Монтгомери (№1) - Сердце льва

Аврора словно мяч перелетала от одного моряка к другому, пока кого-то из них не сразил удар и она не осталась одна-одинешенька. Чьи-то руки грубо схватили девушку сзади, пытаясь сорвать с нее одежду. Аврора, вывернувшись, ударила араба кулаком по носу, а потом, изловчившись, коленом в пах. Араб скорчился от боли.

Рэн застыл от удивления, но тут же заметил, что другой араб подкрадывается к девушке. Бросившись вперед, он схватил Аврору за талию и отступил к двери. Среди всеобщей сумятицы человек, лицо которого скрывал капюшон, спокойно отодвинул миску с рисом, взял посох и, пробравшись к выходу, неторопливо пошел прочь. Рэн узнал в нем старого телохранителя Авроры.

– Доминго! Кастильо! Уходим! – скомандовал Рэн, крепко держа свою добычу.

– Что тебя связывает с этим человеком, Рэнсом? Ты что, торгуешь рабами?

«Торгуешь рабами» прозвучало как страшное обвинение. Рэн видел, что ее лицо измазано сажей, а голубые глаза сверкают от гнева. Аврора вырывалась, пытаясь освободить свою сумку и, главное, руку.

– Фоти Кафар – это… это… – Аврора рылась в своей сумке.

– Откормщик свиней, – подсказал Рэн, таща девушку за собой и постоянно оглядываясь. Невесть откуда появившийся Шокаи, как тень, следовал за ними.

– Ах, у него нет сердца, он охотится на невинных людей! – Аврора сунула содержимое своей сумки в руки Рэна. Он остановился посреди улицы, неловко держа какие-то мешочки, бутылочки, камешки и свечи. – Фоти разлучает мужей и жен, матерей и детей – о, Рэнсом, он лишает детей крова и родителей! – Она взглянула на Рэна. – Неужели и у тебя сердце из камня?

«Господи, дай мне силы выдержать все это! – мысленно воззвал он к небесам. – Мне следовало бы оставить ее там, где она была». Аврора вручила ему маленький кинжал и закрытую коробочку.

– Чем это ты занимаешься? Мы должны спешить!

– Потерпи минутку, Рэнсом. – Аврора говорила так спокойно, словно за ними не гнались головорезы, и она не слышала позади их топота и криков.

– Бэйнс. – Рэн растерялся. – Арабы далеко?

– Очень близко, сэр, – ответил раненый юноша.

Аврора коснулась руки Бэйнса.

– Добавь сюда воды и сделай пасту. – Она протянула ему пакетик с каким-то порошком. – Пасту наложи на чистую рану.

При всей несвоевременности действий Авроры Рэн испытывал благодарность к девушке, пытающейся помочь его товарищу.

– Сделай это дважды перед восходом солнца.

Бэйнс переводил недоверчивый взгляд с девушки на окровавленный рукав своей рубашки. Шокаи, опираясь на посох, приблизился к Авроре.

Она взглянула на Рэнсома:

– Прощай, спаситель. – Ее слова прозвучали решительно, и странная пара растворилась в темноте ближайшей аллеи.

Рэн не хотел признаваться в этом даже себе, но чувствовал горькую досаду. Аврора вновь ушла от него уверенная, что он занимается позорной работорговлей.

Бросившись в аллею, Рэн догнал девушку и потянул ее за рукав. Аврора отрешенно взглянула на него, и он понял, что мысли ее очень далеко. Рэн мысленно обозвал себя идиотом за то, что так болезненно воспринял слова этой девушки, подвергшие сомнению его честь. Гордость Рэна была уязвлена.

– Твои приговоры не подлежат обжалованию?

– Я уже слышала твои оправдания. – Разочарование, звучавшее в ее голосе, было для Рэна хуже пощечины.

Он притянул Аврору к себе, заглянул ей в глаза.

– Посмотри на меня и скажи: разве я похож на негодяя, для которого несколько золотых монет дороже человеческой жизни?

