Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Горячее селение Амбинанитело

ModernLib.Net / Путешествия и география / Фидлер Аркадий / Горячее селение Амбинанитело - Чтение (стр. 5)
Автор: Фидлер Аркадий
Жанр: Путешествия и география

 

 


В течение дня выяснилось, почему Раяона воспылал такой любовью к моим газетам, — цивилизация и гигиена. В стороне стоит уборная. Раньше можно было пользоваться листьями или вообще ничем не пользоваться. Но теперь Раяоне нужна бумага. А чтобы церемонии придать более солидный вид, он каждый раз прибегает к целехонькой газете — двум развернутым листам. Раяона знает, что прогресс цивилизации определяется количеством использованной бумаги.

На другой день я не на шутку рассердился: жертвой цивилизации стали «Ведомости литерацке» — богатый номер, посвященный Японии, я не успел досмотреть его. Объем и глянцевая бумага, вероятно, были чересчур сильным соблазном для шефа. Исчезновение я заметил слишком поздно, когда газета уже была использована.

Через неделю «цивилизация» снова напомнила о себе.

Из Амбохибола, деревни на другой стороне реки, один туземец принес мне любопытного, хотя и обыкновенного зверька — танрека. Это еж, весь усеянный щетинистыми шипами, самый большой из семейства ежей и даже из всего рода насекомоядных. Вид этот, между прочим, хранит великую тайну: ближайший родственник танрека живет по ту сторону земли, на острове Куба. Как он туда попал, одни боги ведают. Тайну хранят мрачные космические катастрофы и неразгаданная история зверька.

Я уже давно хотел иметь живого танрека и очень обрадовался, когда его принесли, но тут же вздрогнул от возмущения. Какая жестокость! Мальгаш привязал танрека за нижние зубы и тащит полузадушенное животное с чуть ли не вырванной челюстью. Пропащий инвалид.

К тому же мальгаш разоделся, как на маскарад. На нем немыслимые штаны, шелковая рубаха, дорогая шляпа и осеннее французское пальто из плотного материала, ужасно смешное в тропическую жару. Все осматривали пришельца с подлинным изумлением.

— Пять франков! — крикнул напыщенный франт и бросил танрека к моим ногам.

Пять франков за танрека — цена так же высока и нелепа, как и осеннее пальто. Этот человек потерял ощущение действительности.

Вокруг нас собирается толпа зевак. Среди них бедняк, на котором только набедренная повязка. Бедный, но, вероятно, хороший человек подошел к танреку, освободил его от пут и нежно стал гладить. Обессиленный зверек даже не пытался удирать.

Я фотографирую бедняка с танреком и даю ему за это пять франков — неслыханный дар. А владельцу зверька предлагаю только один франк. Бедняк, услыхав это, заливается громким смехом, извивается, приседает, не может сдержать бешеного восторга. Другие жители деревни присоединяются к нему и тоже хохочут до упаду. И только хозяин несчастного танрека сжимает в бессильном гневе кулаки и, возмущенный, летит к старосте жаловаться.

— Это неправильно! — говорит спокойно и с достоинством Раяона. — Где же пропорция, где смысл? — И объясняет мне, что голыш — прощелыга и бродяга, а хозяин танрека — богатый и солидный человек, ему причитается соответствующая плата, он человек цивилизованный…

Плохо, что я не надел шлема и стоял с непокрытой головой на солнцепеке. Неожиданно во мне закипает бешенство, и я взрываюсь:

— Цивилизация — это прежде всего доброе сердце!..

И внезапно обрываю. Не могу говорить дальше. Я хотел прочесть нотацию двум коричневым людям, хотел их пристыдить — и не могу: пафос улетучился. Я слишком высоко забрался.

В самом деле, что-то не так. Лучше надеть шлем на голову, улыбнуться и принять неизбежный ход событий. Посмеяться над забавной карикатурой и порадоваться, что «цивилизация» в Амбинанитело приходит именно в такой форме, а не в другой, более опасной.

