Современная электронная библиотека ModernLib.Net

В небе - пикировщики !

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Федоров Алексей / В небе - пикировщики ! - Чтение (стр. 1)
Автор: Федоров Алексей
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


Федоров Алексей Григорьевич
В небе - пикировщики !

      Федоров Алексей Григорьевич
      В небе - пикировщики!
      {1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания в конце текста книги.
      Аннотация издательства: Автор, бывший военный летчик, командир 241-й авиационной дивизии пикирующих бомбардировщиков рассказывает о героизме авиаторов в боях под Москвой, за освобождение Донбасса и Белоруссии, Висло-Одерской наступательной операции, битве за Берлин.
      Содержание
      Предисловие. Г. Байдуков
      В первые дни войны
      Под покровом ночи
      В крутом переплете
      Особое задание
      Герои девятого полка
      Огню навстречу
      Новое пополнение
      "Пешки" проходят в ферзи
      На Юго-Западный фронт
      В тридцать девятом полку
      Трагедия в Гартмашевке
      В небе - "Петляковы"
      "Любой ценой..."
      Песня, рожденная в боях
      Аэродром в огне
      Дивизия пикировщиков
      Побратим Маресьева
      В небе Белоруссии
      И снова Березина
      Из племени отважных
      В завершающих боях
      Последний вылет
      Примечания
      Предисловие
      Автор книги "В небе - пикировщики" Алексей Григорьевич Федоров пришел в авиацию из простой рабочей семьи. Он быстро вырос в искусного летчика, и в огне боев с японскими самураями на реке Халхин-Гол, с белофиннами на Карельском перешейке и войны с гитлеровскими захватчиками в 1941 -1945 гг. проявил себя как смелый воздушный воин, волевой и умелый командир. Его боевой путь увенчан высокими правительственными наградами: одиннадцатью орденами и семнадцатью медалями. Трудолюбивый, чуждый самоуспокоенности А. Г. Федоров продолжал расти и после войны: он профессор, доктор исторических наук, работает по подготовке инженерно-технических кадров и одновременно продолжает разрабатывать историческую тему, отражающую героическое участие советской авиации в Великой Отечественной войне.
      Книга "В небе - пикировщики" - правдивый рассказ о необычайно острой и сложной борьбе советских авиаторов против немецко-фашистских захватчиков. Вся сложность этой борьбы раскрыта на достоверных примерах боевой работы экипажей, действовавших на довольно строгих в технике пилотирования самолетах пикирующих бомбардировщиках "Петляков-2" (Пе-2) на различных участках советско-германского фронта. Думается, что автор пошел по верному пути, рассказывая читателям о том, чему был свидетелем и что пережил лично сам, непосредственно участвуя в боевых вылетах. Это придает книге документальную достоверность и убедительность.
      Верный исторической правде, автор повествует как о тяжелых, так и о радостных событиях минувшей войны. Перед читателем развертывается ясная правдивая картина пути, по которому прошли советский народ и его Вооруженные Силы.
      Описание самого полета, воздушного боя и атаки пикирующих бомбардировщиков "Пе-2" - сильная сторона книги. Глубина ее содержания - в показе сложного механизма взаимоотношений авиаторов в экипажах, звеньях, эскадрильях и полках дивизии, обрисованных в органической связи с действиями штабов, службами обеспечения, а также с взаимодействующими наземными войсками, частями истребительной и штурмовой авиации.
      В книге убедительно раскрыт коллективизм советских авиаторов, их высокие морально-боевые качества и взаимная выручка в бою. Все это - результат огромной организаторской и политико-воспитательной деятельности ленинской Коммунистической партии Советского Союза, осуществляющейся в войсках через коммунистов - военачальников, политработников, через политорганы, партийные и комсомольские организации.
      С первых дней войны до ее победного конца, от битвы под Москвой до сражений в небе Берлина автор лично участвует в боевых вылетах, командуя с первого дня войны до 1943 года бомбардировочным авиационным полком, а затем до конца войны - 241-й бомбардировочной авиационной Речицкой ордена Кутузова дивизией.
