Семейные сны

      Для чего нужна жена? Носков нет, жрать нечего, дырки и те зашить не может. Я уже неделю хожу в рубашке с дыркой под мышкой. Ну а вечный бардак в комнате?! Везде, куда ни сунешься, пеленки, пропахшие мочой: на телевизоре, на пианино, на письменном столе, на софе. Дышать невозможно! Только выкинешь эту дрянь в ванную, через полчаса находишь ее собственное белье. Под подушкой - трусы в горошек. Лифчик все время под стул кидает, чтобы я не видел. А я вижу!
      Спрашивается: зачем люди живут вместе? Для меня это чудовищная загадка. Они же в конце концов настолько раздражают друг друга, что им противно, как другой ест, ходит, чихает, вытирает нос, чешется. Они принюхиваются, чтобы уличить друг друга в мерзких запахах; приглядываются, чтобы заметить в носу другого торчащий волос или козявку; прислушиваются, чтобы поймать сожителя на пошлости или глупости. Что уж говорить о муже с женой...
      Прав Кант: для мужа жена - вещь, и для жены муж - вещь, а брак - это вообще "соединение двух лиц разного пола ради пожизненного обладания половыми свойствами другого" (Кант И. Соч. Т.4, Ч.2, М., 1963, С.192). Жена как средство к деторождению еще кое-как оправдывает свое существование. И только-то. Больше она ни к чему не пригодна. Вот если бы нашли способ мужчине самому рожать, то надобность в женах отпала бы сама собой. Следовало бы только узаконить проституцию и провести повсеместную профилактику СПИДа.
      8.
      В тот же день нашелся кот. Когда я пришел с работы, он пожирал рыбу на газетке, а от рядом стоящей банки, уже основательно загаженной, поднималась вонь.
      "Слава Богу, жив",- облегченно вздохнул я и пнул кота ногой. Он жалобно взвизгнул и продолжил обед.
      Жена и сын, каждый в своей постели, спали. Я бросил сетку с продуктами под пианино и стал снимать носки: за день ноги взопрели.
      Голова жены высунулась из одеяла и приподнялась.
      - Ты пришел? - прошептала она в полудреме.
      - Я купил десять пачек соли... как ты просила... И спичек... сто коробков. Полтора часа в очереди стоял. Как тут? Кот нашелся?!
      - Бабка его недавно на веревке привела... Видно, идти не хотел. А отцу на кухне говорила, что в яме его нашла...Весь "грязный , исколотый" лежал. "добры люди" ей, видите ли, показали... И про это на два часа разговоров. Ненавижу старую ведьму...
      Она уронила голову на подушку.
      - Ну а что папа? Поддакивал?
      - Он заявился ко мне с письмом... Я ему утром положила на сервант. И сразу: "Ты зачем кота выбросила?" А я ему: "Я буду жаловаться на вас в Комитет защиты детей!" А он мне: "Живодерка!" Тут гуленьки как заорет. И отец убежал... Слава Богу, завтра уезжаем с гуленьки.
      Я представил папу, размахивающего письмом, весь этот крик, особенно как Акакий истошно вопит: "Ля-ля-ля!" - и отправился на кухню ужинать.
      Папа доедал щи. Как только я появился на кухне, бабушка поставила чайник на плиту и демонстративно удалилась. Я устало сел.
      - Ты знаешь, мне твоя жена петицию прислала!
      - Ну и о чем там речь?
      - Ты вначале объясни, зачем она выкинула кота?
      Папа, приступая к жареной рыбе, не торопясь отделял мякоть от хребта.
      - Я уже не могу слышать этого идиотизма! Не выкидывала она, не выкидывала, не выкидывала!
      - Позволь, но по логике вещей... как он сам мог попасть в яму?
      - Черт его знает! - Я вскочил со стула. - Может, в нем страсть взыграла?! Учуял кошку - и побежал...
      - Пятнадцать лет дома сидел, а сейчас вдруг побежал? - Папа вытащил изо рта кость и бросил ее в тарелку. - Странная история. Необъяснимая. Знаешь, ты меня, конечно, извини, но, по-моему, твоя жена... шизофреничка.
