– Совсем недавно, прошу заметить, вы докладывали мне совершенно обратное… Как это понимать?
Виктория задумчиво покачала головой.
– Да, генерал, до некоторого времени состояние королевы и плода не вызывала у меня каких-либо подозрений. Беременность проходила достаточно ровно, благодаря некоторым особым настойкам из моей коллекции мне удалось снизить риск неблагополучного исхода. Но, повторюсь, за последние несколько дней все изменилось, и это меня очень тревожит, генерал…
Селин потер лицо ладонями, тяжело вздохнул и спросил:
– Королева чувствует себя хуже? У нее боли?
– Вовсе нет. Королева чувствует себя великолепно, насколько я могу судить. Дело не в этом, генерал… Дело в ребенке… Я достаточно точно установила срок беременности, и по моим расчетам королева должна родить в начале первой декады месяца Возвращения, то есть, через две полных луны… Однако, в данный момент состояние королевы таково, словно рожать ей если не сегодня, то возможно завтра…
Селин напрягся. Лицо его потемнело от нахлынувшей крови, а сплетенные пальцы рук заметно вздрогнули.
– Завтра… Но вы могли ошибиться со датой родов?
Виктория утвердительно кивнула.
– Да, генерал. Я могла. Вот император – вряд ли. Если вы произведете несложное арифметическое действие, то сами все поймете. Как отец двух прекрасных дочерей вы должны знать, сколько длится беременность у женщины…
– Тогда… – Взгляд Селина стал отрешенным и замер в какой-то точке за спиной Виктории. – Это преждевременные роды? Или…
– Или это ребенок не Конрада, генерал…
Селин не глядя сунул руку под стол, вытащил бутылку зеленого стекла и сделал пару глотков.
– Не в добрый час я пришел на эту должность, не в добрый… Вы уверены в том, что королева вот-вот родит?
Виктория молча кивнула. Селин недоверчиво заглянул в бутылку и разочаровано крякнул.
– Мда… Я буду вынужден довести до самого императора эту новость. И все же… – он внимательно посмотрел на Викторию, – к какому варианту склоняетесь вы?
– Это могут быть преждевременные роды, генерал. Срок не очень подходящий, но в принципе, я бы сказала, что сейчас королева выглядит так, как будто она выносила полный срок. Это меня беспокоит. Еще совсем недавно я бы сказала по другому, но сейчас… Живот королевы увеличился буквально на глазах, генерал… За какие-то семь дней.
– Ну, как бы там ни было, этот ребенок очень важен не только для королевы, но и для всей Империи. Думаю, не стоит перечислять те титулы и земли, которые ему суждено наследовать. К тому же, наш Император считает этого ребенка своим, а потому – будьте так любезны, приготовьте все к родам. Я должен быть уверен в благополучном исходе.
Глава 51
– Аттон, Аттон… Вот уж никогда не могла бы и подумать, что буду принимать в своей кухне самого Птицу-Лезвие… – Огромная женщина в нелепой разноцветной хламиде, потрясая копной грязных волос возилась у гигантской, во всю кухню, плиты. На плите булькали разновеликие котелки, шкворчали сковородки, исторгая запахи жареного мяса, лука и специй. Женщина двигалась удивительно легко, она помешивала, подсыпала и подливала, при этом успевая нарезать чудовищным тесаком горки овощей.
– Сейчас, сейчас… Еще немного и старушка Молли накормит тебя самым лучшим в Лаоре ужином! – Она не глядя сорвала с крюка вязанку сушеных грибов, и бросила их в котел. Потом подцепила длинной двузубой вилкой кусок мяса и показала Аттону поджаристую корочку. – Ну-ка, смотри! Как тебе этот красавец!
Не дождавшись ответа, она швырнула мясо обратно в котел, и продолжила крошить капусту.
Аттон, глядя как тяжелое лезвие пляшет в ее мощных руках, распутал тесемки на вороте рубахи и проговорил:
– Молли, я в восхищении… Теперь я жалею, что не заезжал к тебе раньше. Я сойду с ума от одних только запахов!
