Он. Она - Забудь о комплексах как мужчина, будь счастлива как женщина

Та сценка была в целом вполне милой и симпатичной. Нам не грозило ровным счетом ничего. С нами были по-японски вежливы, нежны, приветливы, предупредительны. Нашего уродства старались не замечать изо всех сил. Поэтому никаких комплексов не возникло. Замечу попутно. Подружившись с нашей японской переводчицей, я, естественно, о многом ее расспрашивала. Задала в том числе и вопрос о том, а как же пренебрежительно называют нас, европейцев, у них. Ну, мы-то, понятное дело, не стесняясь, кличем азиатов «узкоглазые». А нас, таких распрекрасных, разве есть за что обзывать? Переводчица долго стеснялась, не решаясь меня обидеть. Но я буквально умоляла ее раскрыть страшную тайну. И тогда она выдавила из себя оскорбление: «Мы… мы… называем вас… „голубые глаза“!» И она закрыла лицо ладошками от стыда. Ведь решилась произнести такое!

Вот, мои дорогие, любимые голубоглазые и зеленоглазые читатели. Просто возьмите себе на заметку занимательный и непреложный факт, что, если вы решили кого-то называть черножопым и узкоглазым, существуют миры, где ваше беложопие и голубоглазость отнюдь не считаются признаками дивной красоты и даже достоинством. Это насмешливые, обидные и грубые прозвища, за которые приличным людям становится ужасно стыдно. А неприличным… Но разве мы с вами неприличные? Конечно, самые приличные и замечательные. Давайте же беречь окружающую среду от злых мыслей и слов, поскольку они имеют отвратительное свойство возвращаться и прилипать к нам же самим. «Оно нам надо?»

Но обо всем этом нам еще предстоит долгий разговор.

Комплекс одиночества

Этот комплекс имеет целый ряд разновидностей: комплекс отверженного, комплекс неприятия жизни, окружающей среды. В основе его лежат серьезные и болезненные ощущения: страх быть оставленным, страх невостребованности, страх пустоты и бесцельно уходящей жизни, а также страх остаться без помощи в трудной ситуации. Результаты: мучительная зависть, скупость, эгоцентризм. Комплекс одиночества – верный спутник комплексов неполноценности и превосходства. Помните Пушкинскую Татьяну: «Вообрази: я здесь одна, никто меня не понимает, рассудок мой изнемогает, и молча гибнуть я должна». Вот она, формула комплекса одиночества.

Комплекс поисков «настоящей любви»

В последнее время у меня часто возникает ощущение, что этим комплексом наделены буквально все, без исключения. В основе его – наивность, желание «сказку сделать былью», а также – самоутвердиться любой ценой. Беседуя с людьми, спрашивая, что для них «настоящая любовь», видишь четкую закономерность: ни один человек не сказал (сказала): «Я знаю, что такое „настоящая любовь“. Я пережил в своей жизни такое чувство. (Или переживаю сейчас.)». С ответом затрудняется каждый. Но все же «джентльменский набор» этого замечательного чувства, обрести которое мечтают все, таков: «Невероятной силы притяжение, не способное охладеть с годами, включающее в себя духовное, умственное, эмоциональное и физическое притяжение. В качестве обязательных приложений: верность, красота, материальный достаток, чистота помыслов, романтизм, взаимопонимание, стремление поддерживать»… далее по вкусу.

Комплекс поисков «настоящей любви» может порождать холостяков и старых дев, а с другой стороны – людей, неразборчивых в связях и отношениях, которые словно листают книгу в поисках самого важного и интересного и – не то, опять не то, снова не то…

Родительский комплекс

И эта проблема многолика. Родительский комплекс способен принести непоправимый вред не только своему обладателю, но и его потомкам. Одно из лиц страдания: родитель не принимает, не уважает, не ценит собственных детей, особенно если видит в них некоторые свои проявившиеся качества (слияние с комплексом неполноценности). Такой родитель зачастую жесток и неуважителен к ребенку, но свое жесткое, холодное отношение объясняет необходимостью правильного воспитания.

