала она объяснять, разводя руками. — Волшебная Лосиха любит его. Да-да… любит.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я за ней следила. Ты их слишком высоко в горах искал. Они живут гораздо ниже и южнее —в пещере у одного из каньонов.

— Но я знал, что он вернулся к Белой Телке.

— И что дальше? Если бы ты его убил, Лосиха возненавидела бы тебя на всю жизнь! Она любит его. И если ты убьешь мужчину, которого она любит, что тогда? Ты думаешь, она хоть раз на тебя посмотрит?

— А откуда она узнает, кто его убил?

— Откуда узнает? — засмеялась Танагер, прикрыв рот гибкой рукой. — А кто еще всю зиму бродил по лесу как дурак? Только ты, теленок неразумный! Вот откуда она узнает! Ведь об этом говорят во всех селениях Красной Руки — гадают, чем это кончится.

Даже сквозь пелену гнева и растерянности эти доводы показались ему убедительными.

— А, начинаешь понимать наконец! — улыбнулась она. — Послушай, мы ведь с тобой старые друзья. Я просто не могла тебе позволить погубить две жизни просто потому, что у тебя член мозги перевесил!

— Откуда только ты обо всем узнала, девочка?!

Ее лицо стало веселым и лукавым.

— Потому что я хоть и странная, да зато наблюдательная! Я смотрю и слежу. За всем слежу — за животными, за людьми… Я знаю, почему люди поступают так, а не иначе, — ведь я всегда жила сама по себе и следила за ними. Все люди сосредоточены на своих проблемах, а я просто подсматриваю за ними и стараюсь понять, почему они ведут себя так или иначе. Как будто животных выслеживаю.

Он попытался сообразить, что ему теперь делать. Больше всего ему хотелось бы просто встать и уйти. Но тут она снова улыбнулась ему и нарушила ход его мыслей:

— И вот уже три месяца, как я больше не девочка.

— Но ведь ты…

— Да, я в менструальном вигваме не была. Я ведь Танагер. При первых же признаках я спряталась в лесу. Когда мне покажется, что время пришло, я дам им повыть надо мной и раскрасить меня. Но я еще не готова.

Он изумленно покачал головой:

— Но ведь это же самое важное событие в жизни женщины! Совершенно особенное!

— Но я ведь Танагер. У меня и особенное не как у всех.

— А ты не боишься, что тебя поймает Кровавый Медведь?

— Кровавый Медведь? — хихикнула она. — Посмотрела бы я, как он меня догнать попытается! Нет, едва церемония посвящения кончится, я тут же спарюсь. И я думаю, что это никого не удивит. Даже мама уже на меня рукой махнула.

Ломает-Рог потер лицо замерзшей рукой:

— Значит, ты думаешь, что мне о ней стоит позабыть?

— Конечно. Вы во всяком случае не подходите друг другу. Ей нужно гораздо больше, чем то, что ты можешь ей дать. И это не должно тебя обижать — просто она слишком много мечтает… Тебе нужна женщина с более трезвой головой.

— Да? Кто бы это?

— Сверчок. Она умирает от любви к тебе. Она уже очень давно тебя полюбила. Но ты всегда был для нее недоступен!

— Для Сверчка?

— Да, для Сверчка. А ты вот тут пытаешься загубить свою жизнь, жизнь Лосихи и жизнь Сверчка! Если ты убьешь этого юношу, Сверчок будет бесконечно несчастна.

— Но ведь она всего лишь маленькая девочка!

— Ты так думаешь, потому что Волшебная Лосиха тебе весь свет затмила. Слепец!

— А ты? Может, ты ревнуешь, потому что я хочу Лосиху?

Танагер спокойно посмотрела ему в глаза:

— Я не уверена, что хочу с тобой совокупиться. Во-первых, старики начнут шептать о кровосмешении. Мы ведь слишком близкая родня — троюродные брат и сестра. Кроме того, ты не сможешь вынести мой нрав. Очень весело все время друг друга поддразнивать — но ведь тебе нужна жена, которая будет с тобой дома сидеть. Ну, а мои вкусы ты знаешь. Знаешь, какая жизнь мне нравится. Ты можешь себе представить, что я — чья-то жена?

