Мастера фантастики - Кольца анаконды

      – Послать протест, разумеется. Мой секретарь уже готовит черновик. Затем я проконсультируюсь с вами…
      – Этого мало, разрази меня гром! Дайте этим мя-тежным янки палец, так они всю руку отхватят. На самом деле надо схватить их за шкирку и задать до-брую трепку, как терьер крысе! На этот постыдный акт следует отреагировать незамедлительно, с пре-дельной решимостью и категоричностью! Я освобож-даю вас от ответственности, и сам позабочусь обо всем. Я твердо намерен послать депешу, которая за-ставит этих янки взлететь вверх тормашками.
      – Я уверен, что имеются прецеденты, сэр. Затем мы обязаны проконсультироваться с королевой…
      – К черту прецеденты, и… да, конечно, мы несо-мненно обязаны представить это дело вниманию ко-ролевы. Хотя меня повергает в трепет необходимость столь скоро встретиться с ней вновь. Во время своего последнего визита в Букингемский дворец я как раз застал ее в самый разгар очередного приступа исте-рики. Надеюсь, что эти скверные новости все-таки привлекут ее внимание. Я ничуть не сомневаюсь, что она будет возмущена даже более нашего, эти амери-канцы ей совсем не по душе.
      – Если мы поведем себя более деликатно, нужды встречаться с королевой не возникнет. Быть может, не так уж разумно палить по янки сразу из всех ору-дий? Мы можем доказать свою правоту, прибегнув к соответствующим средствам. Начнем с протеста, затем последует ответ. Если они и тогда не согласят-ся на наши вежливые требования, мы забудем о снис-хождении и доводах рассудка. Мы больше ж станем их просить. Мы будем «диктовать им, как следует поступать.
      – Быть может, быть может, – проворчал Паль-мерстон. – Я приму это к сведению, когда будет со-зван кабинет. Срочный созыв кабинета становится настоятельнойнеобходимостью.
      Легонько постучав, вошел секретарь.
      – Адмирал Милн, сэр. Интересуется, можете ли вы его принять.
      – Конечно, проводите его ко мне.
      Встав навстречу вошедшему адмиралу, лорд Пальмерстон пожал ему руку.
      – Как я догадываюсь, адмирал, это отнюдь не визит вежливости?
      – Никоим образом, сэр. Позвольте присесть?
      – Конечно. Ваша рана?..
      – Отлично зажила, но я еще не так крепок, как следовало бы. – Сев, адмирал перешел прямо к делу: – Я чересчур засиделся на суше, джентльме-ны. Сей внезапный оборот событий настоятельно на-поминает мне об этом факте.
      – "Трент"? – осведомился Рассел.
      – "Трент", что ж еще! Корабль, ходящий под британским флагом… остановлен в море чужим бое-вым кораблем… не нахожу слов.
      – Как и я, сэр, как и я! – Гнев Пальмерстона вспыхнул с новой силой. – Я вижу это злодеяние ва-шими глазами и разделяю ваш пыл. Вы с честью би-лись за родную страну, были ранены на службе оте-честву в Китае. Вы адмирал самого могучего военно-морского флота на свете. А тут такое! Я знаю, что вы должны чувствовать…
      Теперь Милн нашел слова и прямо затрясся от ярости, выплевывая их.
      – Унижение, сэр! Унижение и бешенство! Этим колонистам следует преподать урок! Видит Бог, они не смеют стрелять по британскому судну – по коро-левскому почтовому пакетботу! – и не испытать на себе последствий столь кощунственных действий!
      – Каковы же должны быть эти последствия, по вашему мнению? – полюбопытствовал Пальмерстон.
      – Не мне об этом судить. Это по вашей части, джентльмены, решать, какого курса придерживаться в подобных вопросах. Но я хочу, чтобы вы знали, что весь флот Ее Величества до последнего человека поддержит вас от начала и до конца!
      – Вы считаете, что они разделяют наше возму-щение?
      – Да не считаю, а знаю! Все, от младшего кано-нира на орудийной палубе до высочайших чинов в адмиралтействе, испытывают ярость и омерзение. И острейшее желание следовать туда, куда вы их на-правите.