Иногда родители настолько отождествляют себя с ребенком, ощущают его частью себя во всех проявлениях: и душевных, и телесных, что любое замечание, сделанное ребенку, воспринимают как оскорбление, нанесенное им лично, любая неудача ребенка – личная трагедия. Норма для таких матерей и отцов: вмешательство во все сферы жизни ребенка, уверенность, что они лучше знают, что и кто необходимо/необходим ребенку (а следовательно, им). Из родителей с подобными комплексами впоследствии получаются самые лютые тещи и свекрови, тести и свекры. Именно в семьях подобных родителей подростковый бунт принимает самые жестокие и уродливые формы.

Родителям просто необходимо готовить себя к целому ряду открытий, самое главное из которых (и нашими предками оно четко осознавалось): ребенок – гость в вашем доме. Поэтому будьте готовы принимать его с любовью, вниманием, терпением, уважением. И знайте: любой гость, как бы ни дороги были ему хозяева дома, обязательно их покинет. Или с благодарностью, теплом и желанием видеться вновь и вновь, или с намерением не бывать вашим гостем ни при каких обстоятельствах. И тут – выбор за родителями. Ибо что посеешь, то и пожнешь.

Об этом поговорим позже на примерах из жизни, предлагая на выбор способы поведения и предупреждая о последствиях.

К чему все сводится?

Начну с пронзительной записи Петра Мамонова из его «Закорючек».

Грех

Не помню, когда и где видел, но до сих пор стоит перед глазами: мужчина из ревности или еще по какой дурацкой причине схватил нож и вонзил в грудь любимой и тут же вытащил. Как бы:

– Ой, нет-нет. Извини. Я не хотел.

И поразило, что хотел – не хотел, а все, поздно.

Так и грех, даже мелкий, оставляет на моей душе неизгладимый шрам. Вроде, все хорошо: не пьешь, не куришь, а все равно – утром встал, и тоска. За что? Да потому что живого места нет. Ничего почти не оставил себе, чем жить, чем любить. Одни шрамы. И становится очень страшно, и как-то досадно; своей рукой все сделал.

Как жив остался, известно только Богу. Это Он зачем-то спас; и веру Он дал; и теперь на меня такого надеется. У Него других нету. Блудница, мытарь и разбойник.

Один умный человек сказал, что грех – это то, что отделяет нас от Бога. Когда успеваю задуматься: а меня вот это сейчас отделяет? Тогда получается, если попросишь.

И потом всегда страдает невинный. Из-за меня. Из-за того, что я сделал или не сделал. Из-за того, что в моем сердце: злоба или любовь.[2]

Поразительно, по-мужски честно.

Мы, женщины, часто романтизируем собственные грехи, находим им объяснения, сваливая свою вину на обстоятельства, на окружающих, на усталость, недомогание… Потому что правда бывает невыносимой.

Но когда вы говорите злые слова, кричите, раздражаетесь, стараясь сделать больно тому, кто рядом, вспомните: вы вонзаете в грудь человека кинжал! Слово – это мощное оружие. И не думайте, что достаточно будет сказать: «Извини. Я не хотела». Может наступить тот миг, когда поздно. Хотела – не хотела. А все. Конец.

Помните про этот кинжал, когда затеваете ссору. Просто вспоминайте это слово. И – найдите в себе силы отбросить зло.

Есть мысли, чувства, поведение, побуждения, которые нас разрушают, причем в самом прямом, буквальном смысле этого слова.

Например, по данным австралийских психологов, на здоровье человека наиболее негативно влияют:

1. Зависть. Страдающие завистью люди, как оказалось, особенно подвержены сердечно-сосудистым заболеваниям.

2. Ревность приводит к гормональному дисбалансу (у мужчин, например, возникает недостаток тестостерона в организме, что может привести к развитию импотенции).

3. Самокритика, самоедство, склонность часто винить себя во много раз увеличивает риск заболевания раком.

4. Жалость к себе (комплекс жертвы) разрушает печень.

5. Жадность является причиной расстройства пищеварительной системы.

А в целом, если вдуматься, все комплексы проистекают из наших грехов. Я сейчас обращаюсь ко всем, и верующим, и неверующим. В данном случае важно, что и неверующие люди прекрасно понимают, что такое грех и какой тяжкой ношей он ложится на совесть, сознание, память и здоровье каждого из нас.

Один из самых древних, мучительных и тяжких грехов человеческих – гордыня.

«Кто заражен гордостью, тот ко всему наклонен оказывать презрение, даже к предметам святым и божественным: гордость мысленно уничтожает или оскверняет всякую добрую мысль, слово, дело, всякое творение Божие. Это мертвящее дыхание сатаны». (Св. прав. Иоанн Кронштадтский.)

