Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пандора - Белая чума

ModernLib.Net / Научная фантастика / Герберт Фрэнк / Белая чума - Чтение (стр. 9)
Автор: Герберт Фрэнк
Жанр: Научная фантастика
Серия: Пандора

 

 


Ах, да, еще одно. Не может ли генеральный секретарь договориться, чтобы этим четверым присвоили статус «особо важные агенты» в Англии?

«Особо важные агенты», – размышлял Берген.

Он решился закинуть небольшую наживку.

– Самый ли это мудрый выбор, отправить их в Англию? Та лаборатория в Киллалу в Ирландии оборудована впечатляюще, особенно учитывая, какое оборудование мы туда поставили.

– Но вы же сами предложили Англию, – возразил Прескотт. – Я, естественно, предположил, что Британия – наиболее оптимальный вариант.

– По-видимому, да, – согласился Берген.

Теперь все было совершенно ясно. Если что-нибудь пойдет не так, то это была идея генерального секретаря ООН. В конце концов, это Берген внес необходимые предложения, чтобы протолкнуть этот проект.

Однако красный телефон выдал еще не все пикантные новости. У Прескотта было кое-что новенькое относительно О'Нейла. Слушая его, Берген посматривал на часы. Голодные спазмы тревожили его желудок. Внезапно он изумленно вскинулся.

– Они думают, что О'Нейл в Англии? – спросил генеральный секретарь. – Почему они так думают?

В объяснении Прескотта была ужасающая логика. Жертвы, если они разоблачат его, могут побояться предъявить Безумцу обвинения из опасения новой, более страшной болезни, которую он может на них наслать. В конце концов, О'Нейл грозил этим в одном из своих писем. Не имея точной информации, никто не позволит себе допустить, что он блефует.

– Почему не Ирландия? – спросил Берген.

Ах, да, некоторым людям в Ирландии знакомо лицо О'Нейла, и даже если он замаскировался… ну, ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ПУБЛИКА считает ирландцев более склонными к необдуманной мести. Безусловно, О'Нейл должен это учесть. Было бы логичным, если бы он захотел укрыться в англоязычной стране, где О'Нейл мало известен и может уйти в подполье. И вот Англия – «определенное количество хаоса и разрушений». И Англия была одной из его целей, место, где Безумец запретил тем, с другой стороны, применять атомную стерилизацию.

Это звучит ужасно, но более того: если быть точным, это изобличает работу ума, способного разрубить проблему подобно удару меча. Берген в определенном смысле признавал это качество и за собой. Сложности должны быть упрощены до поддающихся управлению формы и размера, даже если это подразумевает выбор лишь тех сложностей, которыми можно управлять. О'Нейл, может быть, и безумен, но он еще и гений – истинный гений.

– И насколько они в этом уверены? – спросил Берген.

Ах, да – ПРОФИЛЬ. Это еще один результат деятельности Команды. Прескотт и прочие уверены, что Команда «проникла в сознание Безумца, научившись думать, как он».

Берген молча согласился. Возможно, они так и делали. Разумеется, кто-то должен это делать.

– Я займусь предварительной подготовкой к полету в Англию, – сказал Берген. – Кто-нибудь из моего офиса позвонит вашим людям, чтобы проработать детали.

Добившись своего, но не проявив этого никоим образом, президент охотно позволил генеральному секретарю отправиться на ленч. Он даже высказал предположение, что вскоре они сразятся в гольф, а потом, под конец, последовало более интимное замечание.

– Да, ужасные времена, – согласился Берген. – Это, несомненно, ужасные времена, сэр.

18

Вы заметите, что ольстерцы больше не поют «О Господи, наша помощь в тяжкую годину».

Джозеф Херити

Положив трубку телефона на место, президент Прескотт задумался над содержанием беседы с Бергеном. Вполне удовлетворительно. Да, отлично проделано с обеих сторон. Разумеется, Берген будет ему еще звонить. Когда-нибудь будет услуга за услугу. Что ж, это тоже, Берген был слишком хорошим политиком, чтобы просить то, чего не сможет получить.