      - Какого черта! - Я метался между раковиной и бабушкиным столом. - Все вылезают со своими безумными идеями: у одного кота зарезали, у другого - шизофреничка! Мне что... повеситься?!
      - Ну вот, ты даже не выслушал...Сразу в крик. Как так можно? Я ведь мнение высказал свое... личное... Я бабушку знаю - и защищать ее не буду. Но пойми: ей восемьдесят лет. Надо ей уступать... А жена твоя - неряха, и ты неряха... Не обижайся, я любя это говорю... Вы два сапога пара. Ты поговори со своей женой. Она тоже не права: во всех врагов видит. Ты же знаешь, как мы к ней относимся...Все очень хорошо: и я, и твоя мать... А что, если ей психиатру показаться?..
      -- К черту! - С кухни я вылетел пулей.
 
      9.
      Ночью мне снился сон, будто папа ректор вуза и, пользуясь служебным положением, сожительствует с несколькими студентками, две из которых блондинки с распущенными волосами, а третья - стриженая брюнетка. Я брезгливо наблюдаю за папой: он чего-то боится. Мне становится совершенно ясно, что он ждет обыска.
      Папа приносит в мою комнату землю и черными комьями швыряет ее рядом с книжным шкафом.
      - Понимаешь, боюсь, что найдут...- виновато и жалко говорит он.
      - Знаю! - отвечаю я зло и бью кулаком по стеклу книжного шкафа - осколки сыплются мелким дождем.
      Я знаю, что это он убил моего сына и замуровал его в паркет, около книжных полок.
      Но остались щели, и он боится, что труп найдут. Вдруг вырастает бабушка и тянет кота за хвост. Кот вырывается и оказывается стриженой брюнеткой. Бабушка развешивает в кухне папины носки, а кухня начинает сжиматься и превращается в чулан, поделенный надвое бельевой веревкой. У бабушки на носу большой прыщ, и она говорит мне:
      - Будешь боком ходить, а не то носки сушить негде.
      Хотя я знаю, что стриженая брюнетка - папина любовница, это меня не может обмануть: сейчас начнется обыск. И точно: в руках у нее автомат. Она наводит его на меня. Я резко выхватываю автомат из ее рук и стреляю в папу с мыслью: "Больше не будешь жить со студентками!" Он убит. Я ищу глазами бабушку - она исчезла.
      Внезапно стриженая брюнетка притягивает меня к себе, и мои ноги сжимают ее колени. Она гибко извивается и с понимающей улыбкой откидывает голову назад, слегка отталкивая меня в грудь. Я касаюсь ее волос, провожу рукой по затылку. Вдруг замечаю, что в руке у меня кот, а я держу его за шкирку - он дрыгается, открывает розовую пасть... Кричит: "Ля!"...
      "Ля-ля-ля",- кричал Акакий.
      Что-то плохое приснилось... Тоже сновидец!
      Я поднялся с кровати. Жирные черные полосы, скошенные к стене, припечатали к потолку оконную раму, сплющив ее в гармошку. А посреди нее ветвились длинные тени из щупальцев-гроздьев рожков и плафонов допотопной бабушкиной люстры (подарок на нашу свадьбу). От высоко стоявшей полной луны в комнату лился ярко-белый пористый свет.
      Я перешагнул через жену. Она свернулась клубком, выпростав из-под одеяла узкую пятку, мертвенно-бледную в лунном свете. Акакий, как и жена, спал голыми пятками наружу. Я прикрыл его одеялом.
      Раздался грохот отворяемой двери и тяжкий стук бегущих ног: это папа, прихрамывая, торопливо заковылял в сортир. Какое-то наваждение: каждый раз, едва я отправлялся в туалет, папа, как нарочно, опережал меня. мы постоянно встречались с ним - с ним одним, причем в любое время суток. Когда бы я ни встал с кровати, глубокой ночью или ранним утром, папа был тут как тут. То ли это общие домашние ритмы, то ли одинаковая перистальтика? Бог его знает! Необъяснимая загадка...
      Я выждал. Мы столкнулись у туалета, обменявшись взглядами, будто два тигра на пороге одной пещеры. Папа отправился на кухню перекусить, застучал кастрюлями. Он всегда ел по ночам, как Васисуалий Лоханкин.