Он отрицательно покачал головой.

Она взглянула на небо, быстро покрывавшееся низкими мрачными тучами:

— Послушай, спешить нам некуда. Я тут неподалеку одно такое место знаю, где мы сможем от бури укрыться. Разведем костер. У меня в мешке немного мяса есть. На двоих хватит. Тогда и поговорим обо всем не торопясь.

Она вскочила на ноги и повела его за собой.

Неужели она права? Неужели это была бы ошибка — убить мальчишку из Низкого Племени Бизона? Неужели Волшебная Лосиха и вправду возненавидела бы его?

И главное — неужели он и в самом деле так глупо себя вел?

— Надеюсь, что у того дурня хватит ума тоже где-нибудь спрятаться, — пробормотала Танагер, выходя из леса.

Снег, снег… Он падал сплошной стеной, образуя в воздухе прихотливые завихрения. С непроницаемо-серого неба сыпались и сыпались огромные — в половину женской ладони — снежные хлопья. Они плясали в воздухе, кружились, покрывали толстым слоем землю, окутывали белыми плащами высокие кусты шалфея, образовывали на скалах толстые шапки, напоминающие странные гигантские грибы… В пещере было хорошо слышно, как снег шуршит по занавесу у входа.

— Сколько снега! — Три Пальца начал разговор с очевидного всем. — И так поздно…

Он засвистел, подражая луговому трупиалу, как будто надеясь, что этот жалобный звук сократит скучное ожидание.

— Не хотелось бы об этом говорить, но с дровами дело обстоит все хуже и хуже, — почесал в затылке Черный Ворон и раздвинул занавес. В узкую щель ничего не было видно, кроме мутного серого света. Он вытянул шею, разглядывая падающие снежинки.

— Я больше не пойду, — простонал Голодный Бык.

— Вот лентяй! — крикнула Стучащие Копыта. — Эй, Шутки-Шутит! Тетерка! Неужели мы отправимся мокнуть и мерзнуть, а эти сильные мужчины останутся дрожать и бездельничать в пещере?

— Да, у мужчин тела довольно нежные, плохо холод Переносят, — отозвалась Шутки-Шутит, поглядывая с ехидцей на своего мужа.

— И прошлый раз мы за дровами ходили, — надула губы Луговая Тетерка, занимавшаяся шитьем одежды рядом с играющими детьми.

Дети с громкими криками схватили друг друга за ноги и ползали так гуськом по шкурам. Называли они эту игру «Чудовищный Червь».

Тетерка покачала головой:

— Если бы это я последний раз за моего ленивого мужа работала, такое же чудо было бы, как если бы белый бизон ко мне со Звездной Паутины в гости прискакал.

Она со вздохом отложила в сторону шило и сухожилие и потянулась за своей овечьей шубой.

— Ладно уж! — не выдержал наконец Три Пальца и вскочил на ноги. — Мы идем за дровами! Может, притащим ту большую сосну, что поперек каньона упала. Она вдобавок и тропу перегораживает.

— Отличная мысль! — Голодный Бык скрестил руки на груди. — Иди разруби ее на куски, а когда справишься, позови нас, чтобы тащить.

— А может, не замахиваться на такие подвиги? Взять да просто пару вязанок веток притащить? — предложил Черный Ворон.

— Готов спорить, что Тяжкому Бобру не приходится во время снежной бури дрова собирать, — заметил Три Пальца.

Луговая Тетерка парировала своим мелодичным голосом:

— Можешь идти к нему жить. Я-то уж точно тебя удерживать не буду.

Три Пальца натянул наконец верхние мокасины и ухмыльнулся Голодному Быку, указывая через плечо большим пальцем на жену:

— И это благодарность? После того, как я столько лет заботился об этой женщине, оберегал ее от…

— Да? — Тетерка наклонилась вперед и приоткрыла рот в ожидании ответа. — От чего же именно?

Три Пальца легко вскочил на ноги и завернулся в овечью шкуру, а на голову натянул лисий капюшон:

— Не скажу! Эй вы, охотники, идете на добычу? Или совсем рехнулись и предпочитаете тут сидеть вместе с этими болтливыми курицами?

