Сестры Дункан - Венера

Друзья вошли в рабочий кабинет лорда Кинкейда. Ричард уселся в мягкое кожаное кресло у камина, а Николас занялся поиском первой книги для чтения.

— Лучше всего, наверное, начать с Библии, — проговорил он с улыбкой. — По крайней мере, это будет приятно Маргарет.

Ник открыл толстый фолиант в роскошном переплете из телячьей кожи и позвонил в колокольчик.

— Слушаю вас, милорд, — войдя, сказала Сьюзан. Глаза ее радостно сияли. Видно было, что она не забыла щедрости своего господина.

— Пришли ко мне Полли, — попросил Николас, поднимая голову от книги.

Служанка, замявшись, произнесла нерешительным тоном:

— Миледи приказала Полли почистить столовое серебро.

Лорд Кинкейд нахмурился:

— Этим делом можно будет заняться и потом. Передай же Полли, что я жду ее.

— Да, милорд, — ответила Сьюзан, неловко кланяясь, и вышла из комнаты.

— Вот будет шуму! — улыбнулся Ричард. — Как объяснит Полли своей хозяйке, почему данное ей поручение осталось невыполненным?

— Уж не хочешь ли ты сказать, друг мой, что мне следует отказаться от своего плана?

— Вовсе нет, но тебе надо действовать осмотрительно, — проговорил Де Винтер.

Полли, казалось, совсем не беспокоило то обстоятельство, что ей пришлось ослушаться хозяйку. Количество столового серебра в доме лорда Кинкейда было устрашающе велико, и справиться с поставленной перед ней задачей в одиночку было попросту невозможно.

Девушка стремительно, без всяких церемоний ворвалась в кабинет милорда, зная, что леди Маргарет находится в этот момент в кладовой, наверху.

— Если бы я хотела прислуживать на кухне, сэр, то предпочла бы остаться в таверне Пса, — без обиняков заявила она. — И я осталась бы там, если бы подействовало снадобье Пруэ.

— А ты подумала, какая участь постигла бы тогда меня? — обиделся Николас. — Меня забили бы до смерти, а потом выбросили в Темзу.

Полли улыбнулась:

— Конечно, я бы не хотела этого. И все же почему бы мне не встретиться с господином Киллигрэ и уж потом начать учиться читать и писать? На худой конец я могла бы продавать апельсины. Все лучше, чем чистить это серебро!

— Торговать апельсинами — не дело. И вообще не суетись зря: мы с Де Винтером все устроим… Правда, Ричард?

Только тут Полли заметила, что они не одни в комнате, и неодобрительно посмотрела на Кинкейда.

— Лорд Де Винтер знаком с твоей историей и с твоими честолюбивыми замыслами, — успокоил ее Николас. — Он мой хороший друг. Друзья же — это те, кто оказывает нам порой неоценимые услуги.

— Да, действительно, данные слова вполне применимы ко мне, — вступил в разговор Де Винтер. — У меня есть кое-какие связи и в театральном мире. Однако Николас прав. Если ты начнешь продавать апельсины и таким образом завязывать нужные знакомства, чтобы попасть на сцену, то не удивляйся, если после представления от тебя будут требовать и интимных услуг. Верь мне, так тебе не заработать на жизнь. Но если ты обратишь свои взоры на более влиятельных покровителей, то вряд ли захочешь пачкаться с джентльменами с галерки.

— Я не подумала об этом, — вздохнула Полли. — И, тем не менее, я теперь такая чистая и нарядная, что было бы жалко не воспользоваться этим.

Глаза ее заиграли озорным призывным блеском.

— Да-да, — ответил Николас, пытаясь угадать, что скрывается за этим загадочным взглядом, которого он ранее не замечал. В нем не оставалось следа от вульгарной развязности девчонки из таверны и в то же время он не был наивным, как прежде.

— В одном я уверен точно: я не собираюсь больше устраивать такой переполох, чтобы снова привести тебя в божеский вид.

Он сказал это в шутку, но Полли погрустнела.