      Вернувшись в комнату я перелез через жену и как бы случайно задел ее ногой. Жена пошевелилась. Я начал энергично ерзать позади нее по одеялу.
      - Я хочу спать, - пробормотала она.
      Мои пальцы залезли под рубашку: стали медленно шарить там, стремительно пробежали по позвоночнику, как по клавишам фортепьяно. Жена поежилась. Я обнял ее и прижался к ней всем разгоряченным телом.
      - Я устала. Отстань!
      Она нехотя повернулась ко мне.
      Я попытался поцеловать ее в шею - она отодвинулась.
      - Но ведь сегодня последний день!.. Ты же уезжаешь!..
      - Ты на меня сегодня чихнул: мне неприятно.
      - Ну и что?!
      - Это все равно что высморкаться... А еще у тебя изо рта пахнет... Мы уедем - сходи к зубному... Спи... Спокойной ночи.
      Ничего себе "спокойной ночи"! От обиды я повернулся к ней спиной и уперся коленями в стенку. Слегка подергал за свой "этот вот". "Спать ей, видите ли, хочется! Ничего, еще поглядим. Как она ко мне , так и я к ней...Отольются ей котовы слезки!.."
      Как будто нарочно за окном мучительно и протяжно завопили коты. Опять коты! Кот, кот, кот... Как наваждение. Все зло от него. Его повесить мало! Какую кашу заварил!
      Я представил, как крадусь по коридору. В руке у меня телефонный шнур, сдернутый с гардероба. Кот сучит лапами по банке и рвет газеты. Я ловко накидываю шнур ему на голову, но он увертывается и вцепляется мне в лодыжку: "Скотина! Дармоед!" Я хватаю его за загривок, тащу на кухню.
      Утром приходит бабушка, а там на бельевой веревке рядом с лампочкой мерно болтается кот-самоубийца. Инфаркт!
      Делать нечего: придется опять отправляться в сортир.
      Я спустил воду и распахнул дверь туалета. Папа у двери ждал своей очереди. Ага, не вышло! На этот раз я его опередил.
      10.
      Весь следующий день прошел в хлопотах, и наконец-то они улетели. Я проводил семью с облегчением. К вечеру я добрался до дому с надеждой поесть. Но все нашебыло съедено, а родительское протухло. На плите стояла котовская кастрюлька с рыбой. Подавив отвращение, я вынужден был ее съесть.
      Бабушка, надменно пыхтя, мыла пол, чтобы и следа не осталось от жены. Она уже выкинула нашу стиральную машину в коридор, а на ее место поставила этажерку со столетником и кактусом. Я сделал вид, что очень увлечен рыбой и не замечаю ее агрессивности.
      - Я матери скажу, чтоб она тебе мозги прочистила, - первой не выдержала бабушка.
      - Да ради Бога! Очень испугался! Своего добилась: жену из дома выжила!
      - Чего ж твоя щука хвостом вильнула? Испугалась меня?! Мне бабы на скамейке
      сказали, что она отвечать будет... Я хотела отвезти кота в раболаторию. Чтоб исследование сделали... Хотели привлечь ее...
      - К суду, что ли, привлечь? Да кто тебя боится?
      - Правда глаза режет! А ты знаешь, что у нас в подъезде одну посадили? Мужа отравила... А у меня яд есть...
      - Так что...ты тоже хочешь отравить? Кого? Меня? Или жену?
      - Я боюсь щуку твою. Я теперь никому не верю! И тебе не верю! Комсомолец - а весь изолгался. Все - лгуны! Три дня кота искала, а он в яме лежал...
      - Да не трогал никто твоего кота. Ты ведь верить не хочешь... Лучше старух на скамейке слушать, чем нас... Сор из избы вытрясти... Всю грязь - наружу!
      - Я сор не выносила. (Бабушка вновь яростно стала мыть пол.) Мне женщина из другого подъезда сказала... кандидат наук...А ты себя больно умным считаешь! Не считай! Таких, как ты, тысячи... Кто ты такой? Гэ на палочке!
      Я поперхнулся костью.
      - Ну, хватит! Кхе-кхе... Если мы будем так говорить... кхе-кхе-кхе... окончательно разойдемся...
