Дети вечного марта

      Стало муторно. Как ни крути, спасая его, они сильно рисковали. Не решись Шак нагло смыться с границы, переждала бы стража налет и вытряхнула кота-преступника из захоронки. Ему - усекновение хозяйства, им - высылка с конфискацией. То есть: мыкаться без лошадей, без припасов, без декораций. Так что - сиди, котяра, дерьмо отскребай. Хоть этим за добро отплатишь.
      Он, наверное, до утра бы там полоскался. Но, во-первых, банально хотелось жрать - в животе урчало, как в дробильном барабане - во-вторых, со стороны поляны вдруг послышались довольно громкие, и какие-то лишние звуки. Будто там не четверо арлекинов на ночлег устраивались, а целый отряд. По шуму - народу на биваке сильно прибавилось. Наученный опытом длинного и трудного сегодняшнего дня, Саня, прихватив зонтики, в обход открытого пространства, покрался к своим кибиткам. Благо, уже пали густые сумерки.
      За переплетением колючего шиповника и жимолости, за кустами крушины на косогоре росли высоченные в два обхвата дубы. Кот перебегал от дерева к дереву, скользил между стволами, высматривая, что делается на поляне.
      Там в свете двух костров мелькали кони и люди. Человек десять, столько же животных. Один костер - свой. Второй - на дальнем конце поляны.
      Кто-то еще решил устроить тут ночлег? Леса им мало! Или соблазнились веселым соседством? Кот метнулся к следующему дереву. Оттуда стала видна монументальная фигура Шака. Вожак стоял, широко расставив ноги, уперев руки в бока. За спиной - костер. Сцепленные повозки остались чуть в стороне. На одной Саня разглядел Сольку, узнал по длинным, светлым волосам. Собаки видно не было.
      Вовсю полыхал чужой костер. Люди копошились в темноте. Чем они заняты, Саня понять не мог. Поближе бы глянуть. Он шагнул… и чуть не заорал. На плечо сзади мягко опустилась рука.
      — Тихо, - шепнул в самое ухо собака. - Молодец, что напрямую не поперся. Сиди здесь. Я - сейчас.
      И так же нечувствительно как появился, исчез. Вот гад! До мокрых штанов напугал. Но раздражение тут же откатило. Саня заметил справа от себя шевеление. Куст в пяти шагах от него даже не качнулся, а будто вздохнул и опять замер. Кот потянул носом. Не собачий нюх, разумеется, но все равно лучше человеческого.
      А за кустами как раз и притаился человек. Один. С оружием. Высматривает. А что еще? Не цветочки же он пришел сюда нюхать. Ясно, ищет подходы к их табору. Не иначе, стащить чего-нибудь наладился. Саня встал на четвереньки, - зонтики он давно спрятал под деревом, потом заберет, - а затем и вовсе лег на живот. Ползти было легко. Трава мягко пригибалась, не издавая ни звука. Он по дуге обогнул куст, с засевшим в нем наблюдателем, чтобы одним коротким прыжком прямо с земли оказаться у того на спине. Лапа с, наполовину выпущенными когтями зажала человеку рот. Тот, было, рванулся, но тут же сник.
      — Вовремя, - прошелестел рядом голос собаки. - Тащи его к телегам. Я там одного уже пристроил.
      Кот не стал морочиться, ухватил человека за руку и поволок как куль. Правда, предварительно пришлось того слегка придушить. Для его же блага: начнет вырываться, еще поранит себе чего-нибудь.
      Путешествие не заняло много времени. Скоро Саня вышел к телегам. Солька обернулась на шорох, увидела кота и махнула рукой в сторону продолговатого свертка. Собака связал человека, заткнул ему рот и накрыл сверху попоной. Зачем выдумывать? Саня поступил так же, а, управившись, легко взмыл в повозку к девушке.
      — Что тут творится?
      — Цыгане, - коротко отозвалась Солька и нагнулась к самому дну телеги. Там под ворохом одеял лежала Цыпа.
      — Это они ее?!
      — Нет. Она на границе сильно… испугалась. Спит. Цыгане к нам пока не подобрались. Спереди Шак, сзади собака, а ты пленных посторожи. Они нам очень пригодятся.