ПИРАТЫ И ЛЮБОВЬ

Буйная природа Амбинанитело подчинена железным законам извечной борьбы нового со старым. Ветви растений тянутся к солнцу и с безудержной силой и яростью сталкивают в тень все, что росло здесь вчера; давят, убивают, стирают в порошок. Уничтожающая мощь природы все сметает на своем пути, не щадит ничего ни в мире растений, ни в сознании людей. Давние события, которые некогда потрясали целые племена, удивительно быстро исчезают в волнах забвения.

Иногда лишь в каком-то обрывке разговора случайно, на мгновение приоткроется клочок тайны. След, затерянный поколениями в дебрях запутанных легенд и непонятных фади, внезапно, на секунду, становится реальным фактом.

Где-то на дереве вблизи моей хижины послышался голос мальгашского дрозда — дронго.

— Он — фади! — предостерегает меня Джинаривело, показывая на птицу. — Никогда не стреляй в дронго.

Оказывается, дронго некогда спас жителей долины от смерти или рабства. Своим криком он направил преследователей по ложному следу.

— Каких преследователей? Откуда они явились?

— Легенда говорит, что жили они у моря, в устье нашей реки Антанамбалана. Это были плохие люди, они постоянно совершали набеги, хватали наших предков и продавали их в рабство…

— Это были белые пираты?

— Легенда так говорит.

Еще несколько подробностей, и история ясна, след найден. Фади, связанное с милой птицей, безошибочно приводит к периоду пиратского владычества в начале XVIII века, к событиям, которые в истории захватнических войн считаются самыми удивительными.

Преступный выродок пират Плантен благодаря исключительной наглости, соединенной с какой-то кошмарной романтикой и безумным зверством, совершил незаурядные подвиги. То, чего полвека спустя не смог достигнуть Беневский, а только через полтора века ценой невероятных усилий и громадных людских потерь добились французы, проделал Плантен. С оружием в руках он завоевал Мадагаскар и стал его владыкой.

Это кажется сказкой из «Тысячи и одной ночи», какой-то карикатурой, повторившей на Мадагаскаре троянскую войну.

И хотя французские и, разумеется, английские летописи стыдливо замалчивают эту авантюру, достоверные описания свидетелей подтверждают удивительные приключения. Стоит напомнить о них хотя бы потому, что столица владыки-пирата находилась совсем близко от нашей долины.

Англичанин Джон Плантен родился на острове Ямайке во второй половине XVII века. Не получив никакого образования, он не умел ни читать, ни писать. Единственное, чему он научился в родительском доме, это извергать потоки отборнейшей брани. Когда ему минуло двадцать лет, он сговорился с английскими пиратами, разбойничавшими в американских водах, и присоединился к ним.

В то время Индийский океан был истинным Эльдорадо для всякого рода грабителей. Корабль, на котором плавал Плантен, отправился на восток. В обществе грубых авантюристов этот герой славился беспощадностью и жестокостью, к тому же он был удачлив и быстро поднимался к вершинам пиратского искусства. Грабя европейские и азиатские торговые суда, Плантен составил громадное состояние.

Мечтой каждого корсара было вернуться после солидного улова в родные края и провести там остаток жизни. Увы, такой счастливый конец в последнее время не всегда удавался: Восточно-Индийская компания терпела колоссальные убытки, причиняемые пиратами, и объявила им войну не только на море, но и в самой Англии. Те, кому удалось пробраться на родину контрабандой, безжалостно преследовались. К тому же английское правительство великодушно и обманчиво обещало амнистию, а когда заблудшие овечки объявлялись, их чаще всего отправляли на виселицу.