К чему ведет гордыня?

Слишком гордый человек не умеет любить никого, кроме самого себя. Будьте уверены: окружающие рано или поздно ответят тем же. А как иначе реагировать на надменность, высокомерность, притворство, хвастовство, недружелюбие, презрение к ближнему?

Страшный грех, которым буквально одержимо сейчас наше общество, – ненасытное желание земного богатства и благополучия. Жадность, мечты о богатстве, отношение к людям в зависимости от того, насколько они богаты, – чудовищная вещь. Ведь коррупция, попрание законов – следствие ненасытной, иррациональной любви к деньгам. Мы не говорим сейчас о том, что деньги – зло. Злом они становятся, когда человеку их всегда и в любом случае мало. Когда не деньги существуют для человека, а человек жизнь свою подчиняет деньгам, становится их рабом, готов ради них на любые преступления.

Интересно, что если остальные грехи люди осознают как что-то порочное, разъедающее душу, то богатством – хвалятся, его не скрывают, им гордятся. Перед богатством благоговеют, ему завидуют. На какие только преступления не готовы пойти те, кто одержим мечтой о богатстве! Ложь, подлог, манипуляция чувствами близких людей, воровство, убийство… Разве это может быть фундаментом счастья?

А вот еще грех, который часто вызывает улыбку, а иной раз сочувствие, желание помочь. Чревоугодие. Уже в самом слове заключено его неприглядное значение: люди живут, чтобы угождать собственному чреву, желудку. Что постигает чревоугодника? Чаще всего – ожирение. А с ним и всяческие болезни. Гнуснейший порок, сопровождающий чревоугодие, – пьянство. Нам ли не знать о последствиях пьянства?

«У кого вой? у кого стон? у кого ссоры? у кого горе? у кого раны без причины? у кого багровые глаза?» – это еще библейский царь Соломон в своих притчах спрашивал.

И его же ответ звучит так: «…у тех, которые долго сидят за вином, которые приходят отыскивать вина…»

А вот грех, который идет рука об руку с гордостью: зависть. Василий Великий определял зависть так: «Зависть есть печаль о благополучии ближнего».

Замечательно сказано! Благополучие ближнего заставляет завистника жестоко страдать, испытывать тяжкие мучения. А мучения эти зачастую толкают его на всевозможные преступления. Интриги, клевета, злоба, вплоть до убийства – порождения зависти. Завидуя чужому счастью, люди слепнут. Завистники поддаются своим иллюзиям, подсказывающим, что у соседа все лучше. Это самообман, поскольку нет абсолютно счастливых людей. Что-то дано, но что-то и отнято. Да и то, что дано, дается лишь на время. А еще считается, что зависть – дочь гордыни. Побеждая в своем сердце гордыню, мы меньше страдаем и от зависти.

Гнев по праву считается одним из самых страшных грехов. Как часто даем мы выход злости, ярости! Обрушиваем всю силу своих темных чувств на другого человека. А между тем гнев воспрещается православием так же, как и человекоубийство.

Вот слова Иисуса Христа: «Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф. 5, 21).

Как проявляется гнев?

Целым сонмом других грехов: злыми словами, клеветой, презрением, оскорблениями, проклятиями, радостью по поводу несчастий другого человека, желанием нанести ему вред.

Кому из нас незнаком гнев? Боюсь, не найдется среди нас такого человека. Иоанн Кронштадтский говорил о гневе: «Отчего иногда человек вдруг приходит в такое неистовство, что сильно горячится, быстро, отрывисто и несвязно говорит, ломает себе руки, рвет на себе волосы или в ярости бьет других, ломает безумно все, попадающееся ему под руки, и делает другие дела, свойственные умопомешанному и исступленному? Явно оттого, что в его сердце действуют духи злобы поднебесные, подстерегающие людей ко всякому злу и дышащие злобой и убийством на всех и все… Потому-то Христос Спаситель и христианская вера заповедуют нам кротость и смирение, которые не допускают действовать в сердцах духам злобы и гордыни, ищущим смерти всех и каждого. Господь говорит: научитесь от Меня, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11, 29). Гнев человека – страшное, противоестественное явление в человеке: он возбуждается часто в сердце из-за причин самых маловажных, по причине самолюбия, гордости, кроющихся в нашем сердце».