Аврора пыталась понять, зачем он устроил этот маскарад, выкрасив волосы хной, прицепив длинную бороду и одевшись, как контрабандист. Она хотела бы проникнуть в душу этого мужчины, узнать, откуда такая тоска в его глазах. На нее нахлынули воспоминания о недавних событиях, и гнев исчез. Аврора погладила Рэна по щеке, провела пальцем по его мягким губам.

– Я судила тебя слишком строго и вела себя недостойно. Ты простишь меня, Рэнсом?

Он с облегчением вздохнул и склонился к Авроре. Ее губы были так близко! Боже, как страстно ему хотелось снова почувствовать их нежный вкус, пока она не исчезла.

– Капитан! Противник рядом! – крикнул Лужьер, и Рэн увидел, что седовласый рулевой приготовился защищать его с тыла.

Выхватив меч, Рэн оглянулся: Шокаи вновь уводил Аврору во тьму. Рэн едва подавил желание броситься за ними.

– Пропали, все наши пропали из-за этой глупой женщины! – сердито воскликнул Бэйнс, швырнув вслед Авроре пакетик с лекарством.

Лицо Рэна приняло бесстрастное выражение. Повернувшись, он повел свою команду к кораблю. Будь все проклято! Если бы не Аврора, не пришлось бы вступать в схватку и снова искать пленных товарищей, расплачивающихся теперь за его минутную слабость.

Рэн твердо решил избавиться от своих глупых чувств к этой шотландской девушке. И все-таки даже теперь, когда он уверенно вел свою команду вперед, к свободе, его преследовал запах Авроры.

Над головами моряков желтым светом горело открытое окно крепости, откуда за ними наблюдал человек. Потом окно закрылось, свет погас.

Глава 5

– Приготовиться к отплытию! – крикнул Рэнсом, снимая перчатки и поднимаясь по сходням. Моряки, поднимая парус, старались держаться подальше от рассерженного капитана. Он редко повышал голос.

Дахрейн встретил Рэна у мостика:

– Саиб? – Юнга явно хотел что-то сказать капитану, но Рэн сухо сказал:

– Не сейчас, Дахрейн.

«Эта чертова девчонка вывела меня из равновесия», – подумал Рэн, хлопнув перчатками по бедру.

– Но, саиб, я должен предупредить…

– Уйди с дороги!

Дахрейн не подчинился, и это заставило Рэна остановиться. Он снял шляпу, тяжело вздохнул, сделал юнге знак следовать за ним к своей каюте. Дойдя до двери, Рэн обернулся к юноше. Лицо Дахрейна выражало неколебимую готовность отдать жизнь за капитана. Рэнсом считал, что юноше следует больше думать о себе. Дахрейн провел трудное детство и вынес много лишений, но сохранил доброе сердце и не заслуживал участи слуги.

Рэн положил руку ему на плечо:

– Прости меня, Дахрейн. Я слушаю. О чем ты хотел предупредить меня?

– Там женщина, саиб. – Юнга показал на дверь каюты. – Она ждет тебя.

Лицо Рэна потемнело. Доминго, любитель женского пола, иногда устраивал своему капитану подобные сюрпризы. Однако только он знал, почему Рэн неизменно отправлял восвояси недовольных красавиц, правда, всегда с набитыми кошельками.

– Пришли сюда немедленно мистера Авилара. Черт возьми, я когда-нибудь всерьез займусь им, отплачу за его услуги!

– Нет, саиб! – воскликнул юнга, затем более спокойно добавил: – Не думаю, что это посланница испанца.

Не по возрасту серьезное выражение лица мальчика смутило Рэна. Он посмотрел на дверь. Неужели Аврора? Нет, девушка не успела бы попасть на корабль, даже если бы знала, где он. Но тогда кто же?.. Рэн распахнул дверь каюты и замер на пороге. Спиной к нему стояла женщина, закутанная в темную шаль. Сердце Рэна дрогнуло. Но еще до того, как гостья отвернулась и заговорила, он понял, что это не Аврора. У нее было привлекательное лицо с тонкими чертами. Даже свободный покрой платья не скрывал худобы женщины, но во всем ее облике ощущались достоинство и серьезность.