Чарльз Турквуд, личный помощник и доверенное лицо президента, стоял по другую сторону стола как раз напротив места президента. В Овальном кабинете было очень тихо, не доносилось даже, звука печатной машинки из какой-нибудь приемной. Не так уж много осталось машинисток. К тому же большинство дел решалось прямыми телефонными переговорами, как только что с Бергеном.

Турквуд был невысоким мрачным мужчиной с коротко подстриженными черными волосами. Над коротеньким носом выделялись широко посаженные, холодные черные глаза. Губы были толстыми, подбородок широким и притупленным. Сам себя он считал уродливым, но думал, что это компенсируется физической силой. Турквуд зачастую думал о себе, как о полной противоположности высокому седовласому достоинству Прескотта. У того была внешность добренького и благодушного дедушки из мыльной оперы. Общался он при помощи мягкого баритона.

– Он на это пошел, а? – спросил Турквуд, расшифровав слышанную им половину телефонного разговора.

Прескотт не ответил. Он склонился над столом, читая копию одного из писем Безумца.

Турквуд, в совершенстве владевший чтением кверху ногами, взглянул на то, что привлекло внимание президента. Ах, да – атомные предостережения О'Нейла:

«Вы подумаете об атомной стерилизации мишеней моей мести. Не делайте этого. Иначе я повернусь против вас. Чума должна идти своим путем в Ирландию, Великобританию и Ливию. Я хочу, чтобы мужчины выжили и знали, что это сделал я. Вам будет разрешено подвергнуть их карантину, не более того. Отошлите их соплеменников домой – всех из них. Пусть они варятся там. Если вы не сумеете изгнать их всех, вплоть до младенцев, принадлежащих этим странам по крови и месту рождения, вы ощутите на себе мой гнев».

«О'Нейл высказался достаточно прямо», – подумал Турквуд.

Президент закончил читать, но по-прежнему молчал, глядя в окно на Мемориал Вашингтона. Это была одна из наиболее обескураживающих привычек президента – хранить длительное молчание в ответ на высказывания или вопрос подчиненного. Предполагалось, что в этот момент президент думает, что он зачастую и делал. Но чрезмерно затянувшееся молчание давало нижестоящему значительное время, чтобы строить предположения, о ЧЕМ может думать президент. В подобных обстоятельствах даже людям, лишенным воображения, могут прийти в голову самые черные мысли.

Из всех его близких сотрудников лишь Чарли Турквуд догадывался, что это было нарочитой манерностью, предназначенной для достижения именно такого эффекта.

– Он на это пошел, – прервал молчание Прескотт, повернувшись к Чарли. – Вам теперь надо внимательно наблюдать. Это целиком дело ООН, а мы просто прокатимся заодно.

– А что ему надо будет взамен? – спросил Турквуд.

– В свое время, – сказал Прескотт. – Все в свое время, Чарли.

– Сэр, генеральный секретарь не пытался поднять вопрос о том, кому будет принадлежать контроль над карантинщиками?

– Ни слова. Берген прекрасно понимает, что если у нас есть возможность, мы стараемся держать в руках не больше одной горячей картошки.

– Карантинщики – это опасная основа власти, сэр. Я даже не могу в достаточной степени подчеркнуть, как…

– Успокойся, Чарли. В данный момент у них одна и только одна задача – поддерживать карантин в зараженных районах Ирландии, Великобритании и Ливии. Если они попытаются выйти за рамки своих полномочий, у нас останется время, чтобы с ними разобраться. Нам надо поддерживать порядок, Чарли. Это наша главная задача – поддерживать порядок.

19

Пока он развевает дикую гриву моря, Во мне нет страха, что воины викингов Придут ко мне по воде.