      Пальмерстон медленно склонил голову.
      – Спасибо за откровенность, адмирал. Вы укре-пили нашу решимость. Кабинет будет созван тотчас же. Уверяю вас, меры будут приняты сегодня же. И не сомневаюсь, что ваше возвращение на боевую службу будет оценено по достоинству, а ваше прошение – принято.
      – Здесь офицер с «Трента», сэр, – доложил сек-ретарь, проводив адмирала. – Хочет получить ин-струкции, как распорядиться документами, оказав-шимися у него на руках.
      – Какими еще документами?
      – Похоже, он принял под свою ответственность документы, которые господа Мейсон и Слайделл хо-тели утаить от американского правительства. А теперь он желает получить инструкции касательно то-го, как ими распорядиться.
      – Превосходно! Пусть несет их, и мы посмотрим, почему янки так спешили изловить этих господ.
      Как только «Сан-Хасинто» на всех парах пошел на север, в сторону Нью-Йорка, погода испортилась. Дождь вовсю хлестал по плащу капитана Уилкса, стоявшего на полубаке. Море разгулялось, пошел снег с дождем. На полубак поднялся лейтенант Фэр-факс, и капитан обернулся к нему:
      – Механик докладывает, что мы принимаем на борт воду, сэр. Швы подтекают в таком бурном море.
      – Помпы справляются?
      – Отлично справляются, капитан. Но он хочет сбавить обороты, чтобы снизить нагрузку на обшив-ку. Корабль порядком послужил на своем веку.
      – Да уж, действительно. Ладно, восемьдесят оборотов, но ни одним меньше. Полученные приказы весьма недвусмысленны.
      На более тихом ходу течь прекратилась, так что откачку даже пришлось на несколько минут приоста-новить, чтобы уровень воды в помповом колодце под-нялся повыше. Дела пошли намного лучше. Но ветер все крепчал, качка усиливалась. Плавание выдалось не из приятных. Ко времени прибытия в Нью-Йорк снег валил вовсю, теперь вперемешку с хлестким гра-дом, и видимость упала почти до нуля. Однако при-бытия «Сан-Хасинто» ждали, и в проливе у Стейтн-Айленда его встретил буксир.
      Уткнув нос в воротник бушлата, капитан Уилкс с мостика смотрел, как бросают трос и крепят буксир к борту. По штормтрапу не без труда вскарабкались двое людей в мундирах; остановившись на палубе, они ждали, пока поднимут их кожаные саквояжи. Лейтенант Фэрфакс явился на мостик с докладом.
      – Это федеральные исполнители, капитан. Им приказано явиться к вам, сэр.
      – Хорошо. Позаботьтесь, чтобы их проводили в мою каюту. Как там наши пленники?
      – Активно возмущаются погодой и условиями содержания.
      – Это несущественно. Они под замком?
      – Так точно, сэр. А у дверей круглосуточно несут вахту часовые.
      – Позаботьтесь, чтобы так было и дальше. – С этими словами капитан направился в собственную каюту, чтобы подождать федеральных исполните-лей.
      Новоприбывшие, оба рослые и крепко сложен-ные, с громким топотом вошли в каюту. В тепле каю-ты снег, облепивший их тяжелые шинели, начал по-немногу таять.
      – У вас имеются новые приказы для меня? Старший из исполнителей передал ему кожаный бювар. Вынув бумаги, Уилкс пробежал их глазами.
      – Вам известно содержание приказов?
      – Да, капитан. Мы должны остаться на борту и не спускать глаз с ваших заключенных. Далее ко-рабль должен проследовать прямо в форт Уоррен в Бостонской гавани. Департамент военного флота бес-покоило только одно: чтобы у вас хватило угля. – Бункеры почти полны. Выходим тотчас же. Как только судно вышло из гавани, шторм обру-шился на него в полную силу. Волны перехлесты-вали через палубу, в шпигатах бурлила вода. «Сан-Хасинто» так швыряло и мотало, что винт то и дело оказывался на воздухе, когда волны прокатывались под кормой. Та ночь далась нелегко даже бывалым морякам, а уж для сухопутных жителей обратилась в сущую пытку. Морская болезнь довела всех четве-рых заключенных до полнейшего изнеможения, как и федеральных исполнителей. Слайделл громко сте-нал, молясь о том, чтобы судно либо прибыло в спо-койную гавань, либо затонуло – что угодно, только бы избавиться от мучений.