Нет, она не из тех девиц, что посылает услужливый Доминго.

– Как вы появились здесь и зачем? Предупреждаю, я занятой человек…

Гостью смутил его суровый тон, и Рэна тронула ее беззащитность, совсем не свойственная Авроре.

– Вы… Вы – Рэнсом Монтгомери?

Он кивнул.

– Значит, я ваша сестра.

Рэн криво усмехнулся.

– Я сирота, мэм, и у меня нет сестер. – Он прошелся по каюте.

– Единокровная сестра, – пояснила, вспыхнув, женщина. – У нас с вами общий отец.

Рэн, медленно прохаживаясь по каюте, сбрасывал свои маскарадные принадлежности.

– Полагаю, у вас есть доказательства? – спросил он, положив на стол оружие.

– Конечно.

Воцарилось молчание. Рэн заметил, что гостья устремила полный ужаса взгляд, направленный на окровавленные ножи. Посмотрев на Рэнсома, она сделала шаг назад.

– Мне нужны доказательства, мэм! – Боже, кажется, она сейчас упадет в обморок!

Женщина попыталась овладеть собой, но руки се дрожали, когда она открывала свою сумку.

– Я – Рэчел Ортис. – Она протянула Рэну золотое кольцо. – Моя мать… была куртизанкой.

Рэн внимательно посмотрел на гостью, затем на кольцо.

– Ваш отец, Грэнвил Монтгомери, провел некоторое время с моей матерью в Мадриде. Я появилась на свет после их непродолжительной связи. – Гостья, казалось, ничуть не стеснялась своего происхождения, и Рэну это понравилось. – Меня в младенчестве отослали в монастырь, а совсем недавно я узнала о смерти матери. Она ничего не оставила мне, сеньор Монтгомери, кроме письма, открывающего тайну моего рождения, и вот этого кольца, подтверждающего ее рассказ. Ваш – наш – отец подарил его ей.

– Оно, собственно, ничего не означает. – Рэн положил кольцо на край стола, но гостья не взяла его.

– Быть может, это больше убедит вас? – Рэчел вручила ему маленький пакет. С неожиданной для него самого поспешностью Рэн развязал тесьму и увидел стопку писем. Узнав почерк отца, он выбрал одно из них. Отец признавался в одиночестве и в страстной любви к той, кого называл Розой, и к их будущему ребенку.

Охваченный гневом, Рэн отвернулся от Рэчел. О, как бы он хотел избавить себя от удовольствия лицезреть сестрицу. Но его воспитывали как джентльмена, а Рэчел Ортис как-никак его сестра, хотя полной уверенности в этом он не испытывал. Да, ему следует вести себя, как настоящему Монтгомери. Но этот визит переполнил чашу его терпения.

– Итак, что тебе нужно от меня, сестра? – спросил Рэн, присев на край стола и скрестив на груди руки.

– Я совершенно одна… – начала она слабым голосом. – Мне негде жить, я не могу даже мечтать о замужестве…

– Ты девственница? – прервал он ее. Рэчел вскинула голову и залилась румянцем.

Возмущение гостьи не произвело на Рэна ни малейшего впечатления.

– Насколько я понимаю, ты просишь у меня помощи, верно?

Она кивнула.

– Тогда я должен кое-что знать о тебе. – Рэн опустился в кресло. – Хотя не уверен, что мне следует помогать тебе.

Рэчел взглянула на Рэна с неожиданной твердостью.

– Ты суровый человек, Рэнсом Монтгомери. И на редкость бессердечный.

– Не стану убеждать тебя в обратном, сестрица. – Он равнодушно пожал плечами. – Вот уж не предвидел твоего появления.

Рэчел, обескураженная его насмешливым тоном, опустила глаза. В душе Рэна проснулась жалость. Он упрекнул себя за грубость и оскорбительные намеки. Что ж, Рэчел вполне вписалась бы в английское общество. Воспитанная в монастыре, она была целомудренна и могла бы составить счастье какого-нибудь молодого человека. Ее сомнительное происхождение, вероятно, никого особенно не смутило бы. В конце концов, Рэчел ведь тоже Монтгомери. Рэн едва не расхохотался от нелепости ситуации, но вовремя взял себя в руки. Собственное происхождение постоянно терзало его, а тут еще так некстати очередное доказательство бурной жизни отца.

