Лед Бомбея

Она хорошая повариха и родом из тех же мест, что и я. Я – индиец из Бенгалии, а она мусульманка из Бангладеш. Поэтому мы говорим на разных языках. Но между нами возникло нечто вроде дружбы, основанной на общей любви к кулинарии, к рыбе, зажаренной в горчице, и к цветкам банана, приготовленным на пару. У нас с ней общая ностальгия по илиш, рыбе, которую бенгальцы сравнивают со своими женщинами, соблазнительными снаружи, но познакомьтесь с ними поближе – и можете невзначай поперхнуться косточкой. Вы пробовали эту рыбу?

Я отрицательно покачала головой.

– А вы знали соседа по квартире Зарины – Сами?

Лейка чуть было не выскользнула у него из рук.

– Сами умерла. И мне ничего об этом не известно.

Он начал медленно отходить к дверям своей квартиры.

– Не беспокойтесь. Я не из полиции. – Я показала ему свое журналистское удостоверение. – Меня зовут Роз Бенгал. Я просто ищу фотографии Сами по просьбе одной его подруги.

– Какой подруги?

– Сунилы, еще одной хиджры. Она сказала, что Сами сделал эти фотографии, чтобы предотвратить снос жилищ своих друзей, который планировали какие-то его клиенты.

– Мне ничего не известно ни о каких фотографиях, но я знаю, что Сами пытался защитить вот это. – Он махнул рукой в сторону внутреннего двора. – Хотя на самом деле подрядчики не собираются его уничтожать. Они хотят его просто перестроить.

– Это – то самое здание, которое пытался защитить Сами?

– Не очень впечатляет западного человека, правда? – Он взглянул на меня с нескрываемой иронией. – Но, как бы то ни было, в этом здании живет и работает больше тысячи человек. В некоторых квартирах ютятся до пятнадцати жильцов. Совсем недавно его продали под гостиничный комплекс мирового класса с кинотеатром, оснащенным по последнему слову техники, бассейнами и тому подобными удовольствиями. Конечно, на такое строение потребуется в пятьдесят раз больше ресурсов, чем уходит на это здание, ведь наши зарубежные гости очень резко реагируют на ограничения в подаче электроэнергии и на сбои в водоснабжении, в общем, на все то, что мы, как отсталая нация, принимаем за нечто само собой разумеющееся.

– А кто подрядчики?

– Они именуют себя «Корпус Голиафа» – вы сможете убедиться в широте их видения, взглянув на плакат на кинотеатре, – но за этой завесой скрывается множество негодяев.

Примерно то же самое мне говорил и пляжный художник.

– А вы не могли бы мне подсказать, где можно отыскать Зарину? – спросила я. – На тот случай, если ей что-нибудь известно о фотографиях.

– У нее свободная профессия.

Он замолчал, было видно, что ему не хочется раскрывать мне подробности. Тем не менее я ждала.

– Время от времени она работает в одном из баров около Грейт-Пэлас, – добавил он наконец слегка недовольным тоном. – Бар называется «Никто». Большей частью там работают «зенана», но над баром есть комнаты, которыми владеет хиджра-мать. Можете поискать там.

– Не упоминал ли Сами при вас кого-то по имени Гол или Гул?

– Звучит знакомо... Кажется, у Сами был дружок по имени Гул. Уже очень давно. Я запомнил его потому, что он был инвалидом. Сами всегда принимала под свое крылышко обездоленных.

Мужчина снова начал поливать растения, тем самым дав понять, что разговор окончен. Но не успела я сделать шаг к лестнице, как он окликнул меня печальным голосом изгнанника, ждущего известий из дома:

– Пожалуйста, если вы найдете Зарину, напомните ей, что сезон дождей уже почти начался и наступает время для принятия решений и для «хичури». И делать закупки не нужно. У меня уже есть лук, имбирь и яйца для жарки и даже особый рис «атап». Она поймет, что я имею в виду.

– «Хичури»? Вы хотите сказать, кеджери?

Он покачал головой.

– Это искаженный британский вариант. У нас все гораздо вкуснее: более изысканная рыба, более утонченные и разнообразные пряности.

Я уходила, когда он начинал срезать засохшие цветы с растений Зарины.

* * *

Бар «Никто» представлял собой довольно мрачное место с тем особым, характерным именно для Азии неумением использовать возможности искусственного освещения, которое делает помещение либо слишком темным, либо, наоборот, слишком светлым. Любое мелкое пятно на столе и морщинка на лице подчеркиваются и утрируются синевато-белесым свечением флуоресцентных ламп на потолке. Стены выкрашены в больничный матово-зеленый цвет, но краска на них уже пошла пузырями и обесцветилась. Барная стойка представляла собой стол из жаростойкого пластика, уставленный начатыми бутылками и кружками из нержавеющей стали. Все остальное пространство занимали кресла, обитые какими-то неестественными материалами, от одного вида которых у вас начинался зуд.

Девушки размещались по краям комнаты в сочетаниях, казавшихся на первый взгляд совершенно случайными, ничего общего не имеющими с их намерениями. Они чем-то напоминали слипшиеся ракушки, водоросли и мусор на морском берегу, в расположении и сочетаниях которых можно отыскать некую нелогичную и неустойчивую упорядоченность.

Здесь были тонко очерченные и смуглые малайские и бенгальские лица; бледные, зеленоглазые мусульманки из Кашмира; курносые уроженки Гуджарата; крошечные непалки с матовым оттенком кожи, делавшим их похожими на китайские фарфоровые статуэтки. Несколько едва заметных саркастических смешков по поводу появления женщины нарушило атмосферу полного безразличия, по-видимому, царившую здесь до моего прихода, но интерес ко мне почти мгновенно угас. По сравнению с тем, что я увидела в этом баре, жизнь колонии хиджра под опекой Бины стала казаться мне достойной и вполне приличной. Здешние же девицы в тусклом неоновом освещении производили впечатление человеческого хлама, выброшенного на задворки жизни.

Я уселась на диван и стала листать лежавший там журнал Шомы Кумар «Скринбайтс», просматривая крикливые заголовки заметок: «ДУРНЫЕ ДЕЛА ХОРОШЕГО ПАРНЯ: Нохсин Хан сбросил маску!»; «САМЫЙ ПОХОТЛИВЫЙ ЖЕРЕБЕЦ»; «НАША НОВАЯ АНИТА СВОЕЙ ПОТРЯСНОЙ ФИГУРКОЙ И ЖЕМЧУЖНОЙ УЛЫБКОЙ ЗАСТАВЛЯЕТ МУЖСКИЕ СЕРДЦА БИТЬСЯ СИЛЬНЕЕ!».

Содержание статей ничем не уступало заголовкам:

ПОЧЕМУ НЕГОДЯИ КАЖДЫЙ РАЗ УЛЫБАЮТСЯ, КОГДА ИХ БЬЮТ ПО МОРДЕ

Каждая затрещина стоит денег! В наши дни негодяй – сила индийского кино. Как герои в былые времена, он сумасброден, добродушен и способен доводить женщин до умопомрачения своей обходительностью и коварными чарами.

Украдкой вошли и также украдкой вышли несколько клиентов, и сквозь металлическое бренчание саундтреков индийских фильмов, доносившееся из транзистора, послышался скрип половиц наверху. Этот бар обладал сексуальной привлекательностью парикмахерской в захолустном городишке с той разницей только, что здесь результат был еще более жалким. Просидев таким образом час и как следует вспотев, я прониклась доверием к девице с внешностью малайяли, сидевшей неподалеку, и решила задать ей вопрос о Зарине.

– Зарина вообще-то пользуется здесь большим успехом, по крайней мере когда удостаивает нас своим присутствием. Но такое не часто случается, потому что она не из простонародья. У нее был очень богатый постоянный поклонник, но я что-то уже очень давно ее не видела.

Я описала соседа Зарины.

– Нет, это просто очень приятный человек, живущий рядом с ней, – ответила девушка, – фотограф.

– А мне он сказал, что сценарист.

– Да? – Подведенные брови изогнулись от удивления. – Возможно, он был им в другой жизни. Теперь же он занимается фотографией. – Она захихикала. – Делает непристойные снимки. Очень милый парень, но Зарину он в сексуальном смысле не интересует. Ее парень был высокий, такой же, как и сосед, но гораздо лучше сложен и всегда одевался по западной моде и носил самые стильные туфли.

Больше она не стала ничего рассказывать.

– А ее парень не был женат? – продолжала я свои расспросы. – Он не носил кольца? – Проспер носил кольцо.

Она пожала плечами:

– Женатые, холостые, отцы семейств – к нам всякие приходят.

– А не знаете ли вы, случайно, калеку по имени Гул, друга Сунилы?

Этот вопрос был уже явно лишним. Я начинала походить на легавого. Остальные девушки начали обращать на нас внимание, и в баре вдруг воцарилось неприятное молчание. Я услышала, как грозно заскрипели ступеньки лестницы, и в дверях появился тучный мужчина в юбке с внешностью стареющего Ричарда Никсона.

– О боже, это же тетушка, – прошептала одна из девушек. – Не к добру она пришла.

– Эй, вы там, – крикнул Никсон, показывая на меня. – Вы, туристка! Что вам здесь надо? Кто вам позволил распугивать моих клиентов? Делай свое дело или слезай с горшка! – Она несколько раз хлопнула руками, сложенными в пригоршню – особый жест хиджры, – после чего протянула руку и потерла кончиками пальцев. – У нас нет того инструмента, с помощью которого мы могли бы доставить тебе удовольствие сегодня вечером, но это не значит, что ты можешь проводить здесь время бесплатно.

– Мне очень жаль, если я причинила вам неудобство, – сказала я, – но я ищу Зарину, меня попросил об этом один ее друг.

– Ваш друг хочет Зарину, он платит хорошие деньги.

– О нет, совсем не с этой целью, он хочет просто побеседовать.

– Не с этой целью! – Она буквально выплюнула эти слова мне в лицо. – Не потрахаться, а поболтать? Но болтовня тоже стоит денег.

– Извините, произошла ошибка. Я ухожу.

Уже на улице я услышала, как кто-то окликнул меня:

– Мисс! Вы забыли!

За мной бежала хиджра-кашмирка, размахивая журналом Шомы. Я начала было разуверять ее, говоря, что журнал не мой, но она, не говоря ни слова, затолкала его мне в сумочку.

– Вы ведь та самая дама, которая пытается помешать гунда причинять вред хиджра? – Она оглядела меня с ног до головы. – Почему вы это делаете? Вы же сами не хиджра.

– У каждого должно быть хобби.

– Говорят, если нами заинтересуется Би-би-си, это может многое изменить. Но вам нужно быть более осторожной в наших краях. Зарину страшно избили. Я думаю, это сделал ее дружок. Или его дружки. Она сбежала. Но прошлой ночью гунда вернулись и стали расспрашивать об этой самой Суниле, и какая-то дура сказала им, что у Сунилы есть хороший приятель по имени Роби, который работает на Калеба Мистри.

– А вы, случайно, не знаете имя друга Зарины?

– Я должна идти, – сказала она и похлопала по моей сумке. – В журнале интересная статья о голливудской косметике.

Я раскрыла журнал на статье о голливудской косметике, не ожидая в ней найти ничего особенного. Тем не менее на полях рядом с заголовком «До и после фильмов с участием Мадонны» были нацарапаны слова: "Гул, прокаженный, английская школа "Маленький Цвиток", Голиаф 4 – 6".

* * *

Даже грязный, запущенный облик бетонного строения, в котором жила Зарина, казался в эту минуту белоснежным на фоне густой массы муссонных облаков темно-стального цвета. Я еще раз постучала в ее дверь и вновь не получила никакого ответа, но заметила кусок бумаги, торчавшей из-под половика. Записка на английском.

"Зарина. Начало муссона – это день, когда принимаются обеты поста и молчания. Ты же помнишь стихотворение, посвященное сезону дождей:

Испуганная молнией и громом,

Жена бросается в объятья мужа,

Хоть грех его ей хорошо известен...

Слова «молчание» и «грех» были подчеркнуты. Я положила записку в карман, на мгновение задумавшись, какой может быть почерк у ее соседа.

13

До встречи с Гулом оставалось целых пять часов, которые не на что было потратить, поэтому я попросила Томаса отвезти меня в библиотеку микрофильмов. На этот раз я изменила направление поисков и начала с конца, со смерти Майи. Она оказалась в другом файле, озаглавленном «Самоубийства». Я все еще пыталась отыскать какой-то выход на аферы с недвижимостью, прорабатывая также старые сплетни о любовных похождениях Проспера, о его связи с Нони и с Шомой Кумар. Последние годы он жил отсветами былой славы, не имея ни прежней популярности у критики, ни коммерческого успеха, которым Проспер, правда, никогда не мог похвастаться.

Заголовки: «ШАРМА: РАСТУЩИЕ ОЖИДАНИЯ, ПАДАЮЩИЕ СБОРЫ!»; «ШАРМА: МНОГО ШУМА, МАЛО ТОЛКУ!»; «ОСТРОВ ШАРМЫ: ПОЧТИ СОВСЕМ УШЕЛ ПОД ВОДУ?».

Передо мной в обратном порядке проходила жизнь Проспера, и я видела вначале последствия его заблуждений и ошибок, а затем уже сами эти ошибки. Вначале расхождение с Калебом и лишь затем постепенное охлаждение в отношениях между ними. Я наблюдала вначале падение, а затем уже упадок империи Шармы. Я читала газетные заметки о гибели Майи в надежде отыскать какой-то угол зрения, при котором на сцене появился бы Проспер, или из толпы высунулись бы головы Эйкрса или Анменна.

Утомленная бесплодными поисками, я в конце концов вернулась к своей старой библиотечной привычке снимать утомление простым перелистыванием первого, что попадется под руку, в поисках чего-нибудь занимательного. Или просто близкого мне по духу, того, что «подкрепляет наши иллюзии и предрассудки», как сказал когда-то Ашок.

Скандальные разоблачения жестокости и некомпетентности индийской полиции. Некий автор по имени П.В. Нат требовал в 1983 г., чтобы в каждом полицейском участке имелись возможности для проведения вскрытия, включая и офицеров полиции, обладающих соответствующими познаниями и опытом. «Существуют такие процедуры, как, например, вскрытие трупов, – писал он, – для проведения которых нормальных условий в нашей современной полиции просто нет».

Я читала письма редактору о бандах, связанных с самыми влиятельными политиками и использовавшихся для похищения лидеров студенческого движения из Делийского университета в 1980 г., и об одном крупном полицейском чине, безуспешно пытавшемся с этой бандой справиться. Его слова приводились в публикации в «Таймс»: «Мы совершенно бессильны остановить рост этой мафии, так как ее поддерживают наши крупные политики. Стоит нам арестовать кого-то из бандитов, как их тут же отпускают на поруки».

Я читала о других самоубийствах, самосожжениях невест, смертях из-за приданого, о молодых женах, кончавших с собой из-за сложностей, которые возникали у них в отношениях с родителями мужа. Быстро и невнимательно просматривала я всю эту информацию, пропуская заголовки, не обращая внимания на даты и к концу утратив даже представление о том, к какому времени относятся выхваченные мной из потока газетных и журнальных сообщений события.

Быстро прокручивая еще одну историю о падении женщины из окна, я вдруг внезапно ощутила необъяснимое чувство «дежа вю». Не очень броский заголовок: «ПАДЕНИЕ ИЗ ОКНА, ВЫЗВАННОЕ МУССОННЫМ ОТЧАЯНИЕМ». Просмотрев первые строки заметки, я вернулась к дате: 20 июня 1973 г. Почти за двадцать лет до гибели Майи.

"Полиция отклонила версию умышленного убийства в случае гибели женщины, выбросившейся с балкона своей квартиры в семиэтажном жилом доме в Бомбее. Соседи заявляют, что она пребывала в депрессии в течение нескольких месяцев и из ее квартиры часто доносился плач. «Я считаю, что во всем виноват муссон и то, что ее муж так редко бывал дома, все время проводя на работе, – заметила одна из соседок. – Всем известно, что нет большего счастья, чем соединение любящих в сезон дождей, и нет большего горя, чем их разлука в эту пору. Самая распространенная тема индийских любовных песен – это тоска влюбленных друг по другу в период самых сильных дождей». У покойной, Сефали Мистри двадцати двух лет, остался муж, Калеб, и дочь, Нони. В том случае, если погодные условия позволят, господин Мистри уже сегодня прибудет из Дели, где он вместе с известным киномагнатом Проспером Шармой работает над экранизацией шекспировской «Бури».

«Так выглядит небо перед самым началом циклона. Огненно-красное, – подумала я. – Ярко-малиновое. Мелодраматические цвета. Сколько же еще подобных повторяющихся циклов мне придется пройти?»

Я размышляла, идеи вспыхивали у меня в голове подобно искрам от оголенного провода. Еще раз перечитала заметку, внимательно вчитываясь в каждое слово, после чего снова вернулась к просмотру файлов в поисках любых упоминаний о ранних годах Калеба, о том, как уличному мальчишке удалось вылезти из того дерьма, в котором он родился. На это ушло много времени. Из-за сильного напряжения у меня перед глазами появилась пелена. Но связь мне все-таки удалось отыскать.

Среди бомбейских гангстеров мелкого пошиба существовала довольно распространенная разновидность преступления. Для тех, кто занимал более высокие ступеньки на криминальной лестнице, оно было уже недостаточно выгодным. Некий фильм приобретает популярность масштаба «Парка юрского периода», скажем. Все хотят его посмотреть. Кто-то, располагающий деньгами, скупает все билеты и с помощью своих ребят распространяет их через черный рынок втрое, а то и в четыре раза дороже исходной цены.

Год 1967-й. Судья требует сурового приговора для спекулянта билетами, пойманного у входа в один из крупнейших бомбейских кинотеатров. В ходе расследования выясняется, что парень замешан и в ряде более серьезных преступлений. В особенности же в краже переплавленных золотых изделий.

Но полиции так и не удалось выйти на след главаря. Восемнадцатилетнего спекулянта билетами очень скоро выпускают из тюрьмы, в основном благодаря заступничеству всеми уважаемого режиссера Проспера Шармы и его обещанию найти для обвиняемого неплохую работу, которая сделает из него достойного и законопослушного гражданина. Все говорят о необычайно благородном поступке со стороны мистера Шармы, который в общем-то во всем этом деле выступал в качестве пострадавшей стороны. Кинотеатр «Голиаф», рядом с которым арестовали парня, принадлежит к числу кинотеатров, являющихся собственностью семьи супруги мистера Шармы.

Юный преступник, Калеб Мистри, полностью оправдал доверие своего патрона.

К 1973 г. Калеб уже проработал на студии «Остров» шесть лет. В 1974 г. после самоубийства своей первой жены он женится во второй раз – на красавице из общества, – и о нем ходит слух, что он снимает свой собственный экспериментальный фильм «Циклон». 1974-й становится самым удачным годом для Калеба Мистри.

Но именно в 1973 г. он перестает улыбаться на фотографиях.

Все объяснил «Циклон». Калеб воспроизвел в своем творчестве гибель собственной жены, а не Майи. Две разорванные нити соединились. Я почувствовала, как тяжелый пресс, сжимавший мою голову, начал постепенно ослабевать. Так часто случается перед началом муссона, когда юго-западные ветры, дующие над Северной и Южной Индией, встречаются и резко усиливаются, и это обычно совпадает со снижением атмосферного давления.

Я выключила аппарат для просмотра микрофильмов и попросила библиотекаря скопировать несколько особенно заинтересовавших меня газетных заметок.

* * *

– Тот факт, что Шарма является владельцем здания, в котором жил Сами, никак не может служить доказательством того, что он замешан в его убийстве, – сказал Рэм, когда я позвонила ему из библиотеки. – Он вполне мог забыть о том, что ему принадлежат эти трущобы. Ребята типа Шармы владеют таким количеством собственности, что они...

– Твоими устами говорит сама мудрость. А как насчет этого дела с кражей переплавленного золота, так называемых бисквитов? Ты об этом что-нибудь раньше слышал?

– Как в «Макавити»? – В его голосе звучала легкая насмешка.

– Рэм.

– Ну конечно. Если ты достаточно сообразителен и не хочешь, чтобы приличная доля твоих доходов переходила в карман налогового агента, тебе придется переплавить все свое незадекларированное золото в слитки, «бисквиты», напоминающие монеты крупного размера. Так почти все респектабельные бомбейцы хранят свои левые деньги. Единственная сложность возникает в том случае, если у вас это золото стянут, так как вы лишены возможности заявить в полицию. Потому воры так и падки на «бисквиты».

– Но откуда же ворам становится известно, у кого есть эти «бисквиты»?

– Знаешь ли, в тех разновидностях бизнеса, в которых большие деньги часто переходят из рук в руки, это просчитывается довольно легко...

– Кино, наркотики, проституция... – начала я.

– Недвижимость, пиратское видео...

– И со мной говорит один из лучших экспертов по видеопиратству, не так ли? – За день до того Рэм рассказал мне об истинных источниках своего богатства.

– Мне думается, ты можешь получить неплохую информацию о том, кто получает «бисквиты» от полиции. Конечно, за определенную цену. Гунда им ведь неплохо отстегивают.

* * *

– Мадам, наконец-то вы вернулись! – воскликнул портье отеля.

– Да, вроде вернулась.

Он сказал, что Ашок звонил несколько раз и Бэзил Чопра оставил сообщение.

– На этот раз я его в точности записал для вас, так как в прошлый раз вы жаловались, что не смогли ничего разобрать. Мистер Бэзил Чопра сказал, что вы все должны понять.

– Хорошо, давайте.

– Вот оно, я цитирую: "Сообщите мисс Роз Бенгал, что благодаря муссону я наконец все вспомнил. Буря. Это случилось много лет назад, когда мы вели съемку. Калеб начинал снимать фильм. Это была его первая самостоятельная работа. И тут произошла трагедия с его женой. «Не помешай ты мне – я населил бы весь остров Калибанами»[18]. Скажите ей, что она – вылитая первая жена Калеба. Та самая, которая погибла. Покойная". Кроме того, он сообщил, что нашел ту рукопись, о которой вы спрашивали. Он сказал, что вы поймете.

– Да-да, я поняла. Спасибо.

Способы приглашения партнера у амфибий не слишком изысканны. Брачный призыв лягушки-быка слышен на расстоянии километра, но самец этой лягушки за самку принимает все мягкое, движущееся и нужных размеров. В литературе описан случай, когда самец одного вида отыскал самку совсем другого вида, зарывшуюся глубоко в грязь, вытащил ее за задние ноги, прижал к груди и совокуплялся с ней до тех пор, пока она не издохла, отравившись ядовитыми для нее выделениями его кожи. Но самец может продолжать совокупляться с мертвой самкой еще в течение нескольких часов после ее гибели, возбуждаемый собственными страстными телодвижениями.

Иногда мне кажется, что мы не так уж далеко ушли по эволюционной лестнице.

Я подошла к стойке бара и выпила что-то такое, от чего прежде времени старятся. Чтобы подкрепиться, съела несколько тарелочек арахиса, самого главного странника среди всех разновидностей пищи на планете. И полтарелки маринованного лука.

– В луке много витамина С, – сказала я бармену на тот случай, если его обеспокоит состояние моего здоровья после подобной диеты, – очень полезно от похмелья.

14

Мы сидели в оранжерее у Бэзила Чопры и пили свежую содовую с соком лайма и мятой.

– Я практически ее не знал, – сказал он. – Да ее, собственно, никто не знал. Она очень редко появлялась на публике.

– И тем не менее вы, должно быть, очень хорошо помнили ее лицо, раз спустя двадцать лет сразу же заметили в моем лице сходство с ним.

– Это было очень запоминающееся лицо, – объяснил он. – Однако не слишком запоминающаяся личность при этом. Это я помню хорошо. Простенькая девчушка, почти не знавшая английского, абсолютно преданная Калебу, постоянно взирающая на него с обожанием. Она была маленького роста и очень худая. Вероятно, последствия более раннего и более сложного периода их совместной жизни. Думаю, именно ее невысокий рост и хрупкость помешали мне с самого начала вспомнить, что вы напомнили мне именно ее.

– Да, уж крошкой меня не назовешь.

– Все девушки в наше время выше своих матерей и бабушек. Я полагаю, что причина – в характере пищи. Еще миндаля в сахаре, дорогая?

– О нет, спасибо. – Мне больше подходил маринованный лук.

– Не возражаете, если я все-таки съем немного? Этот миндаль из восхитительнейшего магазинчика, расположенного неподалеку от рынка Кроуфорд. Мой шофер специально привозит его оттуда для меня.

– Вы говорите, что не очень хорошо ее знали, но почему? Вы же должны были встречать ее на съемках.

– Да, казалось бы, я должен был часто ее встречать, но, знаете ли, я не помню, чтобы она приходила на какие-нибудь наши вечеринки. Конечно, в те времена много было разных женщин, и всем хотелось встретиться с известными актерами.

Длинные ресницы Бэзила скромно опустились.

– А как же фотографии? Во всех газетах тех лет только совместные снимки Проспера, Майи и Калеба. А где же Сефали?

– Дома с детьми, я думаю. Как вам объяснить? Команда, работающая над фильмом, подобна изолированному от всего остального мира большому семейству, по крайней мере на время съемок, мафия, в которую трудно проникнуть постороннему. Проспер и Калеб – вообще особый случай. Калеб в то время только становился на ноги, много работал, чтобы по-настоящему овладеть профессией, а в промежутках между съемками каждую свободную минуту посвящал учебе, самосовершенствованию. Проспер был поразительно терпелив с Калебом, и очень близок ему, почти как отец. Калеба быстро стали приглашать в такие места, куда он никогда бы не попал без влияния Проспера. Возможно, именно поэтому он не брал с собой – ах, как это ее звали? – Сефали. Деревце. С белыми цветами, распускающимися ночью и к утру опадающими. Парадоксально и то, что, по легенде, дерево это когда-то было принцессой, влюбившейся в Солнце. И когда Солнце бросило ее, она сожгла себя. А дерево выросло из ее пепла.

– А что выросло из пепла Сефали? Карьера Калеба?

– Можно и так сказать. Майя и Проспер, вероятно, тактично намекнули ему, что присутствие Сефали может плохо сказаться на его реноме. Она была такой... – он пытался подобрать слово поточнее и повежливее одновременно, – неискушенной, эта первая миссис Мистри, и такой юной, хотя я об этом как-то легко забывал, глядя на массу косметики у нее на лице и на дешевые украшения. Это еще одна причина, по которой я не сразу связал ее лицо с вашим. Она была больше похожа на вас после...

– После чего?

– О нет, это слишком мрачное сравнение.

– Но продолжайте же.

– После падения.

– Вы видели ее после того, как она совершила самоубийство?

– Я видел фотографии, которые были у Калеба. Что-то вроде посмертных масок, которые раньше делали из гипса. Он носил эти фотографии с собой еще несколько месяцев после того, как произошло несчастье, бедняга. Мне кажется, он никак не мог избавиться от чувства вины перед ней.

