Вайдекр - Вайдекр, или Темная страсть

– Вот оно, – сказал он тихо.

Гнездо было построено под самой крышей и оказалось совсем рядом с нами. Пока мы смотрели на него, одна из ласточек стремительно подлетела к нему с крошечным комочком грязи в клюве, ткнула его в стенку гнезда и унеслась прочь. Мы молча стояли, наблюдая. Ральф отпустил мою руку и вдруг обнял меня за талию, привлекая к себе. Затем его рука скользнула выше, к округлости моей маленькой груди. Не говоря ни слова, мы повернулись друг к другу, и он наклонился поцеловать меня. Его поцелуй был легким, как прикосновение крыла ласточки.

Его губы ласкали меня нежными, мягкими прикосновениями. Затем его объятия стали крепче, я почувствовала исходящую от него силу. Почти в обмороке от счастья, я почувствовала, как подгибаются мои колени, и мы опустились на устланный соломой пол.

Мы были наполовину детьми, наполовину взрослыми. Я, конечно, знала о спаривании животных, но понятия не имела о поцелуях и любви между людьми. Однако Ральф был деревенским парнем, уже год получал жалованье как взрослый и за выпивкой на равных принимал участие в мужских разговорах. Моя шляпка упала, когда я запрокинула голову, чтобы встретить его поцелуи, и это именно я расстегнула ворот своего платья навстречу его ищущим, неловким пальцам, и это именно я распахнула его рубашку, чтобы спрятать на его груди пылающее лицо.

Какой-то голос внутри меня сказал: «Это лихорадка. Я, наверное, заболела». Но мои ноги отказывались встать, я только дрожала и дрожала. Глубоко внутри меня росло какое-то странное, незнакомое мне чувство. Вдоль спины пробежали мурашки. Легкие движения Ральфа заставляли меня содрогаться. Проводя пальцем за моим ухом, он почувствовал мое волнение.

– Я, должно быть, заболела, – произнесло мое слабеющее сознание. – По-моему, я очень, очень больна.

Ральф отстранился от меня и оперся на локоть, внимательно вглядываясь в мое лицо.

– Тебе пора идти, – сказал он, – становится поздно.

– Вовсе нет, – возразила я. – Наверное, еще нет двух.

Я вынула из кармана свои серебряные часы, миниатюрную копию папиных, и открыла их.

– Уже три! – воскликнула я. – Я опаздываю.

Быстро вскочив на ноги и отряхивая солому с юбки, я потянулась за шляпкой. Ральф не пытался помочь мне, наоборот, он откинулся на старый мешок, набитый соломой. Я стояла, застегивая свое платье и искоса наблюдая за ним из-под ресниц. Он вытянул соломинку и принялся жевать ее с безучастным видом. Его темные глаза ничего не выражали. Казалось, ему было все равно, уйду я или останусь, он был спокоен, как тайный языческий бог в древних лесах.

Я уже собиралась уйти, мне следовало поторопиться, но возбуждение не оставляло меня, превратившись в какую-то непонятную боль. Мне не хотелось уходить просто так. Я села рядом с Ральфом и кокетливо опустила голову на его плечо.

– Скажи мне, что ты меня любишь, – прошептала я.

– О нет, – ответил он без всякого тепла. – Ничего подобного я не испытываю.

Я в изумлении подняла голову и уставилась на Ральфа.

– Ты не любишь меня? – переспросила я.

– Нет, – ответил он. – Но ты ведь тоже не любишь меня, правда?

Я оскорбленно молчала. Но я действительно не могла сказать, что люблю его. Конечно, мне очень понравилось целоваться, – о, очень! – и я опять хотела встретиться с ним здесь, в темноте заброшенной мельницы. Возможно, в следующий раз я позволю Ральфу снять с меня платье и ласкать меня везде, где он захочет. Но он все-таки сын Мэг. И на самом деле он всего лишь егерь, один из наших слуг. И к тому же мы позволяем ему и Мэг жить в этом маленьком, грязном домике почти бесплатно, просто из жалости.