      Саня покосился на людей. Один не шевелился, другой хоть и подавал признаки жизни, но слабые. Гораздо интереснее разворачивались события на поляне. Тени у цыганского костра притаились, прекратилось мельтешение. В центре поляны собралась целая компания. Посередине высоченный - ростом, пожалуй, с Шака - мужик в черной рубахе, поверх которой блестела множеством монеток и вшитых камешков плотная безрукавка. Черные штаны заправлены в начищенные - отсюда видно - сапоги.
      Цыган Саня видел всего один раз. Ито издалека. Они как-то прикочевали к их деревне в Камишере. Мамка тогда спрятала его в погреб и продержала там два дня. Так что, выпущенный на волю котенок увидел только хвост, уходящего табора. Ох, и пугала его мамка потом теми цыганами. А сама как боялась! Не зря, видать. Соседи по поляне, чем дальше, тем меньше ему нравились. Их главарь стоял точь-в-точь как Апостол. Этот руки сложил на груди, и тот - будто передразнивая. Шак вскинул вверх ладонь, их предводитель - тоже.
      — Да быстрее, ты! - прошипела со дна повозки Солька. - Иди. Не видишь, Шак зовет.
      Откуда-то сбоку из темноты образовался и встал за плечом Апостола собака. Саня не посмел ослушаться.
      — Здравствуй, Шак! Какие узкие дрожки в этом княжестве. Нам с тобой никак не разойтись, - насмешливо прокричал цыганский главарь.
      С той стороны запалили факел. Собака тут же зажег свой. Стало возможным, рассмотреть цыгана в деталях.
      Никакой это оказался не человек! Тоже лошадь. Только темной масти. Грива длинная, черная, глаза черные, даже вытянутые вверх уши - черные. Не иначе, сам намазал. Ручищи - о-го-го! А за спиной, все ж таки - люди. Обычные. Только одеты странно. Ну что с них взять - цыгане. В руках у всех ножи. Саня пожалел, что бросил зонтики. Не весть что, конечно, но сейчас любая палка могла пригодиться. Он искоса глянул на собаку. Тот тоже стоял с пустыми руками. Только верхняя губа высоко поднялась, открывая поблескивающие клыки.
      Когти, что ли показать, прикинул Саня. Неа. Не станет он стращать. Зачем?
      — Здравствуй, Чалый! Не потерял еще надежды меня пощипать? - мирно отозвался Шак.
      — Если цыган расстался с надеждой, но уже не цыган. Он - бродячая собака.
      — Поаккуратней, - усмехнулся Апостол. - Мой друг Эд может обидеться.
      — Здравствуй, собака, рад видеть тебя живым.
      — А я-то как рад! - зловеще отозвался тот.
      — Я смотрю, у тебя прибавление в семействе, - кивнул Чалый в сторону Сани. - Продай кота, Апостол. Я тебе за него золота дам.
      — Откуда у тебя золото? В прошлый раз я видел только дерьмо.
      — А я клад нашел. Не веришь? Давай торговаться. Даю за кота два золотых.
      — Зачем тебе кот, Чалый?
      — Мышей ловить, - расхохотался цыганский главарь.
      — У меня есть другой товар.
      — Девчонки? - голос Чалого посерьезнел. Кажется, он заинтересовался предложением. Ну, за Сольку можно выручить какие-то деньги. А на фига цыганам курица-то?
      — Нет, - разочаровал старого знакомого Шак. - Я не торгую товарищами. Только - людьми. У меня случайно оказались двое цыган. Им не очень у нас понравилось. А дальше станет еще хуже. Я люблю своих лошадей, Чалый, они требуют отдыха. Как ты посмотришь, если завтра одну из моих кибиток потащат твои люди? В княжестве Венс плохо относятся к цыганам. Вряд ли кто-нибудь станет за них заступаться.
      — Ва! - взвыл Чалый, развернулся и влепил затрещину ближайшему сподвижнику. - Раззявы! Что ты скажешь про этих недоумков, Апостол? Ни украсть, ни покараулить.
      В цыганских рядах произошло замешательство. Люди отшатнулись от главаря. Оно и понятно, разъяренный Чалый запросто мог убить. Шаг за шагом толпочка цыган откатилась к своему костру и загородила его спинами. Чалый остался один на один с арлекинами.
      — Ну, здравствуй, брат, - прошелестело из полутьмы.