– Видать и повода у тебя толкового не было, раз не заезжал… Тот, кто однажды попробует стряпню старушки Молли, никогда ничего не станет есть в тавернах… – она с треском вогнала тесак в разделочную доску, подхватила со стола огромную глиняную кружку и не сдувая пены, сделала несколько мощных глотков. Аттон, положив подбородок на скрещенные пальцы, с улыбкой следил как по ее необъятной шее стекают пивные водопады.
– Фуф… Жар то от печи какой! – Хозяйка отставила кружку и снова взялась за нож. – Давно ты не заезжал в столицу, Птица-Лезвие… Давно. Позабыли про тебя совсем мои бойцы, из виду выпустили. И зря, как я погляжу…
Аттон неспешно отпил из своей кружки. Пива ему не хотелось, но на кухне у Дочери Мантикоры было ужасно душно. За годы странствий он привык к холодных смрадным залам таверн и к скромному ужину где-нибудь под скалой, и теперь он чувствовал себя скорее неуютно.
– Я больше не работаю на Круг, Молли. В столицу я прибыл как частное лицо.
Большая Ма отложила нож и не оборачиваясь произнесла:
– Круга Вивлена более не существует, Птица-Лезвие. Люди генерала Селина вырезали их всех за одну ночь. Всех до единого. Бакалейщику Олдису с Виноградной улицы, тому самому старому Олдису, разбили голову шестопером прямо у меня на глазах. А ведь он всего лишь однажды приютил ваших людей.
– Это политика, Молли… Тихий Дом, в отличии от Круга никогда не вмешивался в политику, поэтому вас и не трогают пока.
– Пока, Птица-Лезвие… В том-то все и дело, что пока… В этом городе стало тяжело жить вольному работнику. Все кто знает с какой стороны можно ухватится за меч стараются записаться в армию или жандармерию. Там хорошо платят и сытно кормят. В этой империи что-то происходит, Птица-Лезвие… Что-то такое, чего не могут понят даже мудрейшие. Атегатт выиграл войну у южан, но армию не распускают… Совсем напротив, Вивлен закупает оружие даже у тех торговых кланов, с кем ранее имперцы просто брезговали общаться. Они извели на нет банкиров, прижали к земле церковь, и почему-то предчувствие подсказывает мне, что возможно, следующими будут солдаты ночи. Я не знаю, на кого ты сейчас работаешь, Птица-Лезвие, но если ты здесь для того, чтобы перейти дорогу нам – ты вряд ли покинешь этот город…
Аттон спокойно допил пиво и улыбнулся.
– У меня есть свои счеты с Империей, Молли. Мне все равно, чем сейчас заняты солдаты ночи, я приехал в столицу по личному делу, и обратился к тебе лишь потому, что ты единственный человек в этом городе, кто сможет мне помочь.
– И ты хочешь попросить у меня помощи?
– Да, Молли. Я хочу просить твоей помощи.
– В прошлом, Птица-Лезвие, между тобою и Тихим Домом имелись некие существенные разногласия, уж позволю тебе об этом напомнить. Более того, ты убил моих людей. Общим счетом – семь человек. Ты увел у меня Ирэн, мою любимую девочку, а потом бросил ее умирать в Фалдоне… И убил ее спустя несколько лет собственноручно… Ее смерть до сих пор лежит тяжелым камнем на моей душе. Но ведь ты же не испытываешь подобных чувств? Ты злобный, жестокий и равнодушный подонок, Птица-Лезвие.
– Да, Молли. Только не злобный… К тому же никогда не претендовал на персональную святость, и позволю себе заметить – твоя приемная дочь трижды пыталась меня убить. Причем дважды из-за денег. И бросил я ее в лесу только когда узнал, что она просто обокрала меня.
– Не имеет значения… Ты прекрасно знал кто она. Поэтому я задам тебе вопрос – почему ты решил, что я стану помогать тебе в чем-либо?
– Мы можем решить этот вопрос, Молли. Все плохое что между нами было в прошлом. Ты можешь помочь мне, а возможно, что и я смогу помочь однажды Тихому Дому.