Рэчел молча наблюдала, как он зажег свечу и начал что-то быстро писать на клочке бумаги.

– Будь готова через три часа. Мы отплываем в четыре утра, с началом отлива. Я пошлю за твоим багажом. Через десять часов наш корабль встретится с другим, и ты на него пересядешь.

– Могу ли я спросить, куда ты собираешься меня переправить? – В голосе Рэчел прозвучала обида. Он взглянул на сестру, сложил письмо, растопил на свече сургуч и запечатал послание.

– В мой дом, Рэчел, – ответил Рэн. – Там никто тебя не обидит. – В его голосе не было мягкости и сочувствия, он говорил как человек, привыкший повелевать и не терпящий неповиновения. Рэн подошел к двери и позвал Дахрейна.

– Дахрейн, это мисс Ортис, моя… сестра. – Рэн словно не замечал недоумения юнги. – Проследи за тем, чтобы она хорошо устроилась в свободной каюте, и вели Кастильо охранять ее. – Он холодно взглянул на гостью. – Ты не должна появляться на палубе и прошу тебя подчиняться мне, понятно?

Он не собирался объяснять сестре, что женщина в этой стране, а уж тем более на корабле, всегда доставляет одни неприятности. Ему не хотелось говорить и о том, что ее присутствие на борту едва ли понравится команде. «Стоит только Кастильо взглянуть на нее своим единственным глазом, – подумал Рэн, – как Рэчел сама запрется в своей каюте».

– Все это делается лишь ради твоего благополучия. – Рэн протянул сестре запечатанное письмо.

Дахрейн уставился на Рэчел, ожидая, когда она последует за ним.

Рэчел, чуть помедлив, вняла Рэна за руку.

– Спасибо, брат. Я заберу кольцо и письма, когда они больше не будут тебе нужны.

Она направилась за Дахрейном.

Захлопнув дверь, Рэн прошелся по каюте и остановился у стола.

Он выдвинул верхний ящик, достал оттуда коробочку, откинул крышку и, взяв кольцо, лежавшее на бархатной подушечке, сравнил его с тем, что оставила Рэчел.

Сомнения рассеялись. На обоих были одинаковые изображения орла, распростершего крылья, – герб дома Монтгомери.

– Да, отец, ты заставил меня задуматься над моим собственным происхождением. Интересно, сколько еще раскидано по белу свету твоих наследников с доказательствами, подобными этому?

Рука в перчатке появилась и исчезла, насыпав монеты в протянутую ладонь человека в халате. Тот выбрал одну из них и попробовал ее на зуб.

– Где и когда?

Снова появилась и исчезла рука в перчатке, передав вопрошавшему клочок бумаги.

Человек в халате прочитал записку.

– Я многим рискую. – Он спрятал кошелек.

Длинное дуло пистолета внезапно уперлось ему в живот. Человек в халате проворчал что-то и отвернулся.

Это была жалкая лачуга.

Но женщине, лежавшей на грязных подушках, она казалась настоящим дворцом. Хотя ей пришлось обрызгать подушку настоем мяты, чтобы уничтожить запах того, кто спал здесь до нее, она радовалась, что под ней постель, а не голая земля. Съежившись под потрепанной циновкой, Аврора потрогала свой амулет и посмотрела на звезды, ярко светившие сквозь дыру в стене. Она думала о том, что Рэнсом сейчас тоже смотрит на звезды, определяя по ним путь своего корабля к новым приключениям.

Девушка вздохнула и перевернулась на спину.

Он уехал, в этом Аврора была уверена. Так же, как она почувствовала присутствие Рэнсома, узнала звук его шагов, когда он появился в тюрьме, сейчас Аврора ощущала, что этот человек далеко от нее.

Ей очень не хватало связанного с ним ощущения безопасности.