Умение подавить гнев и раздражение – исток овладения искусством любви, кротости. От гневного бегут. К кроткому тянутся. Да и самому гораздо легче жить без кипящей внутри злобы и раздражения.

Я когда-то услышала о том, как к нашему святому Серафиму Саровскому, когда он жил в пустыньке в лесной чаще, пришел свирепый огромный медведь. И Серафим так ласково с ним заговорил, что лютый великан подошел к отшельнику и склонил свою буйную голову. В кротости сила, не в гневе. Вот я и стала молиться Серафиму Саровскому, чтобы он придал мне кротости. Чтобы появилось у меня умение смириться в любых обстоятельствах. Смириться и принять. Молитвы мои длились годами. Это был труд. Но иначе с гневом не справиться – только терпением и трудом, самообузданием и самоконтролем.

Грех, который особенно никого не пугает – лень. Ну, делаю меньше, чем мог бы. И что? Кому от этого такой уж вред? А между тем грех этот сродни убийству. Человек убивает праздностью время своей жизни. Ведь время, отпущенное нам, – дороже всего на свете. Потерянное время вернуть нельзя, как нельзя оживить убитого человека. Время жизни – это время трудов, преодоления, учения, раскрытия талантов, способностей.

Осознание грехов – уже победа. И начало великого труда, который приведет к изменениям в вашей жизни.

Особенные слова

Сколько людей, столько и судеб, совсем особенных, уникальных. Но вот что меня сначала удивило, а потом рассмешило, когда я готовила эту книгу: все мои респонденты и респондентки, взявшиеся писать о своих проблемах, начинали повествование примерно так: «В раннем детстве у меня не было никаких комплексов…»

Главные болевые точки возникали практически у всех по мере столкновения с обществом людей: чужих взрослых или детей-сверстников, неласково или пренебрежительно СКАЗАВШИХ (заметьте – ничего не сделавших, но сказавших) нечто в адрес не готового к этому маленького человека. Это – как первый взгляд на себя со стороны. Дома любят, заботятся, хвалят, умиляются, восторгаются. И вдруг… Это может быть сильным ударом, если ребенок совсем не предупрежден, не проинструктирован старшими о том, в какой мир ему предстоит попасть.

Умный, заботливый взрослый обязан терпеливо давать ребенку советы о том, как вести себя в той или иной ситуации. Это теперь мало кто умеет, но не беда. Надо научиться, если взяли на себя такое важное дело, как воспитание ребенка.

Приведу пример подобной инструкции.

Я ношу очки с четырехлетнего возраста. С очками у меня никогда не было никаких переживаний, мучений, ощущений ущербности и урона своей девичьей красе. Тут я должна сказать огромное спасибо моим близким. Хочется заметить, что меня окружали очень любящие и внимательные люди, тонко разбиравшиеся в детской психологии. Именно благодаря им, моим дорогим тетям, я была ограждена от многих страданий (совсем не пустяковых), через которые проходят дети, вливаясь в социум.

Итак, получили мы в «Оптике» первые мои очечки. Тут же выбрали к ним красивый футлярчик и специальную фланельку для протирания стеклышек. Дома я радостно примерила очки, не подозревая, что теперь могу стать объектом насмешек и издевательств со стороны моих «коллег» по детскому саду. И если бы меня не подготовили, вполне мог взрасти во мне определенный не очень симпатичный комплекс.

Но меня подготовили! Сказали так:

– Завтра ты пойдешь в детский сад в очках. Тебя могут начать дразнить.

Ну, как дразнят в детском саду – это я уже знала. Был бы повод. Меня пока не дразнили. Теперь, значит, повод был.

– А как меня будут дразнить? – живо заинтересовалась я.

– Ну, скорей всего – очкарик. Но ты можешь сделать так, чтобы дразнить тебя было совсем скучно. Тогда никто этого делать не будет.

Конечно, мне было очень интересно, как сделать так, чтобы с темой очков от меня отстали раз и навсегда.

– Что мне надо сделать? – жадно спросила я.

– Во-первых, никогда не показывай человеку, который хочет тебя обидеть, что ты обиделась. Иначе обидчик никогда не отстанет. Смейся вместе с ним. Тебе скажут «очкарик», а ты засмейся и скажи, правда же это здорово? И что ты ужасно рада своим волшебным очкам.

– Они у меня волшебные? – Тут я прямо задохнулась от счастья.