– И что же тебе нужно, Птица-Лезвие? – Большая Ма положила в огромное блюдо куски мяса, залила сверху соусами, присыпала овощами и выставила на стол. Аттон подцепил ножом кусок побольше и принялся за еду. Молли, вытирая руки об край своей цветастой накидки, присела напротив. Прожевав необычайно вкусное мясо, Аттон запил пивом и с восхищением проговорил:
– Это восхитительно, Молли! Я не ел так с тех пор, как покинул дом своего дяди в Норке.
Женщина растянула толстые губы в подобии улыбки и проворчала:
– А то… Ирэн тебе конечно же такого не готовила?
Аттон отрицательно покачал головой.
– Все, на что была способна Ирэн – это запечь в глине краснохвостую ворону вместе с перьями. Жуткая гадость, между прочим… – Аттон выбрал еще один кусок и продолжил трапезу. Большая Ма некоторое время молча наблюдала за тем, как он есть, а затем спросила:
– Ты так и не сказал мне о том, что же тебя привело тебя в столицу.
Аттон отложил нож в сторону, обтер ладонью жир с губ и проговорил:
– Мне нужно найти одного человека. Это раз. Мне необходимо попасть во дворец. Это два.
– Всего-навсего? И для чего же тебе старушка Молли? С твоими умениями ты мог бы сделать и первое, и второе не прибегая к помощи Тихого Дома.
– Мне нужен не простой человек, Молли…
– Сейчас ты скажешь, что тебе нужно не просто попасть во дворец, а прямо в покои императора…
– Почти. Мне нужно попасть в сокровищницу.
– Ого… А почему не к Господу нашему Иллару за пазуху? Ты решил ограбить казну Империи? Вынуждена тебя разочаровать – это невозможно.
– Я не знаком с этим словом, Молли. И я обещаю тебе, если мне удастся попасть в сокровищницу – часть из того, что я вынесу будет твоей.
Молли подперла толстую щеку могучим кулаком и задумалась. Аттон молча доел мясо и внимательно посмотрел на хозяйку.
– Ты ничего не теряешь, Молли. Если меня схватят – я не выдам никого даже под самыми страшными пытками, и ты это знаешь. Если у меня получится – ты станешь еще немного богаче.
Большая Ма сверкнула глазами из под густой пряди волос.
– Я не верю в то, что ты просто хочешь ограбить Императора. Ты не вор, и это очевидно также, как и то, что солнце садится на западе. Тебе нужно в сокровищнице что-то другое. Что, Птица-Лезвие?
– Всего-навсего некая безделушка, небольшая звезда из темного металла. Не представляющая особой ювелирной ценности к тому же…
– Неужели? И какую ценность тогда имеет эта самая безделушка?
Аттон опустил глаза и ответил:
– Мне нет никакого резона обманывать тебя, Молли. Я серьезно запутался в своих собственных суждениях, меня преследуют какие-то странные люди, меня подставляют, пытаются убить и рассказывают про меня странные вещи… Я плохо сплю по ночам из-за ужасных голосов, что раздаются прямо вот здесь, – Он коснулся лба и продолжил, – Мой отец сгинул ради идеи, которую я не понимаю, мой бывший хозяин распоряжался мною как марионеткой, да и теперь я иногда чувствую, как кто-то подергивает тонкие нити, заставляя меня делать то, чего бы мне не хотелось. Я уже не тот наемник, Молли, которым был раньше. Когда-то, возможно, я переступил некую черту, за которой перестал быть самим собой. Я мог бы записаться в армию или продолжать водить торговые караваны, мог бы просто исчезнуть где-нибудь в горах и заняться разведением скота, но что-то внутри меня не дает мне успокоится, гонит куда-то вперед. Это меня угнетает, Молли. Я хочу избавится от этого наваждения. И думаю, что когда я найду эту звезду, я многое пойму.
– И для этого ты готов совершать самые невообразимые, самые безумные поступки?
– Да, Молли.