«Шторм-хранитель», гэльская поэма восемнадцатого века

Легкий крейсер карантинной службы запросил маленькую шлюпку из Крмакшерри Бей, пока она была в пределах досягаемости от Олд Хед в Кинсейле. Парусная шлюпка, идущая в крутой бейдевинд в тусклом сером свете раннего утра, обнаружила, что неистовствовавший ветер отрезан воздвигшимся перед ней металлическим бортом легкого крейсера. Военный корабль, построенный на верфях Клайда для южноафриканцев в дни, предшествовавшие изоляции апартеида, нес на своем гюйс-штоке флаг ООН. Он держал маленькое суденышко на экране радара, пока оно приближалось и обменивалось сигналами со штабом адмирала Френсиса Делакура, канадца, возглавлявшего карантинщиков со своей базы в Исландии.

– Предупреди его, – приказала карантинная служба. – Послана каблограмма, чтобы помогли его выдворить.

– Наверное, пресса, – произнес один из помощников Делакура. – Тупые ублюдки.

Крейсер зашел с наветренной стороны и развернулся. Он тяжеловесно покачивался над парусником, пока рейтин с громкоговорителем не показался над бортом. Усилитель донес его голос с механическими интонациями до Джона, сидящего у руля шлюпки.

– Вы в запретных водах! Уходите и держите курс на юг!

Джон смотрел на исполосованные ржавчиной борта корабля. Он обратил внимание на развевающийся флаг ООН. Лишенная ветра, шлюпка опасно раскачивалась. Джону было слышно, как вода плещет в днище под его ногами.

Эта восьмиметровая посудина обошлась ему в шестьдесят тысяч долларов – сорок тысяч за судно и еще двадцать тысяч на взятки. Поместив сто сорок тысяч долларов на номерной счет в Люксембурге, Джон считал, что этого хватит для воплощения в жизнь заключительного плана его мести. Но судно забрало изрядную толику этих резервов, к тому же у него были и другие расходы и трудности. Главной среди них был пятнадцатидневный рецидив, перенесенный в брестском госпитале. Как ему тогда не хватало мускулистой помощи Консуэлы! К тому времени, когда Джон почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы ходить, мир вступил в первую стадию агонии Белой Чумы, и цены на все возросли до астрономических величин. Это не способствовало переговорам насчет шлюпки, и французы заломили цену, заметив его нетерпение. Чем больше Джон суетился, тем медленнее передвигались французы и быстрее возрастали цены.

Был уже сорок девятый день Белой Чумы, прежде чем Джон достиг отметки пятьдесят градусов северной широты, чтобы повернуть на север, в Ирландское море. Ни погода, ни упрямый радиопеленгатор не благоприятствовали этому путешествию. Шлюпка была изготовлена из расчета на плавание в прибрежных водах, а не для открытого океана или Ирландского моря. Пеленгатор выработал какое-то свое собственное расписание работ, по которому периодически уменьшал время своей безупречной работы. После того, как он стал работать не больше минуты, Джону пришлось его вскрыть и проверить батареи и контакты.

Он не был уверен в своем местонахождении, пока в ранние утренние часы не поймал свет маяка Фастнет Рок. Рассвет показал холмы Ирландии, поднимающиеся из прибрежной дымки. В пределах видимости не было видно никаких других судов, и Джон решил, что сможет спокойно высадиться на берег.

Но здесь оказался проклятый сторожевик карантинной службы, загородивший ему дорогу. Ярость переполняла Джона, пока он слушал приказы рейтина.

– Убирайтесь, или мы вынуждены будем вас потопить!

Джон поднял небольшой громкоговоритель, приготовленный в тот момент, когда он увидел легкий крейсер. Он нажал большим пальцем переключатель и направил раструб на рейтина, который игрушечной фигуркой маячил в проеме люка. Со своим лучшим ирландским акцентом Джон спросил:

– Вы отправите меня обратно к ТОЛПАМ?

Это даст ему небольшую передышку. Истории о ТОЛПАХ, нападающих на ирландцев и британцев, в Европе были широко известны, благодаря программам радионовостей. Ливийцам, более многочисленным, было ничуть не лучше.