      Лишь на второй день после полудня потрепанный штормом «Сан-Хасинто» вошел в более тихие воды Бостонской гавани и пришвартовался к причалу фор-та Уоррен. Отделение вооруженных солдат увело из-мученных пленников прочь, а федеральные исполни-тели на заплетающихся ногах побрели следом. Лейтенант Фэрфакс проследил за выгрузкой их бага-жа и припасов, взятых с «Трента». Форт Уоррен, своими стенами опоясывающий весь крохотный ост-ровок, – тюрьма весьма надежная. Вернувшись на корабль, Фэрфакс принес капитану в каюту свежие газеты.
      – Сэр, вся страна ликует. Вас приветствуют как спасителя нации.
      Уилкс ничем не выказал, что новость эта достави-ла ему удовольствие. Он всего лишь исполнял свой долг, как сам его понимал, хотя кое-кто из флотского начальства может воспринимать это дело несколько иначе. Но успех окупает все. Капитан едва не улыб-нулся, услышав добрые новости. В свете народного ликования командованию будет трудновато порицать его действия. Он прочел заголовки, испытывая угрю-мое удовлетворение.
      – Очевидно, лейтенант Фэрфакс, в этой стране наших пленников не так уж и любят. Поглядите-ка, Мейсона называют мошенником, трусом и задирой… ну и ну! И даже более того – помпезным снобом, а также тщеславным пустозвоном и предателем.
      Фэрфакс тоже читал газеты.
      – В «Глоуб» точно так же обходятся со Слайдел-лом. Его рисуют бездушным, хитрым, себялюбивым, кровожадным и развращенным.
      – А мы-то думали, что захватили всего лишь па-рочку политических ренегатов. Любопытно, английские газеты смотрят на эту проблему с той же точки зрения?
      Весьма в этом сомневаюсь, капитан.
      В ожидании, пока Кабинет соберется, лорд Паль-мерстон читал лондонские газеты, угрюмо кивая в знак согласия с напыщенными гневными разглаголь-ствованиями.
      – Поддерживаю каждое слово, джентльмены, буквально каждое, – он помахал над столом пачкой газет. – Страна за нас, публика просто вне себя. Мы должны действовать быстро, иначе этим мятежным колонистам вздумается, будто их наглость останется незамеченной. Итак, все ли из вас получили возмож-ность ознакомиться с документами с «Трента»?
      – Я изучил их весьма внимательно, – сообщил Уильям Гладстон. – Помимо, разумеется, писем, ад-ресованных лично королеве и французскому импера-тору.
      – Они будут отосланы адресатам, – кивнул
      Пальмерстон.
      – Что же до предписаний верфям и прочих до-кументов, они вполне подтверждают полную легитимность обоих послов. Не знаю, как отреагирует Франция, но лично я поражен действиями янки, от-важившихся пойти на перехват посреди моря.
      – Вполне разделяю ваши чувства, – поддержал
      Пальмерстон.
      – Итак, что вы порекомендуете, милорд? – ос-ведомился Рассел.
      – По тщательном размышлении и учитывая об-щественное мнение, я полагаю, что следует прибег-нуть к самым решительным мерам. Передо мной лежит набросок ноты, – Пальмерстон постучал по листку, лежащему на столе. – Поначалу я считал, что было бы довольно отправить протест по обычным дипло-матическим каналам, потому-то и созвал вас вместе.
      Однако с той поры я проникся убеждением, что все-общее волеизъявление нельзя оставить без внимания. Мы должны от лица всей страны высказать янки справедливое негодование. Я подготовил эпистолу американскому правительству, прибегнув к самым сильным выражениям. Я отдал распоряжение, чтобы в Саутгемптоне стоял под парами почтовый пароход, дожидаясь прибытия этого послания. Королева уви-дит его сегодня же и несомненно согласится с каж-дым словом. Как только ее одобрение будет получе-но – депеша тотчас же отправится в путь.
      –Сэр!
      – Да, мистер Гладстон? – улыбнулся Пальмерс-тон. На канцлера казначейства Уильяма Гладстона всегда можно было опереться в годину испытаний.
      – Я с радостью извещаю вас, что нынче вечером мы с женой обедаем в обществе королевы и принца Альберта. Пожалуй, я мог бы подать депешу ей на рассмотрение, сделав особый акцент на единодушии правительства в данном вопросе.
      – Великолепно! – Пальмерстон испытал не-малое облегчение и готов был чуть ли не хлопнуть Гладстона по спине, радуясь, что удалось избежать встречи с королевой. – Мы все в долгу перед вами за то, что вы берете эту обязанность на себя. Меморан-дум в полном вашем распоряжении.
      Хотя собрание Кабинета министров Гладстон по-кинул в наилучшем настроении, горя желанием по-мочь своей партии и послужить родной стране, он по-рядком подрастерял свой энтузиазм, ознакомившись с документом, который так охотно вызвался пред-ставлять. Позже вечером, когда колеса кареты уже затарахтели по булыжной мостовой перед въездом в Букингемский дворец, жена с беспокойством замети-ла, как сурово сжаты его губы.
      – Что-нибудь стряслось, Уильям? Я не видела тебя таким мрачным с тех пор, когда мы были в этом ужасном Неапольском королевстве.
      – Должен просить у тебя прощения. Я крайне со-жалею, что не смог оставить свои беды в стороне. – Он ласково пожал руку жены, затянутую в перчат-ку. – Как и в Неаполе, меня весьма тревожат дела государственной важности. Но давай не позволим им портить нынешний вечер. Я ведь знаю, с каким не-терпением ты ждала этого обеда в обществе Ее Вели-чества.
      – Ты прав, – голос ее чуточку надломился. По-колебавшись, она спросила: – Искренне надеюсь, что королева вполне здорова? Поговаривают – ко-нечно, я не верю – о ее… ну, состоянии рассудка. В конце концов, она ведь внучка Георга Безумного (То есть короля Георга III, в 1811 году признанного душевнобольным.).
      – Дорогая, тебе не должно быть никакого дела до праздных сплетен, распространяемых отбросами общества. Она ведь, в конце концов, королева.
      Их проводили в гостиную, где Гладстон покло-нился, а его жена сделала реверанс королеве Викто-рии.
      – Альберт подойдет через минутку, мистер Гладстон. Сейчас он отдыхает. Боюсь, мой дорогой муж сильно перетрудился.
      – Прискорбно слышать, мэм. Но я не сомнева-юсь, что ему обеспечен наилучший уход.
      – Конечно! Сэр Джеймс Кларк осматривает его ежедневно. Сегодня он прописал эфир и капли Гоф-мана. Но угощайтесь же, на буфете есть шерри, если желаете.
      – Спасибо, мэм. – Гладстону, сидевшему как на иголках, и в самом деле хотелось выпить. Непроиз-вольно похлопав себя по груди, где во внутреннем кармане покоился принесенный документ, он как раз наливал себе шерри, когда вошел принц Альберт.
      – Мистер Гладстон, добрейшего вам вечера.
      – И вам, сэр. Здоровья и счастья.
      Принц– обожаемый супруг, отец большого се-мейства – счастьем обделен не был, а вот здоровья ему явно не помешало бы, ибо выглядел он, бесспор-но, больным. Годы не пожалели его. Элегантный, грациозный юноша стал рыхлым, лысеющим, до срока постаревшим мужчиной с бледной, землистой кожей и темными кругами у глаз. Опускаясь в крес-ло, он вынужден был вцепиться дрожащими руками в подлокотники. Королева с тревогой поглядела на него, но принц лишь отмахнулся:
      – Обычный бронхит, как пришел, так и уйдет. После доброго обеда мне станет куда лучше. Пожа-луйста, не беспокойся.
      Утешившись, королева обратилась к прочим делам.
      – Мистер Гладстон, мой секретарь уведомил ме-ня, что вы хотите обратиться к нам по вопросам госу-дарственной важности.