Женщина задумчиво смахнула тряпкой крошки со стола и проговорила:
– Я не знаю чем помочь тебе, Птица-Лезвие. Уже много лет мы не держим своих людей в замке, это всегда была вотчина Круга.
– Но у тебя должны быть карты и расписания караулов, не так ли?
– Возможно, Птица-Лезвие, возможно. Я обдумаю твое предложение. Что за человек, которого ты хочешь отыскать?
– Это забринец. Один из сыновей Семерки.
Молли насторожено покосилась на него и пробурчала:
– Час от часу не легче… Ты не можешь ставить себе задачи попроще, воин? Тихий Дом давно не имеет дел с этими сумасшедшими. Они слишком непредсказуемы и опасны.
– Этот забринец состоит на службе у некоего знатного вельможи…
Молли пожала плечами.
– Да, есть один такой… Поговаривают, что он ренегат… Не знаю, кому именно он служит, но пользуется авторитетом на том берегу реки. Ему подчиняются многие из бывших карателей, и по слухам, он платит большие деньги…
– Как его зовут, Молли?
– Его зовут Москит. Его настоящее имя не выговорить даже глашатаю с площади Звезд.
Глава 52
В стороне от оживленных городских кварталов, отделенный от суеты, вони и шума большого города надежной стеной, среди прекрасного сада возвышался украшенный тремя изящными башенками большой дом, принадлежавший некогда самой Мариэтт, любимой фрейлине императора Альфреда Одиннадцатого Гениального. Дом строился исходя из вкусов того времени – небольшие уютные залы, отделанные розовой плиткой, высокие потолки, широкие окна с богатыми витражами, и никакого излишества в виде горгулий на фронтонах или безвкусных бронзовых украшений, столь характерных для построек позднего периода Новой Империи. В течении нескольких столетий дом переходил из рук в руки, но изысканная архитектура его сохранялась, никто из новых хозяев не посмел нарушить строгой гармонии. Из многих домов того времени к эпохе правления Императора Конрада Четвертого лишь эта усадьба добралась в своем первоначальном виде.
В ожидании, пока слуги откроют тяжелые кованные ворота, Таэль с удовольствием рассматривала мягкие линии здания, столь не характерные для большинства человеческих построек в этом городе. Как только ворота распахнулись на ширину достаточную для проезда, она направила оленя вглубь двора. Ей навстречу с поклоном вышей седовласый слуга. Он преклонил колено и подставил руки к стремени. Таэль раздраженно бросила поводья и легко соскочила на землю. Слуга кряхтя поднялся и виновато опустил глаза.
– Моя госпожа…
Девушка стянула платок, закрывавший нижнюю часть лица, и прошипела сквозь зубы:
– Я говорила тебе, Седхай, что не нуждаюсь в твоих раболепных привычках? Достаточно принять поводья, старый тупица… В следующий раз получишь кнутом… Барон прибыл?
– Да, госпожа… С ним господин Москит.
Таэль посмотрела в сторону дома и недобро фыркнула, как летучая кошка.
– Отведешь сегодня оленя к кузнецу. Надо поменять подкову на левой задней ноге и пусть чуть подпилит рога. Только не так, как в прошлый раз…
Слуга покорно кивнул и повел животное в стойло. Девушка, снимая на ходу кожаную шапочку, под которой она скрывала свои дивные волосы, вошла в дом. У порога ее встретил Москит.
– А вот и хозяйка этого нищего притона, где нет ни крошки человеческой пищи, везде лишь засахаренные фрукты и прочая непотребная мерзость! – Бородатый воин шагнул к девушке и крепко обнял ее. – Милая Таэль, как же я соскучился по тебе! Ты просто не представляешь, какие я вырастил фиалки! Желтый кружочек, внутри – черный, и два крошечных красных глазика! Великий Иллар, необыкновенная, волшебная красота, и никто не может этого оценить, наш барон занят лишь поиском смысла жизни, а он цветы считает обычными сорняками, мешающими произрастанию полезных злаков и других капуст!