— Каких только жертв не приходится приносить во имя мира в семье! — Голодный Бык хлопнул по плечу Черного Ворона и вышел наружу.

Два Дыма громко усмехнулся. Он сидел в глубине пещеры и ловкими пальцами сшивал великолепно выдубленную кожу. Даже самые искусные мастера не могли соперничать с ним в изготовлении мокасин!

Стучащие Копыта толкнула кучу набросанных друг на друга покрывал:

— Эй, вставай, девочка моя!

Меха зашевелились, и из-под них показалось заспанное лицо Волшебной Лосихи.

— Мммм?

— Мы только что мужчин за дровами отправили. Раз они топлива принесут, можно будет приготовить те коренья, что мы перед началом бурана набрали. Знаешь, развести огонь пожарче и хорошенько их проварить.

— Снег все идет?

— Уж много лет такого снегопада не видели.

— Маленький Танцор не вернулся?

— Ну подумай, — мягко отозвалась мать, — ведь ты же не хочешь, чтобы он в такую погоду в путь отправился. Ведь и скользко, и не видно ничего… Если бы он шел сейчас по тропе, один неверный шаг мог бы погубить его. Лед и смерзшийся снег могут подломиться, и тогда… В общем, сейчас дома быть безопаснее, вот и все. — Стучащие Копыта опустила глаза и затеребила подол юбки.

— Он наверняка решил непогоду у Белой Телки переждать, — произнесла Шутки-Шутит не допускающим сомнений тоном. — Она бы его в такой снегопад и не отпустила бы. Белая Телка ведь такая — все наперед знает. Не может женщина столько прожить, сколько она, и не поумнеть.

— Да, она в погоде толк знает, — подтвердил Два Дыма.

Он отложил в сторону мокасины и принялся перебирать свою коллекцию трав, как будто ему что-то пришло в голову. Он рассматривал одно растение за другим, поднимая их к свету. Выражение удивления и надежды не сходило с его лица.

Лосиха откинула на спину перепутавшиеся волосы и достала из своего мешка гребень с длинными зубцами. Распутав черные пряди, она тщательно расчесала их и заплела в длинные блестящие косы. Откинув в сторону покрывала, она вышла наружу.

Проводив ее взглядом, Стучащие Копыта провела по лбу рукой

— Клянусь Первым Человеком, хочу надеяться, что он вернется. Она слишком молода, чтобы пережить то, что я вынесла. — Морщины прорезали ее лицо. — У меня-то хоть она осталась… да еще Мокрый Дождь. А она так молода…

Луговая Тетерка положила ей на плечо теплую ладонь:

— Что будет, то будет. — Она покачала головой. — Не знаю… но мне кажется: после всего, что уже пережил Маленький Танцор, вряд ли духи покинут его теперь.

— Терпкая Вишня всегда говорила, что он совершит великие дела, — напомнила подруге Шутки-Шутит. — Я верю словам Терпкой Вишни.

— Я знаю его дольше, чем вы все, — вздохнул Два Дыма. — Я не думаю, что Сила покинет его. Не знаю, что она хочет сделать с моим Маленьким Танцором, но не думаю, что он дожил до сего дня лишь для того, чтобы умереть в пути. — Он улыбнулся и подмигнул собеседницам. — Знаете ведь: бердаче кое-что понимают в жизни.

Дети, возившиеся в шкурах, захихикали и завизжали.

— Эй, малышня, не шумите так. Здесь ведь люди живут, а не выдры, — закричала Шутки-Шутит, хлопнув по куче шкур.

— Сила… — покачала головой Стучащие Копыта. — Почему одна мысль о ней наполняет меня тревогой?

— Потому что ты слишком долго общался с нами, — полушутя ответила Тетерка, — а мы слишком долго общались с Тяжким Бобром!

— Подожди и поймешь, — произнес Два Дыма. —Когда люди имеют дело с длительным действием Силы, они могут только ждать. Сила сама выбирает свое время и место. Она совершает то, что совершает, когда считает, что пришло время.