— Ну что ж, тогда уж лучше я снова займусь столовым серебром… — Она состроила такую комичную рожицу, что Николас и Де Винтер невольно улыбнулись. — Сколько дней мне понадобится, чтобы научиться грамоте?

— Это будет целиком зависеть от твоих способностей и прилежания, — ответил Николас. — Приступим же к занятиям.

Он опустился в кресло и указал Полли на стул, стоявший рядом. Девушка села и, незаметно пододвинувшись ближе к Николасу, как бы невзначай положила руку на подлокотник его кресла. И замерла, улыбаясь, с выражением тревожного ожидания на лице.

Николасу показалось, что Полли кокетничает с ним, преследуя какую-то собственную, — возможно, сомнительную, — цель. Осторожно убрав ее руку с подлокотника, он заметил холодно:

— На моем лице ничего не написано, Полли. Смотри сюда, в книгу, — и ткнул пальцем в страницу.

«Кажется, мне не слишком-то удается растопить его сердце», — печально подумала Полли и погрузилась в созерцание непонятных значков. Наморщив лоб, она изо всех сил пыталась ничего не упустить из того, что объяснял ей Николас.

Через час обоим джентльменам стало ясно, что они имеют дело со способной ученицей. Николас взглянул поверх склоненной головки девушки на Ричарда. Тот понимающе кивнул.

— Скажи, что знаешь ты о королевском дворе, Полли? — поинтересовался Де Винтер.

Видно было, что вопрос застал девушку врасплох, и к тому же он показался ей крайне неуместным. Да и в самом деле, что могла она знать о придворной жизни?

Полли подняла глаза от листа бумаги, на котором старательно выводила буквы алфавита.

— Мы, обитатели Ботэлф-лайн, не слишком осведомлены об этом, — насмешливо произнесла она. — Король почему-то не заглядывал в нашу таверну.

Наступило неловкое молчание.

Николас наклонился к камину, чтобы разжечь трубку.

— Какой, однако, дерзкий ответ. — Он внимательно взглянул на Полли сквозь легкое душистое облако дыма. — Тебе предстоит научиться гораздо большему, чем просто грамота, если ты собираешься стать актрисой. Но одно ты должна запомнить прямо сейчас: явная грубость непозволительна в любом случае. В высшем обществе никогда не услышишь резких замечаний, как бы ни были они обоснованны. Тебе будут говорить изысканные комплименты, которые ничего не значат. Даже глубочайшие оскорбления произносятся мягким тоном и с любезной улыбкой на устах. А сплетни и слухи пересказываются в обманчиво добрых выражениях. И — ни одной невежливой реплики. Если ты не поймешь этого, то можешь заранее отправляться назад, в таверну: путь тебе будет закрыт и в высшее общество, и в театр.

Полли закусила губы.

— Не очень-то приятно слушать такое, — призналась она.

— Верно, но тебе не следует этого забывать. А теперь вернемся к нашему разговору. Я допускаю, что ты можешь ничего не знать о придворной жизни. Однако, возможно, ты все же хоть что-нибудь слышала? Например, как зовут советников короля?

Полли задумалась.

— Простите, если я была невежлива, — я вовсе не хотела этого. Но ваш вопрос показался мне ужасно глупым. Теперь я вижу, что это не так.

Она посмотрела на обоих джентльменов с выражением глубокого раскаяния.

— Ну-ну, Полли, к чему трагическая мина! — с улыбкой заметил Николас. — Я прощаю тебя и верю, ты запомнила, что я сказал. И все-таки ты не ответила на вопрос.

Полли, теребя гусиное перо, напрягла свою память.

— Иногда в таверне говорили что-то. Приходили и просто какие-то странники, и купцы… Они жаловались на большие налоги… И на то, что король впустую тратит деньги.

Она посмотрела на Ника, и тот ободряюще кивнул.

— Ну а еще что ты помнишь?

— О ссоре с Голландией. Наверное, будет война, и от этого налоги возрастут еще больше. Это король захотел воевать, только я не знаю почему. — Она наморщила лоб, вспоминая обрывки разговоров, которые слышала в таверне. — Один из советников короля против всего этого. Но я забыла его имя… — Девушка поднесла задумчиво ко рту заостренный кончик пера. И тут же выпалила радостно — Ах да, это канцлер! Тот, который против войны!