Создавшееся положение заставило пиратов толпами ринуться на Мадагаскар, к берегам которого они не раз причаливали и на его больших просторах находили пристанище. Мадагаскар тогда был разделен на несколько десятков миниатюрных мальгашских государств, начальники которых громко именовали себя королями. Они вовсю пользовались жизнью и неустанно вели междоусобные войны. Короли приглашали пиратов, этих кровавых дел мастеров, в союзники. Однако такие союзы быстро распадались: пираты, где только могли, захватывали власть в свои руки, держали население в страхе и создавали собственные государства.

Такое государство основал в долине реки Антанамбалана Джон Плантен и объявил себя королем залива. Он привез с собой несметные сокровища и банду головорезов и с их помощью тиранил местное население. Он воздвиг огромную крепость-замок и, используя межплеменные распри, сколотил личное войско, состоящее из тысячи мальгашских воинов. В своем «дворце» он завел многочисленный гарем, богато одевал жен-мальгашек в шелка и увешивал их драгоценностями. Для поднятия престижа у Плантена были два вассала, которые провозгласили его верховным владыкой. Речь идет о шотландце Джеймсе Адере и датчанине Хансе Бургене, таких же пиратах, как он. Вассалы основали по соседству свои маленькие государства, и все трое помогали друг другу.

Жизнь проходила по усыпанному розами пути и перемежалась набегами в глубь острова для захвата рабов. Тогда-то, вероятно, в долине Амбинанитело родилось фади птицы дронго. Вдруг до Плантена докатился слух, что на Мадагаскаре живет невиданной красоты девушка королевской крови. Тут началась кровавая мелодрама Мадагаскара, размеры которой превзошли, пожалуй, троянскую битву.

Чудо-дева была внучкой мальгашского короля государства Масселеге, которого англичане прозвали «кинг Дик» (в то время англичане любили давать английские клички всем живущим на Мадагаскаре). Звали ее Элеонора Браун, по фамилии отца-англичанина, который когда-то жил на острове и давно оттуда уехал.

Слух об очаровательной полуевропейке Элеоноре воспламенил воображение Плантена, и он послал к королю Дику послов с просьбой отдать внучку в жены. Король Дик ничего не имел против, но при его дворе в Масселеге кормилась целая стая англичан, в прошлом тоже пиратов. Они были враждебно настроены к донжуану и уговорили своего шефа отвергнуть предложение Плантена.

Получив отказ, властелин залива затрясся от ярости и настрочил новое послание, в котором пригрозил королю, что если тот не отдаст внучку добровольно, он, Плантен, двинет войско, отберет девушку насильно, а ее деда сожжет на медленном огне. Возмущенный наглым тоном, король Дик вторично отказал пирату и велел передать, что встретит наглеца со своим войском на полпути. Следует добавить, что расстояние между владениями было в тысячу километров.

Плантен шуток не любил и со всей тщательностью подготовился к походу. Командующий его войсками метис Том завербовал на острове Сент-Мари несколько сот мальгашей, с давних пор верных пиратам. Кроме того, к нему присоединилась часть мадагаскарских корольков, и среди них король Келли из Маннагое, который привел с собой тысячу головорезов. Но в сражении Келли не участвовал. Он предал Плантена и со своим войском перешел на сторону противника. Предательство Келли не остановило Плантена. Он построил войско в боевом порядке, разместив на флангах отряды вассалов — шотландца и датчанина. Ротами мальгашей командовали офицеры, бывшие пираты. Над войском развевались английские, шотландские и датские государственные флаги, не совсем обычные опекуны пиратского нашествия. В первой стычке Плантен победил, обратив неприятеля в бегство, и захватил много пленных. Однако через несколько дней снова закипел кровавый бой. Король Келли подкрепил отступающие отряды Дика свежими силами, и противники схватились снова. Но и на этот раз король Дик потерпел поражение и вынужден был отступить до самого Масселеге. Келли же умчался обратно в свои владения. Упорство обеих сторон было велико, и во всех сражениях обильно лилась мальгашская кровь. Но когда Плантен окончательно разбил противника, захватил в плен короля Дика, его столицу превратил в прах и, наконец, добился красавицы Элеоноры, — оказалось, что у нее уже был ребенок. Огорченный и взбешенный Плантен приказал предать огню короля Дика и всех его английских союзников, как это было обещано раньше. Но прекрасная пленница все же покорила сердце победителя. Пират влюбился по уши. Однако наслаждения медового месяца не заглушили желания отомстить мальгашскому предателю Келли. Плантен обрушился на его государство и разрушил дотла, но сам Келли снова ускользнул. Он удрал на южную оконечность острова к своему брату, начальнику форта Допен.