      - Ну и хорошо!
      Бабушка ушла к себе, но через минуту возвратилась с заварочным чайником.
      - Я не понимаю... ты что... хочешь, чтобы я с женой развелся? Только потому, что она тебе не нравится?
      - Нет, не хочу. Народился ребенок - надо жить.
      В подтверждение бабушка поставила чайник в холодильник.
      - Так в чем же дело? То ты меня сама просила отвезти кота на укол... Говорила, что на семь рублей в месяц... рыбы сжирает. Ты бы на эти деньги три килограмма яблок купила...
      - Говорила: врать не буду.
      - А что сейчас?.. Если б я знал, я бы кота на самом деле вышвырнул... Жену до чего довели!
      - Она у тебя истеричка! По-хорошему надо... А она не может терпеть! Мы с матерью побольше ее горя видели... Побольше слез лили...
      Она бросила тряпку в ведро и, сжимая швабру, встала посреди кухни в угрожающей позе.
      - Вы лили, пусть и другие прольют? Так, что ли?
      Я выплюнул остатки этой мерзкой рыбы.
      - Правды никто не любит!
      - Кому она нужна - ваша правда?!
      - Кота выбросили, и стариков, матерей так же выбросите!
      Бабушка ударила шваброй об пол, показав, что последнее слово все-таки осталось за ней, и гордо удалилась.
      11.
      Лег я поздно и никак не мог заснуть. Мне все мерещились то ли тараканы, шастающие по постели, то ли мыши, проносящиеся по ноге. Я вскакивал, сдергивал одеяло, включал свет, ругался, перетряхивал постель - все было чисто. Опять ложился... В общем, отчаявшись заснуть, отправился в туалет.
      По коридору метнулся кот. Хочу зажечь свет, но что-то меня останавливает. Дверь! Полуоткрыта входная дверь, и в щель видна полоска света с лестничной клетки. Меня охватывает дикий приступ страха. Я вдруг ясно понимаю, что бабушки нет: она ушла помирать. В квартире - смерть. Оборачиваюсь - и ловлю испуганный взгляд кота. Меня вдруг пронзило: я понял, чем мы похожи. Страхом потерять бабушку!Внезапно мелькнула мысль: проверить гардероб! Там у бабушки деньги на смерть, 500 рублей. Если они там - еще не все потеряно: она не умерла.
      Я бросаюсь к бабушкиной кровати и в темноте шарю под матрасом. Там она хранит ключи. Сетка кровати скрипит и качается. Нашел! Деньги на месте - в розовой шкатулке. Вдруг что-то настораживает меня: это кот подкрался сзади. Он смотрит затравленно и осуждающе, а затем, напрягшись, как пружина, прыгает мне на плечи, но сидит там, как Акакий, - свесив ноги. И мочится с плеча. Я чувствую, как к лицу прилипают мохнатые клочья черной шерсти, как теплая струя стекает по щеке... Мерзость!!! Брр!
      Тут я проснулся. Слава Богу, сон! Что за кошмары снятся! Я стер со щеки слезу и на самом деле пошел в туалет.
      По коридору метнулся кот. Я зажег свет, чтобы посмотреть ему в глаза. Он заурчал, полагая, будто его будут гладить. Черта с два! Черная шерсть его лоснилась - белые усы топорщились. Он источал самодовольство. Может, его действительно выкинуть с балкона? Или повесить?
      За полуоткрытой дверью папа справлял нужду. Слышалось журчание и одновременно серия недовольных нутряных звуков. Мне вспомнился рассказ Монтеня о каком-то деятеле, который развлекал публику тем, что пускал газы в ритме гекзаметра, подражая гомеровскому стиху. Папа спиной почувствовал мое присутствие и прикрыл дверь на задвижку. Кот тоже ждал. Вот, наконец, спуск воды. Мы обменялись с папой суровыми взглядами. Как раненый слон, он похромал в свою комнату.