— Кларендон, — уточнил Ричард. — Молодец, ты умеешь слушать.

— А еще говорили о любовницах короля, — продолжала Полли. — У него их очень много, но две — самые главные, не помню только, как их зовут.

— Леди Кастлмейн и Фрэнсис Стюарт, — подсказал Николас. — И что же говорили в связи с ними?

— То, что король слишком много времени уделяет своим порокам и удовольствиям. Простым людям все это не по душе…

Обменявшись многозначительными взглядами, приятели улыбнулись. Она была наивная, эта мисс Уайт, однако обладала живым умом и сообразительностью и вполне подходила для осуществления их сложного плана.

— Думаю, теперь тебе пора вернуться на кухню, — сказал, наконец Николас, взглянув на каминные часы в футляре из красного дерева. — Возьми с собой книгу, перо и бумагу, а когда освободишься, позанимайся. Завтра я проверю, как ты справилась с заданием.

Полли взяла книгу и бережно прижала ее к груди. Ничего не значащий жест вызвал у обоих друзей смешную ревность по отношению к неодушевленному предмету.

— Как вы думаете, смогу я через неделю быть представленной мистеру Киллигрэ? — Широко распахнутые живые карие глаза девушки смотрели с наивной искренностью. Красивая грудь взволнованно поднималась при каждом вздохе. — Я не нравлюсь леди Маргарет. Мне кажется, я не задержусь здесь надолго.

— Тебе не следует бояться леди Маргарет, — успокоил ее Николас. — Она не вправе распоряжаться тобой. Ты должна слушаться только меня.

Полли быстро взглянула на Николаса, словно проверяя, правду ли он говорит, а потом, облегченно вздохнув, вышла из комнаты. Вся ее фигурка выражала отвагу и решимость.

— Какое великолепное представление! — воскликнул Де Винтер.

— Ты о чем? — нахмурился Николас.

— Мой дорогой, — засмеялся в ответ Ричард, — готов поспорить, что ей достаточно только бросить на тебя умоляющий взгляд, и ты сделаешь все, о чем она ни попросит.

— Черт подери, Ричард, боюсь, что ты прав, — смущенно улыбнулся Николас. — Однако сейчас еще рано показывать ее Киллигрэ. И поселить в отдельной квартире тоже нельзя. Она не привыкла ни к свободе, ни к праздности. Трудно предсказать, к чему бы это ее привело. Здесь, под присмотром Маргарет, она будет в большей безопасности — на время, пока мы обучаем ее. — Он покачал головой. — Иногда я, честно говоря, сомневаюсь в своей способности сказать «нет» в ответ на ее просьбы. А как ты, Ричард? Тоже очарован ею?

Де Винтер встал.

— Нет. Да она и не пыталась околдовать меня, — сказал он, надевая перчатки с кружевами, и вышел, оставив друга наедине со своими мыслями.

Пока Полли чистила серебро, у нее было достаточно времени подумать о своих планах. Сегодня она потерпела неудачу, однако лорду Кинкейду все-таки придется сделать ее своей любовницей! И тогда он поможет ей стать актрисой, снимет для нее роскошную квартиру. Она будет пользоваться покровительством этого джентльмена, пока не докажет свою состоятельность как актриса. И в самом деле, почему бы лорду Кинкейду не стать настоящим ее покровителем?

От этой мысли легкая дрожь прошла по ее телу.

Лежа вечером в своей постели в мансарде, Полли не спала. Рядом с ней сонно посапывала Сьюзан, а в дальнем углу комнаты тяжело ворочалась Бриджит. Было еще довольно рано. В таверне в этот час работа только начиналась. А здесь все было по-другому. После ужина и долгой молитвы леди Маргарет отпускала всех спать.