      — Здравствуй, - откликнулся Шак.
      — Обниматься не будем?
      — Это лишнее.
      — Скажи своим людям, чтобы ушли, - прогудел Чалый. - Надо поговорить.
      — Они не люди, и они останутся.
      — Тебе виднее.
      — Как ты?
      — Так себе.
      — Пошли к нашему костру. Посидим.
      — Пошли. Пусть мои считают, что я торгуюсь. Да, оттащи, олухов, которых ты поймал подальше. Им ни к чему слышать наш разговор.
      — Эд, Саня, - обернулся Шак. - Волоките пленных в лес на травку.
      Собака молчком двинулся в сторону телег, Саня - следом.
      Людей пристроили под деревом, связав спина к спине. Так теплее и веревок меньше ушло. Когда возвращались, изведшийся от любопытства кот, спросил:
      — Они действительно братья?
      — Нет. Просто лошади. Слушай, не задавай вопросов, пожалуйста. Сам до всего дойдешь, если успеешь.
      — Ты о чем?
      — Не знаю, - загадочно отозвался собака, и глухо замолчал до самого костра.
      Лошади глотали чай из огромных кружек. Солька выложила на походную скатерку сало и хлеб. В стороне, привалившись к тележному колесу, сидела Цыпа. Сердобольный кот примостился рядом.
      — Ты как?
      — Уже лучше.
      — Сильно испугалась?
      — Чего? - удивилась девушка.
      — Ну, Фасолька говорит, ты с испугу в обморок упала.
      — Нет. Это… так. Со мной бывает.
      — Тебе чаю принести?
      — Ага.
      Надо же - засмущалась. Саня пошел к костру. Страшненькая и совсем ему не нравится, но - жалко - сидит одна под телегой. Вон Солька и плечами трясет и задом виляет - выплясывает перед Чалым. Щеки горят. Волосы струятся по спине, а в них - редкие синие цветочки. Собака смотрит на нее, не отрываясь, однако, слушает чужака. Чалый что-то сказал, собака аж головой дернул.
      — … оттуда не возвращаются.
      — Иногда мне тоже так кажется, - согласился Шак.
      — Ладно, - поставил точку в разговоре Чалый. - Давай о наших делах покалякаем. Ты где кота подхватил?
      — В Кленяках.
      — А прежний куда девался?
      — Женился.
      — Да ну! - вскинулся цыган. Чай плеснул ему на колени. - Мать-перемать! Солька, дай тряпку. Он в Кленяках остался?
      — Нет, еще раньше от нас ушел. В ничейных землях. Представляешь, путешествуем мы себе, горе мыкаем, по тому как в лесу заблудились. Вдруг нам на встречу выходит из чащи прекрасная… вернее, прекрасно вооруженная кошка. Я говорит, выведу вас отсюда, но котика придется оставить. Я, было, в драку: да мы, да за нашего кота! А он, подлец, в ноги мне бух. Отпусти, говорит, меня с ней. Не хочу больше скитаться. Предатель. Я ж его под забором нашел, когда он котенком в Асуле от голода загибался.
      — Отпустил?
      — Разумеется. И пошли коты, обнявшись, в светлое будущее, а мы дальше покатили. Девчонки два дня ревели. А ты, смотрю, опять с цыганами кочуешь?
      — Привык. С ними весело.
      — Да и безопаснее.
      — Это, как сказать. Чистюки в последнее время распоясались. В половину западных княжеств не сунешься. Кстати, не подскажешь, что за шум в окрестностях?
      — Не понял.
      — Какого кота ловят? Не твоего?
      — Уже и в Венсе слух прошел?
      — Значит, твоего, - заключил Чалый. - Мой тебе совет: или сдай котяру, или мотай вдоль границы к ничейным землям. Может, проскочите. Пока здешние раскачаются, пока соберутся ловить чужого кота, вы успеете перейти восточную границу.
      — Александр, - позвал Шак. - Колись, что ты такого натворил, что на тебя по всему околотку травля?
      Саня от неожиданности задумался. Ничего кроме девки он за собой не помнил. Ну, не было! Не состоял, не участвовал, не привлекался, не крал, не убивал, не скрывал. Да, чтоб им там всем пусто стало! Чем он им так досадил?