      Сосредоточившись на отверстии унитаза, я собрал мысли воедино. Они были печальны: жизнь бессмысленна, человек одинок и другого никогда не поймет... Вдруг спиной я почувствовал, как кот бесшумно за мной наблюдает. Засунув морду в дверь, он изучает, чем я занимаюсь. Господи, я забыл закрыть дверь! Почувствовав мою растерянность, кот протиснулся в уборную, гнусаво замурлыкал и потерся о мою ногу. Я с наслаждением предвкушал и оттягивал миг, когда неожиданно для него прихлопну хвост ногой и он издаст утробный вой. А потом я буду гнать его пинками по коридору под истошные визги и мяуканье!
      Я сдержался. Тапком подтолкнул кота к выходу и вышел вслед за ним. Он обиженно мяукнул, брезгливо подергал лапами и, потеряв всякий интерес к моей особе, прошмыгнул в бабушкину комнату, откуда раздавался богатырский храп.
 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

      БЕЗ КОТА
      Глубочайший мрак не препятствует
      существам, похожим на кошек, быть
      блюстителями кармы и надзирать за
      людьми, которые в неистовой спешке
      пожирают друг друга.
      Даниил Андреев "Миры Возмездия". *8
 
      Бог дал пищу людям, а дьявол от себя послал повара.
      Талмуд.
      1.
      - Сколько можно?! Черт тебя дери! Сколько я еще должна его сторожить?! Ты будешь вставать или нет?! Забыл, что сегодня генеральная уборка?! Вы с утра меня доведете: и ты, и этот паршивец!
      Я с трудом приподнялся на постели. Хотя я давно уже слышал крики жены на кухне, капризные взвизги Акакия, радионовости, но никакая сила не могла поднять меня утром добровольно.
      По утрам жена охраняла мой сон. Покормив Акакия, она еще целый час его развлекала: читала книжки, показывала "тёть" в журналах мод, возила машинки, а он рвался в комнату - к папе.
      Впрочем, она не столько меняохраняла от него, сколько его от меня. Полтора года назад она закончила мединститут с дипломом стоматолога и, изучив десяток разного рода справочников, пришла к выводу, что я страдаю неизлечимым недугом, который, кажется, именуется "тухес". Это коварный инфекционный вирус, передающийся, в том числе, половым путем. После моих поцелуев у жены обметывало губы и невыносимо чесался нос. На основе медицинской литературы жена разработал широкую систему профилактических мер и в ультимативной форме потребовала их выполнения, потому что, "если ребенок заболеет - я тебя на месте прирежу", - заявила она. Разумеется, у нее не было ни тени сомнения в том, что я серьезно болен.
      "Если у тебя высеять из носа посев, - приговаривала она, - ты увидишь, что там делается. А если б ты знал о последствиях, ты бы дрожал за ребенка, как осиновый лист. Я просто не хочу тебя расстраивать: ты очень мнительный..." *9
      С тех пор, прежде чем прикоснуться к Акакию, я должен был вымыть руки с мылом, за чем неусыпно следила жена. В ванной она повесила два полотенца: одно - для лица, другое - для рук. Поначалу я их путал; жена ругалась, упорно вбивая мине в голову, что если я вытру лицо "ручным" полотенцем, то инфекция из моего носа перейдет на руки, а с рук на ребенка, за которого я безмозгло хватаюсь, а там, глядишь, и интоксикация... Ну а тогда!..
      Сама она, во избежание заражения, с невероятным тщанием соблюдала гигиену: чесала нос спичками, тем самым предотвращая контакт носа с пальцами; складывала инфицированные спички в потаенное место, подальше от глаз Акакия, и, выбрав минуту, выбрасывала гору спичек в мусорное ведро. Если под рукой вдруг не случалось спичек, а зуд был нестерпимым, она подбегала к телевизору, покрытому жесткой салфеткой и, энергично вращая шеей, терлась носом в строго определенном месте, заранее ею выбранном. Во время гулянья она ломала палочку с ветки, чесалась и забрасывала ее подальше, а то, не дай Бог, Акакий ненароком подберет и в рот сунет. Жена, с гордостью первооткрывателя, всячески пропагандировала и рекламировала эту маленькую хитрость, втайне надеясь, что я последую ее примеру.
      На ночь у кроватки сына ставилась кастрюля с теплой водой для омовения рук - на случай, если кто-то из нас будет укрывать его одеялом или менять штаны. На кроватку вешалась марля - вытирать руки. Причем марли менялись ежедневно, проходя последовательно стирку, сушку и глажку.