Рейтин повернулся и спросил что-то у позади стоящего. Потом он снова обратился к Джону через громкоговоритель.

– Назовите себя!

Поднять свой собственный громкоговоритель стоило Джону некоторого усилия. Он все еще не оправился после поразившей его болезни, чем бы она ни была. Долгое, почти бессонное плавание из Бреста привело к тому, что Джон ослаб и легко терял самообладание. Он позволил гневу прорваться в своем голосе.

– Я Джон Гарреч О'Доннел из графства Корк, ты, кровожадный дурак! Я плыву домой!

Очевидно, отвечая кому-то позади себя, рейтин проорал:

– Эти воды закрыты!

– И то же самое во всем остальном мире, ты, английская задница! – крикнул Джон. – Куда еще податься ирландцу, как не в родную Ирландию!

Он опустил свой громкоговоритель и уставился в открытый люк. Беспорядочные наклоны и подскоки его судна вызывали тошноту, но Джон старался не обращать на это внимания. Нет времени на болезни. Есть что-то нелепое в этой стычке – новый Лилипут. Ему был слышен рокот двигателей крейсера, удерживающегося против ветра. Волны, расходящиеся вокруг носа и кормы корабля, раскачивали шлюпку на тошнотворной поперечной зыби.

Рейтин снова повернулся спиной к Джону. Там, наверху, явно происходило какое-то совещание. Вскоре из громкоговорителя рейтина, торчащего словно странный механический цветок изо рта мужчины, прозвучало:

– Я уполномочен сказать тебе, что мы – южноафриканцы, ты, ирландский болотный рысак! Тебе приказывается спустить паруса!

Джон поднял свой громкоговоритель.

– Мой двигатель не совсем в порядке, ты, подержанный англичанин!

Он оперся ногами в противоположную сторону кокпита, сосредоточив все свое внимание на рейтине. Ветер гнал рябь мимо носа корабля, подхватывая и раздувая паруса судна. Джон уперся животом в румпель и снова заплыл под защиту легкого крейсера. Когда он снова смог уделить внимание сторожевику, рейтина в пределах видимости уже не было.

Джон чувствовал, что у них там, наверху, выбор не особенно велик. Акцент его был достаточно приемлем, чтобы при таких обстоятельствах убедить даже коренного ирландца. Кто еще, кроме гонимого чумой ирландца, будет так глуп, чтобы отправиться в путешествие на такой утлой скорлупке? Отправить его обратно в Европу значило передать его в руки толп для расправы. Лишь ярко выраженный американский акцент сохранил ему достаточную свободу действий в Бресте. Это достаточно хорошо срабатывало, пока у Джона были доллары, чтобы свободно их тратить, но он ощутил, что оказываемое ему гостеприимство скоро будет равняться нулю, поглощенное потоком плохих новостей и растущими подозрениями.

У него было ирландское имя.

«Честная игра никогда не была сильной стороной французов, – подумал Джон. – Но, может быть, понятия чести еще остались у англоязычных мореплавателей. Должно же хоть что-то сохраниться от древнего морского братства! Особенно при таких обстоятельствах – романтическое восхищение моряка со стального корабля моряком парусного судна. Вырвавшиеся у Джона ругательства можно было списать на скверный ирландский характер и пережитую им, в этом они наверняка были убеждены, личную трагедию.

Что же касается этих людей из карантинной службы, то положение Джона формулировалось просто – «в ад или в Ирландию». И они не могли полностью игнорировать этот факт.

Неписаный морской закон должен был сохраниться у них, хотя бы подсознательно.

«В шторм любой порт хорош».

А когда еще был подобный ШТОРМ, как эта чума, сотрясающая их мир в эту самую минуту?

Снова появился рейтин, направив громкоговоритель на Джона.

– Какой ваш порт отбытия?

Вопрос уверил Джона в его победе.

– Джерси, – солгал он.

– У вас были контакты с чумой?

– Откуда я, черт побери, могу об этом знать?