Аврора знала, что нарушила его планы, но получилось так, что собранные ею обрывки сведений привели ее в это осиное гнездо и, как оказалось, поставили на пути Рэнсома. Она жалела, что Бэйнс не воспользовался ее порошком: кольцо с колдовским камнем на ее пальце жгло ей кожу, а это означало, что его рана нагноилась.

– Шокаи?

– Да, – отозвался телохранитель, расположившийся возле двери и готовый защитить девушку даже ценой своей жизни.

– Почему ты считаешь, что у него какие-то дела с Фоти?

– У правителя много обличий, дитя.

– Верю. – Аврора горестно вздохнула. – Шокаи, ты видел сапоги Рэнсома с кистями до пят? А рыжие волосы! О, это было удивительное зрелище!

Шокаи промолчал.

– Как ты думаешь, случайно ли, что сведения, полученные нами о моем отце, трижды за несколько недель поставили нас на пути этого англичанина?

Шокаи улегся поудобней.

– Если есть два пути, никому не ведомо, пересекутся ли они.

– Полагаешь, Рэнсом что-то знает?

– О! – Шокаи всегда утверждал, что, прежде чем говорить, нужно как следует подумать, поэтому обычно начинал с междометий и восклицаний.

– Нет, он не может знать, – ответила себе Аврора. Шокаи пробормотал что-то невнятное. – Кажется, я ничуть не интересую Рэнсома. – Шокаи тихо усмехнулся. – Рэнсом, по-моему, хочет меня, но, увы, наши встречи не доставляют ему радости. – Аврора вспомнила о его страстных поцелуях и сильных руках. «Да что это со мной», – подумала она и вдруг подняла голову и села. – Шокаи! – вскричала девушка за секунду до того, как дверь разлетелась в щепки от сильного удара.

Глава 6

Рэн встал со стула, подошел к иллюминатору. Корабль стоял у самого пирса, и, глядя на огни других судов, Рэн размышлял о пропавших членах экипажа.

– Итак, Фоти надул нас, – сказал он не совсем уверенно.

– Вряд ли, – возразил Доминго. – Судно будет в Танжере через неделю, от силы через две.

Рэнсом тихо выругался про себя и повернулся к столу, за которым сидели его офицеры. Два пустых стула постоянно напоминали о напрасно потраченных на подкуп деньгах.

– Что нам делать, капитан? – спросил моряк, сидевший с краю стола.

– Молиться, Вилли, чтобы эта девица вновь не предала капитана…

Доминго бросил свирепый взгляд на Бэйнса.

– Мы не можем во всем винить эту женщину.

– Почему же нет, черт возьми? Если она разрушает любое начатое нами дело, почему мы обязаны выручать ее из беды всякий раз, как она попадается на нашем пути?

– По-моему, наш капитан сам поймал на крючок эту рыбку. – Доминго смело встретил бешеный взгляд Рэна и улыбнулся.

– Интересно, что делала женщина, переодетая мальчиком, в мужской тюрьме?

Все вопросительно посмотрели на Рэна, но он промолчал. С тех пор как два дня назад он расстался с Авророй, его одолевали самые разные мысли, но Рэн так и не пришел к какому-либо решению, ибо ничего не знал о прошлом этой женщины. Однако ее серебряный кинжал был ему чем-то знаком, и это тревожило Рэна, хотя он не слишком хорошо помнил его. Вот разве что витую рукоятку с вензелем, почти стершимся от времени. Но, во имя всех святых, почему Аврора не употребила этот кинжал для самозащиты – ведь тут сноровка девушки не уступала ее искусству менять свой облик! И почему она оказалась в этом месте именно в этот момент? Долго ли Аврора выжидала? И почему выдала его и Бэйнса этим ворам и убийцам?

Он не мог думать об этом без гнева, но вместе с тем обвинял и себя: хваленое самообладание подводило его каждый раз при виде Авроры. Один взгляд ее ясных голубых глаз разжигал в нем неутолимую страсть.

– Полагаю, она намеренно преследует нас, – задумчиво сказал рулевой.

– Если так, значит, у нас на «Льве» есть соглядатай.

Наступила мертвая тишина.