— Это успокаивает, — усмехнулась Стучащие Копыта. — Она ведь моя дочь!

Два Дыма ничего не ответил на это. Опустив глаза и почесывая отвисший живот, он принялся раздумывать о своих травах.

Занавес раздвинулся, и в пещеру вернулась та, о ком тревожились. Ее голова успела стать белой от снега. Не говоря ни слова, она направилась к суме, в которой хранились недавно накопанные коренья. Чтобы достать каменную ступу, ей пришлось перешагнуть через расшалившихся детей. Пучком жесткой травы она очистила коренья от земли. Затем она раздробила их и принялась толочь в ступе. В пещере раздался монотонный звук: удар, скрежет, удар, скрежет… Мускулы предплечий напрягались и расслаблялись, отражая сумятицу в сердце. Она с остервенением растирала волокнистые коренья, как если бы хотела отомстить этим миру, который был к ней так беспощаден…

И один только Два Дыма увидел, как по ее щеке поползла слеза.

Маленький Танцор дрожал в яме, оставшейся от вывороченных корней упавшего дерева. Они торчали над его головой на фоне серого неба, будто зловещие пальцы скелета. Между ними кое-где застряли камни и земля, образуя некоторое подобие ненадежного навеса, который хоть немного, да защищал от непрерывно падавшего снега.

Он зажмурился и поплотнее обхватил себя руками. Голова болела… Как глупо, бестолково… из всех нелепостей, что он вытворил на протяжении своей жизни, самой бессмысленной, без сомнения, было решение продолжать путь в такую погоду. Нужно было немедленно повернуть обратно и бежать со всех ног к Белой Телке. Или уж по крайней мере остановиться, построить шалаш, набрать дров и переждать буран.

А он не сделал ни того, ни другого. Лицо жены все улыбалось ему и манило вперед. Предвкушение того мига, когда ее горячее тело прижмется к нему, заставило его пренебречь опасностью, побежать по тропе, по которой он ходил до того лишь дважды. Некоторое время он старался еще уговорить самого себя, что это всего лишь одна из бурных, но кратких весенних гроз, которая быстро вывалит на землю свой запас дождя и мокрого снега и умчится дальше на восток. Но вместо того начался ужасный нескончаемый снегопад…

При одной мысли об этом он задрожал еще сильнее.

Тогда он выбрался на гребень хребта, надеясь, что там ветер сдул снег и идти будет не так скользко. Этот снежный ком обманул его… Приняв его за выступ скалы, он смело шагнул вперед… Тут же все взболтнулось у него в желудке, он отчаянно взмахнул руками и полетел вниз…

Сколько времени пролежал он в снегу без сознания? Хорошо еще, что он в конце концов пришел в себя. Он заморгал, ощутив резкую боль от обморожения в пальцах и на лице. По голове как будто стучали молотом, а на щеке горела безобразная глубокая царапина, покрытая замерзшей кровью.

Дротики свои он потерял, мешок тоже. У него оставалась одна-единственная надежда — на чудо: лишь чудо могло прекратить бесконечный снегопад, заставить теплый ветер согреть его холодеющее тело…

Он застонал и посмотрел из-под корней на мрачное небо. Огромные снежные хлопья по-прежнему сыпались из мутных туч. Они кружились и танцевали в воздухе, а потом с легким шорохом падали на землю.

«Надо шевелиться… Согреться… »

Он заскрежетал зубами, чтобы не закричать от боли, и с трудом поднялся на ноги. Резкая боль напомнила, что при падении он ударился ногой. Вроде бы перелома не было, но бедро так распухло, что растягивало его охотничьи штаны. Обнаружив, что не ощущает стопы, он едва не потерял сознание.

Он двинулся вперед, крепко прижав руки к груди. Непреодолимая дрожь била все его тело. Необходимо двигаться и согреться — пусть нога страшно болит от малейшего усилия… Как давно он не ел ничего, кроме снега? Сколько времени его истощенное тело будет еще способно вырабатывать тепло?

Зажмурившись, он наткнулся на засыпанные снегом сосновые ветви и вскрикнул, когда ледяная пыль обсыпала его с ног до головы. Он из последних сил двинулся вперед, подгоняя себя ударами рук по бокам и шатаясь из стороны в сторону.