      – Это касательно ноты, которую премьер-ми-нистр намерен послать американцам, мэм, по поводу «Трента». С вашего одобрения, разумеется. Впро-чем, она может обождать, пока мы не отобедаем.
      – Вероятно. Тем не менее мы взглянем на нее сейчас. Это дело весьма тревожит меня, даже не тре-вожит, а, следует признаться, шокирует. Мы весьма серьезно озабочены тем фактом, что британский ко-рабль был не просто остановлен в море, но и подверг-ся захвату.
      Как только Гладстон достал письмо, королева указала на принца-консорта.
      – Пусть Альберт прочтет. Мне и в голову не при-дет написать письмо, не посоветовавшись с ним. Он оказывает мне величайшую помощь и в этом, и во многих прочих делах.
      Будучи прекрасно осведомленным, как и все вокруг, что королева даже не оденется, не посоветовав-шись с супругом, лорд Рассел поклонился в знак со-гласия и передал конверт принцу Альберту.
      Развернув листок, принц поднес его к свету, а затем вслух зачитал:
      «Касательно вопроса о насильственном изъятии четырех пассажиров с британского судна в открытом море. Правительство Ее Величества даже мысли не допускает, что правительство Соединенных Штатов не проявит рвения по собственной воле всяческим об-разом загладить столь вопиющий проступок. Мини-стры Ее Величества ожидают следующего. Первое. Освобождения всех четырех джентльменов, захва-ченных силой, и передачи их лорду Лайонсу, бри-танскому послу в Вашингтоне. Второе. Извинения за оскорбление, нанесенное британскому флагу. Тре-тье…» – Он утробно кашлянул. – Прошу проще-ния. Весьма крепкие выражения и, боюсь, далее пос-ледуют подобные же. Крайне сильные выражения.
      – Как и должно быть, – отозвалась королева с нескрываемым негодованием. – Я не в восторге от американцев – и презираю этого мистера Сьюарда, отпустившего такое множество лживых замечаний в адрес нашей страны. И все же, если ты считаешь, что необходимо внести поправки, Любимый…
      Когда принц Альберт услышал ласковое немец-кое слово, его изможденное лицо озарилось мимолет-ной улыбкой. Он искренне верил, что его жена – Превосходнейшая, несравненная женщина, мать и коро-лева. Разве что склонная к резким переменам настро-ений – то кричит на него, то ластится. Но всегда остро нуждается в его советах. Лишь его скверное здо-ровье мешает ему стать великой подмогой в ее неус-танных трудах, лежащих на плечах правящей монар-хини. А теперь еще и это. Пальмерстон изложил требования в самой воинственной и угрожающей ма-нере. Эта манера, равно как и само послание, оскор-бит любого главу государства.
      – Да не то чтобы поправки, – сказал он, – ибо премьер-министр высказывает совершенно справед-ливые требования. Совершено международное пре-ступление, в том нет ни малейших сомнений. Но, может статься, вина за сей инцидент целиком лежит на капитане американского судна. Прежде чем сы-пать угрозами, мы должны в точности выяснить, что же именно там случилось и почему. Ни в коем случае нельзя позволять этому делу идти самотеком. По-сему, полагаю, необходимо внести кое-какие изме-нения. Не столько в содержание, сколько в тон. Су-веренной державе нельзя приказывать, как своенрав-ному ребенку. – Он не без труда встал на трясущиеся ноги. – Пожалуй, мне не помешало бы сейчас немно-го поупражняться в письме. В настоящее время я не голоден. Если позволите, поем попозже.
      – Тебе нехорошо? – спросила королева, при-поднявшись из кресла.
      – Легкое недомогание, пустяки. Пожалуйста, не стоит прерывать обед из-за меня.
      Попытавшись улыбнуться, принц Альберт дви-нулся вперед, но вдруг будто споткнулся. Колени у него подломились, и принц-консорт рухнул, крепко ударившись головой о пол.
      – Альберт! – вскрикнула королева. Тотчас же бросившись к принцу, Гладстон пере-вернул его и потрогал бледную кожу.