      Вдобавок суровая кара полагалась за прикосновение к голому телу ребенка.
      Между прочим, больше всех от этого страдал он сам. Акакий любил, задирая рубашонку, обнажать свой круглый живот и сопровождал это занятие пояснениями: тыкал в пупок и говорил: "Пупа", тыкал в грудь и восклицал: "Гуть!". По этой причине живот у него был вечно открыт, и я его то и дело касался, как ни старался быть аккуратным, особенно если жена была рядом. Тогда она вскрикивала, хватала Акакия за шкирку, тащила его к столу; под дикие крики и рев бросала спиной на стол и, заставляя меня держать руки и ноги, смазывала ему весь живот фурацилином или одеколоном, беспощадно уничтожая бактерии.
      Наконец, жена строго-настрого запретила всем домашним целовать ребенка. Это была самая кардинальная мера, и в знак протеста кое-кто украдкой чмокал Акакия в затылок.
      Наперекор чрезвычайным мерам предосторожности, по нелепому жизненному закону, Акакий все-таки заболел: у него открылся жестокий запор. Для жены это явилось ударом из-за угла, ведь до этого Акакий ходил в штаны по нескольку раз в сутки, и жена, заваленная кучей грязных ползунков, в отчаянии твердо решила провести стремительную кампанию по приучению Акакия к горшку.
      Самым эффективным способом воспитания, по ее мнению, было воспитание на собственном примере. Мы с женой одновременно садились на горшки: жена - на горшок Акакия, я - на горшок ее престарелой бабки (жена с боем вырвала его у старушки, обличив ее в педагогической глухости); и жена, как горохом, сыпала словами, забрасывая ими Акакия, ходившего вокруг нас с виноватым видом: "Ты почему накакал в штаны? Почему не попросился у мамы-папы? Все писают-какают в горшок: Дима писает в горшок, Катя писает в горшок. А гуленьки в штаны какает!.. Нельзя, нельзя, нельзя! Мама разве какает в штаны? Потрогай маму: она сухая или мокрая? (Она приподнималась с горшка и щупала сзади подол халата.) Сухая! А почему? Потому что соображает, что можно на горшок пойти - какать-писать... А гуленьки плохой... Плохой, плохой..."
      Вероятно, впервые у человека просыпается совесть в тот самый злополучный момент, когда он понимает, что делать в штаны запрещено, но все-таки делает. Запрет рождает потребность своеволия, и вместе с чувством вины в человеке вызревают первые ростки свободы. Наблюдая за сыном, я невольно становился свидетелем духовного созревания человечества.
      Чаще всего Акакий прятался под столом, за швейной машинкой, иногда залезал под телевизор или, на худой конец, забегал за кресло - и там надолго затихал: мочился или делал акакия. Вот когда нужно было держать ухо востро и быть настороже, потому что он начинал размазывать лужу ногой и рукой, а потом, встав на колени, пытался из нее попить либо лепил абстрактные статуэтки, прообразы будущих Галатей, измазавшись по уши. Если его уличали немедленно, он мялся, мычал, безропотно шел за мной или женой, брал тряпку и помогал вытирать испакощенное место. Если же момент был упущен, он наотрез отказывался признавать свою вину, утверждая, что все это наделал мифический "Ка-ка", а не он.
      На улице обыкновенно он делал акакия, убегая далеко-далеко, стараясь оказаться вне поля родительского зрения. Прозевал момент - пеняй на себя: Акакий всячески отвлекал внимание, тыкал пальцем в сторону, показывая что-то, чего сам не видел, приносил загодя подобранные палочки или листочки, вручал шишку - словом, морочил тебя, как мог, оттягивая упреки и обвинения. *10
      Жена, форсируя события, стала брать горшок с собой на гулянье. Битый час она гоняла за ребенком по всему парку, сто раз извлекая его из-за берез и елок и силой усаживая на горшок. Бесполезные усилия!