Вдруг весь мир закружился и швырнул его лицом в снег. Весь трясясь, он медленно встал на четвереньки. Холод охватил его и держал, будто медведь, зажавший в челюстях лосиную кость.

Все дрожало и плыло у него перед глазами, как будто он смотрел сквозь пелену серебряных слезинок…

«Где я? Куда иду? Почему я здесь оказался? Где мой дом? Я потерялся… погиб… а как же она, моя нежная?»

Рыдание замерло у него в груди. Ледяная вода пронзительно-холодными пальцами забралась к нему под капюшон и потекла по спине.

Почти теряя сознание, он снова встал на ноги, проковылял еще три шага и снова упал ничком.

Ему казалось, что даже сердце уже бьется медленнее и медленнее в груди, но он все равно заставлял себя двигаться вперед.

Тепло начало мало-помалу сменять онемение замерзших ног и рук, восхитительное тепло.. Но как он устал! Если бы только прилечь ненадолго… чуть-чуть поспать… совсем чуть-чуть…

Огонь костра отбрасывал желто-оранжевые блики на неровные стены пещеры.

Волшебная Лосиха распахнула рот и резко села на постели.

— Что случилось? — спросил Два Дыма, следивший за костром и за приготовлением пищи.

Та с трудом подавила охвативший ее ужас:

— Ничего… Я… — И она закрыла лицо руками.

Два Дыма встал и подошел к ней, осторожно переставляя больную ногу, чтобы не потревожить спавших. Он присел на ее ложе и обнял за плечи тихо плакавшую молодую женщину:

— Ну, ну… Не плачь. Это я, твой друг Два Дыма. Расскажи мне, что стряслось? Плохой сон увидела?

Она всхлипнула, вытерла стоявшие в глазах слезы и кивнула головой. Она не смотрела на старика — ее горем невозможно было поделиться.

— Ну, ну… Ты ведь в безопасности, дома, тут тепло, сухо, все вокруг тебя любят… Что тебя напугало? Что за страшный сон такой?

Она отчаянно взглянула в его лицо.

— М-маленький Т-танцор… — простонала она. —Он… ох-ох… он умер! — И она снова зарыдала.

Два Дыма начал было утешать ее, покачивать за плечи, гладить — но вдруг его глаза упали на изображение волка, выбитое на закоптелом камне.

Да, Сила действовала этой ночью. Казалось, она была разлита в самом воздухе. И вдобавок он почувствовал то же опустошение, ту же странную судорогу, что и в далекую ночь, когда Волчьей Котомке было нанесено ужасное оскорбление.

Сердце упало у него в груди: он был готов поклясться, что на мгновение в глазах волка вспыхнул зловещий торжествующий блеск!

— Опасность так близка, — прошептала Волчья Котомка. — Мы висим на волоске. Неужели ты не можешь не играть в эти рискованные игры с молодой страстью?

— Эта девушка, Танагер, действовала по своей воле. Буран потребовал от меня напряжения всех моих сил. Хочется надеяться, что больше ничего не потребуется. Чтобы достичь цели, мне пришлось нарушить равновесие Спирали. — В голосе Зрящего Видения Волка звучала усталость. — Может быть, я выиграл время. Может быть, я смогу достучаться до души Маленького Танцора. Следящий готов.

— А может оказаться, что ты обрек нас всех на гибель.

— Теперь все решает свободная воля. Воля Тяжкого Бобра… и воля юноши…

Глава 19

Тяжкий Бобр свирепо поглядел на небо, все сыпавшее и сыпавшее снегом на его селение. Ледяной ветер с ревом дул с Бизоньих Гор, стонал над острыми выступами скал, кружился поземкой на голых лугах, забрасывал снегом кусты шалфея…

Тяжкий Бобр облизнул губы, пробуя снежинки на вкус. Острые ледяные кристаллики покалывали кожу. Прищурив глаза от ветра, он задумчиво всматривался в разбушевавшуюся стихию. С тех пор как он себя помнил, такой буран еще ни разу не приходил на равнины так поздно — в начале весны. Ни разу не приходилось ему видеть, чтобы греча, пламенник и звездочник обледенели на своих стеблях.