Завтра будет тяжелый день. Вставать придется в четыре часа, задолго до рассвета, чтобы затем до позднего вечера стирать, сушить и утюжить белье. Об этом ей сказала Сьюзан, ложась со вздохом облегчения на узкую кровать.

— Нелегко будет нам! — простонала Сью. — Встанем ни свет ни заря, чтобы поставить на огонь чаны с водой, ну а потом займемся большой стиркой.

Ужасно все это, подумала Полли. Не то чтобы ей не нравилось быть чистой, нет, напротив, она была очень рада этому. Ее беспокоило только, что необходимость быть рано поутру на ногах может сорвать ее планы.

Лорд Кинкейд уехал из дому поздно, и неизвестно было, когда он возвратится. Если его светлости не надо будет вставать завтра чуть свет, — а это вероятнее всего, — то и вернуться он может сколь угодно поздно. Однако надежда у нее все-таки оставалась.

Полли, прислушавшись, осторожно встала с постели. Взяв книгу, перо и бумагу, она решила в ожидании Ника заняться правописанием. Поскольку тонкую свечку погасили сразу же, как только служанки улеглись спать, надо было поискать другое место, где есть свет и никто ей не помешает.

В помещении было темно. Даже лунный свет не падал из круглых маленьких окошек. Полли тихо, крадучись пробиралась к выходу. Наконец, пройдя по слабо освещенной парадной лестнице, она скользнула в спальню лорда, где был жарко натоплен камин и горели свечи в высоких канделябрах.

Однако в комнате было прохладно, а вся одежда Полли состояла лишь из легкой сорочки, и, чтобы согреться, девушка, с пером и бумагой в руках, расположилась на полу у самого камина. Когда же глаза ее устали от усердных занятий, она незаметно уснула прямо здесь, на ковре, у очага.

Войдя в полночь в спальню, лорд Кинкейд застал там спящую девушку. Густые медовые волосы разметались по сторонам, щеки нежно розовели во сне, а под тонкой тканью сорочки угадывались стройные формы юного тела. Он стоял и смотрел на нее, чувствуя, как утихает пробудившееся было вожделение. Девушка, уснувшая за книгой, выглядела столь невинно, что ее непрошеный визит не представлялся чем-то предосудительным. Ясно, что после того как все в доме легли спать и был погашен свет, она пришла заниматься в единственную освещенную комнату.

Николас наклонился над ней, вдыхая аромат розовой воды и свежего белья. Было что-то бесконечно привлекательное в маленьких узких ступнях ее ног, выглядывавших из-под подола ночной сорочки, тонких изящных пальчиках и чистых блестящих ноготках. Божественная красота! И такая дразнящая!

— Полли! — мягко вымолвил он, дотрагиваясь до плеча девушки и ощущая тепло ее кожи под тонкой сорочкой. Ответа не последовало.

— Полли! — уже громче и настойчивее позвал он, словно резкий тон мог помочь ему обуздать вновь проснувшееся желание.

Девушка шевельнулась, но глаз не открыла. Дыхание no-прежнему оставалось ровным, а тело — расслабленным в сонной истоме.

Тогда Николас пододвинул к Полли низкую кровать для прислуги и осторожно поднял свою подопечную. Та как будто все так же безмятежно спала. Во всяком случае, ресницы ее даже не дрогнули, дыхание не прервалось. Бережно опустив девушку на постель, лорд заботливо укрыл ее одеялом. Потом поправил прядь золотистых волос, упавших ей на лицо, и нежно поцеловал в щеку.

Чувствуя интуитивно, что ей лучше всего притворяться спящей, Полли покорно повиновалась этой непонятно откуда исходящей подсказке, хотя страстно желала обнять Николаса и коснуться его губами в ответном поцелуе.

Кинкейд, неохотно отойдя от кровати девушки, разделся и, улегшись на высокую пуховую постель, задул последнюю свечу и опустил тяжелый полог.