– Лучший ответ на эти слова – удар ножом, мистер Бэйнс, – прозвучал голос Коннора Локвуда, обычно молчаливого.

Лилан Бэйнс, опустив глаза, одним махом осушил кружку рома. Да, сболтнул лишнее, и его неосторожные слова могут породить смуту. Он потер раненую руку, и корабельный врач предложил вновь осмотреть ее. Бэйнс кивнул, жалея, что выбросил лекарство той девушки. Оно наверняка помогло бы ему больше, чем перевязки доктора.

– Пожалуй, то, что женщина исчезла, к лучшему. – Лужьер вытер губы салфеткой и поднялся из-за стола. – Я на первой вахте. – Рулевой вышел, за ним последовал Локвуд.

Рэн опустился на стул, вертя в руках вилку и вполуха прислушиваясь к разговорам, главным образом вертевшимся вокруг Авроры и ее странного телохранителя. Никто ничего не изменит, пока корабль работорговцев «Черная Звезда» не прибудет в Танжер. Конечно же, он и его команда могут попасть в ловушку. Рэн уже не раз обдумал свой план, чтобы заранее предотвратить опасность. Он доверял своим людям, ибо на собственном печальном опыте убедился, что если человек долго носит маску, то потом не узнает себя в зеркале.

– Можете разойтись, – сказал он своим людям, но когда те направились к двери, добавил: – Но не покидайте судно.

Босой, бесшумно двигавшийся Дахрейн убирал со стола. Рэн уселся в кожаное марокканское кресло и начал точить клинок своего любимого кинжала.

– Капитан? – На пороге стоял Доминго. Рэн заметил необычную озабоченность испанца. Доминго сделал шаг в сторону, и Рэн увидел человека в капюшоне – телохранителя Авроры Рэнсом не мог спутать ни с кем.

Да как же он узнал дорогу сюда, ведь «Лев» стоял здесь всего несколько часов. И вообще нелегко найти судно в таком оживленном порту.

Старик вошел в каюту, опираясь на свой посох. Сердце Рэна сжалось от тяжелого предчувствия: почему Шокаи один?

Рэн сделал знак Доминго войти. Тот сел слева от капитана.

– Старик, ты мог оказаться на борту моего корабля лишь по одной причине. Что случилось с твоей госпожой на этот раз?

– Красивая женщина приходит в этот мир, чтобы познать много горя, мой господин.

– Не верю, что причина несчастий этой женщины – только ее красота.

– Когда кончаются самые лучшие духи, с ними пропадает и их аромат.

– Твое желание, кажется, сбылось, Рэн.

Капитан бросил на Доминго убийственный взгляд.

– Ты хотел, чтобы она исчезла, и вот это, видимо, случилось. Разве я не прав? – Испанец посмотрел на Шокаи, и тот кивнул. – Что ж, капитан, – усмехнулся Доминго, – тот, чье желание обладать женщиной велико…

– Абдули? – Рэн сжал рукоятку кинжала так сильно, что костяшки его пальцев побелели.

– Да. – Шокаи поклонился.

– И ты пришел сюда просить меня выполнить твои обязанности? – Мускулы Рэна напряглись.

– Да.

– Никогда! – вскричал Рэн и метнул кинжал. Тот вонзился в деревянное перекрытие. – Господи, старик сам не знает, о чем просит!

– Мой господин…

– Нет, старик! – Рэн встал и вытащил кинжал. – Поищи кого-нибудь другого. Мне надоело спасать погибающих.

– Но душа не может быть свободной в золотой клетке.

Рэн громко вздохнул. Слова Шокаи поразили его как удар грома. Золотая клетка. Гарем. Мысль, что Аврора проведет хоть минуту в гареме, повергла его в неистовство. Рэн разрушил бы целый город, чтобы спасти Аврору, будь ее похитителем кто-нибудь другой, но связываться с Абдули…

– Нет, я не могу. – С какой стати бередить старые раны ради спасения едва знакомой женщины?