Он задумался о судьбе воинов, которых он послал разведать тропу у Чистой Реки, что вела мимо Красной Стены в край анит-а. В это время года снег обычно уже начинает сходить, открывая тропы. И селения анит-а, утомленные зимовкой, должны были оказаться легкой добычей для его храбрецов.

Правда, не все юноши отправились грабить анит-а. Многие пошли на весеннюю охоту на бизонов, надеясь добыть свежего мяса из стад, где уже народились телята, да заодно и убить из засады пару антилоп. Ведь именно в это время их самки уходят из общего стада и начинают бродить сами по себе, отыскивая укромные места в густых зарослях шалфея, где койоты не смогут напасть на новорожденных близнецов.

И что же теперь делают эти молодые охотники? Пока что лишь около дюжины с трудом притащились назад. Они обморозили себе ноги и лица. Хорошего мало. У тех, кого он лечил, обмороженные места почернели. А что происходило сейчас с теми, кто не вернулся? Что с ними будет? Они ушли из селения в легкой охотничьей одежде, без теплых шкур. Ведь охотники не берут с собой собак-носильщиков! Этой глупости только не хватало!

Ветер завыл еще сильнее, стараясь затолкать его обратно в вигвам, дергая за лисью опушку капюшона.

Он стоял непоколебимо посреди бурана, всматриваясь прищуренными глазами в Бизоньи Горы, где жили те, кто осмеливался не подчиняться ему. Скоро он перенесет селение туда, на эти роскошные зеленые луга. Это совершенно необходимо. Засуха снова подкрадывалась к ним, дожди становились все реже. Бизонов стало почти так же мало, как в тот год, когда он проклял Ветку Шалфея и уничтожил власть старейшин в Племени. А на этот раз он захватил территорию анит-а. Если ему не удастся найти новые земли, на которых его племя сможет охотиться, если он не награбит много добра у Остриженных Волос, Белого Журавля и Огненного Бизона, люди Племени могут начать сомневаться в верности его учения.

— Ведь и Зрящих Видения Духа можно убить, — прошептал он ветру. — Но пугать это должно только тех Зрящих Видения, у которых не хватает воображения.

Он втянул в легкие побольше ледяного воздуха и, нахмурившись, всматривался в серую мглу. Где же были его молодые охотники? Всем ли удалось укрыться? Или они лежат уже мертвые и окоченевшие с засыпанными снегом невидящими глазами, стараясь схватить неподвижными растопыренными пальцами воющий над ними ветер?

Иллюзия… Жизнь, весь мир, — все было плодом воображения, иллюзией… Это он Зрел Видение…

…Погружаясь в тепло, он опускался вниз, будто перышко в воздухе, покачивался, кружил…

— Твоя душа может сейчас стать моей. Ты вот-вот расстанешься со своим телом, превратишься в призрак или вознесешься к Звездной Паутине. Что ты выберешь, Маленький Танцор?

Ты хочешь снова увидеть свою жену? Хочешь зачать детей? Или ты оставишь свое племя в жертву обманщику, притворяющемуся Зрящим Видения? Дашь погибнуть Волчьей Котомке? Почему ты стремишься к этому? Почему ты не хочешь слышать плача Спирали? Кругов? Плача твоего племени?

Маленький Танцор плавал в странной полумгле, испытывая чувство непонятного облегчения. Боль и страдания остались где-то позади — вне теплого полумрака, баюкавшего его усталую душу.

— Но ведь здесь так хорошо… Так… спокойно…

— Ты ведь находишься в мире смерти. Твоя душа вот-вот останется здесь навсегда.

Мягкое ласковое прикосновение — ему казалось, что это огромная человеческая ладонь — остановила его падение. Он лежал на ней, будто в колыбели, а вокруг колебалось мутное теплое марево, будто облака на горных вершинах.

— Что случилось? Где я?

В колышущемся тумане проступили черты мужского лица, озаренного изнутри ослепительным светом. Сверкающие черные глаза смотрели прямо на него.