– А разве нет? Ты же без них плохо видела. Ты не могла читать так быстро, как тебе хотелось. А теперь ты будешь хорошо видеть, прочтешь много книг, узнаешь столько всего! И все благодаря волшебным стеклам твоих очков.

Это было чистейшей правдой. И настоящим чудом. Потому что без очков – видно плохо, в очках – отлично. А читала я и так лучше всех в группе. Теперь же… О!

Но волшебство очков перекрывалось еще кое-чем! Сейчас мне кажется, что полной, полнейшей ерундой. Но ерунда эта – работала! Счастье, что мои тети все это чувствовали, знали, понимали.

– Если кому-то волшебных очков покажется мало, и тебе все равно скажут «очкарик», ты с улыбкой скажи: «Да! И у меня не только волшебные очки, которые только мне и никому другому помогают знать все на свете, но к ним есть еще и специальный футлярчик и даже (!!!) фланелька!!!».

Предупрежден – значит вооружен. Я была вооружена, можно сказать, до зубов.

Представьте, все прошло точно по сценарию! Мне даже было неинтересно. Мне сказали: «Очкарик», я тут же выдала про волшебные очки, футлярчик, фланельку. Почему-то именно фланелька (просто кусочек яркой мягкой тряпочки) произвела самое большое впечатление.

Все! Тема эта больше меня не касалась. Но знаю много случаев, когда неподготовленные дети вступали в серьезный конфликт со своими сверстниками и в результате отказывались от очков напрочь, что, впрочем, не спасало их от дальнейших преследований, потому что они не были готовы к умному отпору вообще. Ведь умный отпор – это не кулаки, не слезы и сопли, не стоны и жалобы воспитательнице. Умный отпор – это ощущение окружающими, что их язвительные замечания совершенно тебя не уязвляют. И в выработке такого подхода должны помочь взрослые. Хорошо, если они понимают серьезность и важность этой задачи, хорошо, если знают, как именно помочь, что именно и становится настоящей силой (а это – всегда – сила ума и юмора, но не сила мускулов). Если таких взрослых рядом нет, болевая точка обеспечена. Одна из многих.

Но бывает, что родители усугубляют проблему ребенка, ставят его вне общества, объясняя своему драгоценному чаду, что оно особенное, а все вокруг – полные ничтожества. Такие заманчивые для каждого любящего родителя установки – вещь крайне опасная. Ведь ребенку вашему только меньшую часть его жизни предстоит существовать в родительском гнезде. Что же будет с ним, когда придется это гнездо покинуть и вылететь в открытый мир, где у всех равные права на жизнь, любовь, сочувствие? Вот то-то и оно – гордецу ужиться среди людей невозможно. Зачем же растить ребенка, заранее обрекая его на серьезные трудности? Впрочем, о таких примерах речь у нас пойдет позднее.

Сейчас же вернемся к теме истоков. Итак, у большинства детей конфликт возникает при столкновении с внешним миром. Говорю это на основании скопившихся у меня записей.

Но если я спрошу себя о моих собственных проблемах, то ответ будет сильно отличаться от большинства. Хотя не думаю, что он такой уж уникальный. Но все же… Впрочем, опишу все по порядку. Есть у меня один комплекс, подпитанный, конечно, детским садом, но начавшийся в младенчестве. И раз уж договорились начистоту – рассказываю. Я не могу посещать общественные туалеты. Звучит это, конечно, смешно. Но на деле – ничего хорошего. Время от времени посещать туалет – это естественная потребность каждого живого существа. И в этот момент хочется чувствовать себя в безопасности и чистоте. Эх! Вот с этим в нашей стране всегда почему-то были сложности.

Помню себя с младенческой поры. Заметьте, ранней памятью обладают многие. Ребенок, не научившийся говорить, в состоянии тем не менее запомнить целый ряд младенческих впечатлений. Впрочем, на эту тему существует множество исследований, это давно уже доказано и проанализировано. Если мать груба и агрессивна с шестимесячным или годовалым ребенком, вся ее агрессия будет впитана и освоена младенческой памятью – осознанно или нет, это уже другой вопрос. Молодые мамочки очень и очень устают именно в первые восемнадцать месяцев жизни ребенка. Они недосыпают, им кажется, что всю оставшуюся жизнь им придется быть прикованными к собственному чаду, у них сдают нервы. Это все можно понять. Но понимать надо и то, что у ребенка в первые месяцы его жизни складываются основополагающие понятия о том, куда он попал. И – к кому…

Я очень рано стала проситься на горшок. Именно вследствие раннего осознания себя. Но любое осознание – это еще и источник наших человеческих скорбей. Увы. Меня очень травмировал эпизод, о котором я сейчас поведаю. Он предопределил мое отношение к матери.