Таэль чмокнула колючую щеку и высвободилась из медвежьих объятий.
– Я тоже скучала по тебе, Москит. Погоди немного, мне просто необходимо снять эти кожаные штаны и принять ванную…
– Это да… – Москит лихо подмигнул и добавил, – Запашок от тебя еще тот… Пожалуй помойся, или я не стану показывать тебе фиалки. Бедные цветы не переживут такого мощного аромата и завянут… – Глядя, как лицо девушки стремительно краснеет, он басовито расхохотался. – Все-все, молчу… Мы ждем тебя в кабинете барона, милая Таэль. Поторопись!
Когда Таэль, кутаясь в пушистый черных халат, вошла в зал, барон отставил бокал с горячим напитком, настоянным на многих травах, и шагнул ей навстречу.
– Моя дорогая Таэль… Ты все так же прекрасна, время проведенное тобою в страшных чащобах Санд-Карина ничуть не отразилось на цвете твоего лица…
Москит сидел в углу, развалившись на кресле и хитро поблескивая маленькими глазками, крутил в руках большое яблоко. Таэль расправила отливающие всеми цветами радуги волосы, и глядя в серые глаза барона, произнесла:
– Я тоже рада видеть тебя, Джемиус. Конечно, просто сделать комплимент девушке барон Каппри не может.
Джемиус мило улыбнулся и развел руками.
– Таэль… Я думаю, что за три тысячи лет комплименты тебе могли просто надоесть.
– В намеках на мой истинный возраст я почувствовала нотки зависти… Не так ли, барон?
– Конечно, моя дорогая… Человеку простительна такая зависть. Я скучал по тебе…
– И я…
Девушка шагнула вперед и едва коснулась губами сухих губ барона. Джемиус придержал ее рукой за талию и прижал ее горячий лоб к своей щеке.
– Что для тебя человек, бессмертная?
Она обхватила его шею руками и прошептала:
– Немного ласки, немного нежности…
Москит громко хрустнул яблоком, прожевал и недовольно поинтересовался:
– Может мне оставить вас, безумные? Честно сказать, не доставляет никакого удовольствия смотреть на ваши нежности…
Таэль, продолжая обнимать Джемиуса, повернула голову и прошипела:
– Проваливай в таверну, здесь тебе все равно не подадут мяса!
Москит обиженно запыхтел.
– Ага… Как же. Того жалования, что мне платит наш любимый барон хватит только на очень маленького козленка. Размером с кота, не больше… Ладно, все… Ухожу-ухожу…
Спустя некоторое время, Джемиус сидел у камина с бокалом в руке и отрешенно смотрел в огонь. Таэль расположилась рядом, забравшись с ногами в глубокое кресло. В сумерках за окном шелестел листвой дождь.
– Ты уже ничего не чувствуешь…
– Это правда, любимая.
– Я знала, что когда-нибудь это произойдет. В тебе все меньше человеческого, все больше того, что даже я не силах понять. Тебе уже недоступна радость любви, вскоре ты откажешься от сопереживания, от верности и будешь все мерять лишь своими, недоступными прочим, чувствами.
– Уже… – Барон посмотрел на девушку. Его серые глаза были печальны. – Когда в одном мире столько проявлений самых разнообразных чувств, каждое из которых находит свое отражение в формирующемся характере существ, невольно думаешь о том, что человек на самом деле не так прост. Да и если ли такое понятие как человек? Чем человек отличается от демона? Мы называем человеком ту меньшую часть существа, которая доступна повседневности, открыта для внушения, видна всем. Мы называем демоном ту большую часть, которая скрывает в себе недоступные обычному понимаю глубины. Кем люди являются на самом деле? Волей, загнанной в хрупкую оболочку, или же просто оболочкой, примитивом? Где находится та черта, за которой демон начинает преобладать, изменяя человека не только внутренне но и внешне?
– Ты знаешь ответ?
Барон задумчиво кивнул.
– Знаю. Но людям ни к чему мое знание. Я постараюсь вернуть этому миру его первоначальную форму, а для этого мне необходимо победить тех, кто использует того самого демона внутри каждого человека, для собственного возрождения. Я нашел того, кто должен открыть Дверь, я должен был его убить, но поставил не на тех людей. Я думаю, что те, кто двигает им не остановятся и продолжат попытки открыть Дверь. Поэтому нам надо спешить. Вскоре родится последний из длинного списка Элоис, и круг замкнется.
– Гремлин рассказам мне о демонах Элоис.
Барон медленно повернулся, внимательно посмотрел девушке в глаза и тихо спросил:
– И что же он тебе рассказал?
– Он рассказал мне о слугах Дома Света. О том, как они пришли в этот мир, и как попытались возродиться после изгнания. Он рассказал мне о лабиринте Барагмы, о Бездне Вернигора и об оружии Баньши. У меня в руках была Большая Звезда.
Барон вздрогнул.
– У тебя был ключ к Бездне Вернигора? И где он сейчас?
Девушка потянулась как кошка и негромко рассмеялась.
– Я вернула ее владельцу, барон… Тому, кому она принадлежит.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что вернула Ключ эльфийскому ребенку из Санд-Карина? – Джемиус замер как изваяние. Его напряженное лицо вдруг заблестело от пота.
– Да, барон. Я вернула ее маленькому Анмлару, сыну покойного Генриха и эльфийской женщины из великого рода Горана Этиэлля.
– Но зачем? Зачем ты сделала это? Ты ведь знала, что я ищу Большую Звезду, Таэль…
Девушка, глядя на встревоженное лицо барона, лишь усмехнулась.
– Зачем? Ты не человек, Джемиус. Даже более того – ты уже не принадлежишь этому миру. Ты не можешь рассуждать как человек. Когда вы схватили преданного Камилла и заперли его в подземельях Тарля, маленький Анмлар и его мать остались совсем без защиты. Кто-то должен был позаботиться о них. Кто-то должен был выяснить тайну Большой Звезды.
– Это моя Звезда… Это мой Ключ, Таэль. Ты отдала мой Ключ. Этот ребенок несет большую опасность, чем те, кто стремятся к дверям лабиринта Барагмы. Этот ребенок не подчиняется законам Дома Света, он – ошибка, он – монстр, он – разрыв в настоящей реальности. Он способен изменить равновесие и обрушить этот мир в ничто, и тогда даже Владыки Дома Света не смогут помочь. Его необходимо уничтожить… – Джемиус посмотрел на девушку и глаза его вдруг вспыхнули бледно-голубым огнем.
Таэль, все также улыбаясь, встала с кресла и не обращая внимания на пылающий взгляд барона прошла через весь зал к выходу. На пороге он остановилась и не оборачиваясь произнесла:
– Все кончилось, барон. Я не принадлежу тебе, и никогда не принадлежала по настоящему, и ты сам об этом знал. И кем бы ты ни был на самом деле, ты не имеешь надо мной никакой власти. Наши чувства были неестественны, наша любовь – это всего лишь капля в том омуте тысячелетий, которые я прожила. Я буду защищать этого ребенка. Я не дам никому причинить ему вред, и возможно, когда-нибудь мой народ вернется в эти земли, независимый ни от кого. Ни от Богов, ни от Демонов, и уж тем более ни от людей.
Прощай…
Глава 53
– Вам плохо, госпожа? – Виктория сидела у низкого ложа королевы и беспокойством вглядывалась в потемневшее лицо Шелоны. Королева, закусив губу гладила ладонью свой большой живот. Чуть поодаль, поблескивая в полумраке глазами, сгорбилась над детской кроваткой безмолвная старуха.
– Вот, выпейте это… – Виктория быстро наполнила кубок янтарной жидкостью и протянула королеве. – Это облегчить страдания…
Шелона мягко отстранила ее руку.
– Не надо, Виктория… Уже близок тот час, когда мне не понадобятся твои услуги… Ведь ты уже все поняла?
Виктория отрешенно кивнула.
– Да, моя госпожа.
– Ты сказал об этом генералу?