У Маленького Танцора перехватило дыхание: он никогда еще не видал такого красивого человека. Никогда еще ничьи глаза не притягивали его с такой Силой.

— Кто ты?

Мужчина засмеялся, и теплое марево задрожало от его смеха. Душу Маленького Танцора охватило волнение, а все его нервы напряглись.

— Я — Зрящий Видения Волка, тот, кого вы называете Первым Человеком. Однажды я сделал свой выбор — и то же самое предстоит сейчас тебе. Правда, тогда выбор, наверное, было легче сделать.

— Почему я здесь?

— Ты умираешь, Маленький Танцор. Твое тело замерзает, и твоя душа отделяется от него.

Теплая муть вокруг снова всколыхнулась; лицо Первого Человека задрожало и размылось, а вместо него все пространство наполнилось кружащимися на ветру снежинками. Где-то внизу Маленький Танцор увидел свое собственное тело — засыпанное снегом, постепенно сливающееся с холодной белизной…

— Так что, как видишь, надо выбирать. Живи, и сможешь еще недолго побыть вместе с твоей женщиной.

Вновь все вокруг переменилось: Маленький Танцор сверху вниз смотрел на то, что происходило в пещере Голодного Быка. Волшебная Лосиха беспокойно металась во сне. Два Дыма вдруг поднял голову и посмотрел наверх, как будто заметил его. Маленький Танцор почувствовал, как душа бердаче тянется за ощущением Силы.

Его взор снова обратился на Волшебную Лосиху, и любовь застонала в его душе. Он постарался навек запечатлеть в памяти нежные очертания ее лица, мягкие щеки, крепкий подбородок. Пышные черные волосы разметались по шкурам, подчеркивая ее пронзительную красоту.

Боль пронзила его душу.

— Я отпущу тебе столько времени, сколько смогу. Спираль близка к завершению. Я не давал Тяжкому Бобру идти вперед. Я могу еще некоторое время обеспечивать безопасность твоего племени, чтобы тебе не пришлось торопиться. Ты ведь так молод… правда, и Чистая Вода долго противилась моему зову. Одна только мысль об объятиях Кровавого Медведя переполняла ее отвращением.

— Кровавого Медведя? Моего отца?

— Было необходимо, чтобы именно он передал тебе свою силу, свою неукротимую отвагу, — хоть он и безрассуден, и не умен… Да, я немало раздумывал над устройством твоей жизни. Тебе было дано все, что я только мог дать, — кроме воли совершить то, что нужно совершить.

— Воли?

— Вот именно. Так уж сотворил мир Вышний Мудрец-Создателъ. Мир вращается по кругу, и звезды, планеты, насекомые и даже песчинки шествуют по своим орбитам. Создатель даровал всему свободную волю и способность выбирать. Что ты хочешь увидеть, то и происходит. Ты сам творишь мир, окружающий тебя. Ты можешь себе представить, будто то, что тебе кажется прочным камнем, на самом деле по большей части состоит из пустоты?

— Мир — иллюзия?

— Белая Телка сказала тебе правду, но она пока что и сама не понимает всей глубины того, что она постигла. Образующиеся узоры завораживают глаз, кружатся, постоянно изменяются… Сама же сущность мироздания подобна зарождающейся буре. Так трудно не погрузиться в изумленное созерцание…

— А почему же ты не погружаешься?

Зрящий Видения Волка улыбнулся. Страдание наполнило его взгляд — такое глубокое, что Маленький Танцор заплакал…

— Я далек от совершенства, дружок, — как и все, что сотворено. У меня есть недостатки. В моем духе… слишком много любви. В каком-то смысле избыток любви не менее страшен, чем избыток ненависти. И та, и другая причиняют боль. Если бы все находилось в полной гармонии, все замерло бы в неизменности и мир стал бы неподвижен — и умер.

А сейчас ты должен сделать свой выбор. Жизнь ты выберешь или смерть? Если ты выберешь жизнь, я буду хранить тебя до самого конца. Я позволю тебе наслаждаться, сколько возможно. Но мои люди — все люди — нуждаются в тебе. Тяжкий Бобр исказил Спираль.