Джон опустил свой громкоговоритель и подождал. Ему был виден рейтин, который склонил голову, прислушиваясь к сзади стоящему, потом:

– Приготовьтесь! Мы отбуксируем вас в Кинсейл.

Джон облегченно вздохнул и расслабился. Он чувствовал себя выжатым словно лимон. Джон положил громкоговоритель в его гнездо под своим сиденьем.

Вскоре из люка выползла стрела подъемника. Она несла моторный баркас того же тускло-серого цвета, что и не покрытые ржавчиной участки борта корабля. Баркас сильно раскачивался, потом его уравновесили баграми. Стрела вытянулась до предела. Джон слышал едва доносящийся рокот и стон лебедки, когда стрела пошла вниз и остановилась прямо над гребнями волн. На палубе баркаса появились люди. Они целенаправленно двинулись к крючьям тросов. Внезапно баркас погрузился в толчею волн. Вокруг него заплескалась вода, а спусковые тали освободились. Суденышко заскользило по волнам от борта легкого крейсера в широкой дуге кильватерного следа. Джон наблюдал за рулевым на румпеле. Мужчина прикрыл глаза от брызг, когда развернул баркас в положение примерно тридцать метров с наветренной стороны и сбросил обороты.

Баркас был низким судном с вместительным трюмом. Его борта поблескивали окантованными латунью портами. Из трюма появился лейтенант и направил свой громкоговоритель на Джона. Мужчины на носу приготовили небольшую реактивную установку с линем.

– Мы выстрелим линь к вам на борт, – окликнул Джона лейтенант. – Сохраняйте дистанцию. Ваш двигатель вообще-то работает?

Джон поднял свой собственный громкоговоритель.

– Временами.

– В заливе мы вас освободим, – прокричал лейтенант. – Если ваш двигатель заведется, следуйте к пирсу у южной оконечности. Причаливайте к пирсу и немедленно покидайте вашу лодку. Мы затопим ее, когда будем возвращаться. Если ваш двигатель не будет работать, то вам придется поплавать.

Джон снова взял громкоговоритель и направил его на лейтенанта.

– Да, да!

– Когда будете идти на буксире, спустите паруса, – прокричал лейтенант.

– Если вы перевернетесь, то мы вас вытаскивать не будем. Важно, чтобы вы это поняли.

– Утвердительно.

Моряк, скорчившийся под защитой кабины баркаса, закрепился, поднял пусковую установку, прицелился и выстрелил линь точно Джону под опорный брус. Джон обвязал свой румпель и унес линь вперед, где закрепил его за кнехт. Он дождался, пока буксирный канат развернет его лодку, спустил паруса и подвязал их, прежде чем вернуться к кокпиту.

В лицо ему ударил холодный ветер, когда они вывернули из-под прикрытия легкого крейсера. Несмотря на холод, Джон вспотел. Ветер вызвал у него дрожь. Они не прошли и мили, как качка и рывки буксирного троса привели его желудок в полнейшее расстройство. Джон кашлял от вони выхлопов баркаса. Там был виден лишь рулевой, который стоял на корме и держал руль левой рукой.

Начинало темнеть, когда они миновали Олд Хед в Кинсейле. Джон отметил, что в поселке и вдоль побережья не было света. Впрочем, легкий крейсер, идущий наравне с ними дальше от берега, сверкал огнями, и Джону была видна решетка радара, вращающаяся круг за кругом. Джон втиснулся в угол кокпита, размышляя, как его встретят на берегу. У него был документ только на имя О'Доннела. Он лежал в небольшой заплечной сумке здесь, внутри каюты, приютившись там вместе с купленными в Бресте бельгийским автоматом, спартанским запасом обезвоженной пищи, сменой белья и аварийным медицинским комплектом, приобретенным на черном рынке.