– Да, моя госпожа.
– Я не виню тебя в этом. Мне нравится твоя честность, твои умелые и заботливые руки… Послушай меня, Виктория. Он настоял… Император настоял на том, чтобы возле меня был лекарь. Я не люблю людей, я могла бы все сделать сама, но только теперь я поняла. Ведь я могла потерять его, правда?
– Да, моя госпожа.
Шелона тяжело вздохнула. По ее впалым щекам побежали слезы.
– Ты спасла жизнь и мне и моему ребенку. Мой ребенок… – Она стиснула зубы от боли, – Мой ребенок станет последним звеном в этой цепи. Цепи порочных связей, берущей свое начало в глубинах веков… Я могла разорвать бы разорвать эту цепь давным-давно, я могла бы бросится вниз, на острые скалы и не допустить этого. Но я не сделала этого. Я всего лишь слабая женщина…
Черты лица королевы вдруг изменились, глаза вспыхнули красным, нос стал почти не различим, а рот превратился в черную щель. Виктория в ужасе отшатнулась. Королева поспешно прикрыла лицо руками и произнесла глухим, лишенным жизни голосом:
– Не бойся меня, Виктория. Это всего лишь древний морок. Это мое наказание за непослушания. За то, что я так и не смогла стать тем, кем должна была стать. Во мне слишком много человеческого. Больше, чем они думают. Больше, чем я сама могла подозревать.
Она убрала руки и Виктория увидела ее прежнее прекрасное лицо, пусть посеревшее от боли и слез, но тем не менее прекрасное. Виктория оглянулась на старую служанку, которая продолжала безмятежно укачивать маленького Николая, и вновь посмотрела на королеву.
– Мне страшно от ваших слов, моя госпожа… Я понимаю, что вы другие, но не понимаю почему, Ваше Величество…
Королева грустно улыбнулась.
– Я тоже многого не понимаю, хоть и живу с этим всю свою жизнь. Да и вряд ли на землях Лаоры есть существо, достаточно сведущее в древнем знании. Быть может что-то понимает мой брат, но он уже слишком нечеловек. Я скажу тебе только, что все мы лишь звенья одной цепи, ненадежные, тонкие звенья из которых ткут другой мир. Мы инструменты, спицы на которые насаживают все новые и новые образы, постепенно превращая нас в то, чем мы являлись изначально. Мы можем считать себя людьми лишь потому, что мы не видели других. Те, кто использует наше сознание, нашу плоть тоже не совершенны, но они стремятся к совершенству. Мой сын будет последним, завершающим звеном, после которого человечество окончательно перестанет существовать. Все неудавшиеся, слабые звенья будут уничтожены. Те, кому было не суждено стать звеньями будут доживать свой короткий век в забвении… И этот процесс не остановить…
Виктория дрожащей ладонью вытерла со лба холодный пот.
– О Боги…
Шелона глядя на нее невесело усмехнулась.
– Не призывай богов. Они не спустятся к тебе и не помогут. Ваши боги – это всего лишь отражение ваших мелких страхов. Вы создали их сами и прячетесь за их именами. Настоящие боги давно живут среди вас. Они творят другой мир, сражаются друг с другом и делят ваши тела между своими отпрысками. Человек, Демон, Бог, Человек-Бог – все эти понятия размыты пока, но этот этап близится к концу. – Она нащупала на груди семиконечную звезду и глядя на красные угли в камине, произнесла, – Тот, кому суждено откроет Дверь за которой нас ждет вечность. И это случится. Я не хочу этого. Больше всего на свете я ненавижу свою истинную сущность. Она чужда мне, и я боюсь ее. Но это неотвратимо.
Виктория вдруг почувствовала, как воздух вокруг них пришел в движение. Послышались приглушенные шорохи, по стенам зала заплясали причудливо изогнутые тени.