Остервеневший Плантен хотел помчаться за ним в погоню, но его удержали грозные вести с севера: в отсутствие Плантена местные мальгаши восстали против тирании короля залива и окружили его столицу в устье реки Антанамбалана. Форсированным маршем Плантен поспешил на помощь и прибыл вовремя, чтобы пролить немало крови восставших. Возможно, именно в то время карательные отряды снова навестили деревню Амбинанитело.

Жестокие набеги не мешали Плантену наслаждаться супружеским счастьем. Влюблявшийся все сильнее, он между двумя кровавыми расправами не мог наглядеться в прекрасные глаза Элеоноры. Он ловил из ее уст сладкие слова десяти божьих заветов. Отец Элеоноры, религиозный англичанин Браун, в далеком детстве обучил ее крохам религии, и теперь закоренелый пират впервые в жизни слушал эти премудрости, кроткий (на мгновение), как ягненок.

На этом, собственно, могла закончиться история любовных и военных похождений на Мадагаскаре, если бы не страшная жажда мести у Плантена. Где-то, далеко на юге, существовал Келли, посмевший когда-то предать его. Никакая любовь не помешает свести счеты. Этот мальгаш не имел права жить на свете. И вот Плантен объявляет войну, сзывает со всех сторон европейских и туземных союзников и отправляется в поход за тысячу сто километров, на другой конец Мадагаскара. Его неукротимой ненависти ничто не могло противиться. Злобный атаман предавал смерти сомневающихся или уставших в походе солдат. Во время стычек он потерял двоих товарищей по оружию — шотландца Адера и датчанина Бургена, но сам благополучно добрался до форта Допен, не устрашился его пушек, захватил крепость, а короля Келли с его братом и английскими советниками замучил медленной смертью.

После этого Плантен быстро собрался в обратный путь к заливу Антонжиль, гонимый тоской по прекрасной Элеоноре и новой заботой: огромная туча мадагаскарского войска снова напала на его государство. Он примчался, задал бунтовщикам трепку, погнал их через весь Мадагаскар, захватил тысячи невольников, продал их в заливе Святого Августина (на западном берегу Мадагаскара) на корабли из Бристоля, после чего навязал мальгашским государствам преданных себе корольков — подлинный владыка всего острова — и вернулся в объятия своей возлюбленной.

И воцарилось спокойствие на много лет. Улеглись, наконец, разбушевавшиеся страсти. Элеонора подарила Плантену многочисленное потомство. Ничто не омрачало их счастья. Даже то, что пришлось застрелить, как собаку, англичанина Лислея: молодчик, кажется, чересчур заглядывался на его жену. Когда позже климат Мадагаскара надоел его семье, Плантен согнал подчиненных и велел построить корабль. В один прекрасный день он махнул рукой на свое мадагаскарское королевство и вместе с семьей и группой товарищей-пиратов отправился на восток и поступил на службу к Ангрии, князьку малабарских корсаров. С тех пор о нем никто ничего не слыхал.