      А. Г. Федорову есть о чем рассказать читателю. Но он пишет не столько о себе, сколько о своих боевых товарищах и соратниках по совместной боевой деятельности. И повествование получилось интересным и поучительным потому, что жизнь подарила автору книги радость встреч с замечательными советскими людьми. Достаточно сказать, что только в 241-й дивизии пикирующих бомбардировщиков, которой он командовал, было воспитано 27 Героев Советского Союза.
      Читатель с большим интересом узнает о беспримерном подвиге командира полка подполковника М. Кривцова который в критический момент боевой обстановки повторил подвиг капитана Н. Гастелло, направив горящий самолет в скопление эшелонов на железнодорожном узле Калинковичи. Другой летчик - Герой Советского Союза старший лейтенант И. Маликов, подобно Алексею Маресьеву, почти всю войну летал на боевые задания с протезом ноги.
      Много и других ярких судеб и боевых эпизодов раскрывается перед читателем на страницах книги. Автор добросовестно сверил фактический материал с архивными документами, использовал свои фронтовые записи, свидетельства и письма многих своих героев, учел советы и рекомендации видных советских авиационных военачальников.
      Строки писем участников войны, дневников и архивных документов крайне скупы. Они писались во время кратких оперативных пауз между боевыми вылетами. Но сила их воздействия на сердца людей огромна. И книга Алексея Григорьевича Федорова напоминает, особенно молодым читателям, за что бесстрашно шли в бой их отцы и деды, какой высокой ценой досталась им победа над германским фашизмом. Углубившемуся в чтение этой книги предстоит как бы занять место в кабине пикирующего бомбардировщика "Петляков-2" четвертым членом экипажа и вместе с ним ринуться к цели - земле и огню навстречу...
      Боевой маршрут экипажей-пикировщиков прошел над многими фронтами, в дымном и грохочущем небе Великой Отечественной войны. Это был многотрудный маршрут через горечь немалых потерь и поражений к торжеству победы над сильным и коварным врагом. Выдержать такое могли лишь люди, воспитанные на идеях великого Ленина, родной Коммунистической партии, ставшей в годы войны воюющей партией.
      Книга эта, несомненно, поможет нынешнему поколению советской молодежи морально и психологически подготовить себя к возможным испытаниям в борьбе за торжество коммунизма.
      Г. БАЙДУКОВ,
      Герой Советского Союза,
      генерал-полковник авиации
      В первые дни войны
      Наступил месяц долгожданного отдыха. Первый же день отпуска принес облегчение. Он незаметно отодвинул на задний план экзаменационную суету и тревожные газетные сообщения.
      21 июня вдвоем с общевойсковым полковником, разделявшим со мной санаторную комнату, мы посмотрели "Любовь Яровую" в театре им А. В. Луначарского, а после спектакля отправились побродить по Севастополю.
      Идем молча. На улицах многолюдно. Накануне выходного дня город и не помышлял о сне. То там, то здесь раздаются смех, шутки. На Приморском бульваре играет духовой оркестр. Звуки музыки и песен льются и из широко распахнутых окон. Душно. Только на набережной мы почувствовали освежающее веяние мягкого бриза...
      В санатории оказались далеко за полночь. Не сговариваясь, не стали зажигать свет. Сняли гимнастерки. И только доставая что-то из чемодана, Арсений Петрович нарушил молчание:
      - Сильная вещь-"Любовь Яровая"... Немало, видать, придется нам еще прожить так, подчиняя чувства долгу...
      Он поставил на стол бутылку минеральной воды и два бокала.
      - Боржоми,- пояснил и спросил: - А ты после чего отдыхаешь?
      - После учебы в Академии командно-штурманского состава.
      - Здесь учился? - видимо, не поняв меня, спрашивает полковник.- Город хорошо знаешь.
      - Сейчас из Подмосковья. А тут семь лет назад в бухте Голландия начинал младшим военлетом.
      - Воевал?