Мне было чуть больше года. Происходило все ночью. Я попросилась на горшок. Мама не просыпалась. (Папа, очевидно, был в командировке, иначе не было бы этой тяжелой ситуации, он легко просыпался ночами.) Я продолжала проситься. Потом заплакала. Мать подняла голову с подушки и сказала: «Писай в кровать». Это было абсолютно невозможно. Полностью исключено. И я продолжала плакать. Никакой обиды не было. Младенцы, видимо, умеют от природы требовать свое, пока не добьются, не чувствуя себя при этом виноватыми или плохими. Поскольку я не унималась и просилась на горшок, матери пришлось все же встать. Она была крайне раздражена. До сих пор помню это раздражение большой, сильной, энергетически очень мощной молодой женщины (ей было тогда всего-то двадцать два года). Она рывком вытащила меня из кроватки. Но на горшок не посадила. Босиком пробежала в гостиную, где был серый гранитный пол (родители отца жили в старинной квартире), стащила с меня ползунки и велела: «Писай на пол!»

Это было невозможно! Чудовищно унизительно. Мне нужен был горшок. Но ее стихийное гневное раздражение диктовало ей другое обращение со своим ребенком. «Писай на пол!» – вот что она требовала. И мне пришлось.

Впечатление врезалось в память намертво.

Что следовало из этого урока жизни? Ведь каждый эпизод – урок. Со своей долей нового или повторения пройденного. Со своими оценками за поведение, поставленными себе или окружающим.

В результате этой небольшой, но значительной для меня сценки я поняла: мать не обеспечивает мою безопасность. Это я четко усвоила на всю оставшуюся жизнь. Не из злопамятства. Были еще некоторые эпизоды, на закрепление пройденного материала, так сказать. Не было, повторяю, обиды. Младенцам это неведомо. Но был инстинктивный вывод. Как сигнал: осторожно! Опасность!

Через много-много лет, когда у меня были уже собственные дети, я спросила у мамы, зачем она тогда так поступила. Она была поражена. Не может быть, чтобы в таком возрасте я это запомнила! Я описала детали: каменный пол, кроватку…

– Да, – сказала она, – все было так. Я уставала. Работала, училась. Ночью вообще ничего не соображала. Помню, как все это было. Но – не вернешь…

Надо сказать, что много над нашим народом проводили экспериментов в XX веке. Слишком много. В числе самых чудовищных – эксперимент по «равноправию» женщин.

Что значило это «равноправие» на деле? Женщина обязана была работать. Мало какой муж одной своей зарплатой мог обеспечить семейные нужды. Да и мужей жестокий век изничтожал почем зря, каждого – своим способом. Что оставалось женщинам? Женщина, продуктивно трудясь, должна была к тому же вести дом, следить за детьми.

Как за ребенком уследить, если все силы тратятся на работу? Ясли, детский сад, лишение материнской доброты. Не заботы – она была, на уровне инстинкта. Но – доброты, мягкости, нежности материнской очень многие дети работающих матерей были лишены. Откуда у заезженной клячи возьмется такая роскошь, как терпение и нежность к ребенку, мешающему выспаться перед трудовым днем? Силы, данные природой, забирались государством так безжалостно, что к сорока годам большинство наших женщин уже чувствовали себя старухами. А дети, выращенные в яслях и детских садах усталыми и раздраженными воспитательницами, рано превращались в невротиков.

Моя мама очень старалась все успеть. Она родила троих детей, много работала, тянула на себе дом. Прожила немногим больше шестидесяти лет. То есть, по западным меркам, где ПОЖИЛОЙ, подчеркиваю – пожилой, а не старческий, возраст начинает свой отсчет в шестьдесят лет (по определению ВОЗ), умерла, не дожив до старости.

Пишу это небольшое отступление всего лишь для того, чтобы обозначить: я не судья своей маме, я ее понимаю, как поймут все женщины, живущие в подобных условиях. Но с проблемами, возникшими у нас в младенчестве, в результате хронической материнской усталости, нам придется разбираться самим. Никого не виня, не осуждая.