– Так ты добровольно даришь принцу пустыни такое сокровище? – осведомился Доминго. – Матерь Божья, ты ведь знаешь законы Корана, Рэн! Араб заявит на нее свои права, и женщина навсегда останется в стенах гарема! – Лицо Рэна потемнело от гнева, но Доминго подлил еще масла в огонь: – А впрочем, возможно, она счастлива, что на нее обратил внимание этот властитель. Ведь редкая женщина способна устоять перед ним.

– Хватит! Все эти слухи не стоят выеденного яйца. А ты, мистер Авилар, – Рэн направил кинжал на испанца, – ты перешел все границы.

Доминго сохранил невозмутимость, хотя его поразила эта вспышка гнева. Рэнсом Монтгомери обычно был сдержан, спокоен и безжалостен.

– Девственность, как и рыба, не сохраняется долго. – Теперь Шокаи нанес удар Рэну. Хотя тот не был вполне уверен, что Аврора девственница, мысль, что Рахман на правах хозяина завладел ее телом, привела капитана в ярость.

Шокаи вдруг пошатнулся и упал. Рэн быстро разрезал завязки его плаща, увидел на впалой груди старика следы плети и тут же послал за судовым врачом.

– Рэнсом… – Доминго указал на следы крови на полу и ковре. Рэн взглянул на босые ноги старика. – Должно быть, он прошел немалый путь, – с уважением прошептал Доминго.

– Дурак обретает ум, только когда ему как следует достается. – Слабый голос Шокаи был едва слышен. Он взял Рэна за руку. – Следует винить преступление, но не всегда преступника.

– Ты хочешь сказать, что Абдули не виноват в этом?

– Великое злодеяние зачастую считают благородным поступком, мой господин.

Рэн не понял, к кому относятся эти слова старика – к нему или к людям Абдули.

Появился врач, и Рэн приказал ему заняться стариком. Когда Шокаи осторожно вынесли из каюты, капитан долго стоял возле иллюминатора, глядя на полную луну и представляя себе лицо женщины, ради освобождения которой он мог бы бросить вызов всей пустыне.

«Ты снова пытаешься сделать меня слабым, маленькая колдунья. Но сейчас это тебе не удастся», – подумал он.

– В этом порту небезопасно, Доминго, – обратился Рэн к вошедшему в каюту испанцу. – Отведи «Льва» в воды Танжера и оставайся там на якоре не менее пяти суток, затем пройди две мили курсом вест. Мы подождем тебя там.

Доминго с трудом сдержал удовлетворенную улыбку.

– Скажи, Рэн, что заставило тебя изменить решение? Страх наказания, которому маленькая голубка подвергнет тебя, если ее телохранитель умрет, или мысль о том, как она извивается под Абдули, обхватив его не только руками?

Рэн поднял голову. Его глаза сверкали от ярости.

– Забудь этот разговор, – пробормотал Доминго и выскочил из каюты.

Когда дверь за ним захлопнулась, украшенный драгоценными камнями кинжал просвистел в воздухе и по самую рукоятку вонзился в стену.

Глава 7

Сахара.

Берберийская пустыня

Жаркий ветер пустыни сотрясал стены просторного шатра. Песок обрушивался на них, проникая сквозь швы. Внутри располагались маленькие, разделенные занавесями комнаты. Мужчины в разноцветных халатах неторопливо вели разговоры, ели и пили. Женщины, закутанные с головы до ног в черное, бесшумно, как тени, прислуживали им, убирая грязную посуду.

Снаружи кто-то неумело играл на флейте.

Темнокожий мужчина с царственной осанкой возлежал на возвышении у самой стены. Пестрый шерстяной ковер устилал пол, на нем стояли блюда с финиками, померанцами, фигами и курагой. Но мужчина не притрагивался к лакомствам и не участвовал в беседе. Аврора, чувствуя на себе его пристальный взгляд, не поднимала головы.