      - Довелось с белофиннами на Карельском перешейке.
      ...И в это мгновенье комнату сильно тряхнуло. Звякнули стекла. Ворвавшийся в окно багровый отсвет окрасил в розовый цвет рубашку моего собеседника. Арсений Петрович вопросительно посмотрел не то на меня, не то мимо меня - в окно.
      Тряхнуло еще раз, но теперь несколькими равномерными толчками. В городе возникли пожары, над крышами росла туча тяжелого дыма. Вскоре мы услышали зловещее гудение многих моторов, в ночном небе появились силуэты самолетов...
      В вышине заметались прожекторные лучи. Вот один из них остановился, словно нащупал что-то в темноте, и тут же стали видны очертания удлиненных крыльев самолета. Другие лучи высветили целую цепочку разбросанных под самым куполом ночного неба бомбардировщиков.
      Сильные взрывы еще раз до основания потрясли наш корпус. Морской воздух наполнился пылью и приторной пороховой гарью. Еще один мощный взрыв. Огонь взметнулся совсем близко. Казалось, каждая бомба нацелена прямо в тебя.
      Через минуту мы уже бежали в город, к штабу Черноморского флота. Пришлось петлять, огибать нежданно возникающие на пути дымящиеся развалины, миновать проходные дворы. Пыль, дым, гарь неотступно сопровождали нас. Небо над городом уже высвечено огнем зенитных батарей.
      - Флот-то жив! - бросаю я на бегу.
      - А город ранен,- отвечает Арсений Петрович.- По почерку узнаю работу фашистов. У них расчет не на сокрушение боевой силы, а на поражение страхом...
      Вот в груде дымящегося щебня лежит Институт имени профессора Сеченова. В руины повержен и театр, из которого мы вышли несколько часов назад. Много раненых. Немало среди них женщин и детей. К госпиталям спешат машины. Отовсюду доносятся стоны.
      * * *
      Вечером 22 июня город жил уже по законам военного времени. На улицах патрули, отряды военных... У дома - дежурные МПВО. Ни одной световой щелочки на фасадах домов. Мелькают едва заметные блики от затемненных автомобильных фар. Мы спешим к платформе Севастополь-Товарная... У московского поезда простились - полковник вернулся в город.
      Через несколько дней поезд потихоньку вползает на московскую окраину и замирает на платформе Курского вокзала. Что-то непривычное в вокзальной суете. Почти нет мужчин в штатском. Идут люди в военной одежде, одни - в ладно пригнанной и изрядно выцветшей, другие - в новой, но мешковатой, сшитой как бы на вырост. Нет встречающих. Есть лишь отъезжающие и провожающие.
      Солнце над столицей яркое, небо безоблачное. Бросаются -в глаза аэростаты заграждения. Они охватили город широкими кольцами, смыкающимися где-то в невидимой дали. Слышен привычный слуху сердитый рев авиационных моторов. Вот они, "ишачки", "чайки", звеньями расходятся в разные стороны над городом. Утихший рев авиационных моторов сменяется четкой речью диктора, сообщающего очередную сводку Совинформбюро...
      Наконец первый час необычных московских впечатлений позади. Сдаю чемодан в комендатуру и получаю пропуск в штаб Военно-Воздушных Сил Московского военного округа, захожу в кабинет командующего полковника Н. А. Сбытова. Он углубился в изучение моего личного дела. Потом поднял опаленные бессоницей глаза. - Так вот, товарищ майор, как и записано в предписании академии, назначим вас инспектором.
      - Но, товарищ командующий, война ведь...
      Полковник укоризненно покачал головой и продолжал:
      - Теперь это еще более важное и сложное дело. Осваивать технику, обучать и инспектировать придется, быть может, прямо под огнем. Майор Карпенко формирует группу летчиков-ночников для обороны Москвы. Будете работать с ним...
      Рано утром на одном из аэродромов между Медынью и Малоярославцем Карпенко встретил меня прямо на поле. Он был в шлемофоне, перчатки заткнуты за пояс, в левой руке распахнутый планшет. Крепко пожал руку. С минуту задумался и быстро заговорил:
      - Ты вот что, товарищ майор, найди техника Фролова. Он покажет тебе "семерку". Это "Петляков-два". Ты уже летал на них?
      - Всего несколько часов.
      - Ничего, теперь часы быстро набирать будем...
      И действительно, в тот же день мне пришлось сразу удвоить налет на этой машине.
      Под крылом видны привычные штрихи московской планировки и подмосковного ландшафта. Лишь при снижениях, на виражах становилось заметно, как маскировочная раскраска исподволь начала затушевывать окраинные заводы, склады, кое-где железнодорожные станции и мосты, а в стокилометровой зоне поперек полей и садов, рассекая поселки и приусадебные участки, пролегли глубокие борозды свежевырытых окопов.
      Стремительно побежали дни со своими бесконечными заботами, в которых раскрылось своеобразие поставленных перед группой задач. В двухсоткилометровой зоне из земли, бетона, дерева саперы возвели ложные цели: макеты заводов, складов, мостов, артиллерийских позиций - словом, самых разнообразных "военных объектов". За неделю ландшафт Подмосковья существенно изменился.
      Это было в ночь на 11 июля 1941 года. Экипажи "Петляковых" должны были убедиться в эффективности ложных объектов.
      В назначенный квадрат самолеты подошли поодиночке. Слева внизу ночной покров резко разорван сполохами пламени, отраженными черно-красными клубами плотного дыма. Это "поработал" первый эшелон нашей группы. Справа, вдоль опушки леса, навстречу набегает густое переплетение слабого света электрических ламп, отчетливо просматривающееся сверху как длинные ряды ярко освещенных цеховых окон.
      И тут в наушниках раздается команда с аэродрома:
      - Отбой!..
      Утром разбор. Приехал полковник Н. А. Сбытов. Кроме летчиков, присутствуют представители штаба ПВО, зенитных и саперных частей.
      - Результаты работы группы Карпенко можно признать удовлетворительными. Очевидно, мы в состоянии отвлечь от объектов столицы значительные силы фашистской авиации,- резюмирует командующий.
      В ночь с 21 на 22 июля, ровно через месяц после начала войны, в час ночи нас подняли по тревоге. Экипажи занимают места в самолетах.
      Откуда-то с запада сначала едва ощутимо, а потом все отчетливей слышится нарастающий гул моторов. Земля плотно прикрыта темнотой июльской ночи. Вверху поблескивают звезды. Вот мигнула одна, другая, и, вглядевшись до рези в глазах, с трудом различаю силуэты чужих самолетов. Но команды на взлет нет.
      - Приготовиться! - наконец резко звучит в наушниках.
      Поворотом ручки сбавляю громкость, как будто там, наверху, фашистские летчики могут услышать.
      - Старт!
      Вдогонку прошедшей волне вражеских самолетов поднимается рев моторов нашей авиагруппы. Взлетаем по одному, и через пятнадцать минут внизу замелькали еле видимые ниточки огней. На пульте вспыхивает красная лампочка, самолет чуть-чуть повело носом вверх: это пошли осветительные бомбы. Освободившись от них, энергично входим на высоту. Внизу заполыхало зарево пожара.
      Минута, пять, семь... И вдруг пламя как бы разом набирает новую силу. К небу вздымаются высоченные языки, освещая утроившийся в размерах столб дыма.
      - Клюнули! - сообщает штурман.
      Наш "военный объект" теперь уже с усердием бомбят фашистские летчики.
      А Москва лежит под щитом зенитного огня. Как ножницы, режут ночную тьму лучи прожекторов. Лишь изредка в той стороне видны вспышки взрывов. Основная сила первого удара, нацеленного фашистами на Москву, обрушилась мимо цели. Хотелось верить, что не увижу в столице той страшной картины разрушений и страданий, которая поразила меня месяц назад в Севастополе.
      С каким волнением вглядывался я в привычные черты города несколько дней спустя, но ничего особенного не заметил. Палящее солнце наполняло улицы нестерпимой духотой, но с запада быстро надвигалась грозовая туча. Вот она уже охватила солнце, грянул гром, упали первые крупные капли дождя. Я бросился бегом к улице Горького. В прилегающих улицах можно было видеть разрушенные после ночных бомбардировок здания.
      Из приоткрывшейся двери столовой возле площади Маяковского пахнуло запахом щей. Острый голод напомнил о себе. Я вошел. В голове длинной очереди, прямо у кассы, столпилось несколько младших лейтенантов. Они расступились, пригласив меня. Но тут из середины очереди раздался сердитый женский голос.
      - Почему вы его пропускаете? Пусть в очередь встанет! Ишь, защитники... А еще летчиками зовутся. Отсиживаются где-то в сторонке, а немец Москву бомбит...
      Я обернулся. Женщина лет сорока глядела на меня в упор. Бледное лицо ее покрылось лихорадочным румянцем. В сверкавших глазах не было гнева, была только боль.
      Я опустил глаза. Что можно было ответить этой женщине? Ни я, ни она не знали тогда, что в конце концов наша авиация на московском стратегическом направлении в начале декабря 1941 года завоюет господство в воздухе. За время боев 1941-1942 годов на подступах к Москве и под Москвой она уничтожит 1300 немецких самолетов, что из 8000 вражеских самолетов, участвовавших в налетах на Москву, к городу прорвется менее трех процентов. И наша группа, отвлекавшая самолеты противника на ложные объекты, тоже явится частью сил, не пропустивших 97 из каждых 100 фашистских бомбардировщиков, несших на советскую столицу смертоносный груз.
      ...Голодный и продрогший вышел я из столовой. Дождь хлестал по мостовой. Порывистый ветер гнал на город все усиливающуюся грозу. Вслед за ней с запада продолжала свое наступление война.
      Под покровом ночи
      Налеты вражеской авиации с каждым днем становились все более ожесточенными и массированными. Наша группа продолжала отвлечение гитлеровских бомбардировщиков. В этом деле пока что был определенный успех. Но теперь-то я хорошо знал, что успех этот был далеко не полным. Меня неотступно преследовал скорбный взгляд женщины-москвички. И поэтому приказ активизировать действие нашей группы вызвал какое-то облегчение, хотя напряженная работа буквально валила с ног.
      До сих пор группа Карпенко действовала вне зон воздушных боев. Своими атаками на ложные объекты мы сбивали вражеские бомбардировщики с курса на Москву, и в этих операциях наши летчики оставались в относительной безопасности: за сравнительной дальностью баз ночные бомбардировщики противника пока что следовали без прикрытия истребителей.
      К концу июля подготовка к новым операциям развернулась полным ходом. Да и после боевых вылетов экипажи работали вместе с техниками возле самолетов. Менялось их оснащение. Начались ночные тренировки, отрабатывалось патрулирование самолетов-осветителей вместе с истребителями московской зоны противовоздушной обороны. Лишь на третью ночь непрестанных тренировок "слетки" с истребителями дали удовлетворительный результат.
      И в ночь на 1 августа началось...
      Высота - 5 тысяч метров, полет в установленном квадрате. Самолет летит в сплошной темноте, над которой светят равнодушные ко всему земному звезды. Фосфорически мерцают стрелки и приборы циферблатов. Холодно...
      Внизу плотно прикрытая тьмой земля. Справа, вверху, километрах в четырех ходит звено "лаггов" - наших истребителей.
      Кажется, что, забыв про войну, земля уснула накрепко, с головой укрывшись одеялом. И вдруг покров этот как бы приоткрылся. Его разорвала снизу золотисто-красная вспышка. Появилось и стало быстро разрастаться пламя. Что-то мелькнуло на фоне огня. Как бы самопроизвольно нацеливаю машину на этот внезапно возникший в ночи пламенный экран.
      Теперь с ритмической последовательностью по нему заскользили тени, пересекающие наш курс чуть пониже. У них хищные, удлиненные, как у акулы, тела. "Дорнье"! Три... Девять... Растянутый строй фашистских ночных бомбардировщиков выходит на боевой курс.
      Нацеливаюсь на строй "дорнье". Вот уж отчетливо вырисовывается черный силуэт вражеского ведущего.
      На черном экране неба появляется разноцветная цепочка смертоносных огоньков. Вслед за ней на "дорнье" сваливается истребитель нашего патруля. И исчезает... Длиннотелая "акула", перевалившись на крыло, пронизывает темноту ярким языком пламени. Он проваливается вниз и сливается с бушующим на земле пожаром.
      Минут десять продолжается эта смертельная светопляска. Четыре машины потеряли в эту ночь фашисты в Зоне нашего патрулирования.
      Темные августовские ночи. Военная опасность притушила все световые точки в Подмосковье. Труден полет в этой тьме. Глазу не за что зацепиться. Наш экипаж послан проверить маскировку объектов в районе Малоярославца.
      Маскировка была отличной. Подтвердив ее по радио, мы развернулись и пошли на базу. Вот прошли столько раз точно отсчитанные минуты, а своего аэродрома все нет и нет...
      Земля черна и пустынна. Никаких сигналов не видно. С ужасающей скоростью бегут секунды, приближающие нас к опаснейшей зоне зенитной защиты столицы.
      - Штурман!
      - Ничего не понимаю,- доносят до меня наушники его голос.
      Холодный пот выступает на лбу: потеря ориентировки! Послушные навыкам руки, опережая мысль, выполняют свою работу. Машина, как бы споткнувшись обо что-то, уходит в вираж. Непосредственная опасность остается позади. Но впереди не лучше: территория, захваченная врагом.
      И тогда на какое-то мгновение вспыхивают будто знакомые очертания посадочных сигналов аэродрома.
      - Запасной! - радостно кричит штурман.
      Иду на посадку. Что такое? Навстречу планирующему самолету несется неистовая россыпь зенитно-пулеметных трасс. Приняли за вражеский самолет!..
      Вновь взмываем. Курс на северо-восток. Высота 5 тысяч метров. Где мы? Над своей или чужой землей? С тревогой посматриваю то на все еще не светлеющий на востоке горизонт, то на циферблат часов и стрелку бензиномера, неотвратимо продвигающуюся к роковому нулю. И так полтора долгих, как вечность, часа. Наконец тьма нехотя стала отступать перед первыми проблесками рассвета. Внизу лениво сверкнул плавный изгиб Оки. "Спокойно! Снижаться рано: внизу еще темно",- подсказывает мысль.
      Проходит еще десять минут. Поперек реки обозначились ниточки железнодорожных путей. Ориентируемся по карте. Конечно же, это мост возле Серпухова! Послушная рулям машина ныряет вниз. Моторы работают на малых оборотах, поглощая последние капли бензина. Наконец навстречу поднимается небольшая зеленая лужайка, резко ограниченная слева рекой, а по другой стороне подлеском. Направляю машину прямо на прибрежную кромку. Самолет с трудом замедляет бег, успев все-таки застекленным носом слегка раздвинуть кроны молодых березок.
      Устало откидываюсь на спинку. Закрываю глаза и проваливаюсь в тяжелый сон. Не знаю, сколько он длился, но проснулся я от очень знакомого голоса. Возле самолета стоит "эмка", а около нее - полковник. Приглядываюсь, Да это же наш батя! Полковник М. И. Кузин был любимым нашим воспитателем еще в Ейской школе морских летчиков, а теперь возглавляет район авиационного базирования. Быстро выбираюсь из кабины, и через минуту я в его объятиях...
      В крутом переплете
      9 августа вечером командующий Московской зоной ПВО генерал-майор Михаил Степанович Громадин поставил нашему экипажу задачу: провести воздушную разведку промышленных и военных объектов Москвы и ее окраин, чтобы по материалам аэрофотосъемки определить надежность их маскировки. Экипаж был тщательно проинструктирован. Точно определена высота пролета над столицей - 3 тысячи метров. Зенитчики и истребители получили соответствующее оповещение. Все было сделано, чтобы полет прошел безопасно.
      Но на следующий день все планы были нарушены. 3 августовские дни нередкими были дневные налеты разведчиков противника, не брезговавших беспорядочной бомбардировкой городских кварталов. Поэтому ПВО столицы находилась в полной боевой готовности.
      Прошло четыре минуты, как позади остались Люберцы, и в тот самый момент, когда самолет лег на курс плановой аэрофотосъемки, стрелок-радист доложил:
      Из центра города батарея зенитной артиллерии открыла огонь. Сзади внизу видно большое количество разрывов...
      Покачиваю крыльями. Штурман выпускает две зеленые ракеты. Однако сигнал "Я - свой самолет",- тонет в набегающих на курс разрывах снарядов. Лишь две минуты удается удерживать заданные скорость, курс и высоту. Затем приходится прибегнуть к противозенитному маневру. Опасность быть сбитым своими же зенитчиками угрожающе нарастает. Прямо над нами - смертоносное облако разорвавшегося по курсу снаряда крупного калибра. Огонь все более уплотняется. Машину начинает бросать из стороны в сторону. Штурман нервно докладывает:
      - Вижу до сорока разрывов... Появились пробоины в фюзеляже и в плоскостях...
      - Повторить сигнал "Я - свой самолет",- приказываю и бросаю машину в крутое пикирование.
      И когда навстречу, все увеличиваясь в размерах, уже набегают перелески и дома, перехожу на бреющий полет. Вот и подступы к аэродрому...
      Но курс перекрещивают падающие прямо сверху трассы двух пулеметных очередей: четыре истребителя ЛаГГ-3 берут нашу машину в клещи, сигналя: "Следовать за нами!" Приподнявшийся из своей кабины стрелок-радист показывает на красные звезды на фюзеляже нашей машины. Однако постреливание из пулеметов вдоль нашего курса продолжается.
      Делать нечего: отдаемся на милость конвоя, который приводит нас на полевой аэродром. Когда самолет приземлился, на летном поле нас окружила группа автоматчиков. Выходим, с недоумением озираясь по сторонам. И только тут раздалась команда знакомого мне командира истребительного авиаполка:
      - Отставить!
      Вместе с ним осматриваем самолет. Двадцать девять пробоин. Из них семь - в угрожающей близости к жизненно важным агрегатам машины. Вскоре дежурный по КП встревоженно докладывает:
      - Товарищ майор, генерал Громадин лично требует вас к телефону.
      - Как машина? Как экипаж? - резко звучат вопросы генерала.
      - Можем перелететь на свой аэродром. Самолет исправен, хотя и имеется больше двух десятков пробоин. Товарищ генерал, разрешите выполнить эту задачу на У-два, с трехсотметровой высоты, в противном случае наш бомбардировщик и впредь будут принимать за фашистского разведчика "мессершмитт-сто десять".
      - Ну что ж, согласен! Но вы-то и впрямь готовы это сделать?
      - Так точно!
      - Ну, добро! Возвращайтесь на свой аэродром. Самолет подготовят, а уж я "уговорю" зенитчиков на этот раз помолчать...
      На другой день встретились с генералом Громадиным в штабе ВВС. Вошедший во время нашего разговора полковник Александр Саввич Шадский ткнул в меня пальцем, рассмеялся:
      - Это он, товарищ генерал, сбил с толку вчера наших зенитчиков и истребителей, а нас загнал в бомбоубежище.
      После паузы генерал ответил:
      - Н-да... А стреляют-то наши все-таки плоховато..,
      Особое задание
      Вскоре мне привелось познакомиться с известным полярным летчиком Героем Советского Союза М. В. Водопьяновым. Он уже стал генералом, хотя одет был почему-то в свою прежнюю морскую форму. Командовал он дивизией бомбардировщиков дальнего действия.
      - Теперь, майор, будешь работать у меня,- сказал Михаил Васильевич.- Тебе придется возглавить группу специального назначения, формируемую из самолетов устаревших типов.
      - Товарищ генерал, на что они, тихоходы эти, теперь годны?!
      - Это сложное дело,- продолжал он, не обратив внимания на мой вопрос.- Так что малость придется подучиться...
      И 1 сентября 1941 года для меня, почти так же, как и для всех школьников и студентов, начался новый учебный год - подготовка к выполнению особого задания. Вся группа специального назначения состояла из разнотипных самолетов. На одном из подмосковных аэродромов были собраны двухмоторные бомбардировщики СБ и ДБ-3. Сюда же прибыли и безнадежно устаревшие к тому времени бомбардировщики ТБ-3 - тяжелые и угловатые. Ни дать ни взять - летающие мишени!
      Начали съезжаться летчики, штурманы, техники, прибористы, вооруженцы и специалисты радиодела. Вскоре приступили к освоению ныне никого не удивляющего, но тогда казавшегося очень сложным радионаведения. В течение недели на ТБ-3 были переоборудованы пилотские кабины. В них установили радиоприемники, сблокированные с системой рулевого управления. Все остальное внутреннее убранство было демонтировано. Внутрисамолетное пространство максимально освобождалось для заполнения взрывчаткой.
      На бомбардировщиках СБ и ДБ-3 устанавливались радиопередатчики, на ТБ-3 приемники системы радиоуправления. Экипажи начали парашютные тренировки. Штурманы приступили к изучению приемов передачи радиокоманд управления.
      Наступил первый тренировочный вылет. В нем все было необычно. Ведущий лидер - занимал в строю место позади ведомого. Следующий впереди ведомый должен воспринимать радиокоманды лидера, а его пилот, оставив управление самолетом, по приборам должен сверять четкость и надежность радиоуправления. Самолеты шли в две волны. Впереди четырехмоторные бомбовозы ТБ-3, а в затылок им, с небольшим превышением и . на дистанции 150-200 метров,- группа лидирующих, наводящих их на цель СБ. Радиоуправляемые машины энергично выполняли различные эволюции, развороты, снижение, подъем. Все шло гладко до появления облачности. С потерей прямой видимости начал нарушаться строй ТБ-3, хаотически меняться их курс и высота. На этот раз в нормальное положение самолеты удалось вернуть только с помощью вновь принявших на себя управление летчиков, находившихся в положении дежурных на ТБ-3. Так мы тренировались три дня. На четвертый с двумя тройками вышли на учебную бомбежку. Через пятнадцать-двадцать минут два звена достигли две тысячи метров, и от идущих впереди тяжелых бомбардировщиков отделились три черные точки. Через минуту над ними вспыхнули лепестки парашютов. В эфир уходит команда на изменение курса. На пульте вспыхивает зеленая лампочка, и впереди идущие ТБ-3 послушно ложатся "на боевой курс". Минута... три... пять... И тихоходы медленно теряют высоту. Системы работают надежно.
      К сожалению, нам не удалось эффективно использовать эту новинку в нанесении бомбовых ударов по объектам противника.
      Герои девятого полка
      Вскоре меня вызвали в штаб ВВС к заместителю начальника штаба генерал-лейтенанту авиации Николаю Ивановичу Кроленко.
      - Для вас есть новое назначение, товарищ майор,- сказал генерал.- Будете командовать отдельным девятым авиаполком, подчиненным непосредственно штабу ВВС. Скоро начинаем наступать.
      Генерал рассказал о беспримерном мужестве и героизме в первые дни войны летчиков полка, особенно командира эскадрильи капитана М. А. Кривцова.
      - Спасибо за доверие,- поблагодарил я генерала Н. И. Кроленко.Командовать таким полком - высокая честь. Ну а с людьми познакомлюсь на месте.
      ...В обычные дни путь мой до Центрального аэродрома имени М. В. Фрунзе занимал пятнадцать-двадцать минут. Комфортабельные вагоны метро доставляли до станции "Динамо", а отсюда, как говорится, рукой подать., Но то в мирные дни, а тут война...

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13