– Итак, вы говорите, что ее присутствие смущало Калеба и он не чаял, как от нее избавиться. Поэтому он и женился во второй раз так быстро.

– Ее присутствие действительно смущало Калеба, но сказать, что он был рад ее уходу, нельзя. Нет, дорогая моя, совсем нет. После ее гибели парень был совершенно сломлен. Несколько месяцев вообще не мог работать. А потом сделался каким-то странным.

– Странным? А не возникало ли предположения, что это не было самоубийством?

– Ну, что вы! Конечно, нет. Их маленькая девочка, Нони, видела все собственными глазами. И она дала очень надежные и при этом очень страшные показания. Соседи нашли девочку в ванной. Она лежала там, свернувшись калачиком от ужаса. Да, вот так... Что с вами, вам плохо, дорогая моя?

– Со мной все в порядке.

Она была в ванной, когда я нашла ее, как я сказала отцу.

– Нони нужна была мать. Поэтому Калеб и женился так быстро. Безусловно, второму браку до первого было далеко. Любви там особой не было.

– Хотя этот брак, бесспорно, больше его устраивал с точки зрения положения в обществе.

– Вне всякого сомнения. – Бэзил помолчал немного. – Я ведь пытаюсь излагать факты, а не судить. Конечно, я постоянно задаюсь вопросом, был бы взлет Калеба столь молниеносным, если бы...

– Если бы Сефали была жива? Значит, его вторая жена оказалась более изысканным и цивилизованным деревом?

Он усмехнулся.

– Как вы любите метафоры, моя милая девушка. – Он бросил взгляд на часы. – Мне не хотелось бы торопить вас, однако вы сами говорили...

Я поднялась.

– Да. Извините, если отняла у вас время. Спасибо, вы мне очень помогли.

Он улыбнулся немного загадочной улыбкой.

– Неужели? Мне очень приятно это слышать. – Пожимая мне руку на прощание, он пристально посмотрел мне в глаза. – У вас больной вид. Вы, видимо, плохо переносите сезон дождей.

15

Поначалу я никак не могла найти изображение маленького цветка на заполненных людьми магазинчиках вокруг старого комплекса кинотеатра «Голиаф».

Крошечную лавчонку легко было совсем не заметить: она была чуть пошире входа, узкая и темная, совсем без окон. Среди соседних лавок она выделялась только своеобразием рекламной вывески с цветком. Не характерным для Индии очаровательным, но грубоватым творением народного искусства, а элегантной, несомненно европейской, розой на длинном стебле. Я протиснулась между шкафами с товаром к столу и позвонила в стоявший на нем колокольчик. С меня градом катился пот от чудовищной духоты. Появился человек, столь же худой и узкий, как и магазин.

– Я ищу Гула, – сказала я. – Я знакомая Сами.

Узкий человек что-то промычал в ответ и исчез.

– Он практически не говорит по-английски, – послышался голос из-за стола.

Затем передо мной мелькнула тень, и я увидела прокаженного на скейтборде.

– Я – его голос и его словарь, – сказал прокаженный. Он говорил с явно выраженным американским акцентом. – А вы та самая дама из Би-би-си?

– А вы, должно быть, Гул? – Я более пристально взглянула на него. – Кажется, я вас откуда-то знаю.

– Меня зовут Гулаб, как конфеты с сиропом. Но Сами называл меня Гул, что значит «роза». Я видел вас у отеля «Тадж-Махал», куда я иногда хожу просить милостыню. И на пляже Чоупатти. В то утро, когда вы беседовали там с полицейскими, я возлагал цветы на место, где нашли тело Сами. И потом тоже. Пляжный художник – мой друг. Сами тоже был моим другом. И даже больше чем другом. Мы познакомились много лет назад. Он приносил мне объедки из кухни «Тадж-Махала», где тогда работал. Он был моим учителем. Я любил его. – Он произнес это очень просто без какого-то пафоса в голосе. – Сами всем нам давал надежду.