Карьера мадагаскарского главы пиратов, так же как и вековой период господства корсаров в Индийском океане, может показаться злой насмешкой истории, каким-то диким капризом. А, в сущности, это был закономерный, хотя и отравленный продукт колониальной эры, нарождающейся в этих странах. Вначале был гнойник: тирания пиратов сродни неприкрытой алчности европейских торговых компаний. На следующем этапе когти колониальных хищников скрылись под лживой маской цивилизации и христианства, чтобы сегодня, на завершающем этапе, снова цинично появиться на свет в облике явной экономической экспансии, получившей права гражданства по колониальным законам. Следующий этап развития, несомненно, поведет события по другому руслу: поднимут голос многие Рамасо вместе с угнетенными народами, сознание которых пробуждается.

Уход с Мадагаскара Плантена и его шайки освободил мальгашей залива Антонжиль от кошмара. Быстро и основательно они забыли о жестоком владыке и его господстве, как забывают тяжелый, мучительный сон. Буйная растительность и забывчивость людей стерли все следы безумного человека, который совершил столько наглых дел, пролил столько крови, вызвал столько слез из невинных глаз. После него не осталось ничего, кроме незаметного, случайного сувенира: тихой, скромной любви к маленькой птице, ставшей для жителей Амбинанитело фади.

ПТИЦА С ОЗОРНЫМ ХОХОЛКОМ

Прилетел дронго и поселился на верхушке фигового дерева, вблизи моей хижины. Как и все дрозды мира, он черный, с темно-синим оттенком. Однако это не обыкновенный дрозд: у него красивый, как у ласточки, хвост, на голове озорной хохол. Жители деревни говорят о нем: «Хорошая птица!» Любят, и даже больше — называют королем птиц.

Однажды утром я стоял во дворе и насвистывал песенку о собаке, которая мчалась по полю и виляла хвостом, как вдруг я услышал, что кто-то на фиговом дереве аккомпанирует мне и тоже велит собаке мчаться по полю, правда свистит немного коряво и неуверенно, но мелодия все-таки звучит. Смотрю вверх. Дронго склонил черную головку набок, как бы дожидаясь следующих тактов, и не спускает с меня лукавых глазенок.

— Алло! — весело приветствую его.

— Алло-о! — отвечает птица сверху и исчезает в листве.

До сих пор мне казалось, что фиговое дерево навещали разные птицы: зеленые голуби, сойки, попугаи. Я всех их слыхал. Но теперь я знаю: там была только одна птица — дронго. Он копировал всех. И это он, озорник, высоко на дереве воспроизводил звуки, как женщина толчет рис, — в то время для меня сверхзагадочное явление. Теперь я знаю, дронго — остроумный весельчак, забавный болтун, мастер на шутки и проказы, любитель легкой музыки и беспечной жизни.

— Не убивай дронго! — предостерегает Джинаривело и смотрит с явной тревогой на мое ружье. Так же просят и предостерегают другие жители деревни, и трудно поверить, что это те самые люди, которые спокойно могут замучить хамелеона или жестоко поступить с безвредным ежом — танреком. А птице они посылают нежные взгляды и твердят.

— Дронго — фади, дронго — неприкосновенный и святой!

И охотно рассказывают, в который уже раз, старую историю.

— Давным-давно, когда на деревню Амбинанитело обрушивались набегами морские пираты и угоняли жителей в рабство, бороться с ними было очень трудно. Только лес мог спасти от гибели. Однажды в деревне заметили приближение разбойников. Все население бросилось в лес. Увы, женщины с маленькими детьми не могли успеть за убегавшими. В конце концов они в отчаянии вынуждены были укрыться в зарослях, надеясь, что преследователи не заметят их. К несчастью, какой-то младенец громко заплакал, и погоня моментально ринулась по правильному следу. Казалось, ничто не спасет несчастных, хотя ребенок замолчал.

Вдруг совершенно неожиданно высоко, на соседнем дереве послышался детский плач: дронго. Когда захватчики услышали голос знакомой птицы, подражающей плачу ребенка, то подумали, что дронго обманывал их все время. Они прекратили погоню и повернули обратно.