К северу Джон видел сияние других кораблей. Их огни ярко выделялись на фоне спускающейся серой темноты. Когда они обогнули Олд Хед, в поле зрения попал шестисекундный блинкер в Балмане. На кабине баркаса включили прожектор, и Джону были видны вспышки его сигналов в зареве, заливавшем нос лодки. С Хэнгмен Пойнт замигал ответный сигнал. Баркас принял влево, прямо в горловину Кинсейлской гавани, и увеличил скорость, поскольку шел с наступающим приливом.

По правому борту Джон увидел маркерный огонь ниже развалин Форта Чарльза, один из тех причальных огней, что он хорошо запомнил. Сейчас было уже совсем темно, но серебряная луна давала достаточно света, чтобы выявить скользящую мимо береговую линию. Он ощутил поворот, когда они свернули к южной оконечности залива. На городском причале был свет.

Джон встал, держась за опорный брус. Буксирный канат резко ослаб, чуть не выбросив Джона за борт. Огни баркаса проплыли мимо него налево, и судно заняло позицию позади Джона. Внезапно вдоль пирса вспыхнул длинный ряд ослепительных огней.

Громкоговоритель баркаса проревел:

– Выберите буксирный конец, прежде чем запускать двигатель.

Джон пробрался вперед, свернул влажный трос и оставил этот спутанный клубок на фордеке. Промокший и замерзший, он прополз обратно к кокпиту и расчехлил двигатель, работая в тусклом свете единственной шестивольтовой лампочки в отсеке. Ему была видна приливная волна, несущая его к причалу. Прежний владелец шлюпки однажды продемонстрировал ему двигатель в работе. Джон заправил бак, установил регулятор и дроссельную заслонку, потом потянул за пусковой шнур.

Ничего.

Он потянул снова. Двигатель несколько раз чихнул и наконец завелся. По кокпиту поплыли клубы выхлопных газов.

Громкоговоритель позади него заорал:

– Причаливайте к парому ниже пирса. Побыстрее!

Джон осторожно выжал сцепление, и маленький двигатель начал работать, разворачивая нос шлюпки. По сравнению с баркасом это было очень медленно, но паром был совсем рядом. Он сообразил, что вдоль причала стоят вооруженные люди, другие солдаты столпились на пароме. Они выловили шлюпку, когда она стукнулась о причал.

– Оставьте двигатель включенным, – приказал один из людей с оружием.

– Слушаюсь.

Джон прихватил из кабины свой рюкзак и спрыгнул на паром. Один из стоящих там мужчин ухватил его за руку, чтобы поддержать, но дружелюбия в этом жесте Джон не почувствовал. Потом, словно они это уже проделывали много раз, мужчины закрепили трос на корме шлюпки и стали поворачивать ее нос до тех пор, пока она не развернулась в сторону открытого моря. Один из них прыгнул на борт и привязал румпель. Белая вода заволновалась, перехлестывая через паром мелкой волной, когда мужчина прыгнул обратно. Причальный канат перерубили топором, и шлюпка поплыла навстречу поджидавшему ее флотскому баркасу.

Внезапно от баркаса к шлюпке протянулась огненная дуга. Нос парусника исчез в ревущем пламени. Мачта упала, корма приподнялась. В свете с пирса был хорошо виден бешено вращающийся винт. Потом двигатель резко умолк, и парусник скользнул под черную воду. Баркас заложил крутой вираж вокруг места, где шлюпка нашла последнее успокоение, нацелив туда прожектора. Потом баркас затормозил и развернулся кормой к парому. Снова заревел громкоговоритель:

– Это один из ваших вернулся домой, мальчики. Увидимся на следующей неделе.

– Значит, это один из наших, так? – спросил пронзительный тенор с такими интонациями, что у Джона похолодело внутри.

Джон повернулся к причалу, чтобы взглянуть на говорившего, и обнаружил упершийся ему в грудь пистолет-пулемет. Оружие держал высокий тощий мужчина в джинсовых брюках, объемистой зеленой куртке и широкополой шляпе с завернутой наверх в австралийском стиле левой стороной полей. Он стоял у подножия трапа, ведущего вверх на причал, его фигура четко выделялась на фоне ярких фонарей. Тень, отбрасываемая широкополой шляпой, скрывала от Джона его лицо.