      В конце концов мы с женой остановились на компромиссном варианте, на своей шкуре прочувствовав, что с его упрямством не совладать, а к восемнадцати годам, бог даст, он, как все люди, будет ходить в туалет. Поэтому мы чуть-чуть отпустили удила, и Акакий стал сам делать под кусток. Он долго выбирал место, примеривался, прежде чем сесть, устраивался, целеустремленно и сосредоточенно выжидал, производил одну порцию, требовал, чтобы ее накрыли листочком ("Накой!.. Накой!"), затем обходил куст, снова присаживался, доделывал начатое, внимательно следил, как я закапывал все это или забрасывал листьями; если под рукой оказывалась газета, он собственноручно прикрывал ею акакия. Только после всей этой длинной ритуальной церемонии, он удовлетворенно, с чувством исполненного долга, шел к оставленным машинкам, бросая прощальный взгляд на историческое место. Горшок он по-прежнему не любил и ходил в него в крайнем случае.
      И вот - запор! "Только приучили к горшку -- и на тебе!.." - всплескивала руками жена. Она вновь кинулась за разъяснениями к медицинским справочникам: "С ним может быть все что угодно!" Она штудировала их два дня кряду, наконец диагноз был готов: "- Все совпадает: путь заражения фекально-оральный... Обязательна сезонность - теплое время года. У него или аскаридоз, или эшерихиоз, или трихоцефалез..." -- "Это что такое?" -- заинтересовался я. - "Трихоцефалез -- это волосоглав..." -- "Волосоглаз?" -- "Волосоглав! А могут быть и элементарные острицы... Они тоже вызывают запор..."
      - Ну и отчего это?
      - От тебя, конечно: ты за него хватался грязными руками, он сунул свои пальцы в рот -- вот тебе и инфекция...
      - Ну а если он земли наелся?
      - Я тебя еще раз -- последний-- прошу: будь внимательней: не чеши нос!
      - Ладно.
      Таким образом, перед женой вновь открылись необозримые горизонты для приложения бурной медицинской энергии. Для начала она стала кормить Акакия свеклой, огурцом, подсолнечным маслом -- никакого эффекта. Тогда же отправила меня на поиски вазелинового масла. В пятой по счету аптеке я обнаружил этот дефицитный препарат. Но он тоже не помог. Жена обзвонила все "Диеты", и лишь в одной, к счастью, еще не раскупили отруби, которые она стала добавлять Акакию в суп, кашу и компот. Он вообще перестал есть. Между тем запор продолжался.
      Жена принялась делать ему точечный массаж живота и кишечника. Он хохотал, корчился, но акакия не делал. Пришлось пуститься на крайнее средство: вставлять ему в попку свечки. Он бегал от нас по всей квартире -- в результате свечка выпадала, и толку по-прежнему не прибавлялось.
      Всех болезненней, по загадочным причинам, переживал запор внука отец жены. Заметно пересиливая свою неохоту общаться с нами, он каждый вечер угрюмо спрашивал: "Ну что, сходил он?!" Получая отрицательный ответ, отец морщил лоб, который сразу становился похож на печеное яблоко, и говорил:
      - Угробите малого! Поставьте клизму! Целую неделю ведь не ходил: у него там все спеклось!
      - Ему же больно! Он кричит. Представляешь: целую клизму в живот ребенку вылить!.. - верещала жена.
      - Вы были маленькими: мы клизму ставили -- и ничего!
      Спор кончался ничем. Отец, бормоча себе под нос неотчетливые ругательства, уходил. Жена выплескивала на меня накопившееся раздражение. Вечерами за стеной слышалось ворчание: отец делился с матерью наболевшим, обвинял нас в дурости и упрямстве.
 
      2.
 
      Подниматься с постели было неотвратимым злом, и, затолкав наспех постель в тумбочку, я поплелся в туалет. Он был занят -- у двери стояла клюка. Значит, там сидела бабка. В ожидании своей очереди я заглянул в полуоткрытую дверь родительской комнаты, где отец жены делал зарядку. Он сидел на коврике и энергично вращал туловищем, делая махи руками, сжимающими трехкилограммовые гантели. Каждый мах сопровождался шумным выдохом и стоном. Стоны усилились, когда он отложил гантели и начал забрасывать ноги за голову. Зрелище было ужасающее, так как вместо левой ноги из пестрых цветастых трусов торчал обрубок -- усохшая, обескровленная культя. Его мощное волосатое тело гудело от боли, а там, где кончается колено, как бы самопроизвольно шевелился, сгибаясь и разгибаясь, кусок усеченной плоти величиной с детский кулачок.