– Нет, – медленно сказала я, – кажется, я тебя не люблю.

– Всегда есть те, кто любит, и те, которых любят, – задумчиво сказал Ральф. – Я видел, как взрослые мужчины рыдали как дети из-за моей матери, а она на них даже не смотрела. Да, и джентльмены тоже. Со мной никогда такого не случится. Я не стану влюбляться, томиться и чахнуть от любви. Я хочу быть тем, кого любят, хочу получать чужую любовь, и удовольствие, и подарки… и тому подобное.

Я быстро подумала об отце, о матери, чахнущей от любви к своему сыну. Затем я вспомнила о девушках в деревне, провожающих глазами своих возлюбленных; об одной девушке, бросившейся в пруд, когда ее парень уехал служить в Кент. Об этой боли, сопровождавшей любовь, свадьбы, рождение детей и делающей женщин такими непривлекательными и уже нелюбимыми.

– Я тоже будут тем, кого любят, – твердо сказала я.

Ральф громко засмеялся.

– О, ты, ты принадлежишь к знати! Вы любите только ради удовольствия и ради обладания землей.

Удовольствие и обладание землей. Это правда. Поцелуи Ральфа были удовольствием, сказочным, доводящим до полуобморока удовольствием. Хорошая еда, вкус вина, охота ранним морозным утром, – все это было удовольствием. Но владеть Вайдекром – это не удовольствие, а большая ответственность, это единственно возможный образ жизни. Я улыбнулась при мысли об этом. Ральф улыбнулся мне в ответ.

– О, – прошептал он протяжно, – ты будешь замечательной маленькой покорительницей сердец, когда вырастешь. С этими раскосыми зелеными глазами, чудесными каштановыми волосами ты получишь все удовольствия, какие захочешь, и все земли, какие тебе понравятся, в придачу.

Что-то в его голосе убедило меня, что он говорит правду. Я буду наслаждаться всеми радостями жизни и всеми ее благами, когда захочу. Может быть, то, что меня угораздило родиться девочкой, принесет мне счастье. Я смогу наслаждаться и любовью, и землей, как это делают мужчины. И удовольствие, которое я получу от любви, гораздо больше того, что получают мужчины. Ральф наслаждался нашими поцелуями, я видела это, но его удовольствие ничто по сравнению с моим. Я таяла от наслаждения, когда он прикасался к моей шелковой коже. Мое тело было создано для любви, такое гладкое, гибкое и нежное. Я смогу наслаждаться любым мужчиной, каким захочу. Я смогу обладать любой землей, какой захочу. Но мне нужен был только Вайдекр, я хотела его всеми мыслями, каждым вздохом. И я заслуживала его. Никто не любил его так, как я, никто не знал его так хорошо, как знала его я.

Размышляя, я взглянула на Ральфа. Мне послышалось что-то новое в его голосе, его глаза не казались больше безразличными, они опять стали теплыми и чувственными.

– Ты мог бы полюбить меня, – сказала я убежденно. – Ты уже близок к этому.

Он поднял руки, как бы сдаваясь.

– О да, – произнес он, как будто ничего не случилось. – И возможно, мог бы заставить тебя полюбить меня. Но мы не были бы счастливы. Тебе принадлежит Вайдекр-холл, а мне – этот домик. Мы можем любить друг друга и получать удовольствие, встречаясь в разных грязных и темных местах, но потом ты выйдешь замуж за лорда, а я женюсь на какой-нибудь неряшливой девчонке из деревни. Если ты захочешь любви, ты сможешь найти кого-нибудь еще. Я же беру тебя только ради удовольствия.

– Хорошо, ради удовольствия, – подтвердила я, будто принося клятву, и подставила ему лицо для поцелуя.

Ральф поцеловал меня торжественно, как бы скрепляя обещание. Я вскочила на ноги, собираясь уходить, но, посмотрев на него, замерла. Облокотившись на мешок соломы, он казался каким-то опасным божеством плодородия. Я улыбнулась ему почти смущенно и подошла ближе. Лениво он протянул руку и привлек меня к себе. Я опять оказалась в его руках, мы глядели в глаза друг другу и улыбались как равные, как будто не было ни Вайдекр-холла, ни его жалкого домика. Затем его твердый рот жадно прижался к моим губам, и моя шляпка опять полетела в солому.