Полли ждала затаив дыхание, когда же уснет Николас. Вскоре в комнате наступила полная тишина, даже шорохи и те прекратились. Лорд явно погрузился в сон. Повременив еще немного, девушка спрыгнула с кровати и, подойдя к ложу лорда Кинкейда, прислушалась. Дышал он ровно и спокойно. Сняв с себя быстрым движением сорочку, она осторожно приподняла бархатный полог и робко скользнула под одеяло на мягкий пуховик. Никогда прежде не приходилось ей лежать на такой мягкой перине. Утонув в ней, Полли не двигаясь предалась размышлениям о том, что же ей делать теперь. Собственно говоря, у нее не было программы дальнейших действий. Наверное, надо просто ждать, что будет, когда Николас проснется. Однако что за наслаждение пребывать в этой огороженной со всех сторон темноте!

Прошло несколько минут, и Николас стал ощущать, что рядом с ним находится что-то теплое и мягкое. Явь переплелась со сновидением. Он вытянул руку и, коснувшись нежной кожи обнаженного бедра девушки, окончательно проснулся.

— Черт подери! — воскликнул он, отдернув полог кровати.

Бледный лунный свет слабо осветил постель. На Ника смотрели глаза из-под длинных шелковистых ресниц.

Девушка коснулась рукой его губ. Глаза улыбались призывно и ласково. Но, увы, интуиция подвела ее на этот раз.

Николас прекрасно помнил эту улыбку: он видел ее в таверне Пса. В ней ничего не содержалось, кроме лукавого, чувственного обещания кокетки. И он, словно обжегшись, резко отодвинулся от искусительницы. Девушка, лежавшая сейчас в его постели, не была той Полли, о которой он мечтал.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Николас вскочил и, рванув покрывало, заставил свою подопечную встать.

Она же, оробев, стояла и молча смотрела на него.

— Я не понимаю, почему вы так рассердились? — проговорила девушка дрожащим голосом. — Я только лишь хотела… принадлежать вам.

— Боже милостивый!

Если он будет продолжать смотреть в эти глаза, то пропадет! Было ли это наивное простодушие притворным и наигранным? Пожалуй, в данной ситуации лучше всего придерживаться именно этой точки зрения: гнев — надежный помощник в борьбе с вожделением.

— Если бы ты рассталась с замашками уличной потаскушки, то знала бы, что предлагать себя следует в более привлекательной и деликатной манере! — холодно бросил Ник. — Если бы мне нужна была шлюха, я уж и сам как-нибудь нашел бы ее. — Подняв с пола сорочку, он бросил ее девушке: — Надень и отправляйся наверх! И никогда больше не приходи сюда, пока я не позову тебя!

Сказав это, Николас быстро отвернулся, чтобы не видеть ее лица, искаженного болью и выражавшего крайнее смущение. Потом снова улегся в постель и опустил полог.

Полли, сгорая от стыда, надела сорочку и выскользнула из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Услышав, что девушка вышла, Николас разразился громкой бранью. Он не идиот, чтобы не попять: Полли, пытаясь соблазнить его, преследовала вполне определенную практическую цель. Какую же? Этого он не знал. Нику хотелось, чтобы перед ним стояла не уличная девчонка с вульгарной улыбкой, а настоящая Полли — в блеске своей красоты и в ореоле невинности. И чтобы она жаждала добиться его любви ради самой любви, а не из-за чего-то, что, как думалось ей, можно купить вот таким образом.

Однако Николас хотел ее. Он все еще чувствовал тепло ее тела и видел обнаженную фигурку, одиноко стоявшую в лунном свете посреди комнаты. Он лежал, глядя широко открытыми глазами на странные, таинственные тени. Ночь обещала быть долгой и мучительно бессонной.

Полли успела добраться до своей постели лишь за несколько минут до того, как раздался звон большого колокола. Мансарду огласили стоны и проклятия соседок Полли, поднимавшихся со своих постелей. Бриджит зажгла свечу, и все, ежась от холода, стали одеваться при тусклом свете неровного пламени.

Время в этот день тянулось очень медленно. Из булькающих котлов валил пар, застилая все вокруг непроницаемой пеленой. Повсюду стоял запах мыла и мокрого белья. Было жарко и душно.

После почти бессонной ночи Полли с трудом держалась на ногах. Она ходила, натыкаясь на столы и стулья, и едва не опрокинула на себя тяжелый котел с кипящей водой. Бриджит, увидев это, рассердилась и тотчас отправила ее стирать простыни, и Полли, стоя на коленях на холодных плитах, старательно терла и скребла белье, пока руки ее не покраснели и не распухли.

После обеда девушки гладили, складывали и штопали выстиранную одежду. Полли двигалась как во сне. Даже в самые тяжелые дни в таверне Пса не чувствовала она такой усталости. Во время вечерней молитвы она едва не уснула, и если бы не Сьюзан, которая легонько подтолкнула ее локтем, гнева леди Маргарет было бы не миновать.

В эту ночь Полли спала очень крепко, забыв обо всем и даже о своем печальном ночном приключении. Однако утром она подумала: «Пусть лучше будет побольше работы! Только бы не встречаться с ним, не видеть презрения в его глазах!»

После обеда Николас сидел в своем кабинете, думая, что Полли придет на урок, но девушки не было. И вдруг внезапная мысль поразила его: а что, если она ушла из дома? Он, позвонив в колокольчик, нетерпеливо зашагал по комнате.

Через минуту в дверь постучали. На пороге стоял Том.

— Вы меня звали, милорд?

— Нет, мне нужна Полли. Она дома?

— В обед была, — ответил юноша с веселой усмешкой. — Хотите, я приведу ее?

— Да, будь так добр, — сухо ответил лорд Кинкейд.

Услышав, что ее зовут, Полли стала лихорадочно придумывать отговорки: у нее, мол, дел невпроворот — надо подмести пол, вычистить котлы…

— Не заставляй его светлость ждать тебя, — урезонил ее Том, с любопытством глядя на смущенное лицо девушки. — Господин сейчас в своем кабинете.

— О да, хорошо, — промолвила она.

Делать было нечего. Полли вытерла руки о передник и пошла в холл. Остановившись у двери кабинета, девушка постучала.

— Войдите, — последовал ответ.

Николас, оторвав глаза от Библии, улыбнулся. Полли стояла, потупив взор.

— Почему ты не пришла сегодня на урок? — спросил Ник.

— Я думала, что вы не захотите меня видеть, — сказала девушка, не поднимая глаз.

— Почему же?

— Уличным потаскушкам науки ни к чему.

— А ну войди в комнату и закрой дверь, — приказал Николас и уже мягче добавил: — Знаю, я был груб с тобой, но ты просто загнала меня в угол! Заруби себе на носу: пока ты находишься под этой крышей, я не смогу ответить тебе взаимностью. Наше сближение не только явилось бы вызовом принципам леди Маргарет, — а мне никак не хотелось бы обижать ее, — но и поставило бы тебя в весьма неловкое положение.

— Я прекрасно знаю это, — проговорила Полли, поднимая глаза. — Я-то как раз и рассчитывала на то, что, после того как это случится, вы подыщете для меня какое-нибудь другое место…

— Ах ты, плутовка! — воскликнул Николас, укоризненно качая головой. — Так вот что у тебя на уме! Я догадывался, что все это неспроста.

Из глаз Полли покатились слезы. Она стояла не шелохнувшись и даже не пытаясь вытереть их.

— Ну-ну, не плачь, — смущенно произнес лорд Кинкейд и, встав из-за стола, подошел к девушке. — Поверь, я не собирался тебя огорчать, дорогая моя!

Стоило только Нику произнести эти слова, как из глаз Полли тотчас же перестали литься слезы, — так бывает разве что лишь с пивом, если кто-то заткнет бочонок пробкой.

Николас удивленно смотрел на милое, залитое слезами личико. В сердце его закрались смутные подозрения, превратившиеся тут же, к его неудовольствию, в твердую уверенность.

— Бог мой! — пробормотал он. — Да я, видно, сам готовлю себе ловушку!

Глава 5

Дрова в камине слегка потрескивали. Свечи в высоких канделябрах ярко освещали комнату, где за столом, прилежно склонившись над раскрытой Библией, сидела Полли. После четырех недель занятий буквы, представлявшиеся на первых порах скопищем непонятных знаков, стали постепенно складываться в ясный, доступный осмыслению узор, открывавший новый, неведомый мир познания.

— Кажется, они только и делали, что рожали детей! — воскликнула девушка, отрывая глаза от книги.

Николас, сидевший с бокалом вина у камина, улыбнулся.

— Это в самом начале, не так ли? Если хочешь, можешь открыть следующую главу, — предложил он.

Преисполненный самых нежных чувств, лорд Кинкейд с удовольствием наблюдал, как Полли переворачивает страницы изящными пальчиками. Природная грация сквозила в каждом ее движении. Уму непостижимо, как могло случиться, чтобы столь утонченное создание появилось на свет и пребывало в этом грубом, жестоком мире.

— Никак не могу прочитать это слово, — вдруг нахмурилась Полли. — Буквы почему-то не поддаются мне.

Николас встал и, подойдя к девушке, заглянул в книгу с непокорным сочетанием букв, на которое указывал маленький, испачканный чернилами пальчик. Он понял: все дело в «g» и «h».

— Буквы «джи» и «эйч» здесь не читаются, детка.

— О… так, значит, тут написано «най» .

Лицо ее вспыхнуло: столь велика была радость, испытанная ею от встречи со знакомым словом.

— Однако это довольно неудобно, что попадаются лишние буквы, которые не надо читать, — заметила она.

— Пожалуй, — согласился Николас, шутливо дотрагиваясь до кончика ее носа. Этим жестом, ставшим к тому времени уже привычным, он выражал свою глубочайшую симпатию к Полли. Затем, возвращаясь на прежнее место, он произнес: — Мне известно, что ты ушла сегодня из дома без разрешения.

Полли смутилась.

— Значит, она все-таки сказала вам об этом!

— Да, это так.

Николас разжег трубку и, сощурившись, смотрел на девушку сквозь легкое облако дыма. Список проступков Полли, который вела вконец разозленная леди Маргарет, становился день ото дня все длиннее, и знакомиться с ним было для лорда занятием весьма утомительным.

— Может, ты сочтешь возможным поведать мне, что побудило тебя отлучиться без спросу? — поинтересовался Николас.

Услышав высказанный в подчеркнуто вежливой форме вопрос, Полли улыбнулась.

— Если бы я стала просить разрешения уйти, то так и не получила бы его, — объяснила она. — Поэтому ко всем моим старым грехам пришлось добавить еще один, выразившийся в непослушании.

— Вот именно, — сухо проговорил Николас. — Однако где же ты была? Расскажи. — И, помолчав немного, добавил: — Если это, конечно, не тайна.

— Нет, это не тайна, — ответила девушка и слегка покраснела, — Я очень хотела побывать на Друри-лейн и увидеть королевский театр, и, может быть, даже… — Она запнулась и, вздохнув, продолжила: — Я надеялась, что встречу там господина Киллигрэ и он заметит меня…

— Короче говоря, ты решила все взять в свои руки. То, что с твоего же согласия было возложено на меня. — Голос лорда Кинкейда звучал очень строго. Необходимо было в корне пресечь проявления подобной самостоятельности. — Не объяснишь ли мне, чем заслужил я твое недоверие? Разве я не выполняю то, что обещал? Позволь мне заметить, что не я, а ты нарушаешь нашу договоренность.

Из глаз девушки выкатились две большие слезы и упали на раскрытую страницу.

— Довольно! — прикрикнул на нее Николас. — Ты не убедишь меня, что это подлинные слезы! Не забывай, я уже и так по горло сыт всеми твоими фокусами!

— И все же умение вовремя заплакать — вещь небесполезная, — изрекла Полли, вытирая лицо тыльной стороной ладони.

— Ну в этом-то я как раз и не сомневаюсь! — заверил девушку Николас и посмотрел на нее с любопытством. — Скажи, а как тебе удается вызвать слезы?

— Я стараюсь думать о чем-нибудь грустном, — не моргнув глазом ответила Полли. И тут же заявила решительно: — А зря вы меня ругали, ведь театр все равно был закрыт, и я там никого и не увидела. — Затем после короткой паузы девушка пожаловалась: — В общем, кончилось все тем, что я чуть было не померла с голоду.

— И как же могло произойти такое?

— Меня попросту оставили без ужина и без завтрака, — произнесла сердито Полли. — Вы тоже не совсем выполняете свои обещания, сэр. Вы уверяли меня, что леди Маргарет не будет вершить надо мной правосудие, однако мой желудок говорит мне о другом!

— Почему же ты сразу не сказала мне об этом?

— Если бы я рассказала вам о наказании, коему подвергли меня, то мне пришлось бы поведать и о своем проступке, — честно призналась она. — Не узнай вы о моей провинности от леди Маргарет, я бы так и скрыла все от вас.

— Что ж, весьма разумно, — улыбнулся Николас.

Знакомая картина! Сначала Полли выводит его из терпения непослушанием и горестными сетованиями на несчастную жизнь, а потом обезоруживает своим очарованием.

— В чем же дело? Если ты хочешь есть, пойди на кухню и принеси сюда еду.

— Чтобы мне приписали потом и воровство в дополнение ко всем остальным провинностям? — возразила Полли, но все-таки встала. И уже у двери произнесла задумчиво, взглянув с надеждой на лорда Кинкейда: — За такой проступок леди Маргарет наверняка выгонит меня из дома. И тогда… вы будете вынуждены подыскать для меня другое жилье!

— Согласен. Думаю, долговая тюрьма Ньюгейт вполне подойдет для тебя, — пошутил Николас. — И ты закончишь свою жизнь там, где и начала ее!

Признав с достоинством свое поражение, Полли великодушно пропустила мимо ушей едкое замечание лорда. Глаза ее светились озорным блеском.

— Ну, что же ты не идешь? Или аппетит пропал?

Не раздумывая больше, девушка открыла дверь и вышла.

Улыбнувшись ей вслед, Николас подошел к камину, чтобы подбросить дров. «Да, Полли вполне уже созрела для того, чтобы быть представленной господину Киллигрэ», — признал он. И в самом деле, все несообразности в поведении девушки были постепенно сглажены, чему в немалой степени помогли и присущая ей исключительная наблюдательность, и врожденная способность к подражанию.

Лорд Кинкейд говорил Де Винтеру, что постарается расположить свою подопечную к себе, и это как будто ему удалось. Но готова ли она к другим, более тонким узам? К доверительной дружбе, которую он хотел бы предложить ей? Николас должен быть уверен, что, когда он сделает ее своей возлюбленной, она не воспримет их связь как некую сделку. И занятия с Полли, отнимавшие у него немало времени, и занудное разбирательство нескончаемых жалоб леди Маргарет отвлекали его от деликатной задачи пробуждения страсти к себе в юном сердце девушки. Так почему бы не приступить к этому прямо сейчас?

Дверь тихонько отворилась, и в комнату вошла Полли. В тарелке, которую она держала в руке, лежали хлеб, сыр и большой кусок пирога.

— На кухне никого не было, и я смогла взять все, что хотела, — сказала девушка. Потом, усевшись на пол у камина, разломила ломоть хлеба и засмеялась. — На ужин сегодня была жирная баранина с похлебкой. — Она смешно сморщила нос. — Однако у меня ничуть не хуже!

Николас удивленно поглядывал на тарелку. Судя по тому, что там находилось, девушка и впрямь умирала с голоду.

— Если ты собираешься съесть все, что принесла, тебе никак не обойтись без глотка хорошего вина, — заметил он и, подойдя к столу, налил немного красного напитка.

Полли с благодарностью взяла бокал из его рук и, набив рот хлебом и сыром, произнесла:

— Я забыла… после герцога следует маркиз, не правда ли?

— Не говори с набитым ртом, детка, — изрек нравоучительно Николас, усаживаясь в кресло перед камином. — Да, ты права, сначала идет герцог, потом — маркиз, за ним — граф, виконт и, наконец, барон.