      — Ничего! - зло выпалил кот. И слегка пригнулся. Если обе лошади разом на него попрут, останется, удирать. С такими противниками лучше не связываться.
      От тележного колеса раздался продолжительный вздох-стон:
      — Шак, я же говорила, ничего за ним нет, - прошелестела Цыпа.
      — Я тебе верю. Не напрягайся, девочка. Фасолька, отнеси ей супу. Пусть поест.
      — Я не хочу, - отказалась курица.
      А саму на сторону клонит. Сейчас свалится. Но Солька не дала подруге упасть, подхватила, села рядом, обняла за плечи.
      — Странно сие и непонятно, - заключил Шак. - Может, нашего кота, с каким другим перепутали?
      — Наверное, - безразлично отозвался баро.
      — Ты давай по подробнее: что за слухи, кто распространяет.
      — Ха! Да в Венсе с обеда на всех перекрестках закричали: ловите, мол, граждане убеглого кота. Как зовут неизвестно, лет - около тридцати; бродяга, вор, убийца, растлитель, людоед…
      Против ожидания, Шака такое описание Саниных подвигов не насторожило, а развеселило. Он даже хлопнул себя по коленкам. Собака тоже криво улыбнулся. Чалый посмотрел на них, на виновника и только головой покачал.
      — Точно, с другим котом попутали. Но вам от этого не легче. Если вас с ним поймают, хлопот не оберетесь. Пока расследование, да суд, да доказательства, останетесь без штанов. Выступать вам не дадут, это уж к бабке не ходи, можете вообще в тюрьме оказаться.
      — И ты нам хочешь предложить… - насмешливо протянул Апостол.
      — Ага. Отдай его мне. Покрасим в черный цвет. Будет с нами кочевать. Котяра, тебе ведь все равно с кем?
      — Нет, - твердо отозвался Саня. - Я тогда лучше один.
      И опять напружинился, на случай если его захотят удержать силой. Когти полезли и, естественно, попались на глаза Чалому.
      — Ого! - цыган отшатнулся. - Шак, ты кого подобрал? Это же…
      — Заткнись! - рявкнул Апостол.
      Лицо цыганского главаря сделалось задумчивым. На Саню он теперь посматривал урывками - якобы не интересно ему.
      Права была мамка, что прятала пасынка от таких вот. Совсем его не знает, а туда же - обзывать. Спасибо Шаку, не дал сорваться оскорблению. Иначе, Сане пришлось бы или драться, или уйти. Несмотря ни на что! Плевать, что ночь и враждебное княжество под ногами. Плевать, что ловят. Ушел бы.
      Но тревожная минута прошла, и тот же Чалый разрядил атмосферу:
      — Повезло тебе, Шак. Такие девчонки с тобой катаются, собака у тебя есть, кота нашел. Самое время двигать на восток. Слышал, герцог объявил по всему государству о сборе арлекинов?
      — Разумеется. Мы туда уже месяца три назад собирались, но потеряли кота, и надеяться забыли.
      — Теперь пойдешь?
      — Не знаю. Если проскочить Венс и по ничейным землям двигаться в сторону герцогского домена, год потеряем. А до феста осталось восемь месяцев.
      — Смотри…
      Саня отодвинулся к девушкам. Ему стало неинтересно. Чалый сыпал названиями неизвестных городков и деревень: пойдешь туда-то, там свернешь налево, здесь - направо.
      Цыпа уже не зеленела в темноте впалыми щеками. Фасолька ее укутала в плед и сунула в руки миску с горячим супом. Потянув носом, Саня икнул. За волнениями о голоде как-то позабылось. Зато сейчас аж, скрутило.
      — Солечка, налей мне, поесть.
      — Ах ты, наш маленький, наш полосатенький, - пропела Фасолька. - Садись, мой хороший, я тебе супчика принесу, а ты мне потом на ушко расскажешь, кого убил, кого ограбил, кого съел.
      — Договорились, - пообещал Саня.
      Вот свинюшка! Теперь всю дорогу будет дразниться. Но у нее получалось как-то необидно. Кот решил: подыграет, а там - забудется. Не сознаваясь самому себе, он уже связал с ними свою ближайшую жизнь. Так и подумал: в начале подыграет, потом - сравняется, и только потом спохватился: он же еще ничего не решил. А что тут решать-то! Они ему нравились. И не в том дело, что не продали его на границе. Они были свои. Грубые, нищие, странные, но - свои. Он пока ни с кем кроме приемных родителей не чувствовал себя так свободно. С людьми не получалось из-за необходимости, выдавать себя за человека. А тут не надо. Здесь ты - только то, что ты есть. Кот, это звучит гордо. Лошадь - тоже хорошо. Собака… а девчонки вообще - класс.