      – Он без сознания, мэм, но дышит довольно ровно. Может, врача…
      Королева не нуждалась в подсказках, чтобы при-звать людей на помощь своему дорогому Альберту. Тотчас же появилось огромное множество слуг, бро-сились разыскивать одеяло, укрыли ему ноги, под го-лову подложили подушку, нашли носилки, послали гонца за сэром Джеймсом. Королева ломала руки, лишившись дара речи. Поглядев на бесчувственного Альберта, Гладстон впервые заметил, что принц по-прежнему держит послание в конвульсивно стисну-том кулаке.
      – Если позволите, мэм, – шепнул канцлер, пре-клонив колени и бережно освободив бумагу. Он ко-лебался, понимая, что сейчас не время и не место, но все-таки чувствуя, что обязан упомянуть об этом. – Может, отложим ноту до завтра?
      – Нет! Заберите ее. Посмотрите, что она натво-рила! Это ужасная бумага так подействовала на до-рогого Альберта. Она взволновала его, вы же виде-ли. При его хрупком здоровье подобное было уж чересчур. Снова эти американцы, это они во всем ви-новаты. Бедняжка, он так встревожился… Заберите ее с глаз моих долой! Делайте с ней что хотите. Док-тор, наконец-то!
      О трапезе никто больше и не вспомнил. Королева ушла вместе с принцем. Когда дверь за ней закры-лась,. Гладстон распорядился, чтобы им принесли пальто и вызвали карету.
      Вечер выдался недобрый.
      Послание уйдет, как написано.
      Жребий брошен.
 

ОРУЖИЕ

      Когда президентский поезд остановился в Джер-си, чтобы заполнить цистерны паровоза, доставили последние рапорты и донесения; личный секретарь президента сам принес их. Авраам Линкольн, вдали от Белого дома на время избавившись от постоянного напряжения и тягот управления государством, любо-вался сквозь заиндевевшее окно зимней красотой реки Гудзон. Пышущая жаром угольная печурка гнала холод прочь. На сиденье напротив безмятежно дремал военный министр Эдвин М. Стэнтон. После Белого дома, поминутно осаждаемого искателями президентской благосклонности, поезд казался при-ютом мира и покоя. Президента не смог потревожить даже вид кипы принесенных бумаг.
      – Я вижу, война по-прежнему преследует меня повсюду, Николай.
      – Война с отщепенцами и с Конгрессом. Порой мне кажется, что последний куда хуже. Конгресс-мены в…
      – Избавьте меня от политиков хоть на минутку. Свинец и порох кажутся куда милосерднее.
      Кивнув в знак согласия, Джон Николай зашелес-тел свежими рапортами, переданными ему Хеем.
      – А вот этот доставит вам удовольствие. Высадка на острове Тиби в реке Саванна прошла весьма ус-пешно. Командир докладывает, что далее будет ата-кован форт Пуласки. Как только с ним будет покон-чено, Саванна наверняка падет. Далее, наш тайный агент в Норфолке сообщает, что прибыла новая пар-тия брони для «Мерримака». А также пушки. Они переименовали его в корабль военного флота Конфе-дерации «Виргиния».
      – Давайте пока не будем тревожиться о нем. Но позаботьтесь, чтобы копия рапорта дошла до коман-ды «Монитора». Это заставит их трудиться круглые сутки.
      Президент перелистал газеты. В последнее время пресса будто сговорилась против него и его админи-страции. Аболиционисты снова единодушно накину-лись на него – их послушать, так надо перебить всех южан поголовно и освободить всех рабов до единого, а о меньшем даже говорить не стоит. О дна из заметок привлекла его внимание, и Линкольн улыбнулся, чи-тая ее, а потом скомкал газету в кулаке.
      – Вот это настоящая журналистика, Николай.
      Наши защитники порядка и права одержали гранди-озную победу на пароходе в Балтиморе. Послушайте:
      «Их подозрения пробудила дама, чересчур нервни-чавшая и старательно уклонявшаяся от встречи с ними. Когда ее ридикюль обыскали, там обнаружи-лось множество перчаток, чулок и писем, предназна-чавшихся для Юга. Также выяснилось, что малолет-ний мальчик вез изрядное количество хинина. Обоим было позволено следовать дальше после того, как их груз подвергся конфискации». Наши защитники не смежают век ни на минуту.