С того момента, как его слуги развернули драную подстилку и бросили Аврору к ногам этого человека, как военный трофей, она не проронила ни слова, опасаясь, что ее акцент еще больше усилит честолюбивое желание властителя поместить иностранку в гарем. Пока он ничем не выдавал своих намерений относительно нее. Два дня Аврору продержали на женской половине, искупали и удалили с тела все волосы, сделали массаж, умастили благовониями. После всего этого девушка чувствовала себя лакомством, приготовленным для пира. «Пировать будет шейх, – думала она, – а лакомым кусочком для него стану я, ибо теперь меня превратили в рабыню». «Целия, мать-прародительница всего сущего на Земле, храни меня», – молилась Аврора. Неизвестно, надолго ли оградит ее Господь от черноволосого бедуина. Не зная, куда ее увезли, Аврора ничуть не сомневалась, что здесь не найдется никого, кто осмелится противостоять этому красивому арабу и поможет ей бежать. Если бы она раньше почуяла приближение врагов, напавших на нее и Шокаи, они смогли бы предотвратить несчастье, но девушка не позволила бы себе оплатить свою свободу страданиями старика. Она и сейчас с ужасом думала об участи, постигшей Шокаи. Что с ним? Ведь он сделал все, что мог, для их с Авророй спасения, но молодых противников было слишком много, и Шокаи не мог одолеть их. Аврора испытывала непреодолимое отвращение к мужчине, возлежавшему на подушках.

Ее обуревали гнев и ощущение полной беспомощности, почти неизведанное доселе. Аврора искренне полагала, что сама Богоматерь уготовила ей такое испытание, желая укрепить ее дух. Самонадеянного шейха она не принимала в расчет, ибо он действовал по законам своей страны и религии. Ее соотечественники тоже совершали похищения и брали огромные выкупы за похищенных – это зачастую приводило к войнам, но девушка не видела романтической стороны этих битв. А сейчас за нее некому было бороться.

«Да, Аврора, на этот раз ты попала в настоящую западню, и тебе из нее не выбраться», – подумала она.

Девушка снова почувствовала на себе пристальный взгляд шейха и легко прочитала его мысли.

Именно с этой женщиной он хотел утолить свое желание. Рахман не понимал, что до сих пор удерживает его. По закону она принадлежала ему, но даже прикосновение к ее руке вызывало у него такие угрызения совести, словно он совершал преступление против самого Аллаха.

Шейх Рахман ибн иль Абдули поклялся никогда не принуждать к сожительству ни одну из женщин. Тем не менее аромат кожи и волос этой чужеземки, изгибы ее тела приводили его в экстаз. Совсем недавно побывав на Западе, он еще не забыл наслаждения, с которым срывал покровы с женского тела и открывал его прелести.

Наступило время испытать подобное и здесь. Он протянул к Авроре руку. В этот момент послышался конский топот и предостерегающие крики стражи.

Женщина пристально посмотрела на него голубыми глазами, напоминающими утренний небосвод. Рахман хлопнул в ладоши, все женщины спрятались, а мужчины схватили оружие. Его пленница направилась было за другими женщинами, но он остановил ее движением руки. Аврора наклонила голову, и Рахман понял, что это выражение покорности вовсе не соответствует ее характеру, хотя он совсем не знал эту женщину.

Между тем смятение нарастало, и Рахман вцепился в рукоятку меча. Подошедший слуга что-то прошептал ему на ухо.

Высокая фигура мужчины, закутанного в плащ, стояла у входа в шатер. Два охранника скрестили перед ним мечи.

– Так-то ты встречаешь гостей, Абдули? – Ветер трепал капюшон пришельца, черная пыль кружилась у его ног.

– Если гость – ты…

Женщина вздрогнула, подняла голову, и Рахман увидел, что ее голубые глаза удивленно расширились. Но она тут же отвернулась. Абдули перевел взгляд на вошедшего.

– Сегодня я не настроен убивать, бедуин. Так что не опасайся.

Один из охранников усмехнулся, но Рахман, осадив его взглядом, сделал повелительный жест рукой. Стражники расступились, и незнакомец вошел, держа за ухо Ахмеда, привязанного к запястью мужчины.

– Это ты, бедуин, послал эту собаку собирать товар для тебя? – спросил посетитель по-арабски и толкнул работорговца к ногам Рахмана.

Он словно не замечал стражников, выстроившихся в две шеренги и готовых броситься на него по первому мановению руки шейха.