Вот как дронго спас от неминуемой гибели женщин и детей. С тех пор все потомки, все население Амбинанитело почитает его как благодетеля и птицу-хранителя. Любовь к дронго передается из поколения в поколение.

На верхушке фигового дерева у моей хижины торчит сухая ветка. Дронго облюбовал ее для постройки своего жилища. Он любит широкие горизонты. Отсюда обозреваются все окрестности, можно следить за поведением людей, впитывать звуки деревни. Но самое большое внимание дронго уделяет воздушным просторам. Караулит. Время от времени он срывается с места, делает ловкий поворот, какой-то головоломный вираж, от которого земля и небо приходят в изумление, и снова возвращается к себе на ветку. В клюве он держит добычу — осу. Иногда муху или стрекозу.

Дронго — крикун, хохотун и насмешник — обладает необыкновенным для крикунов достоинством — храбростью. Безумной, неустрашимой храбростью. Молнией обрушивается он на врага, а врагом он считает любую птицу, которая вторгнется в дронгово царство, впрочем не такое уж обширное: несколько десятков шагов от кокосовой пальмы у дома старосты Раяоны до банановых зарослей у амбара купца-китайца. Пусть попробует нарушить границу любой забияка, — будь он хоть самой большой птицей, дронго становится воинственной фурией. Он сражается, как герой, и побеждает; нарушитель улепетывает.

Кукушки глупы, упрямы и бессовестны. Кукушка в Амбинанитело необычайно наглая, возможно потому, что необыкновенно хороша: голубая. Ежедневно после полудня она отправляется на прогулку по деревне, расчищает кусты и поедает гусениц; охотно ворует птичьи яйца и птенцов. Аккуратно к четырем часам она появляется около моей хижины, и тогда наступает страшный птичий скандал. В банановых зарослях с криком и визгом тормошат и раздирают друг друга две птицы: одна большая, голубая, другая поменьше, черная. Наконец появляется растрепанная кукушка и пятится задом. Желая, вероятно, сгладить впечатление от своего поражения, она что есть мочи ругается. Дронго не остается в долгу и тоже орет изо всех сил. Кричат они до тех пор, пока не разойдутся. Тогда наступает тишина и покой на двадцать четыре часа: кукушка упряма.

Говорят, с таким же мужеством дронго набрасывается на самую большую в нашей местности хищную птицу — канью папанга, и так дерзко наступает, что в конце концов принуждает великана к бегству. Мальгаши в восторге от этого зрелища. Они говорят, что дронго сильнее папанга и поэтому с гордостью называют его королем птиц.

Я живу в чужом, очень чужом, почти враждебном окружении. Здесь люди и климат, растения и звери стерегут каждый шаг пришельца. Выработка внутреннего равновесия становится здесь неотъемлемой частью существования. Для равновесия заключаются союзы, ищется опора. Иногда это закат солнца, иногда обильный обед, случайно найденное в книге слово, взрыв гнева, неожиданный цветок или волнение и нежность при виде дронго. Черный маленький рыцарь с озорным хохолком на голове, неустрашимый защитник своего маленького государства, вырастает почти в какой-то символ. Он может служить примером мужества, образцом справедливого гнева. Я смотрю на него и восхищаюсь.

И вот дронго не стало. Нет его несколько часов, полдня. Нет его день, другой. Я хожу расстроенный и его исчезновение воспринимаю как личную неприятность. Словно кто-то близкий вдруг покинул меня без предупреждения, не попрощавшись, и все вокруг опустело. Подозреваю, что его сожрала кошка, и не могу прийти в себя от угнетенного состояния.

Но на третий день, рано утром, меня разбудил веселый, громкий птичий гомон. Я выскочил, посмотрел на верхушку фигового дерева: он! Не верю собственным глазам: он! Неукротимый, радостный. И не один. Привел с собой другого дронго, самочку. Влюблен в нее по уши, пляшет вокруг нее танец счастья и поет о пламенной любви. Он опьянен и разгорячен. Он как огненная лава, как вспыхнувшее пламя. Кто устоит перед таким огромным чувством?