      Фасолька возилась у костра. Саня спросил у Цыпы:
      — О каком сборе толковал Чалый?
      — Раз в пять лет в герцогском домене собираются все арлекины страны. Там месяц идут представления. Герцог смотрит. Тех, кто ему больше всех понравится, объявляют победителями.
      — И что?
      — Получают награду.
      — Какую?
      — Следующие пять лет они живут при дворе. Мы два раза туда собирались. Ни разу не дошли.
      Фасолька вернулась с двумя мисками. Одну сунула коту, другую пристроила у себя на коленях. Цыпа осторожно дохлебывала суп. Саня тоже взялся за ложку, только теперь в полной мере оценив собственный голод. Молчал, пока ложка не заскребла по дну. Шутка ли, за полтора суток съесть пол лепешки. А погоня, а страх, а граница? На девку тоже, между прочим, силы ушли. И не малые.
      Без всяких просьб с его стороны, Фасолька взяла миску и принесла добавки.
      Во красота! Нет, так просто они теперь от него не отделаются. Гнать будут, не прогонят. А он отработает. Кот нужен? Вот он - я! И фыркнул, так что брызги полетели. Мамка приемная долго его отучала за столом фыркать. Мол, пока ест спокойно - человек, как фыркнет, сразу видно - кот.
      У костра Чалый что-то рисовал на куске клеенки.
      — Цыгане тоже едут? - спросил Саня у Цыпы.
      — Что ты! Туда только нам можно. И чтобы в составе обязательно были лошадь, собака и кот.
      — А петухи?
      — Нет. Петухов там не бывает.
      — Если со всего герцогства собрать арлекинов, - начал вслух размышлять Саня, - это же сколько наберется?
      — В том-то все и дело, - печально отозвалась Цыпа. - Собираются очень многие. Я только раз видела группу, они вообще отказались ехать, и нас отговаривали. Шак их послушал, посовещался с Собакой и все-таки пошел. Понимаешь, туда не просто надо добраться. Желательно, чтобы кроме тебя не дошел никто.
      — Почему?
      — Тогда и соревнований никаких не надо. Тогда награда точно будет твоей.
      — Короче, - перебила подругу Солька, - если по дороге встретишь таких же арлекинов, или убей, или беги, пока тебя не убили.
      — А как же власти? - опешил Саня.
      — Человеческие? Видишь ли, на время Веселого Похода, особым распоряжением герцога властям на местах запрещено вмешиваться в разборки между арлекинами.
      — Мы ни разу не дошли, - печально подытожила Цыпа. - В этот раз собрались, подготовились, но от нас ушел Рик. Мы уже и надежду потеряли…
      — Что, девочки, открыли парню глаза на наши дела? - крикнул от костра Шак. - Иди сюда, котяра, есть разговор.
      В этот раз Саня подходил к лошадям без опаски. После рассказа девушек он почувствовал себя увереннее. А с другой стороны, неприятно кольнуло: вот почему арлекины его спасали. Нужда приперла, а так - сдали бы, и деньги в карман.
      — По роже вижу, сомнения в тебе так и кипят, - заключил собака. Он сидел тут же, но за костром его не было видно. Саня дал себе слово, следить за физиономией. Ему надоели собачьи подковырки.
      — На, - Шак протянул коту кружку.
      Не перепутаешь. Так пахнет только вино. Саня принял посудину. Вино ему приходилось пить редко. Такое лакомство не для бродячих котов. Но пить он не стал. Понюхал и отставил.
      — Мы тут с Чалым поговорили. В общем, дела такие: тебе лучше остаться с цыганами. С ними, считай, легально дойдешь до восточной границы. Там они тебя переправят в Глечики, и дуй, котяра, во все лопатки, - деловито заговорил Шак.
      — А почему не в Гошенар? - Спросил Саня, первое, что пришло в голову. Он-то думал, его уговаривать начнут, да расписывать будущие награды.