– Меня зовут Джон Гарреч О'Доннел, – сказал Джон, не прибегая в этой компании к ирландскому акценту.

– Он говорит, как янки, Кевин, – хмыкнул мужчина позади. – Даже если его и зовут О'Доннел, не следует ли нам скормить его рыбам?

– Решения здесь принимаю я, – заявил Австралийская Шляпа. Он старался на упускать янки из поля зрения. – И что же такого привело вас в прекрасную Ирландию, Джон Гарреч О'Доннел?

– Мой талант нужен сейчас здесь, – ответил Джон и задумался об угрозе, которой было пропитано все окружающее.

– Значит, вы вернулись на землю своих предков, – сказал Австралийская Шляпа. – Из какого же города в земле янки вы сейчас явились?

– Бостон, – солгал Джон.

Австралийская Шляпа кивнул.

– Ах, да. По радио говорили, что в Бостоне очень плохо с чумой. Как вы оттуда выбрались?

– Я был в Европе, – ответил Джон. – В Бостон теперь я не могу вернуться. Они его полностью сожгли.

– Так говорят, – согласился Австралийская Шляпа. – У вас в Бостоне осталась семья?

Джон пожал плечами.

– Значит, в Ирландии? – продолжал уточнять Австралийская Шляпа.

– Я не знаю, – сказал Джон.

– Значит, Ирландия – единственное место, куда вы можете податься?

– Вы же слышали про толпы во Франции и Испании, – буркнул Джон.

– В ад или в Ирландию, – усмехнулся Австралийская Шляпа. – Вы об этом подумали?

Джон проглотил комок в горле. Этот мужчина в австралийской шляпе – Кевин – голос у него режет как нож. Смерть или жизнь здесь зависят от его прихотей.

– Именно сейчас Ирландии нужен мой талант, – повторил Джон.

– И что же это может быть? – спросил Кевин. Манеры его не смягчились. Дуло пистолета-пулемета оставалось направленным в грудь Джона.

– Я молекулярный биолог. – Он пристально смотрел на затененное лицо, отыскивая признаки того, что его заявление произвело впечатление.

Ничего.

– Вы молекулярный бихихолог? – спросил кто-то сзади.

– Для того, чтобы найти средство от чумы, нужны люди моей специальности, – сказал Джон.

– Ну, конечно, Кевин, – хмыкнул мужчина сзади. – Он прибыл спасти нас от чумы! Ну разве это не замечательно?

Кое-кто из мужчин рассмеялся. В звуках этого смеха не было ни капли юмора.

Внезапно жестокий толчок сзади заставил Джона сделать несколько спотыкающихся шагов навстречу пистолету-пулемету. С обеих сторон его сгребли чьи-то руки, держа мертвой хваткой.

– Посмотрите, что у него в сумке, – приказал Австралийская Шляпа.

Сумку вырвали из руки Джона и передали куда-то за его спину.

– Кто вы такие? – спросил Джон.

– Мы Финн Садал, – ответил Австралийская Шляпа. – Нас называют Пляжными Мальчиками.

– Ты только взгляни на это, Кевин! – Один из мужчин вышел из-за спины Джона, неся небольшой контейнер, в котором были деньги и бельгийский автомат.

Австралийская Шляпа взял контейнер и заглянул в него, твердо держа пистолет-пулемет одной рукой.

– Как много денег, – усмехнулся он. – Вы БЫЛИ богатым человеком, Джон Гарреч О'Доннел. Что вы собирались делать с таким богатством?

– Помогать Ирландии, – солгал Джон.

Во рту у него пересохло. Повсюду вокруг ощущалась ярость, нечто, едва удерживаемое под контролем, что могло обрушиться на него в любой момент.

– И маленький пистолет? – спросил Австралийская Шляпа. – Что вы на это скажете?

– Если бы за мной пришла толпа, я заставил бы ее дорого заплатить, – ответил Джон.