В этот день я не пришла домой обедать.

Но голода я не испытывала.

ГЛАВА 3

Целых три невыносимых дня мама в суматошном волнении из-за долгожданного возвращения Гарри приказывала заложить ландо и мы ездили в Чичестер выбирать обои для его комнаты. Журнал, который читала мама, в то время рекламировал китайский стиль, так что мама и я без конца рассматривали разнообразных драконов, пока моя голова не начинала гудеть от скуки. Уже целых три долгих дня раннего лета, когда на глазах становится теплее и теплее, где-то у реки меня ждал Ральф. А мне пришлось провести их в мануфактурных лавках Чичестера, выбирая то новое покрывало для постели Гарри, то парчовые драпировки для его комнаты.

Вся эта суматоха возникла только из-за Гарри, из-за его возвращения домой. Когда я попросила для себя тоже новые занавески и драпри, мама удивленно вздернула брови.

– По-моему, это лишнее, – ответила она несколько туманно. И этим было все сказано. Не стоит расходов – делать приятное своей дочке. Не стоит труда украшать комнату для той, которая все равно скоро оставит свой дом.

Я ничего не ответила. Но я завидовала каждому пенни, истраченному на Гарри. Я завидовала каждому доказательству его незаслуженного превосходства. Но я ничего не говорила.

Насколько я знала моего брата, все это доставит ему удовольствие только на одну неделю, а потом он просто перестанет замечать эту китайскую мишуру. Но, помня его добросердечие, я не сомневалась, что мама сторицей будет вознаграждена за свои хлопоты одной из его чудесных добрых улыбок. Однако награды за мои мучения в магазинах, пока мама, разыгрывая принцессу, долго колебалась, выбирая образцы, я не ждала. Хуже всего было то, что я чувствовала себя больной.

Я ничего не рассказывала маме, чтобы избежать ее расспросов. Когда я натягивала на руки перчатки, я отчетливо видела, как дрожат мои пальцы. Хуже всего, что мой живот внезапно начинала сводить судорога, словно от внезапного страха. Я ничего не могла есть. Хорошо, что мама была так занята, иначе она обязательно заметила бы, что я ограничиваюсь одними завтраками. Когда я перебирала бархат в одном из магазинов, я внезапно вспомнила бархатную кожу Ральфа и мои колени вдруг подогнулись. Я упала в кресло, сердце билось как сумасшедшее. Я никак не могла перевести дыхание и только думала: «Как же сильно я, должно быть, заболела».

К концу третьего изнурительного дня покупок мы возвращались домой. Небо переливалось золотом и перламутром. Ландо было забито коробками с шелками, атласом, одеялами и драпировками. Завтра должны были привезти парчу, обои и несколько предметов замечательно уродливой мебели, которая превратит обыкновенную английскую спальню Гарри в какое-то подобие китайской пагоды.

По дороге домой мама пребывала в блаженном настроении, а я восседала как мадонна, наслаждаясь мягким вечерним воздухом вайдекрской весны. Запах придорожных цветов щекотал нам ноздри, по обочинам дороги цвели желто-зеленые цветы позднего первоцвета, чуть подальше виднелись голубые колокольчики, издали похожие на капельки воды. Черные дрозды выводили свои печальные трели, будто пели о любви, а когда мы подъехали к дому, я вдруг услышала громкое «ку-ку».

Примечания

1

Название поместья образовано из английских слов wide – широкий, обширный, и acre – акры. (Здесь и далее примеч. перев.)

2

Сквоттер – человек, незаконно поселившийся на незанятой земле.

3

Подменыш – по английским поверьям, ребенок, оставленный эльфами взамен похищенного.

4

От англ. short horn; поголовье молодого скота.

5

Бейлиф – в Англии управляющий имением.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.