      — Кленяки, Гошенар и Венс недавно договорились, сообща ловить преступников. В Гошенаре тебе дороги до первого стражника. С нами тоже не получается. По княжеству с живым котом-людоедом не погуляешь. Нас начнут проверять на каждом посту, и тебя, так или иначе, поймают. Можно рвануть к восточной границе, минуя поселения. Только, какой смысл?
      — Но вы же туда так и так собирались.
      — Если ты с нами идешь на фест, тогда - да. Тогда смысл есть. Если ты с нами не идешь, нам там тоже делать нечего. Дадим пару представлений в Венсе, дальше - на югозапад. Там зима теплее. Мне о девочках надо заботиться.
      — Не сомневайся, кот, - подал голос Чалый, - тебе у нас понравится. Покрасим тебя в черный цвет, кольцо золотое в ухо вденем, дадим гитару - такой цыган получится, пальчики оближешь. И ни один стражник не привяжется. А там, и насовсем с нами останешься. Это ты еще наших женщин не видел. Как увидишь, сам в табор запросишься.
      Саня сидел к костру боком. Припекало. Он отодвинулся, вспомнил о кружке, поболтал содержимое, понюхал, хлебнул…
      Чем бы еще заняться? Можно блох половить. Но, во-первых, таковые на нем не водились; во-вторых, не вежливо - лошади ждут. Девчонки притихли. Тоже ждут. У Чалого улыбка от уха до уха - зубы наголо. Красивый цыган, значительный. Такому не захочешь, да поверишь. Шак, наоборот, уставился в землю. На роже ни одна морщинка не дрогнет. Что же делать?
      Саня закрыл глаза. Под веками мерцали всполохи.
      Горел костер. За костром стояли кибитки. Много кибиток. Чалый соберет большой табор. И пойдут они по долам и весям. Красивые, вольные, черные. Кто натуральный, кто - крашеный. Какая людям разница - цыгане. С одной стороны любопытно, с другой - боязно.
      Прикочевали на край деревни, сразу женщины по дворам идут. Хозяйка, куртку купи. Твоему мужу понравится. Нет мужа? Давай наворожу. Завтра сваты придут. Денег нет? Отдай курицу. У тебя в сарайке квохчут. Не бойся, мы такие же люди как ты. Давай, давай курицу. Ай, молодец. Жди завтра сватов…
      У кибитки стоит старый одноглазый цыган. К нему ребятишки подбегают. В доме с соломенной крышей одинокая тетка живет. Мужа нет. Хозяйство справное. Старый цыган кличет молодого: Сашко, пойдешь в тот дом. Сашко, - невысокий, коренастый с пышной кудрявой шевелюрой, с ясными светлыми глазами красавец, - идет к тетке, заговаривает, смеется, показывает ровные белые зубы, подмигивает, улещает. Можно не сомневаться, оставит тетка парня ночевать. И на завтра оставит и на послезавтра. А на четвертое утро, проснувшись, да потянувшись от стонотного ночного счастья, не найдет ни парня, ни кошеля, что в сундуке лежал, да и самого сундука не найдет. Выбежит на подворье: стайка распахнута, сарайка - тож. Тихо пусто, а за плетнем соседка, которая вчера от зависти чуть не удавилась, на всю деревню хохочет: лови свое счастье.
      Всполохи… Шак по пояс в воде толкает осевшую телегу. Мокрый, до судорог замерзший Саня тащит на тот берег Цыпу. Несет на плече, как волки барашков. Обрывая кожу на ладонях, цепляется за ветки и камни. Собака рычит от натуги, тянет завязшую лошадь. Сечет холодный дождь. Фасолька плачет на том берегу.
      Если он уйдет с Чалым, - и не продадут, разумеется, - будет жить в свое удовольствие. Много ли надо, чтобы людей обманывать? Он, считай, всю жизнь их обманывал, человеком прикидывался, как мамка научила. Закружится кот. Серьгу в ухо… гитару дадут. Будет петь, бабам в глаза заглядывать. Главное - не забывать, что за тобой смотрят. Шаг в сторону - тебя за шиворот хвать: куда, котяра, наладился?
      Хлеб, сало, луковица, немного вина… суровый Шак, ехидный собака… девочки. Некому будет нести Цыпу на берег, сама пойдет по пояс в ледяной воде, цепляясь за телегу.