      К тому времени, когда они покончили с бумага-ми, поезд подошел к станции Уэст-Пойнт, и паровой свисток локомотива провозгласил о прибытии. Лин-кольн надел пальто и шарф, потом нахлобучил ци-линдр, прежде чем сойти на перрон, к встречающим его армейским офицерам и служащим литейного за-вода. Стэнтон и его секретари последовали за прези-дентом. Все вместе они взошли на паром, чтобы пере-правиться через реку Колд-Спринг. Было довольно холодно, но переправа прошла быстро, а у пристани уже ждали крытые экипажи. Лошади топтались на месте, и пар их дыхания клубился в недвижном мо-розном воздухе. У первого экипажа стоял серьезный мужчина в сюртуке.
      – Господин президент, – сказал Стэнтон, – по-звольте представить мистера Роберта Паркера Пэр-рота, изобретателя и оружейника, хозяина металлур-гических мастерских Вест-Пойнт.
      Линкольн кивнул, а Пэррот тряхнул руку сперва ему, а потом Стэнтону.
      – Весьма польщен, мистер Линкольн, что вы по-сетили мой завод и собственными глазами увидите, что мы тут делаем.
      – Не мог отказаться от такой возможности, мис-тер Пэррот. Мои командиры криком кричат, что им нужны пушки, больше пушек, а их желания следует уважать.
      – Мы здесь стараемся изо всех сил, чтобы удов-летворить их запросы. Я подготовил к испытанию только что законченную трехсотфунтовку. Если вы не против, первым делом мы отправимся на полигон, а уж затем в пушечные мастерские. Уверяю вас, эта пушка – самая впечатляющая и мощная из всех, ка-кие я когда-либо производил.
      Так оно и оказалось. Черное орудие, надежно за-крепленное на массивной испытательной платформе, выглядело весьма зловеще. Линкольн одобрительно кивнул, прошагав вдоль пушки, и, несмотря на свой немалый рост, не без труда дотянулся до жерла, чтобы взглянуть на желобки нарезки в стволе.
      – Заряжена, господин президент, – сообщил Пэррот. – Если вы удалитесь на некоторое расстоя-ние, то сможете увидеть, на что способна эта пушка.
      Когда гости отошли, прозвучала команда, и спус-ковой механизм был приведен в действие.
      От силы взрыва содрогнулась земля, и, хотя зри-тели крепко зажали уши ладонями, грохот оглушил их. Жерло орудия изрыгнуло грандиозный сноп пла-мени, и Линкольн, стоявший позади пушки, увидел, как черный снаряд, смахивающий на огрызок каран-даша, понесся за реку и мгновение спустя разорвался среди деревьев полигона на другом берегу. К небу взмыл столб черного дыма, во все стороны полетели ветви и щепки, а через несколько секунд до слуха до-катился грохот взрыва.
      – Впечатляющее зрелище, мистер Пэррот, – за-метил Линкольн, – мне никогда его не забыть. 'А те-перь расскажите о своей работе более досконально, но только в тепле литейного цеха, если позволите.
      После короткой поездки с полигона они торопли-во устремились навстречу манящему теплу, разливающемуся от ревущих горнов. Там их ждал лейтенант армии, при их приближении отдавший честь.
      – Генерал Рипли послал меня вперед, господин президент. Он сожалеет, что обязанности в Вест-Пойнте помешали ему присоединиться к вам раньше. Однако он уже выехал.
      Линкольн кивнул. Бригадный генерал Джеймс У. Рипли, возглавляющий департамент материального снабжения, отвечал не только за производство ору-дий, но и за разработку новых конструкций. По на-стоянию президента он неохотно согласился поки-нуть свою бумажную работу и принять участие в посещении производства.
      Под предводительством Пэррота инспекционная комиссия обошла завод. Работа не останавливалась ни на минуту; литейщики, имеющие дело с расплав-ленным железом, не могли терять время даже на то, чтобы взглянуть на своих сановных гостей. Два де-сятка зданий были заполнены орудиями всех кали-бров, находившимися на различных стадиях произ-водства – от черновой отливки до окончательной сборки. На каждом из них стояло клеймо с инициа-лами «МУП» и «РПП» – «Мастерские Вест-Пойнт» и «Роберт Паркер Пэррот». Линкольн шлепнул ла-донью по казенной части тридцатифунтовой пушки.