      Раздался звук спускаемой воды, и из туалета выползла бабка, древняя, восьмидесятилетняя старушка с обрюзгшим, но волевым лицом. Как видно, она только что побывала в ванной, потому что ее короткие седые волосы были мокрыми и прилипли к голове. К груди она прижимала платье, символически прикрывая ночную рубашку из веселого ситца.
      - Доброе утро! - засуетился я.
      - Доброе утро! - с достоинством проговорила она и задвинула дверь туалета на задвижку.
      В их доме непременно требовалось утреннее приветствие. Если вдруг с отцом или с бабкой не поздороваешься, то наживешь себе кровных врагов, которые, дождавшись удобного случая, не преминут тебе отомстить. Потому я всегда старался скорее исполнить этот необходимый ритуал, чтобы уж больше к нему не возвращаться.
      Бабка взяла клюку и, заметно сутулясь, зашаркала к своей комнате. Я проводил ее взглядом: из-под рубашки просвечивали старинный бюстгальтер с толстой бретелькой и тремя пуговицами и гигантские шерстяные штаны на резинках. Разбухшие, в черных мерлушках, колоннообразные ноги заметно искривлялись. Покоились они в теплых, мягких и просторных ботах, не доставлявших беспокойства старческим мозолям.
 
      3.
 
      В унитазе плавали неспущенные остатки дерьма. Конструкция унитаза была такова, что за один раз он никогда полностью не спускал свое содержимое. Как ни дергай за цепь, вода аккуратно огибает экскременты и исчезает в предназначенном для них отверстии. Притом полноценный спуск воды осуществляется только первый раз, когда из высоко подвешенного бачка тебе на голову летят брызги, как из душа,- необходимо вовремя отскочить к двери; после второго и третьего спуска в пустом бачке раздастся только скрежет, хрип и шипенье. Следующего набора воды нужно ждать не меньше пятнадцати минут. А ночью воду вообще отключают: остается лишь прикрыть унитаз крышкой до утра.
      Я задержал дыхание и моментально вылетел из туалета. Но в ванную зайти уже не успел, потому что мимо меня на двух костылях проскакал отец жены. Его пышную черную шевелюру плотно облегала купальная розовая шапочка с пупырышками.
      - Здравствуйте!
      - Добрый день! - пробурчал отец.
      Дверь закрылась, но ровно через минуту в коридор, грохоча и подпрыгивая, вылетел эмалированный таз с грязными пеленками. Жена, вероятно, поставила его в ванну, и он помешал принять отцу душ.
      - Долго ты еще будешь умываться? Все остывает! -- высунулась из комнаты голова жены. Акакий выскочил из-под мамы и тут же забрался в таз с ногами.
      - Нельзя, нельзя! Это же грязное белье: ка-ка! - жена оттащила Акакия.
      - Ка-ка! Ка-ка! -- радостно повторял он и рвался обратно.
      Жена подхватила таз под мышку; покосившись в сторону ванной, где плескался отец, пробормотала сквозь зубы: "Дерьмо собачье!" - и унесла таз на балкон.
      Акакий забежал в бабкину комнату. Раза три промчался он от двери до окна, постучал по бабкиной кровати разлапистой ладошкой (бабушка лежала на постели со скорбным лицом), весело прокричал: "Ба-ба... бо-бо!", но, не отыскав должного интереса к своим действиям, сразу соскучился, выбежал из комнаты и снаружи задвинул дверь, передвигавшуюся на колесиках. Обернувшись ко мне, он пояснил: "Баба... х-х-х!" Что значило на его языке: спит!
      Через минуту дверь раздвинулась, и бабушка стала пенять Акакию:
      - Что ты, маленький?! Не надо закрывать бабушке дверь. Ты же умный! Послушный мальчик...
      Акакий, не обращая внимания на увещевания, задвинул дверь с возгласом: "Х-х-х!" - и побежал к маме.
      Дверь со скрежетом откатилась к стене - бабка негодующе простонала: