– Эх, лысенький, – говорил гасконец своему другу, – у мадемуазель Авроры есть мать, а у нашего малыша, кроме нас, никого нет! Мы с тобой его единственная родня, чего уж там!
Кортеж тронулся и с шумом выехал за ворота, где стоял, склонившись почти до земли, швейцарский гвардеец – только его одного и оставили охранять дворец.
Сначала лишь несколько зевак присоединилось к процессии, но, когда прозвучало имя Лагардера, улицу запрудила толпа, которая двинулась вслед за пешими слугами к церкви Сен-Маглуар. Если верить пословице, что у пьяниц есть свой бог-покровитель, то у болтливых кумушек тоже должен быть небесный заступник, ибо откуда еще могут они узнать, где происходят самые интересные события?
Так и наши старые знакомцы с улицы дю Шантр уже вовсю чесали языками, оказавшись в самой середине свадебной процессии. Каждая уверяла, что с самого начала верила в блестящую будущность таинственного мэтра Луи. Они уже успели забыть, как осыпали его проклятиями, когда он шел со связанными руками к месту казни. Так бывает всегда: общественное мнение переменчиво, как весенняя погода, и те, что еще вчера с радостью устремлялись к эшафоту, дабы насладиться зрелищем смерти, сейчас толкались локтями, чтобы пробиться поближе к свадебному алтарю.
Маленькая церковь Сен-Маглуар с настежь распахнутыми дверями блистала в темноте огнями своих свечей, отбрасывающих блики на лица многих тысяч зрителей. В глубине искрился алтарь, вокруг которого собрались священнослужители в самых пышных своих облачениях. Гвардейцы в парадных мундирах охраняли все подступы к нефу.
Кареты остановились. Анри де Лагардер, подав руку мадам де Невер, стал медленно подниматься по ступенькам и вдруг почувствовал прикосновение чьих-то губ к своей руке. Опустив глаза, он увидел стоящего на коленях нищего, который глядел на него с изумлением и восторгом.
– Вы позволите, мадам? – спросил Анри. – И, обратившись к оборванцу, спросил: – Кто ты?
– Я узнал вас, капитан де Лагардер, – ответил нищий с печальной улыбкой, – а меня самого узнать трудно. Я Кариг.
– Кариг? О, мой бедный друг, приходи завтра же в Неверский дворец, я позабочусь о тебе. А сейчас возьми вот это… я хочу, чтобы все были счастливы в этот день.
Он протянул бывшему рейтару кошелек, но тот оттолкнул его руку:
– Нет, мой капитан, я не приму от вас подаяния! Спасибо, что вспомнили меня, и будьте осторожны! Вам грозит опасность.
– Мадам, – сказал граф, поворачивась к герцогине, – этот несчастный человек был когда-то храбрым солдатом. Он служил под моим началом в те дни, когда вам удалось превратить легкомысленного мальчишку-офицера в мужчину, призванного оберегать ваше дитя.
Между тем Кариг продолжал настороженно следить за гостями, ибо днем сумел уловить обрывки разговора между принцем Гонзага и хромым нищим, который теперь крутился поблизости. Старый солдат бьи полон решимости защитить своего бывшего командира.
VII
РАЗВЯЗКА ЦЕРЕМОНИИ
Четверо новобрачных, чей союз должен был благословить старый кюре церкви Сен-Маглуар, встали на колени перед алтарем; чуть поодаль молились мадам де Невер и Мелани Льебо. Все прочие участники торжества были настроены не так благочестиво, и рокот голосов заполнял неф.
Внезапно снаружи донесся восторженный вопль толпы. Послышались стук копыт, грохот карет, отрывистые команды офицеров.
– Мушкетеры! Мушкетеры! – кричали во все горло собравшиеся перед церковью зеваки.
Добрый народ Парижа не подозревал, какое блистательное зрелище его ожидает, и когда герольд провозгласил: «Король, господа! Дорогу королю!», толпа взревела, увидев выходящего из кареты юного монарха, которого сопровождали герцог Орлеанский, герцог Бурбонский, кардинал Флери, а также многочисленная свита из принцев и принцесс. Клик радости потряс стены старой церкви.
– Да здравствует король! – воскликнули присутствующие, словно один человек.
Людовику XV были еще внове эти восторженные приветствия. Покраснев от удовольствия, он поклонился своим подданным. В то время всем казалось, что с воцарением нового монарха для Франции начинается эра благоденствия и счастья. Народная любовь присвоила маленькому королю прозвище Желанный.
Духовные лица, выстроившись на пороге, приветствовали его величество. Неистово звонили колокола, прославляя Господа, монархию и Лагардера, – и лишь для одного человека, скрывшегося за могилой Невера, радостный перезвон звучал будто погребальная панихида.
Король вошел в церковь; за ним длинной чередой следовали те, кто держал в своих руках судьбу Франции: министры, высшие чины армии и парламента, сановники и вельможи, Государственный совет в полном составе, кардиналы и епископы.
Справа от алтаря был установлен по этому случаю трон с балдахином из белого бархата. Людовик XV, прежде чем занять свое место, улыбнулся Лагардеру и его друзьям.
Зазвучали священные песнопения; из кадильниц струился дым; все присутствующие преклонили колени. По знаку короля один из дьяконов принял из его рук шпагу – тонкий гибкий клинок, чей эфес был украшен бриллиантами. Поцеловав обнаженное лезвие, священнослужитель возложил рапиру на алтарь.
Кюре Сен-Маглуар, седовласый величественный старец, поднял вверх два пальца, благословляя оружие монарха. Затем, взяв шпагу в левую руку, он нанизал на нее четыре кольца – Лагардера, Шаверни, Авроры и Флор – и вторично благословил символ могущества земной власти вкупе с залогами верной непобедимой любви.
Спустившись со ступенек алтаря, аббат положил кольца на золотое блюдо. Граф де Лагардер надел кольцо на палец Авроры, Шаверни – на палец доньи Крус. А герцог Филипп Орлеанский собственноручно передал два других вдове Невера, дабы она вознаградила ими тех, кто доблестно сражался за ее дело.
Эта церемония была не вполне обычной, но Людовик XV, хорошо разбиравшийся в церковных обрядах, был снисходителен. Кардинал Флери часто говорил ему: «Чего хочет ваше величество, того хочет Бог» – и этот день подтвердил правоту слов наставника.
А затем произошло нечто неслыханное: регент подвел графа де Лагардера к королю, и тот, взяв свою шпагу из рук дьякона, вручил ее Анри, тогда как Филипп Орлеанский обменялся рапирами с маркизом де Шаверни.
Никто из присутствующих, среди которых были и маршалы Франции, увенчанные лаврами за многочисленные победы, не мог бы ожидать для себя подобной милости! Однако решение короля не вызвало ропота даже у седовласых старцев, помнивших времена Людовика XIV, ибо речь шла о Лагардере, – и равного ему рыцаря не было в прошлом, как не будет и в будущем. Людовик XV лишь воздал должное мужеству и благородству.
Только один человек счел подобные почести излишними – и это был сам граф. Чем заслужил он признательность монарха и общую любовь? Он спас от смерти невинное дитя и стал защитником гонимой вдовы, – но ведь за это ему уже была дарована изумительная награда. Он неустанно боролся со злодейством и не дал свершиться преступлению, – но это был его долг как честного человека.
То, что казалось графу таким естественным, вызывало восхищение у остальных. Он мог бы убедиться в этом, если бы увидел, каким взглядом обменялись супруга и дочь герцога Неверского. Они гордились своим Анри, но полагали почести вполне заслуженными.
Была здесь и еще одна женщина, чья душа замирала в экстатическом восторге. Никогда еще Мелани Льебо не молилась с таким жаром, призывая благословение небес на обе пары. Есть возвышенные души, которые обретают счастье в самопожертвовании, – забывая о себе, они обретают утешение в счастье других. Этим изумительным качеством в полной мере обладала Мелани. Никогда ни единого слова любви не было произнесено между ней и Лагардером – их связывала искренняя и чистая дружба. Но когда новобрачные обменялись кольцами, жена прево из Шартра невольно поднесла к губам свое кольцо, некогда подаренное ей графом. Страстно поцеловав золотой перстень, она закрыла глаза, погрузившись среди сверкающих огней в таинственный сумрак своего сердца. И перед умственным взором ее возник Лагардер, – но не один, а с той, что стала его супругой мгновение назад, что раскрыла ей свои объятия со словами: «Сестра моя!»
Склонив голову, она прижалась пылающим лбом к спинке деревянной скамьи и замерла, целиком уйдя в молитву о счастье своих друзей. Когда же она подняла глаза, то увидела на страницах молитвенника, лежащего открытым у нее на коленях, вчетверо сложенную записку. Первым ее движением было смахнуть послание на пол. Вероятно, кто-то из молодых вельмож, плененных ее красотой, попытался таким образом выразить ей свои чувства. Сначала она сочла это оскорбительным. Кто посмел докучать ей в подобном месте и в подобную минуту? Но затем она подумала, что влюбленный дворянин не мог знать, что происходит в ее душе, и воспользовался единственной предоставившейся ему возможностью.
Нет такой красивой женщины, которая не была бы польщена вниманием молодого красавца из свиты короля, тем более, если этой женщине приходилось терпеть рядом с собой неуклюжего Амбруаза Льебо, и если она совсем недавно приехала в столицу мира из провинции. Мелани, не будучи кокеткой, все же улыбнулась и накрыла записку рукой, чтобы не увидел стоящий сзади муж, а затем украдкой развернула. Любопытство присуще всем дочерям Евы.
Однако послание оказалось совсем не таким, как она ожидала, и лицо ее вдруг стало мертвенно бледным.
Что же было в этой записке? Почти ничего: всего лишь пять-шесть строк, написанных мелким изящным почерком, совершенно ей незнакомым. Буквы прыгали у нее перед глазами, и она с трудом сумела дочитать до конца, настолько сильная боль вдруг пронзила ее сердце. Все же она справилась с собой, а затем, встревоженно оглядевшись, сунула записку за корсаж. Вот что в ней говорилось:
«Вы меня не знаете, но это вам и не нужно. Для меня же вполне достаточно, что жизнью графа де Лагардера вы дорожите больше, чем своей собственной. Когда король и герцог Орлеанский направятся к выходу, приходите к могиле Филиппа Неверского, что находится слева от церкви… Никого с собой не берите и не мешкайте! Речь идет о жизни и смерти графа!»
Итак, таинственный автор записки знал о тайне, похороненной в ее сердце. Откуда это стало ему известно и кто он такой? Долго раздумывать над этими вопросами она не стала. Конечно, это был друг! Не сумев пробиться к Лагардеру, он решил обратиться к ней.
«Речь идет о его жизни и смерти! – повторяла она про себя с невыразимым волнением. – О, я готова ко всему! Я пойду на встречу, хотя бы мне пришлось умереть ради спасения графа».
Церемония была долгой, и отважной женщине казалось, что она сидит на раскаленных угольях.
Наконец Людовик XV поднялся, склонился перед алтарем, приветствовал взмахом руки новобрачных, а затем направился к выходу в окружении своих мушкетеров. За королем последовали Филипп Орлеанский и другие принцы.
Едва заметив это движение, означавшее завершение свадебного обряда, Мелани Льебо проскользнула между рядов зрителей и каким-то чудом оказалась у дверей раньше короля. На пороге она остановилась, и ее гибкая фигурка, залитая лучами света, идущего из нефа, привлекла всеобщее внимание. Но сама она не увидела никого, кроме многочисленных нищих, ожидавших появления новобрачных. Среди этих попрошаек не могло быть того, кто писал ей.
Быстро спустившись по ступенькам, она устремилась к могиле Невера. Между тем у боковых дверей стояли мастера фехтования, Берришон и Антонио Лаго, которые отсюда могли видеть происходящее в церкви и вокруг нее.
Брат Паспуаль в течение всей церемонии не сводил глаз с Мелани Льебо. Наш нормандец отнюдь не был святым, а эта молодая женщина приятно волновала его своей красотой. Разумеется, он ни на секунду не забывал о прелестной Матюрине, что не мешало ему отдавать должное другим представительницам лучшей половины человечества. Естественно, он не упустил из виду ни одного движения Мелани и следил теперь за ней с возрастающей тревогой, ибо от него не укрылось ее смятение. «Как бы с ней не случилось несчастье», – подумал он. Хитрому и осторожному нормандцу казалось весьма странным, что Гонзага еще никак не проявил себя, поэтому он держался настороже, сказав себе, что без неприятных неожиданностей дело не обойдется. Поспешное бегство Мелани Льебо иэ церкви предвещало какие-то грозные события – в этом Паспуаль был убежден.
Разумеется, нормандцу и в голову не пришло подозревать ее в предательстве – нет, она наверняка попала в какую-то ловушку, и ей нужно было помочь. Приказав Лаго оставаться у бокового выхода и следить за тем, что происходит в церкви, он повлек за собой Кокардаса и Берришона со словами:
– Быстрее! Быстрее! Бежим за мадам Льебо!
И все трое бросились за угол, намереваясь перехватить молодую женщину. Между тем на ступеньках храма появился король в сопровождении герцога Орлеанского.
Оба с изумлением посмотрели на бегущих.
– Неужели тут затевается какая-то охота? – спросил юный монарх, пребывавший в очень хорошем настроении.
– Не знаю, сир, – ответил принц, нахмурясь. – Кажется, я узнал их… Это мастера фехтования, преданные душой и телом Лагардеру. Очень странно…
Из церкви медленно выходили участники церемонии. Граф и маркиз держали под руку своих жен. Прекрасное лицо Лагардера сияло гордостью и счастьем.
Наконец-то мадемуазель де Невер принадлежала ему: он получил ее с согласия матери, и небо благословило их союз. Все мечты его исполнились. Цель жизни была достигнута. И лишь одна мысль омрачала торжество. Гонзага бросил ему вызов – бракосочетание состоялось, но Филипп Мантуанский не посмел явиться, дабы схватиться со своим противником в честном бою. На губах графа показалась презрительная улыбка.
Нежно взглянув на Аврору, ослепительно красивую в своем белом подвенечном платье, он повел ее к выходу. За ними шли мадам де Невер и Шаверни с Флор. Велико же было их удивление, когда они увидели, что у дверей по-прежнему находятся его величество и его королевское высочество.
– Подождите, – сказал им герцог Орлеанский. – Происходит что-то непонятное. Сейчас я распоряжусь послать гвардейцев.
В этот момент хромой нищий – тот самый, что подсунул записку в молитвенник мадам Льебо, – попытался подкрасться к графу. Но того уже окружили плотной стеной друзья. Тогда оборванец переменил тактику и, извиваясь как уж, ухитрился подобраться с другой стороны к Авроре.
Почувствовав прикосновение чьих-то пальцев, она резко обернулась, однако не увидела никого из чужих. Только дружеские лица вокруг, – но в руке у нее была зажата записка.
Девушка тут же протянула это послание мужу. Лагардер развернул вчетверо сложенный листок бумаги и вздрогнул. Во взоре его сверкнула молния.
Все головы были повернуты к нему. Сам король не отрывал от него взгляда, и тогда он прочел дрожащим от ярости голосом следующие строки:
– «Лагардер, пробил час мести! Когда ты получишь это послание, у тебя будет на одного друга меньше… Тем хуже для тебя, что я вынужден начать с женщин: через секунду уже ничто не спасет мадам Мелани Льебо».
В самом низу стояла подпись: «Гонзага».
VIII
ВСЛЕД ЗА СЛУГАМИ – ГОСПОДИН!
Прочитав эти строки, Лагардер умолк. Все, затаив дыхание, смотрели на него. Он был так бледен, что внушал страх: в нем полыхала ярость, которая сметает любое препятствие на своем пути. Внезапно из темноты раздался душераздиращий крик женщины, объятой ужасом:
– На помощь, Лагардер, на помощь!
Амбруаз Льебо пошатнулся, ухватившись за плечо Антонио Лаго, и прошептал сдавленным голосом:
– Боже! Мою жену убивают!
Аврора помертвела. Мать бросилась к ней, чтобы подхватить и удержать в своих объятиях, но она гордо выпрямилась и, сверкнув глазами, произнесла:
– Иди, Анри!
Издалека донеслись другие голоса:
– К нам! Спешите к нам!
– Вероятно, это западня, – промолвил король. – Господин граф, мы запрещаем вам идти туда одному.
Но можно ли остановить молнию? Последующая сцена длилась не более секунды. Прижав к груди жену, Лагардер властным жестом приказал расступиться дворянам, которые, обнажив шпаги, готовы были сопровождать его.
– Мне не нужна помощь, – сказал он очень спокойно. – Шпаги в ножны! Возьмите факелы… Этого часа я ждал более двадцати лет! – И, поклонившись королю, который собирался возразить, добавил: – Да простит меня ваше величество!
Выхватив шпагу, он бросился в толпу, рассекая ее, словно пушечное ядро, и исчез во мраке ночи. С замиранием сердца присутствующие услышали его крик, обращенный к мертвому другу:
– Посмотри на меня, Невер! Я здесь! Я здесь!
– Пусть ваше величество не препятствует ему, – шепнул герцог Орлеанский на ухо королю. – Полученная от вас в дар шпага свершит правый суд и сама обретет кровавое крещенье!
Людовик XV стиснул зубы, положив машинальным жестом руку на эфес своей рапиры. Героизм заразителен. Королевское достоинство требовало от него не терять хладнокровия – иначе он тоже бросился бы вслед за Лагардером навстречу убийце.
В мгновение ока блистающая огнями церковь стала темной и пустынной, ибо все – сановники и вельможи, священнослужители и знатные дамы – вооружились свечами и факелами, не оставив ни единого светильника в нефе. Филипп Орлеанский, взяв факел из рук мушкетера, произнес во всеуслышание:
– Если ваше величество желает видеть, как мстит благородный рыцарь, последуем за графом к могиле Филиппа Неверского.
Процессия из трехсот человек во главе с королем и принцем двинулись на кладбище Сен-Маглуар.
Что же случилось с Мелани Льебо? Устремившись в указанное место, она едва не заблудилась в темноте и с большим трудом отыскала могилу Невера. Внезапно чьи-то сильные руки обхватили ее запястья, а на рот легла грубая мужская ладонь. Несколько человек окружили ее – она насчитала семерых. Заткнув ей рот кляпом, они уложили ее на землю и стали ждать. По-видимому, пока они не желали, чтобы она звала на помощь.
Сообщники Гонзага напряженно прислушивались, подгадывая благоприятный момент. Неподалеку заскрипел песок под чьими-то стремительными шагами. Тогда Пейроль вырвал кляп изо рта своей жертвы.
– А теперь зови сюда короля! – сказал он глухо и угрожающе. – Мы собираемся убить его…
Фактотум был истинным гением зла. Угадав, что не удастся заставить ее позвать графа, если она заподозрит об угрожающей ему опасности, он выдумал фантастическую угрозу цареубийства, зная, что именно Лагардер первым устремится спасать короля.
Но мадам Льебо лишь крепче сжала губы. Она предпочитала умереть, нежели быть пособницей гнусного преступления. Пейроль не ожидал такого мужества от этой хрупкой особы. Его лицо искривилось от бешенства.
– Ты будешь кричать, гадина! – прорычал он, выхватывая кинжал.
Мелани, увидев блеснувший клинок, зажмурилась, но не произнесла ни слова. Между тем шаги быстро приближались. Ей показалось, что она слышит любимое ругательство Кокардаса. Тогда, оттолкнув сверхчеловеческим усилием того, кто прижимал ее к земле, она вскочила на ноги.
– Это они! – воскликнул Пейроль. – Ищут нас. К счастью, болтуна-гасконца всегда можно узнать. Шпаги наголо, господа, готовьтесь к нападению!
– А где принц? – спросил Носе.
– На своем месте! Когда будет нужно, он покажется.
Тут фактотум увидел Мелани: подобрав быстрым движением свои юбки, она хотела уже устремиться навстречу спасению… Пейроль догнал ее одним прыжком.
– Не хотела кричать, так умолкни! – злобно бросил он, вонзая кинжал в грудь молодой женщины.
Мадам Льебо рухнула у подножия могильной статуи. Но, полагая, что король находится в опасности, она нашла в себе силы зажать обеими руками рану и крикнула во весь голос:
– На помощь, Лагардер, на помощь!
Именно этот крик услыхал Анри, равно как и все, кто окружал его. А в ушах мастеров фехтования вопль несчастной жертвы прозвучал тяжким укором.
– Дьявол меня разрази! – выкрикнул Кокардас, бросаясь вперед. – Мы опоздали!
– Нет еще! – произнес, задыхаясь, Паспуаль.
И два храбреца ринулись к могиле Невера, натыкаясь на кресты, ударяясь об ограды, оскальзываясь на мраморных плитах, но вновь поднимаясь, чтобы бежать еще быстрее.
Наконец показалась часовня и статуя. На земле лежала женщина, а за ней стояли темной стеной сообщники Гонзага. Семь клинков посверкивали во тьме. Для того, чтобы убить, света не нужно. Более того: Кокардас всегда утверждал, что переход от земного сумрака к вечному мраку совершается легче… Однако мастера не знали, где Гонзага, – лишь Анри де Лагардеру принадлежало право покарать злодея. Поэтому они в свою очередь закричали:
– К нам! Спешите к нам!
И устремились на приступ живой стены, ибо с подручными имели право не церемониться. Шпаги скрестились со звоном; искры полетели из стальных клинков и из глаз. Было так темно, что противники порой не решались нанести смертельный удар, опасаясь задеть одновременно и друга. Схватка происходила в полном безмолвии, если не считать проклятий Кокардаса, не умолкавшего ни при каких обстоятельствах.
Жан-Мари Берришон, будучи преданным учеником, изредка присоединялся к гасконцу, но ругался шепотом, поскольку желал угодить и второму своему учителю, который всегда сражался, не раскрывая рта.
Примерно в пятидесяти шагах отсюда стоял, укрывшись за железной оградой, Филипп Мантуанский: он внимательно слушал шум схватки, но не двигался с места. Судя по голосам, Лагардера еще не было, и принц желал сохранить силы, дабы схватиться с тем единственным противником, чьей гибели жаждал всеми фибрами души. Со всех сторон к некрополю приближались факелы. Внезапно мастера фехтования смогли перевести дух. Словно ураган пронесся рядом с ними.
– Отлично, малыш! – вскричал в восторге Кокардас. – Вот и ты, наконец!
– Я здесь! – ответил Лагардер, и голос его зазвенел, как сталь.
Он ринулся в атаку, успев еще крикнуть:
– Невер, час отмщения настал!
Следом за графом появился Шаверни. Сражение принимало все более ожесточенный характер. Те, что спешили сюда со свечами и факелами, были еще далеко позади.
Филипп Мантуанский обнажил шпагу, но не двинулся с места. По его приказу сообщники должны были отсечь Лагардера от своих и мало-помалу оттеснить к ограде. Этого момента и дожидался принц, чтобы нанести неожиданный удар в спину или в грудь.
Тем временем подручные Гонзага падали один за другим. Первым был убит Тарани; вслед за ним повалился на землю барон фон Бац, успев лишь прохрипеть предсмертное: «Черт возьми!»
Ориоль сражался с мужеством отчаяния, защищая свою шкуру: возможно, впервые в жизни он проявил храбрость – ибо даже трусы становятся смелыми перед лицом гибели.
При свете приближающегося факела он вдруг увидел прямо перед глазами клинок Берришона и, чтобы не умереть самому, нанес удар. Бедный Жан-Мари зашатался и упал: шпага толстого обожателя Нивель пронзила ему горло. Старая Франсуаза Берришон часто говорила внуку, что он избрал опасное ремесло… Никому не дано уйти от своей судьбы.
Факелы были уже совсем близко, и теперь противников уже можно было ясно разглядеть. Захрипел, рухнув навзничь, Монтобер, а на него повалился умирающий Пейроль с таким шумом, словно рассыпался мешок с костями.
Паспуаль увидел, как погиб Берришон, и отомстил за него тут же, пригвоздив к земле толстого откупщика, который даже не успел подумать, что лучше было бы не покидать уютную Бастилию. Шаверни отправил Лавалада к его благородным предкам. Все подручные Гонзага нашли свою могилу на кладбище Сен-Маглуар. Кокардас, пересчитав их, сказал:
– Шестеро! Счет закрыт!
– Но его нет! – мрачно произнес граф. – Тише! Быть может, он сейчас появится.
По приказу Лагардера Паспуаль отступил назад, чтобы остановить процессию, идущую из церкви с факелами. А сам Анри, склонившись над мадам Льебо, приложил руку к ее окровавленному корсажу.
– Она жива! – прошептал он, поднимаясь.
Сзади приближались факелы, но впереди царила непроглядная тьма. Лагардер прислушался… Он готов был поклясться, что кто-то пошевелился совсем рядом. Затем послышались осторожные шаги. Филипп Мантуанский, не слыша более шума схватки, встревожился. Почему сообщники не выполняют его распоряжения? Пролетело несколько минут, которые показались ему долгими, как век. Он на ощупь двинулся вперед.
– Пейроль! – позвал принц тихо. – Все кончено? Никто не ответил.
«Неужели мерзавцы сбежали?» – подумал он.
Внезапно у него вырвался крик изумления и страха. Он наткнулся на неподвижное тело, а когда поспешно отпрянул, едва не упал, зацепившись ногой о другой труп. Гонзага наклонился, чтобы разглядеть мертвецов, и не смог удержать проклятия. Вокруг валялись его верные подручные – и они были мертвы! Все до единого! Начиная с Пейроля, виновного во множестве злодеяний, и кончая безобидным Ориолем, который стал жертвой своей трусости. Все те, что избегали некогда этой страшной участи на проклятом кладбище в ночь побега в Испанию, вернулись сюда лишь затем, чтобы обрести здесь смерть.
Только на одну секунду задержался Гонзага у трупов сообщников, но эта минута оказалась для него роковой. Когда он поднял голову, все вокруг было залито светом. Могилу Невера окружили гвардейцы, державшие в руках факелы, и придворные, пришедшие на свадьбу Лагардера. В первом ряду стоял король, опираясь на плечо Филиппа Орлеанского.
А перед самим Филиппом Мантуанским вдруг вырос Лагардер с обнаженной шпагой в руке. Принц нанес предательский удар, и рапира графа, подаренная ему королем, разлетелась на мелкие куски. Ибо то было придворное оружие, игрушка для коронованного ребенка. К счастью, Лагардер успел вырвать свободной рукой шпагу у своего подлого противника.
– Ах, граф! – воскликнул король.
– Сир, – произнес Лагардер, – дважды этому человеку удавалось ускользнуть от меня – во рву замка Кейлюс и на этом самом месте. Ибо в руках у меня не было оружия, предназначенного свершить суд! Но теперь оно у меня есть! – добавил он грозно, потрясая рапирой Гонзага. – Богу было угодно, чтобы я покарал братоубийцу той самой шпагой, которая обагрилась кровью Невера! Пусть же она очистится в крови свершившего преступление!
И он повернулся к Кокардасу со словами:
– Я не сражаюсь с безоружными! Дай ему свою шпагу, мой храбрый друг!
Гасконец повиновался, но сквозь зубы тихонько пробурчал:
– Дьявольщина! Бедная ты моя! Отныне ты замарана навек.
Гонзага схватил шпагу с жадностью. У него еще оставался шанс, ибо фехтовал он мастерски.
Присутствующие образовали круг. Здесь были все, кто днем находился в Тюильри, когда вершил свой суд юный монарх. Сейчас на кладбище Сен-Маглуар свершался еще более грандиозный суд – суд чести и благородства над низостью и преступлением.
Противники скрестили шпаги, и регент поднял повыше факел, дабы король мог увидеть все детали сражения. Чего стоило искусство Гонзага перед стремительной, мощной атакой мстителя, ждавшего своего часа двадцать лет! Все произошло в мгновение ока! Молниеносный выпад – и принц-убийца рухнул на землю с маленькой дырочкой во лбу.
– После слуг – господин! – прошептал Кокардас. – Малыш сдержал слово.
И он отбросил ногой в сторону свою шпагу, доверительно сказав Паспуалю:
– Мой славный, этой не повезло еще больше, чем моей бывшей!
Мадам де Невер, Флор, ставшая отныне маркизой де Шаверни, и Аврора поспешно подошли к Мелани Льебо, рану которой перевязывал королевский хирург.
Лагардер же по-прежнему стоял в центре круга, не в силах оторвать взгляд от лица поверженного противника.
– Анри, – произнесла герцогиня, – вот дочь Невера, ваша жена. Благословляю вас обоих у подножия его могилы.
Юный король был так потрясен разыгравшейся сценой, что не мог вымолвить ни слова. Филипп Орлеанский посмотрел на мраморную статую, под которой спал вечным сном Филипп Лотарингский, герцог Неверский. Затем, сжав руку графа, тихо сказал:
– Спасибо!
Лагардер в свою очередь поднял глаза на изображение покойного друга и на несколько мгновений застыл в неподвижности. Затем он возвел взор к небу; сломав о колено шпагу, красную от крови Гонзага, он бросил обломки к подножию статуи и произнес звенящим от напряжения голосом:
– Благодарю тебя, Боже! Невер, клятва моя исполнена!