Мы самим себе должны помочь разобраться в собственных сложностях и договориться с ними. Шрам не убрать. Но вполне можно постараться сделать так, чтобы он не болел, не мешал и был почти не заметен.

Результатом той ночной сцены стало мое особое отношение к условиям «посещения туалета». Назовем это так. Тем более, по целому ряду причин, эта проблема в наших специфических условиях бытия только усугублялась с течением времени. Серьезным этапом на моем жизненном пути (если бы только на моем!) стал детский сад.

Не знаю, почему место скопления несчастных маленьких людей назвали садом. С садовыми цветами садовники обращаются почтительно и деликатно. Иначе они вянут. Мы же не вяли. Даже ухитрялись расти. Стало быть, никакие мы были не садовые цветы, а скорее – сорняки. Они выживают в любых условиях. И даже крепчают от этого. Но я за точность названий! Причем тут сад? Ну пусть будет детский пустырь. Или детская помойка. Или даже место превентивного заключения подрастающего поколения, чтоб пораньше разобрались, что к чему.

Это не черный юмор. И не обида сквозит в моих словах. Это стремление к лингвистической ясности. Может быть, если мы начнем давать понятиям правильные названия, у нас возникнет потребность что-то изменить? А то назовем красиво и радуемся. Сад! Где все цветет и благоухает! Только лучше не нюхать (пахнуть будет сиротским борщом и запеканкой), а также не вникать в звучание самого слова, ибо в русском вещем языке слово «сад» ассоциируется к тому же с именем известного маркиза, не к ночи будь помянут…

Так вот. В моем детском исправительном заведении в туалет нас водили строем. Строго по часам. Мальчиков и девочек совместно. И попробуй показать, что ты стесняешься! Тебе конец! Это надо суметь учуять сразу и бесповоротно. Ты можешь стесняться и дико страдать. Но молча и скрытно. Чтоб об этом никто не догадался. Это – военная тайна. Узнает кто – все! Пиши, пропало!

А что делать, если в данный момент, когда велят всем оправляться, тебе именно не хочется? Вот он – извечный конфликт индивидуума и коллективной воли! Ишь ты! Не хочется! Всем – хочется, а тебе не хочется! Выискалась!

Что из этого следовало? То, что когда захочется, вот тут-то и восторжествует справедливость! Не пустят тебя, гнилого самоуправца, в туалет в неурочное время. Терпи. Плачь, страдай, но терпи. Ведь предупреждали!

В общем, история известная, многим знакомая. И приходилось претерпевать. Просто набраться мудрости и сказать себе: детский сад когда-нибудь кончится. Обязательно. И потом – я никогда не буду ходить в туалет нигде, кроме дома. И точка.

Дело усугублялось еще и нашим исконно-посконным отношением к туалетам. Таких гадких, грязных, смердящих мест, вынужденно посещаемых людьми, мне почти нигде больше встречать не приходилось. Только в родных пенатах. В последние годы появились, правда, свежие впечатления из некоторых азиатских стран, но речь сейчас о нас.

Есть у меня один замечательный друг, Алеша Добров, архитектор, художник, с которым мы долгие уже годы состоим в переписке, радуя и развлекая друг друга всякими жизненными историями. Вот как-то раз делились мы заветным: впечатлениями от родных туалетов. Получилось нечто вроде древнегреческого поэтического состязания: кто кого переплюнет, чей опыт ужаснее, чья история поразительнее. Оказалось, каждому из нас было что рассказать на тему «туалетных ужасов».

Вот Алешин эпизод: «Самый пикантный нужник я видел в Ленинграде на Московском вокзале, там архитектура была изобретательная – дыры разделили низенькими перегородками, где-то метр двадцать, так что, когда сидишь и какаешь, видно голову. А вот дверей не было, только эти кирпичные перегородки так слегка изгибались, как в переодевалках пляжных… А поскольку это все же на вокзале, то страждущих до дефекации там тыщи, и вот представляете, тоже такое возвышение, на нем сидит квинтет или секстет какающих, а перед каждым отсеком – очередь. И каждый какающий смотрит такими расширенными глазами первому в очереди…»

А вот мой фрагмент впечатлений на ту же тему: «В пору моей мятежной юности решили мы с другом отправиться на самолете в город Касимов Рязанской области.