      – Мои инженеры докладывают, что своими успе-хами ваши пушки обязаны бандажам казенной части. Это правда?
      – В каком-то смысле да, но это чисто техничес-кий аспект, господин президент.
      – Не стесняйтесь посвятить меня в детали, мис-тер Пэррот. Вам следует помнить, что, перед тем как податься в политику, я был землемером и весьма си-лен в математике. Как я понимаю, источником ны-нешних проблем служит нарезка орудийного ствола.
      – Вы совершенно правы, сэр. Гладкоствольные пушки ушли в прошлое. Винтовая нарезка закручи-вает снаряд во время его движения в стволе, обеспе-чивая большую точность и дальность стрельбы. Но она же порождает проблемы. Благодаря нарезке сна-ряд сдерживает напор пороховых газов куда эффек-тивнее, что и обеспечивает увеличение дальности по-лета. Увы, это же более высокое давление приводит к разрыву орудия. Потому-то и делаются бандажи на казенной части, чтобы погасить возросшее давление. Использование для этого колец отнюдь не в новинку. Однако мое изобретение заключается в создании более прочного кольца, как я вам сейчас продемон-стрирую. Будьте любезны, сэр, вот сюда.
      Только что выкованный, нарезанный ствол двад-цатифунтовой пушки покоился на металлических валах, с выставленной в сторону казенной частью. По сигналу Пэррота двое дюжих кузнецов взялись за клещи, вытащили из ревущего горна раскаленный добела железный бандаж и с привычной сноровкой насадили его на казенник ожидающего орудия. Бан-даж оказался лишь самую малость больше пушки, так что они кряхтели от напряжения, натягивая его и молотами вгоняя на место.
      – Готово, начинайте вертеть!
      Едва заново опоясанная бандажом пушка начала вращаться, как в ствол сунули трубу и начали зака-чивать в нее воду, чтобы охладить ствол изнутри.
      – При нагревании металл расширяется, – пояс-нил Пэррот, – и сейчас диаметр бандажа больше, чем перед нагреванием. Как видите, вода охлаждает казенник, а за ним и бандаж. Как только бандаж ос-тынет, он равномерно сократится, плотно охватив ствол по всей окружности. Прежние способы обвязки пушек бандажами не обеспечивали подобной крепос-ти и надежности. Ствол обжимался неравномерно, всего в нескольких местах. Стволы, изготовленные подобным способом, могли выдержать гораздо мень-ший заряд, иначе их разрывало.
      – Впечатляет. И сколько же этих новых пушек вы производите в настоящее время?
      – На сегодня мы делаем десять тяжелых орудий еженедельно. А также две тысячи снарядов для них.
      – В своем письме вы писали, что можете увели-чить производительность?
      – Могу. И увеличу. С новыми горнами и токар-ными станками я за три месяца смогу так расширить-ся, что буду еженедельно выпускать не менее два-дцати пяти пушек и семи тысяч снарядов. – Он мгновение помялся, словно что-то его тревожило. – Все детально разработано и ждет вашей инспекции. Однако нельзя ли… переговорить с вами с глазу на глаз?
      – Мистер Стэнтон и мои секретари пользуются моим всемерным доверием
      Пэррот уже взмок, – но отнюдь не из-за жары в цеху.
      – Ничуть не сомневаюсь. Но это вопрос величай-шей секретности, люди… – Голос его совсем стих и пресекся, изобретатель уставился в пол, пытаясь со-браться с духом.
      Задумчиво погладив бороду, Линкольн повернул-ся к Стэнтону и секретарям:
      – С вашего позволения, джентльмены, мы уда-лимся на пару минут.
      Испытавший громадное облегчение Пэррот про-вел президента в свой кабинет, плотно закрыв за со-бой дверь. Пройдя в другой конец комнаты, Лин-кольн остановился перед оправленной в рамку картиной на стене.
      – Мистер Пэррот, минуточку, если позволите. Что это за распроклятая машина?