      Саня передернул плечами. В теплый летний вечер по коже продрало морозом. Полоса шерсти на спине встала дыбом.
      — Шак, я пойду с тобой.
      — До конца? - поднял голову Апостол. На Саню глянули темные усталые глаза. Ни радости, ни одобрения, ни тем паче торжества. Разве, отблеск понимания. Да какое понимание! Просто тени играют, сбивают глупого кота с толку. Ведь завтра же будет локти кусать, клясть себя за дурость.
      — До конца пойду, - твердо сказал Саня.
      И чуть не завалился на спину. Фасолька, обхватив сзади руками, зацеловала в затылок, в шею, затормошила.
      — Ах, ты мой котенька! Ах, ты мой ласковый.
      Чалый сидел, дергал верхней губой - точь-в-точь лошадь - сейчас укусит. Шак Апостол наконец улыбнулся. Собака нехотя поднялся с нагретого места:
      — Пошли, Санька, цыган из лесу принесем. Пусть их баро забирает.
 

***

 
      Телега, подскакивая на мелких ухабах, переваливалась боками. Трясло, так что клацали зубы. Правила Солька. Цыпа сидела, вцепившись в бортик. Лежа на соломе, Саня пытался читать.
      Зряшное дело. Не то, что буквы, вся книжка прыгала перед глазами, бешеным зайцем. Упустив в который раз строчку, кот захлопнул книгу, поискал, куда спрятать и, наконец, засунул себе в мешок. На привале, случится минутка, он ее опять откроет.
      Второй день задворками княжества Венс они пробирались к восточной границе. Чалый указал дорогу верно. Может, и пожалел потом, только слово не таракан, влезло в чужое ухо, не выковырнешь. Шак с Собакой то и дело сверялись с нарисованной на старой клеенке картой. По ней, до границы оставался дневной переход с небольшим гаком. Гак они решили не считать. Вряд ли Чалый сильно ошибся. Так что к вечеру арлекины рассчитывали добраться до лесного урочища, по которому в этом княжестве было принято гонять контрабанду.
      Саня поежился. Не думал, не гадал, жил в согласии с законами, - старался, во всяком случае, - а тут попал, так попал. И обратной дороги уже нет. Он себе ту дорогу отрезал собственным поганым языком. Сто раз была права мамка: гордость еще ни одного кота до добра не доводила. Ехал бы сейчас у Чалого в кибитке, халву кушал, вином запивал. Сам весь черный, в ухе серьга, на ногах шикарные сапоги лучшей цыганской работы. А еще бы ему Чалый дал рубаху красного атласа. О! Гитару забыл. Гитара бз-з-зым-м-м. Вай, вай, вай, загубила-а-а ты мою головушку…
      — Цыпа, а вы давно вместе?
      — Давно, наверное.
      — Что значит: наверное? Ты разве точно не помнишь?
      — Помню. Только я не всегда была с ними. Уходила.
      — Надоело скитаться?
      — Меня замуж взяли.
      — И что?
      — И ничего! - обернулась Фасолька. - Отстань от нее.
      Саня, оторвался от созерцания облаков. У Сольки даже спина выражала возмущение. Он глянул на Цыпу. Та продолжала цепляться за бортик. Пальцы побелели, глаза закрыты, сморщилась. И так не красавица, а стала уж просто-таки страшна. И вот-вот расплачется, сообразил кот.
      — Цыпочка, прости, если обидел. Я ж не хотел.
      Вроде и не виноват, а кажется, что виноват. Ну, бабы! Никогда не знаешь, от чего они крик поднимут. Что он такого сказал-то?
      — А хочешь, я тебя на коленях подержу? Брось ты этот бортик. Иди ко мне.
      Цыпа будто не слышала. Саня переполз к ней и мягко боднул головой в живот.
      — Цы-ы-па? Ну, погладь меня. Сразу с души камень свалится, - подсунулся под руку, которая не сразу, но таки провела по лохматому затылку. - Еще, еще гладь, а я мурлыкать стану.
      Над головой заквохтало. Саня посмотрел. Цыпа уже точно не собиралась реветь. Сморщенное личико разгладилось. Она опять хихикнула. За ней следом звонко залилась Солька:
      — Ну, Санька, ну, хитрец. Давай я тоже заплачу, а ты меня пожалеешь.