Дронго похитил сразу два сердца, вскружил две головы: сердечко и головку маленькой самочки на дереве и большое сердце и большую голову двуногого существа на земле.

СРЕДИ ЛИСТЬЕВ БАНАНА

В банановых зарослях вблизи моей хижины я обнаружил необыкновенного кузнечика. Такого красивого кузнечика я еще не встречал. Туловище у него голубое, как небо, а крылья красные, как живая кровь. Природа поступила донельзя расточительно и неблагоразумно: франтоватое насекомое одето крайне вызывающе, бросается всем в глаза и, чтобы не погибнуть, должно постоянно прятаться. Кузнечик тщательно скрывается и весь день сидит, забившись в щель между двумя банановыми листьями.

Самый диковинный каприз природы в нем — два тонких, фантастически длинных уса. Они раз в шесть больше самого насекомого; длина их не менее двадцати пяти сантиметров. Изобретательная природа, вероятно, решила таким способом исправить свою ошибку — чересчур расточительное украшательство: красивый узник получил как бы великолепные антенны, которые можно протягивать далеко за пределы укрытия и вылавливать ими вести из мира.

Вести — это значит другие насекомые; красавец кузнечик — кровожадный разбойник. Он питается исключительно мясом своих сородичей; укрытие его, собственно, предательская ловушка, а неподвижность — упорная настороженность. После нескольких дней наблюдений меня невольно охватил легкий ужас: кузнечик не знает никаких радостей жизни, ему чужды страсти насекомых, веселое порхание, жажда солнца. Его существование — только притаившаяся злоба, беспрерывная цепь убийств и пожирание своих жертв. Поднятые кверху усики прижаты к листу и сообщают о приближении дичи. Вот они даже не дрогнули: пробежал муравей. Муравьи — проныры и любят совать нос во все щели. Пагубное любопытство. Внезапно в нужный момент из бездны высовываются жадные челюсти и хватают испуганную жертву.

Когда же на лист садится жучок, усы, наоборот, беспокойно двигаются и время от времени трогают гостя. Вдруг они сильно толкают его, жучок теряет равновесие и катится по гладкому листу в пропасть, прямо к кузнечику. Живым он не выберется. Длинные усики вначале казались мне капризной выходкой природы, на самом же деле они верные помощники убийцы.

Однажды на лист села пчела. Усы не двигаются, точно безжизненные; боятся, вероятно, спугнуть крылатого пришельца. Но зато происходит нечто другое, страшно коварное. Из укрытия осторожно, до половины, высовывается его яркое тело и неподвижно замирает; можно поклясться — на листе расцвел какой-то красно-голубой соблазнительный цветок. Самый настоящий. Пчела подумала то же самое и, привлеченная им, стала приближаться. Но вдруг остановилась на полпути, почуяв недоброе. У кузнечика нервы не в порядке, он не выдержал и зашевелился. Это спасло пчелу: вовремя предупрежденная, она, жужжа, удирает как безумная. На этот раз великолепно разыгранная хитрость не удалась. Но кто ее придумал? Противоречивая природа при всем разнообразии жизненных форм создала в этом случае до предела коварную форму: цветок, чарующее орудие любви и размножения растений, она использовала как предательское оружие для уничтожения жизни. Злые шутки иногда играет природа.

НЕМНОГО О ЖЕНЩИНАХ

У главной дороги на другом конце деревни растет около двух десятков деревьев ыланг-ылангу. Сейчас они в цвету. Буйные кисти цветов свисают с веток и щедро расточают вокруг упоительный аромат, ставший тайной самых ценных духов во Франции.