Австралийская Шляпа сунул контейнер с автоматом и деньгами в боковой карман своей куртки.

– У него есть какие-нибудь документы?

Цепкие руки обшарили карманы Джона. Он почувствовал, как вытащили его перочинный нож.

Наручные часы сняли. Его бумажник и поддельное удостоверение личности передали Австралийской Шляпе, который баюкал в одной руке пистолет, просматривая их. Он извлек из бумажника деньги, сунул их в карман куртки и швырнул бумажник в залив.

Следующим ему был вручен поддельный паспорт.

Он изучил его и небрежно отправил вслед за бумажником, сказав:

– О'Доннел, вполне достаточно.

Австралийская Шляпа наклонился к Джону, загородив сияние фонарей над ним. Тот мог теперь разобрать затененные черты – узкое лицо, две впадины глаз, острый подбородок. Ярость грозила заставить Джона сопротивляться державшим его мужчинам.

Австралийская Шляпа, казалось, увидел это, и между ними проскочила вспышка безумия, ярость против ярости, сумасшествие против сумасшествия. Это пришло и ушло так быстро, что Джон даже не понял, было ли это на самом деле. Он почувствовал, как что-то коснулось его, и видимого, и скрытого. И Джон отразился в другом человеке, словно в темном зеркале, в другой половине себя.

Оба мужчины отпрянули от этого.

Джон снова стоял в сверкании фонарей на причале. Лицо Австралийской Шляпы снова пряталось в тени.

Немного погодя Австралийская Шляпа сказал:

– Я склонен слегка изменить правила игры, мальчики.

Кто-то позади Джона спросил:

– Потому что он О'Доннел, как и ты сам?

– А у тебя, может быть, есть какая-то другая причина, Муирис? – Пистолет-пулемет поднялся и нацелился мимо Джона на мужчину, задавшего вопрос.

Тут Джон сообразил, что этот человек способен убить своего товарища, что Австралийская Шляпа правит убийственной яростью. Что он, возможно, убивал неоднократно, чтобы завоевать и удержать свое положение властителя.

«Не это ли они увидели друг в друге?»

– Ну что ты, Кевин, – жалобно простонал Муирис.

– Следующего, кто усомнится в моей власти, я убью, или я не Кевин О'Доннел, – рявкнул Австралийская Шляпа.

– Разумеется, Кевин, – сказал Муирис, в голосе его слышалось облегчение.

– Его раздеть догола и вывезти на грузовике в обычное место, – приказал Кевин О'Доннел. – Может быть, он выберется, а может быть, и нет. Таково мое решение. Кто-нибудь что-то имеет против?

Мужчины вокруг не осмелились даже пискнуть.

Кевин О'Доннел снова обратил свое внимание на Джона.

– Побережье принадлежит Финн Садал. Не выходи обратно к берегу, иначе будешь убит, как только попадешься на глаза. Ты теперь в Ирландии, и здесь ты и останешься, живой или мертвый.

20

Поскольку О'Нейлом для распространения его чумы были использованы зараженные деньги, то спасение шведов примечательно. Это показывает, что шведы, в сущности, черепахи. При первых же признаках опасности они прячут свои мягкие части, оставляя для обозрения лишь твердый панцирь. Я готов поставить на все, что у меня есть, что они выжгли очаги заразы в своих границах. Это надо учесть на будущее. Если люди поверят, что Швеция осталась по сути незатронутой, вокруг разойдется изрядная доля полезной зависти.

Адам Прескотт

Енос Ладлоу, председатель Тактического Консультативного Комитета, осторожно положил тонкую папку на стол президента Прескотта и отступил на шаг. Он перевел свое внимание на окна позади президента, где была видна команда садовников, которая перекладывала извлеченные из грунта растения в поддоны, чтобы перевезти их в арендованные Белым Домом сады в Бетесде. Это была регулярная послеполуденная процедура, этакая безумная попытка сохранить свое окружение живым и прекрасным в сердцевине смерти.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36