      — Чтобы Апостол мне потом шею свернул?
      — Делать ему больше нечего. Если бы он всем моим мужикам шеи сворачивал, в стране бы население уполовинилось. Ты на то, что ночью было, не смотри.
      — Я думал, он твой муж, - смущенно отозвался Саня.
      — И он, и Эдвард. Они оба - мои мужья. И ты будешь. Только, чур, с ними не драться. Каждому достанется. Я ж - Фасолька.
      Что-то такое про дриад говорили. Саня думал - байки. Ан, нет. Его мгновенно обдало жаром. Он даже от курицы отодвинулся. Сухое жилистое тело Цыпы вдруг показалось деревянным. А рядом, руку протяни, перед глазами туда сюда ерзает широкий зад Сольки. Телегу в очередной раз подбросило. Саня, считай, не заметил. В штанах стало тесно. Лицо запылало. Он потянулся и сунул руку девушке под ягодицы.
      — Ой! - заорала Солька. - Ты, что с ума сошел?
      — Ага, - глухо прорычал Саня.
      А нечего. Пусть не дразнится. Фасолька обернулась.
      — О! Так бы и сказал, что не терпится. Мне ж разве жалко? Цыпа, держи вожжи.
      Курица без звука оторвалась от бортика и кое-как перебралась на облучок, а светловолосая румяная Солька колобком скатилась в руки коту.
      — Ну, где ты там… Хо, котик… Вот так котик! Погоди, я сама развяжу… Сумасшедший. Погоди. Какой ты гладкий… О-о-о! А-а-а! Погоди. Вытащи. Я хочу потрогать. М-м-м…
      Давай! Давай. Еще. Еще. Еще. Не отпускай. Ай, ай… А-а-а-а!
      Все уже кончилось, но Саня не сразу от нее оторвался. Внутри звенела пустота. Телегу трясло. Когда поднял голову, перед глазами прыгали гладкие Солькины груди. Он провел по одной пальцем. Девушка застонала. Над верхней губой у нее собрались бисеринки пота. Саня перекатился на бок. Девушка сладко потянулась, подставляя горячую грудь ветерку. Юбку не одернула. Так и лежала, раскинув в стороны полные белые ноги. Сане показалось: от переполнявшей ее сейчас жизни, зазеленеет солома, на которой только что произошло соитие. А уже через минуту она вскочила, затормошила Цыпу:
      — Отдавай вожжи. Эй! Лошадка, пошла, пошла! - уселась на облучок и, вздернув упряжью, зачмокала, подбадривая сонного конька.
      Цыпа с каменным лицом перебралась на свое место. До вечера, до самого привала она больше не вымолвила ни слова. А Саня, собственно, и не настаивал. Сказать проще, он все это время проспал.
      Урочище, имевшее в народе неслучайное название "Сквозняк", отличалось от окружающего пейзажа жуткой густолесностью. Лесной язык, перекинутый из княжества Венс в ничейные земли, сопровождала цепочка холмов. Казалось бы, носи себе контрабанду по лысоватым взгоркам. Нет, так уж сложилось. Слух, объясняющий странное поведение контрабандистов был и всего-то один: пойдешь другой дорогой, вообще никуда не придешь, или ничего не донесешь, кроме собственных ног.
      Место определилось давно и успело обрасти массой легенд, домыслов и страшилок. Из-за них, надо полагать, никаких пограничных постов тут отродясь не водилось. От населенных мест к урочищу вела единственная изрядно разбитая и заросшая дорога. За кромкой леса она делала пару петель и только потом вливалась в аккуратную круглую поляну. От поляны расходились уже две дороги. Каждая шла вдоль своей цепочки холмов. Одна называлась Длинной, другая Короткой.
      — По которой поедем? - спросил Шак у Эдварда. Саня так понял, что Апостол в этих местах вообще не бывал. А Эд - в юности… нет, в детстве… или… ну, в общем…
      Во младенчестве, мстительно подумал кот, еще не забывший собаке ехидных придирок, мама за распашонку таскала… от норы к норе. Собака как подслушал, обернулся и пристально посмотрел коту в глаза. Саня от неожиданности потупился, тут же себя обругав: ну какого бы лешего? Что хочу, то и думаю!