В этом царстве запахов пристал ко мне пьяный Цила. Цила — внук Джинаривело и родственник Беначихины, значит он дружески ко мне настроен. Он выпил здешней водки беца-беца, изготовленной из сахарного тростника, и, хотя глаза у него мутные, старается крепко держаться на ногах. Увидев перед собой такое экзотическое создание, как я, он радостно здоровается и уже не отпускает меня. Но сердечен он только в первую минуту. Потом разочарованно смотрит на меня, и недовольная морщинка пересекает его лоб. Рассказывает, какой он хороший охотник, неделю назад убил в лесу дикого кабана, а вот я ломаного гроша не стою.

— Да, вазаха, да, не стоишь! — повторяет он с пьяным упорством.

— Это почему же? — спрашиваю развеселившись.

— В деревне смеются над тобой. Говорят, что ты растяпа.

Странно, очень странно. Цила соболезнующе смотрит и осуждающе говорит:

— Все удивляются, что ты, вазаха, живешь один, без женщины. Беден ты, что ли?

Час ранний, на дороге то тут, то там хлопочут жители деревни. Мимо нас проходит девушка, на голове по местному обычаю она несет корзину с какими-то плодами и потому держится очень прямо.

— Расоа! — повелительным тоном зовет Цила. — Поди сюда немедленно!..

Девушка остановилась, но, увидев, что Цила нализался, смеется на расстоянии.

Он же, одержимый желанием сосватать вазаху, продолжает задевать каждую девушку по очереди. Потом, внезапно утомившись, тускнеет, угасает, грустит. Нижняя губа отвисла. Он качает головой.

— Иди спать, Цила! — прошу его.

— Пойду спать, — соглашается он, как послушный ребенок.

Мы пожимаем руки и расходимся в разные стороны.

Когда на следующий день соседи приходят ко мне на обычную беседу, я затеваю разговор о мальгашских женщинах. Я знал, что женщины здесь вообще пользуются уважением, особенно в тех местностях, где племена главным образом обрабатывают землю, а не разводят скот. Плодородие почвы мистически отождествляется с плодородием женщин. Лучшим доказательством уважения, каким окружены мальгашки, было владычество в прошлом женщин-королев во многих племенах. Веками защищалось положение женщин в общинах мальгашских племен. Всевозможные фади ограждали беременных женщин и молодых матерей. Мальгашка — хозяйка домашнего очага.

— Муж, не уважающий жену, в наказание часто превращается в лемура, — уверяет Манахицара.

Многие смеются, говорят, что это сказки, но сказки, близкие к истине, так как отражают отношения мужа и жены.

Многоженство в старину было очень распространено, особенно среди господствующих классов. Теперь его почти не существует. Здесь большую роль сыграли христианские миссионеры. Их влияние отразилось на нескольких поколениях большинства племен. Зато развестись легко, причем частым поводом к разводу бывает отсутствие детей. Чувство семейных отношений сильно развито, но скорее между родственниками, чем супругами.

Мальгаши очень любят своих детей. В значительной степени это объясняется религиозными веяниями. Культ предков влечет за собой культ детей, так как они продолжатели рода. Когда дети подрастут, они должны будут тоже почитать предков, то есть своих родителей. Старый, бесчеловечный обычай убивать детей, рожденных в несчастливые дни, исчез совершенно. Много их гибло из-за этого нелепого суеверия. Некоторые этнологи пытались объяснить его борьбой с перенаселенностью, другие — террором господствующих классов.

Многочисленные фади в отношении детей носят воспитательный характер. Дети не должны видеть, как убивают животных, чтобы самим не стать убийцами; не смотреть, как варят рис, потому что могут сделаться обжорами; нельзя есть лягушек — будешь глупым; если съешь рака — не научишься говорить; не смотри в зеркало — заболеешь; оторвешь у мухи крылышки — загноятся глаза; есть из тарелки отца — значит проявить неуважение, что влечет за собой смерть; если дети будут сажать чужеземные деревья — разрушится некогда установленный порядок.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13