– Новый мир всегда страшит. Он не несет зла и жестокости, он совсем другой. В нем будет действовать другие понятия, другие сущности, будут другие ценности и другая мораль. И это не может не пугать. Мой ребенок… Только мой ребенок должен унаследовать этот новый мир. – Королева взмахнула рукой и тени сдвинулись, заплясали в сумасшедшем хороводе, угли в камине ослепительно вспыхнули голубым пламенем.
Двери зала медленно распахнулись и из темноты вышел маркиз Им-Роут. Глаза молодого военачальника были прикрыты, он двигался словно в трансе, руки его мелко подергивались, а на бледном прозрачном лице пульсировали красным сосуды.
Виктория прижалась ладони к лицу, чтобы не закричать.
Он приблизился и замер, глядя невидящими глазами куда-то вдаль. Королева опустила руку и голубое пламя в камине погасло. Зал погрузился в полумрак.
– Генерал! Вы должны собрать лучших своих людей и отправится в Санд-Карин, к месту, которое именуют Долиной Потерянных Лун. Вы должны найти там ребенка эльфийской крови и убить его, а также всех тех, кто будет его защищать. Я должна принести эту жертву во имя своего сына, даже если это и окончательно высвободит того, кто скрывается в самые черных безднах моего внутреннего мира. Идите генерал, выполняйте приказ.
Генерал, словно кукла подергиваемая за веревочки, повернулся на месте и неуверенными шагами покинул зал.
– Я чувствую… – Королева протянула руку и крепко сжала ладонь Виктории, – я чувствую приближение. Вот-вот начнется… Вскоре мне станет очень больно, Виктория, и я не смогу контролировать себя… Вы должны помочь мне, помочь моему ребенку. Я чувствую, как мой брат пытается захватить мою волю, и это может оказаться фатальным… Я сделала все, для того чтобы уничтожить его, но он слишком силен, а наш император слишком честен чтобы помочь мне в этом, но я не стану его винить… В этом мире осталось не так много тех, кто способен причинить вред моему ребенку, ему надо лишь помочь увидеть этот мир, а потом он защитить себя сам, он сказал мне об этом Виктория, он мне сам о этом сказал… – Королева посмотрела на нее, и от этого взгляда сердце Виктории бешено забилось. Чувствуя, как от страха немеют пальцы, она сделала глоток из кубка, который приготовила для королевы, и кивнула. Шелона медленно перевела взгляд своих светящихся неестественным голубым светом глаз на старуху и быстро заговорила по-аведжийски. Старуха вскочила, аккуратно взяла маленького Николая на руки, и зло поглядывая на Викторию, покинула зал.
– Она оставит моего старшего сына на попечение Доллы и вернется помочь вам. Это будет тяжкая ночь, Виктория. Я уговорила Императора покинуть замок, он не должен знать о том, что здесь произойдет. Завтра он увидит своего сына и объявит его наследником, а послезавтра мы пройдем свадебный обряд. Всего несколько спокойных лет в этом прекрасном, защищенном замке… Это все, что требуется мне и моему ребенку…
Глава 54
Аттон дождался пока охранник отвернется к стене, затем неслышно ступая прокрался вдоль густого кустарника к воротам и одним резким движением свернул стражу шею. Иного выхода у него не было – дом окружала стена из гладкого камня высотой локтей пятнадцать, форсировать такую стену, не зная что на той стороне, было опасно. Оттащив тело в кусты, Аттон чуть приоткрыл узкую калитку и попытался разглядеть за пеленой дождя обширный двор, но сразу же понял, что отсюда ничего толком он не увидит. Чуть поодаль за воротами располагалась небольшая постройка с острой конической крышей, то ли конюшня, то ли молельный домик, и эта постройка закрывала вид на дом и большую часть двора. Аттон пробормотал проклятие, вытер ладонью мокрое лицо, и стараясь ступать бесшумно, проник во двор.
Укрывшись за молельней, он осторожно выглянул и осмотрелся. Дом стоял в глубине, к нему вела узкая, выложенная ровной плиткой дорожка. Ни одно окно не светилось, лишь в дальнем крыле Аттон заметил на стеклах слабые отблески. Отсюда он не увидел входа, его, да и большую часть двора скрывали деревья.
